Не (только) о шахматах (джен)

— Без ферзя король беззащитен.

— Почему это?

— Не знаю... Нет сил для борьбы. Король любил королеву.

(с) «Пенелопа» (Penelope, 2007).

Он не впервые видел это состояние воочию — часто и в одночасье человеческий мозг под Империо утрачивал способность удивляться чему бы то ни было. Переставал желать бороться, прекращал сопротивляться необходимости принимать происходящее как постулатную данность, лишался гибкости и изящества, свойственному только присутствию и преобладанию в разуме собственной воли.

Рон Уизли не удивлялся и не сопротивлялся — одно единственное Империо, созданное рукой Лорда Волдеморта, в мгновение ока сточило естественную природу его мышления и исконные защитные рефлексы, точно вода, стачивающая камни и оставляющая после себя лишь их гладкие копии, и сделало его таким же гладким и покладистым, как ручное послушное животное, полностью забывшееся в возобладавшем над ним первобытном инстинкте чистого, всепоглощающего подчинения. Точь-в-точь как камень. Хочешь — кинь в воду и забудь о его существовании, как забываешь обо всём пустом, ненужном и лишнем, а хочешь — сделай его своей игрушкой, своим оружием, сделай его своим.

Лорд Волдеморт был бы не прочь посмотреть, каким именно образом Рон Уизли, движимый его волей, окажется для него полезным. А то, что он окажется полезным, он даже не сомневался. Мысли Рона уже сообщили ему о приблизительном местонахождении Гарри Поттера, но кто говорил, что для хорошей игры этого будет достаточно?

Нахождение Гарри Поттера никогда не считалось приоритетным. Лорд Волдеморт знал — в нужный час мальчишка сам явится к нему.

А пока, пока…

Он принёс шахматы.

Это были редкой красоты шахматы, без единого изъяна превосходно изготовленные из нефрита, до того чистых тёмно-зелёных и белых его пород, что в них отсутствовали прожилки из железа и прочих металлов; поверхности доски и расставленных в ожидании битвы и сечи фигур благородно сверкнули в свете свечей. Он показал их Рону Уизли, и Рон Уизли не удивился, увидев их.

«Шахматы», — коротко, туповато медленно подумал он, мгновенно проецируя перед собой множество собственных взаимосвязанных воспоминаний, где так или иначе присутствовали шахматы, но не чувствуя при этом ничего, что мог бы почувствовать, если бы Империо не давлело над ним, точно смертоносное оружие.

Он не ощущал ни удовольствия, ни удовлетворения, никаких памятно восторженных эмоций, когда во многих из воспоминаний оказывался победителем шахматной партии или своевременно осуществлял очень продуманную, стратегически умело выверенную комбинацию, только всеобъемлющее чувство сопричастности к увиденному в качестве невольного свидетеля.

Он это сделал, это был он, и это было с ним, и он это видел — и всё, и ничего больше.

— Кажется, ты говорил, что хорошо играешь в шахматы? — без преамбулы заметил Лорд Волдеморт, просмотрев все воспоминания Рона, которые оказались над поверхностью воды, полностью обнажив камень перед ним, гладкий, без единого скола. Он не чувствовал ничего, а если что-то и было, то исходило оно не от Рона, а от Беллатрикс, которая на правах виновницы торжества напросилась засвидетельствовать происходящее и сейчас следила со всем со стороны, из тени, куда не падал свет свечей, источая немое раболепие и по-животному хищный восторг перед очередной жертвой. Беллатрикс не понимала, что Рон Уизли не мог быть полезным и нужным ему, будучи просто мёртвым.

Лорд Волдеморт понимал.

Поэтому он принёс шахматы.

Он приглашающе медленно, точно в молчаливом призыве к ответной заинтересованности, провёл пальцем по зелёно-белой поверхности.

— Разве я говорил? — безэмоционально переспросил Рон Уизли, не обратив никакого внимания на это движение пальцами, и отсутствующе, точно его тут и не было, продолжил смотреть на Лорда Волдеморта.

— То, что слова были сказаны не вслух, не значит, что они не были сказаны вовсе.

