Пузырьки шампанского (гет)

-Если у тебя есть человек, которому можно рассказать сны, ты не имеешь права считать себя одиноким...

(Приписывается Фаине Георгиевне Раневской)

* * *

— Маринетт, дорогая, откуда у тебя на подушке светлый волос?

С этого невиннейшего вопроса началось очередное мирное утро в доме Дюпен-Ченов. Маринетт сколько угодно могла считать себя взрослой и самостоятельной, но мама по-прежнему каждую субботу приходила забрать её постельное бельё в стирку. И пока девушка придумывала более-менее приличную отмазку, мама задумчиво добавила:

— К тому же короткий…

Проблема заключалась не только и не столько в наличии самого волоса на подушке Маринетт, сколько в нахождении его владельца прямо под её кроватью. В непосредственной близости от коробки с декоративными перьями…

— Я подралась с Хлоей Буржуа. Мы выдрали их друг из друга... некоторое количество. Этот, наверное, из чёлки.

Вероятно, с точки зрения мамы несерьёзный и самую малость циничный тон дочери не вязался с описанным событием. Маринетт поняла, что придумала ужасную отговорку, но было поздно.

— Когда?! — всплеснула руками Сабина и присела на кровать. — Ты должна всё мне рассказать!

— Э… Мам, ничего существенного, честно! — Маринетт помотала головой, надеясь, что её смех прозвучал не слишком фальшиво. — Сущая ерунда, просто немного повздорили на перемене. Ты же знаешь Хлою, она настоящий кошмар! Она который год меня доводит!

— Скверный характер — не повод выдирать из человека волосы, — строго произнесла Сабина, к великому облегчению дочери поднимаясь с кровати. — Я надеюсь, ты со мной согласна?

— Конечно, мам, — Маринетт понурила голову, из всех сил удерживая на лице выражение раскаяния, чтобы мать не решила задержаться в комнате ради длинной воспитательной лекции.

Сабина, хмуро посмотрев на дочь, скрылась в люке — но только услышав мамин разговор с отцом на первом этаже, Маринетт позволила себе выдохнуть. Кот, фыркая и чихая, вылез из-под кровати; в руках у него была злополучная коробка с перьями.

— Убери их, пожалуйста, куда-нибудь подальше. А то вдруг опять…

Он мог не продолжать. Вероятность повторения событий сегодняшнего утра была весьма и весьма высока. А ведь начиналось всё довольно обыденно.

В один прекрасный день, после очередного бестолкового и бесполезного признания Ледибаг в любви, отвергнутый Кот был удручён настолько, что срочно нуждался в крепком дружеском плече. И заявился на балкон к однокласснице, нимало не заботясь о том, что на такой визит скажут её домашние. Домашних по здравому размышлению решили в известность не ставить. А терзаемая совестью за свой отказ Маринетт не посмела разбудить и выгнать домой Кота, задремавшего на её подушке после задушевной беседы о загадочной женской натуре под большую кружку какао с зефирками.

Потом был акума неподалеку от её дома и препоганейшая погода. Каким-то чудом она тогда успела вернуться раньше, чем Кот добрался до её балкона, дрожа от холода и стуча зубами.

Потом он поругался с отцом — и так сильно, что не желал оставаться с ним в одном доме. Какой это был отец, что не заметил отсутствия сына, Маринетт предпочитала не знать — хотя к тому моменту Кот уже успел выложить достаточно подробностей о себе (пусть без имён и названий) и, будь она частным сыщиком, вполне могла бы его раскусить. В результате уговорив Кота к утру вернуться домой, она при том стала позволять ему задерживаться у себя всё чаще — а иногда и ночевать.

Так и случилось, что сегодня — точнее, уже вчера — они засиделись за кино, а потом заснули плечом к плечу, счастливые уже тем, что наутро не нужно было в школу. И закончилось всё обоюдным смущением и запоздалым пониманием Маринетт, что ситуация, в которой она оказалась, очень-очень далека от нормальной. Хотя бы потому что порядочные девушки в её возрасте с парнями не ночевали. А непорядочные, наверное, хотя бы любили тех парней. Маринетт же не испытывала к Коту ничего, кроме горячего дружеского участия, как и он к ней. Увы.

Увы?!

Поймав себя на этой крамольной мысли, Маринетт поняла, что уже с минуту не слушает Кота, который тем временем пытается ей что-то втолковать.

— А? Что? — оторопело спросила она, всё ещё пораженная собственными мыслями.

— Говорю: прости, что тебе из-за меня приходится врать родителям.

Кот был такой виноватый, такой милый, что Маринетт ответила, совершенно не следя за своим языком:

— Да ладно. Враньём больше, враньём меньше…

И только потом поняла, что это прозвучало просто ужасно. Так, словно ей совершенно наплевать на родителей. Словно она ни во что их не ставит. Это было совсем не так, и Маринетт впервые за всё время пожалела, что не может раскрыться. Признаться сейчас напарнику, что она и есть Ледибаг значило бы в первую очередь объяснить, как она каждый день сожалеет, что не может быть честной с родными и вынуждена придумывать нелепейшие, абсурднейшие отговорки своему отсутствию в нужном месте каждый раз, как в городе появлялась акума. И уже во вторую — рассказать, как она ценит каждый миг их совместной работы в роли героев.

Но признаться было нельзя, а объясниться как-то — обязательно, ведь совершенно недопустимо, чтобы Кот подумал о ней плохо. Не после того, как они подружились второй раз: вот странно — за все вечера у неё в гостях Маринетт узнала напарника лучше, чем за всё предыдущее время вместе.

— Я вовсе не имела в виду, что… — начала она, только пытаясь подобрать слова.

— Не нужно, — мягко улыбнулся Кот, отчего Маринетт стало тепло-тепло. — Я в таком же положении.

Да, Кот был очень хорошим сыном. При том, что он наслаждался своей ролью супергероя — он всё равно волновался о том, что вынужден скрывать её от своего отца, единственного близкого человека. Несмотря на то, что сам отец был даже не способен заметить, когда его ребёнок регулярно не находился дома по ночам.

