Случайность неслучайных событий (гет)

— Харитонова! Ты где есть?

— Сижу… в Мариинке, жду, когда явиться эта Сиянкина! Ее уже сорок минут нет, и на телефон ее пресс-атташе не отвечает, — уточнять, что ждет она даже не в самом театре, а в собственной машине, Вера не стала. Не признаваться же начальству, что ее не пустили внутрь, несмотря на удостоверение и все имеющиеся договоренности!

— Так… — редактор немного помолчал, а Вера пыталась угадать, что, собственно, стряслось. Интервью с примой главной петербургской сцены было очень важно из-за развернувшегося вокруг ее мужа, крупного бизнесмена, скандала, «Ее Сиятельство», как прозвала про себя Вера несговорчивую актрису, и так уже несколько раз интервью отменяла. Больше откладывать было просто некуда. — Значит, вот что. Оставляешь оператора стеречь балерину, берешь ноги в руки… Ты на машине?

— Д-да…

— Прыгаешь, значит, в машину, и дуй к Морскому собору. Там что-то происходит.

— Что? — тут же заинтересовалась Вера. До собора рукой подать, на машине ехать полминуты!

— Вот и выясни. В Сети появилось видео с мобильных, там огорожен причал, полиция и какие-то военные.

— На причале есть кто-то? Или что-то? Катер там…

— Нет там ничего, это и странно. Давай, прошвырнись туда. Может, и пустышка, но ты же все равно там рядом. Просто так вояки не шляются по городу в полном обмундировании и при оружии! А я попробую по своим каналам пошерстить. Выясни, что там, если что стоящее, подумаем, а если нет, вернешься в Мариинку.

— Поняла!

Свои каналы в смысле военных были у Александра Владимировича, но дергать шефа по пустякам редактор, видимо, не хотел. Да и правильно делал, тот тоже по каждому пустяку своего племянника, служащего в штабе ВМФ, дергать не будет! Промелькнувший в голове образ того самого племянника, неизменно в памяти связанный со временем, о котором нельзя вспоминать, Вера тут же прогнала.

Вызванивать оператора некогда — Пашка уехал на поиски продуктового магазина, чтобы купить сигарет, а, учитывая район, укатить он мог далеко!

До проспекта Римского-Корсакова машина долетела действительно за полминуты — в два часа дня никаких пробок. Дальше встал вопрос, как быстрее — бросить машину и идти пешком через территорию собора или отправиться в объезд и подъехать к пристани по Садовой… Пешком напрямую через территорию минут пять прогулочным шагом, это Вера хорошо помнила после последней прогулки здесь. Значит, бегом три. А на машине, наверно, все же быстрее. Если она правильно помнит, пристань там одна. У моста.

Ну, да, да, у того самого моста. Но думать сейчас об этом совсем не к месту, одернула себя Вера, выворачивая в переулок. Справа мелькнули золотые, подсвеченные солнцем купола собора и тут же снова скрылись за не менее золотой листвой. Красиво. Очень красиво. Но любоваться сейчас видами тоже некогда — как и предаваться романтически-ностальгическим воспоминаниям.

Да и прошлого раза хватило по самое некуда!.. Достало же ей ума прийти сюда, когда было очень грустно и одиноко!.. Потом и вовсе стало невыносимо!

Тогда прошел только год, она давно все поняла и приняла, давно перестала ждать и на что-то надеяться, старалась жить новой и очень интересной жизнью. И это с успехом получалось, пока не прошло время, все не устаканилось, и личная жизнь, точнее, полнейшее ее отсутствие, вылезла на первый план и заявила, что так просто не уйдет. Вера работала, ездила к родным, гуляла с подругами, ходила на какие-то глупые свидания с коллегами, не оканчивавшиеся ничем перспективным — становилось все грустнее и грустнее. И тогда она пришла сюда. Черт его знает зачем! Чтобы вернуться в те счастливые месяцы, вспомнить, как это, когда ты влюблена и счастлива?.. Она рассердилась тогда на саму себя, потому что от одного вида этого места, этого моста, ступенек, этого неба над головой и колокольни собора в отдалении — всего того, что осталось прежним, таким же, стало невыносимо тоскливо. Они есть, счастья-то нет. Сережи нет.

Тогда она зареклась сюда приходить. Счастье не заключено в одном Сереже!

Любимая «бэха», перемахнув Крюков канал по небольшому мостику, послушно остановилась на светофоре. Вера попыталась рассмотреть, что происходит у соседнего моста, но за деревьями почти ничего видно не было. Что-то черное, машина какая-то наверно. Но даже ее сложно рассмотреть сквозь засыпающий аллею листопад.

Вот только два года прошло с тех пор, а счастья все равно не было. Работы становилось все больше, времени на свидания все меньше, да и глупыми они почему-то быть не перестали. Самый долгий роман продержался три месяца и закончился ничем — какому мужчине понравится, когда женщина до двух часов ночи торчит в телецентре!..

Черная машина оказалась Мерседесем Виано, очевидно, на ней «вояки» и прибыли. На самой машине опознавательных знаков не было никаких — ни тебе «ФСБ России», ни «ОМОНа» с «СОБРом», ни даже какого-нибудь «Разминирования». Таинственные какие вояки-то…

Полицейские, коих было всего лишь двое, стояли со стороны моста — там, где людей было больше. Впрочем, их было не так уж и много. Три старушки, очевидно, вышедшие на дневной променад, — они вскоре ушли, устав стоять, — парень с девушкой, что-то обсуждающие между собой и заинтересованно смотрящие в сторону канала, еще один парень, пытающийся что-то снимать на телефон, — может быть, именно его ролик и видел редактор. Вера огляделась. Красно-белую ленту полицейские натянули с обеих сторон пешеходной дороги вдоль набережной, как раз на месте спуска на пристань, но сами стояли только у одной стороны. На противоположной никого не было. Даже если ее заметят, она успеет что-нибудь снять, ну, и к тому же, удостоверение тоже может пригодиться…

Полицейские ее не заметили, даже когда она пролезла под натянутой лентой и подошла почти к самому спуску. Теперь было видно, что происходит внизу. Впрочем, ничего интересного там, к огромному разочарованию Веры, не происходило! Двое бойцов в камуфляже странно-светлого цвета — парень и девушка — разговаривали друг с другом. Говорили довольно тихо и слов Вера не слышала. Парень с девушкой казались чем-то неуловимо похожими между собой — может, только потому что оба имели русые волосы и примерно одинаковый рост, но что-то в их позах, в том, как они держали себя, было будто зеркальным. Как брат с сестрой.

Или влюбленные, почему-то вдруг подумалось, и Вера против воли посмотрела в сторону моста. Это из-за этого места ее на такие мысли тянет?..

Может, у Сережи в его отряде тоже такая девушка есть!..

Пара бойцов вдруг разделилась, белобрысый парень остался внизу, а его напарница пошла наверх. «Лучше бы наоборот! С мужиками всегда договориться проще…» — с сожалением подумала Вера, но выбора уже не было…

— Девушка… извините… — она развернула удостоверение перед недовольно взглянувшей на нее блондинкой. — Вы не могли бы в двух словах объяснить, что здесь происходит?

— Ничего заслуживающего внимания прессы, — пожала плечами та, заглянув в протянутый документ. — Пройдите за ограничительную линию, здесь нельзя находится. Тем более телевидению.

— Вы мне только скажите, что случилось, и я уйду.

— Я не могу, — покачала головой блондинка, и вдруг отвлеклась от Веры, будто к чему-то прислушалась, затем подняла руку к шее и произнесла: «Иду!». Развернулась и быстрым шагом пошла обратно к спуску.

Вера осторожно выглянула: если девушка так поспешно ушла, значит, что-то изменилось. Ей о чем-то сообщили. Она вернулась к парню, они перекинулись парой слов и теперь оба смотрели вдаль, в сторону канала Грибоедова. Вера обернулась, но ничего не заметила, хотя уловила пока тихий звук приближающегося катера. Звук его мотора становился все отчетливее и громче, и вдруг Вера сквозь него услышала:

— Девушка, вы бы шли своей дорогой, здесь нет ничего интересного! — это крикнул белобрысый, заметив ее наверху. Но тоже, как и его напарница, сразу отвлекся на подходящий катер. — Физик, подходят! — крикнул он вдруг куда-то в сторону микроавтобуса.

Физик? Или ей послышалось?.. Какое странное обращение. А, или это позывной? Точно, у них же в армии позывные! Для конспирации.

Интересно, какой позывной у Сережи?..

Вера хотела рассмотреть тех, кто в катере, но боковым зрением заметила вылезшего из раскрытой двери микроавтобуса бойца. Он был одет так же, как и его коллеги, в светло-серый пятнистый камуфляж. Одной рукой придерживал автомат, висящий на плече, другую держал у шеи и что-то говорил. Видимо, по какому-то небольшому микрофону, так же, как и девушка-боец, поняла Вера. Почему-то она рассматривала его снизу вверх и до лица добралась в последнюю очередь — в этот момент он повернулся обратно к машине, и лица она не разглядела. Подумала только, что общим обликом — ростом, стрижкой, цветом волос, чем-то общим в фигуре — он напомнил Сережу.

