Хранитель равновесия (джен)

Корусант гудел, как растревоженный пчелиный улей. Планета — город всегда был таким на его памяти. С тех самых пор, как он попал сюда впервые, чтобы стать джедаем. Много лет прошло с тех пор, очень много. И столько всего произошло за это время с ним, что хватило бы, кажется, на несколько десятков жизней. Мог ли он предположить, когда радовался, что выбрался с Татуина — пусть и без матери — что всё закончится… так?! Нет. Не мог. Если бы он тогда знал, скорее всего, и не решился бы покинуть женщину, породившую его, но… Сила решила иначе.

Корусант шумел, как и всегда. Там, далеко внизу, кипел полной жизнью огромный город. Люди суетились, бежали куда-то по делам и ничего не замечали. Их не заботило — и никогда не заботило — то, что происходило вокруг. Сверкали вывески, гудели двигатели спидеров, играла музыка в открывавшихся ночных клубах, и ничего-ничего не менялось.

Что бы не происходило — этот город не менялся. Может, потому что большинство из его жителей не знали о происходящем, может, потому что им это было безразлично. Да, они шептались беспокойно о том, что джедаи уничтожены, с дрожью думали, какое будущее принесёт им преобразование республики в первую галактическую империю. Но катастрофы, которую так боялись джедаи, не произошло. Жизнь продолжалась, даже пав во тьму. Даже его жизнь продолжилась, несмотря на то, что его мир был уничтожен. Уничтожен собственными руками.

В разуме, в сердце его расползалась пустота, ядовитой кислотой болезненно растворяя и поглощая накопленные им воспоминания, чувства, запретные привязанности. Но сам он не обращал на это ни малейшего внимания. Не в его духе было сожалеть о принятых решениях, не в его духе было колебаться. Он выбрал сторону, а значит, прошлое осталось в прошлом и больше не имело значения. Теперь, став ситхом, он понял, наконец, что значит отпускать. И в этом была своя ирония, ведь ситхи черпали силу в эмоциях, в ярости, в прошлом. А у него, как у настоящего джедая, больше не за что было цепляться. И всего-то и нужно было ввязаться в политические интриги и стать спусковым крючком в набиравших ход событиях древнего противостояния Джедаев и Ситхов. Событиях, закончившихся пошатнувшимся равновесием.

Казалось, всё должно было сложиться иначе. Но… это было всего лишь иллюзией. Сила правила вселенной, и она — не ситхи и не джедаи — решила, что в сложившемся порядке нужно что-то менять. Сама ведь по себе она не была ни тёмной, ни светлой. Таковой её делали или видели живые существа. А ей не было дела до их предрассудков.

Да, если бы то, что произошло, не должно было произойти — не существовало бы ни пророчества, ни его самого. А значит, он должен был раскрыть Палпатина, должен был во время нападения магистра Винду понять, что у канцлера есть запасной план. И, главное, он должен был, наконец, осознать, что единственная возможность спасти галактику — встать на сторону победителя, как ученик, как ситх, и сдерживать амбиции Дарта Сидиуса хоть немного.

Единственная возможность, потому что джедаи оказались слепы. Даже магистры Йода и Винду. Йода слишком долго носился с равновесием, не заметив, как за его спиной паук опутал паутиной галактику и его самого. Винду позволил взять верх над разумом честолюбию, возомнив, что джедаи — мудрейшие, и не могут заблуждаться, а ещё что он сам не может проиграть ситху. Даже за канцлером он отправился, прихватив с собой не самых опытных и умелых джедаев.

Он понимал, почему не взяли его — просто не доверяли, ведь Палпатин следил за ним с тех пор, как он, ещё совсем ребёнком, даже не падаваном, уничтожил одну из станций Торговой Федерации, которая блокировала Набу.

И не зря джедаи были против его обучения, и не зря канцлер заинтересовался им. Да, теперь он как никогда чётко понимал, что происходило в его прошлом и почему. Он действительно был избран силой. Или ему хотелось так думать, потому что Квай-Гон — единственный джедай, которого он по-настоящему уважал — в это верил. А ещё потому, что это объясняло всю его жизнь, всё, что с ним происходило порой невероятного, всё, что привело к тому, к чему привело.

Он был избран сохранить равновесие, по какому-то там пророчеству, которое каждый трактовал по-своему. Джедаи думали, что он окончательно уничтожит ситхов. Ситхи думали, что благодаря ему галактика снова окажется в их власти. Но все они упустили одно: ему было суждено сохранить равновесие, а это означало, что он не мог встать ни на чью сторону. Избранный или нет, но он ведь всегда был изгоем. Подвергал сомнению постулаты джедаев, находил мудрость в учении ситхов… У него было собственное мнение обо всём, словно бы он видел происходящее в галактике с тех сторон, с которых не видел никто больше. Словно бы кто-то или что-то приоткрывало для него завесу сумрака, поглотившего великие умы и скрывавшего в себе ото всех, кроме него, нечто большее.

