Измена (гет)

Закон от 20 июля 1998 года. Все волшебники в возрасте от 18 до 45 лет, не состоящие в браке, должны явиться в министерство для регистрации и дальнейшего выбора будущего супруга. Отказ вступить в брак с выбранным волшебником или же игнорирование закона послужит поводом для заключения в Азкабан или изгнанию из магического сообщества с лишением магии, всего имущества и возможностью общаться с кем-либо из знакомых. В течение следующих трёх лет супруги должны обзавестись минимум одним ребёнком, в противном случае будет проведено принудительное оплодотворение. По всем вопросам обращаться к главе отдела по регулированию магических браков Матильде Хорс.

* * *

Гермиона просыпалась неохотно. Всё тело ломило, будто накануне она таскала огромные камни, а в правом виске засела тупая боль, которая, как она знала, очень скоро охватит всю голову, и тогда уже не помогут ни лекарства, ни сон. Перевернувшись с правого бока на спину, она уставилась в потолок. Слева раздавалось тихое ровное дыхание, такое родное и привычное, что в груди на миг всё сжалось от счастья. Такие моменты в её жизни были редкостью, и она наслаждалась каждой секундой. Стараясь не делать резких движений, чтобы не вызвать сильный приступ боли, она повернула голову и слегка улыбнулась, глядя на спящего мужчину. Ему часто снились кошмары, даже тогда, когда она с ним оставалась на ночь, но в эту ночь всё было иначе. Он слегка улыбался, и Гермионе захотелось, чтобы ему снилась она. Глаза Гермионы обежали кучерявые светлые волосы, в которые так приятно было зарываться пальцами, лоб, густые брови, которые он любил хмурить, ведь тогда Гермиона пыталась разгладить морщинки на его лбу подушечками пальцев, длинные ресницы, о которых она могла только мечтать, прямой нос и губы. Как ей хотелось поцеловать их, но ей пора было возвращаться домой. Полюбовавшись на любимого ещё минуту, она осторожно выскользнула из кровати. Холодный пол обжёг ступни, и ей захотелось вернуться в тёплую кровать, но она переборола это желание.

Её одежда валялась на полу, брошенная накануне в пылу страсти. Надев нижнее бельё, она натянула чёрное облегающее платье, купленное за круглую сумму в одном из шикарнейших маггловских магазинов, и оглядела комнату в поисках чулков. Они обнаружились под креслом, и через минуту Гермиона была готова. Её сумочка висела на крючке возле зеркала, и Гермиона, подойдя к нему, достала помаду и легко написала на зеркале:

Люблю тебя и уже скучаю

Накрасив губы, она осторожно поцеловала поверхность зеркала, оставив отпечаток губ.

— Ты уже уходишь? — раздался сонный голос, и Гермиона обернулась.

Опираясь на локти, её любимый мужчина приподнялся и сонно смотрел на неё.

— Мне пора. Муж скоро проснётся, не хочу нарваться на конфликт.

Гермиона быстро подошла к нему и, наклонившись, поцеловала в лоб.

— И когда мы теперь увидимся? — подавляя зевок, поинтересовался он.

— Точно не знаю. Я напишу тебе. А теперь спи. Ты совсем сонный, — Гермиона улыбнулась и подтолкнула его плечи, заставляя лечь обратно.

С лёгким сожалением она покинула спальню.

* * *

Ей никогда не нравился дом, который купил муж в честь их свадьбы. Окружённый забором и шикарным садом, он стал для неё тюрьмой. Всё в двухэтажном здании, начиная от входной двери с изящным звонком и заканчивая шикарной террасой и бассейном на заднем дворе вызывали у неё ненависть и желание сбежать. Когда она только приехала с будущим мужем в этот элитный район, она надеялась, что, возможно, всё наладится. Соседи, пусть и магглы, казались интересными людьми, с которыми можно было найти общие темы. Но уже через неделю Гермиона была готова на стенку лезть от чопорности и надменности окружающих её людей, от прикосновений мужа, от навязчивости свекрови, которая всё говорила о том, как было бы замечательно, если бы она переехала к новоявленным супругам.

