Сама по себе (джен)

Иногда происходит что-то такое, что человек объяснить не в состоянии, хотя и считает себя разумным…

Может быть, потому, что порой происходящее просто невозможно впихнуть в рамки этого самого разумного?

* * *

Вся эта история началась с того, что Сен-Жермен решил построить у себя во дворе хороший добротный гараж — с полками, антресолями, чердаком и, естественно, лестницей на этот самый чердак. Желающие подзаработать нашлись быстро, благо граф не скупился на деньги, так что через пару дней во дворе закипела стройка. Мужики понавезли досок, закупили сайдинг — короче, всё только самое лучшее и качественное, дабы его светлость осталась довольна... Многие из работяг были приезжими, своего угла не имели, так что Клод, недолго думая, отдал им под жильё домик мантикора: всё равно хозяина домика не было — шлялся где-то по землям Эргара Великого! Мужики, поселившиеся в этом домике, очень удивлялись просторному помещению, большому тюфяку в углу, здоровенной бадье с водой рядом — им ведь и в голову не могло прийти, что это всего-навсего поилка для домашнего зверька! — и глубоким царапинам на бревенчатых стенах.

...Стройка была в самом разгаре, когда произошло несчастье.

Понадобилось поднять наверх два массивных бруса, и строители, привязав верёвку к обоим брусьям сразу, принялись тащить их наверх. Нет бы поднять по одному... Куда там! Мы лучше надорвёмся сразу, чем хоть немного, но облегчим себе работу! Сен-Жермен несколько раз предлагал пригнать небольшой подъёмный кран, но мужики гордо отказывались, предпочитая благородный физический труд всякой там механизированной фигне. Кончилось всё это тем, что верёвка не выдержала двойного веса, затрещала и... лопнула, словно паутинка.

Услышав треск и предупреждающие крики, работавшие внизу бросились врассыпную, не желая получить брусьями по всему организму, который точно не перенёс бы такого всеобъемлющего знакомства, но один немного замешкался, запнулся о какую-то каменюку, упал... И в тот же момент рухнули и брусья. Они задели бедолагу всего лишь краем, но и этого оказалось вполне достаточно, чтобы плечо левой руки несчастного размозжило напрочь, перемешав мышцы и кости в одну жуткую кашу. На дикий, полный боли вопль из дома выскочил Сен-Жермен, впопыхах еле-еле успевший накинуть на себя плащ, чтобы хоть немного защититься от солнечных лучей. К чести графа, стоило сказать, что он паниковать и дёргаться, увидев корчащегося на земле человека, не стал, а, аккуратно усадив пострадавшего в машину, на полной скорости рванул в больницу.

— Руку придётся ампутировать! — сокрушённо сказал врач-травматолог, ещё раз посмотрев на рентгеновские снимки пострадавшей конечности. — Конечно, от кисти до локтя она не пострадала, но от локтя и выше... Тут и сам Левша не смог бы собрать при всём своём желании! Да ладно, если бы одни кости раздробило — можно было хоть что-то, но собрать, но мышцы... Тут уж ничего не поделаешь.

— А если ему пришить другую руку? — осенило графа. — А что? Подобные операции давно практикуются по всему миру!

Травматолог с иронией глянул на воодушевившегося Клода:

— Уважаемый, я понимаю, что вами движут самые благородные чувства и сострадание к искалеченному — это просто огромная редкость в наше время, но сами посудите, откуда в нашей маленькой провинциальной больнице может взяться такое оборудование?

— А если купить?

— Вы Крёз? Ну, допустим, вы купите нужную технику... А где вы найдёте грамотных специалистов? А руку для пересадки? Это же не пуговица — раз и пришил, тут требуемый орган подбирается так, чтобы подошёл просто идеально. Потом, кстати, прооперированному приходится весь остаток жизни пить специальные препараты, которые подавляют иммунитет хозяина и не дают ему отторгнуть прижившийся орган. Сами посудите, откуда у простого работяги деньги на всё это? Не лучше ли просто ампутировать руку, а позже сделать высококачественный протез? Тем более, что она левая, а мужчина — правша!

