Выбор. Последствия (гет)

Монитор компьютера тухнет, погружаясь в сон, и я в который раз двигаю мышкой, вновь всматриваясь в фотографию, с которой на меня смотрят все одноклассники. Но интересует меня только один человек. Её улыбка буквально излучает искренность и теплоту, согревая одним лишь видом. А самое главное — в ней сочетаются два моих идеала, невероятным образом оказавшиеся одной личностью.

— Плагг, почему я раньше не догадался, что Маринетт и Леди Баг — одно лицо? — благоговейно вздыхаю, проводя пальцем по лицу моей Миледи.

— Наверное, потому что ты слепой идиот, — недовольно бурчит тихо квами, но я всё равно слышу.

Странно, но меня совершенно не задевают его слова, возможно потому что я с ним полностью согласен. Я полный кретин, раз не рассмотрел в Леди Баг эту милую девушку. С другой стороны, сопоставить их было не так уж просто, ведь они такие разные! Маринетт застенчива, зачастую неуклюжа, может споткнуться буквально на ровном месте, вот как сегодня. Святая Анна, как приятно было держать её в своих руках… Кхм, перестань, Адриан, лучше не думай об этом. Так вот, Леди Баг в противоположность ей всегда очень ловкая, за словом в карман не лезет, иногда даже бывает резкой, когда этого требует ситуация.

— Адриан!!! — мои размышления прерывает громкий голос Плагга.

— Что такое? — непонимающе моргаю, глядя на зависшего перед лицом квами.

— Адриан, ты забыл? Вам нельзя знать, кто вы на самом деле! Перестань думать о ней.

— Но я уже знаю.

— А-а! Теперь-то уж Сахарок точно мне голову оторвёт! — бьётся в истерике Плагг, размахивая лапками.

— Да что тут такого? Леди Баг ведь знала тех, кто надевал талисманы, и это ещё до того, как стала Хранителем.

— Потому что они всегда возвращались мастеру. Никто из выбранных не носил талисманы с собой, в отличие от вас.

— Но я же не собираюсь кричать о её личности на каждом углу. Что плохого в том, чтобы быть рядом и иметь возможность защитить в нужный момент?

Плагг истерически взвывает и дёргает собственные усы.

— Я не хочу оставлять тебя, — убито выговаривает он, окончательно поникнув.

— Успокойся, никто тебя не отберёт. Мастер Фу уехал и ничего не помнит, а Маринетт я рассказывать не буду. Мне достаточно того, что я знаю, кто она.

Остаётся только один вопрос: если Маринетт будет встречаться с Котом, то как быть Адриану? Вот об этом я не подумал. Если я не могу ей открыться, что же тогда делать? Я не хочу вечно приходить к ней в образе Кота. Это означает, что мы не сможем поступать, как обычные парочки: ни тебе прогулок под ручку, ни кино с попкорном, ни поцелуев на лавочке. Даже если Маринетт и согласится пойти с Адрианом в кинотеатр, то сделает это всего лишь в качестве друга. А я не хочу быть им! Больше нет.

— Эй, друг, ты снова в астрале? — заглядывает мне в глаза Плагг, помахивая хвостом.

— Кажется, я крупно влип, — тру лицо ладонями, будто это поможет найти решение, а после взгляд падает на часы. — Нам уже пора, но сначала нужно кое-куда зайти.

* * *

Я целовалась с Адрианом! Я целовалась с Адрианом! Я целовалась с Адрианом!

— Тикки, я целовалась с Адрианом! — восторженно озвучиваю свои мысли.

— Да, я знаю, — устало отзывается квами, переворачивается на подушке и зевает, — ты твердишь об этом уже полтора часа.

— Я. Целовалась. С Адрианом, — глубоко вздыхаю, любуясь его изображением в фоторамке на тумбочке.

— Тебя больше ничего не волнует?