— Вы читаете мысли… Вы читаете мои мысли и предлагаете мне сыграть с вами в шахматы?.. — где-то под водой из мыслей как будто встрепенулось непонимание, осознание бессмысленности происходящего и что-то, похожее на несогласие с несправедливостью, короткий миг борьбы против бесчестности и безволия, но это иллюзорное чувство поиска истины быстро оказалось задавленным. А может, никакого чувства и не было вовсе и Лорду Волдеморту это только почудилось — всецелое несопротивление мыслилось ему скучнейшей формой приёма, которую жертва может оказать своему мучителю, и, возможно, ему, как мучителю, просто хотелось, чтобы Рон Уизли сопротивлялся. Чтобы он выглядел, как жертва, и он был бы до смерти испуган, ожидая своей участи. Чтобы в его присутствии он ощущал хоть что-то… настоящее и правильное. И человеческое.

Но он не ощущал.

Рон не сопротивлялся даже, когда Беллатрикс нашла его и привела к нему. Он не сопротивлялся даже, когда увидел, к кому она его привела и что это означало для такого, как он.

Сейчас, когда Лорд Волдеморт, прочитав его мысли, знал, почему произошло то, что произошло, почему Рон оказался здесь, подавленный, пустой и остро желающий о забвении, в котором не будет мыслей о Гарри Поттере, в котором он сам не будет рядом с Гарри Поттером, не мог не воспользоваться этим для достижения своих целей.

Возможно, впрочем, ему не стоило использовать Империо столь быстро.

— А разве я говорил, что мы будем играть? — спросил Лорд Волдеморт, изобразив на лице почти искреннее удивление, что полностью осталось без внимания Рона. Как осталось без его внимания почти всё, что он видел, слушал и чувствовал с того момента, как оказался здесь.

Лорд Волдеморт снова провёл пальцем по шахматной доске и опустил палец на Королеву из белого нефрита — Рон как будто не заметил. Вода в его сознании была неподвижна, но в ней было всё.

— Вы принесли шахматы.

— Я спросил, хорошо ли ты играешь, Рон. Я не говорил, что мы будем играть.

И тогда Рон уставился на палец, который лежал на Королеве, и вспомнил, как однажды… однажды...

Да... Он очень хорошо играл.

«Шах и мат».

«Очень хорошо, Рон».

«Прости меня…»

Лорд Волдеморт внимательно посмотрел воспоминание, а потом расплылся в хищной улыбке, почувствовав приглушённую сладость эмоций, которыми напитались омывающие камень воды. То было хорошее воспоминание.

— Ты хорошо играешь в шахматы, да, Рон? — повторил он более требовательно, и Империо немедленно сделало Рона более покладистым и склонным к ответу.

— Да, я хорошо играю, — наконец, подтвердил Рон, и Лорд Волдеморт снова увидел в отражении его вод мутные, будто зашедшиеся илом воспоминания о победах, которые тот одержал. Казался он при этом совершенно удовлетворённым. Он убрал руки от доски.

— Должен признаться, я никогда не понимал шахматы, — сказал он.

И Рон снова не удивился, не являя на свет и толики заинтересованности и внимая словам с тщанием и умением послушной марионетки: слушая, но не слыша. Лорд Волдеморт продолжил:

— Предполагается, что шахматы имитируют сражение, чтобы можно было по-настоящему показать себя в качестве стратега, при том не сражаясь по-настоящему. Но в них есть существенный изъян — самая сильная и самая важная фигуры в шахматах не являются одной, как должно быть. Потому что самая сильная фигура в битве априори не может быть не самой важной. Сила важнее всего сущего, Рон. Она определяет твои власть, могущество и превосходство над тем, что тебя окружает. Она определяет тебя и то, кем ты являешься. Это то, чем в реальных битвах желают обладать все и что все будут стремиться так или иначе отобрать у тебя, когда это станет твоим. Поэтому ты должен защищать это. Ты должен защищать то, в чём находится твоя сила. Ты должен защищать свою Королеву. Поэтому я никогда не понимал шахматы. Я никогда не понимал, почему смысл игры в защите немощного, слабого Короля, а не всесильной Королевы.