Сен-Жермен покивал, соглашаясь с врачом, а сам запрятал свою мысль поглубже, как хомяк — зерно за щёку...

Рабочего прооперировали, отрезав искалеченную руку, и вскоре выписали домой — точнее, в домик мантикора во дворе Сен-Жермена, — наказав ему вовремя являться на перевязку...

Прошёл месяц.

Всё это время графа мучили мысли о покалеченном рабочем, хотя вся эта трагедия произошла не по его вине, а из-за разгильдяйства строителей, и он не только не уволил калеку, но даже поднял ему зарплату, так как тот продолжал работать по мере своих возможностей, помогая таскать сайдинг и гвозди. Надо сказать, остальные приняли новость о прибавке зарплаты калеке спокойно, никто не возмущался, так как во всём произошедшем вина полностью была их, и только их.

Гараж был уже почти готов, когда графу пришло сообщение от одной московской клиники, что те готовы принять и осмотреть его знакомого и, возможно, даже помочь ему.

— Алексей! — крикнул Сен-Жермен, приоткрыв окно, не решаясь высунуться из него, так как на улице царил день. — Зайди-ка ко мне, разговор есть!

Через пару минут послышались быстрые шаги, лёгкий стук в дверь, и в кабинет графа вошёл невысокий человек.

— Ну, как протез? — поинтересовался Клод, кинув взгляд на его левую руку. — Не причиняет неудобств?

— Да вы что? — весело удивился Алексей, приподнимая и сгибая в локте левую руку. — Такой навороченный! Если бы не ваша помощь... Что бы я делал?

— Есть возможность получить настоящую, живую руку, — сказал Сен-Жермен, искоса глянув на Алексея, на лице которого отразилось явное непонимание. — Да-да, не удивляйся. Завтра мы с тобой летим в Москву, и...

— В Москву?!

— А как ты думал? Сходишь в нашу больницу, руку — чик-чик! — и пришили? Нет, брат, тут такое серьёзное дело, что...

— Может, лучше не надо? — робко спросил Алексей. — Мне и протез нравится, я к нему уже привык...

Но всё это были беспомощные слова. Человека, который хочет творить добрые дела, остановить просто невозможно, а уж вампира — тем более! Воодушевлённый собственной добротой граф, не обращая внимания на слабые возражения Алексея, собрал вещи, усадил его в автомобиль и укатил с ним, предварительно наказав оставшимся строителям подновить забор, построить террасу и отремонтировать домик мантикора, пообещав хорошо заплатить по возвращении, чем несказанно воодушевил мужиков, ибо не всякий хозяин так выполнял свои обещания и возился с простыми трудягами.

Графу и Алексею несказанно повезло. Как раз, когда они приехали в клинику, там оказался нужный донор, чья рука подошла по всем параметрам — и по группе крови, и по резус-фактору, и по всем прочим показателям. Экстренно сделав все анализы — вот что значит — большие деньги! — Алексея положили в хирургическое отделение, где почти сразу сделали операцию.

* * *

Первое, что пришло в голову Алексею, когда он очнулся после наркоза — врачи сделали что-то не то. Не может человеку быть так плохо после простой операции! Хотя... Наверное, пришить человеку чужую руку взамен утраченной собственной не так-то просто. Перед глазами всё плыло и туманилось, голова слегка кружилась, хотелось пить... И тут послышался лёгкий скрежет. Доносился он откуда-то слева, и, если бы не царившая вокруг тишина, прерываемая лишь попискиванием аппаратуры, стоявшей возле кровати и отмечавшей, что больной покамест ещё жив, Алексей его бы и не услышал или же просто не обратил внимания.