— Моя мечта сбылась! — расплываюсь в улыбке, поглаживая пальцем рамку, однако настроение сдувается, как воздушный шарик, от забравшихся в голову мыслей. — Но, Тикки, что же теперь делать? Мы ведь не должны знать личности друг друга. Я уже видела будущее, в котором Кот знал моё настоящее имя, и ни к чему хорошему это не привело. Там были лишь разрушения.

Сажусь на кровать, скрещивая ноги перед собой, и упираюсь локтями в колени.

— Но когда Кроликс была в нашей реальности в первый раз, то в будущем было всё иначе. Мы были уже взрослыми. Как такое может быть?

— Очень просто, — знающе отвечает Тикки со своего места. — Будущее — это подвижная материя, подвергающаяся постоянным изменениям от тех или иных решений людей. Оно беспрестанно меняется, и только от тебя зависит, каким будет в твоей реальности. Ты уже исправила временную линию, где Кот устроил всемирный катаклизм, поэтому не беспокойся об этом.

— А вдруг случится что-то другое, что-то ещё хуже? — эти мысли навязчивыми букашками роятся в голове. — Я не хочу снова видеть Кота… Адриана таким.

Дурное предчувствие сжимает внутренности когтистой лапой. Ощущение радости быстро улетучивается, оставляя после себя горький осадок, превращающийся в свинцовые тучи, наполненные неуверенностью и грустью.

— Ох, Маринетт, — сочувственно вздыхает Тикки, опуская лапки.

— Нет, Адриан не должен узнать, что я — Леди Баг. Просто я буду продолжать молчать, — приняв решение, с унылым вздохом падаю на постель, раскинув руки в стороны.

— Хм, теоретически, в том, что ты знаешь кто такой Кот, нет ничего страшного, поскольку ты сама теперь Хранитель и обязана знать, где талисманы.

— Но при этом открыть Коту свою личность я всё равно не могу, — удручённо всматриваюсь в потолок, словно там отыщется решение всех проблем. — По крайней мере пока Бражник не пойман.

Несмотря на омрачённое невесёлыми размышлениями настроение, все тревоги немного отступают, когда я вспоминаю слова Кота о его свидании. Он тогда не смог поцеловать свою девушку, а это значит, что Адриан не целовал Кагами, и я зря переживала.

Стоп! Свидание! Кот ведь сказал, что придёт сегодня. Хватаю с тумбочки телефон, показывающий начало одиннадцатого вечера и ещё кучу сообщений от Альи. Боже, она меня сегодня чуть на сувениры не порвала, когда увидела мою шею. Коснувшись пальцами платка, туго опоясывающего горло, вспоминаю, как Кот обжигал его поцелуями. То есть, Адриан, это всё со мной делал Адриан. И я хочу, чтоб он это повторил…

Тук-тук.

Едва не роняю телефон от неожиданности и поднимаю голову. На меня сквозь стекло люка смотрит улыбающийся Кот. От осознания, что это Адриан, сердце заходится, а мысли разбегаются, прячась по углам, как трусливые мыши. Боже, ну почему я снова превращаюсь в растяпу?

С горем пополам открываю люк, и передо мной тут же возникает букет голубых гортензий.

— Цветы для самой прекрасной леди на свете, — Кот ловко спрыгивает на пол и протягивает всю эту красоту, опустившись на одно колено.

Так мы и замираем, пока я, наконец, не заставляю себя молча принять подарок. Сейчас я даже рот открыть боюсь, потому что наверняка скажу какую-нибудь глупость, как это обычно бывает в присутствии Адриана.

— Тебе не нравится? — в его голосе сквозят нотки растерянности.

— Что? Конечно, нет! Просто неожиданно, — прижимаю букет к себе, окуная лицо в благоухающие шапочки соцветий. — С-спасибо.

— На языке цветов гортензии означают преданность и признание в любви, — его голос становится ниже на октаву, приятно будоража слух. — А ещё приносят удачу.

Спаси и помилуй! Он что, только что признался мне в любви?!

