Семья (джен)

Я торопился домой. В детский магазин на углу завезли новых кукол, и я спешил порадовать Алису. По правде говоря, ей уже исполнилось двенадцать, но она все еще любила таких: у последней, которую я ей купил, были розовые волосы и удивительные бирюзовые глаза. Когда я укладывал куклу спинкой вниз, она издавала полукрик-полуплач "мама", а Алиса улыбалась. Я не знал, как она ее назвала: Алиса не говорила. Поначалу, после смерти моей жены, она ни в какую не желала оставаться с бабушкой, пыталась убежать — в меру собственных скромных сил, но в конце концов в моей жизни появилась женщина, и Алиса признала ее второй матерью. Может, потому, что они были чем-то похожи?

В магазине было почти пусто. У прилавка топтались две девчушки в аляповатых рыночных лосинах и в дутых пуховиках на вырост, жадно пожирая глазами игрушки. Я придирчиво осмотрелся. Новые западные веяния — полногрудые Барби с голливудскими улыбками в нарядах проституток, отвратительные яркие лизуны, которые и в руки-то противно взять... Как же хорошо, что моей Алисе это все не по душе!

Продавщица, женщина с завитыми фиолетовыми волосами, ярко-голубыми тенями и морковной помадой на губах, посмотрела на меня с интересом — я вполне мог пополнить ее кассу на полтора-два десятка тысяч, в отличие от девчушек.

— Чего показать? — проговорила она, жуя жвачку. Еще один омерзительный признак нового времени!

— Вон тех кукол, — я указал рукой в сторону самой бедной части витрины.

Там стояли куклы, к которым были привычны с детства девочки моего поколения: дети в скромных платьях, с целомудренной младенческой пухлостью резиновых голов и пластмассовых тел, с невинно-удивленными выражениями на лицах.

Продавщица смерила меня удивленным взглядом, но достала все три коробки. Я рассматривал их, прикидывая, кто придется по душе Алисе. Блондинку в красной шапочке, с алыми губами я отмел сразу — было в ней что-то неуловимо похожее на хищный оскал полногрудых Барби. Другая кукла — с короткими каштановыми волосами, в коричневом клетчатом платьице была как две капли воды похожа на ту, что у Алисы уже была. А третья... Третья напомнила мне куклу, которую хранила моя мать. Длинные рыжие волосы, зеленые глаза, простое белое платье. Мне игрушка понравилась, но Алиса терпеть не могла и уже лежавшую дома рыжеволосую красавицу. Я рассчитывал на что-нибудь иное; в прошлый раз я видел чудесную Мальвину, но тогда мне задержали зарплату... А теперь меня не было целых три дня после повышения квалификации, и мне надо было как-то загладить вину: раньше я никогда не оставлял Алису так надолго.

— Нет, благодарю, — я вежливо пожал плечами.

— Ну и пожалуйста, — разочарованно поджала губы продавщица. — Ходят тут, пялятся...

Я был не в своей тарелке. Я твердо решил, что привезу Алисе куклу. Но рынок уже не работал, да и бензина у меня осталось совсем мало. "Копейка" чихнула и заглохла. Мимо меня, ревя мотором, промчался бумер, окатив мою ласточку водой из лужи. Я разозлился. Я ненавидел этих толстосумов на иномарках.

Полтора года назад из-за таких погибла моя жена. Тогда-то Алиса и замолчала. А ублюдок попросту дал на лапу то ли судье, то ли прокурору — и ему не было ничего. Так и продолжил гонять.

Я, проклиная все на свете, раскочегарил-таки "Копейку".

— Давай, родная, всего ничего осталось!

У нашей пятиэтажки стоял ментовской бобик. Я аккуратно объехал его и припарковался на полупустом пятачке. Рядом стояла соседская "Ауди" — борясь с искушением прямо под носом у ментов процарапать на черной глянцевой бочине глубокую черту завалявшимся в кармане гвоздем, я принялся закрывать заедавший замок. Чертов сосед жил от меня через подъезд и, поговаривали — я сам не видел, — что на прошлой неделе ему привезли новую ванну. Из мрамора. Я неожиданно задумался: может, и правда, не врали? Деньги у него водились, то он стену снес, окна вот поменял, может, ему и правда затащили мраморную ванну на третий этаж?

