Нэй. Сердце Принца (гет)

25 сентября (ос) 1440 года от Пришествия Скирии.

Вне Мальвинора.

Вечер.

Королевский район.

Дорожный Дворец.

Дорожный Дворец располагался в нескольких верстах от Мальвинора. Именно от самого города с его пригородами, уже не закрытыми стенами.

Располагался он в так называемом Королевском районе, на берегу Мальвы. Точнее, от Дворца до берега — вымощенной камнем набережной и пристани — было ярдов двести. То есть тут не было никаких пляжей и зон отдыха, только камень, фонари и охрана, старающаяся не показываться на глаза своим подопечным. Впрочем, вечерняя прогулка под луной была довольно приятным времяпрепровождением, которым пользовались все временные постояльцы Дорожного Дворца.

Сам Дорожный Дворец представлял из себя довольно огромное двухэтажное, девятигранное здание с не менее огромным круглым внутренним двором, укрытым от непогоды гигантским стеклянным куполом. И, как в доме Нэя, тут так же существовала центральная столовая, именно под этим куполом, где время от времени обедали все гости Дорожного Дворца.

Нэю и его гостям — Сэму и Элли — досталась вторая грань Дворца, расположенная под небольшим углом к набережной. Артур заселился в третьей в полном одиночестве, но уже в первый же час, появился в грани Нэя с одеялом и подушкой в руках, заявив, что одному ему скучно и что он займет одну из гостевых спален, которых в каждой грани было пять, не считая, конечно, огромных апартаментов временного хозяина грани.

Как и все грани, вторая имела свой отдельный вход и соединялась с другими — третьей и первой — уже во внутренних покоях. Впрочем, на этих входах после того, как Нэй вместе с друзьями занял апартаменты и появился Артур, майором ди Трихшем, командиром первой роты Секретной службы, были выставлены посты. И без его согласия или без согласия Нэя или Артура во вторую грань не мог проникнуть никто из посторонних и даже из гостей Дворца.

Как и во всех других гранях, здесь первый этаж занимали хозяйственные помещения, отдельная кухня, жилые комнаты для прислуги. А второй этаж был полностью в распоряжении высокородных гостей. Несколько роскошных, но все-таки стандартных апартаментов для временного хозяина; как уже было сказано, пять гостевых спален; внутренняя столовая, бассейн. Небольшая библиотека, если вдруг захочется почитать. Все чисто, мило, шикарно. Особенно Нэю понравилась огромная кровать-аэродром, на которой можно было просто заблудиться или потерять друг друга, ну, или спрятаться.

Или…

Когда уж ночь начнется?

Как уже было сказано выше, грань имела торцевые входы-выходы, соединявшие соответственно вторую грань с первой и третьей, которые всё время проживания Нэя в Дорожном Дворце стояли пустыми. Ну, относительно. Артур посещал свою грань, только чтобы переодеться или искупаться в бассейне, а так все четыре дня, что они жили в Дорожном дворце, находился и спал в грани Нэя.

Был еще стандартный выход в круглый коридор, оказавшийся картинной галереей, а уже из нее можно было выйти на круглый балкон, расположенный по окружности внутреннего двора-оранжереи.

Сама оранжерея была прекрасной, соединяя в себе множество вечнозеленых растений, и не боялась непогоды из-за инженерно-магического чудо-купола. Также с балкона можно было увидеть и девятигранный флигель, в котором и находилась общая столовая Дорожного Дворца. И спуститься к нему, если возникала такая охота или просто желание прогуляться по оранжерее.

Прибыли во Дворец около четырех часов дня. Пока расположились, смыли дорожную пыль, наступило время ужина, тут он подавался в семь вечера. Все было накрыто очень быстро и аппетитно, при этом четко исполнились все предпочтения постояльцев второй и третьей грани, то есть Нэя, его гостей и Артура. Интересно, кого они опрашивали, чтобы так подфартить гостям? Понятно, что о Нэе рассказал Артур, в Мальвиноре в хороших ресторанчиках и трактирах они провели не один час, а как выяснили предпочтения его друзей? И вообще, почему нельзя напрямую задать вопросы и получить ответы? Впрочем, главное, что всем все понравилось.