— Хочешь круассанов? — Что я только что сказала?!

Высунувшаяся из-за подушки Тикки спрятала лицо в лапках и снова исчезла в своём укрытии. А вот у Кота даже глаза округлились.

— Ну, в общем-то я не против перекусить, — запинаясь, соглашается он на ночную трапезу.

— Отлично, я сейчас, — бросаю на ходу и едва не скатываюсь по лестнице.

Бегом, бегом, подальше. Ну почему? Почему я больше не могу нормально говорить с ним? Так, Маринетт, нужно просто забыть, что это Адриан, и всё будет в порядке. В твоей комнате сейчас находится Супер-Кот, а не Адриан. Никакого Адриана там нет! Только Кот.

Аутотренинг заканчивается, когда я понимаю, что стою посреди кухни, уткнувшись носом в букет, а за один из хвостиков меня настойчиво дёргает Тикки.

— Маринетт, очнись! Так и знала, что этим всё кончится.

— Тикки, он в моей комнате! — губы сами собой растекаются в счастливой улыбке.

— Да, и ты обещала ему ужин.

— Оу, точно!

Быстро достав из подвесного шкафа вазу, пристраиваю в неё букет, в последний раз вдохнув приятный аромат, а затем включаю электрический чайник. Пока вода закипает, я старательно пытаюсь взять свои эмоции под контроль. Выкладывание выпечки на поднос в этом неплохо помогает. Вроде бы. Джем, молочник, горка круассанов, чайная пара и заварочный чайник. Даже руки не дрожат, когда несут всё это наверх.

— Ого, какой аромат, — тянет носом воздух Кот и протягивает руку. — Давай помогу.

Как истинный джентльмен он забирает поднос и помогает подняться в комнату, ловко захлопывая при этом люк ногой. Устроившись за компьютерным столом, разливаю по чашкам исходящий паром напиток и раскладываю по блюдечкам выпечку. Снова наступает тишина, едва не звенящая от напряжения и неловкости. Или это мне просто кажется, поскольку моя голова начинает гудеть, как пчелиный улей.

Так, Маринетт, соберись! Это просто Кот, шутник и повеса, который всего лишь зашёл попить чаю и подарил тебе букет шикарных цветов. Ничего особенного в этом нет. Ты ведь не паниковала, когда вчера полночи целовалась с ним на крыше.

Ну и зачем я об этом вспомнила? Чувствую, как смущение подбирается к щекам, заливая их красноречивым румянцем.

И тут подбородка касается большой палец, мои глаза непроизвольно распахиваются, глядя на обладателя этого самого пальца, нежно стирающего что-то с кожи.

— У тебя тут джем, — хрипло произносит Кот, сверля меня флуоресцирующими, чуть прищуренными глазами.

В этот момент я забываю, как дышать, кажется, даже сердце останавливается на несколько мгновений, а потом начинает пульсировать с удвоенной скоростью, грозя проломить грудную клетку. Наверное, его стук слышен в соседней комнате. Даже руки начинают нервно подрагивать. С дребезжащим звоном опускаю чашку на стол, пока не разлила её содержимое на себя или того хуже — на Кота.

— Позволь я вытру, — значение слов доходит до моего сознания отнюдь не сразу, только когда тот самый палец начинает двигаться к уголку губ, слегка задевая кожу когтем. — Прости, они не предназначены для нежностей.

Его рука преступно замирает, но и не отстраняется, будто выжидая чего-то. Нет, нет, только не останавливайся.

— Всё в порядке, — накрываю ладонью его запястье, почти ничего не соображая.