Около "Ауди" стоял старенький, но очень аккуратный "Москвичонок". Я пригляделся — это совершенно точно была незнакомая машина, нездешняя. Может, у кого-то гости?

Я потянул носом воздух — что-то было не так. С тяжелым сердцем вошел в свой средний подъезд. И уронил ключи. На лестнице толпились какие-то люди, сверху раздавались суровые мужские голоса. Но самое главное — запах. Ужасный гнилостный запах пропитал весь подъезд, в котором было непривычно жарко и влажно. Я ощутил, как страх ледяной ладонью сжал мои внутренности, осмотрелся...

— Вот он! Вот этот ублюдок! — взревел какой-то мужчина, указывая на меня пальцем.

Я бросился к выходу.

— Стоять! — рявкнул кто-то позади меня. — Стоять, стрелять буду!

А потом мне заломили руку за спину и повалили на асфальт.

* * *

— Ну что, гражданин Козлов? — мент с одутловатым лицом подошел ко мне ближе. — Расскажем, как дело было? Чистосердечное напишем?

— Я не понимаю, о чем вы говорите, — я отчаянно хотел сжать руками голову, казалось, она вот-вот лопнет, но скованные за спиной руки мешали.

— Не понимаете, — устало покивал он, а потом резко обернулся и ударил меня по лицу.

Я упал вместе со стулом и теперь наблюдал, как его грязные берцы меряют шагами комнату.

— Не понимаете! — взревел он и пнул меня куда-то в живот. Дыхание перехватило, на глазах выступили слезы. Я подумал, что, должно быть, вот-вот умру, больше никогда не смогу вздохнуть, и так и подохну, как собака. У меня не было денег, не было связей, я был обычным школьным учителем в маленьком городке. Зато у меня была мать-обуза, неходящая склочная пенсионерка, гражданская жена и молчаливая Алиса.

— Падла! — он наклонился, ухватил меня за волосы на макушке и вперился своими злобными зенками мне прямо в глаза. — Как тебя, извращенец, к детям подпустили? Не хочешь чистосердечное — так я тебя так до конца дней твоих засуну! Так засуну — будешь дырявой ложкой беззубым ртом баланду у параши хлебать!

— Нет... — я закашлялся. — Я не понимаю... Моя дочь...

— Дочь? Ты еще смеешь говорить что-то о дочери?!

— Алиса, — кивнул я. — И мама... И Лена...

* * *

Я лежал на жестких нарах и перебирал в голове события последних дней. Что же случилось, пока меня не было? Я не мог взять в толк, я не мог припомнить ничего.

Вся моя жизнь полетела под откос после того, как погибла Лена. Просто переходила дорогу. Она была тогда вместе с Алисой, но Алиса уцелела чудом, а Лену так и не спасли. Алиса умолкла, и моя мать — склочная старая фурия — долго уговаривала меня сдать дочь в детский дом. Она уже похоронила Алису. А потом мать разбил инсульт, и она осела в кресле у телевизора. Так и сидела целыми днями, только пялилась в ящик. Хорошо, хоть больше гадостей Алисе не говорила, перестала нервировать девчонку, а та так больше и ни слова не проронила, хотя уж я старался. И лучшую одежду, лучшие игрушки. Не эту современную мерзость, нет: кукол-пупсов, резиновых зверюшек... И, конечно, книги... Там даже мать оттаяла, читать помаленьку ей стала.

А потом появилась Лена. Другая, но такая похожая. Всем похожая: и чудесными золотыми волосами почти по пояс, и голубыми глазами-блюдцами. Только более кроткая, тихая, сговорчивая. Моя Ленка была — пожар! А эта — тихий огонь в очаге.

Я уткнулся головой в подобие подушки. Все тело болело, есть я толком не мог. Хорошо, хоть в камере со мной сидел молчаливый старикан, его допросили недавно, и он отлеживался и охал, хватаясь за поясницу.

* * *

— Этих знаешь, падла? — молодой мент, какой-то другой, но с совершенно осатаневшей рожей и сбитыми костяшками, сунул мне под нос три фотографии.

С одной на меня озорно смотрела Алиса, почти такая, как сейчас, только немного помладше. Ее светлые кудри были заплетены в две косы, на отложном воротничке белой блузки красовались две розочки: красная и голубая. Со второй — Лена. В купальнике на берегу моря, стройная, с копной волос — точно русалка! А на третьей с ними был какой-то мужик. Я напрягся — его лицо показалось мне смутно знакомым.