Они распрощались, и Маринетт осталась со своими размышлениями один на один. И так погрузилась в них, что не заметила подозрительного внимания матери за завтраком — как и того, что Сабина задумчиво сняла с плеча дочери ещё один короткий волос. Разумеется, светлый.

* * *

В последующие недели началось…нехорошее.

Мама, прежде не поднимавшаяся в комнату дочери раньше одиннадцатого часа утра и позже девяти вечера, мама, чуть ли не превыше всего ценившая личное пространство — как своё, так и чужое, мама, самый спокойный и уравновешенный человек в сумасшедшем мире двойной жизни супергероини Парижа… В общем, любимая мама Маринетт вдруг превратилась в весьма настороженную и нервную женщину. Пару раз в неделю она как будто случайно встречала дочь после школы, могла неожиданно нагрянуть к ней в комнату — да и вообще стала неприятно внимательнее.

Вскоре после короткого светлого волоса в комнате Маринетт был найден дополнительный плед, который обычно лежал в бабушкиной спальне ("Я замёрзла"), второй стул у компьютера и вторая чашка ("Вчера приходила Алья, мам, разве ты не помнишь?"), отпертый люк на крышу ("Я забыла") и замечена недавно возникшая страсть к сырной продукции ("Мам, ты же сама говорила, что с возрастом вкусы меняются"). Объяснения делались всё ничтожнее, отчего Маринетт всё больше приближалась к полному отчаянию, уже почти готовая заявить матери: «Да, Чёрный Кот лазает ко мне по ночам! И — нет, между нами абсолютно ничего, кроме крепкой, доброй дружбы».

И только стыд перед самой собой за то, что она жалеет о всего лишь дружбе с Котом, не позволял Маринетт выдать такое маме. Потому что она хорошо знала: за таким признанием последовала бы отнюдь не лекция по морали и не расширенный обзор современных средств контрацепции, а разговор по душам, к которому Маринетт была совсем не готова.

Между тем предмет её душевных терзаний, то ли мучаясь совестью, что заставляет подругу врать, то ли опасаясь попасться её родителям практически перестал ночевать у Маринетт и вообще стал более скован. В конце концов девушка не выдержала и спросила:

— Да что с тобой творится, Кот?!

Она не заметила, что перешла с тона Маринетт на тон Ледибаг. Наверное, не впервые. Кот нахмурился и, поджав губы, ответил:

— Ничего.

Это не было грубо, но всё же так обидно!

— Кот, постой! Ты можешь со мной поговорить, мы же…

Слово «напарники» повисло непроизнесённым, хотя в этом уже не было никакого смысла: Чёрный Кот сбежал, аккуратно прикрыв за собой люк. А Маринетт осталась — теряться в догадках, что же это всё-таки было, и корить себя за неосторожность. Ей очень хотелось трансформироваться и сорваться в ночь вслед за Котом, догнать его и настучать по голове, объясняя, как он ей необходим. Она даже почти собралась так и сделать, но вдруг внутренний голос, прежде молчавший, противненько пропищал: «А как же Адриан? Быстро же ты позабыла свою великую любовь!».

Это было до того неожиданно и до того похоже на Плагга, что Маринетт судорожно огляделась по сторонам. Маленького паршивца нигде не было — зато было прямоугольное пятно на обоях, и не одно.

Ещё в самый первый раз, когда Кот завис у неё в гостях, он осмотрел стены в комнате, увешанные плакатами с Адрианом и присвистнул:

- Неслабо их у тебя!

- Даже не смей смеяться! — сразу приняла оборону Маринетт. — И вообще: я увлекаюсь модой!

- Модой, а не парнем? — всё же подколол Кот. — Прости-прости, мурцесса, не буду смеяться. В конце концов, кто без греха…

Он не сказал, но Маринетт и сама догадывалась, что кошачье логово от пола до потолка обклеено фотографиями Ледибаг. Это льстило ей, безусловно, но вид Кота, разглядывающего её собственную секретную (ладно, не такую уж секретную после шоу с Джаггедом!) коллекцию, заставлял краснеть до корней волос.

- Мне они нравятся, и думай, что хочешь! — ответила она, всё ещё сильно смущённая.

- А мне — нет.

Такой ответ был неожиданным. Конечно, вполне нормально, что один парень не в восторге от фоток другого — но чтобы вот так, минуя стадию безразличия, почти до отвращения?

- Почему? — оторопела Маринетт.

- Отличная работа фотографа — везде, — протянул Кот. — И модельера, согласен. И модели. Но присмотрись, он же тут ненастоящий! Кукла, фальшивка!

- А ты знаешь настоящего?! — взвилась девушка, готовясь встать на защиту возлюбленного.

- А ты?

Тогда вопрос Кота сбил Маринетт с толку, да так, что она не пришла в себя и по сей день. Знала ли она настоящего Адриана, идеального сына, хорошего друга, лучшего ученика в классе — и везде, словно со своих плакатов, за исключением редких моментов, когда они собирались узким кругом подальше от посторонних глаз?

Продолжая разбираться в этом вопросе, Маринетт на следующий же день после ухода Кота поснимала плакаты. А невыгоревшие пятна на обоях остались.

* * *

И остался Кот. Маринетт не поняла, когда он стал для неё ещё важнее, чем был — да и разве такое возможно? — и совершенно не поняла, когда он стал доверять ей больше, чем Ледибаг. И это почему-то не было обидно, разве только немного пугало. «Чужая привязанность обязывает, — учила её мама. — Мы в ответе за тех, кого приручили» Маринетт не читала Экзюпери и полагала, что у приручённого, в конце концов, есть и собственная воля — но если Ледибаг могла снять трансформацию и исчезнуть, то обычной девушке деваться было некуда. Во всяком случае, думать так было проще, чем признаться себе в привязанности к Коту — привязанности много глубже и сильнее дружеской.