Подушечка пальца продолжает двигаться, скользя по нижней губе, чуть надавливая, затем подаётся немного вперёд, касается языка и отступает, оставляя на коже влажный след. Закрываю глаза и стараюсь не забывать дышать, иначе рискую упасть к ногам Кота без сознания. Но тут прикосновение возвращается, принося с собой вкус клубничного джема. Сладко. Обхватываю губами его палец, дивясь собственной храбрости, а затем приподнимаю ресницы, чтоб увидеть реакцию Кота. Однако всё, что я успеваю — это заметить, как его лицо, искажённое, словно от боли, стремительно приближается ко мне, а затем мир гаснет. Он, как чёрный занавес, укрывает меня собой. От его резкого движения кресло, едва не подпрыгивая, откатывается в другую часть комнаты. Краем сознания отмечаю, что грохот мог потревожить родителей, но жалкие проблемы бытия растворяются, когда наши губы сталкиваются. Его язык стремительно врывается в мой рот, ласкает и одновременно завоёвывает, вторгаясь всё дальше. Однако его грубость меня не пугает. Из груди поднимается вибрирующий стон, оседающий на его губах вместе с тяжёлым дыханием. Стул протестующе скрипит под давлением наших тел и скрежещет ножками по полу.

— Так не пойдёт, — раздражённо рычит Кот, с лёгкостью подхватывает меня на руки, словно я ничего не вешу, и несёт в сторону кровати.

Покрывало непривычно холодит разгорячённую кожу. В противовес ему на бёдра усаживается Кот, нависая надо мной карающей Немезидой.

— Здесь ещё немного джема осталось, — рокочет его голос у самого уха, прежде чем губы прихватывают мочку в опасной близости от серьги.

Попытки запротестовать и оттолкнуть заканчиваются весьма печально для меня. Хотя это ещё неясно. Мои запястья оказываются вздёрнутыми и вжатыми в подушку над головой когтистой лапой, а скрывающий шею платок варварски срезан когтями свободной руки. Остаётся только возмущённо мычать, провожая взглядом остатки ткани.

— Прости, — шепчет он с бушующей в глазах жаждой. — Я куплю тебе новый. Просто сейчас я не могу…

Он запинается, с явным восторгом изучая оставленные им же отметины, а затем, будто оголодавший дикий зверь, набрасывается на мою многострадальную шею, осыпая её новыми поцелуями.

— Кот… — от нежных касаний губ, чередующихся с влажным вылизыванием чутким языком, теряю голову окончательно, и выстанываю во весь голос кипящие во мне эмоции.

— Тс-с, тише, — шепчет он, прижимая свободную ладонь к моему рту. — Хотя я с удовольствием бы тебя послушал.

В следующее мгновение рука исчезает, заменяемая требовательными губами, буквально вытягивающими из меня душу. Да я готова отдать всё, что угодно, лишь бы чувствовать его вот так, ощущать тяжесть его тела и играющие под пальцами мышцы. Выгибаюсь навстречу в попытках прильнуть ближе, но, к счастью, он всё понимает без слов и вжимает собой меня в постель. Освобождёнными от железной хватки руками тут же цепляюсь за жёсткие плечи, сейчас они кажутся самой надёжной твердыней на свете. Желание безотчетно рвётся наружу надрывными стонами, а ноги сами собой раздвигаются в стороны, образуя уютное ложе, в котором тут же устраивается Кот. Наши бёдра тесно прижимаются друг к другу в волнообразном движении, ступни переплетаются, скользя по покрывалу. Прерывистое и частое дыхание, вздымающее грудную клетку, слишком явственно выдаёт чувства Кота, пульсирующая же на лбу вздувшаяся жилка довершает образ. А вот твёрдость в паху красноречиво говорит, насколько он возбуждён.

Одна мысль о том, что Адриана возбуждает Маринетт, а не Леди Баг, почему-то окрыляет сильнее, чем опустившаяся на бедро ладонь. Чтоб заглушить восторженный вскрик, приходится стиснуть зубами край подушки. Боже, кажется, я не вынесу этого. Схожу с ума от ощущения ладони, которая соскальзывает с бедра и пробирается под майку, проходится по рёбрам, а затем неуверенно накрывает грудь. Ох, не знала, что это может быть настолько приятно!

