Требуется ганза (джен)

Снежинки медленно падали с неба над Боклером, порхая в холодном воздухе, словно только что вставшие на крыло птенцы. Дети хихикали, пытаясь поймать языком ледяные капельки. Гуляющие по улицам взрослые с теплотой наблюдали за малышнёй, без сомнения вспоминая, как недавно делали то же самое. Воистину, в это время года столица Туссента была чудесна.

Тем не менее, в роскошной вилле неподалёку от княжеского дворца молодая женщина, надрываясь, выкрикивала ругательства и тем самым нарушала редкостную красоту зимнего утра.

— Отлично справляешься, Мильва! — сказал Лютик подруге, стиснув её руку. — Держись! Я уверен, всё скоро закончится!

Лучница ответила взглядом, который заставил бы удрать в страхе даже самого закалённого нильфгаардского солдата.

— Заткнись, Лютик. Просто заткнись, бля… ааа! Сукин сын, больно!

С другой стороны кровати сидела бледная Ангулема и раскачивалась вперёд-назад.

— Во-во, — проныла она. — Ни в жизни не буду рожать. Напомните, если я когда-нибудь забеременею, ладно?

Между ног Мильвы раздался мягкий голос Региса.

— На самом деле, Лютик прав. — Цирюльник поднял голову, чтобы успокаивающе улыбнуться Мильве, однако его лицо, забрызганное кровью, несколько испортило впечатление. — Твой малыш родится весьма скоро. Крепись, мой друг! Я могу видеть головку!

— Наконец-то! — прорычала Мильва. Потом она сморщилась и застонала сквозь стиснутые от боли зубы, когда началась очередная схватка.

— Знаете, — промолвила Ангулема, — если бы, когда я вас встретила, мне кто-то сказал, что я окажусь здесь, я бы сказала, что он свихнулся.

Над правым глазом Мильвы задёргался мускул.

— Девять месяцев назад и я бы не поверила, что буду рожать за полмира от дома, а проклятый вомпер будет пялиться на мою кровавую пи…

— Кстати, о вампире, — перебил Лютик, — как держишься, Регис?

Регис снова выглянул из-за ног Мильвы. Густые седые брови были сердито нахмурены.

— На что ты намекаешь, дорогой поэт? Во-первых, я вынужден напомнить, что поклялся больше не пить кровь, и, во-вторых… что ж, если ты на минуту допустил, что я настолько развращён, чтобы соблазниться кровью, вытекающей из…

— Заткнись! — крикнула Мильва. — Ни слова! Не хочу даже слушать!

Лютик надулся и стал похож на маленького мальчика, а не на мужчину под сорок.

— Ты знаешь, что я не это имел в виду. Мы вчетвером по очереди поддерживали Мильву в этом суровом испытании, так что я особенно беспокоюсь о тебе, Регис. В конце концов, ты трудишься уже двенадцать часов без перерыва.

— Кстати, а где Геральт и Кагыр? — спросила Ангулема.

— Они оба вернулись, — ответил Регис. — Ждут за дверью. Я могу почувствовать их запах.

— Почувствовать запах?

— Кагыр пахнет мазью для чистки доспехов и смазкой для меча. У Геральта же характерный… мускусный запах, я бы сказал.

Ангулема истерически хохотнула.

— Мускусный запах? У Геральта характерный мускусный запах? И что это значит?

— Хватит про Геральтову мужскую вонь! — воскликнула Мильва сквозь стиснутые зубы. За её упрёком тут же последовала нецензурная брань.

— Продолжай тужиться, Мильва! — сказал цирюльник. — Ты уже почти у цели!

Мильва выгнулась и скривилась от боли. Она так крепко стиснула руку Лютика, что глаза бедного барда, казалось, вот-вот вылезут из орбит.

— Ребёнок уже здесь! Тужься, Мильва, тужься!

— Что, по-твоему, я дела… ааа! Чёрт! — Синие глаза Мильвы были полны слёз. — Больно, больно, пожалуйста, я… я не хочу умирать…

— Ты не умрёшь, — твёрдо сказал Регис. — Я не позволю.

— Ты слышала старого кровопийцу! — воскликнула Ангулема. — Продолжай, тётечка!

С протяжным криком Мильва откинула назад голову. Однако вскоре комната наполнилась другим звуком.

Плачем ребёнка.

Всё тело Мильвы сильно дрожало, когда она впервые услышала крик своего ребёнка. Затуманенным взором она видела, как Регис встал, бережно держа на руках что-то, что она не могла разглядеть.

— Мальчик! Здоровый, прелестный маленький мальчик! — объявил Регис после того как вытер новорождённого. Он протянул вопящего младенца Мильве; искреннее, почти детское выражение удивления озарило лицо вампира, когда он созерцал первую встречу матери и дитя.

Пристально рассматривая лицо сына, Мильва не могла произнести ни слова. Она старалась запомнить каждую его чёрточку: маленькую родинку над левым глазом, крошечный нос пуговкой, пучок светлых волос на голове… Она знала, что сейчас Лютик и Ангулема поздравляют её, но как будто не слышала их. Она полностью сосредоточилась на маленьком существе, лежащем у неё на руках.

— Надо перерезать пуповину, — сказал Регис. — Кто хочет оказать честь?

Лицо Лютика мгновенно из белого стало зелёным. В свою очередь, Ангулема в ужасе отпрянула, как будто ей предложили выпить залпом чашку лягушачьей слизи.

Открылась дверь, и вошли Кагыр с Геральтом. На лице молодого нильфгаардца появилось удивительно нежное выражение, когда он увидел Мильву, держащую новорождённого сына. Напротив, лицо Геральта было неподвижным, будто камень.

— Я сделаю это, Мария, — сказал ведьмак. Он наклонил голову к Мильве. — Если ты не возражаешь.

Мильва ответила лёгким кивком. Пока Геральт выполнял это задание, остальные придвинулись поближе к молодой матери, исключая Региса, который оставался вблизи конца кровати, чтобы вмешаться в случае непредвиденной ситуации.

— Фу! — воскликнула Ангулема. — Почему он измазан в какой-то белой мерзости? И почему у него голова в буграх?

Кагыр округлил глаза.

— Ты впервые видишь новорождённого, Ангулема?

— Ну, я не знал, что новорождённые выглядят вот так! — добродушно сказал Лютик. — Я думаю, никогда не поздно узнать что-то новое, а?

Мильва прищурилась; притихший ребёнок держал во рту её сосок.

— Ты говоришь, мой ребёнок — урод? — игриво проворчала она.

— Что? Нет, нет! — возразила Ангулема. — Просто он… такой крошечный!

— Это так, — сказал Кагыр. — Мои новорождённые племянники и племянницы были крупнее.

— Эльфам часто свойственно очень хрупкое строение костей, — пояснил Регис. — Знаете, человеческий скелет легко отличить от эльфьего, поскольку…

Геральт смерил взглядом вампира. Тот кашлянул и тут же замолчал.

— Ой! — воскликнула Ангулема. — Глядите, у него ещё и ушки острые!

— Мнится мне, от отца ему больше ничего не достанется, — сказала Мильва с усталостью, старой, словно сам мир. Кем бы ни был молодой скоя'таэль, сейчас его наверняка уже нет в живых. Он умер, даже не зная, что стал отцом полукровки, рождённого человеческой женщиной, с которой он провёл последнюю ночь любви и нежности.

— Ну и ладно! — Ангулема дружески ткнула ребёнка в живот. — Кому вообще нужен папа? У меня не было папы, и со мной всё было хорошо, правда?

Лицо Мильвы озарило нежное, но слегка раздражённое выражение. Стоявшие вокруг кровати Лютик, Кагыр, Регис и Геральт ответили на её сентиментальное выражение лица, каждый по-своему: бард, не стесняясь, плакал и шмыгал носом, у рыцаря на глазах стояли слёзы, вампир гордо улыбался, а ведьмак прищурился, слегка улыбнувшись.

— Кстати, — немного погодя, сказала Ангулема, — неправда, что твой комочек счастья вырастет без папы. — Она указала подбородком на четырёх стоящих рядом мужчин. — Думаю, у него их будет целых четыре.

Бранвин Барринг был единственным ребёнком в деревне, умевшим читать. Девятилетний мальчик был мал ростом и щупловат для своего возраста; копна его волос чуть отдавала в рыжину, в отличие от русых волос матери. В целом, он пошёл в неё; единственное, что досталось ему от отца — форма ушей и пара пронзительных светло-карих глаз.

— Что здесь написано, Бран? — спросила подруга Брана Рения, когда он изучал доску объявлений посёлка. — Есть что-нибудь необычное?

— Что-нибудь про чудовище? — добавила её младшая сестра Сабина. — Вот было бы здорово, если бы было объявление про чудовище!

Третий друг Брана, мальчик по имени Радек, широко ухмыльнулся.

— Тогда, может быть, придёт ведьмак и убьёт чудище!

— Ничего здесь нет про чудовище, — сказал Бран, закончив читать все заметки на старой деревянной доске. — Одна скукота.

Сабина пнула камешек.

— Здесь всегда одна скукота. Никогда не происходит ничего интересного.

Конечно же, она была права. Если не считать проводившихся время от времени скачек, в посёлке Алнессе редко происходили необычайные события. Бран жил здесь три года, и самым странным, что он здесь видел, были серийные похищения домашних животных (преступниками оказались трое бесшабашных и тупых как пробка пьяниц).

— Я не хочу, чтобы здесь появилось чудовище, — наконец произнёс Бран. — Люди окажутся в беде.

— Думаю, ты прав, — сказала Сабина. — Просто в историях твоего дяди это звучит так здорово...

— На самом деле, Лютик мне не дядя, — пояснил Бран, — он... ну... — Мальчик почесал в затылке, обдумывая ответ. Строго говоря, Лютик был просто другом его матери Мильвы, но он часто говорил в шутку, что заменил Брану отца.

— Как ты думаешь, он скоро приедет в Алнесс? — спросила Рения. — О, я люблю его песню об эльфской девушке! Как бы я хотела, чтобы он приезжал почаще!

— Пффф, конечно, тебе больше нравится глупая сказка про любовь, а не истории о Белом Волке! — сказал Радек. — Или истории о Львёнке из Цинтры!

Бран молчал, пока они спорили. Всегда было странно слушать, как люди говорят о Геральте и Цири, будто они существовали только в легенде. На самом деле, иногда было трудно поверить, что они пережили события, описанные в балладах Лютика.

— Может быть, он скоро придёт, — через некоторое время сказал Бран, перебив ссору друзей. — Он говорил, что окрестные пейзажи его вдохновляют.

Мать Брана придерживалась другой версии: она была уверена, что Лютик так часто навещал Алнесс только потому, что её лесная хижина оказалась единственным местом на материке, где он мог отведать дичи, и ему не пришлось бы для этого охотиться или тратить деньги.

Предсказание Брана сбылось: три дня спустя в Алнесс прибыла пёстрая труппа артистов, вызвав немалую радость. Их фургоны хоть и были старыми и покосившимися, но щеголяли яркими цветами. Несмотря на неряшливый вид их транспорта, танцоры и певцы были весьма талантливы. Добрую часть дня они развлекали весь Алнесс, а вечером присоединились к селянам на импровизированном празднике.

К восторгу друзей Брана, труппу сопровождал некий бард. Неожиданное появление Лютика вызвало громкие возгласы зрителей. Когда он закончил петь последнюю длинную ноту, и у женщин, и у мужчин на глазах стояли слёзы. Мать Брана еле слышно подпевала во время исполнения, но когда поэт откланивался, побуждая всех аплодировать, она только фыркнула.

Когда артисты смешались с публикой, Лютик направился к Брану и его матери, раскрыв приветственные объятия.

— Ах, Мильва, мой самый любимый мизантроп на всём белом свете! — воскликнул бард. — И малыш Бран здесь! Как я рад видеть вас после такой долгой разлуки!

— Всего две недели прошло, болван, — сухо ответила Мильва. — И сомневаюсь, что я твой любимый мизантроп: мы оба знакомы с тем, кто мне сто очков вперёд даст.

— Что такое "мизантроп"? — спросил Бран.

Лютик рассмеялся.

— Это Геральт. И ещё твоя мама... в небольшой степени, — добавил он под пристальным взглядом Мильвы.

Бран нахмурился из-за неубедительного ответа Лютика. Иногда взрослые бывают такими странными.

— Долго ты не гастролировал, — сказала Лютику Мильва. — Я думала, ты будешь только своей таверной заниматься.

— Ах, — сказал Лютик, взмахнув рукой, — что ж, действительно, "Хамелеону" до сих пор уделяется большая часть моего внимания. Сегодняшнее представление, к сожалению, было единичным случаем. Глава этой труппы — мой добрый друг, талантливый молодой человек, лишь недавно вставший на трудный, но приносящий столько удовлетворения путь странствующего певца. Разве мог я не прийти ему на помощь и не поделиться мудростью, накопленной годами опыта?

— Мудростью? Это приходит на ум в последнюю очередь, когда о тебе думаешь.

— Мама! — возмутился Бран. — Не смейся над ним!

Театральным жестом Лютик положил руку на сердце.

— О, мой милый мальчик! Ты защищаешь меня, бедного поэта, от острого языка свой матери! У тебя всегда была такая чувствительная натура! — он ухмыльнулся Брану, подёргивая бровями. — В этом отношении ты удался в меня.

Мильва дала барду лёгкий подзатыльник.