Через пару недель после происшествия с волосом начались пасхальные каникулы — и по странному совпадению Бражник как будто бы взял тайм-аут. Казалось бы — наконец-то полноценный отдых! — но Маринетт не могла найти себе места: Кот пропал — он не звонил Ледибаг и не забегал проведать её саму. К тому же, после сделанного внутри себя открытия она постоянно присматривалась к Адриану — и не могла понять, почему её сердце больше не откликается на малейшее его движение, разве только ёкает иногда, когда друг, думая, что на него никто не смотрит, становится неуловимо иным… Друг?!

- Когда это Адриан стал для меня просто другом? — спросила Маринетт у Тикки, не дожидаясь, пока та пристанет к ней с заботливыми расспросами: перемены в поведении подопечной беспокоили квами.

— А когда он был для тебя кем-то ещё? — парировала Тикки, строго добавив: — Я имею в виду, не в твоём воображении, а на самом деле?

Она поддерживала Маринетт всегда и во всём, но при этом считала неправильным потакать попыткам принять желаемое за действительное. Маринетт же, недавно пообещавшая себе быть честнее, ответить не смогла, вдруг запнувшись. Тикки воспользовалась заминкой:

— И потом, Ледибаг и Чёрный Кот на протяжении тысячелетий вместе боролись со злом — и при этом часто составляли прекрасную пару. Это судьба!

Когда-то Маринетт раздражали эти сентенции старшей подруги (хотя той, безусловно, было виднее), потом она привыкла, а теперь поняла, что считает это вполне себе милым.

— Судьба, говоришь? Где же тогда эта судьба шляется четвёртый день? Ледибаг в отсутствие акум его почему-то не интересует, и Маринетт тоже.

— Может быть, проблемы дома? — предположила Тикки, хотя имела другие идеи по поводу длительного отсутствия Кота.

— Наверное, — тяжело вздохнула девушка. — Может, трансформируемся и проверим связь? Вдруг объявился? Ты, конечно, говорила, что нельзя использовать Камни Чудес в личных целях…

— Взаимоотношения между носителями Камней считаются общим благом! — так пафосно возвестила Тикки, что Маринетт не могла не расхохотаться.

В самом деле, как глупо было, что она позволила себе задушевные разговоры с Котом только когда он повадился являться к ней на балкон. Стало страшно, что отношения между Ледибаг и Котом уже никогда не будут такими тёплыми, как между Котом и Маринетт. Соблазн объединить эти два образа возрастал. Она вдруг представила себе разговор:

- Почему ты никогда не говорила мне, что это ты?

- Я не хотела подвергать тебя опасности. Бражник…

- Но ведь никто не знает, что я знаю тебя под маской. Следовательно, и опасности никакой. А если Бражник акуманизирует меня — хотя я не представляю, как такое вообще возможно — то с моим знанием о тебе или без, но мы пропали.

Кот в её мыслях был еще более красноречив, чем в жизни — и более рассудителен, чем она думала раньше. В самом деле, опасности никакой… Нет, нельзя поддаваться соблазну!

Маринетт помотала головой, отгоняя морок. Так и до раскрытия личностей додуматься недолго.

* * *

Именно в третий, наверное, визит Кота к ней домой, Маринетт пожалела, что за все супергеройские будни не удосужилась получше узнать своего напарника, хотя он был к ней ближе, чем кто-либо ещё. Она пресекала почти все попытки поделиться своими чувствами и проблемами, когда они были в масках — и в результате Кот пришел с этим к Маринетт. Не к Ледибаг. С одной стороны, это было круто — а с другой она понимала, что супергероиня совсем не супер, если её лучший друг отчаялся получить от неё поддержку.

Так или иначе, теперь она старалась наверстать упущенное. Не в костюме, конечно — и плохо себе представляла, как отреагирует Кот, если она раскроется перед ним. Не удивительно, если рассердится, обидится или даже не захочет её знать. И пока этого не произошло, нужно было дать ему тепла столько, сколько у неё было.

Конечно, Маринетт и в голову не приходило, что Кот видит её каждый день в качестве, собственно, Кота — и параллельно в качестве Адриана. И сравнивает, на уровне подкорки ощущая, что разница в поведении обусловлена не только его маской.

Первый звоночек, если глубоко задуматься, прозвенел, когда девушка, в классе боявшаяся лишний раз вздохнуть в его присутствии, у себя дома начала им командовать. То есть, конечно, она не знала, что им же, но… Коту вдруг страшно захотелось стать Адрианом и посмотреть на её ошеломлённое лицо. И только чуть позже до него дошло, что прежде им командовали только Хлоя и Ледибаг — но в тот момент это только приятно грело душу.

— Да ты просто заменяешь Ледибаг другой доступной девушкой, — предположил тогда Плагг, предусмотрительно отлетев подальше; Адриан запустил в него подушкой и задумался.

Заменял ли он Ледибаг Маринетт, действительно?.. Одноклассница была симпатична ему сама по себе. Особенно после того, как Нино, вволю поржав над недалёкостью друга, на пальцах объяснил ему, почему та заикается и роняет вещи в присутствии Адриана. Нет, он по-прежнему не мог ответить Маринетт — хотя бы потому что с Ледибаг встретился прежде (возможно, не будь его Леди на свете вовсе, или познакомься они хотя бы немножко позже…) и не хотел предавать своего чувства к ней, но теперь ощущал за Маринетт некую ответственность.

Ещё хотелось узнать её поближе: что это за девушка, которой он понравился аж до заикания?

Вторым звоночком стали снятые со стен плакаты с его фотографиями. По просьбе Кота. Не Адриана. С чего бы Маринетт, которая видела его в маске считаные разы, вдруг его слушаться?

Потом он вдруг понял, что она знает расписание его патрулей по городу — и не гасит свет допоздна в эти дни, даже если не было акум. Так, просто, на случай если он захочет заглянуть на чашку какао. И что всегда держит сыр для Плагга в те дни, когда акумы нападают — под благовидным предлогом уходя вниз, к родителям, чтобы он мог спокойно трансформироваться, и не возвращается раньше, чем они с Плаггом отдохнут достаточно. Конечно, это можно было списать на её дружбу с Альей — а та умела собирать информацию про героев Парижа.