Гермиона прошла к дому по дорожке, посыпанной гравием, и задержалась у двери. Лёгкое волнение охватило её и отозвалось дрожью в пальцах.

— Возьми себя в руки, ну же! — процедила она сквозь зубы и отворила дверь.

В коридоре было темно. Осторожно обойдя тумбочку для обуви, она прошла к лестнице, ведущей на второй этаж. На миг остановилась и сняла туфли на каблуках, чтобы не издавать лишнего шума. Легко ступая, она поднялась на второй этаж и уже хотела пройти мимо раскрытой двери гостиной в сторону спальни, как резко вспыхнул свет и раздался хриплый голос:

— Вернулась?

Чертыхнувшись, Гермиона медленно зашла в гостиную. В кресле возле камина сидел Рон. Лицо его осунулось, под потухшими глазами пролегли тёмные тени, молчаливые свидетели бессонной ночи.

— Здравствуй, муж, — нарочито беззаботно произнесла Гермиона, садясь в кресло напротив.

Щёлкнула пальцами, вызывая домовика, приказала принести бутылку вина и бокал.

— Не рановато ли для алкоголя? — нахмурился Рон.

Гермиона не ответила. Домовик появился через несколько секунд и поставил на столик возле кресла хозяйки чуть пыльную бутылку и сверкающий в свете лампы бокал. Поклонившись, существо исчезло с тихим треском. Гермиона откупорила бутылку и налила себе полный бокал. Пригубила вино и в наслаждении закрыла глаза.

— Где ты была? — глухо спросил Рон.

— Тебя это не касается, — спокойно ответила Гермиона. Волнение исчезло.

— Я твой муж! — повысил голос Рон. Желваки на его лице вздулись, и Гермиона невольно подумала, что он легко может её ударить.

— Мне плевать. Я не хотела, чтобы ты был моим мужем. Если бы не этот чёртов закон…

— Но как же так, Гермиона? — неожиданно в голосе Рона прорезалась тоска и непонимание, почти детская обида. — Ведь мы же столько лет дружили…

— Именно, что дружили. Я никогда не хотела настолько близких с тобой отношений. Мы были прекрасными друзьями, Рон. И я надеялась, что всё так и останется. Когда вышел тот закон о браках что ты мне сказал? Что ты мне обещал? — еле сдерживаясь, чтобы не сорваться на крик, вопрошала Гермиона. Она залпом допила вино и налила себе ещё.

Рон молчал, с болью смотря на неё. Он казался старше своих двадцати семи лет, гораздо старше. Даже Гарри не выглядел настолько плохо, хотя вся его голова была побита сединой, а в уголках глазах навсегда залегли тонкие морщинки.

— Ты обещал, что мы сбежим! — Гермиона нервно сглотнула. Ей стало сложно говорить, будто кто-то сдавил горло. — Ты обещал. Говорил, что мы убежим во Францию или Италию, и там спокойно будем жить. А потом, когда нас решили поженить, ты резко передумал.

— Я не ожидал, что нас решат объединить в пару, — тихо ответил Рон. — Я ведь любил тебя, Гермиона. И когда нам пришло известие, что мы должны пожениться, я был счастлив. Это то, что о чём я мечтал. И я думал, что и ты не будешь против. Ведь ты же была готова со мной сбежать. Так какая разница?

— Какая разница? — Гермиона засмеялась. — Не думал же ты… — она запнулась, и глаза её расширились от догадки. — Ты думал, что я решила с тобой сбежать, чтобы пожениться? — тихо прошептала она.

Рон молча кивнул. Гермиона прижала пальцы к вискам, чувствуя, как боль расползается, словно туман. Неожиданно она рассмеялась хриплым смехом. Поднялась, достала из сумочки сигареты и, подойдя к окну, открыла его и закурила.