— Хватит забивать чепухой голову моему сыну! Пошли, возьмём чего-нибудь поесть.

Прежде чем она повернулась и направилась к столам, которые селяне накрыли возле дома старосты, Лютик дёрнул её за руку.

— Э, должен признать, что я изрядно устал, — сказал бард, нервно улыбаясь. — День был долгим, понимаешь? Не могли бы мы просто пойти к тебе домой и поужинать вместе, втроём?

Мильва перевела взгляд от группы местных жителей, пивших за здоровье гостей, на умоляющее лицо Лютика. Она подняла бровь и не совсем уверенно произнесла:

— Ладно. Как хочешь.

Дом Брана находился немного в стороне от деревни, у края леса. Жители Алнесса всегда были рады его матери — в конце концов, её легендарное охотничье мастерство накормило немало голодных ртов — но она до сих пор высоко ценила уединение. Бран не возражал; он, в отличие от своих друзей, не боялся леса. Было что-то успокаивающее в запахе сосновых шишек и естественных звуках пробирающихся через чащу животных.

Казалось, к Лютику вернулась часть его привычного задора, когда он помогал Мильве готовить ужин. После того как троица закончила есть весьма вкусное жаркое из кролика, бард начал расспрашивать Брана о его текущей учёбе, вогнав мальчика в краску.

— Прости, Лютик, — сказал Бран, — я не занимался вещами, которые ты просил сделать. Я просто... эээ...

В ответ Лютик расхохотался.

— Не стоит извиняться, милый мальчик! В твоём возрасте я был таким же. Ах, сколько меня пороли, когда я учился в храмовой школе! Но завтра мы сможем посмотреть на твои успехи. Ещё я привёз несколько новых книг, и ты сможешь поупражняться в чтении.

— Правда? — сказал Бран с горящими глазами. — Спасибо, Лютик!

Бард задумчиво потёр подбородок.

— Однако должен признать, я совершенно не подготовился обучать тебя арифметике. Я умело обращаюсь со словами, но не с числами. Возможно, будет лучше отдать тебя...

— Ближайшие школы — в Новиграде, — перебила Мильва. — Это в двух часах ходьбы.

— Что ж, в "Хамелеоне" вам всегда рады, — сказал Лютик. — Или, если захочешь, Бран может жить у меня, а ты останешься в Алнессе. Мне довелось познакомиться с чудесной учительницей, она с радостью возьмётся за образование мальчика.

Бран открыл рот, чтобы ответить, но мать не дала ему вымолвить и слова.

— У Брана здесь уже много работы, — строго сказала она. — Он с другими детьми присматривает за скотом, пока взрослые работают в поле.

— Действительно, это довольно важная работа, — согласился Лютик, — но нам также стоит задуматься о будущем мальчика. — Он повернулся к Брану, его губы были серьёзно поджаты, что было необычно для него. — Бран, хотел бы ты ходить в школу? Получив должное образование, ты даже сможешь поступить в Оксенфуртскую Академию! Будешь ли ты рад?

— Оксенфурт? — Бран не мог поверить своим ушам. — Т-ты правда так думаешь?

— Правда? — с сомнением спросила Мильва.

— Разумеется! Бран — умный мальчик! Я уверен, он будет превосходным студентом!

— Я не это имела в виду, — сказала Мильва. — Они... они вообще его пустят? Я говорю про... — Она резко и раздражённо выдохнула и мрачно посмотрела на Брана.

Лютик взглянул на Брана, на его лице тоже появилось выражение беспокойства. Бран нахмурился, потому что его раздражало, что вдруг всё стало непонятным. В самом деле, почему взрослые такие странные?

— Да, понимаю, — тихо промолвил Лютик. — Что ж, если тебе от этого станет легче, то если дело дойдёт до поступления, я воспользуюсь всем своим авторитетом, чтобы отменить их решение. В конце концов, я всё ещё один из их самых знаменитых лекторов. Если я попрошу выделить Брану место, они так и сделают. Если ты действительно хочешь поступить, Бран.

У Брана горели щёки.

— Эм, я не знаю. А вы как думаете?

— Зависит от того, кем ты хочешь стать, — ответила Мильва.

— Именно! — согласился Лютик. — Наша единственная задача как взрослых — дать тебе возможность воплотить в жизнь свои стремления. Окончательный выбор — за тобой.

Бран рассеянно помешивал жаркое в миске. С некоторых пор он лелеял глупую мечту, которую сейчас ему не хотелось озвучивать.

— Я подумаю, — спокойно ответил он.

— Ничего страшного, — сказал Лютик, потом немного смущённо добавил: — Только... только не забудь, что в грядущие несколько месяцев я могу быть немного занят. Отчасти поэтому... эээ... я предложил найти учителя, чтобы продолжить начатое мной...

Мильва долила в кружку эль.

— Почему? Ты хочешь сделать что-то эдакое с "Хамелеоном"?

Повисло тяжёлое молчание. Потом Лютик почти пропищал:

— П-Присцилла беременна.

Мильва едва не поперхнулась. Бран в свою очередь расплылся в улыбке до острых ушей.

— У Присциллы будет малыш? — спросил он у барда. — Ты станешь папой?

Лютик тихо простонал.

— Да, — сказал он необычно высоким голосом, — я стану отцом. — Внезапно он схватил Мильву за руку. — Что мне, чёрт побери, делать, Мильва? Я не могу быть отцом! Этого не может быть!

Мильва хлопнула его по руке.

— А ты-то как думаешь, дурень? Тебе остаётся делать только одно: взрослеть и воспитывать ребёнка. Больше ничего.

— Как... как ты считаешь: я создан для отцовства?

— Может — да, может — нет, — ответила Мильва ледяным голосом. — Не в этом суть. Ты научишься по ходу дела, или твоему ребёнку придётся разбираться с последствиями твоей незрелости, — она искоса посмотрела и пробормотала: — По крайней мере, у меня было так.

Бран прислонился к ней. Тут же Мильва прижала его к себе и крепко обняла.

— Ты сильнее меня, — возразил Лютик. — Ты всегда была...

— Это бред сивой кобылы, и ты сам об этом знаешь, — проворчала мать Брана. — Ты спустился в ад и вернулся живым и невредимым. Тебе нипочём странствие по разорённой войной стране, но от ребёнка, о котором нужно заботиться, ты хочешь бежать без оглядки? Не смеши меня!

— Н-нет, Мильва, ты не поняла. У меня и в мыслях нет бросить Присциллу или наше дитя. Просто... — Лютик вздохнул. — Я испортил множество важных вещей в своей жизни, и не хочу и здесь наделать глупостей. Потому что я непременно наделаю глупостей. Никаких сомнений.

— Почему ты так думаешь? — спросила Мильва. — В прошлый раз в нашей дружине не ты страдал жуткими вещими снами.

Мгновение Бран размышлял, кого она имела в виду. Несмотря на любопытство, он решил не развивать тему и спросить у неё попозже.

— Я думаю, ты станешь отличным папой, Лютик, — присоединился он к разговору. — Ты научил меня читать, помнишь? И ты рассказал мне историю древнего мира, и показал на карте все страны. А это уже кое-что, правда?

Лютик нервно сглотнул.

— Да, но это ведь такая малость. Это... лишь самые основы родительства, на самом деле.

— И всё же это кое-что, — сказала Мильва. — Мой папка научил меня охоте, и только. Обычно ему было всё равно, есть я или нет. — Она презрительно усмехнулась. — Если бы я родилась с другой штукой между ног, то, может, было бы по-другому. А так он решил обращаться со мной, как с г... мусором.

— Что насчёт Присциллы? — добавил Бран. — Она такая хорошая и умная. Она не оставит тебя одного, понимаешь?

— И мы тебя не бросим, — закончила Мильва. Она покрепче стиснула Брана, и мальчик хихикнул в ответ. — Ты правда думаешь, что мы дадим тебе брести, спотыкаясь, по дороге отцовства и не будем встревать, когда ты выставишь себя на посмешище? Да брось! Уж в таком удовольствии я себе не откажу...

Лютик вздрогнул.

— Как всегда, полна участия?

— Шутки в сторону, — сказала Мильва, — ты был рядом, когда был мне нужен. Я отплачу тем же — не меньше.

— И я постараюсь помочь! — воскликнул Бран. — То есть, я не то чтобы много знаю о младенцах и всяком таком, но...

Мгновение глаза барда блестели в свете очага. Затем он кашлянул и, шмыгая носом, вытер их.

— Я... что ж, это ужасно благородно с вашей стороны. — Его щёки слегка покраснели. — Я признателен вам. Обоим.

Через некоторое время, в середине ночи, Бран понял, что не может заснуть. Он одолжил свою кровать Лютику, решив спать, неудобно прижавшись к матери на её маленькой койке. Мильва храпела во сне, несомненно, утомившись после полного забот дня. Бран медленно выбрался из её объятий и на цыпочках побрёл в сторону кладовой. За спиной Брана раздался тихий смешок, и он замер.

— Ищешь конфеты среди ночи, м? — прошептал Лютик. — Не бойся, я не скажу маме.

Бран, зевая, потёр глаза.

— Я просто немного проголодался, — тихо ответил он. — Не знаю почему, но мне не спится.

Лютик сел на кровати Брана и похлопал по месту рядом с собой. Мальчик доковылял до него и плюхнулся на жёсткий матрас.

— Мне тоже не спится, — признался Лютик. — Что с тобой? Что-то тебя тревожит?

— Ты правда думаешь, что я могу пойти в школу? — спросил Бран, ссутулившись. — Ты думаешь, я достаточно умный?

— Конечно! Ни на секунду не сомневайся в этом!

— Но разве это не стоит кучу денег? И что будет с мамой? Я... я не могу взять и оставить её...

— Деньги — не беда, не переживай, я всё оплачу. Что до твоей матери… — Лютик замолчал и взглянул на силуэт спящей Мильвы в другом конце комнаты. — Ну, она знает о преимуществах хорошего образования. Возможно, она никогда не говорила тебе об этом, но она хочет, чтобы у тебя в жизни были возможности, которых не было у неё. Я бы даже сказал, что это самое сокровенное, самое большое её желание.

— Ты так думаешь? — спросил Бран.

В ответ Лютик взъерошил волосы Брана. Мальчик тихо проворчал в знак протеста.

— Ох, это слишком сложная тема для ночного разговора. Давай обсудим это попозже, ладно?

— Как скажешь, — пробормотал Бран.

— В конечном итоге, хотел бы ты поступить, Бран? Хотел бы ты ходить в школу? Заниматься будешь несколько дней в неделю, если тебе так больше хочется.

— Я… — сказал Бран. — Я думаю, да. Да, мне нравится! Тогда я смогу стать, эээ…

— Кем пожелаешь! — громко и с воодушевлением ответил Лютик. — Ты сможешь изучать тайны естественных наук! Ты сможешь раскрывать загадки далёкого прошлого! Знаешь, ты даже можешь быть занудой, как Регис, и изучать медицину! Понятия не имею, зачем тебе выбирать этот вариант, но…

— Я могу стать поэтом, как ты, — полушутливо предложил Бран.

Лютик смахнул воображаемую слезу.

— Да, конечно! Я уверен, ты покоришь весь мир своим ошеломляющим писательским мастерством. В точности как твой скромный собеседник.

От постели Мильвы раздался тихий смешок. Бран задумался, не померещился ли он ему; похоже, Лютик ничего не слышал.

— И всё же я уверен, у тебя есть свои честолюбивые стремления, — через некоторое время произнёс Лютик. — Кем бы ты хотел стать, Бран?

Бран чувствовал, как щёки горят в темноте.

— Если я скажу… обещаешь, что не будешь смеяться?

Лютик опять хихикнул.

— Конечно, не буду.

— Когда я был маленьким, то мечтал стать магом.

Даже в тусклом лунном свете Бран заметил потрясение на лице Лютика.

— Правда? Ты хотел изучать магию?

Бран повесил голову.

— Ага, — пробормотал он. — Глупая затея, знаю.

— Нет-нет-нет, не обязательно, — сказал Лютик. — Только, как я понимаю, очень редко люди рождаются с даром использовать магию.

— Геральт тоже это говорил, — произнёс Бран. — Вот почему я сказал, что было глупо думать, что это возможно.

Лютик потёр подбородок.

— Тебя всегда можно подвергнуть испытаниям. Надо бы спросить Трисс или Йеннифэр, могут ли они помочь. У них нет закадычных друзей в Бан Арде, но я уверен, они знают, что делать.

— Не думаю, что что-то получится, — сказал Бран, натянуто улыбнувшись, — но всё равно спасибо, Лютик.

— Я помню то время, — с другого конца комнаты донёсся приглушённый голос Мильвы, её лицо выглядывало из-под одеяла. — Увлечение волшебством. Ты ходил везде и воображал, что делаешь повседневные дела с помощью магии. Кагыр даже сделал тебе маленькую палочку. Мы тогда тебе не говорили, но мы все считали, что это умилительно.

— Мама! — возмутился Бран.

— О да, — сказал Лютик, — теперь вспомнил. Это было вскоре после того, как вы вернулись из Туссента, да? Сразу после окончания войны?

— И ты перестань, Лютик! — в полумраке Бран видел, как взрослые ухмыляются друг другу. — Ты обещал, что не будешь смеяться!

На его возмущённую речь Мильва и Лютик отреагировали хихиканьем. Обидевшийся Бран отвернулся от их весёлых взглядов, выскочил из постели и отправился на поиски еды.