Вера еще раз не удержалась от взгляда на мост, и перед внутренним взором быстро-быстро пробежали картинки: разговор, тот вечер, кафе, эти мосты в дымке белой ночи… От воспоминания того, как ляпнула про красивые глаза, по привычке стало стыдно, хотя ничего «криминального» и не произошло.

Интересно, что бы она стала делать, если бы вот так встретилась с Сережей?.. Три года назад она столько придумала таких «случайных» встреч, что по ним можно было бы сценарии для фильмов писать!..

Не знает она, что стала бы делать. Хочется просто увидеть хотя бы…

А вдруг она его не узнала бы?.. Три года прошло!..

Боец теперь стоял к ней спиной, точнее, пятой точкой, потому как его голова и плечи скрывались в салоне. На солнце блеснул экран раскрытого ноутбука — видимо, пошел проверять какую-то информацию.

Вера переключила внимание на пришвартовавшийся катер и постаралась хоть что-нибудь заснять. Из него вылезли трое — крупный мужчина, женщина с собранными в хвост рыжими волосами и еще один мужик, которого они вдвоем выволокли за связанные руки. На мужчине и женщине тоже была камуфляжная форма, но другого цвета — темная, с коричневыми пятнами. А связанный мужик был в водолазном костюме.

— Кот, принимай! — крикнула женщина, и белобрысый, и так, в общем-то, готовый всячески помогать, тут же протянул руки, помогая бандиту — ну, очевидно же, что бандиту! — вылезти. Девушка подхватила бедолагу, почему-то еле переставляющего ноги, с другой стороны, и вдвоем они поволокли его по противоположному спуску наверх, наверно, к микроавтобусу.

Момент, когда тот высокий боец, который напомнил Сережу, вышел из машины, Вера пропустила, занятая происходящим у воды. Увидела его уже внизу, когда он подошел к мужчине (только сейчас заметила, что и у того волосы рыжие, только светлее) и женщине. Втроем они вытаскивали из катера желтые баллоны с какими-то шлангами — видимо, водолазное оборудование. То ли бандит где-то собирался нырять, то ли они сами за ним ныряли. Кажется, камуфляж на них мокрый, хотя на расстоянии точно не понять.

Внимание Веры все больше привлекал боец, напомнивший Сережу — тем, что все продолжал и продолжал напоминать. Она почти забыла о том, что надо снимать и что пытается прятаться за низенькой оградкой. Облик, фигура, рост — все заставляло вновь и вновь его рассматривать и искать сходство. Лицо все никак не удавалось увидеть получше — чаще всего он поворачивался спиной или боком, да и расстояние мешало.

Надо перейти на ту сторону, ближе к машине, решила Вера, но тут же себя одернула — она так рассуждает, будто в самом деле думает, что это может быть Сережа! Но ведь, если рассуждать логически, действительно может! Он собирался в морской спецназ — так, может, это он и есть? Навряд ли есть какой-то отдельный спецназ для рек и каналов Санкт-Петербурга!..

Он действительно похож. И лицом похож в те короткие мгновения, когда удавалось рассмотреть.

Неужели она сможет просто так отпустить?.. Посмотреть с расстояния в тридцать-сорок метров, как они сядут в машину и уедут? И так и не узнать, был это он или нет?

А ей надо это знать?..

Долго раздумывать над этим — самым, черт возьми, важным! — вопросом оказалось некогда. Все трое пошли наверх, мужчины несли оборудование.

Или сейчас, или никогда.

Вера перебежала газон по ковру опавших листьев, выскочила в аллею и очень быстрым шагом — она все же приличная девушка и уважающий себя журналист! — дошла до противоположной ограничительной ленты. Зевак здесь стало значительно меньше, видимо, поняли, что ничего интересного «не покажут». И парень с телефоном исчез (или его полицейские все же прогнали? потому ее и не заметили? им были заняты?), и бабульки, те, правда, скрылись недалеко, шли по мосту в сторону собора. Полицейские откровенно скучали и стояли в сторонке — курили и разговаривали.

Черный микроавтобус был совсем рядом, метрах в десяти, и возле него стоял блондинистый парень, которого рыжая женщина назвала Котом. Вера с интересом присмотрелась бы к нему, — любопытно же, каким нужно быть человеком, чтобы такой псевдоним себе придумать! — но все ее внимание сосредоточилось на подходящей троице. И чем ближе они подходили, тем труднее становилось дышать.

Сережа. С каждым его шагом она все отчетливее видела, что это именно он.

И только сейчас в голову ударила паника. Делать-то что?! Остаться или быстрее бежать отсюда, пока не заметил?! Почему она об этом не подумала до того, как идти сюда?!

Увидеть — нормально увидеть, близко! — хотелось ужасно. Так хотелось, что несмотря на душащую панику, она смотрела на него и все просила: «Повернись! Пожалуйста…»

Повернулся.

Она была к этому уже почти готова, но дыхание вместе с сердцем все равно остановились. Смотрела на него теперь в упор, отчетливо видела, что это он, но никак не могла поверить. Хотелось посмотреть в сторону моста и спросить у него: правда ли, это Сережа?.. Может быть, если бы это произошло в любом другом месте города, ощущение было бы иным?.. Но здесь, возле этого моста — возле их моста! — эта встреча, совершенно случайная встреча, казалась еще более нереальной, чем была на самом деле!

Сережа повернулся к своим коллегам, что-то сказал рыжей женщине, та посмотрела на него и будто недоверчиво что-то сказала или спросила, Сережа что-то ответил… Вере стало страшно, что он уедет. Уедет и даже не подойдет, не отреагирует… хоть как-нибудь!.. Но вот женщина качнула головой, что-то сказала, Сережа повернулся… и пошел в ее сторону!

Паника ударила с удвоенной силой. Пришла запоздалая мысль, что надо было все-таки бежать. Потому что они сейчас поговорят, он уедет, и надо будет как-то жить дальше.

Черт бы побрал этот чертов мост!

— Привет… — Сережа, подойдя, наклонился, поднял ленту над собой и оказался по эту сторону. Вере этот жест понравился, выглядело, как его нежелание быть по разные стороны. Почему-то это очень порадовало.

— Привет, — произнесла она и ужаснулась: получился какой-то невнятный писк. Ох, нет, надо немедленно успокоиться и взять себя в руки!..

— Глупый вопрос, но как ты здесь оказалась?

Он имеет в виду это место или то, что происходит?.. Проще всего сказать, что проходила мимо, тем более, что это не так уж далеко от истины (подумаешь, полминуты на машине!), но Сережа, конечно же, не поверит. Не хочется, чтобы он думал, будто она специально врет.

Хотя какая разница, что он подумает, если они сейчас перебросятся парой фраз и он уедет?!.. «Привет — привет», «как ты? — все хорошо», «а как ты? — все прекрасно», «пока — пока»… Что может быть глупее случайной встречи три года спустя?!

Короткой вспышкой в памяти мелькнул похожий эпизод — по ощущениям. Он задал вопрос и ждал ответа, а ее душила паника!.. Паника и — слегка! — его рука на ее шее. Тогда она приказала себе отвечать правду.

Она всегда говорила ему правду.

— Мне позвонил мой редактор, сказал, что в Интернете появилось видео. Полиция, оцепленный причал и какие-то военные. Сказал, посмотреть что да как. Я недалеко здесь была, у Мариинки. А… ты можешь сказать, что здесь происходило? Кто этот человек?

Она не могла не спросить. Прекрасно зная, что он не ответит. «Никогда не решайте за человека, что он скажет! — повторял своим студентам доктор психологических наук, профессор Хейфец. — Если можете спросить, спросите! За спрос денег не берут».

— Конечно, не могу, — качнул головой Сережа, как показалось Вере, с сожалением. Сожаление вроде как адресовано ей и это приятно, но редактору-то она что скажет?.. Редактор вот точно жалеть не будет! — Ты… что-то снимала? — кивнул Сережа на фотоаппарат в ее руке.

Вот дура!..

— Что, сейчас скажешь, что и показать вас нельзя? Секретность и все такое?

— Да… Скажу… — снова кивнул Сережа и немного улыбнулся. От этой улыбки где-то внутри противно заныло. — Покажи.

Вера, понимая, что он не сможет разговаривать с ней долго, быстро включила фотоаппарат и принялась отматывать снятое назад.

— Я не понимаю, — говорила она, пролистывая кадры, — если у вас секретность такая, почему вы в масках не работаете, как это обычно спецназ делает?

— Потому что в них неудобно.

Прекрасно! Им неудобно, а журналистам как их снимать?!

— Вот, здесь со спины, — она повернула к нему экран, где парень с девушкой волокли задержанного. — Так-то хоть можно?

При ярком солнечном свете видно было плохо, потому Сережа закрыл экран ладонью. Пока он смотрел, Вера не сводила глаз с его лица, имея беспрепятственную возможность рассмотреть. И запомнить. В последнее время ей казалось, что она не может вспомнить его лицо. Только глаза.

…твои красивые глаза здесь совершенно не при чем…

Наивная влюбившаяся девочка. Тогда. А сейчас?.. Ну, уж не наивная точно. И не…

— Нет, Вер, лучше не надо, — от прозвучавшего собственного имени по спине пробежали мурашки. Но тут же стало обидно: он произнес его так легко и обыденно, будто они общаются каждый день.

