Ошибки молодости (джен)

Сириус Блэк знает, что есть вещи, которые, несмотря на то, что кажутся совершенно, мать их, невозможными — возможны.

* * *

Думать, что с кем-то из твоей пришибленной семейки ты бы всё-таки переспал — невозможно. Это меняется весной

— Эй, красотка! — Сириус выпячивает грудь вперёд, и Джеймс тихо ржёт — мол, так он совсем похож на напыщенного петуха. Блэк фыркает и заявляет, что этот петух уже две недели как порвал со своей последней курицей, а он молодой и здоровый... ну, кобель, вообще-то, раз Сохатого навеселе на животные аналогии потянуло.

У Поттера совсем плохое предчувствие — он знает, что однажды выходки Сириуса выйдут главному Казанове Хогвартса боком; но на Святочном балу очень хорошее шампанское, протащенное каким-то решительным семикурсником, а от всегда трезвого Римуса и уже в дымину пьяного Питера толку нет.

— Ты веришь в любовь с первого взгляда, или мне еще раз пройти-и…

Голубые глаза встречают серые, и на губах девушки играет настоящая блэковская усмешка. Белла ослепительно улыбается, и от Сириуса остаётся разве что запах дорогого парфюма в воздухе. Джеймс хихикает и тихонько смывается вслед за другом.

* * *

Узнать, что у кого-то уровня Гитлера и Сталина были романтические свидания под луной — невозможно. Это меняется осенью.

Громкий визг Марлен отвлекает от эссе по зельеварению, которое Сириус настойчиво пытается писать самостоятельно и только хмурится над учебником; но когда сам Джеймс начинает хихикать, пустой пергамент и полная до краёв чернильница летят на пол.

— Но он такой… такой!

— Кто? — Сириус перевешивается через спинку кресла и видит перед собой иллюстрацию последней схватки Дамблдора и Гриндевальда. Не доходит. Он смотрит сначала на Римуса, на Поттера, а потом снова в книжку. — Ну?

— Картинка красивая, — вздыхает Марлен откуда-то справа. — Ну и, знаешь, ходят слухи, ну, того, что они, ну, того. Сам знаешь, короче.

Марлен краснеет до кончиков ушей, а до Сириуса всё еще не доползает.

— Марлен имела в виду, ходят слухи, что директор Дамблдор и Гриндевальд состояли в отношениях, — медленно и, слава Мерлину, внятно поясняет Римус и разводит руками.

Блэк бледнеет, а потом ошарашенно смеётся.

— Да ну вас, Мерлиновы подштанники. Если Дамблдор — гей, то я расскажу будущим детишкам Сохатого, что у меня была интрижка с Эванс.

Марлен, почётная мародёрка, достаёт из рукава палочку, мол, а давай.

* * *

Сказать своему крестнику, что ты вполне мог оказаться его счастливым папашей — невозможно. Это меняется летом.

— Ты очень похож на своего отца, Гарри, — Сириус допивает чай и смотрит на мальчика пристально и серьёзно; а потом бурчит себе под нос достаточно громко, чтобы тот услышал: — Везучий старый пёс я.

— Это в каком смысле? — Гарри застывает за копией «Пророка».

— Мы с Джеймсом были друзьями, Гарри, — Блэк объясняет медленно, будто с маленьким ребёнком говорит. — Как ты думаешь, как бы я ему объяснялся, если бы у тебя, скажем, были голубые глаза или нос, как у моего дяди Альфарда, а?

Поттер-младший вскакивает из-за стола с такой прытью, что задевает локтем посуду, и дорогой семейный сервиз падает прямо на воющего Кикимера.

Но Марлен МакКиннон, почётная мародёрка, этого не видит.

* * *

Выпрыгнуть из Арки с криком «Шутка» — невозможно. Это не меняется ни зимой, ни весной, ни летом и даже ни осенью; даже повторив цикл двенадцать раз.