Теперь сон?

Оказалось, нет. Появился молодой парнишка в дорогой золотой ливрее и предложил гостям второй грани совершить экскурсию по картинной галерее. Как сказал парнишка, которого, к слову, звали Нолс, мало кто отказывался от похода по галерее, но если высокородные господа не хотят, то он настаивать не будет. Ко всему прочему, господа будут в галерее одни, так как все прибывшие до них уже посетили столь удивительное собрание портретов, что придаст их экскурсии спокойное течение, без ожидания и нервотрепки, какая была сегодня днем.

Артур махнул рукой и сказал, что пойдет спать. Он уже насмотрелся на эти портреты до такой степени, что смотреть уже не мог на некоторые узнаваемые физиономии в жизни. Нэй же, в свою очередь, отказываться не стал и отправился поглазеть на эти портреты, вот именно так он и сказал — поглазеть, с Элли и Сэмом, которые решили составить ему компанию. Ведь Нолс предложил эту экскурсию всем.

Прекрасное освещение, великолепные портреты, большинство из которых в полный рост; впрочем, имена большинства которых Нэю ничего пока не говорили. Было любопытно, но не более того.

Так они прошли очередной экспонат, Нолс проговорил имя на портрете — Принц Крови Норвик-Отон вис Тирен Лонгбарди.

Надменный взгляд, немного истеричные глаза, тонкие плотно сжатые губы, немного растрепанная шевелюра. И нос прямой, как у всех Лонгбардов — главное, что не как у Габсбургов, символ не вырождения, а как раз полноты крови. Нэй даже свой нос потрогал, ну, почти похож, и уже сделал шаг к следующему портрету, как взгляд его зацепился за…

За лепестки!

Вот ни у кого на портретах не было на поясе кошелька. А уже прошли картин пятьдесят — пятьсот шесть шагов прошли. А тут кошель на поясе, как специально в глаза бросается.

— Чтоб тебя! — Нэй остановился и сделал шаг назад. Уперся взглядом в кошель. — Чтоб тебя! — еще раз повторил он, и уже Сэму: — Сэм, подними-ка меня!

Орч про «летать» ничего не сказал, просто протянул ладонь, на которую Нэй встал и уже так был поднят на уровень портрета, его лица.

Их глаза встретились, и Нэй мог бы поклясться…

Нет, показалось…

— Вот и встретились, — секунд десять прошло. — Опускай!

Нэй спрыгнул с ладони, подошел к портрету и хлопнул уже своей ладонью по кошелю:

— Вот с этого кошелька все и началось шестнадцать лет назад! Именно его я встретил в Аркете, ну, а потом все и закружилось! В ритме танго.

— Шестнадцать лет назад? — переспросил Нолс.

— Да, — Нэй замотал головой.

— Простите, Ваше Высочество, за мою настойчивость или назойливость, — голос парнишки немного дрожал. — Но шестнадцать лет назад вы не могли встретить Норвика вис Тирена в Аркете. Он просто не мог там быть, он нигде не мог быть в Каракрасе в то время, так как он погиб пятьдесят три года назад — сломал шею при падении с лошади. Говорят, был сам по себе очень истеричным и лошадь подобрал себе под стать, но в тот день они явно не нашли общий язык.

Нэй резко двинулся и в мгновение ока оказался возле гида. Рванул его стоячий воротник ливреи, порвав при этом часть пуговиц, и довольно бесцеремонно принялся осматривать шею Нолса. Тот не сопротивлялся.

— Нэй!

— У него вот тут, — Нэй указал на свою шею, — находится родинка. Как-то видел.

— Э… Нэй… У тебя самого родинка там, — проговорил Сэм, указывая на шею.

— Знаю. Но я похож на Великого Скирию? — Нэй развел руками.

— Ты АльТариш, а это…

— Молчи! — Нэй указал рукой на Сэма. И, переведя руку на испуганного Нолса, проговорил: — А ты пошел вон!