Он слегка наклонил голову влево, прислушался к своим ощущениям, скосил глаза... и увидел, что к его кровати ползёт что-то длинное и непонятное. Алексей поморгал, чтобы зрение немного прояснилось, и когда снова глянул налево...

К его кровати ползла рука. Рука как рука — крупная, мускулистая, покрытая тёмными волосками, на тыльной стороне ладони татуировка... Выше локтя начиналось дряблое месиво из мышц, которое волочилось рыбьим хвостом и, наверное, очень мешало двигаться, но рука не обращала на эти неудобства совершенно никакого внимания. Она ползла, подтягиваясь на крепких пальцах, постукивала отросшими ногтями, под которыми виднелась цементная пыль... Рука выглядела одновременно так обыденно и так страшно, что Алексей какое-то время просто отрешённо наблюдал, как обрубок, ловко перебирая пальцами, подползал всё ближе и ближе, вот уже дёрнулась и натянулась простыня... И только когда над краем кровати показались кончики пальцев, он истошно закричал, милосердно теряя сознание, и уже где-то на грани между спасительным забытьём и явью к нему пришла мысль: "А ведь это моя рука!"

* * *

— Да говорю вам, это была моя рука! — кричал Алексей собравшимся вокруг него врачам. — Она приползла ко мне... Что? Да откуда я знаю, зачем она заявилась сюда?! Не надо мне никаких уколов!

— ...Иногда и не такое бывает! — успокаивал психиатр нервно ходившего из угла в угол Сен-Жермена. — Им кажется, что новые рука, нога или прочий орган пытаются восстать против них, пытаются вселить в их тела души прежних своих хозяев... Поверьте мне — это просто нервы, и вскоре всё пройдёт. Не так-то просто человеку принять тот факт, что ему пересадили органы умершего, но, в конце концов...

— Да, вы правы, — задумчиво сказал граф. — А вообще, как его состояние? Когда его можно будет забрать?

— Пусть полежит ещё с неделю, получит курс лечения, хотя... Заживление, думаю, пройдёт нормально, и если вы проследите...

— Пусть лежит! — решительно сказал Сен-Жермен. — Деньги есть, так что с оплатой проблем не будет. Только постарайтесь, чтобы всё было хорошо!

* * *

Рука больше не приходила.

Первые дни Алексей лежал без сна, чутко прислушиваясь ко всему, что происходило вокруг, но так ни разу не уловил постукивания, которое издавала ползущая к нему рука — видать, во всём были виноваты непомерно отросшие ногти... Он пристально всматривался в полутёмные углы в поисках страшной гостьи, а в голову лезли глупые мысли: "Ногти-то какие длинные стали... Интересно, кто их ей теперь стрижёт?"

А когда Алексей уснул, ему приснился странный и одновременно страшный сон: будто бы рука поселилась вместе с ним, ползает по ночам по квартире, пугая кота, а ему время от времени приходится ловить её, стричь длинные ногти — что руке совсем не нравится — и очищать срез от мусора и личинок... Причём с каждым днём рука пахла всё сильнее и сильнее, и, в конце концов, Алексей начал задыхаться от трупной вони и... проснулся.

Рука лежала у него на груди и, казалось, внимательно смотрела на своего хозяина.

— А-а-а!!! — не своим голосом завопил Алексей, стряхивая с себя обрубок, одним прыжком очутился у двери, оглянулся...

Рука пропала, словно её и не было.

Прошла неделя. Швы понемногу начали затягиваться, и, хотя новая рука ещё не совсем слушалась своего хозяина, доктора уверяли, что всё будет в порядке и что так бывает всегда. Конечно, это же не его собственная конечность, что говорить... Всю дорогу домой Алексей угрюмо молчал, несмотря на все попытки Сен-Жермена разговорить его.