Почему тебя нет в моей жизни?..

— Тем более, — добавил он, — ты все равно не знаешь, кто это и за что он пойман. Тебе нечего рассказывать с этими кадрами.

Он вернул фотоаппарат, и стало совершенно очевидно, что на этом вопрос исчерпан.

За его спиной маячил мост, те самые ступеньки и… «твои красивые глаза»…

Сейчас Сережа щурился от яркого солнца и его глаза казались темнее. Что она думала о случайной встрече?.. Сомневалась, что сможет узнать?.. Что прошло три года?.. Она узнала бы его, даже если бы прошло триста три года. Его невозможно не узнать, потому что…

— Как… ты?

…Потому что он такой один. Человек, с которым она была счастлива. Человек, с которым она могла разговаривать обо всем подряд. Человек, рядом с которым она чувствовала себя так, как ни с кем больше. Человек, который заставлял ее улыбаться, даже когда она, абсолютно уставшая, засыпала рядом с ним после трудного дня. Человек, в которого она была влюблена. Человек, который сказал, что у их отношений нет будущего.

— Хорошо, — с улыбкой ответила Верина гордость. — А ты?

Он пожал плечами:

— Нормально.

— Физик! — раздалось от микроавтобуса.

— Иду! — повернулся к ней: — Мне надо идти.

Ей кажется или его глаза, все это время так внимательно, как умеет только он, рассматривавшие ее, будто искали… некий ответ на некий вопрос?.. Как и ее, наверно.

Рука к нему дернулась сама, импульсивно, в памяти тут же промелькнуло вспышкой как она почти так же, по-дружески, протянула ему руку со словами «значит, друзья?..» После той фразы случились четыре месяца безоблачного счастья.

Это было давно. Триста три года назад.

А кажется, что… вчера.

Его рука была в перчатке — она заметила, когда он держал фотоаппарат, — он пожал ее руку и потом, отпуская, коснулся ладони незакрытыми кончиками пальцев. От нежности этого прикосновения она тут же руку отдернула.

Так где же ответ на вопрос?.. И один ли он у них на двоих?..

— Физик! Долго тебя ждать?!

Глаза в глаза. И вопрос без ответа.

Сережа снова поднял ленту, пригнулся и оказался за ней.

— Физик! — а это уже женский голос, той девушки…

Сережин шаг назад. Глаза в глаза.

— Мне надо идти.

Вера кивнула. Он сделал еще пару шагов.

— Почему ты Физик? — вдруг спросила она.

— …Потому что физику изучал. Кандидат физико-математических наук, — крикнул он уже с полпути до машины. У самой машины повернулся, махнул ей рукой и скрылся внутри.

Кандидат наук?! Она этого не знала.

Этот факт — что она не знала — будто еще больше, чем оградительная лента, машина и прошедшие годы, отдалил ее от него. Выходит, не так уж и много она о нем знала. Если это его псевдоним, значит, для него это важно?.. Кандидат наук?.. Это значит аспирантура? То есть как минимум девять лет? И написание диссертации. Серьезная, настоящая научная работа. Тогда, три года назад, он так и не рассказал, как именно стал военным и где учился. Физмат упоминал, она же спрашивала, но не говорил про кандидатскую. Почему?..

Впрочем, ее это уже не касается.

Машина развернулась, вырулила на проезжую часть и уехала в сторону центра. Полицейские сворачивали ленту. Зеваки давно разошлись. Вера осталась одна наедине с бешенно бьющимся сердцем и ворохом обгоняющих друг друга мыслей. Мост звал к себе, и ветер, будто утешая, бросил под ноги желтую листву.

Внутри у нее сейчас вот такая же круговерть воспоминаний, обрывков фраз, мелких событий, о которых она три года старалась не вспоминать. И, как опавшая листва, они никому не нужны.

Листву сожгут дворники. Воспоминания не сожжешь.

Поднявшись по ступенькам — тем самым ступенькам! — Вера дошла до того места на середине моста, где они с Сережей стояли тогда. Она рассказывала о своем сайте журналистских расследований, а он… он слушал, но как будто не верил или… не воспринимал всерьез. У него была разбита бровь… Помнится, она как-то очень быстро зажила, за пару дней, и потом, когда все закончилось, Вера… целовала еле заметный след и ловила себя на благодарности в адрес Белова — за то, что это все случилось…

Вдруг покачнувшись — навалилась слабость: то ли схлынул адреналин, забурливший в крови, когда она узнала Сережу, то ли так подействовали воспоминания, — Вера взялась за перила ограды. Внизу темнела вода, и подумалось, что тогда, летом, она была другой, светлее. Другой… Она вообще была другой!.. Недаром говорят: сколько воды утекло! Вот именно! Сколько воды, вот именно этой воды Крюкова канала, утекло с тех пор, как она, как они были… счастливы!..

Три года прошло… У нее давно другая жизнь. Кажется… Нет, конечно, другая! Только… не особо счастливая. И до той прогулки здесь два года назад она не считала, что несчастливая, потому что… без Сережи. Просто ей не везло. Работа радовала, приносила удовольствие, — даже несмотря на всяких Сиянкиных! где она, кстати? неужели так и не объявилась? — просто не везло в личном.

Как странно все-таки устроена человеческая память… Она жила все в той же квартире, где они прожили все время до расставания, готовила на той же кухне, где они начинали приставать друг к другу еще во время ужина, потому что не было сил дотерпеть, и спала в той же постели — но за воспоминаниями она пошла сюда… К этому мосту, где не была ни разу с того дня.

И именно здесь ей почему-то пришло в голову, что… ей очень его не хватает. Что она готова забыть обиду… Нет, сначала она с его доводами почти согласилась — он был очень убедителен и наверно во многом прав. Было ужасно обидно, что он в принципе может говорить о расставании, что он не… влюблен в нее настолько, чтобы не сметь вообще об этом даже думать. Но… ее тогда манил мир телевидения, и она догадывалась, что совместить и семейную жизнь с военным человеком, и сумасшедший образ жизни телевизионщика она не сможет. И в начале, после его ухода, пережив первую тоску вдруг ставших одинокими ночей, она пережила расставание почти спокойно. Осознание потери пришло позже, когда стали появляться мужчины — и она поняла, что все они проигрывают в сравнении, в бессознательном сравнении, ведь она даже не понимала, что сравнивает их с ним!.. И вот тогда пришли обида и злость. Наверняка он сейчас вполне себе счастлив!.. Нашел девушку, может, уже женился!.. А она из-за него страдает!..

А может… Очередная яркая вспышка, но уже не памяти, а из того, что было только что… Девушка у машины… то, как она смотрела, как звала — явно недовольно… А может, она и есть его девушка?!..

Устав от всех обрушившихся на нее мыслей, Вера резко отвернулась от ограды и огляделась. Полицейские уехали, катер давно уплыл, люди разошлись, больше ничто не напоминало о том, что здесь только что происходило. Сережа был и исчез. Как будто и не было ничего.

Вопрос, тот вопрос, остался без ответа.

Может, потому что ответа нет?..

Зазвонивший телефон резко захотелось выбросить в воду — потому что это или пресс-атташе наконец соизволившей приехать на встречу звезды, или редактор с вопросами. Слышать не хотелось ни того, ни того.

Оказалось, ее потерял вернувшийся оператор. Вера отправила его выяснить, не прикатила ли Ее Сиятельство, сказала, что сейчас приедет, а сама направилась к скамейкам у собора — спрашивать у тех самых бабулек, что они видели. Что-то же она должна рассказать начальству!

Примечание к части

В реальности, вполне вероятно, на этом все бы и закончилось. Случайная встреча — еще не повод возвращать прошлое. Откуда знать, может, другой туда возвращаться не хочет?.. Но у автора есть счастливая возможность героям немножко помочь) Потому — продолжение следует)

— Костя, — голос адмирала Соловьева с нотами недовольства, казалось, наполнил весь салон автомобиля, хотя и был заключен в телефоне, — ты мне голову не морочь. Чтобы завтра духу твоего в штабе не было! Два дня отдыха.

— Есть два дня отдыха, — без энтузиазма ответил Костя, распрощался с начальством и уперся грустным взглядом в лобовое стекло, по которому ручьями стекала вода.

Двое суток куковать в пустой квартире с пустым холодильником?.. Тащиться в магазин в такую погоду?.. Уж лучше бы работать... Трудоголиком он не был, но после отъезда жены с дочкой в санаторий решительно не знал, чем себя дома занять. Готовить не любил, да и не особо умел, пельмени и яичницы быстро надоели, потому без своих девчонок он быстро затосковал и дома предпочитал появляться реже.

Хорошо хоть, три дня назад случилась командировка — да еще не куда-нибудь, а в родной Петрозаводск. Навестил мать, повидал сестру с семьей и привез две полные сумки всевозможных соленьев — одну им с Юлькой, вторую дяде Саше. Брата мама не видела давно, так хоть гостинцев передала. Костя усмехнулся, вспомнив, как уставились на него все редакционные барышни канала ТВ-24, когда он, как был, прямо с поезда, в форме, притащился с двумя сумками — не в штаб же было их везти!

