Письмо для нового мужа моей возлюбленной (гет)

“Здравствуй, новоиспеченный муж моей возлюбленной!

Я уверен, что в своем нарциссическом самолюбовании ты даже не понимаешь, какой бриллиант тебе достался. Ведь я видел, как ты говоришь с ней! Ты заставляешь ее скучать, рассказывая о своих жалких подвигах. Ты не спрашиваешь об увлечениях. Ты сфокусирован только на том, чтобы распушить пошире хвост. Ведь ты — Слизеринский принц Люциус Малфой, привыкший быть в центре внимания. Поэтому ты сделаешь ее несчастной. И я ненавижу тебя за это.

Она горда и считает проявления чувств слабостью. И добиться ее расположения очень сложно. Только обожание, преданность и пылкость могут растопить ее ледяное сердце. И ты так не сможешь. Ведь Малфои ничего не знают о преданности, лишь о наживе. Малфои ничего не знают об обожании, ведь они привыкли только получать. Малфои ничего не знают о страсти, ведь это мешает хитроумию. А именно эти качества поддерживают жизнь моей любви. Без них она станет лишь пустой оболочкой. Тенью моей Нарси.

Я корю себя за это, но я рад, что ты никогда не откроешь секретов своей жены. Ты не увидишь ее растрепанной после сна, ведь она всегда будет вставать раньше и приводить себя в идеальный порядок до твоего пробуждения. Или будет закрывать дверь в свою спальню. И ты не узнаешь, насколько очарователен ее румянец от смущения, когда ее видят несобранной. Она даже может запустить в тебя подушкой и попытаться проклясть. О, этот блэковский гнев! От него только одно лекарство — поцелуй. Провести нежную дорожку легких, как дыхание поцелуев, от уха до ключицы. И вот, она усмирена и полна нежности.

Кстати, о нежности. Мне бы никто не поверил, что Блэки способны на это. Но это правда. Я много раз просыпался от того, что она легонько гладит меня по спине или груди, пока я сплю. И я делал вид, что еще сплю, лишь бы этот момент продолжался. А потом она убегала на занятия, а я ходил рассеянный весь день, бессознательно ища ее глазами по всему замку на переменах. Но чаще всего она была в одном месте: в библиотеке. Ты никогда не обращал внимания, как она сидит там, выполняя задания слишком старательно? Ее эссе никогда не были того размера, который нам задавали. Она писала их длиннее хотя бы на один фут. А если это было зельеварение, то и на два-три.

Ты никогда не заметишь, что общению с тобой она предпочитает общество твоего мрачного товарища. Ведь они одинаково увлечены зельями. И когда мы были с ней вместе, я даже ревновал. А она смеялась и говорила, что променяет меня разве что на зелье вечной молодости.

Ей нравится, когда ее ревнуют. Но не так, как это можешь делать ты: не из уязвленного самолюбия, а из страха потерять. Поверь, она заметит разницу и почувствует себя вновь лишь товаром, как это заведено в ее семье. И потускнеет. Но никто этого не заметит под надменной маской. Никто, кроме меня, которого не будет рядом, чтобы ее утешить.

Утешение… Блэковский нрав достался ей в полной мере, поэтому в один момент она спокойна, а в другой уже готова сыпать проклятиями. И если не давать ей выпускать своих внутренних демонов, то она сгорит изнутри. Мне повезло, но на мне все заживает, как на собаке. Чего стоит вылечить пару порезов и синяков ради любви? Зато потом она становится страстной и ненасытной настолько, что, кажется, она хочет оставить от тебя только оболочку, забрав все нутро.

Хотя она и так забрала все, что у меня было. Я отдал ей душу и сердце, чтобы в итоге она досталась тому, кто не оценит ее по достоинству. Кто никогда не узнает, как горят ее глаза, когда она говорит о зельях. Кто никогда не увидит ее без косметики. Кто никогда не придаст значения, что на лопатке у нее родинки в виде созвездия Андромеды, что весьма иронично.

Она любит ночное небо, поэтому часто ее сонную мне приходилось тащить под мантией-невидимкой в ее подземелья. Спасибо, кстати, твоему мрачному другу, что держит язык за зубами о нашей страсти. Он без лишних слов забирал ее и относил к спальне девочек. Что уж там было дальше, мне неведомо. Но надеялся, что с Нарси было все благополучно, ведь на следующий день она всегда выглядела идеально. И только чуть наметившиеся темные круги под глазами от недосыпа подсказывали, что спала она не так уж и много.

А недосыпали мы часто. Прости за откровенность, но Нарси просто обожает заниматься любовью. Она говорила, что для нее это полное слияние, что она чувствует себя счастливой и полной в такие моменты. А после она всегда покрывала мою грудь поцелуями, шепча всякие нежности. И мне просто хочется убивать, когда я представляю, что она так же будет делать с тобой. Мне противна даже мысль о том, что ты будешь прикасаться к ней так же, как я. Что будешь целовать ее и быть в ней, так же как я. И что она так же будет стонать под тобой. Мерзость.

А потом я вспоминаю, что больше всего ее заводит любовь. И мне становится почти спокойно. Ведь у нас с ней был весь мир, и все его время принадлежало нам, когда мы были вместе. Вот что с нами делала любовь.

И что даешь ей ты? Светские балы вместо ночных вылазок в разные магические районы, чтобы добыть нужные ингредиенты? Сонную стабильность вместо магических экспериментов и розыгрышей? Ведь никто не знал, что помимо Пивза одним из главных шутников в Хогвартсе была Нарси. Вежливую мину вместо смеха и песен у ночного костра? И смысл жизни в виде рождения сына вместо путешествий, открытий и мастерской степени в зельеварении, как она мечтала? Ты запрешь в замке умную, целеустремленную и самую смелую ведьму в современной Британии? Да ты — чудовище, Люциус Малфой.

Надеюсь, что когда-нибудь за это ты попадешь за решетку. И тогда та тень, что останется от моей возлюбленной, сможет возродиться. Если от нее что-то останется.

С искренним презрением,

Ее бывший”.

Ремус Люпин отложил перо. Перечитал письмо еще раз, поправил несколько моментов, а потом скомкал его в руке и выкинул в камин.