Мораль функционирования (джен)

Вы, господин, в ослепительно-белой рубашке!

Где вы были? Когда в страшной пасти сырого подвала

Мой отец умирал, захлебнувшись смертельно кровавым кашлем

И, не в силах от страха вскрикнуть, моя мать отупело молчала,

Где вы были? Когда дети трущоб своё детство в гнилье хоронили

И счастье, зашитое в рваный саван, зарывали в общих могилах,

Где вы были? Где вы были?

Александр Градский, "Стадион", действие 1, картина 1.

Киберкот внимательно исследовал очередную свалку в целях поживиться. Обстановка была спокойной, во всяком случае, конкурентов он пока тут не повстречал. Исцарапанная броня и повреждённый окуляр были подтверждением тому, что не всегда в борьбе за добычу небольшое существо одерживало верх над собратьями. Локаторы были не в лучшем состоянии, но хотя бы работали исправно. Вот и сейчас они засекли посторонний шум: на свалку кто-то зашёл, и явно не один. Шаги были тяжелы для конкурентов или известных врагов. Во всяком случае, проверить не помешает.

Осторожно и быстро ступая, он перемещался к источнику шума. Наконец, взору его предстали две фем, двигавшиеся в сторону его поисков. Большая и меньшая, тёмно-зелёная и тёмно-серая. Броня обеих тускла и шероховата, поскрипывают сочленения, что здесь совсем-таки не удивительно. И видно, что большая ведёт за собой меньшую, причём делает это не явно, просто идёт, не оглядываясь, словно не сомневаясь, что меньшая никуда не денется. Малые процессорные мощности не позволяли киберкоту строить сложные логические конструкции, но общую картину рисунков полей и явно видимые эмоции он считывать мог и делать кое-какие выводы на основании полученной информации — тоже, как, впрочем, и его сородичи.

Поля тёмно-зелёной могли быть охарактеризованы понятиями самоуверенности, спеси и в то же время — озабоченности и опасения. Поля и фейсплэйт тёмно-серой, меньшей, говорили об обречённости и застарелых боли и отчаянии, потускневших за долгое время, но никуда так и не девшихся.

Они шли, и киберкот, стараясь не выдать себя, двигался вслед за ними. В конце концов, ему тоже было не чуждо любопытство. Наконец, трансформеры остановились. Большая начала, обращаясь к меньшей:

— Ты знаешь, кем был твой партнёр?

Недолгое молчание, и тёмно-серая отвечает.

— Знаю.

— Он работал в архиве Иниона.

— Знаю, — уже проявляет нетерпение меньшая колёсная.

— Он был настоящим учёным... Да будет он заступником нашим перед Праймусом.

Молчание. Поля тёмно-зелёной обозначают её удивление. Слова — подтверждают:

— Ты молчишь?

— А что говорить? — ответствуют ей.

— Пусть, говорю, он заступится за нас, слышишь?

— Слышу.

— Так что скажешь на это?

— Скажу, что он не заступился.

Молчание. Киберкоту неведомо, что мех, погибнув в пожаре, уничтожившем Инион⁽¹⁾, оставил свою партнёршу одну с тремя спарками. Что она не заключала союз с другим партнёром, что работала на себя и на бэт, г.но не было ей удачи ни в чём. Впрочем, часть этого выясняется из дальнейшей беседы двух фем:

— А знаешь, почему? — прерывает молчание тёмно-зелёная.

— И почему же?

— Это потому, что ты неблагочестива.

Тёмно-серая вскинулась.

— Я-а неблагочестива?!

Её удержали за манипулятор.

— Неблагочестива. Я ведь недаром привела тебя за город, сюда, где меньше всего лишних... Неблагочестива, ведь дани и вдова благочестивого партнёра должна...

Статика тёмно-серой прерывает эту тираду. Наконец, проскакивают слова. Три слова, как три удара энергохлыста:

— Что — она — должна?

— Должна быть лучше всех, внимательнее всех следить за своими бэтами и ревностней всех соблюдать Заветы Праймуса.

