Так и надо (джен)

Каждый раз, когда слышал о Пожирателях смерти, я думал именно это. Так им и надо.

Я не мог видеть в них людей: отцов, братьев, сыновей. Меня растили в убеждении, что враги сами виноваты во всём, что с ними случилось, сами выбрали такую судьбу, и я не сомневался, что всё правильно. И в Хогвартсе это не изменилось. Я не знал, каков Малфой на самом деле, и мне было наплевать, ведь он был сыном Пожирателя смерти, а значит, не должен был вообще дышать тем же воздухом, которым дышим мы.

Когда Гермиона в первый раз заговорила о суровости наказания, к которому приговорили Пожирателей смерти, я рассмеялся ей в лицо. Кричал, что она глупая маггла, если не понимает, что они заслужили именно то, что получили, а будь моя воля, я бы обошёлся с ними ещё строже. Что для них Гермиона вообще не человек, и что она просто дура, если сочувствует им… Потом мы, конечно, помирились, я забыл об этом, а вот Гермиона помнила.

И вскоре я застал их с Гарри за разговором об Азкабане, и лучший друг поддерживал Гермиону, тоже считая тюремные условия бесчеловечными. И снова я кричал, что они оба просто ничего не понимают, что не могут считаться полноценными магами, если действительно жалеют этих выродков. Что они просто не знают, каково всем пришлось в те годы, что родители Гарри погибли как раз из-за того, что Пожирателей не могли поймать и засадить в Азкабан. Напоминал, как мы сражались в Отделе тайн, просил задуматься, не лучше бы было, если бы их сразу казнили…

Гарри тогда поставил меня на место аргументом с невиновностью Сириуса, и я замолчал, но мнения своего не изменил. Лучше посадить невиновного, чем позволить виновным гулять на свободе и продолжать творить ужасные дела. Взглянув на упрямые лица друзей, я понял, что они никогда не поймут меня, и решил больше не говорить на эту тему.

Пожиратели смерти не заслуживали жизни. Они были врагами и потому должны были быть уничтожены все. Отцы, братья, сыновья — нужно было под корень вырезать всю эту заразу.

После смерти Гарри наше поражение стало вопросом времени. Не успели мы оплакать Фреда, как пришла новая беда — Билл получил проклятие и медленно угас на руках матери. Возвращаясь с похорон, мы попали в западню, из которой не все смогли вырваться, но теперь мы даже не смогли похоронить маму и Чарли — их тела так и сгорели в Норе.

Мы прятались в палатке, которую Гермиона так и таскала в сумочке, пытались выжить, оказать сопротивление, но лишь теряли близких. Отец погиб через три дня, когда пытался связаться с Кингсли. В конце недели Джордж, так и не пришедший в себя после смерти Фреда, вместе с Гермионой был убит в Косом переулке, куда они отправились за зельями для нас с Перси, но об этом мы узнали слишком поздно — когда палатку окружили, а нас выволокли под ноги Пожирателям.

Перси тут же сдался, моля о пощаде, а я бросился на врагов несмотря на раны — лучше погибнуть сражаясь, чем…

Очнулся, когда вокруг было темно. Надежды, что всё плохое мне просто приснилось, не было, — боль полыхала внутри. Кое-как встал, огляделся, и понял, что лучше бы погиб. Я находился в камере, а могильный холод недвусмысленно указывал, что это Азкабан. Накатило отчаяние. Вся семья погибла, как и друзья, и зачем жить дальше было непонятно.

За мной пришли через несколько дней.

Вывели в коридор, без тычков и оскорблений доставили в Министерство.

Посреди большого помещения, обрамлённого рядами кресел для зрителей, стояли простые лавки, занятые двумя десятками незнакомых мне магов. При моём появлении некоторые повернулись, другие остались безучастными. На всех лицах читалась обречённость. Меня усадили с краю; следующие полчаса народ прибывал, пока все места рядом со мной не заполнились, и тогда через другую дверь в зал вошли судьи.

Не знаю, чего я ждал. Все молчали. Охранники смотрели внимательно, но не проявляли не то что агрессии, даже злости на их лицах не было.

Последним вошёл Волдеморт, и во мне вспыхнула ненависть.

Хоть и понимал неизбежность конца, к смерти я не был готов, а между тем зачем ещё нас всех могли сюда привести?..

Волдеморт вещал о мире, призывал отказаться от заблуждений, которыми набиты наши головы, предлагал жизнь в обмен на ненависть. Я не верил ни единому его слову и просто ждал смерти.

Когда он замолчал, перед сидящими посреди зала заключёнными встали Пожиратели и направили на нас палочки. Я закрыл глаза…

Но я ошибся.

Нас не убили. Лишь заколдовали неизвестными чарами, которые не позволяли применять атакующие заклинания, обжигали при мыслях о мести и могли остановить сердце при попытке месть осуществить.

Цепи спали, и Волдеморт, глядя на нас со странной жалостью, сказал:

— Вы свободны. Не потратьте второй шанс впустую.

Так им и надо, говорил я всю жизнь, отказывая врагам в праве жить просто потому, что они были врагами. Кажется, судьба решила пошутить и поставить меня в зеркальную ситуацию. И враги оказались лучше меня. Тёмный Лорд проявил милосердие, которого не было в моём благородном гриффиндорском сердце.