Ещё Маринетт почему-то никогда не спрашивала про Ледибаг (хотя как раз этого от подруги Альи он ожидал вполне). Конечно, внимательно выслушивала, если он говорил про свою Леди — но слушая, в глаза ему не смотрела. Вот тут-то Адриан и задумался, вспомнил многочисленные отцовские наставления по психологии (кто бы знал, что пригодится не в бизнесе) и начал приглядываться.

- Да ладно. Враньём больше, враньём меньше…

Помнится, от этих слов Маринетт у него волосы на затылке зашевелились. И сразу внезапно вспомнились все её отлучки, исчезновения, опоздания… После которых девушка оправдывалась подчас совсем неумело, и которые странным образом совпадали с появлением акуманизированных злодеев.

После этого Кот стал подмечать малейшие детали, сомневаясь, думая и напрягаясь от любого совпадения — и даже немного отдалился от Маринетт, к тому же перестав у неё ночевать, чтобы не подставить ее перед родными. Конечно, она не могла пропустить такой внезапной перемены.

— Да что с тобой творится, Кот?!

Она не заметила, что перешла с тона Маринетт на тон Ледибаг. А Кот понял, что это случилось не впервые. Маринетт регулярно говорила тоном Ледибаг с ним, если эмоции брали верх и перехлёстывали через край — и то же самое иногда случалось в классе, когда нужно было организовать ребят.

Как, ёлки-палки, как он не заметил этого ещё раньше?!

До чего же часто в классе шутили, что Маринетт была их личной Ледибаг, потому что легко разруливала любые проблемы! И как неловко улыбалась она в ответ… Интересно, а была ли в курсе Алья?..

Однако пока Кот стыковал её с Ледибаг у себя в голове, в реальности Маринетт стояла перед ним и ждала ответа. Вразумительного ответа на вопрос, почему его поведение вдруг стало меняться. Конечно, можно было что-то соврать, как они и привыкли, но, кажется, пора было начинать говорить друг другу правду. Он — мужчина, значит, ему и инициатива в руки.

- Ничего.

Конечно, это не было правдой — но в то же время было куда лучше, чем очередная ложь. И пока Маринетт не взялась за него обеими руками, Кот, минуту назад чувствовавший себя образцом мужества и твёрдости, трусливо сбежал через балкон.

Его догнал обиженный возглас подруги:

- Кот, постой! Ты можешь со мной поговорить, мы же…

В окончании фразы явно должно было прозвучать «напарники». Что ж, во всяком случае, это значило, что он не ошибся. И что Маринетт сейчас достаточно зла на его бегство — раз уж позволила себе вот такой промах.

Неожиданное открытие привело Кота не только в полный восторг, но и в некоторое замешательство. Как и практически каждого юношу возраста, мечты о любви его вдохновляли, но вот решение насущных вопросов, связанных с этими мечтами, пугало до коленной трясучки. Поэтому в последующие дни Адриан продолжал видеться с Маринетт, Кот — работать с Ледибаг, а когда начались пасхальные каникулы и Бражник внезапно притих, парень вздохнул с облегчением. Ему нужно было привести в порядок свои мысли.

А потом, в последний день каникул, они поругались с отцом. Опять.

* * *

Спустя некоторое время после разговора Маринетт с Тикки по поводу судьбы Кот вдруг постучался к ней не просто затемно, а уж совсем среди ночи. На самом деле, они давно должны были лечь спать — если бы не очередная дизайнерская задумка. Ох уж эти костюмы, кофточки, юбки — и в особенности платья! Воплощая идею, Маринетт вполне могла засидеться за швейной машинкой на целую ночь, не хуже, чем за хорошей игрой.

Вот и теперь она с головой погрузилась в шитье, не глядя на часы и даже не сразу услышав стук. А когда расслышала, беспокойно подорвалась — вдруг мама ещё не спит, вдруг придет проверить, что за шум? Вот ведь раньше хорошо было, когда не нужно было ни о чем беспокоиться — попасться маме, пропустить акуму, выбирать между Адрианом и Котом…

Было бы что выбирать!

Противный тоненький голосок, так надоевший ей за последнее время, и так похожий на Плагга, был сейчас совершенно некстати, и Маринетт просто отмахнулась от непонятной фразы. Спешно открыв люк в потолке, она пропустила Кота внутрь и ахнула:

— Что случилось?! На тебе лица нет!

— Да так, ерунда, — пробормотал он в ответ и, забравшись с ногами в её кресло, попросил:

— Можно, я у тебя посижу немножко?

* * *

Всё оказалось проще, чем она хотела бы. Нет, Маринетт не пришлось сто лет выпытывать у Кота, что же произошло. И его проблема вовсе не была нерешаемой. Или была?..

В общем, он опять рассорился с отцом. Отец хотел, чтобы Кот работал в его фирме — и учёбу продолжал соответственно профилю — а сам Кот хотел хоть немножечко побыть собой и понять, чего же он хочет.

— Ну так кто же тебе мешает? Понимай на здоровье, — буркнула Маринетт, отчасти раздосадованная тем, что не может помочь, отчасти — тем, что этот разговор повторялся раз от разу, а Кот ничего не делал со своей проблемой. — Прости, продолжай.

— Ну, я ему: может, мне лучше физику учить, а не экономику? Или право. Или на врача пойти… А он даже не слушал. Ему наплевать, что мне интересно, лишь бы оценки хорошие получал, чтобы его фамилию не позорил. Ну а я возьми, да и спроси, как будто кто за язык тянул — может, он и маму так же на поводке держать пытался? Ну, до того, как она… Ты понимаешь. А дальше пошло-поехало. Честно, я лучше тебе не буду пересказывать, что мы друг другу орали. Такого никогда ещё раньше не было. И я не знаю, что будет дальше.

Рассказывая, он немного приободрился, и теперь выглядел не мокрым уличным котом, а просто нашкодившим котёнком, который боится показаться на глаза отцу, но не желает уступать. Нужно было уходить от опасной темы, пока Кот не расстроился обратно:

— Повезло тебе: и физику понимаешь, и биологию. Я, если подумать, хорошо только шить умею.