Оптика тёмно-серой потемнела, и та выдернула свой манипулятор из манипулятора тёмно-зелёной. Было явно обозначено глухое раздражение, слишком долго удерживаемое и теперь грозившее перерасти в неконтролируемую вспышку. Это было слишком очевидно даже для тёмно-зелёной, так что та поспешила добавить:

— Ты знаешь ведь, я твоя верная подруга, но правду сказать тебе должна, ответ буду должна держать перед Праймусом. Коротко и ясно: по окончании вчерашнего орна, возвращаясь к себе в отсек, видела у терминала твою среднюю...

— Одну?

— В том и дело, что нет!

— С кем?

— А я знаю? Броня гладкая, наполированная... Целовал её... Она смеялась и ела крии, явно им купленные...

— Я знаю это, — тусклым голосом отозвалась тёмно-серая. — И это не в первый раз.

Возмущению тёмно-зелёной не было предела.

— Как?! И ты спокойно говоришь об этом? Он что, её партнёр?

— Нет.

— Нет?! И ты... молчала?

Большая колёсная не знала, как реагировать. У неё просто не было слов. А тёмно-серая, меньшая, была слишком спокойна. Но только на вид. Потому что в следующий клик она схватила большую за манипулятор и устремила взор прямо в её окуляры.

— А теперь слушай, что я буду говорить. Слушай же внимательно, и только Праймус будет тому свидетелем. Когда мой партнёр погиб в пожаре Иниона...

— Он воссоединился со Всеискрой... — не унималась большая колёсная, всё ещё слишком поглощённая свалившейся неожиданной информацией.

— Соединился, не соединился — что ж с того? Его более-менее целые остатки всё равно пустили на запчасти, а остальное — на переплавку, — горько ответствовала ей меньшая колёсная.

— Как ты можешь так говорить? — не скрыла удивления тёмно-зелёная.

— Не я говорю — боль моей искры говорит.... Так вот, он оставил трёх спарков, фемлингов. Старшая была самой красивой в городе...

— И теперь?..

— А теперь она — тень тени своей. Но тогда она сияла, подобно светилу, светящему над этой планетой!.. И я была вдовой благочестивого меха, я берегла её пуще искры своей, и знала, что в нынешние времена шляются... проходимцы всякие. Я её берегла, стерегла, взора не спускала, из кварты ни на миг одну не отпускала, и всё ей нотации с моралью читала...

— Ну и хорошо! — уверенно промолвила тёмно-зелёная.

— Ещё бы хорошо.... — горькая усмешка отразилась на фейсплэйте тёмно-серой. — Поди-ка глянь, как она теперь выглядит! Да, она выросла честной и благочестивой, давно уже получила взрослый статус, но она одна и уже обречена быть одна. Броня тусклая, окуляры тусклые, дентопластины вечно сжатые. Хотя окуляры её загораются часто, но горит в них тогда злоба, ненависть, словно в Плавильни глядишь... и знаешь, ты, знаешь, кого эти окуляры ненавидят? кого в оффлайновых симуляциях проклинает она?!

— Кого?..

— Меня, свою дани!

— Что ты говоришь такое? За что?!

— Она, возможно, сама не знает, за что. Но я-то, я, её дани, я искрой чувствую, я знаю: я стала между нею и остальным миром, я, как бы это сказать поточнее, застила от неё свет и тепло... Я размышляла об этом многие джооры, отведённые на оффлайн, пока не поняла это окончательно. Она должна меня ненавидеть, каждый атом её меня ненавидит! А ещё она ненавидит своих сестёр, они моложе её и красивее!

Меньшая колёсная умолкает, а большая не может поверить услышанному. Она услышала о чём-то переходящим все границы ужаса, что-то худшее, чем недееспособность, чем дезактив... Но шлак, Праймус, так должно быть!

— Младшую я уж дома не держала, — тёмно-серая продолжает. Голос практически сливается со статикой, поля можно охарактеризовать понятиями горечи, безнадёжности, безысходности.

— Я тогда достаточно возмущалась: бэта учёного — в обслуге! — вспоминает тёмно-зелёная.

— И она была кроткой, честной бэтой, позволяла полностью руководить собой...

Голос меньшей колёсной опять забила статика. Даже киберкоту стало как-то нехорошо, что уж говорить о тёмно-зелёной, которая пролепетала:

— Упаси Праймус, ты говоришь о ней, как о дезактиве!