Копаясь в кладовой, Бран слышал, как Мильва и Лютик тихо разговаривают в другой комнате. Их голоса были достаточно громкими, так что Бран мог разобрать слова.

— До сих пор поверить не могу, что ты сдался и остепенился, как полагается семьянину, — говорила мать Брана. — Размяк ты на старости лет, поэт.

— О, — ответил Лютик, — всё было не совсем так, как ты думаешь. Присцилла… удивительно искренна. Ну… в общем, когда я вернулся к ней, а она — ко мне, мы решили, что, эм…

Мильва сдавленно хмыкнула.

— Я… понимаю… — после неловкой паузы она продолжила: — Ну, до тех пор, пока вы ведёте себя как рассудительные взрослые.

— Рассудительность — это мой конёк, — прохрипел Лютик.

— Хе, — ответила Мильва. — Когда-то я бы ни за что не связала это слово с тобой, но теперь… посмотри, как ты обращался с Браном пару минут назад. Нет, в жопу такого родителя. Ты будешь молодцом, когда перестанешь так трусить.

— Что ж, звучит слишком скупо, чтобы служить искренним комплиментом, но спасибо за оказанное доверие, Мильва.

Бран взял несколько сушёных фруктов из шкафа, улыбаясь в темноте, когда услышал теплоту в голосе Лютика.

— Я серьёзно, — продолжила Мильва. — Твоему ребёнку повезёт с тобой. Так же… — она вздохнула и продолжила так тихо, что Бран едва слышал, — так же, как повезло Брану.

Лютик не ответил сразу. Потом бард рассмеялся: сначала тихо, но потом всё громче и громче. Бран подумал, что смех звучал… немного безумно.

— Никогда не думал, что увижу это! — воскликнул Лютик, слегка запыхавшись. — За всей этой грубостью — нежное, прекрасное, любящее сердце мате… уф!

Бран вернулся в комнату и увидел, как мать кидала подушку в лицо Лютика.

— Ох, заткнись, виршеплёт затраханный, — ласково сказала Мильва.

— Мама! Мама! — вопил Бран, мчась по тропинке домой.

Мильва делала стрелы, сидя у своего скромного жилища. Она подняла голову и с недоумением посмотрела на сына.

— Кто-то едет! — пояснил Бран. — На лошади!

— Как он выглядит?

— Эээ, на нём чёрная кожаная броня. И плащ, я не смог разглядеть лицо…

— Чёрная броня, хм? — Мильва слегка улыбнулась. — Может, это кое-кто знакомый…

Глаза Брана округлились. У него было предчувствие, когда он увидел таинственного всадника, и слова матери только подтвердили его предположение.

— Кагыр? Ты думаешь, это Кагыр?

— Почему бы тебе не пойти и посмотреть?

Бран хихикнул, увернувшись от руки Мильвы, собиравшейся взъерошить его волосы. Всё ещё ухмыляясь, он помчался навстречу мужчине в чёрных доспехах.

Всадник снял капюшон, когда заметил бегущего со всех ног Брана. Ему было немного за тридцать, он был хорош собой, а его волосы были черны, как уголь. Бран ускорился, радостно крича:

— Кагыр! Ты вернулся!

Мужчина остановился, чтобы слезть с лошади. Бран чуть ли не запрыгнул ему на руки.

— Уф! — Кагыр спустился и погладил мальчика по светло-рыжей голове. — Ну и ну, кажется, мне решили оказать радушный приём! — Он улыбнулся ещё шире, когда заметил, что Мильва тоже идёт навстречу.

— Кагыр, — просто сказала она, криво улыбнувшись от сдержанной радости.

— Кагыр, я скучал по тебе! — воскликнул Бран. Он выбрался из объятий рыцаря и с горящими глазами спросил его: — Ты привёз мне что-нибудь из своих странствий?

Мильва упёрлась руками в бока.

— Ах ты, маленький проказник! Мы не видели его целый год, и вот об этом ты его спрашиваешь первым делом?

— Не ворчи, Мильва, — сказал Кагыр. — Я был таким же в его возрасте. — Он порылся в седельных сумках и достал загадочный предмет, завёрнутый в платок. — Я купил это в Цинтре. Ты знаешь, где Цинтра?

— На юге от Редании и Темерии! — сказа Бран. — Лютик мне рассказывал. Он показывал мне карту, где есть все страны.

— Хорошо. Вскоре ты сможешь сам отправиться за приключениями.

Кагыр протянул подарок Брану. Мальчик нетерпеливо развернул его и обнаружил фигурку рыцаря верхом на породистом боевом коне. Синяя и золотая краска местами слезла, и кончик копья всадника был отломан — было заметно, что у игрушки была богатая на события жизнь.

Бран с широкой улыбкой рассматривал фигурку.

— Спасибо, Кагыр! Но я не узнаю знамя.

— Лютик учил тебя гербам разных стран? — спросил Кагыр.

— Учил, — ответил Бран, — но я их почти все забыл.

Мильва пригляделась к щиту человечка.

— Золотые львы на синем. Не скажу, что я его знаю.

— Это эмблема цинтрийских королей, — объяснил Кагыр. — Или, по крайней мере, была ей до войны…

Мильва фыркнула и крепко обняла Брана.

— Значит, эта вещица может быть даже старше, чем ты, пострелёнок.

Бран проворчал, вывернувшись из её объятия, и Мильва хихикнула в ответ. И всё же, несмотря на беззаботность ситуации, лицо Кагыра помрачнело. По-видимому, что-то, имеющее отношение к маленькому деревянному рыцарю — нет, к Цинтре — очень печалило его. Бран задумался, почему.

— Пошли домой, — сказала Мильва через некоторое время. — Ты, наверное, помираешь с голоду.

— На самом деле, со мной всё хорошо. Прошу прощения за то, что навязываю вам своё присутствие…

— Ой, заткнись, нильфгаардец. Ты ж нам как родной.

Кагыр улыбнулся и слегка покраснел.

— Как скажешь, Мильва. И я не нильфгаардец — тебе надо бы уже запомнить.

Пока они вели лошадь Кагыра по лесной тропинке, Бран задавал вопросы о его путешествиях. Он так давно не видел Кагыра, и Брану не терпелось услышать обо всех диковинных краях, в которых он побывал. Кагыр, конечно, был не таким хорошим рассказчиком, как Лютик, но он старался словами изобразить места, которые видел. По крайней мере, он был более эмоциональным рассказчиком, чем Геральт.

Несмотря на упорство Мильвы, Кагыр отказался от предложенной ей еды, сказав, что уже поел по дороге в Алнесс. Бран, в свою очередь, зашёл домой, чтобы поставить новый подарок на полку над кроватью. Некоторые игрушки Кагыр купил во время поездок, но иногда рыцарь сам вырезал фигурки из дерева. Оставшуюся часть бесценной коллекции Брана составляли подарки от Детлаффа, неразговорчивого приятеля Региса. Бран всегда считал его немного пугающим, но, если не считать Геральта, голубоглазый вампир чаще всех вызывал у Региса улыбку, поэтому Бран решил дать ему шанс, несмотря на первоначальные опасения.

Бран выбежал из дома, чтобы составить компанию матери и Кагыру. Те рассказывали друг другу истории, пока Мильва трудилась над стрелами. Завидев Брана, Кагыр встал, держа в руке продолговатый предмет, завёрнутый в ткань. Бран нахмурился от любопытства и чувства предвкушения.

Кагыр развернул предмет, который оказался видавшим виды деревянным мечом. Бран уставился на оружие, открыв рот в невысказанном вопросе. В качестве ответа Кагыр с лёгкой ухмылкой бросил ему тренировочный клинок.

— Это я тоже нашёл во время путешествий, — объяснял Кагыр, пока лишившийся дара речи Бран рассматривал меч. — Помню, как я был счастлив, когда получил свой первый клинок… — На мгновение показалось, что он потерялся в воспоминаниях, его лицо смягчилось от меланхолической нежности. — Я был немного младше тебя. Только что стал пажом — первый шаг на пути к титулу рыцаря.

Бран изобразил несколько стоек, которые подсмотрел у Кагыра и Цири, потом улыбнулся и спросил:

— И каково это — быть пажом и оруженосцем? Трудно?

Кагыр застенчиво почесал затылок.

— Отчасти… эээ… жутко. Служба оруженосца утомительна и неблагодарна. Часто это упускают в песнях о рыцарских подвигах.

— Один из моих друзей хочет стать солдатом, — сказал Бран, думая про Радека, — но его родители против. Они говорят, что он нужен на хозяйстве. — Его подруга Сабина тоже хотела научиться сражаться, но её родители только смеялись, когда она поднимала эту тему. Из-за этого Бран приходил в ярость.

— Толковые родители у твоих друзей, — сухо сказала Мильва. — Лучше быть кметом, чем мясником-наёмником.

Синие глаза Кагыра вновь затуманились. Опять казалось, что он находится где угодно, но не здесь.

— Кагыр?.. — мягко произнёс Бран, обеспокоенный его внезапным молчанием. Он посмотрел на деревянный меч и почему-то почувствовал странную тошноту. Вся радость от нового подарка начала улетучиваться, оставляя горький привкус во рту. — С тобой всё хорошо, Кагыр?

Кагыр вздрогнул и заморгал.

— Д-да, правда, — наконец ответил он. Заметив, что это не убедило Брана, он присел, чтобы его глаза были на уровне глаз мальчика, и слегка ему улыбнулся. — Что насчёт того, чтобы я научил тебя основам? Как тебе такое?

Нахмурившись, Бран посмотрел на мать. Она пожала плечами.

— По правде, это я попросила его стать твоим учителем, — сказала она.

— Я думал, ты не любишь солдат, — сказал Бран.

— Я не люблю солдат, но это не значит, что не хочу, чтобы ты учился защищать себя. Просто не делай из этого труд всей жизни.

Бран покраснел и нервно засмеялся. Много раз он сопровождал мать на охоте — и всякий раз заливался слезами, когда огонь жизни угасал в глазах бедного животного, которому не повезло пасть от её стрел.

— Не думаю, что сделаю, — робко ответил он.

— Хорошо, — сказала Мильва. — Первый урок ты усвоил.

Кагыр достал ещё один тренировочный меч из седельной сумки.

— Действительно. Прими это близко к сердцу.

Бран шаркнул ногой и кивнул. Он задумался, почему мама и Кагыр так возражали против того, чтобы он стал солдатом. Ведь было столько чудесных баллад о доблестных рыцарях, совершающих подвиги во имя короля и державы. Это не могло быть так плохо… ведь правда?

— Погоди! — сказал он Кагыру. — Можно я сначала сбегаю в деревню? Я думаю, мои друзья тоже хотели бы поучиться фехтовать. Ну, если тебя это не сильно затруднит…

Казалось, Кагыр удивился, но не особо противился.

— Конечно, нет. Иди, мы с мамой подождём тебя здесь.

Через несколько минут Бран вернулся с Радеком и Сабиной. Её сестра Рения тоже увязалась за ними, хотя она и не разделяла их восторженный интерес к фехтованию.

Однако вскоре она передумала. Кагыр был превосходным учителем, и скоро все друзья Брана, широко улыбаясь, по очереди делали выпады, желая нанести ему удар. Однако никому из детей не удалось совершить этот подвиг, хотя Сабина была опасно близка. На лазурном небе над их головами солнце описывало безупречную дугу и уже клонилось к закату, когда Кагыр объявил об окончании урока. К тому времени Мильва ушла проверить, не попались ли какие-нибудь лесные твари в ловушки, которые она расставила рано утром. Вскоре друзья Брана ушли в деревню. Они щедро поблагодарили Кагыра, вогнав его в краску, а потом помчались по грязной тропинке в Алнесс.

Бран остался наедине с Кагыром, когда закатное солнце начало заливать багрянцем небо над горизонтом. Втайне мальчик чувствовал облегчение от того, что урок наконец закончился. Во время тренировки стало вполне очевидно, что он — наименее способный из новых учеников Кагыра. Не важно, сколько раз тот объяснял ему тонкости устойчивого положения ног и преимущества правильного хвата меча, — Брану не удавалось применить его наставления на деле. А когда ему пришлось встретиться лицом к лицу с внезапно помрачневшим Кагыром в учебном поединке, он почувствовал, что его ноги словно превратились в кисель. Только ободрение Сабины и Радека (или, скорее, их почти презрительный смех) смогло побудить Брана предпринять (практически безнадёжную) атаку. Всё-таки хорошо, что Бран почти пообещал матери, что никогда не станет воином. Очевидно, ему от рождения не досталось силы духа для такого занятия.

Однако стыд от этого жёг, будто осиное жало.

— Я пойду, наберу воды из колодца, — промямлил Бран Кагыру, отвернувшись, чтобы тот не увидел его глаза, полные гневных слёз. Приблизившись к колодцу, мальчик начал громче шмыгать, в горле появился комок. Бран изо всех сил крутил рукоять, поднимая ведро. Из-за опухших глаз и забитого носа голова была тяжёлой и болезненной; что ещё хуже, на руках темнело несколько больших синяков, которые ужасно болели. И всё-таки Брана успокаивало то, что он наконец-то один. Он всегда с неохотой плакал в присутствии других людей, а плакать перед Кагыром было ещё отвратительнее. Кагыр был рыцарем, смелым и добрым, и сильным человеком, в точности как герои и героини сказок Лютика.