— Не то… Зато как! — Кот кивнул на швейную машинку и недоделанное платье, намекая, что ожидает от неё очередного шедевра, и вдруг его глаза загорелись: — Слушай, а может, тебе к моему отцу пойти работать? Он и сам многое из своих моделей шьёт…

— Кхм… — деликатным покашливанием Маринетт притормозила Кота; она не горела желанием раскрывать его личность.

— Ну да, прости, я понял, — хмыкнул он, не выглядя ни капельки виноватым. — Но когда-нибудь, когда мы победим Бражника! Ну, то есть мы с Ледибаг. Постараемся сделать это поскорее, чтобы я мог перед тобой раскрыться, и ты могла бы узнать получше меня без маски.

На мгновение Маринетт прошиб холодный пот: а что, если он знает её секрет? Нет, полная ерунда, с Ледибаг он ведет себя совершенно по-другому!

— Договорились, — улыбнулась она Коту.

Потому что теперь и в самом деле хотелось снять маски после победы.

И тут — как всегда неожиданно — зазвонил телефон. Это была Алья. Маринетт собиралась взять трубку и коротко объяснить любимой подруге, что та позвонила немного неудачно, да и вообще поздновато для звонка, неправда ли? — но, стоило ответить, Алья затараторила так, что шансов вставить хоть слово не оставалось:

— Слушай, тут Натали звонила Нино — несколько раз — а Нино звонил мне, и парням, и вот я звоню тебе…

— Постой, — прервала Маринетт этот бессвязный монолог. — Что случилось?

— Адриан пропал, и Натали спрашивает, не знает ли кто-то из нас, где он находится.

— Опять?

Честное слово, она не планировала так реагировать. Она должна была встревожиться, напрячь извилины и сообразить, где его искать… И Маринетт так и сделала. Но сначала всё же было «Опять?», потому что это был действительно не первый раз.

— Что, и ты не в курсе? На тебя была последняя надежда, остальные тоже ничего не знают, — тем временем вздохнула Алья. — Значит, надо идти на поиски. Вдруг что-то плохое произошло? Или акума появится. Или дождь — посмотри за окно. А сколько сейчас киднеппинга — ты слышала в новостях?

Маринетт хотела ответить, что Адриан уже давно не ребёнок и, вероятно, просто удрал от постоянного контроля папочки (по правде сказать, Габриэль Агрест, когда-то бывший её кумиром, с каждым днём терял всё больше очков). Хотела сказать, что склонность Альи опекать друзей иногда переходит разумные границы. Но ведь и в самом деле могло что-то случиться, правда?

А ещё был Кот. Адриан — далеко, где-то в городе, и сейчас его отправлялся искать весь класс. А Кот здесь — и он пришел к ней за помощью. И бросить его сейчас было бы самым настоящим свинством.

— Прости, Алья. Я не смогу пойти, — ответила Маринетт, чувствуя, как что-то внутри неё словно встает на место.

— Понимаю, — сникла подруга, очевидно, ожидавшая другого ответа. — Родители?

— Да, — врать Алье было противно, но… враньём больше, враньём меньше, как сказала она Коту недавно; это звучало цинично, но все же было правдой. — Они уже спят, и будут сердиться, если я выйду из дома. Напиши, как что, хорошо?

На этом и попрощались. Кот, по-прежнему сидевший на кресле и рассматривавший платье, выглядел так, словно разговора не слышал.

Ну, вот и славно.

Даже пришедшая в конце концов мысль, что, появись сейчас акума, ей, возможно, придётся раскрыться перед Котом тут же, отчего-то не пугала.

* * *

На следующее утро, как она и предполагала, Маринетт увидела Адриана в классе. Он стоял в окружении ребят и вяло защищался от желающих узнать, где же он вчера пропадал. Судя по опущенным глазам, ему было стыдно, что заставил друзей волноваться — однако плясавшие во взгляде бесовские искры подсказывали, что о своем отсутствии Агрест-младший не сожалел нисколько.

Беспокойство, свернувшееся у неё в груди тугим комком со вчерашнего звонка Альи, и некоторая доля вины, что она выбрала не его, заставила Маринетт несколько резче, чем следовало (намного резче, если уж быть до конца честной) спросить, протиснувшись в круг, собравшийся около Адриана:

— Ну и где тебя вчера носило?!

И только потом она подумала, что ещё несколько недель назад не посмела бы обратиться к нему в таком тоне, а несколько месяцев назад — и вообще заговорить. А по вытянувшимся лицам одноклассников сообразила, что метаморфозы, которые произошли в её душе по поводу отношения к Адриану, так и остались тайной для окружающих. Наверное, подумала Маринетт, все сейчас спрашивали себя, кто и когда её подменил. За этими смущающими (она чувствовала, как горит лицо) раздумьями Маринетт совершенно пропала, и потому ответ Адриана её огорошил:

— Всю ночь гулял по городу с Ледибаг!

Это было такое наглое, бессовестное враньё, что Маринетт едва сдержалась. Она чувствовала, как изнутри её распирают, грозя прорваться наружу, раздражение и…ярость? Ни до, ни после она не испытывала к Адриану таких чувств, и, видимо, только по этой причине смогла ограничиться единственным словом:

— Врёшь!

И, резко развернувшись, ушла за свою парту. Потому что попытка объяснить сейчас, откуда она знает, что Адриан говорит неправду, обернулась бы самой настоящей катастрофой. Неожиданно пришла на помощь изрядно удивлённая резкостью подруги Алья:

— Вот именно. Все знают, что Ледибаг гуляет только с Чёрным Котом.

Если бы Маринетт только посмотрела в этот момент на одноклассников, ошеломлённое лицо Адриана сказало бы ей всё. Но девушка по-прежнему сердито копалась в собственной сумке, старательно не замечая ничего вокруг.

В конце концов она не придала бы этой фразе значения, если бы Адриан, вконец измученный её обидой и злостью, после уроков не дождался её в классе. Маринетт и не стала бы с ним разговаривать, всё ещё сердитая — и отчасти на себя, что так вспылила утром — но после того, как они остались в классе наедине, выхода у неё не было.