И к чему всё это привело? Он и стал тем, кем был рождён. Взвалил на себя страшную участь предателя, виновного в гибели ордена. Юнлинги, долженствующие стать новым поколением джедаев — и те погибли от его рук. А Ситхи? Сидиус был уверен, что он — в его власти. И так, наверное, и было. Он стал одиночкой, проклятой всеми марионеткой Императора. Марионеткой, чей разум не потерял надежды.

Он пожертвовал всем, что было ему дорого, ради того, что считал правильным. Матерью — чтобы стать джедаем и защищать мир, ученицей, учителем и даже женой — чтобы спасти галактику. Надеялся, правда, что Оби Ван спасёт Падме и их детей. Поддался ему, едва-едва научившись у Дарта Сидиуса управлять зримым и позволив думать учителю, что он победил. У него не хватало сил, чтобы подчинить Кеноби — и ни у кого бы не хватило — но заставить его с помощью Силы увидеть то, что ему было выгодно, он мог. И Оби Ван видел его обгорелый полутруп, думая, что с ним покончено. Даже учитель оказался слеп. Но… это было к лучшему.

Для всех он стал предателем, даже для самого себя, в надежде, что остатки джедаев смогут однажды надежду возродить. Надежду, которую чудовищным самопожертвованием сохранил он.

Он знал, его уже обвиняли в том, что он лишил галактику свободы. Но равенство, демократия — эти слова были смешны для бывшего раба. Да, он стал джедаем, да, преодолел всю ту безнадёгу и боль, что испытал когда-то, будучи рабом, но никогда не смел забывать с чего начался его путь к силе.

Бывший раб больше всего на свете стремился к свободе. Но теперь… он сам выбрал расплату за страшное преступление, которое совершил. Да, он вернулся к тому, с чего начал, навеки став рабом тёмной стороны.

И это тоже было ироничным, потому что он никогда не колебался между тьмой и светом. Для него не существовало ни того, ни другого. Йода и Оби Ван говорили, что в нём нет равновесия. Но они просто не видели, что только в нём оно и было. Тьмы не бывает без света, как и света не бывает без тьмы. Галактика была одна, единая, всегда. И не было в ней никакой борьбы. Борьбу придумали те, кто возомнил себя приверженцем лишь одной из сторон и решил, что права существования у другой стороны нет. Заблуждались джедаи, мечтавшие одолеть ситхов раз и навсегда, ошибались ситхи, жаждавшие уничтожить джедаев. Но как день сменял ночь на любой из планет, и как ночь сменяла день, как бесконечные мириады звёзд разбавляли светом неизменную бархатную темноту межзвёздного пространства, свет и тьма — были частями жизни.

А борьба… Борьба была всего лишь за власть.

И хотя реки крови уже пролились, орден был уничтожен, сенат — преобразован в первую галактическую империю, но… власть Сидиуса ещё предстояло упрочить, а для этого уничтожить тех, у кого была сила сопротивляться. Сепаратисты были всего лишь обманутыми пешками в большой игре, но, обнаружив обман, они всё ещё могли помешать. К тому же его бывший учитель и… человек, ставший братом, всё ещё был жив. Сидиус недооценивал Оби Вана Кеноби, но он не питал иллюзий. Знал — бывший учитель силён и ему хватит ума и терпения, чтобы дождаться момента и нанести удар. Сокрушительный удар, который мог уничтожить всё… И все его жертвы, все жертвы великих перемен — будут напрасны. Тем более что учителя было не убедить в том, что они были необходимы. Значит, Оби Вана тоже нужно было устранить, отыскав на немалых просторах галактики.

И вот он смотрел, как догорал закат на Корусанте. Звезда заливала кровавыми лучами улицы, дома, здание сената и бывший Храм Джедаев, прежде чем скрыться за одним из спутников, а затем и за горизонтом. Это было похоже на зловещее предзнаменование, а может, им и было. Реки крови уже пролились, а мир, который он так хорошо знал, любил и пытался защитить, погружался во тьму. Из-за него. Он чувствовал, как его разум и сердце сковывал лёд этой тьмы.

Звезда умирала в кровавом мареве Корусанта. И вместе с ней умирала свобода избранного силой и всей галактики.

Энакин Скайуокер перерождался в Дарта Вейдера.