В точности как Геральт и Цири, и Мильва, и все остальные в семье Брана…

Когда Бран вернулся с полным ведром воды, его глаза уже высохли; Кагыр рубил дрова. Тот остановился, чтобы вытереть лоб, слегка улыбнувшись Брану в знак благодарности. Они присели, чтобы напиться. Бран довольно вздохнул, когда почувствовал на губах освежающую прохладную влагу.

— Спасибо, Бран, — сказал Кагыр. — Было очень любезно с твоей стороны.

— Пожалуйста, — ответил Бран. — Я подумал, что ты, наверное, хочешь пить. Я-то точно хотел. Мне даже показалось, что моё горло горит!

Какое-то время они молча продолжали пить воду. Напившись, Бран зевнул и плюхнулся на спину, наслаждаясь щекочущим в носу ароматом летних цветов.

Почему-то Кагыр выглядел странно весёлым.

— Что ж, кажется, кто-то притомился, — сказал он Брану. — Ты хорошо справляешься, Бран. Ты хороший ученик.

Несмотря на все усилия скрыть досаду, Бран нахмурился.

— Как скажешь…

— Похоже, ты… сомневаешься. Что тебя беспокоит?

— Я не очень подхожу для таких занятий, так ведь? Для боя, я имею в виду. — Бран знал, что это несерьёзно, но разочарование до сих пор оставляло кислый привкус во рту. Все школьные предметы так легко ему давались…

— Я бы так не сказал, — ответил Кагыр. — Возможно, тебе не надо быть таким строгим к себе.

— Может быть, — ответил Бран немного удручённо. — Я всё ещё думаю, что буду ужасен в настоящей битве.

Улыбка Кагыра испарилась.

— Если я правильно сделаю свою работу, то, клянусь Великим Солнцем, это будет означать, что ты никогда не окажешься в настоящей битве.

Бран нахмурился, покосившись на него; было что-то угрожающее в том, как Кагыр почти выплюнул эти слова.

Кагыр со вздохом помассировал переносицу.

— Прости. Я не хотел повышать на тебя голос, Бран.

Бран прикусил губу.

— Что-то не так, Кагыр? Я сказал что-то не то?

— Нет-нет, ты всё сделал так, — сказал Кагыр. — Я просто вспомнил кое-что из детства. Кое-что, чему меня научили, когда я был мальчиком.

— Это было что-то плохое?

Минуту Кагыр молчал. Потом спокойным, бесстрастным голосом он заговорил:

— Всё началось, когда убили старшего из двух моих братьев.

Бран сел, открыв рот в смятении.

— Твой брат умер? — При этой мысли желудок сжался до боли. Он даже не знал, что у Кагыра были братья!

— Моего брата Аиллиля убили, когда он сражался с мятежниками в Назаире, — продолжил Кагыр, как будто и не слышал Брана. — Я был таким маленьким, что едва помнил его. Едва знал его. Но моя мать попросила меня… она попросила меня научиться ненавидеть. Она хотела, чтобы я вырос и убил врагов нашей семьи.

Бран не мог подобрать слова, чтобы ответить на такое заявление. Он просто обнял колени и уставился на Кагыра широко раскрытыми, тревожными глазами.

— Я не понимал, почему должен ненавидеть людей, которых никогда не видел, но не ставил под сомнение слова матери. Горюя, она больше не смеялась и не улыбалась — а я так хотел вновь увидеть её улыбку и услышать её смех. Поэтому я взращивал в себе ненависть, когда впервые взял в руки меч. И так я начал верить, что хороший нордлинг — это мёртвый нордлинг.

Глаза Брана наполнились слезами. Лицо Кагыра было маской холодной отстранённости. Ни разу он не взглянул на Брана.

— Получается, ты ненавидишь нас? — тихо спросил Бран. — Ты ненавидишь нордлингов вроде меня и мамы, и всех остальных?

— Что?.. — сказал Кагыр, как будто пробудившись ото сна. — Нет, разумеется, нет! Я думал, что ненавижу, когда был младше. Я узнал правду, набив шишки, к моему горю. К горю многих людей, на самом деле.

— Что случилось? — Бран почти не хотел узнать ответ.

— Цинтра случилась, — сказал Кагыр. — Нильфгаард вторгся в Цинтру. Моя семья гордилась тем, что меня отправили сражаться во имя славы императора. И какое-то время… я тоже гордился.

— И? — подтолкнул Бран.

Вместо ответа Кагыр пристально посмотрел на Брана, его синие глаза внезапно и пугающе загорелись.

— Кто-нибудь говорил тебе, что случилось с семьёй Цири? — резко произнёс он. — С её родной семьёй, я имею в виду.

Бран едва заметно покачал головой.

— Её убили. — Глаза Брана стали ещё шире. — В Цинтрийской бойне. Её бабушка была королевой — Каланте, Львицей из Цинтры, так её называли. Внушительная женщина, во всех отношениях. Она предпочла лишить себя жизни, чем позволить себе оказаться в руках своих самых ненавистных врагов. — Отвращение и ненависть к себе звучали в каждом слове Кагыра. — Цири была наследницей престола. Ей пришлось спасаться бегством, пока весь её мир рушился. Я… я наткнулся на неё среди руин цинтрийской столицы…

Бран ничего не сказал. Ужас истории Кагыра пробрал его до глубины души, и всё-таки больше всего он хотел услышать конец рассказа рыцаря. Как вышло, что никто не сказал ему, как сильно страдала Цири? Как вышло, что он ничего не знал об этом ужасающем событии?

— Она была всего лишь ребёнком, едва старше тебя. А я был всего лишь юношей — самонадеянным, безвольным юношей, опьянённым так называемой грандиозностью порученного мне задания. И посреди этого хаоса я заглянул Цири в глаза, и внезапно всё рухнуло — весь этот фарс, вся эта бессмысленная возня. — Когда Кагыр продолжил, его голос был хриплым. — Внезапно я понял, что эта девочка вырастет и будет ненавидеть меня так же сильно, как я ненавидел назаирских мятежников, убивших моего старшего брата.

— О, — только и вымолвил Бран.

— Позже настал момент, когда она могла убить меня… но она это не сделала. Цири сохранила мне жизнь, хотя имела полное право желать моей смерти. Она сломала замкнутый круг ненависти. — Щёки Кагыра слегка порозовели. — Поэтому я оставил прошлую жизнь и обязался служить ей и Геральту. В конце концов, за дар милосердия не так легко расплатиться.

Слабая улыбка тронула губы Брана. Тепло разлилось в груди, когда он подумал о пепельноволосой ведьмачке — о её широких ухмылках и озорных зелёных глазах. О, и об играх в снежки, которые они затевали всякий раз, когда она заезжала в Алнесс по дороге в Каэр Морхен! Все деревенские дети принимали участие, превращая потасовку в полномасштабную войну!

Кагыр, возможно, заметил выражение лица Брана, потому что его лицо тоже смягчилось.

— Она другая, не так ли? — пояснил он. — Цири, я имею в виду. — Его голос звучал немного смешно, как будто он с трудом подбирал правильные слова, когда говорил о ней.

Бран с воодушевлением кивнул, утирая последние слёзы.

— Так. Я правда скучаю по ней. Надеюсь, с ней всё в порядке в её странствиях.

— Я уверен в этом, — сказал Кагыр. Теперь он действительно покраснел: его лицо стало ярко-багровым. Бран посчитал это очень странным. Кагыр всегда вёл себя так странно, когда речь заходила о Цири. Однажды Бран попробовал расспросить об этом мать, и Мильва в ответ только безудержно рассмеялась.

Потом Кагыр стал серьёзным, даже мрачным.

— Теперь ты понимаешь, что мы с твоей матерью хотим для тебя? Я не хочу, чтобы ты повторил мои ошибки. Я не хочу, чтобы ты учился ненавидеть. Я научу тебя драться… но не научу быть солдатом.

Бран кивнул. Образ Цири — сильной, смелой Цири, которая смеялась так легко и свободно — как напуганного ребёнка застрял у него в глубине сознания. Это казалось таким неправильным.

— Я понимаю.

— Хорошо, — просто ответил Кагыр.

Молчание последовало за простым утверждением рыцаря. Потом Бран робко начал:

— Э, когда ты сказал, что оставил прошлую жизнь, ты имел в виду, ну, всё? И твою семью тоже?

— Да, — сказал Кагыр. — Я не видел родителей, брата и сестёр больше десяти лет. И не получал от них вестей. Я даже не знаю, знают ли они, что я всё ещё жив.

— Это ужасно, — прошептал Бран.

Кагыр пожал плечами.

— Я — позор нильфгаардской армии. Я не могу показываться дома, даже если бы хотел. Для меня нет дороги назад.

— Я… я не знал об этом…

— Тебе и не нужно. В любом случае, я до сих пор жив, и это лучшее будущее, чем то, на которое я рассчитывал, когда решил покинуть мою страну. — Улыбка Кагыра, хотя и была слабой, казалась искренней. — Так что моё положение не так ужасно, как кажется.

Бран посмотрел на него с искорками в глазах.

— Я думаю, да. И у тебя есть я и моя мама… она не хочет говорить об этом вслух, но ты ей очень нравишься. Я знаю, она бы разрешила тебе оставаться столько, сколько ты захочешь, если тебе это нужно. Я хочу сказать, это немного, но…

Глаза Кагыра тоже загорелись.

— Этого достаточно, Бран. Вполне достаточно.

Бран стал почти ненавидеть Новиград.

Первые годы жизни он провёл на окраине Боклера, столицы Туссента. Часто он сопровождал мать, когда она приходила в город продавать меха и дичь. Несмотря на частые поездки, Бран мало что помнил о своей родине, если не считать смутные воспоминания о тепле и свете.

Напротив, когда Бран впервые вошёл в Новиград, его атаковали неописуемая вонь и злобные взгляды прохожих. В Боклере никто не обращал внимание на форму ушей Брана. Здесь казалось, что все только это и видят.

Поэтому всегда, когда Бран появлялся в Новиграде, он надевал зелёный бархатный берет, подаренный Лютиком, когда мальчик пошёл в школу. Тогда Новиград становился куда более терпимым. Он всё ещё вонял как сточная канава, и пьяницы, шатающиеся по улицам целыми днями, всё ещё орали слишком громко на его вкус, но, по крайней мере, теперь Бран чувствовал себя в безопасности — со спрятанными ушами он был обычным человеческим мальчиком — неприметное лицо среди сотен.

Помимо маленькой школы, в которую Лютик зачислил Брана, рынок на Площади Иерарха был единственным местом в городе, которое ему нравилось. Купцы за прилавками всегда были добры к нему и его матери (или, по крайней мере, были добры, пока не узнали о нечеловеческом происхождении Брана), и их товары служили манящим окном в огромный мир за новиградскими стенами — блестящие клинки из краснолюдских кузен в Махакаме, симпатичные безделушки из северного Ковира и Повисса, ткани из далёкого Туссента… порой их было столько, что у Брана глаза разбегались. Тогда мать ласково журила его, напоминая сыну, как важно, чтобы он был рядом с ней, пока они протискиваются через толчею покупателей и продавцов.

Вот почему сейчас Бран был близок к панике, высматривая в плотной толпе на Площади Иерарха — и не находя — хотя бы намёк на примечательную косу своей матери.

Он выпустил Мильву из вида на одно мгновение. Среди шумной какофонии рынка Бран услышал звук, привлёкший его внимание: радостное птичье чириканье. Он посмотрел направо и обнаружил семейство ласточек в гнезде под балкой крыши. Улыбаясь, Бран остановился, чтобы присмотреться получше: нечасто он встречал городских животных, если не считать шелудивых котов или больших грязных крыс.

Конечно, сейчас, потеряв мать в толпе незнакомцев, Бран уже не так радовался.

Обеими руками Бран натянул берет на голову, беспокойно озираясь по сторонам. Он тихонько хныкнул из-за пугающего числа оглядывающихся на него незнакомых лиц. Он ускорил шаг, посматривая направо и налево в попытке найти Мильву в плотной толпе.

У Брана только получилось опрометчиво врезаться в кого-то маленького и худенького, и они оба покатились по земле. Бран схватился за голову и застонал, переводя дух. Открыв один глаз, он посмотрел на беднягу, которого нечаянно толкнул на грязную мостовую. Это была девочка примерно его возраста, и её выражение лица не сулило ничего хорошего.

— Ты! — злобно воскликнула она. — Посмотри, что ты наделал, болван косолапый!

— П-прости, — промямлил Бран, не глядя на неё. При падении его берет свалился, и больше всего Бран хотел найти его до того, как все заметят форму его ушей.

— Ты испортил мне платье! — визжала девочка. — Оно всё в грязи!

— Я сказал: "Прости"! — настойчивее ответил Бран, ползая на коленях в поисках берета.

Его окружили четверо мальчиков. Один из них — самый высокий и, вероятно, самый старший — потянулся к Брану и схватил его за руку.

— Эй, ты! — крикнул он Брану, капелька слюны вылетела у него изо рта. — Моя сестра говорит с тобой! Когда ты извиняешься перед кем-то, то, по меньшей мере, должен смотреть ему в глаза!

Бран вырывался из хватки мальчика. Его берет, он должен найти берет и убежать, пока кто-нибудь не понял…

— Ой! Дениз, посмотри на его уши! — воскликнул другой мальчик — Он эльф!

— Эльф! — повторила девочка по имени Дениз. — Что здесь делает эльф?