— Да что случилось? — наконец не выдержал граф. — Алексей, я тебя не понимаю. Любой другой человек на твоём месте был бы на седьмом небе от счастья, что у него живая рука, а не протез... Что с тобой происходит?

— Они её похоронили?

— Кого? — не понял Клод.

— Мою руку. Те врачи похоронили её?

— Что за чушь лезет в твою голову? — с досадой спросил Сен-Жермен, но, видя, что Алексей с нетерпением ждёт ответа, нехотя сказал: — Сожгли, скорее всего... а что?

— Она ко мне опять приходила.

— Алексей, у тебя просто расшатались нервы. Психиатр говорит, что так бывает, и не стоит...

— Она ревнует меня к моей новой руке, — не слушая его, продолжал Алексей. — Я-то ведь прежде о ней заботился, ногти стриг, а теперь... Кто за ней ухаживать будет? И татуировка на ней была забавная... Мне её сделал один старый еврей, когда мы ремонтировали синагогу. Вернее, нарисовал на моей руке, а я потом сходил в салон и набил тату.

— Какую татуировку? — без особого интереса спросил Клод — просто для того, чтобы поддержать завязавшийся разговор. — Можешь нарисовать?

— Ещё бы! Бумажка найдётся?

Получив блокнот, Алексей принялся что-то рисовать, придерживая его непослушной левой рукой, а когда закончил, с гордостью протянул блокнот графу:

— Вот!

Сен-Жермен мельком глянул на рисунок, отвернулся... и внезапно дёрнулся. Вновь обернувшись к Алексею, он почти выхватил блокнот, уставился на него и хрипло спросил:

— Эта татуировка была на твоей руке?

— Ну да... А что? Прикольные закорючки. Всё лучше, чем всяких уродов себе накалывать!

— Лучше, куда уж лучше... — машинально поддакнул Сен-Жермен. — Кстати, а ты хоть знаешь, что сии буквы означают?

— Еврейский мат, наверное. Я попросил дедка написать что-нибудь необычное... Чего ни у кого из живущих на Земле нет. Ну, он и постарался.

— Да уж, он постарался... Можешь гордиться, Алексей, старичок исполнил твою просьбу с удивительной точностью. Будь спокоен — такой надписи нет ни у одного человека!

На лице Алексея, на время позабывшего о своих переживаниях, мелькнула довольная улыбка.

— А вот у голема такая подпись точно есть! — закончил Сен-Жермен.

— У Голема? Иностранец, что ли, какой? Ежели так, то какая разница? Ведь у наших мужиков такой татушки точно нет!

Граф даже не стал объяснять Алексею, кто такой голем. Толку-то? Вряд ли он любил читать, поэтому и не знал, что голем — это ожившее подобие человека из глины или земли, а буквы тату на его руке — магическое слово, дающее подобие жизни этому чудовищу. И как ему пояснить, что, возможно... Да нет, такого быть не может!

* * *

По возвращении в городок у Сен-Жермена состоялся очень неприятный разговор с медперсоналом клиники, где Алексею и удалили покалеченную руку. По его настоятельной просьбе граф, закутавшись от солнца в накидку, пошёл в хирургическое отделение, и тут-то выяснилось, что отрезанная конечность пропала неизвестно куда.

— Как такое вообще могло быть?! — возмущался Клод, и глаза его от гнева становились круглыми как пуговицы. — Вы разве не уничтожили её в тот же день?

— Санитар оказался слегка... пьяным, ну, мы и решили отложить это на завтра! — виновато сказал хирург. — А что случилось-то?

Сен-Жермен только рукой махнул и пошёл прочь....

Выходит, рука действительно обрела некое подобие жизни благодаря татуированной надписи и в самом деле преследует своего бывшего хозяина... Сказать об этом Алексею? Не самая лучшая мысль, подумал он, мужик так и с ума сойти может! Значит, будем ждать, но пока что молчать...

