Во всём виноват Волдеморт (джен)

С начала каникул после третьего курса Гарри почти каждую ночь снились ужасно реалистичные сны, после которых он просыпался разбитым и глубоко несчастным.

Пока жил на Тисовой, до этого никому не было дела, а вот после попадания в Нору и позже, в Хогвартсе, — скрывать ночную беспокойность стало невозможно. Как Гарри ни старался, то будил Рона невнятным бормотанием и всхлипываниями, то скрипом кровати, в которой вертелся как уж на сковородке. Однако на все вопросы лишь отводил глаза да мямлил «просто приснилось».

Он даже выучил заглушающие чары, но те не держались всю ночь и часам к четырём-пяти утра исчезали, и снова Рон тряс его за плечо, спрашивая, в порядке ли он, и сам же и отвечая, что явно не в порядке.

Жаловаться на расстройство сна Гарри даже не приходило в голову, как не мог он предположить и то, что Рон станет обсуждать его ночную жизнь с кем-то, кроме него самого, а потому вопросы сначала Гермионы, потом Сириуса, а затем и самого Дамблдора очень неприятно удивили.

Смущаясь, он неловко мямлил, что всё в порядке, но никто не хотел его слышать. Раз за разом повторял, что это вовсе не кошмары, но ему не верили. Гарри не мог говорить об этом — это было слишком… личное, сокровенное, не предназначенное для чужих глаз и ушей, но на него всё давили и давили, прося поделиться, убеждая, что ему станет легче, если он расскажет, намекая, что это могут быть не сны, а видения, информация из которых пригодится Ордену в борьбе против Волдеморта.

И переубедить настойчиво выпытывающих правду магов не удавалось. Но имя врага заставило Гарри задуматься. Ему не приходило в голову связать сны с возвращением своего врага.

В очередной раз просыпаясь с заплаканным лицом и зудящим шрамом, Гарри уходил из гриффиндорской спальни и слонялся по школе, прокручивая в уме сны. Мог ли Волдеморт показывать ему родителей? Мог ли насылать на него видения, в которых Лили с Джеймсом учили сына ходить? Где держали его за руки во время прогулок по Косому переулку? Где мама читала ему сказку и целовала перед сном? Где папа сажал на метлу перед собой и взмывал в небо? Где были тихие семейные трапезы и вечера перед камином? Где он, Гарри, заливисто смеялся, счастливо улыбался и имел двух любящих родителей?

Волдеморту не нужно было насылать на него видения, чтобы сделать несчастным. Частью разума Гарри даже во сне понимал, что как бы ни был реалистичен сон — он нереален. И потому отчаянно сопротивлялся пробуждению, потому рыдал от разочарования, потому просыпался разбитым и в разы более несчастным, чем засыпал накануне вечером.

Пусть все считали, что виноват Волдеморт — в некоторой степени это было даже справедливо: именно из-за него для Гарри простые радости жизни были недоступны, — переубеждать он никого не собирался.

Было немного жаль, что он ничем не может помочь Ордену, но отказываться от этих снов и напрашиваться на кошмары?..

Эти осколки параллельной реальности были единственным хорошим, что у него было, единственной возможностью почувствовать себя сыном, увидеть родителей, услышать их голоса, и пусть осознание недостижимости этого делало его несчастным, Гарри не мог, не хотел, не собирался от них отказываться. Он будет смотреть эти сны столько, сколько сможет, и пусть хоть весь мир винит в его слезах Волдеморта.