— Ты очень злишься? — подступил Адриан к ней, такой виноватый и такой похожий на испортившего тапки кота, что сжалось и зашлось в бешеном ритме сердце — совсем как в первый день, от которого у неё остался на память зонтик. — Прости, что заставил вас всех волноваться и прочёсывать Париж. Опять. Согласен, убегать из дома — дурная привычка…

Маринетт, не способная долго выносить этот покаянный монолог, перебила одноклассника:

— Не извиняйся… передо мной, по крайней мере. Меня вчера не было с остальными. Я должна была помочь одному человеку. Кроме меня больше было некому.

Она оттеснила Адриана и прошла к выходу, не дожидаясь ответа. Относиться к нему так, говорить с ним так… было очень больно. Как будто она что-то предавала, как будто отрывала от себя и выбрасывала что-то невыразимо важное. И тем больнее стало от тихого вопроса:

— Он так важен для тебя?

Кот, Кот, если бы ты знал…

— Да.

Это было единственное, что Маринетт смогла из себя выдавить, прежде чем захлопнула за собой дверь класса. Было чудовищно неправильно оставлять друга в одиночестве, но она успокаивала свою совесть тем, что он на самом деле не один. В отличие от Кота. У которого, похоже, не было никого кроме неё.

В последующие дни Маринетт практически не общалась с Адрианом (не считать же, в конце концов, дежурные приветствия и прощания!), и от этого всё больше концентрировалась на их последнем разговоре. С одной стороны, её поражала собственная жестокость: прежде всегда готовая протянуть руку помощи, да какой там — сделать что угодно, только попроси, ради своего Прекрасного Принца! — Маринетт вдруг оттолкнула его именно тогда, когда была необходима. Хотела бы верить, что была необходима. Червячок сомнений в том, что она так уж нужна Адриану, давно подгрызал её изнутри, а теперь разошёлся в полную силу. С другой же стороны, проявить крепость характера казалось необходимым: шляться чёрт-те где по ночам, а потом заявлять, что гулял с Ледибаг — это уже перебор, пусть придумывает другие отговорки для своих похождений!

И с чего ему вдруг интересоваться, так ли ей важен Кот?!

Стоп-стоп-стоп, не Кот! Просто незнакомый чувак, которого ты вдруг ни с того, ни с сего, предпочла ему.

В кои-то веки, для разнообразия, внутренний голос был похож на Нино, а не на Плагга, и это отрезвляло. Действительно, с точки зрения Адриана это выглядело так, будто она просто выбрала кого-то чужого, а не его. Наверное, это было… обидно? Но Адриан не выглядел обиженным!

Понимание этого пробрало Маринетт до глубины души и почему-то испугало. И заставило думать дальше, почти что против её воли, потому что тут явно крылась какая-то тайна. Маринетт уважала чужие тайны, она ни за что не хотела в них копаться, нет-нет-нет! Но ум сам раскладывал детали мозаики в нужном порядке, словно наплевав на то, что хозяйке не нравится получающаяся картинка.

Все знают, что Ледибаг гуляет только с Чёрным Котом.

Алья, как всегда, была права — но, к счастью, не представляла, насколько. И все в их классе знали, что она права. И Адриан знал тоже. Но если он был уверен в правоте подруги, опровергавшей его ложь, то почему, чёрт побери, он улыбался после этого весь урок?!

* * *

Шли недели. Приближались летние каникулы, и Маринетт всё больше понимала, что не представляет, что ей делать со своим новым знанием, которое почему-то не вызвало душевного раздрая. Кот — Адриан. Адриан — Кот. И он, очевидно, знает, что она — Ледибаг. Только не знает, что она знает.

Приятно познакомиться, блин.

Благо предмет её размышлений вёл себя как обычно. Ну, или почти как обычно. Не считать же, правда, за перемены тот факт, что Адриан полностью игнорировал её отдаление в классе, на супергеройском фронте осталось все как было, а Кот зачастил к ней домой, ни одного вечера не оставляя без своего присутствия, хотя бы и двухминутного.

Впрочем, последнее вскоре объяснилось.

— После экзаменов отец забирает меня в Милан, месяца на полтора, это по работе, — объявил Кот в один из визитов, имея при этом совершенно убитый вид; очевидно, что он давно хотел сознаться, но никак не решался это сделать. — Я не смог отказаться. Не после той ссоры, понимаешь: у нас только все наладилось… А теперь я не представляю, как буду без тебя это время, принцесса. Поехали со мной, а?

— Твоя маска, забыл? — хмыкнула Маринетт; теперь она понимала, что Кот, раскрыв её личность, стал ну просто безобразно неосторожен (к счастью, только в её присутствии).

Еще она вдруг поняла, что счастлива как никогда. Пока Адриан и Кот были для Маринетт разными людьми, всё постоянно получалось как-то грустно и неправильно. Она сама изводила себя из-за невнимания Адриана и того, как упорно он называет её прекрасным другом. А Кот, в свою очередь, бился о стеклянную стену, которую возвела вокруг себя Ледибаг. И зачем только всё это было? Маринетт понятия не имела, потому что теперь всё было просто и ясно.

Оставалось только сознаться Коту, что она в курсе. И надеяться, что это не испортит их отношений. В конце концов, не разозлился же Кот, узнав, что она — Ледибаг, и не разочаровался, узнав, что Ледибаг — это она.

— А что моя маска? — ответил Кот. — Мы с отцом поедем в Милан не одни, и даже будем не единственными там в своем роде, а ты можешь просто поехать отдыхать. Да хоть со всем классом. А хочешь — сделаю так, чтобы ты выиграла какой-нибудь стартап для молодых дизайнеров?

— Так! — Маринетт чувствовала, что надо притормозить Кота, пока он не разошёлся; влюблённый и восторженный, он теперь нравился ей очень, но чувства меры по-прежнему не имел. — Запомни, отныне и навсегда: я хочу знать, чего стою сама — без чьих-то отцов, связей и денег; и ещё я не хочу, чтобы потом люди говорили, будто бы я встала рядом с тобой из-за этого всего!