— Да… Простите… Ваше Высочество, — тот поклонился и побежал по галерее.

— Ты это чего, Нэй? — наконец заговорила Элли.

— Ненавижу! — ни к кому не обращаясь, выдохнул Нэй и резко и быстро двинулся в сторону своей грани.

Элли и Сэм переглянулись и поспешили за своим другом.

А когда вернулись в апартаменты, то нашли Нэя в спальне, в центре этой огромной кровати, уткнувшимся в подушку и хнычущим, как маленький ребенок.

Сэм тут же вышел, а Элли, не раздеваясь, даже мокасин не снимая, подобралась к Нэю, легла рядом и обняла. Он тут же уткнулся в ее грудь, но плакать не прекратил:

— Ты что, Нэй, солнце мое? — она погладила его по голове.

— Ненавижу, — хлюпая носом, проговорил он. — Он мне постоянно загадки подсовывает, а где ответы? Понимаешь, устал я от вопросов, хочу ответы!

— Так, может, вопросы и есть ответы?

— Ты думаешь? — он снова всхлипнул и посмотрел на Элли.

— Ты же ответил на вопрос, с кого все началось? — она улыбнулась.

— Ага. С зомбяка, мертвого уже в тот момент более тридцати лет!

— Ну, видимо, для чего-то это было нужно… Ему…

— Да. Нужно. Один ответ породил кучу новых вопросов.

— Смотри, голова твоя уже дымиться!

— Что? Где? — он сел и принялся хлопать себя по голове, как будто пожар тушил. Потом рассмеялся и снова упал на кровать, на льняные ее простыни. — Ты права, нечего голову забивать.

— Ты еще совсем мальчишка!

Он, прищурившись, посмотрел на Элли:

— Кто бы говорил!

— Ах ты! — она чисто наигранно замахнулась, чтобы ударить его, но он быстрперехватил ее руку, как и тело ее. Перебросил на кровать и оказался сверху. — Вьешь ты из меня веревки…

— Но вместе мы канат.

И их губы слились в прекрасном и страстном поцелуе.

* * *

26 сентября (ос) 1440 года от Пришествия Скирии.

Вне Мальвинора.

Королевский район.

Дорожный Дворец.

Утро.

Шесть часов утра, и Нэй как штык: проснулся, вскочил, надел легкий спортивный костюмчик и бегом марш.

На природу, на берег выбегать не стал, а просто в круглый коридор-галерею — и кругов так …цать, голыми пятками сверкая по удивительно чистому, явно магией убирали, и теплому полу.

Правда, понял, что завтра найдет что-нибудь более подходящее, так как стало немного не по себе, когда, пробегая возле жилых граней, видел, как офицеры, стоящие на входе — тут, как и на торцевых входах, стояла охрана — выпрямлялись по стойке смирно и отдавали честь. И так каждый раз, пока он пробегал мимо них. Видимо, подумали, что совсем эти королевские особы спятили, раз в такую рань бегают и прыгают, нет чтобы в постели поваляться, как и подобает аристократам.

Правильно думают, вон Артур явно еще спал, да и Элли он оставил зря. Секс тоже неплохо энергией заряжает.

Двадцатый круг, и домой, хватит удивлять офицеров своей непонятной пробежкой.

Впрочем, по поводу Артура Нэй оказался неправ: тот уже встал, и не просто встал, а из гостиной главных апартаментов слышался его голос, да не просто голос, а крик!

Удивительно! Это был второй случай, когда Нэй слышал, как кричит Артур, при этом, как и в прошлый раз, он не присутствовал при начале этого крика, что тоже симптоматично.

Думаете, не стал бы кричать?

И вообще: на кого он мог кричать? Вряд ли на Элли или Сэма, эти оба влепят ему тут же, чтобы не выпендривался. Слуги?

И вообще, чего он так рано встал?

Неужели привычка из Граничного Патруля осталась? Рано вставать? Ну, это когда он один спал.