А вот дальше начинает происходить что-то непонятное. Бёдра Кота резко подаются вперёд, вдавливают меня в матрас, глаза зажмуриваются, и дыхание сбивается, вырываясь из горла почти свистом. Непонятно откуда мне на нос опускается небольшое белое пёрышко. Глаза Кота внезапно распахиваются, и в них читается дикая смесь замешательства, стыда и ужаса. Со взмокшего лба скатывается капелька пота, срывается и падает мне на ключицу. Хочу убрать слипшиеся и слегка потемневшие от влаги пшеничные волосы, завесившие глаза, но не успеваю я протянуть руку, как Кот скатывается с кровати и отступает в тень.

— Прости, миледи, я должен уйти, — полузадушенно шепчет он и одним движением исчезает в люке.

Растерянно моргаю, пытаясь понять, что я сделала не так. Возбуждение, пылавшее во всем теле минуту назад, будто смыло потоком ледяной воды, оставив тлеть далёкими отголосками случившееся между нами. Разочарование и обида вспыхивают в груди сверхновой звездой. Сажусь на кровати, подтянув колени к груди. Вокруг меня взвивается белое облачко перьев. Повернув голову, наблюдаю, как остатки пуха оседают на покрывало, а рядом лежит вспоротая, словно лезвиями, подушка.

И тут меня прошибает холодным потом.

Как он меня назвал?!

* * *

Сердце бухает в горле, мешая нормально дышать. Спрыгиваю с подоконника и направляюсь прямиком в душ.

— Плагг, убрать когти.

— Адриан, не смей больше так делать! — возмущённые вопли квами заглушаются плеском воды.

Молча сбрасываю с себя одежду, желая лишь побыстрее оказаться под тёплыми струями, которые смоют мой позор. Мокрые трусы комком летят в корзину для белья. Надо же было так оплошать, я даже понять ничего не успел, кончил в штаны. Мы ведь даже не раздевались, просто целовались, и я… Только от поцелуев…

Моя Леди наверняка на меня разозлилась, я ведь оставил её, ничего не объяснив. Да ладно, Адриан, не лги себе, ты просто взял и сбежал, посчитав, что будешь выглядеть размазнёй в её глазах.

Ха, можно подумать, что теперь ты будешь похож на героя. Тоже мне, рыцарь в маске. Чёрт, я ведь так этого хотел, и, когда она, наконец, оказалась в моих руках, что я сделал? Свой первый раз спустил в трусы.

А-а, какой же я идиот!

Подставляю лицо под тугие струи, позволяя воде стекать по телу и смывать в водосток подсохшие следы семени. Как бы там ни было, миледи была моей. Так дрожала и отзывалась на мои прикосновения, что мышцы до сих пор сводит судорогой удовольствия. Что же будет, если я пойду до конца… На этой мысли низ живота начинает приятно тянуть, поэтому приходится встряхнуть головой и с усилием потереть кожу мочалкой. Неприятные царапающие ощущения оттесняют вновь решившее пробудиться желание, позволяя спокойно принять душ.

Ещё нужно будет найти замену платку, который я испортил. Кажется, в закромах отца найдётся что-нибудь подходящее.

* * *

— Маринетт, подожди!

— Эм, прости, Адриан, мне нужно торопиться. Я сегодня обещала родителям помочь в пекарне, — и, помахав на прощание рукой, быстро скрылась за дверью кабинета.

Занятия закончились, и класс быстро пустеет, только я остаюсь стоять истуканом и рассеянно таращусь в пространство перед собой.

Да что происходит, в конце-то концов?! За весь день я даже приблизиться к Маринетт не сумел. У меня вообще создалось впечатление, будто она меня намеренно избегает. То она тащит куда-то Алью, якобы посекретничать, то скрывается в женском туалете, а то и вовсе меняет направление, если я появляюсь на горизонте. Может я её чем-то обидел?