Выдохнула. И замолчала, поняв, что именно сейчас сказала.

Кот, очевидно, тоже сообразил — он расплылся в такой блаженной ухмылке, что Маринетт догадалась: не она одна мечтала о домике на берегу моря, ораве детей и общем хомячке.

— Это слишком прекрасно звучит и слишком похоже на признание, — хитро прищурившись, проговорил он, поспешно чмокнул её в щеку и выскочил в открытый люк, замерев на пороге. — Поэтому пока ты не одумалась, я пошёл. Мне безумно нравится твоя идея о нашем общем будущем, моя… принцесса.

Когда Кот исчез из виду, Маринетт закрыла лицо ладонью. Честное слово, не знай она ничего, сейчас раскусила бы напарника наверняка.

Только ли напарника?

Послав куда подальше ехидный внутренний голос, Маринетт позвала:

— Тикки, и что нам теперь делать?

В конце концов, квами регулярно подталкивала её к Коту. Пусть помогает советом и дальше.

— А что ты хочешь? — хихикнула Тикки; ей было радостно за подопечную.

— Я… — Маринетт задумалась на миг. — Я хочу в Милан!

— Ну, как я слышала, Чёрный Кот предложил тебе несколько способов, — недоумённо заметила квами. — А если предложил, значит, не видит в них ничего предосудительного. По-моему, тебе стоит доверять ему.

— Мне проще попросить у мастера Фу Камень Лошади, — буркнула Маринетт; настроение её вдруг упало от того, что ещё нужно было отчитываться перед старым Хранителем — ну, и от предстоящей, по всей видимости, полуторамесячной разлуки с Котом.

— А как я одна буду сражаться с акумами, он об этом подумал?!

Тикки в ответ только пожала плечами.

* * *

К вечеру расстроенные чувства Маринетт достигли такой точки, что она и Бражнику бы обрадовалась: Кот на связь не выходил, родители уехали к папиной родне в Лион, а все друзья, как назло были заняты; приглушить дурное настроение не помогало даже шитьё.

Еще утром она была влюблена и восторженна, а сейчас… Всё ещё была, но будущая разлука с Котом вкупе с недосказанностью, которую она понятия не имела, как разрешить, отравляли всё. Тикки, отчаявшись вразумить подопечную, в конце концов предложила:

— На твоём месте я бы ему отомстила.

Слова о мести были так неожиданны из уст квами, что Маринетт опешила:

— Как именно?

* * *

Ледибаг давно выучила расположение камер и режимы патрулей охраны вокруг особняка Агрестов. Которые, несмотря на паранойю владельца, не менялись. Честное слово, если бы она была грабителем или, скажем, промышленным шпионом, то давно бы вынесла из дома всё мало-мальски ценное.

Сейчас ценность была одна, и она как раз собиралась её похитить. Окно Адриана, на удачу, выходило на фасад здания, больше охраняемый людьми, но меньше снабжённый камерами и хуже просматриваемый в сумерках. На балкон к возлюбленному…

Возлюбленному?!

Да отстань ты уже, внутренний голос!

На балкон к возлюбленному она попала с крыши, на которую технично перепрыгнула с ближайшего дуба. Всё же от камер надёжнее беречься по верхам.

Адриан как раз вышел на балкон с кружкой кофе, когда она приземлилась. Он был удивлён, обескуражен, смущён и очень рад. По крайней мере, Ледибаг надеялась, что именно этот набор чувств обозначается открывающимся и закрывающимся ртом вкупе с квадратными глазами, и отобрала кружку с кофе, которая начала опасно крениться на белые брюки.

Нет, честное слово, он шлялся к ней не один месяц и совсем-совсем не ожидал обратного визита?! Или просто понял, что она догадалась?.. Это было бы мило, но Ледибаг очень надеялась набраться храбрости и рассказать всё сама.

— Привет, — наконец, отмер Адриан. — Хорошая погода, не правда ли?

Более идиотского вопроса и придумать было нельзя, но до Ледибаг впервые в жизни, наверное, дошло, что и мальчики иногда могут стесняться не меньше девочек. Вспомнился Иван. Нет-нет-нет, надо было разбираться без акуманизации! Акуманизацию Кота рискует не пережить весь Париж, какой уж там маленькой божьей коровке.

— Погода супер, — откликнулась она. — Что скажешь… эээ… насчёт прогуляться?

Напрашиваться в гости было как-то неудобно. Вообще, она хотела последовать совету Тикки и отомстить Коту за регулярные хождения к ней в гости в костюме, но в результате снова сама чувствовала себя как на иголках. Не рой другому яму, как говорится…

— Я? С тобой? — кажется, её план мести всё-таки был небезнадёжен; Адриан отчаянно краснел и терялся, потом вдруг выдал: — Это свидание?

Теперь настала её очередь краснеть.

— А что, испугался? — выпалила Ледибаг, пока не утратила дара речи.

— Чего именно? — заломив бровь, вдруг уточнил Адриан; кажется, к нему начало возвращаться самообладание и некоторая доля ехидства Кота.

— Например, того, что нас засекут вместе, — парировала она, не собираясь сдаваться. — Скажем, твой отец. Или Натали. Или фанаты — иногда мне кажется, что Алья дежурит с фотоаппаратом одновременно во всём городе.

— Нет, не боюсь, — спокойно ответил он. — Отца и Натали я беру на себя — хотя они думают, что я готовлюсь ко сну и до утра даже в дверь не постучат. На всякий случай могу включить аудиосистему, чтобы отвечала моим сонным голосом.

Аудиосистему, как же! Бедняга Плагг…

— Хорошо, — благосклонно кивнула она.

— Тогда Ледиблог берешь на себя. И… раз уж это свидание, — ухмыльнулся Адриан уж совсем по-кошачьи, — то, возможно, ты согласишься подождать меня минутку?

Ледибаг даже не успела заскучать, как он вернулся с небольшим рюкзаком, из приоткрытой молнии которого торчало горлышко бутылки и доносились вкусные запахи.