Нэй слышал крик, так как все двери были нараспашку, и поэтому из предбанника, как он назвал небольшую караулку, где и находился на дежурстве офицер — сегодня до восьми утра на этом посту дежурил, кажется, лейтенант, маркиз ди Бирс, Нэю представляли всех офицеров, которые по ордеру будут дежурить на входах его грани — все прекрасно было слышно.

— Что это с ним? — спросил Нэй дежурного.

Тот выпрямился во фрунт и проговорил почти шепотом:

— Не могу знать, Ваше Высочество!

Нэй усмехнулся на этот шепот — ну да, еще бы офицеру во все командное горло что-нибудь сказать, будет вообще полный ор — и наконец прошел в гостиную грани.

Да, Артур ругался не на Элли и не на Сэма, их вообще не было в комнате, он распекал слугу, при этом держа в руке скомканную то ли газету, то ли просто бумагу желтого цвета:

— Что это, я тебя спрашиваю! — кажется, было сказано уже в сотый раз. — Кто вообще принес сюда эту газету? Как она тут оказалась? — и снова: — Что это, я тебя спрашиваю!

— Артур, ты чего это разошелся? — Нэю захотелось взять ведро воды и вылить ее на раскрасневшегося друга.

А тот, кажется, был готов и на Нэя накричать, но сдержался и уже более спокойно проговорил:

— Вот погляди. Просыпаюсь в шесть, на столике газеты лежат и вот эта мерзость! — и потряс желтой бумагой. — При этом никто из слуг не признается, кто принес сюда эту дрянь! — и снова потряс бумагой.

— Так уж и никто? — Нэй узнал того, на кого кричал Артур: это был мажордом грани, начальник над всеми слугами второй грани, если память не изменяет, Аном Борони — слуг, как и офицеров, представляли в первые минуты, когда Нэй и его друзья прибыли во Дворец и поселились в своей грани.

— Я и в самом деле затрудняюсь ответить, кто мог бы пронести сюда эту газету.

Артур хотел было взвиться в очередной раз, но тут в восточных дверях гостиной появилась заспанная Элли, в милом широкополом халате, с вопросом:

— Что за шум?

Артур только рукой махнул и газету так на столик резной бросил. Сел в кресло и уставился в окно.

Нэй наконец взял эту газету. Довольно плотная, но желтая бумага и название броское «Жизнь замечательных людей» и уже более мелким шрифтом продолжение: «Или все, что мы о них не знаем».

— Это что, самая настоящая желтая пресса? — Нэю, кажется, захотелось посмеяться, а не ругаться. Кстати, этого листка он никогда не видел и даже не слышал о нем. Интересные дела!

— Да! — махнул рукой Артур, но не обернулся. — Мальвинор столь странен, что и не поймешь, что в нем есть и чего быть просто не может, но тоже есть. И что принадлежит нашему миру, а что чужим уже и не понять, — вздохнул он.

— Так это же прекрасно! Можно сплетни всякие разные почитать?

— И о себе тоже читать?

К Нэю подошла Элли, помогла развернуть скомканные страницы:

— О! Нэй, тут про тебя, — и усмехнулась.

Нэй тоже уже видел и уже читал. Правда, заголовок оригинальностью не страдал:

«Кто вы, господин Нэй дер Вейн? Мошенник, плут или любовник?».

— Артур, это я должен ругаться, а не ты.

— Ты статью почитай!

Ну, статья как статья. Желтая.

Хотя довольно любопытная.

М-да уж.

Как вам такое начало?

«Что ж, мы присутствуем при историческом моменте, когда в королевском роде Лонгбардов произойдет пополнение, но нет, если вы, дорогой читатель, подумали, что разродится кто-то из принцесс или у кого-то из принцев родится ребенок. Нет и еще раз нет. Прибавление предстоит, чисто постороннее, этакое с улицы — после ритуала побратимства, когда некто Нэй дер Вейн станет побратимом Артура вис Лонгбарда и тем самым станет Принцем Слова!»

