За спиной (джен)

В небе Восточной Столицы собирались тучи.

Славный, древний город! Причудливое кружево старых узких улочек и ровные линии больших дорог, домишки-карлики, помнившие ещё Первого Дракона и горделиво горящие рядами окон высотки... и женщина в белом, стоящая на самом краю нависшего над Столицей утёса, замершая, будто птица, не зная, лететь ей или упасть.

Сонно, мечтательно улыбаясь, она развела в стороны руки, запрокинула голову. Предгрозовой ветер сорвал с её головы белый плат, развеял чёрные волосы. Забили, захлопали на ветру длинные широкие рукава.

Первые, робкие ещё капли дождя упали ей на лицо, прочертили дорожки в белом придворном гриме.

Миг — другой — третий — и, грохоча едва ли не громче самого грома, ринулись с небес потоки летнего ливня.

Женщина расхохоталась.

Она стояла под дождём, совершенно мокрая, совсем некрасивая — без нарисованных бровей, без алой помады и жемчужных белил, смуглая и черноволосая и черноглазая — и смеялась так, словно это был лучший день в её жизни.

Она видела то, чего не видят другие.

Для них — буде кто-нибудь проснулся бы в этот ранний час и выглянул на улицу под серые струи дождя — в небесах бушевал дракон. Сверкал синей чешуёй в свете молний, звенел медными перьями... приезжий, может быть, даже ужаснулся бы, прочитал короткую молитву.

А горожане уже привыкли.

Восточная Столица, Город Дракона, предпочитала не обращать на него внимание.

У них была своя жизнь: работа и отдых, семьи и веселье, государева служба и корпоративная солидарность, храмы и новостройки. Драконы в неё не вписывались, они выбивались из повседневности, они мешали жить, как живётся.

Если слишком долго думать о драконах, можно начать поднимать голову и смотреть вверх.

А так недолго и ещё о чём вспомнить.

Вот хотя бы, о змеях.

Если поднять голову и смотреть достаточно долго, о них сложно не вспомнить — вот ведь он, великий чёрный змей древности: его уродливая башка нависает над городом, тёмные крылья, кожистые и уродливые, как у летучей мыши, тщатся его обнять. Так и лежит, каменный, и каменный его хребет тянется дальше и дальше, до самой Башни-Шипа на границе Северного Царства.

И лежать ему вечно — отвергнутому небом, не принятому землёй — пока не придёт срок снова сразиться с некогда повергнувшей его царственной звездой.

И так мысли о драконах привели бы горожанина к мысли о звёздах.

Вначале, конечно, о той единственной, что имеет значение. О государевом предке, владыке полумира, сошедшем с небес ради того, чтобы и всё такое. Но ведь потом можно задуматься о звёздах вообще, и о той, кто поёт для звёзд, и о солнце, и о луне...

Жители Восточной Столицы предпочитали не поднимать взгляд и не думать о драконах.

Но она — она думала.

С детства она чаще смотрела вверх, чем вниз, и чаще читала о древних героях, чем о последних новостях.

Чудачка? Что ж, она могла себе это позволить, государевым фавориткам можно многое, что запрещено простым смертным. Её за то во дворец и взяли — не то циркачку, не то артистку — что не такая, как все. Правда, даже ей нельзя было сбегать на Змееву Голову только ради того, чтобы смеяться под дождём, обнимать и целовать его струи.

Но сегодня — и она это знала — был особый день.

Сегодня можно было всё.

Лёгкая, как птица, она спорхнула с утёса — и крепкие, сильные руки подхватили её.

Они стояли напротив друг друга — женщина и мужчина, она в белом, он в синем — и сколько радости было в её лице, столько печали было в его. На других краях земли города и сёла горели, проваливались сквозь землю, рушились под ударами бури. Вокруг них, и над ними, и под ними — хлестал ливень.

Всё ещё улыбаясь, она склонила голову ему на грудь, в которой не билось сердца. У богов не бывает сердец — а может быть, только у драконов, это не имело значения в тот миг, когда двое обнимались посреди неба.

А потом он опустил её на землю и унёсся ввысь, клекотом отзываясь на удары грома.

Улицы — сейчас больше похожие на бурные ручьи — были пустынны.

Ни человека, ни зверя, только женщина в белом, бредущая против течения куда-то в сторону дворца, навстречу скрытому за тучами рассвету.

Она по-прежнему улыбалась, теперь печально и таинственно.

Ей виделись прекрасные персиковые сады Юга, пожираемые огнём, и сиреневые рощи Запада, вырванные с корнем, и она вспоминала сказку о том, как некий юноша променял на персик своё бессмертие и о розе песков, что цветёт лишь один день. Она смотрела, как величественные дворцы Севера становятся грудами развалин и думала о детях Луны и о прекрасных, печальных статуях забытых героев, что порой встают из высокой степной травы.

Всё вокруг задрожало, и женщина едва устояла на ногах.

У неё за спиной, поразительно бесшумный, развернул свои занемевшие крылья, повёл длинной шеей каменный змей.

Она улыбалась.

Ступенька за ступенькой она поднималась по лестнице, ведущей к воротам дворца.

За её спиной неловко топтался проснувшийся змей, равно стирая в пыль то, что стояло веками и что достроили лишь вчера. За её спиной — тоже по лестнице, ступень за ступенью — поднималась вода, размывая величественные древние стены. За её спиной плакал Дракон, но она шла, вперёд и вверх.

Она не оглядывалась.

Пусть чудачка, пусть циркачка, пусть мечтательница — она была человеком, и если людям было суждено познать ярость забытого ими мира, пусть будет так. В миг этой ярости она выбрала быть среди них, во дворце, который захлебнётся в грязи селевого потока, как до того захлёбывался в грязи своих пороков.

Она не оглядывалась.

В этом не было нужды — прямо перед ней, словно бумажный, осел императорский дворец, и на месте блистательных павильонов и благоуханных клумб закрутились водовороты.

Лестница заканчивалась.

Заканчивался дождь.

Из разрыва меж облаков навстречу ей ударил свет — белый, слепящий свет — и она увидела рыжее солнце, поднимающееся из вод.

— Госпожа, вам, наверное, неуютно так? — сказал голос у неё за спиной.

Это был мальчик, совсем маленький мальчик. В руках у него было два красных зонта, какие носят весёлые девицы.

Благодарно поклонившись, она приняла один у него из рук и развернулась, снова глядя в рассвет, отгородившись красной тонкой тканью от того, что за спиной.

Она не увидела, как мальчик своим зонтом ударил древнего змея, и тот рассыпался в прах.