— Я… я… — пробормотал Бран.

Прохожие остановились, лоточники перестали зазывать покупателей. Казалось, все взгляды были прикованы к Брану. Его щёки горели от смущения под испытующими взорами. Он провёл рукой по брусчатке за спиной, сердце ёкнуло, когда он нащупал что-то бархатистое. Воспользовавшись суматохой, Бран схватил берет и вскочил на ноги, даже не остановившись, чтобы оглянуться.

Вскоре оказалось, что это была ужасная ошибка. Выкрикивая проклятия, пятеро детей пустились в погоню за Браном. Напуганный до полусмерти, Бран ускорился — трудная задача, учитывая, какими узкими и многолюдными оказались улицы Новиграда.

В один прекрасный момент Бран свернул за угол, только чтобы резко остановиться: на свою беду он оказался в тупике. Сердце колотилось как сумасшедшее; он посмотрел на предмет одежды, который сжимал в руках. Только сейчас Бран понял, почему дети погнались за ним.

Мягкий бархат был окрашен в глубокий фиолетовый. Бран по ошибке схватил берет девочки.

Прежде чем он смог продумать свои дальнейшие действия, его нагнал самый высокий мальчик. Бран развернулся и открыл рот, чтобы ещё раз извиниться, но получил удар в челюсть.

Бран чуть не упал, от силы удара у него посыпались искры из глаз. Другой мальчик поднял его за воротник, чтобы ударить ещё раз. Ошеломлённый, Бран рухнул на холодную, твёрдую землю. В ушах звенело, рот наполнил противный металлический привкус — кровь, мрачно подумал Бран.

С ехидной ухмылкой обидчик вырвал берет из рук Брана.

— Вот тебе за кражу у моей сестры, остроухий урод! — прошипел мальчик. Остальные дети захихикали в ответ.

— А что ты ожидал, Фрэнк? — сказала Дениз брату. — Он эльф. Они коварные по природе. Так папа говорит.

— Убирайся в вонючую дыру, из которой вылез! — прокричал другой мальчик. — Здесь тебе не рады!

Бран, пошатываясь, поднялся на ноги, несмотря на боль.

— Я не эльф! Моя мама — человек!

Мальчик по имени Фрэнк злобно посмотрел на Брана.

— Неужели? Тогда всё ещё хуже! Твоя мать — шлюха, раздвинувшая ноги перед эльфом! — Снова заявление сопровождалось смехом его маленькой банды.

Бран пришёл в бешенство. Он не совсем понял, что сказал мальчик, но высокомерие в его голосе было несомненным. С яростным воплем он бросился на Фрэнка. Бран не думал о том, что очевидно уступал ему; он бил, пинал и царапал старшего мальчика, не замечая голос рассудка, кричавший, что надо бежать. Через мгновение Бран опять лежал на спине, а Фрэнк сжимал его горло. Двое друзей мальчика держали Брана, пока тот не начал задыхаться.

— Перестаньте! — воскликнул четвёртый мальчик, единственный, кто не вступил в драку. — Вы его задушите!

— Заткнись, Пирс! — рявкнула девочка.

— Это… это уже ни в какие ворота! Я… я пойду позову взрослых!

Затуманенным от боли взором Бран видел, что мальчик выбежал из переулка под смех и улюлюканье друзей. Фрэнк шире улыбнулся, сжав ещё сильнее. Бран извивался в тщетной попытке освободиться — о, он пытался позвать на помощь, но сознание затуманивалось, осознанные мысли угасали в голове одна за другой…

И внезапно высокая фигура схватила Фрэнка за шиворот и подняла в воздух одной рукой, словно он ничего не весил. Другие дети кричали и пятились, только чтобы неуклюже упасть на ягодицы в попытке убежать. Бран кашлял, от слёз щипало в глазах. Резкий запах — довольно странная смесь ароматов базилика, шалфея и аниса — наполнил нос. Бран посмотрел вверх, наконец распознав черты лица своего спасителя: им оказался немолодой господин, щеголявший ухоженными бакенбардами и весьма внушительным носом.

— Р-Регис! — воскликнул Бран между хрипами.

Цирюльник не ответил. Его глаза казались темнее, чем обычно, чёрные радужки поглощали свет, будто всепожирающая бездна. Мучители Брана не могли двигаться, не могли говорить; незамутнённое чувство ледяной ярости, излучаемое Регисом, придавило их к месту. Бран сам чувствовал, как становятся дыбом волосы на затылке. Казалось, невидимая сила высосала всё тепло в переулке. Дрожащий Бран тихонько застонал, пытаясь отодвинуться от Региса.

Заклятие как будто спало. Регис резко вздохнул и посмотрел на Брана. Он разжал хватку, и мальчик по имени Фрэнк рухнул в грязь. Задира оставался лежать ничком на земле, как и его товарищи, пока цирюльник спешил помочь Брану подняться. К большому облегчению мальчика, к тёмным глазам Региса вернулось обычное тепло.

— Ты… в порядке, мальчик? — спросил вампир, присев рядом с Браном. В его голосе звучали несвойственные нотки испуга. — Как сильно ты пострадал?

— Я… в порядке, — ответил Бран, шмыгнув носом. — Меня… немного трясёт.

— Понимаю, — сказал Регис. — Необходимо отвести тебя в безопасное место, где ты сможешь передохнуть.

— К-как ты узнал, что я здесь? — спросил Бран.

Регис слегка улыбнулся.

— Я встретил Мильву на рынке, она искала тебя. Мы договорились разделиться, что должно было облегчить наш поиск. Люди, которых я опросил, сказали, что видели, как мальчик, подходящий под твоё описание, убегал от нескольких детей, — он пристально посмотрел на вышеупомянутых ребят; некоторые из них, включая Фрэнка, пытались уползти. При виде лица Региса, выражавшего тихую ярость, хнычущая компания осталась на месте.

На другом конце переулка мальчик и взрослый бежали навстречу Брану и Регису. Фрэнк и его сестра, шатаясь, встали на ноги и в один голос закричали: "Папа!"

— Что всё это значит? — спросил мужчина, глядя на испачканных, плачущих детей. — Что, холера, ты сделал с моими сыном и дочерью?

Регис успокаивающе поднял руку.

— Давайте сохранять спокойствие, милостивый государь. Прежде следует выслушать показания детей и не совершать опрометчивые поступки…

— Полукровка толкнул меня в грязь и украл мой берет! — пронзительно крикнула девочка, перебив Региса.

— Да! — воскликнул один из мальчиков. — Мы догнали его здесь, а он бросился на Фрэнка, как помешанный!

— Это неправда! — возмутился Бран. — Он первый меня ударил! И я не хотел воровать берет вашей дочери! Это была ошибка, я просто хотел…

— Как мы узнаем, говорит ли мальчишка правду? — сказал отец Фрэнка и Дениз. — Его слово — против слова других детей.

— В-в общем, м-милсдарь, на самом деле он… — промямлил мальчик по имени Пирс. Однако прежде чем он сказал что-то ещё, Дениз наступила ему на ногу. Вздрогнув, Пирс замолчал.

— Я очень хорошо знаю Брана, — ответил Регис. Он покровительственно обнял мальчика за плечи. — Он добрый и воспитанный ребёнок. Для него было бы в высшей степени нехарактерно…

Мужчина перебил его смехом.

— Погоди, да я тебя знаю! Ты цирюльник, который живёт рядом с "Золотым осетром"! Моя жена покупает у тебя мази и припарки, — он взглянул на Брана, потом посмотрел на Региса, изогнув бровь, как будто не совсем понимал, какая между ними может быть связь.

Дениз дёрнула отца за рукав.

— Папа, этот человек напугал меня!

— Он появился из ниоткуда и стал трясти Фрэнка как куклу! — добавил другой мальчик.

— Неправда! — вскрикнул Бран. — Он просто оттащил его от меня! Регис бы никому не навредил!

— Ваш сын душил Брана, когда я прибыл сюда, — процедил Регис. — Я вмешался с намерением обеспечить безопасность моего мальчика. Признаю, я, возможно, действовал несколько грубо, и за это приношу свои извинения…

— Несколько грубо? — недоверчиво спросил мужчина. — Дети вели себя как дети, а ты в ответ отбросил порядочность и напал на бедного беззащитного мальчика? — Он поднял голову. — Кроме того, если бы твой мальчишка не задирал остальных, ничего бы не случилось.

— Я не хотел затевать драку! — возразил Бран. — Я хотел извиниться, но они все начали говорить гадости про эльфов, а потом назвали мою маму… — он болезненно сглотнул и отвернулся, глаза горели от слёз.

Регис напрягся. Снаружи лицо оставалось воплощением ледяного самообладания, но Бран тут же почувствовал горячее отвращение, кипящее под маской спокойствия.

— Не моя вина, мальчик, что твоя мать была такой недальновидной, — сказал мужчина, растягивая слова. — То же касается и тебя. Может, если бы ты остался рядом со своими сородичами, то не устроил бы такой бардак. — Мужчина покачал головой. — Я помню, что "белки" творили во время войны. Они были безумными — безумными, говорю я тебе! Я не желаю, чтобы эльфье отродье болталось около моих детей.

Глаза Региса был холодны, словно два осколка оникса.

— Вы судите целый народ по деяниям нескольких безрассудных личностей? Вы подвергаете гонениям и поносите хороших людей по столь малоубедительной причине? Такие моральные принципы вы хотите передать своим детям?

— Я просто делаю то, что будет для моей семьи лучше всего. Повторяю, я не хочу проблем.

— О. И для этого вы готовы попрать право нелюдей на безопасную и спокойную жизнь. Я понимаю.

Отец Фрэнка и Дениз оскалил зубы в уродливой гримасе.

— А тебе какое дело?

— Я, как вы бы сказали, не чистокровный человек, — слегка жеманно ответил Регис. — В действительности немногие нордлинги могут похвастаться полностью человеческим происхождением. Всего лишь сто лет назад межрасовые браки были повсеместны. Знаете, милсдарь, вполне возможно, что и в ваших венах течёт капелька эльфьей крови.

— Откуда ты знаешь? — встрял Фрэнк. — Не похоже, чтобы ты здесь был сто лет назад!

Регис слегка наклонил голову и посмотрел мальчику в глаза. Тут же Фрэнк пискнул и спрятался за отцом.

Сам мужчина покраснел как свёкла.

— Лучше возьми свои слова обратно. Я не позволю, чтобы меня оскорбляли перед детьми.

— Я не намеревался причинить обиду, — безмятежно сказал Регис. — Я всего лишь использую знания, которыми располагаю, чтобы развеивать глубоко укоренившиеся заблуждения.

— Думаешь, что умный, да? — ответил отец Фрэнка и Дениз. — Со всеми своими красивыми словечками и так называемой древней кровью? — Он плюнул под ноги Регису. — К дьяволу тебя и твоё племя! Больше никогда ничего у тебя не куплю.

Искорка веселья загорелась в глазах Региса.

— Как жаль, — сказал он. — Поистине, я опечален.

Его собеседник сделал шаг вперёд. Теперь его макушка находилась всего в нескольких дюймах от кончика носа Региса.

— Что ж, ты… если ты не сменишь тон, я сотру эту ухмылку с твоего лица и…

Он так и не закончил предложение. Его лицо почти комично размякло, взгляд стал пустым, как будто он перебрал спиртного напитка со странным запахом, который любил готовить Регис. Его ноги подогнулись, и он рухнул на землю с громким "шлёп!" Секунда изумлённого молчания… и пятеро задир принялись кричать.

— Внезапный и необъяснимый приступ нарколепсии! — объявил Регис на фоне воплей. — Что за невероятный поворот событий! Как нам быть?

— Папа! — визжала Дениз, а её брат кричал:

— Ты убил его! Ты убил папу, выродок!

Регис проверил пульс мужчины.

— Разумеется, нет, — ответил он высокомерным тоном. — Он всего лишь спит. Знаете, это самое странное. Возможно, ваш отец перетрудился. Когда он вернётся в сознание, скажите ему лучше следить за своим здоровьем. Сделаете это, дети?

В ответ Фрэнк, Дениз и их друзья обругали его и убежали, оставив своего отца храпеть и пускать слюни в грязи.

— Без сомнений, отважная компания, — прокомментировал Регис.

— С ним… — начал Бран, ткнув ногой в спящего, — с ним всё будет хорошо?

— Конечно. Он проснётся с ужасной головной болью, только и всего. Однако нам следует ретироваться, прежде чем эти жулики вернутся с подкреплением. — Регис ободряюще положил руку на плечо Брана. — Что насчёт тебя, мальчик? Как ты себя чувствуешь?

Больше всего Бран хотел соврать и сказать, что с ним всё прекрасно, но горло сжалось, не дав ему вымолвить и слова. Вместо этого, к его великому смущению, лицо сморщилось, и слёзы ручьями потекли по щёкам.

— Я… — всхлипывал он. — Я… просто хочу домой…

— О-о, — вновь на благородном лице Региса появилось нехарактерное выражение беспокойства. — Понимаю. Тогда давай найдём твою маму.

Бран сумел едва заметно кивнуть. Его плечи вздрагивали от безмолвных рыданий.

— Я… я не хотел злить их, Регис, к-клянусь. Они просто… просто…

Регис опустился на колено и раскрыл объятия. Без колебаний Бран принял молчаливое приглашение и уткнулся в плечо цирюльника. Одним плавным движением Регис встал, гладя по спине мальчика, у которого слёзы текли из глаз.