— Подумать только! — качая головой, произнесла она. — А я, наивная, думала, что мы с тобой просто друзья…

— Где ты была? — резко перебил её Рон.

— А ты сам подумай, — не смотря на него, ответила Гермиона, наблюдая за сигаретным дымом.

— Опять была у своего… маггла? — злобно выплюнув последнее слово, поинтересовался Рон. — Ты ведь для него так нарядилась?

— Я наряжаюсь для себя, — сухо произнесла Гермиона. — Мне нравится маггловская одежда гораздо больше этих бесформенных мантий.

— Ты выглядишь как шлюха, — выплюнул Рон.

Гермиона опять рассмеялась диким прокуренным смехом.

— Мне всё равно, что ты думаешь, Рональд. Ему нравится, как я одеваюсь. И имей ввиду, это платье купил мне он. Просто так, без повода. Только потому, что оно мне понравилось. А когда ты в последний раз делал мне какой-нибудь подарок просто так?

— Я не думал, что ты настолько меркантильная. Отношения не исчисляются количеством и ценой подарков. Главное ведь совсем не это…

— А что же?

— Забота, внимание, поддержка.

— О да! — Гермиона повернулась лицом к Рону. — И что из этого даёшь мне ты? Ты дома практически не бываешь. Почти сутками напролёт ты сидишь на своей чёртовой работе, и даже на выходных умудряешься сбежать из дома! А мне осточертело это всё! Понимаешь, осточертело!

— Что тебя не устраивает? — Рон поднялся и подошёл к ней. Он был на добрых полторы головы выше неё, и Гермионе пришлось задрать голову. — У тебя есть всё! Дом, деньги, положение в обществе, наш сын, в конце концов!

— Не смей мне про него говорить! — прошипела Гермиона, хватая его за ворот рубашки и заставляя наклониться. — Этот сын меня чуть не убил! Ты хоть помнишь, к чему привели роды? А? И где ты был, когда я сорвала голос от криков и уже не в силах была даже плакать от боли? Когда меня на живую резали, чтобы достать это маленькое чудовище из меня? Где ты был? Где были твоя поддержка и забота?

— Ты же знаешь, — глухо произнёс Рон, — что я был с отцом. Он умирал…

— А я не умирала? — истерично выкрикнула Гермиона. — Я, по-твоему, на курорте была?

— Я уже извинялся за это, тысячу раз извинялся, — прошептал Рон, закрыв глаза. — Что мне надо сделать, чтобы ты перестала меня винить в том случае?

— Ты уже всё, что мог, сделал! — неожиданно ровно сказала Гермиона и, оттолкнув мужа от себя, вернулась в кресло. Допила остатки вина прямо из бутылки, и вызвала домовика с новой бутылкой.

— Прекрати пить, — приказал Рон. — Ты хочешь совсем спиться?

— О, а вот и твоя хвалёная забота, — ядовито отозвалась Гермиона.

Рон тоже вернулся обратно в кресло. Закрыв лицо руками, он несколько минут сидел без движения, а потом глухо проговорил:

— Как ты могла изменить мне, Гермиона? Неужели тебя не мучает совесть?

— Многие изменяют, — пожала плечами Гермиона, — спроси у Джинни. И ничего. Гарри на это не обращает внимания. У самого рыльце в пушку.

— Я не изменяю, — тихо прошептал Рон, глядя ей в глаза.

— Ну и зря, — Гермиона внимательно посмотрела на мужа. — Ты должен понять, что я не люблю тебя, следовательно, ревновать не буду. К счастью, за супружескую неверность в Азкабан не отправляют, а в обществе, в свете закона о браках, уже давно не воспринимают адюльтеры как что-то греховное. Всех нас вынудили связать себя узами брака, и каждый понимает, что значит быть с нелюбимым человеком.