Нехотя плетусь на улицу, где меня уже поджидает телохранитель, предусмотрительно открывающий дверь машины. Со вздохом усаживаюсь в салон, двигатель приглушённо ворчит, и мы трогаемся с места. Безучастно смотрю в окно, в котором мелькают знакомые улочки с теснящимися на них домами. Люди снуют туда-сюда в вечном потоке жизни, занятые собственными хлопотами, безликие, неинтересные, пока… Знакомый силуэт привлекает внимание. Тут же едва не врезаюсь носом в автомобильное стекло, пытаясь разглядеть хрупкую фигуру, шагающую по тротуару в компании Луки.

— Стой! Тормози!

Телохранитель вопросительно косится на меня в зеркало, но всё же молча притормаживает, припарковываясь на свободное место.

— Не ходи за мной! Скоро вернусь, — небрежно бросаю, почти вылетая из машины.

Верчу головой, стараясь отыскать нужных людей, но, когда нахожу, на глаза словно падает кроваво-красная пелена. На другой стороне улицы Лука берёт Маринетт за руку, останавливая и поворачивая к себе лицом. Нежно перебирает её тонкие пальцы, а затем наклоняется и целует тыльную сторону ладони. В этот момент мне до желудочных колик хочется, чтобы эта ладонь оттолкнула наглого домогателя или ещё лучше — сжалась в кулак и как следует треснула по холёному лицу, однако мои чаяния остаются неуслышанными. Не происходит ни того, ни другого. Наоборот, Маринетт мило улыбается и совсем не противится. Почему? Она не должна так поступать!

В висках яростно грохочет пульс, похожий на бой барабанов, а грудь распирает всеобъемлющая ревность. Чувство столь огромное, яростное и сильное, что становится страшно. Ведомый им, направляюсь к переговаривающейся о чём-то парочке, игнорируя сигналящие мне машины. Кажется, я перехожу дорогу на красный свет, но данное обстоятельство меня мало интересует. Дружное гудение машин привлекает внимание Маринетт, и она поворачивает голову в мою сторону. Её глаза удивлённо распахиваются, но тут же изумление сменяется страхом.

— Адриан, берегись!

В следующую секунду понимаю, чего именно так испугалась Маринетт. Перед лицом у меня порхает тёмная бабочка, уже оценивающая, куда лучше вселиться. Теперь страшно становится уже мне. Если я стану демоном, то кто будет помогать Леди Баг? Я буду сражаться против моей миледи? Стану её врагом? От этой мысли нутро сжимается и протестует.

— Нет! Пошла прочь! — отступаю назад, пытаясь отогнать бабочку рукой.

Визг тормозов оглушает, а резкая боль во всём теле на миг ослепляет. Что-то мягкое, но тяжёлое придавливает сверху. Проморгавшись, наконец, различаю прямо перед собой взволнованное лицо Маринетт.

— Ты цел? — её голос дрожит, как осиновый лист на ветру.

Неуверенно киваю, пытаясь встать. В этом нелёгком деле на помощь приходит Лука, вздёрнувший нас обоих на ноги и оттащивший к обочине.

— Эта акума прилетела за тобой? — спрашивает он, вертя головой в поисках бабочки.

— Похоже на то, — отвечаю сквозь зубы, потому что адреналин немного схлынул и теперь начинают болеть полученные при падении ссадины.

— Чем же ты так расстроен, что… — договорить я ему не даю, поскольку замечаю знакомое тёмное пятно.

— Она вернулась. Бежим!

Для превращения нужно найти укрытие, и, пока мы спасаемся бегством, кое-что приходит мне на ум.

— Туда! — выбираю направление, где припаркован мой автомобиль, и для верности хватаю за руки Луку и Маринетт.

— Куда именно?

— Вот сюда, — резко распахнув дверцу машины, вталкиваю внутрь Луку и обращаюсь к телохранителю. — Отвези его домой. Я вернусь сам.

Видя, что мне собираются возражать, решаю не тратить время на препирательства, поэтому быстро закрываю дверь и хлопаю по крыше ладонью.