— Я знаю, — сказал вампир. — Знаю, что ты ничего этого не хотел. Ты не сделал ничего плохого.

— А потом, — пробормотал Бран, — п-потом станет лучше? К-когда ты взрослый и люди смеются над тобой… это т-так же больно?

Некоторое время Регис молчал. Когда он, наконец, ответил, голос утих до мягкого шёпота.

— Я бы сказал, что лучше действительно становится, но только потому, что, когда взрослеешь, то вырабатываешь дополнительные методы справляться с неприятностями, — за последними словами последовала улыбка — не фальшивая улыбка с сомкнутыми губами, которую он демонстрировал до сих пор, а широкая, открытая улыбка, показывавшая все его острые зубы. — Кроме того, став старше, ты обнаружишь вокруг себя людей, мнение которых будет для тебя важнее, чем оскорбления и насмешки узколобых чужаков. Твоя мать, Геральт и все, кого я люблю, не считают мои зубы уродливыми или пугающими, и я не беспокоюсь об их форме. То же касается твоих ушей, мальчик. Или, по крайней мере, я хотел бы в это верить.

Бран всхлипнул в последний раз и потёр усталые глаза.

— М-м-м. Как скажешь, — промолвил он почти сонно. В семье Брана Регис был гораздо умнее всех остальных; всё, что он говорил, вероятно, было правдой. — С-спасибо, Регис.

— Не стоит благодарности, — сказал Регис. — Я всегда готов протянуть руку помощи нуждающимся. — Он поднял Брана и усадил себе на плечи. Бран засмеялся. Кататься на Регисе было лучше, чем на Геральте: ведь он был таким высоким. — А теперь, коршунёнок, давай вернём тебя в гнездо, пока твоя грозная мать не сровняла город с землёй в поисках тебя.

И, не оглянувшись на храпящего мужчину, распластавшегося на брусчатке, они направились из переулка на оживлённые улицы Новиграда.

Смутные воспоминания Брана не передавали и малой части красоты Боклера.

Мальчик испытывал радостное волнение, пока они приближались к его родному городу. Путешествие на юг было довольно паршивым, особенно после пересечения границы Туссента. Во время перехода по заснеженной туссентской сельской местности Мильва и Кагыр подхватили исключительно мерзкую простуду. Мать Брана бывала вспыльчивой даже в лучшие времена; с заложенным носом и постоянной головной болью она оказалась ещё более ужасной попутчицей. К тому же морозные зимние ветры и ледяные дожди следовали за ними по пятам, превращая в адскую муку путешествие, которое должно было быть приятной прогулкой.

Поэтому, когда Бран высмотрел на горизонте яркие фасады и крыши Боклера, он с облегчением вздохнул.

Войдя в город, Бран, Мильва и Кагыр направились в дом тётечки Ангулемы, где им предстояло провести несколько ночей. Затем они втроём должны были присоединиться к Геральту и остальным в Корво Бьянко, туссентском поместье ведьмака, чтобы отпраздновать Йуле. Пока они шли по городу, Бран чувствовал, как его настроение улучшается. Дождь превратился в снежный вихрь, укрывавший мостовые Боклера белым одеялом. Морозная свежесть воздуха наполнила лёгкие Брана и зарумянила щёки. На улицах суетились люди, полные заразительного веселья. Похоже, не только Бран с нетерпением ждал Йуле.

Рано вечером они прибыли на место. С некоторым удивлением Бран отметил, что дом тётечки Ангулемы совсем не изменился. Он располагался недалеко от рынка, в лучшем районе города. Над входом красовалась яркая надпись "Золотой кот". Бран улыбнулся воспоминаниям. Не раз и не два Мильва оставляла его с Ангулемой, когда уходила продавать мясо и шкуры. Девушки из "Золотого кота" нянчились с Браном, угощали его медово-ореховым пирогом, пока ему не начинало казаться, что живот вот-вот лопнет. Однако Мильва никогда не разрешала ему оставаться позже определённого часа. Тогда Бран был слишком мал, чтобы спрашивать, почему.

Сегодня Бран наконец-то получил ответ.

"Золотой кот" был борделем.

Не то чтобы Бран точно знал, что это означает. Когда он спрашивал Кагыра и Мильву, Кагыр внезапно смущался и говорил невпопад, а Мильва смеялась, запрокинув голову, и потом морщилась, как будто собиралась выпить что-то невкусное. Таков был их окончательный ответ. Опять Бран поражался, как странно иногда ведут себя взрослые.

Не успели они войти внутрь, как Ангулема сжала Брана в объятьях. Раздались визги, и несколько девушек принялись по очереди обнимать бедного мальчика, а в это время Ангулема крепко стиснула заупрямившуюся Мильву и покрасневшего Кагыра. Как только девушки Ангулемы его отпустили, Бран начал оглядываться по сторонам. Обстановка была более вызывающей, чем в его воспоминаниях, и здесь было шумно — очень, очень шумно. Хотя был ещё ранний вечер, многие столы уже были заняты. Клиенты (все мужчины, как заметил Бран) смеялись и пели непристойные песни, глотая дурно пахнущий спиртной напиток; их лица раскраснелись от воздействия алкоголя и закуски. Нескромно одетые женщины ластились к ним и по-девичьи хихикали. Бран покраснел и отвернулся.

Он обратил взгляд на табличку, висевшую на стене напротив входа. Когда Бран был младше, ему было не под силу расшифровать слова на деревянной дощечке, но теперь он мог это сделать. "Уважение, — гласил знак. — Помни и пользуйся". Бран задумался, что бы это значило.

Брану и слова не дали вымолвить, когда его тётечка и остальные девушки, наконец, притащили его, Мильву и Кагыра на кухню, где в качестве лекарства им выдали охотно принятые миски супа. Ни Мильва, ни Кагыр много не ели. Последнему всё ещё нездоровилось, и было видно, что он прилагал усилия, чтобы удержать в желудке каждую ложку супа. Матери Брана было не лучше: после того как она чуть не упала лицом в миску, тётечка отправила их в приготовленную заранее комнату с шутливым ворчанием: "Смотрите, не блеваните на ковёр по дороге — я его недавно почистила".

Доев суп, Бран вместе с Ангулемой и несколькими девушками вернулся в уютную комнату, обставленную изящными диванами, на которых лежали подушки. Огонь ревел в камине, и Бран с довольным вздохом откинулся на спинку удобного сидения — а на коленях лежала тарелка со свежеиспечённым медово-ореховым пирогом! Ангулема села рядом и, ухмыляясь, взъерошила его волосы.

— Рада видеть тебя, парень, — сказала она. — Бьюсь о заклад, твоя жизнь стала жутко скучной теперь, когда мы нечасто встречаемся, а?

При этих словах девушки захихикали. Бран помнил, как они выглядели в его детстве, но не помнил их имён. От смущения его щёки немного покраснели, и он откусил пирог, прежде чем ответить:

— Я бы так не сказал. Много чего произошло. Кагыр остался с нами на всё лето и осень. Знаешь, он учил меня сражаться, — Ангулема подняла бровь; кажется, она была впечатлена. Бран набил рот пирогом и продолжил: — А ещё я начал ходить в школу. То есть Лютик устроил меня в школу. Он считал, это была хорошая мысль.

Бран тут же умолк. Он не сказал Ангулеме, что почти месяц пропускал занятия после того, как хулиганы избили его в том новиградском переулке. На самом деле, если бы Кагыр и Регис не побороли его страхи с помощью уговоров, ноги бы Брана больше не было в этом жалком подобии города.

Ангулема расхохоталась.

— В школу? Бедный мальчик, вот и началась в твоей жизни чёрная полоса! Чем же думал этот расфранченный дурак, когда заставил тебя часами сидеть твоей бедной задницей на деревянном стуле?

— Там не так уж и плохо, — ответил Бран. — Мне там даже нравится.

— Правда? — спросила одна из девушек Ангулемы. Она скрывала веснушки под толстым слоем пудры. — Всегда было интересно, каково это — ходить в школу.

— А, скукота, — добавила высокая загорелая девушка. — Никакой пользы, только забивают тебе голову всякой чепухой. В жизни это не пригодится.

— Ну, я в свободное время ходила на занятия, — сказала младшая из девушек. Её щёки покраснели, когда остальные повернулись к ней. — Я подумала, было бы хорошо, ну, знаете… научиться читать. Сдаётся мне, мама бы мной гордилась…

Тётечка Ангулема кивнула, пытаясь выглядеть невозмутимо и благопристойно, хотя сама была едва старше своих девушек.

— Верно. А ещё, когда ты научишься этой заковыристой ерунде, людям станет труднее тебя облапошить.

— Тётечка, а ты умеешь читать? — спросил Бран.

Ангулема обхватила его шею. Бран с трудом удержал тарелку на коленях.

— А как же, дурачок! — сказала она. — Как, ты думаешь, я бы тогда смогла управлять этим заведением? — Бран извивался, пытаясь выбраться из захвата, а она, ухмыляясь, сильнее сжимала. — Холера, и почему ты до сих пор зовёшь меня "тётечка Ангулема"? Цири столько же, сколько и мне, но я не слышала, чтобы ты называл её "тётечка Цири".

— Не знаю, — выдавил Бран. — Так уж получилось.

Ангулема наконец отпустила его.

— Твоя мама тебя надоумила, так? Она точно пыталась использовать тебя против меня за все те разы, когда я называла её "тётечкой".

Прежде чем Бран смог ответить, снаружи раздались громкие голоса. Какой-то человек — или, как вскоре стало понятно, несколько человек — мчался вниз по лестнице по направлению к их комнате. Ангулема напряглась, её ухмылка сменилась сердитой гримасой. Девушки беспокойно поглядывали на неё.

Вскоре вбежали две молодые женщины. У одной глаза опухли и покраснели от слёз, другая закуталась в простыню, видимо, чтобы прикрыть разорванный корсаж. Ангулема встала, изрыгая проклятия. За девушками последовали двое молодых мужчин. Даже на расстоянии нескольких футов Бран мог почувствовать от них запах перегара.

— Мазель Ангулема! — воскликнула первая девушка. — Я… Я…

Один из парней — Бран заметил, что его жилет был неправильно застёгнут — приобнял её за плечи, от чего та вздрогнула.

— Ну и зачем ты убежала, дорогуша? Мы ведь только начали…

— Мы заплатили, чтобы вы составили нам компанию, — добавил другой молодой мужчина. Что-то в его голосе заставило волосы на затылке Брана встать дыбом. — А не удирали, когда веселье только начинается.

Вторая девушка искоса посмотрела на него и ещё больше побледнела. Внезапно Бран заметил у неё на руке синяк в форме ладони.

Ангулема решительно направилась к ним, скрестив руки на груди.

— Это — заведение высшего класса, — заявила она. — Здесь есть одно золотое правило. Оно написано прямо у входа, на самом видном месте. Вы заплатили за бесценную возможность провести время с этими прекрасными дамами. Похоже, вы потеряли эту привилегию. Так что убирайтесь.

Девушки проскользнули вглубь комнаты, где их с распростёртыми объятиями встретили разъярённые товарки. Ангулема осталась один на один с пьяницами; она была на целую голову ниже их.

— Это ещё что такое, девка? — сказал второй из молодых людей, тот самый, с безумным взглядом. — Ты даже не знаешь, что случилось. Может, это мы — пострадавшая сторона.

— Не-а, — ответила Ангулема. — Я увидела достаточно. Так что повторяю… уносите отсюда свои жалкие задницы, немедленно.

Бран и глазом не успел моргнуть. Мужчина ударил Ангулему ладонью по щеке, отчего та пошатнулась. Бран вскочил, выкрикнув имя своей тётечки, а девушки из "Золотого кота" ахнули от изумления.

Второй удар был медленнее. Ангулема увернулась, бросилась вперёд и ударила противника коленом в пах. Мужчина взвыл от боли, его колени подкосились. Его товарищ после недолгого замешательства тоже вполсилы ударил. Ангулема приготовилась встретить атаку и попятилась, когда удар почти достиг цели. Кровь текла у неё изо рта; Ангулема вытерла струйку, недобро улыбаясь.

— Ангулема! — снова воскликнул Бран.

Первый соперник пришёл в себя и похромал вперёд с угрожающим блеском в глазах. Ангулема слишком увлеклась схваткой со вторым мужчиной, чтобы заметить его приближение. Бран глубоко вздохнул, чтобы успокоиться, припоминая все уроки Кагыра. Издав крик слегка дрожащим голосом, он пнул ноги мужчины, атаковавшего его тётечку. Именно этот отвлекающий манёвр и был ей нужен; как только пьяница, брызгая слюной, перевёл внимание на Брана, Ангулема схватила его и, не церемонясь, бросила в его товарища. Оба врезались в противоположную стену с громким стуком.

— Тётечка! — воскликнул Бран. — Как ты?

Ангулема недовольно посмотрела на него.

— Это должны быть мои слова. Как ты, мальчик?

— Я в порядке, но…

— Ах ты сууука… — кровожадное шипение перебило Брана. Несомненно, молодые люди выглядели ошарашенными, но оказалось, что их ярость многократно возросла. Бран вскрикнул и спрятался за Ангулемой.

Двое пьяниц не успели пошевелиться, как с лестничного пролёта, ведущего на второй этаж, раздался топот двух пар ног. Мужчины застыли на месте, как только две знакомые фигуры ворвались в прихожую. Сердце Брана чуть не выскочило из груди от радости, когда он узнал маму и Кагыра. Мильва скалила зубы, её лицо раскраснелось. Кагыр вошёл за ней нерешительной походкой, изумлённо и растерянно взирая на зрелище перед собой.