— Ты ошибаешься, Гермиона, — покачал головой Рон. — Есть куча пар, которые счастливы в браке. Тот же Дин с Лавандой. Казалось бы, что между ними общего? А я каждый день их вижу, как они идут на работу, как они смотрят друг на друга, иногда вижу их в парке с их дочерьми. И сам Дин мне говорил, что он безумно счастлив и рад, что министр издал тот закон, ведь иначе он мог упустить Лаванду. А Гарри с Джинни? Я не верю, что они друг другу изменяют. Тебе лишь бы перевалить с больной головы на здоровую. Ты хоть раз замечала, как они к друг другу относятся? Сколько любви и заботы в каждом их жесте, взгляде и слове?

Гермиона равнодушно смотрела на мужа. Ей было жаль его. В конце концов, он был её другом, и ей никогда не хотелось причинять ему боль. Но девять лет назад Министерство магии решило лишить их свободы и права выбора. Тот пресловутый закон перевернул с ног на голову привычный для всех мир. Те, кто совсем недавно защищал Хогвартс от Пожирателей, терял родных и друзей, ещё не успел залечить свои раны и зализать шрамы. Гермиона до сих пор помнит молчаливую толпу с потухшими глазами в коридорах министерства. Подростки, только-только ступившие во взрослую жизнь, молодые волшебники, которые планировали обручиться и создать семью, но не успели, ведь теперь пару им должны были выбирать работники отдела по регулированию магических браков. Тогда её, Гарри и Рона пригласили к министру Кингсли. Тот сказал, что они на особом счету, поэтому по поводу своих браков могут не переживать. Гермиона надеялась, что им разрешат не вступать в брак, но реальность насмешливо скинула её в яму отчаяния, когда им с Роном пришли повестки.

Гермиона чётко помнила свою свадьбу. Чтобы высказать свой протест, она пренебрегла стандартным свадебным фасоном платья, и заказала в маггловском салоне бесстыдно дорогое платье с полностью открытой спиной и оголёнными плечами, обтягивающим лифом и длинным шлейфом. Её свекровь, Молли Уизли, лишь возмущённо покачала головой и предложила накинуть сверху шаль, но Гермиона отказалась. Рита Скитер не поленилась настрочить статью на две страницы про скандальную невесту, обмыв косточки Гермионе. Но той уже было плевать.

Гермиона до последнего оттягивала рождение ребёнка. Всю свою беременность она с ненавистью смотрела на растущий живот, проклинала плод, который больно пинался и вызывал жуткие боли в спине, а про роды она и вспоминать не желала. Пытки Беллатрисы казались ей любовной лаской по сравнению с той болью, что она перенесла.

А потом она встретила Марка. Впервые в жизни она влюбилась до дрожи в коленках и бабочек в животе. Сначала ей было страшно изменять, но чувства взяли верх. Она с головой окунулась в отношения с Марком, наконец чувствуя себя счастливой. Она таяла от каждого его взгляда, слова и прикосновения, и поверить не могла в то, что её тело может так реагировать на прикосновения мужчины.

Марк дарил ей дорогие подарки, водил в рестораны и следил за тем, чтобы она ни в чём не нуждалась. Каждый раз, когда Гермиона возвращалась с новым платьем или обновлённой причёской, это не оставалось незамеченным Молли Уизли, которая недовольна ворчала, что деньги тратятся на всякую ерунду и лучше было бы их потратить на сына. Рон никогда не встревал в стычки жены и матери, только хмурился и уходил подальше. А Гермиона всё реже стала появляться в доме свекрови, которая после смерти мужа, казалось, совершенно не знала, куда себя деть, поэтому дни напролёт проводила с соседками, сплетничая, или же заходила в гости к детям, не забывая делать выговоры своим невесткам.

— Знаешь, Рон, — медленно произнесла Гермиона после долгого молчания, — я устала. От всей своей жизни. Я больше не хочу жить в этом доме, терпеть твои прикосновения и раз в месяц ходить на приём в министерство и строить из себя примерную жену. Лучше лишиться магии и доступа в магический мир, чем жить вот так. Это не моя жизнь, Рон. И я хочу уйти.