* * *

Строители закончили всю работу, порученную им графом, где-то за три дня до приезда Сен-Жермена и Алексея, но так и не уехали, предпочитая дождаться хозяина и сдать ему всё, так сказать, с рук на руки. Неизвестно, чем это Клод вызвал их безмерное уважение, ведь с виду он такой мягкий, такой вежливый... Должно быть, во взгляде что-то эдакое было. А может, всё дело в глубоких царапинах на стенах домика, где они ночевали? Мало ли, какого там зверя прикормил их работодатель? А ну как останется недовольным их работой, покыскает своего питомца... Доказывай потом, что ты не говорящая мясная нарезка на ножках! Хищники, они такие, нравные, с ними особо не побалуешь!

Впрочем, повода для беспокойства не оказалось. Сен-Жермен осмотрел всё, похвалил мужиков за качество, выплатил им причитающуюся сумму, и те, довольные, разъехались по домам. Уехал и Алексей. Граф пробовал уговаривать его остаться ещё на месяц, стращал возможными осложнениями, но тот был непреклонен, и, в конце концов, Сен-Жермен, поняв, что все доводы бесполезны, отступил.

— Ну не убьёт же его эта рука! — посмеиваясь, сказал Чёрный, когда граф поделился с ним своими переживаниями. — Всё-таки плоть от плоти его. Попугает немного, и всё... И вообще, сдался тебе этот смертный? Лучше о себе побеспокойся — Наташка с Леркой искали тебя и очень сердились.

— Пошли они... Я им не нянька! — фыркнул граф. — Кстати, как Ундина себя вела? Не хулиганила? Вот и хорошо... Когда вернётся от этих башибузуков, передай ей, чтобы шла домой. Хорошего помаленьку!

Ни на следующий день, ни во все последующие Алексей так и не позвонил, хотя Сен-Жермен и оставил ему свой номер, настоятельно попросив звонить ему в любое время дня и ночи, если что... Видимо, "если что" не произошло, и граф немного успокоился. Возможно, у Алексея и вправду были глюки, подумал он, и доктор прав — не все способны так легко принять психологически то, что им пересадили чужую часть тела, а татуировка с магическим словом — всего лишь самая обычная татушка, каких миллионы...

Прошло где-то около двух месяцев. Граф, загруженный по самые клыки повседневными заботами, и думать забыл об Алексее и его бродячей руке — если таковая вообще имела место быть. Есть ли время думать о чужих проблемах, когда и своих-то выше крыши? Ундина совсем от рук отбилась, хотела в школу ходить, как все обычные дети... а разве её туда отпустишь?

— Ну, какая из неё ученица? — сетовал Сен-Жермен, сидя в гостях у Чёрного и Роланда. — А ну, как ей учительница двойку поставит? Динка расстроится, заплачет... Оно мне надо, чтобы потом из школы гробы караванами выносили? И потом... Она же никогда не вырастет, не станет взрослой, не выйдет замуж, не родит детей... Есть ли смысл ей, бессмертной, дружить со смертными детьми?

— Ты не прав, дядя Клод, — мягко возразил Роланд. — Что из того, что она не человек? Думаешь, она сама не понимает всего происходящего? А как же мы? Мы такие же, разница только в размере тела. Ундина — всего лишь ребёнок, и, думаю, она и не собирается взрослеть. Сейчас для детей вокруг столько соблазнов — и игрушки, и украшения, и всякие развлечения... а мультики?

— Про мультики и не говори, — согласился Сен-Жермен. — Вон Наташка до сих пор их смотрит. Предпочитает Диснея и аниме. Младенец!

— Наташка рисует на заказ! — защитил честь подруги Чёрный. — Ей то Белоснежку, то русалочку заказывают нарисовать... А недавно её попросили нарисовать пятьдесят принцесс Диснея, так она чуть ли не по потолку бегала, не понимая, откуда заказчица столько этих самых принцесс выкопала?! Ты, Клод, мне зубы-то не заговаривай, лучше скажи, зачем вообще связался с этим смертным? Только не говори, что он твой дальний родственник по отцовской линии!

