Серое безумие жизни (джен)

Предательство любимого стало ужасным ударом. Всё и так летело в бездну, жизнь висела на волоске, но Барти мог думать только об этом: любимый человек предал его, подставил, спасая свою шкуру, перечеркнул всё, что у них было, не пожелав держать язык за зубами, купил свободу ценой его жизни.

Барти мог бы простить слабость и трусость, но не предательство.

«Нашёл о чём переживать», — издевательски скалился внутренний голос, но Барти отмахивался — не мог он думать о другом.

Их любовь была подобна цветку, пробившемуся сквозь гранитные плиты часто используемой дороги. Чувство вспыхнуло неожиданно, пламя страсти разгоралось с каждым днём всё сильнее; они скрывались, зная, что мир не примет их противоестественной связи, но не могли отказаться — дышали друг другом, умирали без прикосновений.

Два года запретной любви; два года их сердца бились в унисон, два проклятых года Барти был счастлив и жил мечтой о совместном будущем.

«У тебя вообще нет будущего», — напоминал внутренний голос, и Барти сходил с ума от невозможности ничего изменить.

«Ты умрёшь здесь, в одиночестве, сойдя с ума», — нашёптывали тени, и он кричал, бросался на стены, тряс решётку и скулил как побитый пёс, не в силах смириться и поверить, что всё кончено.

А потом пришла мама, обняла, сжала его холодное тело в объятиях и приказала жить.

* * *

Годы под Империо не лучшим образом сказались на Барти. Рациональная его часть понимала, что отец действовал из лучших побуждений, но ненависть от этого не исчезала; в его голове тесно переплелась благодарность за спасение и гнев за превращение родного дома в тюрьму. Спутанное сознание стало бездной, утягивающей в темноту безумия, и тогда Барти проклинал всех и всё, но иногда в нём вспыхивали звёзды-воспоминания, и в такие моменты он заново переживала объятия матери или успехи на экзаменах, а в самые счастливые дни перед глазами как наяву вставало лицо любимого, его губы ощущались на теле, его руки снова сжимали его бедра.

А потом пришёл Тёмный Лорд, и Барти осознал, что провёл больше десяти лет в грёзах, запертый в доме и в клетке собственного разума.

* * *

Задание не было сложным — втереться в доверие к врагам и в нужный момент доставить мальчишку-Поттера к господину. Барти ответственно подошёл к миссии и распотрошил сознание Грюма, чтобы сыграть роль без малейшей фальши. Он проник в Хогвартс, обманул Дамблдора, унизил предателя-Снейпа, указав тому на расстановку сил, и принялся наблюдать за мальчишкой, выжидая удобный случай.

Он более десяти лет был лишён возможности узнавать о событиях в мире, но после того, как его спас Лорд, не бросился навёрстывать упущенное: сначала восстанавливался, затем готовился к проникновению в Хогвартс, а уже в школе — все силы уходили на притворство… Иными словами, для Барти стало сюрпризом узнать о том, кто возглавляет делегацию Дурмстранга.

Игорь мало изменился внешне — та же холёная бородка, та же гордая стать. Возраст угадывался по редкой седине в волосах да резким морщинам вокруг капризных губ, но в остальном это был тот же Игорь, которого Барти знал и любил. Тот же Игорь, что предал, бросил на растерзание, а в конце концов сбежал и зажил своей жизнью, вычеркнув воспоминания о Барти.

Противоречивые желания разрывали Барти. Он хотел вновь оказаться в одной постели, вновь почувствовать себя желанным, жаждал обладать этим таким знакомым и родным человеком полностью. Но другая часть мечтала о совершенно ином: причинить боль, хоть немного сравнимую с теми муками, на которые Игорь обрёк его своим предательством.

Барти любил прошлого Игоря, готов был ради него на всё, лишь бы они были вместе, но этого мужчину — ненавидел. И собирался отомстить.

* * *

Личина, под которой Барти пробрался в Хогвартс, пропастью легла между ними. Едва завидя Грюма, едва услышав стук его деревянного протеза, Каркаров буквально растворялся в коридорах. Волшебный глаз позволял Барти следить за бывшим, но незаметно подобраться не выходило: хоть и стал Игорь респектабельным директором одной из лучших европейских школ, совсем форму не утратил — на вражеской территории был собран и внимателен. А вот состояние Барти оставляло желать лучшего: и Азкабан, и Империо, и старое покалеченное тело Грюма — всё было против него.

Но отступать он не намеревался. Игорь должен был заплатить за предательство. Игорь должен был осознать, что потерял.

До ритуала, куда нужно было доставить Поттера, было много времени, и помимо слежки Барти занимался и собственным здоровьем. Длительный перерыв в активности не сказался на его знаниях — лучший ученик, лишь немного уступивший Тёмному Лорду в общешкольном рейтинге, Барти не нуждался в помощи Снейпа, чтобы сварить себе нужные зелья, какими бы сложными те ни были… Но хотя тело быстро восстанавливалось, о собственном разуме Барти так сказать не мог.

Периоды спокойной созерцательности сменялись вспышками ярости, апатия внезапно прерывалась волнами кипучей деятельности; он то зарывался в книги, придумывая новые заклинания, то носился по всему замку в поисках нарушителей, то бессмысленно пялился в стену — без мыслей и осознанности вообще. Чёрные и белые полосы чередовались с пугающей непериодичностью, сливаясь в сплошную серую унылость, и самое ужасное было в том, что Барти чётко понимал, насколько это ненормально.

* * *

В один из периодов лихорадочной активности Барти забрался на Астрономическую башню в поисках парочек, нарушающих правила, и замер там, глядя на тёмную массу Запретного леса. Навалившаяся апатия лишила воли, сковала ноги, прогнала мысли… А когда он очнулся — промёрзнув до костей, — нос к носу столкнулся с ним.