Рон сгорбился и спрятал лицо в ладонях. На миг Гермионе захотелось подскочить к нему, обнять и сказать, что она пошутила, но она сдержалась.

— Прости меня, — тихо проговорила она, — ты был отличным другом. И я никогда этого не забуду.

— У меня нет не единого шанса? — осипшим голосом спросил Рон, поднимая на неё взгляд.

Никогда она не видела такого выражения лица. Он будто постарел, а в глазах плескалась такая боль, что Гермиона почти ощущала её волны.

— Прости, — повторила Гермиона. Она поднялась и подошла к нему. — Я не против, чтобы сын остался с тобой. Так будет лучше. Ты отличный отец, Рон. Уверена, ты ещё будешь счастлив. После развода у тебя есть целый год на… восстановление.

— Мне никто не нужен, кроме тебя, — Рон схватил её за руку и прижал её к своим губам. — Не уходи, Гермиона. Я обещаю, что стану лучшим мужем! Ты полюбишь меня, Гермиона. Только не уходи, — её руки коснулось что-то мокрое, и она поняла, что Рон плачет.

Она мягко высвободила руку и произнесла твёрдым голосом:

— Я не изменю своего решения, Рон. Если ты любишь меня, то отпусти.

— Мама? Папа? — раздался звонкий голос с порога.

Гермиона обернулась и увидела сына. Босой, в пижаме, слегка великоватой ему, держащий в руках плюшевого мишку он был прелестен. Но Гермиона ничего не чувствовала к нему. Её семилетний сын был копией отца, и только рыжие волосы были кудрявыми, как у матери. Гермиона уже представляла, каким красавцем вырастит её сын.

— Всё хорошо, Майк, — улыбнувшись, произнесла она, — иди спи. Ещё рано.

— Почему папа плачет, мамочка? — Майк не двинулся с места.

— Понимаешь, Майк, — Гермиона подошла к сыну и наклонилась, чтобы её лицо было на одном уровне с его, — жизнь — не детская сказка, и иногда случаются разные события, которые даже взрослый человек с трудом может пережить. И тогда он вынужден выпустить свои эмоции. А слёзы помогают, Майк. Помни это. Нет ничего постыдного в том, чтобы плакать. Папе сейчас сложно, поэтому он плачет.

— А почему ты не плачешь? — внимательно глядя на мать, спросил мальчик, сильнее прижимая к себе игрушку.

— Я уже плакала, — выдавив улыбку, ответила Гермиона. — Я уже столько плакала, что у меня закончились слёзы. А теперь возвращайся к себе, Майк.

* * *

Марк вышел из душа и первым делом направился к зеркалу, на котором Гермиона оставила ему послание. Она всегда так делала, и каждый раз его домработница недовольно качала головой, но не смела возмутиться вслух. В конце концов, она получала неплохие деньги.

Звонок в дверь заставил Марка вздрогнуть. На ходу натягивая джинсы, он сбежал по лестнице на первый этаж и отворил дверь. Увидев нежданного гостя, он удивлённо вскинул брови и тихо прошептал на выдохе:

— Ты?

* * *

Сегодня было найдено два тела в доме миллионера Марка Эванса на Гросвенор-кресент-улице. Хозяин дома был найден мёртвым в своей гостиной. Вместе с ним так же было обнаружено тело молодой белой женщины. Причина смерти неизвестна, обстоятельства гибели уточняются. По предварительным данным, поводом для убийства могла стать ревность. По словам соседей, они видели, как из дома за час до обнаружения тела выходит молодой рыжеволосый мужчина. Никаких данных о нём нет. Всех, кто располагает какими-нибудь сведениями об убийстве, просим обратиться в полицию.

* * *

С прискорбием сообщаем о гибели героини войны Гермионы Грейнджер-Уизли. Выражаем соболезнования родным и друзьям, а в особенности мужу и сыну. Мы никогда не забудем тебя, Гермиона.

Рон опустил газету и, спрятав лицо в руках, тихо прошептал:

— Прости меня, Гермиона.