— Что, чёрт вас дери, здесь происходит? — прорычала Мильва. Она размахивала отломанным черенком метлы как оружием. — Кто, вашу мать, устроил этот бардак?

— Прекрасно, — пробормотал второй мужчина, — ещё одна потерявшая берега шлюха.

— Тётечка! — воскликнула Ангулема, будто внезапно помолодела на десять лет. — Ты, как всегда, вовремя!

— Мама! — Бран ринулся навстречу матери. — Ты должна помочь тётечке Ангулеме! Эти ребята… они с ума сошли!

Глаз Мильвы дёрнулся.

— Правда?.. — она резко толкнула Брана к Кагыру. — Уведи мальчика в нашу комнату. Мы с Ангулемой разберёмся.

— К-конечно, — сказал Кагыр. — Пошли, Бран.

Сердце колотилось в груди Брана, пока они поднимались по лестнице. Позади них раздавались крики боли и ярости, и от этого у него пересохло во рту. Когда Бран оказался в безопасной комнате, Кагыр пошёл обратно, сказав, что должен помочь женщинам. Бран сидел, обняв колени, и смотрел, как он уходит. И всё же прошло немало времени, прежде чем Кагыр, тяжело шагая, вернулся в комнату. Он выглядел слегка растрёпанным, но в целом был в порядке.

— Что случилось? — спросил Бран. — У всех всё хорошо? Никто не пострадал?

Кагыр пожал плечами.

— У всех всё хорошо. Ну, то есть у всех, кто имеет значение.

— А что с теми девушками, которых побили? Они тоже в порядке?

— Что?.. Ах, да, — Кагыр застенчиво почесал затылок. — Они тоже смогли нанести пару ударов. Ангулема всегда думает о своих работницах.

— Вот и хорошо, — сказал Бран. — Я переживал.

— Не стоило, — ответил Кагыр. — Твоя мама и Ангулема… скажу просто, что из них получилась грозная команда.

Бран услышал доносившиеся с первого этажа восторженные возгласы и свойственное его тётечке громкое гоготание. Мальчик озорно улыбнулся.

— Славно, — произнёс он. — Эти козлы заслужили. Из-за них я уронил тарелку с пирогом. Знаешь, тётечка Ангулема испекла его специально для меня. — А Бран не мог простить пропажу такого хорошего пирога.

Корво Бьянко в жизни был больше, чем в воспоминаниях Брана.

Бран бывал в новом роскошном имени ведьмака только один раз, когда они в прошлом году вместе праздновали Йуле. Судя по всему, усадьба была платой Геральту за работу. Когда Бран расспрашивал маму о подробностях, она молчала, с отвращением поджав губы.

Бран больше не спрашивал. Он действительно не хотел, чтобы очередной грязный семейный секрет проник в его кошмары. К счастью, около месяца назад скрипучий смех детей, которые мучали его в Новиграде, перестал преследовать его по ночам. Тем не менее, иногда большая размытая фигура с чертами лица, скрытыми в тени, появлялась во снах Брана. В руках мужчина держал искусно сделанный лук и колчан, полный стрел, вымазанных в крови — человеческой крови. Бран не рассказывал матери об этих ночных кошмарах. Он боялся, что правда, которую она поведает, будет страшнее, чем неизвестный убийца, так часто нарушающий его сон.

Слуги Корво Бьянко радушно встретили Мильву, Кагыра, Ангулему и Брана, когда их маленький отряд прибыл из Боклера. Марлена, добрая старушка, заведовавшая кухней, даже поприветствовала Брана тарелкой домашнего печенья. Бран не поверил своим глазам, когда увидел эту аппетитную выпечку. Она помнила его, хотя они виделись только один раз, в прошлом году. Бран покраснел и приобнял Марлену в знак благодарности. Старушка погладила его по голове, и когда Бран пошёл к матери, то был уверен, что заметил слёзы у неё на глазах.

Оставив поклажу в отведённой им комнате, Мильва и Кагыр пошли помочь слугам и рабочим с последними приготовлениями. У главных ворот в имение стоял большой павильон. То тут, то там висели разноцветные фонари, своим светом разгоняя сгущающиеся сумерки. Бран спрашивал у каждого встречного, не нужна ли им помощь. Добрую половину вечера он разносил корзины свежих фруктов и мясные пироги, получая в награду смех и улыбки взрослых.

К тому времени появилось несколько новых гостей. Регис пришёл первым; Бран чуть не бросил свои овощи, чтобы подбежать к нему и обнять. Детлафф, безмолвный, словно тень, последовал за цирюльником. Пока Регис ушёл поприветствовать хозяина усадьбы (напрасно — несмотря на все старания, он нигде не мог найти Геральта), голубоглазый вампир стоял как вкопанный там, где его оставил друг, и выглядел растерянным. Наконец, Мильва сжалилась над беднягой и велела ему привезти тележку с выпечкой. Детлафф покорно последовал её указаниям, и всё же другие рабочие широко расступались перед ним, когда он ходил между кухней и павильоном.

Лютик, Цири и Золтан прибыли во вспышке зелёного света, сильно напугав бедного управляющего Геральта, Варнаву-Базиля. Как только бард отпустил руку ведьмачки, то качнулся вперёд, а его лицо слегка позеленело. Бран, ухмыляясь, подскочил к нему, желая обнять.

— Н-нет, — выдавил Лютик между тяжёлыми вдохами, — не п-подходи, Бран, к-кажется, я… — К счастью, всегда готовый помочь Варнава-Базиль переборол испуг, подбежал к барду и протянул ему ведро. Бран поморщился и зажмурился, пока поэта бурно рвало в деревянную бадью.

Золтан громко рассмеялся, а Цири похлопала Лютика по спине.

— Прости. Обычно такого не происходит.

Дрожащий Лютик передал ведро Варнаве-Базилю. Тот брезгливо посмотрел на него и удалился.

— Х-хорошо, что П-присцилла не пошла со мной, — промолвил Лютик. — Она и так намучилась с утренней тошнотой…

— В любом случае не хотелось бы мне испытывать действие магических порталов на беременной женщине, — ответила Цири. Она собиралась ещё что-то сказать, но Бран уличил минуту и бросился ей в объятия. — Уф! Ах ты, сорванец, чуть меня с ног не сшиб!

— Прости! — извинился Бран, которому совсем не было стыдно. — Рад видеть тебя, Цири!

Она взъерошила его волосы.

— Я тебя тоже, братец. Ого, каким сильным ты стал! Откуда у тебя такие мускулы?

Лютик выдавил улыбку.

— В-вылитый я, не правда ли? Мальчик унаследовал мою геройскую натуру, разве ты не знала?

Цири сморщила нос.

— Вижу. Придётся спросить Присциллу о твоём распорядке тренировок. Было бы интересно посмотреть, как ты себя покажешь в учебном бою.

— Ха! — воскликнул Золтан. — Да разве он поднимет меч своими хилыми ручонками? Сомневаюсь.

— Нет, — сказал Бран, невольно спасая Лютика из этой болезненно неловкой ситуации. — Меня обучал Кагыр. Не думаю, что у меня получается хорошо, но, по крайней мере, это весело.

При упоминании Кагыра Цири на мгновение сделала странное лицо, но её улыбка тут же вернулась.

— Неужели? Тогда я должна оценить твои умения.

Глаза Брана загорелись от радости.

— Ты будешь учить меня? Правда?

— Чем больше у тебя будет учителей, тем лучше. Тогда ты сможешь приспособить свой стиль к любой ситуации.

— Я запомню, — сказал Бран. — Спасибо за предложение, Цири! — и он снова её обнял.

— Что ж, Цири ты от души поприветствовал, а нам с бардом даже "здрасьте" не скажешь? — вмешался Золтан. — Кто это тебя так воспитал, малец? — Смеясь, он ткнул Лютика в бок локтём. Тот округлил глаза.

— Я и с вами рад встретиться, — смущённо произнёс Бран. — Просто я Цири сто лет не видел!

— Да ладно, всё путём, — ответил краснолюд. — Между двумя сварливыми старыми пердунами и прекрасной юной дамой, которая умеет постоять за себя, я бы выбрал так же, как и ты.

— Пф, старыми! — сказал Лютик. — Я не старый. Я просто созрел, как хорошее вино.

— Как дела у Присциллы? — спросил Бран. — Вы уже придумали имя малышу?

Лютик просиял.

— О, с моей Цираночкой всё прекрасно, как всегда! И мы думаем назвать девочку Жасмин, как цветок…

— Сколько самолюбования в желании назвать ребёнка как ещё один грёбаный жёлтый цветок, — пробормотал Золтан. — Что ж ты её Одуванчиком не назовёшь тогда?

— Жасмин Эсси Панкратц, — произнёс Лютик, показательно не реагируя на колкости Золтана. — Да, очаровательное имя для очаровательной маленькой девочки.

Вскоре они начали препираться, к большому веселью Брана и Цири.

Не только их маленькая группа появилась с шиком. Незадолго до начала вечернего пира в воздухе раздался треск, и напротив главных ворот в ярко-золотой вспышке раскрылось окно в пустоту. Из портала, держась за руки, вышли две женщины. Одна из них щеголяла копной буйных чёрных локонов, её холодные фиолетовые глаза смотрели вокруг взглядом королевы, оценивающей свои владения. Другая была миниатюрнее; рыжие волосы были собраны в пучок у шеи, а приветливое лицо украшали веснушки.

Волосы на затылке Брана встали дыбом, будто его током ударило. Он встряхнул головой, вздрогнул. Магический портал закрылся, и странное ощущение, прокатившееся по коже Брана, тоже испарилось. Он поставил на землю корзину с яблоками, нахмурился, потёр глаза. Странно.

Две женщины вошли в Корво Бьянко с высоко поднятыми головами, не обращая внимания на глазеющих людей. Теперь, когда они приблизились, Бран смог их узнать. Госпожа Йеннифэр была возлюбленной Геральта, а госпожа Трисс была близкой подругой ведьмака и его черноволосой избранницы. Бран встречался с ними всего несколько раз. Как всегда, что-то в их манерах заставляло его смущённо замолчать. Чародейки выглядели так, будто вышли из куртуазной баллады Лютика — или из сказки.

Вышеупомянутый бард подошёл к ним, раскрыв объятия. Йеннифэр холодно поцеловала Лютика в обе щеки, но Трисс тепло его обняла. Однако когда Цири позвала по имени черноволосую чародейку, лицо Йеннифэр озарила улыбка, яркая, как рассвет. Ведьмачка подбежала к приёмной матери, и они крепко обнялись, смеясь и вытирая слёзы радости.

Когда Цири её отпустила, Йеннифэр спросила:

— Где же твой отец ведьмак? Неужели после всех этих лет я должна учить его хорошим манерам? Он должен знать, как невежливо для хозяина поместья пренебрегать правилами приветствия гостей.

— О, — произнесла Цири, — его сейчас здесь нет. Он провожает в Корво Бьянко очень важных гостей.

— Ты сказала — гостей? — спросила Трисс. — Кто бы это мог быть?

Цири украдкой посмотрела за её спину. Бран с некоторым удивлением заметил, что она смотрит на Кагыра.

— Это сложно объяснить. Увидишь, когда они прибудут.

Итак, празднество началось в отсутствие неуловимого хозяина Корво Бьянко. В павильоне горел большой костёр, так что все, кто терпел холод в этот зимний вечер, могли немного согреться. Набив рот почти всем съедобным, что смог найти (и выпив глоток медового сидра с подначивания Лютика и Золтана), Бран поскакал к пляшущим вокруг огня людям. Музыканты играли весёлую мелодию, и мальчик с большим задором подпрыгивал в бешеном ритме. Слева Цири крепко сжимала руку Брана и громко подпевала. Справа Кагыр мурлыкал песню, лёгкая улыбка играла на его губах.

Толпа, собравшаяся в павильоне, издала громкий возглас. Бран обернулся и с огромной радостью обнаружил, что Геральт едет по дороге к главным воротам поместья. Позади него ехала маленькая телега, запряжённая двумя лошадьми.

Повозка замедлилась и остановилась у Корво Бьянко. Геральт тоже остановил свою кобылу Плотву. Он слез с лошади, чтобы помочь выбраться пассажирам тележки. Одним из них была немолодая дама, её чёрные с проседью волосы были собраны в тугой узел. Её сопровождали две черноволосые женщины под сорок.

Рядом с Браном кто-то от удивления резко вдохнул.

— Gan yr haul mawr, — прошептал Кагыр. Он отпустил руку Брана и покинул круг танцоров, неуверенно направившись к трём женщинам. — Мама… Анвен, Делит… ni all fod yn…

— Brawd bach! — ответила одна из женщин, и она и её спутницы подобрали юбки и бросились навстречу Кагыру. Вскоре они заключили рыцаря в объятия.

— Fy mab bach! — всхлипывала старшая женщина. — О, Кагыр!

Бран почувствовал, как у него отпала челюсть.

— Погодите, так эти дамы — это семья Кагыра? — он посмотрел на Цири, ожидая подтверждение.

— Да, — ответила ведьмачка. — Это мать и две его старшие сестры. Кагыр никогда не говорил о своём прошлом, и я спросила Геральта, знает ли он что-то. Мне показалось нелепым, что они так долго не виделись. Знаю, что Кагыр не может вернуться в Нильфгаард, так что вместо этого, очевидно, его семья должна была поехать на север.