— Игорь, — попытался сказать он, но пересохшее от длительного молчания горло выдало не имя, а хрип, и Барти смог исправиться: — Каркаров.

Взгляд Игоря заметался, он непроизвольно отступил к лестнице; что бы он ни думал о законности своей сделки со следствием и полученной ценой предательства свободе, Грюма он боялся больше жаждущих мести Пожирателей смерти. И это было буквально написано на его лице.

— Ничего не хочешь сказать, Каркаров? — хриплым и скрипучим грюмовским голосом уточнил Барти, зловеще ухмыляясь. Страх и смятение бывшего приносили наслаждение его чёрной части, светлая же реагировала на близость бывшего любовника иначе — желанием. Оно проснулось мгновенно. Барти достаточно было увидеть тёмные глаза, в которых радужка сливалась с расширенным зрачком, чтобы воспоминания о полных страсти ночах затопили разум. — Нам ведь найдётся, что обсудить?

Рука Каркарова метнулась к палочке, но Барти был быстрее — миг, и кончик его оружия упирался в шею некогда любимого мужчины.

— Ай-яй-яй, Игорь, неужто ты хотел напасть?

Подбородок Каркарова задрожал, отчего бородка затряслась, и Барти, всего мгновение назад желавший обладать его телом, стало противно — ассоциация с козлом буквально напрашивалась.

— Кажется, нам действительно найдётся, о чём поговорить, — резюмировал Барти, без колебаний накладывая Империус — это непростительное он ненавидел всеми фибрами души, но и Игорь сейчас вызывал у него далёкие от любви чувства.

Смотря в безвольное лицо, Барти размышлял, способен ли Игорь на борьбу. Сам он под Империусом исчезал, и лишь годы спустя научился прятать огонёк сознания, который и раздувал до осознанности и возможности сбросить подчиняющее проклятие. Сможет ли Игорь справиться? Сильнее ли его?.. Задумчиво рассматривая абсолютно покорное тело перед собой, Барти всё отчётливее понимал, что ничего к нему не испытывает. Во время чёрной полосы безумия он предвкушал месть: боль, унижение, давление, которым подвергнет бывшего, предпочетшего лёгкий путь предательства. Но наступила белая полоса разумности, и хотелось брезгливо отстраниться и просто забыть.

Щурясь на ледяном ветру и не замечая холода, Барти всё смотрел и смотрел на любовь всей своей жизни, не в силах принять решение и тем более осуществить его. Редкие волосы Грюма почти не задерживали снег, а вот на роскошной шевелюре Каркарова скопилась целая шапка, когда Барти наконец взмахнул палочкой, снимая Империус.

— Ты — ничтожество, — вздохнул Барти. — Простой предатель.

Хотелось сказать правду, выплеснуть чувства, наконец-то признаться, насколько сильно его ранил поступок любимого человека… Но здесь и сейчас не было восторженного и влюблённого мальчика Барти, здесь был Грюм, и нужно было играть свою роль.

— Мы враги, и я без колебаний убью любого из твоих бывших дружков, но их я могу уважать. За преданность, за твёрдость убеждений, а ты — это худшее, что может случиться с человеком. На тебя жалко даже заклинание тратить.

Страх сменился изумлением, а теперь в глазах Каркарова появилось облегчение: он понял, что убивать его Грюм не намерен, и расслабился.

— Странно упрекать меня в том, что я выполнил ваши же требования, — деланно надменно произнёс Каркаров, отряхивая голову и плечи от снега. — Уж вы-то, Грюм, знаете, что ваша пропаганда не прошла даром: с тех пор, как вы отпустили меня, я ни разу не нарушил закон.

Пытаясь найти оправдание любимому человеку, Барти предполагал, что к предательству Игоря вынудили пытки, но эти слова всё меняли — его не пытали, не мучили, кажется, даже не угрожали всерьёз. Его всего лишь переубедили.

Перед глазами Барти замерцала пелена. Белая полоса заканчивалась, наступала чёрная — жестокая, кровожадная, бескомпромиссная. Он знал, что не может избежать этого, что вот-вот утратит разумность и выпустит на волю своё безумие, и потому, остатками разума понимая недопустимость провала, сунул палочку поглубже в карман и без замаха впечатал кулак в красивый нос бывшего.

— Я не упрекаю, — прохрипел Барти, с удовлетворением смотря на залитое кровью лицо, — я констатирую факт. Ты — ничтожество. Пусть ты зажил новой жизнью и думать забыл о своём предательстве, преданные тобой найдут способ расквитаться.

Из последних сил удерживаясь на грани, Барти степенно покинул площадку Астрономической башни и, лишь скрывшись из виду Игоря, со всех ног бросился в свои комнаты.

Он был безумен и знал это. А ещё он был умнейшим магом и умел себя контролировать.

Мстить в Хогвартсе было нельзя — не в разгар и так опасной миссии. Но предателя нужно было уничтожить. Не бывшего любовника — больше Игорь не задевал чувств Барти, он не мог не то что любить, но даже хотеть столь низменное создание, — а бывшего Пожирателя смерти. Можно разлюбить и расстаться с ним, Барти, но нельзя передумать и покинуть Организацию. Тёмная метка на светлой руке — это навсегда.

А вот умереть — это запросто.

После десятилетия жалости к себе и страданий из-за разбитого сердца Барти наконец-то преодолел противоестественную тягу к другому мужчине, и теперь он желал Игоря Каркарова только в одном качестве — своей жертвы.

Белая полоса, чёрная полоса. Серое безумие жизни манило свободой.