Да… Тогда была еще одна барышня… Может, как раз на этих выходных и пора заняться ее просьбой?..

Порыв ветра швырнул в машину листья с дождем, пока Костя пережидал светофор. Мокрый желтый лист тут же приклеился к стеклу, «дворники» до него не доставали. Нет, надо все же по дороге сразу в магазин зарулить, заполнить холодильник — Костя три дня дома почти не появлялся, — чтоб под дождем уже никуда не ходить. Соленья соленьями, а одними огурцами-помидорками не наешься.

Поменяв маршрут, он свернул в нужном месте, чтобы добраться до магазина, тут же встрял в небольшую пробку на очередном перекрестке, и вернулся к прерванным мыслям.

Была тогда в редакции одна неожиданная встреча… Узнал он Веру сразу, правда, не сразу вспомнил имя — профессиональная память на лица не подводила, а вот имена-отчества запоминались хуже. Тот факт, что он встретил ее именно там, нисколько не удивил — после той истории нет ничего странного, что дядя Саша позвал ее к себе. Удивил разговор…

— Константин?!.. — вполголоса, но почти с ужасом выпалила рыжая девушка, с которой он столкнулся, выйдя из кабинета шеф-редактора. Узнал сразу: тут же вспомнилась история трехлетней давности, Мыцик, Белов, связь с террористами, съемка операции для телевидения. Ох, чего ему тогда стоило уговорить адмирала на это самое телевидение!.. Журналистка, участвовавшая в той операции и обеспечивавшая как раз таки съемку (Костя оценил тогда вполне недурственную камеру в пуговице!), сейчас стояла перед ним и выглядела так, будто увидела привидение.

— Вера? Здравствуйте.

— Здравствуйте…

Она была бледной и как будто испуганной, отчего привидением он себя чувствовал все сильнее, а глаза ее, наоборот, лихорадочно блестели, будто у нее температура.

— С вами все в порядке?

— Д-да… То есть нет. Простите, Константин… — она перевела дыхание и, вроде, взяла себя в руки. Во всяком случае, взгляд стал куда более похож на взгляд здорового человека. Он прекрасно видел, какое усилие она к этому приложила. — А вы у Александра Владимировича были?

— Ну да, — пожал плечами Костя, думая о том, что это настолько очевидный факт, что довольно странно умной девушке-журналистке об этом спрашивать.

— Константин, а… у вас есть время? — Вера будто на что-то решилась. — Мы можем поговорить?

В первую секунду просьба испугала. Во-первых, потому что девушка выглядела все же не совсем адекватно. Во-вторых, всем журналистам на свете от него может быть нужно только одно — профессиональная информация. И если с дядей они раз и навсегда договорились о приемлемых рамках подобного интереса, то объяснять девушке прописные истины о секретности и прочем откровенно было лень. Но в ее глазах плескалась такая надежда вперемежку с непрошедшим ужасом, что ему вдруг стало любопытно. В конце концов, знать, что именно журналистов интересует, тоже полезно.

Он согласился, и Вера повела его по каким-то коридорам, вскоре они оказались, как он понял, в курилке, причем, судя по окуркам в пепельницах на подоконнике и горшкам с растениями рядом, курилка была «женской». Странные у них тут порядки… Или просто женщин работает подавляющее большинство?

Он пристроил увесистую сумку на одно из сидений — садиться они не стали, — а Вера достала пачку сигарет и зажигалку.

На него она не смотрела.

— Константин…

— Можно просто Костя, — разрешил он, глядя на подрагивающие руки и помятую пачку.

Вера подняла голову и кивнула.

— Костя… Вы наверно посчитаете меня ненормальной, но… — Он с трудом сдержал улыбку. — Вы… можно вас… Можно вас кое о чем попросить?

— Попробуйте.

— Вы… Нет… Не так… Надо как-то объяснить… — она принялась доставать сигарету все так же дрожащими пальцами, и ему стало ее жаль. Он помнил довольно бойкую и куда более уверенную в себе девушку и понимал, что сейчас должно было действительно что-то произойти, чтобы она была настолько растеряна и… смущена?..

— Начните с начала. Что у вас случилось?

— Я… я сегодня встретила… Сергея Мыцика. Помните, три года назад…

— Помню.

— ...Я… мы… мы тогда были… вместе… — голос дрожал, руки дрожали, с трудом вытащенная сигарета дрожала. Словам про то, что они были вместе, Костя не удивился, видел их объятия после окончания операции. — И потом расстались. — Так и не зажженная сигарета полетела вдруг в урну. — Простите, что я вам это все рассказываю! Просто… мы сегодня случайно встретились…

Теперь стало понятно ее состояние, но он пока не понимал, что она хочет от него.

— Он был занят, у них была операция, мы не могли долго говорить. И… я ничего не знаю о нем сейчас… Вы… вы не могли бы… навести справки о нем? И… если можно, телефон или адрес. Я не знаю, где его можно найти.

— Справки главным образом о семейном положении, я так понимаю? — развеселился все наконец понявший Костя. Оказывается, никакие государственные тайны из него выпытать и не собирались!..

Девушка ожидаемо смутилась еще больше, но хотя бы улыбнулась. Семейное положение Сергея Мыцика (во всяком случае, год назад) Костя знал, но это не совсем то, как он предполагал, что интересовало Веру. В голове пронеслись пара вариантов, как нужные сведения выяснить, и подумалось, что это не так сложно, как, наверно, она себе представляет.

— Вы же можете хотя бы посмотреть личное дело?

— Вас же, наверно, более неофициальная информация интересует?

— Наверно, — согласилась Вера, вздохнула и виновато на него посмотрела.

— Я попробую. Не обещаю, что быстро… Дайте мне ваш телефон.

— Костя! Простите за такие просьбы! — с сияющими глазами воскликнула Вера. — Мне бы такое в голову бы не пришло, но я только приехала и тут вы!.. Это не может быть совпадением!..

Это поэтому она на него как на привидение смотрела?..

— Да ладно, — усмехнулся он. — Поработаю Купидоном, хоть какое-то разнообразие!

Повезло Мыцику, хмыкнул Костя, подъезжая к торговому центру, Вера — девушка милая, умная и симпатичная. Если, конечно, у него за это время какая-нибудь другая милая и умная не появилась.

Как выяснить нужную информацию, он обдумывал уже не раз. Самый верный способ — спросить у сослуживца Мыцика, Васьки Ионова, с которым Костя проживал в одном доме: оба имели ведомственные квартиры от родного флота. Не то чтоб они близко общались, но во времена «Тайфуна» пересекались по службе. Как-то даже выпивали на каком-то празднике, на который они случайно с адмиралом Соловьевым попали на их базе. И ехали они тогда вдвоем на такси, когда выяснилось, что живут рядом.

В качестве плана «Б» можно было бы поговорить и с адмиралом. Он курировал «Тайфун», питал по истине нежные чувства ко всем его составам, да и сейчас, бывает, в КТЦ наведывается. Скорее всего, он положительно оценит устройство личной жизни одного из бойцов, да и к конкретно Мыцику он всегда благосклонно относился.

Начать воплощать план «А» Костя решил до магазина — если все сложится, разговор предполагает наличие чего-нибудь выпить и закусить.

* * *

— Здорово, — Ионов посторонился в дверях, пропуская гостя, пожал протянутую руку, щелкнул замком и заинтересованно глянул в сторону пакета. Когда Костя поставил его на пол, бутылки многообещающе звякнули. — Ты какими судьбами?

— Да… разговор есть небольшой.

Раздевшись, Костя прошел на кухню, куда пригласил его хозяин. Когда на столе появились две бутылки, Васька одобряюще хмыкнул, а когда к ним добавились пара банок тех самых огурчиков-помидорчиков и пара рыбных и мясных нарезок, довольно протянул:

— Не знаю, что там у тебя за разговор, но начало мне нравится!

Пока Вася доставал тарелки, рюмки и открывал упаковки, Костя припомнил последнее из того, что слышал о «Смерче».

— В штабе месяц-полтора назад только и было разговоров, что про ваш корабль-призрак. Ловко вы американца поймали!

— А то! — просияв, Вася гордо вскинул голову, и только в этот момент Костя вспомнил, что именно он командир «Смерча». А не вспоминал об этом раньше, потому что слышал об этом в не самом лестном для него образе.

— Это излучение — убойная штука, я скажу. Если бы Уэлш построил свою установку, мало бы не показалось. Мозги прожаривает еще как!

— Молодцы, что сказать. Ну, что, давай за вас? За «Смерч»?

— Хм… Ну, давай!

Недоумение по поводу его визита Костя прекрасно видел, но с порога задавать интересующие вопросы считал неправильным. Потому завел разговор на общие темы — о службе, о «Тайфуне», о Соловьеве и Пригове.

Костя хорошо знал об отношении боевых офицеров к штабным и не раз с ним сталкивался. И хотя Ионов когда-то знал о его боевом, пусть и не продолжительном, прошлом, это отношение немного проскальзывало. Ну или Вася просто очень любит хвастаться?.. Достаточно потешив Васькино самолюбие расспросами об успехах «его Смерча», Костя перешел к главному. Спрашивать он решил в лоб, потому что никакими окольными путями к личной жизни Мыцика ему не подойти. Спрашивать про личную жизнь самого Ионова просто неприлично.