— Адриан, — подаёт голос Маринетт, пытаясь вырвать свою руку из моей хватки, — пусти, нужно спрятаться, пока акума нас не догнала!

— Именно. Бежим туда! — сильнее переплетаю наши пальцы и устремляюсь к узкому проулку, а затем в ближайший проход между домами, где мы останавливаемся отдышаться.

— Адриан, — осторожно окликает Маринетт, — ты так и не сказал, что тебя так сильно расстроило.

Меня снова охватывает злость, воспоминание о том, как Лука прикасался к её руке, терзает меня с новой силой. Я даже не замечаю, как яростно стискиваю чужую ладонь. Но Маринетт лишь молча сжимает губы в тонкую полоску, пытливо заглядывая мне в глаза. Что-то внутри меня трепещет, натягивается, извивается и рвётся, когда я, наконец, решаюсь посмотреть ей в лицо. С тяжёлым выдохом поднимаю наши сцепленные руки и подношу к губам.

— Вот это, — целую тёплую кожу. — Ты позволила ему…

Приглушённый свободной ладонью смешок прерывает меня на полуслове. Она смотрит на меня своими ясными глазами, в глубине которых поблёскивают игривые искорки.

— Так это из-за Луки? Он просто друг.

— Но он…

— Я ему отказала, — на этих словах с меня будто сняли бетонную плиту, даже дышать стало гораздо легче.

— Почему? — знаю, вопрос глупый, но я должен услышать ответ.

— Потому что… — она осекается и стремительно краснеет, опуская голову. — Потому что моё сердце занято другим человеком.

Последние слова звучат не громче шёпота, но от этого они не становятся менее волнующими. И сейчас я чувствую себя самым счастливым человеком на свете. Радость разливается по всему телу, толкает сделать что-нибудь совершенно безрассудное, поэтому я касаюсь двумя пальцами её подбородка, приподнимая лицо, и буквально набрасываюсь на столь желанные губы, приоткрывшиеся мне навстречу с таким вожделением, что мурашки бегут от затылка до кончиков пальцев на ногах. Её руки обвиваются вокруг моей шеи, а тонкие пальцы ласково поглаживают плечи. В ответ я обнимаю Маринетт за талию, сдерживая желание спустить руки ниже. На этот раз я целую свою миледи медленно и уверенно, наслаждаясь трепетом её тела, запахом и вкусом.

Как бы восхитительно ни было целоваться и обниматься, всё же нам приходится отстраниться. Удивлённый вздох и устремлённый куда-то на мою макушку взгляд Маринетт заставляют меня замереть на месте.

— Что?

И тут я ощущаю лёгкое шевеление в волосах. Затем едва заметный ветерок, как от взмаха крыльев бабочки, чувствуется возле щеки. Медленно поворачиваю голову. На моём плече действительно сидит тёмная бабочка, неторопливо помахивающая крыльями. Но стоит мне поднять руку, как она резко взмывает вверх, исчезая в лучах яркого солнца.

Маринетт переводит на меня не верящий взгляд.

— Улетела искать другую жертву? Но почему?

— Наверное, потому что я больше не злюсь, — на этих словах достаю из-за пазухи небольшую плоскую коробочку и протягиваю Маринетт.

Знаю, я запретил себе открываться перед моей Леди, но сейчас… наплевать.

— Я ведь обещал тебе новый платок.

Маринетт трепетно извлекает тонкую воздушную ткань и так тепло улыбается, что последние остатки ревности бесследно исчезают.

— Я больше не боюсь, мой Котик, — она прижимает подарок к груди и невесомо целует меня в щёку.

— Не боишься? — непонимающе повторяю. — Чего не боишься, моя Леди?

— Потом расскажу, — улыбка скользит по её губам. — Сейчас нам надо поймать сбежавшую акуму, пока она в кого-нибудь не вселилась. Тикки, давай!

И я следую за своей Леди.

— Плагг, когти!