— Этих двоих знаю, — я кивнул. — Жена моя, Лена. И дочь, Алиса. А его — нет...

— Его, говоришь, нет, — выплюнул мент, с ненавистью глядя на меня.

У меня засосало под ложечкой. Я вспомнил, откуда мне было знакомо лицо человека с фото. Это он указал на меня пальцем в моем же подъезде, он отчего-то обозвал меня. Хотя я был уверен, что видел его впервые в жизни.

— А эту знаешь? — мент сунул мне еще одно фото.

— Мать, — кивнул я.

— Тварь! — он пнул мой стул так, что я повалился вместе с ним и теперь надо мной кружился потолок. — Мать! Мать-то похоронить мог, урод?

Я не понимал ни слова — все, что теперь он говорил надо мной, казалось мне лишь набором звуков. Лицо его, искаженное, нависало надо мной, ноздри раздувались, и сам он напоминал бульдога, готового вгрызться мне в шею. Но вместо этого он встряхнул меня и поставил стул — вместе со мной — на место.

— Знаете что, Козлов? Хорошо, что у вас лопнули эти чертовы батареи! И мы наконец вас поймали! Сколько времени вы не пускали никого к себе в квартиру? Как избавлялись от запаха? — наседал мент. — Так хотя бы соседи забили тревогу! Три трупа в квартире! Три трупа... — он налил себе воды и выпил залпом, ослабил галстук и принялся отдуваться, точно жаба.

— Какие три трупа? — я не поверил своим ушам. — Кто-то... Кто-то... посмел...

Я потерял дар речи.

— Вы... издеваетесь? Или вы псих? — на лице мента проступило понимание. — Вы...

Он покивал и куда-то вышел.

* * *

Медсестра вытащила иглу у меня из вены и укатила капельницу прочь. Я спустил ноги с кровати, нашарил тапки и направился вон. После капельниц всегда хотелось в туалет, да и после того, как меня перевели в общее отделение, я предпочитал сидеть в коридоре: на посту привычно бубнил телевизор, почти как вечно у матери, и не надо было находиться в замкнутом пространстве с моими соседями-психами. О них мне даже думать было противно.

В телевизоре мелодраматически страдала очередная Мариелена по очередному Хуану-Педро, и я принялся рассматривать цветы. Я ужасно скучал по Алисе, мне не хватало ее молчаливого согласия. Или неодобрения — тут уже как повезет. В последнее время произошедшее после моего возвращения с курсов повышения квалификации стало казаться кошмарным сном, но я никак не мог понять, почему я никак не могу проснуться. Что произошло с моей семьей? Я понимал, что они не выживут без меня. Тем более, мент что-то говорил про батареи — как они там? Все ли хорошо с Алисой?

Мой разум стал вялым, мне хотелось спать, и даже мое беспокойство за родных было каким-то притупленным. Хотелось чего-то почитать; в прошлый раз мне удалось стащить на посту какую-то газету с гороскопами. Вообще я не верю в гороскопы, но моя Алиса — весы, и описание почему-то так совпало... Должно быть. В этом что-то и правда есть.

Я решил попытать счастья еще раз. Главное, унести трофей в палату и читать так, чтобы соседи не заприметили.

С первого же разворота кричал заголовок:

Шокирующие новости! Учитель химии, серийный убийца, устроил у себя в квартире мавзолей!

Я засомневался, стоило ли мне такое теперь читать. Как же так — серийный убийца и работает в школе! Вот уж и верно говорят — темные времена. Но мое внимание привлекли крупные фотографии Алисы. Одна такая же, как та, что мне показывал осатаневший мент, а вторая, рядом — могильного камня. Я не поверил глазам.

Как благодаря потекшим батареям и бдительности соседей удалось раскрыть сенсационное преступление.

Одним осенним утром жильцы двухкомнатной квартиры в пятиэтажном доме обнаружили, что с потолка в их жилище капает горячая вода. Они пошли к соседям сверху, чтобы пожаловаться, но им никто не открыл. "В нашем доме подобное — не редкость, — поясняет хозяйка квартиры Ирина (имя изменено, прим.ред.). — Понимаете, здесь живут как очень богатые люди, вон, например, Михайлов (фамилия изменена) из соседнего подъезда даже установил себе ванну из натурального мрамора; так и очень бедные, у кого нет денег исправить даже вопиющие неполадки. Поэтому мы бы, в общем, и разобрались бы по-соседски, без привлечения милиции, если бы не запах. Ужасающий запах!"