Тут, к слову, была ссылка, что за титул этот Принца Слова. Тоже любопытно было почитать:

«Принц/Принцесса Слова — титул, дающийся человеку, прошедшему специальный ритуал или побратимства или усыновления/удочерения. После ритуала Принц Слова получает все полагающиеся привилегии Принца Крови в королевском величии и с королевскими почестями. Он также, при определенных условиях, может быть избран Носителем Права, что означает возможность ему быть избранным Выбором Предков и Королем!».

И все? Нэй даже страницу перелистнул в надежде, что на обороте будет продолжение ссылки. Но нет, не было. А ведь продолжение у этого статута, представления, закона, указа было довольно серьезным и обязательным к исполнению, если кратко, хотя оно, это дополнение, сама краткость.

Вот оно:

«Принцами/Принцессами Слова не могут быть ни любовницы, ни любовники Принцев и Принцесс Крови. Если же между любовниками совершается официальный союз, то человек, вступивший в брак с Принцем или Принцессой Крови, получает титул Принца/Принцессы-консорта и не имеет права на королевскую избранность ни при каких обстоятельствах и случаях».

Довольно определенно, но в газете об этом ни слова. Вот так и появлялись слухи, и люди, их читающие, принимали все за чистую монету.

Ну, а дальше в статье просто разбирался момент, кто же такой мистер Вейн. Очень умилило предположение, что Нэй — любовник самого Отона! Отца Артура. А Отон разве был замечен в «ормейне»? Ну, да за эту мысль можно и в морду получить, а Нэй еще и поможет. Ну тут, в мире Каракраса, на самом деле все благочинно и спокойно и адептов Ордена Ката и Бата никто не притеснял, но вот обвинять в «ормейне» — однополой любви — человека, который всю жизнь был «жермейном», что означало любовь мужчины к женщине, это перебор. И, насколько знал Нэй, такие обвинения не приветствовались даже Орденом Ката и Бата, так как такие неприятные слухи бросали тень на Орден, в смысле, что он пытался приписать к себе определенного человека, который никогда не был и не будет адептом Ордена. Ну, в общем… Хм… Понять это непосвященному было очень сложно.

Тут автор, видимо, сам посчитал, что перегнул палку, и быстренько переключился на любовную связь Нэя и Артура, что вполне, по его словам, могло быть и что даже это подтверждали некие адепты Ката и Бата!

Вот за это уже Нэй в морду обязательно даст всем этим лживым адептам Ката и Бата. Орден Ката и Бата закрытый, и разглашать тайны Ордена никто не имел права, даже если очень хотелось. Сразу было видно, что люди и близко не знакомы с внутренней жизнью и Уставом этого удивительного Ордена.

Хм… А Нэй?

Он изучал этот вопрос, поэтому был в некотором курсе этой проблемы.

М-да, все понятно.

Артур взвился именно из-за отца. Вот же нравы пошли, уже и до Принцев Крови добрались. Хорошо еще, что здесь папарацци не достигли тех высот, как в мире Учителя, иначе… Впрочем, здесь еще можно было дать в морду, а свобода слова только зарождалась. Ну, этот желтый листок тому подтверждение:

— Любопытная статейка, — проговорил Нэй. — И в самом деле, кто ее сюда принес? — посмотрел он на мажордома. — И кто вообще ее печатает?

— Дед разрешил тысячу пятьсот экземпляров печатать раз в месяц. Распространяется в высокосветских салонах. Покажу ему этот листок, быстро писак вздернут на виселице.

— Остынь, Артур, — к нему, вскочившему с кресла, подошла Элли, обняла, а самой, чувствовалось, хотелось смеяться. Ведь и ее приплели в статье как маску или ширму для любовной связи Нэя и Артура, причем со стороны Артура, а не Нэя! Ну да, куда уж до эльфы низкородному Нэю!

И она все-таки рассмеялась, звонко, весело. Артур, злой и нахохлившийся, прыснул, пытаясь удержаться, но не выдержал и тоже рассмеялся. Засмеялся появившийся и не совсем вошедший в курс произошедшего Сэм, но решил не отставать от друзей. Ну и за ними всеми и Нэй тоже.