— Почему по отцовской?

— Откуда я знаю? Может, твой батюшка был завзятым кобельком, не пропуская ни одной юбки? Смотри, соберутся родственнички со всех концов земного шара, растащут все твои копеечки-центики!

— Да ну тебя! — отмахнулся с досадой Сен-Жермен. — Несёшь полную чушь... Алексею я помог потому, что... Он ведь работал на меня.

— И что из этого?

— Калекой он стал частично по моей вине, ведь стройку заказал я, денег лишних у него не было, вот и ...

— А на кой ты пришил ему руку? Мужику сделали хороший, высококачественный протез — не хуже живой руки. Зачем ты повёз его в Москву в эту клинику?

— Но ведь живая рука лучше искусственной...

— А то, что теперь твой Алексей вынужден каждый день в строго определённое время принимать лекарства, чтобы его новая рука не начала отторгаться, в расчёт не входило?

— Знаешь, меня сейчас больше всего беспокоит то обстоятельство, что отрезанная рука пропала неизвестно куда. И ещё эта проклятая татуировка!

— Опять ты об этом... Пойми, слова писались на живом теле, и поэтому заклинание не имеет силы!

— Это тогда, а сейчас? Руку отрезали, и она уже, как ты понимаешь, в разряд живых никак не входит.

— Ну-у... Тогда не знаю. Да что ты меня грузишь своими проблемами? — разозлился вдруг Чёрный. — Иди лучше домой, Динку воспитывай, а то она у меня весь запас шоколадок слопала и даже не облизнулась. Я ей говорю: "Детям много шоколада вредно, у них от него диатез", а она мне: "Вредитель! Вот поэтому-то я всё и уничтожила. Кто, кроме меня, спасёт от смертельной болезни Алиску и Эдьку?" Я же ещё и виноват оказался! Чего ржёшь?!

Сен-Жермен, давясь смехом, выскочил на улицу и поспешил домой. Время и в самом деле позднее, думал он, и Динке давно пора спать. Ну и что, что она нежить?

...В дверь громко и упорно забарабанили, потом наступила тишина... после чего застучали ещё громче и упорней. Сен-Жермен, сладко дремавший в кресле, аж подскочил на мягком сиденье.

— Клод, там кто-то стучит! — испуганно сообщила заглянувшая в зал Ундина. — Громко так...

— Слышу... — с досадой сказал граф, убирая с колен газету. — Ты чего встала? Иди спать, время-то позднее, а я пойду, погляжу, кто это там у нас такой смелый, что лезет к тигру прямо в пасть...

Русалочка тут же исчезла, а Сен-Жермен направился в холл, где постоял немного, прислушиваясь к несмолкающему стуку, затем распахнул дверь... На пороге стоял Алексей — грязный, небритый, оборванный. Несло от него так, словно он часа два стоял под водопадом из нечистот.

— Можно войти? — тихо спросил он.

— Конечно-конечно! — торопливо сказал граф, стараясь дышать через раз, ибо запах стоял такой, что пронимало и вампира. — Что случилось? Почему ты так ни разу не позвонил? Давай, снимай куртку, брюки и дуй в ванную, а то от тебя такое амбре, что аж в глазах слезится.

Алексей молча снял ботинки, брюки, куртку... На левом предплечье был коряво намотан грязный бинт, сквозь который проступали пятна крови. Да и сама пришитая рука выглядела далеко не самым лучшим образом.

— Ты пьёшь лекарства? — прямо спросил Сен-Жермен. Алексей замялся и отвёл глаза.

— Ты что, идиот?! Тебе разве не объяснили, что может произойти, если ты не будешь их принимать?! Ну-ка, снимай бинты! Да не здесь, пошли в ванную!