На что тут же получила ответ. И лучше б не спрашивала:

— А она и есть почти что дезактив! Ты думаешь, она может вести полноценный актив после того, что с ней произошло? Она накопила малость уников, а партнёра привела ей я. Она лила омыватель, не желала его, он был слишком груб, прост для неё. Но скажи, какой учёный вступит в связь с... не с рабочими, а с теми, кто даже ниже, да при таком мизере средств? Я благодарила Праймуса — торгаш так торгаш, да и шарк с ним! Ну, так он жил с ней ворн, отнял у неё уники, психическое и физическое здоровье, а по прошествии ворна — смылся, только его и видели! А у меня нет средств не то что на парадронские и турхулонские клиники, у меня и на простые-то нет!..

Большая колёсная ошеломлённо молчала. Расширенными окулярами на всё это действо смотрел со своей позиции киберкот. А тёмно-серая продолжала, но уже гораздо тише:

— Как прихожу домой, она ластится ко мне, как киберкотёнок, жмётся ко мне, и, даже уходя оффлайн, не перестаёт лить омыватель. И знаешь, ты, знаешь, на кого льёт?

— На торгаша того, да сотрётся он из банков памяти! — уже всерьёз негодовала тёмно-зелёная.

— Нет, не на него, — очень тихо, то и дело прерываемый статикой, прозвучал ответ тёмно-серой. — На меня. А мне этот омыватель горше брызг расплава Плавилен... Он падает мне не на честплэйт — на искру, отравляя её горше тёмного энергона...

В наступившем молчании киберкот приблизился к говорившим совсем близко. И тут поле большей колёсной встрепенулось, обозначив её решимость довести разговор до логического конца, перейдя от отступлений к сути.

— Н-ну так что?

В ответ застарелая боль и отчаяние меньшей колёсной сформировались в упрямую, непробиваемую решимость. Тёмно-серая подняла взгляд и резко уставилась прямо в окуляры большей колёсной, так, что та невольно вздрогнула. И выдернула на всякий случай свой манипулятор из манипулятора тёмно-серой.

— А вот что. Я — решила. Решила, — повторила меньшая колёсная, не давая возразить большей и распаляясь с каждым словом. — Что... будет... так. Что пусть уж моя третья бэта ведёт актив так, как сама того пожелает. Она работает на фабрике три четверти каждого орна? Пусть. Она едва зарабатывает на слабозаряженный? Пусть. Ей хочется крии? Пусть ест их. Ей хочется смеяться, баловаться, целоваться? Пусть! Слышишь, ты, — пусть! Сделать из неё тень самоё себя в угоду кому-то — нет! Заставить тем самым её лить омыватель и ненавидеть меня? — нет! Нет!

— А что скажут другие? — кричит тёмно-зелёная в неподдельном испуге. — Что скажут они?

Всполох полей тёмно-серой достигает уже киберкота, и он не в силах пошевелиться, всплеск эмоций парализует его; он вынужден лишь наблюдать во все окуляры за происходящим, хотя искра его мечется по камере, не находя места.

— Пусть эти другие прежде всего имеют сострадание к бедным сиротам и не помыкают ими, как беспроцессорными дронами! Пусть у этих других будут искры, а не только моторные отсеки, и пусть они не ведут себя, как террорконы, готовые опустошить любого, кто слабее!

Тишина. Оптика обеих фем полыхает так, что, будь у них возможности — аннигилировали бы друг друга одним лишь только взглядом. Но большую колёсную выдаёт её страх, вырвавшийся во вскрике:

— Ты не можешь говорить всего этого! Праймус, Праймус покарает!

Следующим всполохом энергополей меньшей колёсной киберкота попросту сносит с места, всё его сознание захватил исконный, первобытный ужас; вскочив на все четыре лапы, киберкот помчался прочь, подальше от этого страшного места, уже не видя, что меньшая колёсная повернула фейсплейт вверх и воздела манипуляторы к небу. Зато вслед ему донёсся последовавший за всполохом огласивший окрестности её вопль:

— Нет, он накажет кого-нибудь другого! Другого!..

1) Отсылка к пожару в Институте научной информации по общественным наукам РАН, уничтожившему огромную часть фондов. См., например: https://snob.ru/selected/entry/87232/

Вернуться к тексту