— Слушай, дело вот какое. Ты не знаешь, у Мыцика есть девушка?

— А?.. — Вася ошарашенно уставился на него, не донеся до рта кусок копченой скумбрии. — У Физика? Девушка?.. Зачем тебе девушка Физика?!

— Так она есть?

— Нет! — все еще ошарашенно ответил Вася, почему-то как о чем-то само собой разумеющемся.

— То есть он свободен?

— Ну… да… — Вася все же отправил в рот скумбрию и потянулся к бутылке. — Зачем тебе Серега?

— Им кое-кто интересуется, меня просили узнать о нем.

— Кто?

— Девушка.

— Ну, мало ли, какая девушка…

— Нет, это не «мало ли», это правильная девушка. Хорошая и… В общем, хорошая.

— Родственница твоя, что ли? — усмехнулся Ионов, наконец отошедший от своего первоначального удивления. — Только где она его встретить успела? — веселясь от своей догадливости, взял рюмку и выбрал помидор поплотнее.

— Нет. У них с Мыциком отношения были раньше… И теперь она вроде как хочет… Да что ж ты так?! Постучать?.. — Костя приподнялся и, дотянувшись, похлопал кашляющего и моментально покрасневшего Ваську по спине.

— Вашу… машу… — прошептал с трудом бедняга, стараясь отдышаться. Да уж… подавиться водкой — это наверно не самые приятные ощущения… Что ж он пить-то не умеет?!

Васька поднялся, жадно попил воды из чайника и, поморщившись, прокашлялся. Отдышался и уселся обратно.

— Она невысокого роста и у нее рыжие волосы?

Теперь настала очередь Кости удивляться.

— Ты ее знаешь?

— Кажется, видел пару дней назад, если я правильно все сейчас понял…

— Да, она три дня назад случайно встретила Мыцика во время вашей операции.

Ионов смотрел теперь не отрываясь и крайне заинтересованно. Только продолжал слегка морщиться, изредка покашливая.

— Кто она, Кость?

— Журналистка.

— Ну, это я еще тогда понял. А вообще кто она? Какие отношения? Когда? До «Тайфуна», получается?

— Видимо, — уточнять, что «до» самое непосредственное, Костя не стал. Как и углубляться в известную ему историю. В конце концов, это не его дело, а сплетником он никогда не был. — Ну так что? Он точно свободен? Мне не хотелось бы девушку зря обнадеживать.

— И, что, она… хочет… эм… к нему вернуться?

— Я не знаю, она только просила меня о нем узнать. Но… да, выглядело все… именно так.

Ионов потянулся было снова к бутылке, но, поморщившись, руку отдернул. Оглядел стол ищущим взглядом и подложил себе мяса. Глаза у него странным образом… сияли. Почему-то Косте припомнился точно такой же блеск Вериных глаз, когда он согласился помочь.

— Он не просто свободен! — с энтузиазмом воскликнул Вася, едва прожевав кусок. — Он будет только рад этой девушке, поверь мне, я его знаю!

Это он так за друга рад?..

— Точно? — радость его казалась Косте какой-то чрезмерной и потому настораживала.

— Конечно! — Васька умял сразу два куска нарезки. И подложил еще скумбрии. Ну, точно Кот! Причем кот, дорвавшийся до бочки с рыбой… Именно такое впечатление производил сейчас вид Васькиной физиономии. Даже в начале их небольшого застолья он таким не был. Странный он какой-то… — Слушай, а она… ну, она что просила выяснить?

— Свободен ли он. И телефон или адрес.

— Ого! — восторженно воскликнул Вася. — Отлично! — Тут он настороженно глянул на Костю: — А она не того… не передумает?

— Ну, зная ее, думаю, что нет.

Припомнились дрожащие руки и умоляющий взгляд. Если она была в таком состоянии после встречи, значит, ничего у нее не прошло за эти три года. А раз не прошло, то она-то точно попробует своего добиться. Если он, Костя, хоть что-то в людях понимает.

Но… есть же еще вторая сторона…

— Ты уверен, что Сергей… что ему это надо?

— Ему это очень надо! Он после той операции сам не свой! С ним разговаривать невозможно, а про нее спрашивать вообще бессмысленно!

— Так может она ему не нужна и он слышать про нее ничего не хочет?

— У него на лбу написано, что нужна!

Насколько Костя помнил сдержанного Мыцика и поверхностно знал (и видел сейчас) порывистого Ионова, он сильно сомневался, что Мыцик действительно позволит, чтобы кто-то «на его лбу» что-либо прочитать мог!.. Но говорит Ионов уж очень уверенно…

Костя усмехнулся, вспомнив взгляды Сергея и Веры друг на друга, когда они обсуждали операцию. Вера боялась за него, он боялся за то, что она боится. Хорошо, что она не была в непосредственной близости во время самой операции. Зато примчалась сразу!.. Вспомнилось, как нисколько не удивился их объятиям, так органично они смотрелись вместе. Что ж они расстались-то?.. Впрочем, со службой всякое бывает…

Может, чего и получиться теперь-то, когда пожили друг без друга?..

Чувствуя себя заправским Купидоном, Костя бросил эти размышления и, вытащив из кармана телефон, записал продиктованный номер. В любом случае, не его это дело, сами пусть разбираются. Его дело — девушке помочь.

Ионов уплетал остатки скумбрии, выглядел странно счастливым (как будто это у него, а не у Мыцика, личная жизнь налаживается!) и улыбался каким-то своим мыслям.

Ветер швырял под ноги опавшую листву, солнце светило сквозь одетые в золото ветви, а воздух казался прозрачно-хрустальным. Как там у Тютчева?.. «Есть в осени первоначальной короткая, но дивная пора»? «Весь день стоит как бы хрустальный и лучезарны вечера». Или это было у Фета?.. Серега в школе всегда их путал.

Осень давно уже не первоначальная, и вечера далеки от лучезарности — темные, дождливые, октябрьские. Но день сегодня будто волшебный — золотой свет солнца, золотая листва, чудесный воздух, как будто звенящий. И нежно-лазурные стены собора на фоне голубого неба — будто неясные очертания невиданного корабля в рассветной морской дымке. И сверкающие огнем золотые купола.

И солнце рядом.

И все, что происходит, похоже на волшебство! Как иначе назвать раздавшийся вчера в телефоне ее голос?..

— Я его ни разу не видела за все это время, он никогда не приезжал… Ну, или я не сталкивалась с ним… И Александр Владимирович не упоминал о нем! А тут приехала, редактору отчиталась, а он говорит, что меня шеф искал. Я пошла… Подхожу к кабинету, а оттуда Костя выходит!

Костя?.. Впрочем, если уж старший лейтенант Константин Гранин принял такое участие в… их с Верой отношениях, то мог в процессе и Костей стать. Поверить только, Вера его нашла через Гранина!.. Нет, это даже логично… Цепочка «Гранин — редактор ТВ-24 — Вера» вроде как сразу выстраивается, но… почему-то она никогда не приходила в голову раньше. Хотя действительно Вера в любой момент могла бы попробовать его найти именно через Гранина. Ну, если бы захотела, конечно.

Может, и хотела… Это он сам поставил точку. А она?.. До вчерашнего вечера он считал, что она тоже.

— В общем, я попросила его разузнать о тебе… И он… сообщил твой телефон.

Напрямую они с Граниным не общались, несмотря на давнее знакомство, пересекались несколько раз по делам службы или, еще реже, когда приходилось бывать в штабе. Так что, в отличие от самого Сереги, у которого номер как раз был, остался еще с той операции, у Гранина его, Серегиного, телефона не было. Значит, он его где-то узнавал.

— Он сказал, что у твоего сослуживца спрашивал о тебе… — добавила вдруг Вера.

Вот как?.. Сослуживца?.. Перед глазами сначала промелькнула почему-то ухмыляющаяся физиономия странно веселого Кота, встреченного позавчера утром на парковке, и только потом Серега вспомнил, что они, Кот и Гранин, вроде бы живут рядом. От представления, что Васька мог понарассказывать, стало не по себе.

— А что он выяснял-то?..

— Ну… — Вера замялась и уставилась себе под ноги. — Я… просила узнать… есть ли у тебя… кто-нибудь…

Она подняла голову, Серега мельком подумал про Ваську, который услышал от Гранина такой вопрос, но тут же забыл про них обоих. Потому что Вера, кажется, ждала от него подтверждения полученной информации. И даже остановилась.

— У меня никого нет. И не было, — почему-то добавил он, хотя вовсе не был готов прямо сейчас рассказывать о том, как прошли эти три года. Вопрос об этом явно читался в ее глазах, но задавать его Вера не стала. Пока. Кивнула, отвела взгляд, и они пошли дальше. Все так же не спеша.

Получается, что случайность была не одна?.. Случайна не только та их встреча во время операции, но и появление Гранина у своего дяди-редактора… И Васька… Да, безусловно, Гранин расспрашивал именно его, вот почему тот аж сиял… Ну, да, конечно! Небось, счастлив был, когда такая удача сама в руки пришла?.. Собственноручно от соперника избавился! Ох, Котяра… можно подумать, в их соперничестве дело!.. Но поблагодарить его все же надо будет… За помощь. Как и Гранина, само собой.