— Но почему ты послала за ними Геральта? С твоими способностями попасть в Нильфгаард было бы легко!

Цири скривилась.

— Да, было бы. Скажем просто… мне нельзя показываться в Нильфгаарде по массе причин.

— Понимаю, — ответил Бран. Он подумал, что было бы грубо дальше расспрашивать её. Вместо этого он обратил внимание на трогательное воссоединение. По щекам Кагыра катились слёзы. При виде такой радости Бран почувствовал, как будто в животе забурлили воздушные пузырьки. — Очень мило с твоей стороны, Цири. Ты всегда такая заботливая!

Цири игриво похлопала его по голове.

— А ты никогда не забываешь о комплиментах, да?

Бран покраснел и увернулся от её руки, когда она попыталась взъерошить его волосы. И опять он затерялся в толпе танцующих. Музыканты начали новую песню под аккомпанемент лютни Лютика. Бран весело переходил от одной партнёрши к другой: его мама, старая Марлена, — даже госпожа Трисс удостоилась сомнительной чести отдавить пальцы на ногах, танцуя с ним. Цири в свою очередь ушла посидеть с Кагыром и его семьёй. Мать Кагыра сидела рядом с ней и крепко сжимала её руку, как будто они знали друг друга всю жизнь.

У Брана закружилась голова — возможно, сидр начал действовать. Медленно мальчик освободился из хватки партнёрши (ей оказалась Ангулема, плохо пахнущая дешёвым вином и ржущая как дурочка) и выбрался из плотной толпы. Ни с того ни с сего Бран захотел найти Геральта; они давно не разговаривали. Вскоре он обнаружил его. Геральт стоял, прислонившись к окружающей его владения стене, неподвижный и молчаливый, как статуя.

Бран плюхнулся рядом с ним на деревянный табурет, покрытый тонким снежным одеялом. Со своего места они с Геральтом могли видеть, как танцоры смеются и кружатся у костра. Среди них самыми грациозными и умелыми, без сомнения, были Регис и Йеннифэр. Казалось, что вампир и чародейка парят над землёй, кружась под звёздами. Взгляд Геральта был прикован к этой паре. Прячась в тёмном углу имения, Детлафф наблюдал за каждым движением Региса с мрачным выражением лица. Оказалось, Йеннифэр и Регис были приятно удивлены пристальному вниманию друг друга. Они обменивались улыбками, шептали друг другу секреты, и Йеннифэр время от времени тихо хихикала.

— Ты собираешься попросить госпожу Йеннифэр о танце? — наконец спросил Бран. — Я уверен, она будет рада.

— Хммм, — ответил Геральт, — возможно. Но она может найти партнёра и поталантливее, чем я.

— Я думаю, она не будет против. В историях Лютика все девушки любят танцевать.

Ведьмак фыркнул.

— Истории Лютика — одно. Женщины из плоти и крови — совсем другое. — Геральт ухмыльнулся. — Если я и должен чему-то тебя научить, так это не слушать ничего, что Лютик расскажет тебе о женщинах. Меньше потом страдать будешь.

— А что о женщинах я должен узнать? — озадаченно спросил Бран. — Для меня они не отличаются от мужчин. Просто надо правильно относиться к людям, не важно, кто они. По крайней мере, я так считаю.

Геральт поднял брови.

— Как я погляжу, ты умён не по годам. Ты точно взял это не от Лютика. Возможно, от Региса. Или даже Кагыра.

Бран нахмурился.

— Я так не думаю, — потом он добавил шёпотом, с большей горечью, чем ему бы хотелось: — В конце концов, они не мои настоящие родители.

Между бровей Геральта пролегла морщинка.

— Это что-то меняет?

Бран покраснел. Он не хотел, чтобы Геральт его слышал.

— Может быть, — пробормотал он. — Я ничего про него не знаю. Про моего настоящего папу, то есть. Знаешь, я ведь могу быть похожим на него.

Геральт не ответил. Бран, заламывая руки, произнёс дрожащим голосом:

— Иногда мне хочется знать, вдруг мама рассказала что-нибудь про него тебе или кому-то ещё. Я начал думать… — Бран остановился и сжал руки в кулаки. — То есть, я переживаю, что он был одним из ской… скоя… ну, этих "белок"…

— Скоя'таэли, — сказал Геральт. — Они назывались скоя'таэли.

Бран слегка кивнул.

— Так что? Был мой папа скоя'таэлем?

— Почему ты так считаешь? Не все эльфы были скоя'таэлями, и не все скоя'таэли были эльфами.

"Да, — со злобой подумал Бран, — но люди вечно об этом забывают, так ведь?"

— Я знаю, — пробормотал он. — Но ведь это возможно, да? Я родился примерно тогда, когда эти "белки" творили беды, правда? Мама жила в то время с дриадами в Брокилоне. И я слышал, что "белки" прятались в том лесу. Может быть, она встретила одного из них и… ну… — Бран замолчал, щёки горели от смущения.

— Почему тебе так важно знать, был ли твой отец скоя'таэлем? — спросил Геральт. — Это что-то изменит?

— Конечно, изменит! — воскликнул Бран немного с нажимом. Глаза горели от слёз. Он прикусил губу, чтобы не заплакать перед Геральтом. — Все ненавидели "белок"! Они делали разные плохие вещи! До сих пор люди боятся говорить о них.

— Хммм, — вот и всё, что ответил Геральт. — Понимаю. — Его странные глаза были совершенно бесстрастными.

Бран раздосадовано посмотрел себе под ноги.

— Если я — сын скоя'таэля, то уверен, что люди будут ненавидеть меня. Я уверен, они будут бояться меня. Ведь тогда выходит, что я — сын убийцы, правда? И кем тогда я буду?

— Никем, — ответил ведьмак.

Бран поднял взгляд на Геральта и ещё сильнее нахмурился.

— Почему ты так уверен?

Некоторые время Геральт молчал. Потом он присел рядом с Браном и произнёс с немного смягчившимся выражением лица:

— Цири когда-нибудь рассказывала тебе про своего отца?

— Нет, — Бран не думал про родную семью Цири, особенно после разговора с Кагыром несколько месяцев назад. Кроме того, было непросто помнить, что Геральт и Йеннифэр были всего лишь её приёмными родителями. — А что с ним? Он сделал что-то плохое?

Геральт криво ухмыльнулся.

— Это мягко сказано. Её отец приложил руку к гибели остальной её семьи. И он несёт непосредственную ответственность за смерть бесчисленного множества ни в чём не повинных людей. Без него войны с Нильфгаардом, возможно, никогда бы не произошли.

Бран смотрел на него, внезапно потеряв дар речи. Он узнал от Кагыра, что родные Цири были убиты в Цинтрийской бойне, но он не знал об этой ужасающей подробности.

— Она не очень его любит, как ты можешь догадаться, — сказал Геральт. — И она не оплакивала его, когда, в конце концов, он был убит в результате очередного заговора. Может быть, она даже радовалась.

— О, — произнёс Бран, — я не знал.

Было жутко думать, что кто-то такой весёлый и жизнерадостный, как Цири, стал бы радоваться чужой смерти. От этой мысли у Брана сжался желудок.

— Так вот, — продолжил Геральт, — теперь ты разочаровался в ней? Думаешь, что она — плохая, потому что дочь своего отца?

— Нет! Конечно, нет! — Бран даже расширил глаза. — О! Думаю, теперь я понял твою мысль. Глупо ведь это было, правда? Что я боялся, и всё такое.

— Нет, — сказал ведьмак. Он обнял Брана за плечи одной рукой. — Я так не считаю.

Бран слабо улыбнулся.

— Спасибо, Геральт. За то, что выслушал. Я не хотел беспокоить этим маму. То есть, ей должно быть больно вспоминать случившееся во время войны. Это должно было быть так ужасно…

— Я убеждена, ей было бы больнее узнать, что ты скрываешь от неё свои страхи, — произнёс женский голос. Вскоре Йеннифэр поравнялась с ними, в фиалковых глазах горели озорные огоньки. — Хорошая мать предпочтёт знать о тревогах её ребёнка, даже если это знание огорчит её.

От застенчивости лицо Брана покраснело как мак. Он только и смог пропищать:

— Д-добрый вечер, госпожа Йеннифэр.

— Добрый вечер, Бранвин, — ответила Йеннифэр. Она посмотрела на Геральта, подняв бровь. — Было довольно мило с твоей стороны, ведьмак.

В ответ Геральт равнодушно пожал плечами.

— Несомненно, вино ударило тебе в голову, — добавила Йеннифэр. — Если продолжишь в том же духе, то раздобреешь и размякнешь. Будет весьма оригинально.

Геральт только молча глядел на неё из-под нахмуренных бровей.

— Ты даже можешь стать первым ведьмаком, умершим в своей постели. И всё же… — Йеннифэр бросила взгляд в сторону и заправила иссиня-чёрную прядь за ухо, — полагаю, это было бы неплохо. Я предпочитаю такой исход его противоположности.

Снова Геральт криво улыбнулся.

— Да. Я тоже.

— Противоположности? — спросил Бран. — О чём это вы?

Взрослые переглянулись и ничего не сказали. Бран подавил вздох, прекрасно зная, что они не ответят.

— Итак, — произнесла Йеннифэр, — мне передали, что ты хочешь поговорить со мной, Бранвин.

— Ч-что? — ответил Бран. — Я не думаю…

В уголках глаз Йеннифэр появились морщинки.

— О, я полагаю, что думаешь. Один наш музыкально одарённый друг сказал, что ты хочешь изучать магию. Я могла бы помочь, если ты этого желаешь.

Брану хотелось сквозь землю провалиться.

— Э-это просто глупая детская мечта. Я знаю, что не могу стать магом. Маги — особенные, а я — всего лишь… я. Я просто Бран, полуэльф из Алнесса. Я не имею значения.

Тень печали легла на выразительное лицо Йеннифэр.

— Что ж, я знала очень похожую на тебя девочку. Она была кватеронкой из беднейшего квартала Венгерберга. Ей говорили, что она не имеет значения. И, тем не менее, когда могущественная чародейка взяла её под крыло, ей подарили возможность изучать искусство магии.

— Правда? И что с ней произошло?

— Она тоже стала чародейкой. И тогда началась её новая жизнь.

Бран минуту обдумывал сказанное ей.

— Ну, по правде говоря, мне нравится моя старая жизнь. Да, она немного скучная, но я счастлив.

Йеннифэр и Геральт опять весело переглянулись.

— О, я уверена, что ты сможешь вести неприметную и скучную жизнь, даже если станешь магом, — сказала чародейка. — Просто держись подальше от джиннов и детей Предназначения. И, разумеется, ведьмаков.

Бран посмотрел на Геральта. Тот снова пожал плечами.

— Слишком поздно, — ответил ведьмак.

— Что не так с ведьмаками? — добавил Бран, немного обидевшись за Геральта.

— Дай мне пергамент и перо, и я напишу целый список, — сказала Йеннифэр. И всё же она добавила: — Однако, я полагаю, вскоре ты обнаружишь, что хорошее перевешивает плохое. Или, вероятно, я обнаружила, потому что несколько предвзята. Возможно, в действительности Геральт не является типичным представителем своей профессии.

К своему замешательству, Бран только и мог, что молча смотреть на неё. Геральт вздохнул.

— Йен, перестань молоть вздор. Он сейчас со скуки помрёт.

Йеннифэр попыталась дать ему лёгкий подзатыльник, но ведьмак без труда увернулся.

— Вздор, говоришь? — язвительно произнесла она.

— Несомненный знак преклонного возраста. Весемир в поздние годы начал так же себя вести.

От стыда Бран залился краской. Внезапно он почувствовал, что вмешивается во что-то личное.

— О, взгляни: ты засмущал мальчика, — сказала Йеннифэр. — Держи при себе свои оскорбительные замечания, ведьмак. Иначе ты будешь плохим примером для подражания.

— Я запомню, — сказал Геральт полным сарказма голосом.

В ответ Йеннифэр возвела очи горе. Потом она наклонилась к Брану и произнесла:

— Итак, что ты выберешь? Хотелось бы тебе узнать, сможешь ли ты научиться магии, Бранвин?

Бран отвернулся от её испытующего взгляда, чувствуя, что щекам опять стало жарко. В отдалении Лютик встретился с ним взглядом и вскинул лютню, будто желая молчаливо поддержать его. Со своего места в павильоне Кагыр и Цири помахали ему (Бран заметил, что щёки Кагыра слегка порозовели). Неподалёку Регис тащил безразличного (и слегка напуганного) Детлаффа к группе танцоров; на секунду цирюльник остановился и одарил Брана доброй зубастой улыбкой. Тем временем Ангулема пошла за очередным бокалом вина. Почувствовав взгляд Брана, она ухмыльнулась и залпом выпила вино.

И, конечно же, Бран выискивал посреди сборища свою маму. Мильва заинтересованно подняла бровь, когда поняла, что Бран на неё смотрит, а потом заметила, с кем говорит её сын. Тогда она кивнула — тяжёлое движение, даже печальное. Но всё-таки в её взгляде не было ничего, кроме гордости.

Наконец Бран посмотрел в фиолетовые глаза.

— Да, — сказал он, чувствуя тепло и силу руки Геральта на плечах. — Мне бы хотелось.