— Цель шахмат — поставить шах и мат Королю, а не Королеве, поэтому нужно защищать Короля, а не Королеву, — глухо продекламировал Рон, изъяв слова из самых глубин памяти, куда они попали давным давно, во времена, когда ему, только начавшему постигать таинство этой игры, один человек вложил в сознание это правило. — Партия проиграна, когда Королю поставлен мат, однако игру всё ещё можно выиграть без Королевы. Однажды я так делал.

Однажды я очень хорошо играл.

— О, ты так и не понял, — расхохотался Лорд Волдеморт. Беллатрикс на периферии всех его чувств, до сего момента продолжавшая высокочастотно недоумевать и не осмеливавшаяся высказаться вслух, рассмеялась больше из чувства солидарности, чем понимания. — Я ведь говорил не о шахматах.

Рон тупо уставился на него, не в силах уразуметь. Как он мог говорить не о шахматах, говоря о шахматах? Сознание работало мучительно медленно, пытаясь осознать, ответить, но тщетно, тщетно…

— Расскажи мне, кто является Королевой Гарри Поттера? — немедленно признавшись в истинной цели этого разговора, потребовал Лорд Волдеморт, уже, впрочем, зная ответ. Вода в мыслях Рона Уизли была приглашающе прозрачна. Она была неподвижна, и в ней было так много всего… Нужно было только внимательно посмотреть и... — Кто? Кто всегда находится рядом с ним, рука об руку? Кто знает о нём всё? Кому он доверяет больше всего? В ком его сила? Если он — Король на своей стороне, кто будет согласен пожертвовать собой ради него?.. Ну? Кто его Королева? Империо! Расскажи! Покажи мне её!

И Рон Уизли показал.

На поверхность из-под воды начали всплывать разрозненные моменты из памяти, объединённые только одним — в них всегда была Королева...

…поверившая своему Королю, когда ему не верил никто…

…отправившаяся вслед за своим Королём…

…оставшаяся со своим Королём, выбравшая своего Короля…

…не выбравшая его…

Королева. Гермиона Грейнджер.

Он знал.

То воспоминание было первым и последним, кровоточаще запоминающимся и существующим на самой поверхности, как свежая, ещё не зарубцевавшаяся ножевая рана. То, в котором он, наконец, признался, что выбрал её, а она призналась, что нет — не его. И никогда не выбирала.

Он не был её Королём. И как мог он, когда рядом с ней уже стоял Гарри Поттер, «Мальчик-который-выжил»?

«Прости меня, Рон, но я не чувствую к тебе того же…»

Поэтому он оставил их.

Поэтому Беллатрикс нашла его.

Поэтому Лорд Волдеморт принёс шахматы.

Но кто говорил, что для хорошей игры этого будет достаточно?

— Значит, ты говоришь, что можешь выиграть сражение без королевы? — чуть погодя с усмешкой осведомился Лорд Волдеморт и взял фигурку белой Королевы с доски.

— Да, я так делал.

И уже увиденное воспоминание об одной из побед снова сдвинулось на первый план. Рон пожертвовал Королевой, чтобы сделать мат противнику. И выиграл. Красивая была игра. Это была первая победа, которую он одержал над человеком, научившем его играть давным давно. Лорд Волдеморт оскалился, просмотрев её ещё раз и повторно ощутив эту сладость на языке.

«Шах и мат».

«Очень хорошо, Рон».

— Ты бы смог пожертвовать Королевой ради Короля? Ради его победы? — Лорд Волдеморт передал Рону фигурку.

— Если это поможет достичь цели, — Рон посмотрел на Королеву в своих руках.

— О, это поможет.

— Да. Я бы пожертвовал Королевой.

— Ты знаешь, что ты должен сделать, Рон? Ты должен пожертвовать Королевой. Империо!

— Я должен пожертвовать Королевой.

По тени прошёлся пронзительный хохот Беллатрикс.

— Ты должен убить Королеву.

— Я должен убить Королеву.

— Ты должен убить Королеву, чтобы Король победил.

— Я должен убить Королеву, чтобы Король победил.

— Кто является Королевой?

— Гермиона Грейнджер.

— Что ты должен сделать с ней?