— Надеюсь, ты будешь не против лёгкого пикника? — это было сказано вопросительным тоном лишь ради приличия.

И когда он только успел перехватить инициативу?

— Я не буду против, даже если он затянется до утра, — ответила Ледибаг, отчаянно желая исчезнуть.

* * *

Обычно вечера в начале мая не бывали такими теплыми, но в этом году им повезло. Восемнадцать градусов тепла, нагретая солнцем крыша и потрясающий закат. Ни единого дуновения ветерка. И где-то на задворках сознания Ледибаг была абсолютно точно уверена, что акумы их сегодня не побеспокоят. А то, вот незадача, Коту придётся превращаться при ней!

Правда, кажется, он был совсем не против. Словно хотел, чтобы она тоже догадалась и теперь провоцировал.

— Что ты про это скажешь? — спросил он, указывая рукой вдаль; перед ними расстилалось пол-Парижа. — Каково защищать всё это каждый день?

— Я счастлива, — не задумываясь, ответила Ледибаг то, о чём думала всё последнее время. — Сперва, очень долго, я воспринимала свой Камень Чудес только как обязанность, иногда тягостную, но теперь я знаю, что счастлива.

— Я тоже, — ответил Адриан, и на её крайне недоумённый взгляд добавил: — Я имел в виду: счастлив, что ты есть.

Маринетт, застеснявшись, спряталась за бокалом с шампанским. Колючие пузырьки били в нос и в голову, делая её какой-то невозможно легкомысленной. Настолько, что она успешно притворялась, будто не замечает пропажи ломтиков с сырной тарелки, а душа пела и просила приключений.

— Слышала, ты уезжаешь, — заметила девушка, внутренне готовая на вопрос, откуда, ответить прямо.

Адриан улыбнулся в ответ:

— Отец настоял. А ты, получается, пришла попрощаться перед отъездом?

— Так скоро? — встрепенулась Ледибаг. — Я думала, по крайней мере после экзаменов…

— Насчет попрощаться я пошутил, — рассмеялся юноша. — Просто ты так нечасто заходишь в гости… Я уж не говорю про свидания.

— Предлагаешь как-нибудь повторить? — не иначе как из-за шампанского она была сегодня такая смелая (или от опасной близости окончательного раскрытия тайны?), потому что с этими словами придвинулась к Адриану гораздо ближе, чем того позволяли приличия — и ближе, чем они прежде сидели у нее дома, когда он приходил в маске.

— Похолодало? — с таким наивным кошачьим лукавством спросил он, что Маринетт показалось, будто она услышала сдавленное хихиканье Плагга, и смогла только молча кивнуть. — О, смотри, что там?! — вдруг воскликнул Адриан, указывая направо от себя, левую руку как бы невзначай положив ей на плечо.

Маринетт, не ожидая подвоха — не от того, кто столько раз прикрывал ей спину в бою! - машинально повернула голову в указанном направлении. И встретилась с плутоватым взглядом зеленых кошачьих глаз, в уголках которых плясали нахальные смешинки. А потом мир рассыпался тысячами пузырьков шампанского.

* * *

По правде сказать, входя утром в класс, Маринетт ожидала… чего-нибудь. Но, конечно, не взбешенной Альи, подлетевшей к ней вихрем на глазах у всего класса.

— Где! Ты! Была?! — рявкнула она, на каждом слове тыкая подругу пальцем в грудь.

Одноклассники смотрели на них выжидающе, а Адриан прятал смешки за кашлем. От этого зрелища ликование защекотало Маринетт изнутри, поднимаясь от груди куда-то к ушам и напоминая о вчерашнем вечере. Вернее, ночи — что, по-видимому, и беспокоило Алью.

— В двенадцать ночи! — продолжала та. — В двенадцать ночи мне позвонила твоя мама и уточнила, не планировали ли мы с тобой готовить доклад по истории сегодня вместе. Потому что ей кажется, будто что-то такое ты говорила, и она беспокоится, почему ты не отвечаешь на телефон уже несколько часов. Мне пришлось на ходу придумывать тему доклада и заверять её, будто ты мирно спишь на диване и просто заработалась!

— Алья, я тебя обожаю! — от избытка чувств Маринетт чмокнула подругу в щеку. — Но все равно ничего не скажу. Где я была — секрет.

Класс разочарованно вздохнул. Под разъярённым взглядом Альи Маринетт уселась за парту, и сделала вид, будто всецело сосредоточена на том, чтобы найти в сумке тетрадь и учебник. От дальнейших расспросов её спасла мадам Менделеева. Появление строгой преподавательницы давало надежду на спокойные полтора часа, но, к удивлению Маринетт, когда Алья с Нино вышли с презентацией проекта к доске, Адриан молниеносно повернулся и подсунул ей в тетрадь записку.

Сгорая от нетерпения и рискуя попасться мадам Менедлеевой, она развернула листок. Убористым почерком там было нацарапано: «Где же ты была, если не хочешь говорить даже Алье?»

Вот нахал!

И вдруг Маринетт поняла, что вся эта чехарда с тайнами и увёртками ей опротивела. Написав на обороте: «Я всю ночь целовалась на крыше с Чёрным Котом», она, дождавшись подходящего момента, подбросила плотно свёрнутую бумажку Адриану в карман.

В голове от восторга снова полетели пузырьки, и последней ясной мыслью стало: «Теперь можно будет рассказать маме»

* * *

Алья, сгорая от негодования и периодически косясь в сторону Маринетт, закончила свою часть презентации, предоставив слово Нино. Подруга вела себя всё более и более странно. Например, сейчас она витала в облаках вместо того, чтобы записывать материал, что обычно не отваживался делать на уроках мадам Менделеевой никто. А за передней партой…

Ай-ай-ай…

Сидевший за передней партой Адриан — вообще чёрт-те что! — давился смехом и на её глазах сожрал какую-то записку. Журналистский инстинкт подсказывал Алье, что между поведением этих двоих была связь, и она была просто обязана выяснить, какая!