Снова подул ветер, подкинул новых листьев на и без того усыпанные ими скамейки, а на песчаной широкой дорожке заиграло кружево светотени. Красиво… В конце аллеи виднелся какой-то обелиск, Серега подумал, что он ему не знаком, и немного удивился месту — парк вокруг собора показался не совсем подходящим для установки памятников… Шли молча, на вопрос, как она его нашла, Вера ответила, а обо всем остальном заговаривать пока не торопились… Наверно, боязно. Обоим.

Она позвонила вчера вечером. Он собирался разогревать привезенные накануне от мамы котлеты и обдумывал предстоящую воспитательную беседу с младшей сестрой — мама как раз жаловалась. Зазвонивший вдруг телефон не вовремя отвлек от размышлений, схватил он его с раздражением, собираясь быстро свернуть разговор, кто бы это ни был — ну, если не первая от Бати, конечно. Но имя на дисплее заставило забыть и об ужине, и о сестре, и о каком бы то ни было недовольстве.

— Ты не знаешь, чему он посвящен? — кивнула Вера вперед.

— Нет… Наверно, что-то морское, раз у Морского собора.

Ее номер он не удалил исключительно из соображений, что информация подобного рода может оказаться полезной. Лучше пусть будет. Не для того, чтобы когда-то позвонить. Не для того, чтобы ждать ее звонка. Нет, он поставил точку в их отношениях, возвращаться не собирался и на номер в памяти телефона не обращал никакого внимания.

Пока на дисплее вдруг не обнаружилось «Вера звонит»!..

До обелиска оставалось метров двадцать, на одной из скамеек, расположенных вокруг него, сидела молодая женщина с детской коляской. На другой бабулька в цветастом платке крошила батон голубям, кидая крошки в разные стороны — чтобы хватило всем. Серега усмехнулся: он в детстве так же кормил уток в пруду — старался всех накормить.

— Давай посмотрим? — тихо, скользнув взглядом по коляске, спросила Вера, кивнув в сторону памятника.

Серега согласился, и они подошли ближе. Невысокую гранитную колонну венчал крест и орел, раскинувший крылья. На каждой из четырех граней висели таблички, на той, к которой они подошли, был выгравирован список — очевидно, погибших. Тень от солнца падала неудачно, но Серега разобрал: «минеры-квартирмейстеры», «рулевые», «старший марсовой», «боцманмант»…

— Это наверно в честь какого-то сражения. Или Первая Мировая, или русско-японская, — сказал он вполголоса Вере и они вместе обошли остальные таблички, найдя главную. — Точно, русско-японская. Цусимское сражение.

Дата, выгравированная на одной из табличек — 14 мая 1905. На рисунке ниже сквозь бурю, шквальный ветер, под тяжелыми нависшими тучами шел корабль… Серега еще раз обошел таблички и нашел:

— Броненосец «Император Александр Третий». Затонул со всем экипажем.

— Восемьсот тридцать три человека… — прочитала Вера. — С ума сойти… Там же много было кораблей, да?..

— Да, что-то около тридцати вроде… Большая часть была потоплена — или японцами, или самими экипажами. Одно из самых крупных поражений русского флота.

Еще немного постояв у памятника, они пошли дальше.

— А «Стерегущий» же тоже в русско-японской? — вдруг спросила Вера после непродолжительного молчания.

— Да…

— Когда я была маленькой, мама рассказывала про подвиг матросов, до конца спасавших свой корабль… Мы ездили в зоопарк, а потом шли гулять к Петропавловке и проходили мимо «Стерегущего». Я всегда останавливалась и долго представляла, что там настоящая вода льется… Ты знаешь, что изначально в памятнике была настоящая вода?

— Угу…

Памятник миноносцу «Стерегущий» Серега впервые увидел лет в десять (правда, гулять в парк они с папой пошли не после зоопарка, а выйдя из планетария!), мелькнула мысль, что маленькие Сережа и Вера могли там, в Александровском парке встречаться, и не сразу сообразил, что в его десять двухлетняя Верочка навряд ли интересовалась какими бы то ни было памятниками!.. Мысль повеселила, мимолетно представившееся чудо с рыжими косичками умилило, но повзрослевшее чудо говорило грустным голосом, и милая картинка растаяла.

— Мне было их так жаль и… я так гордилась нашими русскими матросами, специально затопившими корабль ценой своей жизни…

Серега в растерянности глянул на Веру, соображая, должен ли он развеять ее детские представления или не стоит разочаровывать…

— Я знаю, что потом выяснилось, что это лишь легенда, — глянула она на него. — С разными версиями… То, что матросы эти были, только открыли… ой… как эти штуки называются?

— Кингстоны.

— Да, что матросы их открыли, чтобы затопить корабль, но потом вышли наверх и их захватили японцы. А по другой версии, что на «Стерегущем» и вовсе кингстонов не было. И что легенду про подвиг неизвестных матросов сочинили журналисты. Иностранные, правда, но наши быстро подхватили.

— Журналисты? Об этом не знал…

— Да, где-то я читала, что вроде англичане, но не уверена. И… с одной стороны, красивая легенда, красивый подвиг, красивый памятник… Люди смотрят и гордятся своими предками и страной. А с другой… где же объективность?

— Я так понимаю, это извечный вопрос, встающий перед журналистами? Или красиво, или правда? И ответа нет?

Вера ответила не сразу. Со стороны канала доносился шум мотора прогулочного катера и воспроизводимая через усиленный динамик речь экскурсовода: «…ярчайший памятник елизаветинского барокко…» Про собор, наверно.

— Ответ каждый раз приходится искать. Все зависит от того, какая цель перед журналистом, — ответила Вера. И добавила, чуть помолчав: — Я наверно о чем-то странном говорю…

— Нет, — Серега улыбнулся и почему-то посмотрел на небо. Он чувствовал себя довольно странно для ситуации: взволнованно, но при этом спокойно. Как ощущаешь себя, когда возвращаешься домой после долгого отсутствия — волнуешься от встречи после разлуки, но родная обстановка и родные люди дарят чувство покоя. Странно, но, кроме самой Веры, это ощущение дарило, как ему казалось, небо, было в нем что-то такое… уютное, да и все окружающее… Может, все из-за осени?.. Все три последних осени были в его жизни… ненормальными. Даже четыре. — Ты говоришь о том, о чем хочется. Это и есть самое правильное.

— Мне не только об этом хочется… но…

— Страшно?

Она молча посмотрела на него.

— Мне тоже.

Вера в ответ ничего не сказала. Они дошли до колокольни и мимо нее вышли на набережную. В том, что Вера повернет налево, он уже не сомневался. Понял, что она хочет прийти на тот мост, возле которого они встретились несколько дней назад, и на котором разговаривали тогда, три года назад.

Было в этом совпадении что-то… таинственное и притягательное, потому он нисколько не удивился, когда Вера вчера предложила встретиться именно в этом парке.

Случайная встреча… Случайное совпадение… За эти дни он, конечно же, успел подумать о случайности — одном из основных понятий теории вероятности, о независимости двух данных случайных событий и их совместимости… Вообще, думать об этой встрече так, с точки зрения физико-математических величин, было куда проще, легче и безопаснее, чем… сожалеть. О том, что потеряно. О том, что не вернется. Даже несмотря на все случайности!..

Конечно, за эти дни он передумал… обо всем.

Но сейчас, в этом парке, посреди торжества золотой осени, под этим прозрачным небом, все мысли последних дней — о расставании, о том, какими были эти годы, о своей влюбленности в Женьку — все отошло на задний план. И даже необходимость разговора, выяснения отношений, каких-то шагов в направлении возможного возобновления отношений — тоже чуть отступила. Он знал, что должен эти шаги совершить, ведь он тогда был инициатором расставания… Да и вообще… он мужчина, он главный, он должен принимать решения. В его системе координат, согласно тому, как его воспитали и какой пример отношений он видел всегда, он тот самый икс, определяющий в каждой заданной точке значение функции игрек. Какое значение икса, туда график и пойдет. Отец всегда принимал главные решения, точнее… мама всегда спрашивала его. И сейчас Серега полностью осознавал свою ответственность за эту встречу, несмотря на то что инициатором была Вера. Но… ему очень хотелось этот разговор хоть немного отодвинуть… С того момента, когда они встретились у входа в парк, когда он увидел ее радостно-смущенную улыбку, ему хотелось только одного — подольше побыть в этом мгновении. Потому что именно в нем он неожиданно почувствовал себя счастливым. И у него не было гарантии, что это ощущение не исчезнет.

Он бы не поверил, если бы ему сказали, чем закончатся эти дни грустных размышлений.

Собственная реакция на неожиданную встречу заставила задуматься и разобраться в себе. В последний год он почти не думал о Вере, только приходили изредка короткие вспышки-воспоминания, как правило, вызванные ассоциациями к некой ситуации или чьей-то фразе. Много, долго и основательно в последний раз он думал о ней в тюрьме. Там он этими мыслями пытался согреться. Там он иногда позволял себе помечтать о как раз вот такой случайной встрече. И хотя бы на короткое время уносился в иную реальность, прочь от холода темно-серых бетонных стен. Правда, именно тогда он понял, что теперь она точно стала неизмеримо далека, куда дальше, чем была.