— Я должен пожертвовать ею. Она должна умереть ради победы Короля. Королева должна умереть ради своего Короля. Я должен убить Гермиону Грейнджер.

«Прости меня, Рон, но я не чувствую к тебе того же…»

— Да, мальчик. Это же шахматы. Их цель — защита и интересы Короля, не Королевы. И это ты в них играешь, а не я.

Рон посмотрел на него внезапно удивительно ясным взглядом, хотя Лорд Волдеморт чувствовал, что Империо всё ещё полностью подчиняет его.

— Если Гермиона — Королева, Гарри — Король? — спросил Рон.

— Да. Только уже не твой.

— Уже не мой… — медленно поддакнул Рон. — Но сейчас это ведь не только о шахматах, да?.. — добавил он, поставив фигурку обратно на доску.

— О, это, Рон, совсем не о шахматах, — с улыбкой поправил его Лорд Волдеморт, а потом обратил взгляд в тень. — Белла!

— Да, милорд? — Беллатрикс мгновенно материализовалась рядом с ним. Глаза и улыбка безумно блестели.

— Проследи, чтобы Рон Уизли оказался там, откуда сможет благополучно добраться до Гарри Поттера и Гермионы Грейнджер, и позволь ему уйти.

— Но, милорд… Зачем? Вы же можете выпотрошить мозг этого мерзкого предателя крови, чтобы узнать всё, что нужно, и самому найти их. Или позвольте сделать мне это для вас. Позвольте мне самой привести вам мальчишку Поттера и грязнокровку Грейнджер.

Лорд Волдеморт коротким жестом руки велел ей замолчать.

— Белла, Белла, Белла, ты так и не поняла. Я не хочу искать Гарри Поттера. И уж тем более не хочу, чтобы кто-то приводил его сюда против его воли. Я хочу, чтобы он пришёл сам. Я хочу, чтобы он захотел прийти ко мне. И он это сделает. Он придёт, — с апломбом заявил он. — Он придёт сам, и это — самое важное. Но, чтобы это произошло, ты должна сделать то, что я сказал.

— Не проще ли было бы с этой целью просто убить этого предателя? Поттер бы мигом сюда явился, как только узнал бы, что этот более не жилец.

Лорд Волдеморт рассмеялся.

— Поттер и без того хорошо знает, как сильно можно ненавидеть своих врагов. Теперь ему нужно узнать, как сильно можно возненавидеть своих друзей при необходимости.

И тогда что-то, похожее на понимание всего его замысла, отразилось в безумном выражении лица Беллатрикс.

— Сомневаюсь, что этот предатель сможет убить грязнокровку, — покачав головой, заметила она, глядя на Рона. Он пустым взглядом продолжал смотреть на фигурку Королевы. — Он слаб и жалок.

— Сможет, или нет, в своё время это будет уже не важно.

— Но вы сказали…

— Важно то, что он попытается это сделать. Попытки будет достаточно. Понимаешь ли, Белла, мы говорим о Гарри Поттере. А когда мы говорим о нём, не имеет значения факт того, что он будет страдать. Значение будет иметь только то, кто и как именно заставит его это делать. Он поймёт, что это всегда был я, и это была целиком и полностью моя вина, но руки... Всегда важны руки, которые в решающий момент держат нож. Мы должны заставить его сомневаться, утратить доверие к самым близким людям. Лишить его близких людей. И тогда он придёт ко мне, — он довольно улыбнулся. — Будет ли он искать мести, или милосердия, или избавления от всех мучений, не важно. Важно, что он придёт сам. Интересная всё-таки вещь, эти человеческие отношения. В итоге самую сильную боль причиняют не незнакомцы, а самые близкие люди... Рон?

Рон перевёл взгляд с Королевы на него.

— Я очень рад, что ты пришёл. Как жаль, что ты не можешь остаться. Но я буду с нетерпением ожидать нашей следующей партии. Белла, пожалуйста, проводи его и сделай всё, как следует.

— Да, милорд.

Дождавшись, пока они уйдут, Лорд Волдеморт взял фигурку в руку, какое-то время смотрел на неё с улыбкой, а потом вернул на положенное место. Ведь Королева всегда должна стоять рядом со своим Королём.