Все подозрения графа оправдались, едва он глянул на багровый, воспалившийся, кое-где сочащийся зловонным гноем послеоперационный рубец, опоясывающий руку Алексея. Мало того, он ещё в некоторых местах был глубоко расцарапан, словно Алексей пытался разорвать швы и оторвать чужую руку...

— Она вернулась... Это всё она сотворила...

— Хватит нести эту чушь про бродячую руку! — рявкнул выведенный из себя Сен-Жермен. — Никто, понимаешь, никто не вернулся, это всё в твоей башке! Ты идиот, да? Тебе был дан второй шанс, а ты так тупо просрал его!!! Мойся, и поедем в больницу!

Алексей пытался возразить, но граф так глянул на него, что тот мгновенно увял и полез в ванну.

* * *

— Руку придётся ампутировать! — огорчённо сказал хирург. — Конечно, процесс отторжения в самом начале, и можно попытаться что-либо сделать... но я не знаю, будет ли от этого прок, поскольку есть вероятность заражения крови...

— Ампутируйте! — решительно сказал граф. — Какой прок спасать утопающего, если тот не хочет, чтобы его спасали?

Как ни странно, но сообщение о предстоящей операции Алексей воспринял с большим воодушевлением.

— Теперь-то она от меня отстанет! — радостно говорил он санитарам, когда те на каталке везли его в операционную. — Лучше пусть будет протез!

— О чём это он? — недоумённо спросил хирург Сен-Жермена, но тот лишь неопределённо пожал плечами:

— Нервы, психоз... Не смог свыкнуться с тем, что ему пришили чужую руку. Что на меня так смотрите? Я понимаю, что ему надо бы к психиатру, но времени нет — помрёт. Ладно, не буду вас отвлекать...

* * *

Алексей лежал, постепенно отходя от наркоза. В голове был туман... и мысли были невнятные, глаза закрывались сами собой, хотя спать не хотелось.

"Она больше не придёт, — внезапно чётко сформировалась одна мысль, прочно обосновалась в мозгу и уходить явно уже не собиралась. — Чужака больше нет... Зачем ей теперь меня тревожить?"

И тут послышался уже знакомый шорох.

Дремота слетела с Алексея как моль с пронафталиненной шубы, и он, дико выпучив глаза, заозирался в поисках того, кто издавал этот звук. И нашёл.

Рука была уже на середине палаты. Ползла она по-прежнему ловко, вот только вид её оставлял желать лучшего... Конечно, магическая татуировка приостановила процесс разложения, но это ведь не панацея! Ногтей на указательном и среднем пальцах не было — видимо, сорвала, когда ползала по земле, кожа на тыльной стороне кисти лопнула, и из трещин сочилось что-то красноватое, едко пахнущее... Но хуже всего выглядел обрубок — он почернел, кожа с него слезла, и теперь волокна измочаленных мышц торчали вперемешку с прилипшим к ним сором.

— У меня уже её нет, уходи! — захрипел, задыхаясь в приступе ужаса, Алексей. — Зачем ты меня преследуешь?!

Рука, не обращая на слова никакого внимания, подползла к кровати, крепко ухватилась пальцами за простыню, начала медленно подниматься вверх... Почувствовав липкое прикосновение, Алексей завопил и кричал до тех пор, пока на его крик не прибежала перепуганная медсестра.

* * *

— По-моему, ваш друг сходит с ума! — сказал доктор Сен-Жермену, когда тот приехал в больницу, срочно вызванный посреди ночи. — Ему нужно в психиатрическую клинику — полежать, подправить нервы... Поймите, если мы оставим его тут, то он либо доведёт своими воплями остальных пациентов до инфаркта, либо просто-напросто навредит себе! Знаете, я в первый раз встречаюсь с подобным случаем, так как обычно люди готовы пойти на любые неудобства, лишь бы выглядеть, как все остальные. Это ведь только говорится, что у нас жалеют и помогают инвалидам, а на самом деле...