После тюрьмы первое время жизненные события летели таким кувырком, и в голове был такой кавардак, что места мыслям о Вере там попросту не было. Да и… необходимости думать о ней, пытаться согреться воспоминаниями тоже не было. Тем более, что все мысли заняла Женька, в которую он влюбился… со всего размаху. Как будто, опьяненный свободой, прыгнул с высоты в море, очень неудачно войдя в воду. И теперь тонул — в ее глазах. У него не было шансов, как он понял потом. Он не мог не влюбиться. Могло бы остановить четкое понимание всех трудностей особого отношения при совместной службе, но в начале, только после тюрьмы, когда это самое особое отношение вовсю набирало обороты, он был слишком сбит с толку всем происходящим, чтобы иметь способность к трезвой оценке. А потом трезво оценивать было уже поздно.

За этот год их треугольник — в который они с Васькой превратили боевую группу и за который перед старшими офицерами было ужасно стыдно — претерпел несколько изменений. Первоначальные чувства Женьки к Коту поостыли, она расставила правильные приоритеты, вспомнив, что служба важнее, но Серега не был уверен, что ее приоритеты устоят против эмоций, управлять которыми она могла не всегда. Чуть только с Васькой случается какая-то неприятность, сразу становится понятно, что Женьке он все так же дорог. Кот вроде бы избрал выжидательную тактику. Правда, на ревность все равно срывался — причем, в отношении кого бы то ни было и Сереги в первую очередь. Что же касается Сереги… Он привык. Понял, что до момента возобновления кошачьих отношений осталось совсем немного, что-то первое время, когда Женя действительно выбирала, давно прошло — выбор она свой сделала, и теперь выбирала, скорее, между службой и Васькой, а не им, Серегой, и Васькой. А к собственным чувствам относился как к чему-то давно привычному — экспрессия первого времени свалившейся вдруг влюбленности тоже давно ушла, растворилась в каждодневных рабоче-дружеских отношениях. Нет, если бы вдруг случилось чудо и Женька бы к нему переменилась… он был бы счастлив. Правда, тут же ползли сомнения, насколько бы этого счастья хватило… и насколько бы хватило самой Жени…

В тот день, после встречи с Верой, вспомнился недавний разговор с Женькой про «Ванечку». Вспомнилось, как говорил ей, что «своего» человека чувствуешь обычно сразу, и что если сразу «не екнуло», то навряд ли этот человек тебе подходит. Параллель тогда провелась сразу… С Верой-то как раз «екало» — еще как! Что тогда, три года назад, что сейчас, когда вдруг почувствовал чей-то взгляд и повернулся посмотреть! А с Мурой… нет. Нет, он не оставался, конечно, спокоен, но… Мурой он готов был любоваться со стороны, относиться к ней как к принцессе, опекать, защищать, исполнять ее капризы — и благодарного взгляда ее прекрасных глаз было почти достаточно. А Вера… Вера была… нужна.

Тогда, там, в ее сияющих глазах он увидел отражение того времени, когда они были вместе. Он смотрел на Веру, а видел ту, трехлетней давности, милую, наивную, очаровательную девчонку, которая составляла его счастье, пусть непродолжительное, но… счастливое. Счастливое счастье — это точно про Веру! Ту Веру.

Посреди операции, среди привычной рутины мимо него вдруг нежданно-негаданно пролетел маленький солнечный вихрь — кусочек прежнего счастья. Этот кусочек, точнее, осознание, насколько ему его не доставало, так Серегу ошеломило, что он потом только понял, что не может вспомнить Верины эмоции во время их короткой встречи. Она была очень сильно удивлена, так же, как он, это он помнил хорошо. Но… была ли она рада его видеть?.. Что означал тот ее взгляд, когда он уходил?..

Как она живет сейчас? Ну, насчет работы сомнений быть не может — он бы очень удивился, если бы встретил ее не с фотоаппаратом в руке, пытающуюся сунуть любопытный журналистский нос (милый, симпатичный носик, если уж быть точным), куда не следует. Но… что есть в ее жизни, кроме работы? Кто есть в ее жизни? Три года… Это у него была чрезвычайно увлекательная программа в эти три года, Вера-то жила нормальной жизнью молодой, красивой девушки. Ничто ей не мешало найти… достойного спутника жизни.

Конечно, это легко выяснить… Попросить Багиру посмотреть пару баз — не вопрос. Правда, пришлось бы предварительно объяснить, кто такая Вера, но он и так уже почти был готов, что она рано или поздно об этом поинтересуется сама — тогда, в машине, личность девушки, с которой он разговаривал, не интересовала, кажется, только задержанного диверсанта! Багира в два счета выяснила бы всю нужную информацию: где работает, где живет, замужем ли… Если сильно захотеть, можно и наличие мужчины, не являющегося (пока?) мужем, вычислить. В конце концов, есть старый дедовский способ — слежка! Вот на слежке стало окончательно тошно. Потому что Серега точно уверился, что выяснять он ничего не будет. Это ее жизнь, он в нее не полезет. Права не имеет. Три года назад он сам разорвал их отношения. Может, она его вообще ненавидит?.. Может, так и не простила?.. Ну, встретились случайно, она, конечно, удивилась, растерялась, у нее тоже, как и у него, наверняка, мелькали воспоминания того времени, ну и что? У них обоих своя жизнь и разные дороги, пересеклись случайно и снова разбежались. Может, через пару-тройку дней она забудет, что встретила его. Тем более, если… не одна.

На грустном выводе, что Вера — тот самый «свой» человек, которого он навсегда потерял, он и закончил все размышления. Переключился на спасительную и куда более безопасную тему: примерил к ситуации теорию вероятности, чуть подзавис на том, насколько события независимы, — ведь Веру к этому месту отправил редактор, узнав, что они там! то есть одно событие повлияло на другое! — потом взялся высчитывать вероятность еще одной случайной встречи…

А потом поймал себя на том, что думает о вероятности возобновления отношений — уже неважно, после этой встречи или следующей. Она зависит от огромного числа факторов, но определяющими, необходимыми будут два множества — А («она ему нужна») и В («он нужен ей»). Мера первого множества имеет значение 1 и является достоверным событием. Вторая… вторая Сереге под гнетом реалистично-пессимистических размышлений видится невозможной, то есть равной нолю. При умножении на ноль получается ноль, это знают наверно даже первоклашки.

Этот самый ноль представлялся Сереге почему-то в виде красного круга с перечеркнутой линией. Знак запрета. Для пущей убедительности.

А потом она позвонила.

Ее звонок ошеломил. Просьба встретиться, казалось бы, звучала многообещающе… Ну, навряд ли же она хочет встретиться, чтобы просто понастольгировать о прошлом?.. Вроде бы, звонок должен означать ее предложение начать все заново (то есть, не начать, продолжить, но это не важно). Но чувства по этому поводу Серега испытывал… неоднозначные. С одной стороны, он только что жалел о безвозвратной потере, а тут вроде бы появляется шанс на счастье. А с другой, что-то мешало расслабиться и этому шансу поверить. И только основательно покопавшись в себе, понял, что мешает ему то, что он элементарно оказался не готов к такому повороту событий. Олег, Ольга, расставание с Верой, множество проблем и проверок на службе, провальная операция Тайфуна, гибель гражданских, тюрьма, сумасшедшее восстановление на службе и снова нескончаемые проверки. Плюс глупая безответная влюбленность, как вишенка на торте. Он оказался не готов к тому, что в его жизни возможно счастье. Что ему вообще есть место в его жизни. Может, поэтому был так уверен, что он Вере не нужен?..

Вера продолжала идти молча, смотря то по сторонам, то себе под ноги, он посматривал на нее, гадая, о чем она думает, но спрашивать не рискнул. Только мелькала неясная мысль, что обоюдное молчание их не напрягает — значит, осталось еще то самое, что их объединяло тогда?.. Или оно не напрягает только его?..

Он вспомнил вдруг свои вчерашние вечерние мысли о том, что она еще ничего о нем не знает. Не знает, что по ночам он иногда просыпается от холода — даже в жару, потому что ему снится тюрьма. Не знает, что эта самая тюрьма с ним навсегда — бетонные стены и решетки остались в прошлом, но чувство вины с ним навечно. Она не знает, что он больше не тот «счастливчик», как хвастался когда-то. Вчера ему думалось, что он не должен сваливать на нее эти проблемы.

Сейчас ему было упоительно хорошо только от того, что она снова рядом… Потому что она — это глоток жизни. Жизни, свободы, любви, счастья — всего того, что в последние два года у него не было. Сейчас сердце подсказывало, что именно она может спасти от холода. Она все выдержит и со всем справится — он знает, что она сильная девушка.

Мост был уже рядом. Вера поднялась по ступенькам, немного прошла и остановилась — конечно же, у той стороны, где они стояли тогда. Серега про себя улыбнулся этой милой романтичности, ему-то, конечно, было все равно, где разговаривать — как будто место может как-то повлиять. Хотя… окружающая обстановка, обилие золотого цвета вокруг, солнечные блики на воде, само это место, богатое особой питерской красотой, все это будто создавало благоприятный фон, настраивало на определенный лад… Но взглянув на Веру, Серега удивился: неужели для него было бы сейчас что-то иначе, будь они в любой другой точке города или, к примеру, если бы шел дождь?.. Кроме того, что он повел бы Веру в ближайшее кафе, дабы они не промокли.