Когда мы попали в этот дом, мы вообще не поняли, как там жили люди. Вонь стояла ужасающая: ни резкое формальдегидное зловоние, ни какие-то пряности не смогли замаскировать запаха разложения. Помимо милиции, на место приехал человек, уверяющий, что он вот уже год искал пропавших жену и дочь и наконец нашел. Нам удалось взять у него интервью, но он пожелал, чтобы его фамилия осталась неизвестной.

Но стоит излагать эту леденящую кровь историю по порядку.

Полтора года назад под колесами "Мерседеса" погибли Елена и Алиса Козловы — жена и десятилетняя дочь учителя химии Козлова Алексея. Что характерно, виновный в ужасной трагедии так и не понес заслуженного наказания. А несчастный Алексей со смертью дочери смириться так и не смог и, вопреки настояниям матери, Козловой Ольги, эксгумировал девочку и принес ее домой. Впоследствии Козловой удалось тайно, не предавая дело огласке, перезахоронить тело внучки, но вскоре после этого она поступила в Городскую клиническую больницу с инсультом. Козлов исправно посещал мать, по словам лечащего врача, неукоснительно соблюдал все рекомендации. А после, после выписки, нанял Ольге Козловой сиделку с медицинским образованием.

Дальше в расследовании невероятной истории нам на помощь пришел упомянутый выше гражданин N. Он сообщил, что его жена, Татьяна (имя изменено), фельдшер по образованию, нанялась сиделкой к гражданке Козловой. До этого у женщины уже был подобный опыт работы. Часто она брала с собой на работу их общую дочь, одиннадцатилетнюю Настю (имя изменено). Однажды Татьяна с Настей пропали. Гражданин N сообщил, что он беседовал с Козловым, и тот и оказал живое участие в поиске, и даже оказал ему посильную психологическую поддержку. Конечно, остается открытым вопрос, почему уже тогда милиция не удосужилась проверить квартиру Козлова, но, похоже, надеяться на правосудие в наше время не приходится (наши корреспонденты в данной серии статей уже писали про другие вопиющие случаи, когда отказывали в возбуждении дела за якобы отсутствием состава преступления. Этот случай, конечно, пополнит череду ужасающих ошибок наших правоохранителей).

Судя по отчетам судебных медиков и данным милиции, именно тогда Козлов убил собственную мать, а также Татьяну и Настю, обколол их формалином, к которому имел беспрепятственный доступ в связи с тем, что работал учителем химии, и также обработал тела иными бальзамирующими составами и жил с ними в квартире, как с семьей. Мы спросили соседей, неужели они не замечали за Козловым странностей, но что те характеризовали его как человека во всех отношениях положительного, отмечали, что он часто покупает кукол, но сочли это проявлением сентиментальности.

Свет на то, что творилось за закрытыми дверями, удалось пролить только благодаря лопнувшему радиатору отопления. Тогда квартиру вскрыли, пригласили на опознание гражданина N. А.Козлов был задержан и по результатам расследования и психиатрической экспертизы признан невменяемым. Теперь Козлов находится на принудительном лечении в психиатрической лечебнице.

Я оторвался от газеты и огляделся — кажется, никто не заметил, чем я занимаюсь. Теперь я все понял. Этот гражданин N тронулся умом, проник в мою квартиру и убил всю мою семью. Зачем-то наврал о том, что знал меня и что его жена обихаживала мою мать. Подумать только — он убил мою Алису только потому, что погибла его Настя! Какая дикость! А эта Настя наверняка была обычной бестолковой современной девчонкой, любила эти ужасные жвачки, мерзких лизунов и развратных Барби... Не то что моя Алиса...

Мой разум прояснился. Я знал, что мне предстоит сделать. Это, конечно, будет непросто. Непросто выйти отсюда, непросто найти этого гражданина N — тем более, в газете написали, что фамилия неизвестна. Но я помнил его лицо. А это означало одно: он обязательно поплатится за то, что сделал с моей семьей.

Я спрятал газету под матрас и лег. Мне предстояло придумать грандиозный план мести. И я не имел права на ошибку.