— Да, вы правы, — вздохнул граф. — Люди очень не любят, когда им напоминают о болезнях и немощи, и, если больным детям помогают охотно, то на взрослых эта благотворительность обычно не распространяется... Сейчас он спит?

— Спит. Мы ввели ему успокоительное, но это мало поможет, сами понимаете... Ему необходимо принять курс лечения в специализированной клинике, и не надо беспокоиться о перевязках: там работают хорошие специалисты, а если вы ещё и оформите его как платного пациента, то за ним будут ухаживать, как за принцем крови...

— Само собой, — усмехнулся Сен-Жермен. Дороговато же мне обходится мимолётное желание побыть филантропом, подумал он, и чего ради? Спасибо всё равно никто не скажет...

Алексея в психо-неврологической клинике положили в отдельную палату, где к его услугам было всё — телевизор, холодильник, набитый кучей всяких вкусностей, Интернет. Заодно, по просьбе графа, в палате установили камеру слежения, чтобы в случае чего вовремя прийти к больному на помощь. Этой просьбе немного удивились, но выполнили — в конце концов, какая им разница? Кто платит, тот и рулит бал!

...Алексей с ногами сидел на кровати и безучастно смотрел в угол комнаты, где уже сгущались вечерние тени. Телевизор он так ни разу и не включил за все те четыре дня, что провёл в этой клинике. Нет, он не злился на Клода, наоборот — был благодарен ему за то, что тот так долго возился с ним. А то, что граф положил его в психушку... Что ж, он это сделал из лучших побуждений, ведь со стороны его поведение и впрямь походило на выходки сумасшедшего. Лекарствами его здесь не пичкали — спасибо Клоду за это! — а то, что время от времени кололи, помогало заснуть быстро и без сновидений...

Сумрачные тени в углу шевельнулись. Одним прыжком Алексей добрался до стены, хлопнул по выключателю ладонью, комната озарилась неярким мягким светом, прогонявшим пыль сумрака, а вместе с ним то, что так пугало его — незваного и ужасного гостя, вернее, гостью... Однако спать при таком освещении было невозможно, и Алексей, в конце концов, был вынужден свет выключить — после того, как провалялся без сна почти до двух часов ночи, а когда начал засыпать, всё вернулось...

...Простыня дёрнулась и натянулась, но Алексей, ждавший этого момента до мелкой дрожи внутри, даже не шелохнулся. В конце концов, думал он, сколько можно бегать и прятаться? Не лучше ли выдержать этот ужас всего один раз, а потом — всё. Покой, тишина... вечный сладкий сон... И поэтому, когда рука взобралась на кровать, а потом и на его грудь, он не сделал на малейшей попытки защитить себя и лишь когда липкие холодные пальцы коснулись его горла, поднял оставшуюся правую руку... Поднял... и опустил.

* * *

— Мы так ничего и не поняли! — оправдывался заведующий отделением, когда Сен-Жермен, оповещённый о странной смерти своего подопечного, приехал к ним. — Вот все записи! Как вы сами можете видеть, никто к нему не входил, даже медперсонал. Может, он сам себя задушил в приступе нервного срыва? А что, такое бывает!

— Вам виднее, — задумчиво произнёс Клод, всматриваясь в экран ноутбука. — В одном вы наверняка правы — он задушил себя своей собственной рукой...

Алексея похоронили, как подобает: Сен-Жермен оплатил все расходы, купил гроб, крест, заплатил могильщикам, через Лерку заказал молитву за упокой души раба Божьего Алексея. Через пару дней ему позвонил кладбищенский сторож и сообщил, что могилу Алексея кто-то явно пытался раскопать, но делал это как-то странно — одной рукой — и дело до конца так и не довёл: было слишком глубоко, из чего Сен-Жермен сделал вывод, что рука так и бродит по окрестностям...

Сама по себе.