Он прекрасно понимал, что сложного разговора им не избежать, что с него надо начать, и что сколько бы они ни гуляли молча, все равно от необходимости проговорить все то, о чем оба думали и думают сейчас, никуда не деться. Разговор, вполне возможно, окажется трудным и неприятным, может быть, поэтому он так наслаждался этой прогулкой?.. В молчании или с безобидным разговором о памятнике — как будто они просто гуляют вместе, как будто они в том времени… Нет, разговор, конечно, нужен, это бесспорно. Но он не знал, как начать, не знал, как объяснить, что сейчас ему просто очень хорошо, может быть, впервые за эти три года, и уж совершенно точно за последние несколько дней, и ему…

— Знаешь… в жизни бывают моменты, — заговорила она, и ему пришлось бросить недодуманную мысль, — когда… делаешь что-то… безрассудное. — Вера не смотрела на него, отвернулась к воде. — Потому что… не можешь по-другому, потому что кажется, что другого пути нет. И не думая бросаешься навстречу опасности. — Он не совсем понимал, к чему она клонит, но прекрасно видел, что очень волнуется. То есть говорит она все же… о них. Вместо него. — Я сейчас… — Вера будто поискала подходящие слова, — …открою кингстоны… и, возможно, затоплю наш корабль. — Она посмотрела на него. — А возможно, мы сможем его спасти. — Наверно на его лице отразилось полнейшее недоумение, потому что она тут же бросила, лишь немного смутившись: — Не слушай меня… — Он все смотрел на нее и слушал очень внимательно. «Не слушай» явно относилось к странным аллегориям, которые он начинал понимать. — Я… не раз за эти годы думала об этом. Может, мы сделали ошибку? Может, за корабль нужно было бороться до конца?.. — Если бы она посмотрела на него, он бы тут же кивнул, соглашаясь. Но она смотрела куда-то в сторону собора.

Пока он раздумывал о том, как начать разговор, она все решила за него.

Вера перестала отводить взгляд, набралась смелости и посмотрела ему в лицо такими переполненными надеждой глазами, что у него перехватило дыхание. «Ты мне нужен!» было написано в ее глазах большими золотыми буквами. Нужен, черт возьми. Невозможное событие, нулевое множество?!.. Как бы не так!

Ты не был готов к счастью? Но оно вот, перед тобой! Протяни руку и возьми.

— Сережа, я не хочу долгих ходов вокруг да около, вопросов с намеками и всех этих гаданий «ах, что же он имел в виду» и «что же она имела в виду»…

— Угу… — это все, на что хватило ошеломленного Сереги. Происходящее напомнило ему первые дни после освобождения: жизнь стремительно летела, увлекая его за собой и не спрашивая его мнения. Сейчас Вера, кажется, делала то же самое, пока он раздумывал о том, что не знает, как начать разговор. И о чем говорить.

— Давай все решим прямо сразу. Просто… да или нет.

Вот о чем он за эти годы забыл! О том, как она может восхищать! Это храбрость или безрассудство?.. Что бы это ни было, оно… завораживает. Ее глаза пылали этой самой храбростью с безрассудством пополам, и только углядев в них старательно скрывающийся страх, он снова почувствовал себя отчасти в своей тарелке. Полегчало. Его маленькое солнышко не собирается испепелить его на месте, оно все такое же… милое, теплое, ласковое и — что самое главное и самое удивительное! — нуждающееся в нем. Впрочем, сгореть ему еще предстоит, в этом он был уверен.

— Ты мне нужна, — произнес он, хотя собрался сказать «давай попробуем». — Это единственное, что я имею в виду.

В глазах что-то вспыхнуло, но разгореться этому пламени Вера не дала.

— А как же… «у наших отношений нет будущего»?.. — голос ее дрогнул, вопрос дался явно непросто.

Об этом он забыл тоже. О том, что Веру не всегда устраивает роль зависимого игрека. Нет, когда ей что-то нужно, она с легкостью меняет икс и игрек местами. Вот такая обратная функция. Взаимообратная, надо признать, но все же… Мелькнуло воспоминание о давних предположениях, что и мама тоже не всегда подчинялась, часто была инициатором — и ведь отец соглашался!.. Но мысль быстро растаяла под давлением захвативших эмоций.

Что-то он думал?.. Что им страшно заговаривать о главном?.. Ее явное превосходство в смелости, с которой она… спасала их корабль, как выразилась, заставило Серегу мысленно встряхнуться и взять наконец себя в руки. Все хорошо. Она рядом и он ей нужен. Все будет хорошо. Сильная и смелая девушка все решила за него и сама проделала всю работу. И теперь ждет поддержки. График изменил направление на обратное — красивая, наверно, линия в итоге получается!..

Он взял ее руки в свои (ладошки оказались ледяными).

— Давайте задраим наглухо кингстоны, товарищ… старпом, — улыбнулся он, отметив, как страх в ее глазах сменился удивлением и робкой по началу радостью, — поднимем якорь и отправимся в путь.

— …Есть… отправиться в путь… товарищ капитан! — она проговорила это несмело и с чуть вопросительной интонацией, будто спрашивая, правильно ли говорит.

Серега улыбаясь кивнул, но тут же переменил тон:

— Тогда будущего действительно не было, Вер…

— А сейчас? — вмиг став снова серьезной, спросила она, все с той же надеждой заглядывая в глаза.

— А сейчас будет зависеть… от наших навигационных навыков, если продолжать морскую тематику.

Ее ладошки немного согрелись.

— Сережа… сейчас ничего не изменилось… у тебя служба, у меня работа… наверно… все будет так же, как ты говорил тогда…

Он думал об этом вчера вечером. И сейчас очень хотелось верить, что он прав в своих надеждах…

— Будет иначе… Самое главное, мы… будем другими. Знаешь, как команда бережет корабль, чуть не потерпевший кораблекрушение?

— А если бы… мы не встретились?..

— Встретились же, — он притянул ее к себе и обнял.

Встретились, потому что мера множества «Возобновление отношений» равна единице! Целой, полной единице!

Сердце билось как сумасшедшее, он почему-то только сейчас это почувствовал. Вообще с начала разговора только сейчас будто перевел дух и оглянулся. Солнце в небе, солнце на золотой листве, сверкающие блики на воде, воздух, насквозь пронизанный солнечными лучами… Солнце в руках. Со всем этим немыслимым богатством хочется что-то сделать! Присвоить себе. Забрать навсегда в единоличное пользование!

Вера подняла голову и, чуть отодвинувшись, посмотрела на него.

— Я очень давно тебя не видела…

В ее глазах прыгали… солнечные зайчики, и это Серегу добило. Можно сделать. Можно присвоить себе. Это же так легко!

Солнечные зайчики в распахнутых глазах оказались ближе и даже успели удивиться. Больше он их не видел, закрыл глаза, отдавшись ощущениям — только слегка удивился, что у счастья прохладные от осеннего воздуха губы. Ведь счастье — это что-то… непременно теплое!.. Впрочем, ему еще только предстоит вспомнить, каким его рыжее солнце может быть горячим…

От этой очень своевременной мысли в голове произошел сдвиг, еще и Вера в нетерпении переступила ногами, подалась к нему ближе, рука скользнула по ее куртке, и Серега прижал ее сильнее.

— Что? — переведя дыхание, спросил Серега, когда они ненадолго остановились. Вера смотрела на него испуганно. Счастливо-испуганно.

— А если снова не получится?..

— Получится. Должно получиться.

Сейчас он действительно был в этом уверен. И у него в арсенале в данный момент был только один способ, как ей это доказать.

— Стыдоба какая!.. Постеснялись бы!.. Взрослые, а целуются как подростки прямо на улице… да еще возле храма!..

Испуганно оторвавшись друг от друга, они увидели темную спину и затылок в цветастом платке: мимо них прошла бабулька — та самая, что кормила голубей на лавочке. Переглянулись и ровно как подростки смущенно заулыбались, стараясь не засмеяться. Вера уткнулась в его пальто, и Серега, обнимая ее, чувствовал, как чуть подрагивает ее спина.

Бабулька прошла пару шагов, остановилась и окинула их недовольным взглядом. Сереге почудилось, что она сейчас покачает головой и на манер Бизона скажет «эх, молодежь!»

— Извините нас, — сказал Серега, прижимая к себе свое счастье, — мы не могли иначе!

Та внимательно посмотрела, неодобрительно покачала головой, но больше ничего не сказала. Отвернулась и пошла дальше.

Мысль про Бизона чем-то зацепила, и Серега, прислушившись к себе, вдруг понял: с этой мыслью вдруг ушло чувство нереальности происходящего. Два разных мира — привычная служба и волшебство этого дня — соединились в одно. Все это вместе — его жизнь. В которой, кажется, началась новая страница. Точнее, глава.

Нет, их жизнь.

— Мне казалось, что я… не помню…

— Что не помнишь?

— …Тебя.

Он прекрасно понял, о чем она.

— Вспомнила?

— Не забывала.

Он тихо рассмеялся:

— Я не дам тебе забыть.