Смеялись долго, а когда остановились, с трудом, усевшись в кресла, Нэй проговорил:

— Но морду им начистить нужно, — сказал и снова рассмеялся.

И всех снова разобрал смех.

* * *

28 сентября (ос) 1440 года от Пришествия Скирии.

Вне Мальвинора.

Королевский район.

Дорожный дворец.

Вечер.

Следующие два дня прошли в обычной, можно сказать, скучной обстановке.

Правда, день 26 сентября (ос) был посвящен следственным действиям по поводу появления желтого листка в грани Нэя. Впрочем, игра в детективов закончилась так же быстро, как и началась.

Оказывается, все было довольно просто: этот листок, как и другие газеты, довольно объемная кипа, в обязательном порядке распространялся в Дорожном Дворце. Хотя мажордом грани мог поклясться, что раньше этого листка никогда не было, вот этот только первый. Но самое интересное, что он оказался во всех гранях — как специально! Так что все-таки кто-то его принес, но вот кто, осталось загадкой.

Ну, а попал он на глаза Артуру вполне случайно, тот к вечеру прихватил в свою спальню эту самую кипу, почитал какой-то деловой листок, что-то вроде «Финансового вестника», а утром, так уж вышло, что желтая газета оказалась наверху этой кипы бумаг и попала на глаза проснувшемуся Артуру. Да, привычка вставать рано осталась у него с Граничного Патруля, впрочем, всегда немного посидев, проснувшись, он как истинный аристократ снова падал на подушку и досыпал свое время часов до десяти. Просто в этот раз газета не дала ему уснуть.

А вот Нэй, проснувшись, тут же вскочил и отправился на пробежку.

Двадцать седьмого числа он решил пробежаться по внутреннему кругу оранжереи, по окружной дорожке шириной в два ярда, вымощенной теплым камнем. Правда, оказалось, что затея бегать босыми ногами по гравию была слишком самонадеянной, так как Нэй не ожидал на дорожке огромное количество ветвистых стебельков от лианоподобных растений, да еще с мелкими и очень неприятными шипами, так что, пробежав пару кругов и больше прыгая, чем бегая, Нэй плюнул на эту затею и вернулся на дорожку в коридоре-галерее. Но чтобы не мучить своим частым появлением офицеров охраны, тоже сделал пару кругов и вернулся в свою грань, в объятья Элли, что было намного приятней странной утренней пробежки.

Впрочем, 28 сентября (ос) утром Нэй снова вышел на пробежку, но теперь на его ногах были эльфийские мокасины, вещь нужная, одна из немногих, которую он прихватил с собой — точнее, с ним был его дорожный сундук, с которым он расставаться не собирался; он был с ним и в Баронстве Сошор, и в школе Мастера Шифу, и, само собой, в Дорожном Дворце.

Но сегодня его ждали не шипы на дорожке, а удивительная и активная жизнь, случившаяся в оранжерее. Слуги Дорожного Дворца просто заполонили оранжерею и лучевые дорожки, ведущие к Общей столовой.

Ну да, сегодня должен был состояться общий ужин всех гостей Дорожного Дворца, намеченный на пять часов вечера, но Нэй и представить не мог, что подготовка к нему начинается не просто с рассветом, а задолго до шести утра! Причем эта подготовка с граней была и не заметна, и не слышна, и только вот так, соприкоснувшись, он понял, что тут просто кипит жизнь и приготовления.

Нэй не сделал и круга, так как постоянно ему приходилось останавливаться из-за того, что дорогу ему перекрывали слуги, то идущие к столовому дворцу, то в обратную сторону; при этом никто не шел пустым, все обязательно что-то несли: ведра, мешки, подносы, снова мешки. Один раз Нэй простоял минуту, пока человек десять пронесли что-то огромное и длинное в странном сером чехле. Хм… Походило на огромный ковер. В общем, Нэй посмеялся над собой и, махнув рукой, вернулся в свою грань. Но теперь просто завалился спать и, как истинный аристократ, проспал до двенадцати часов.

А после решил провести себя в порядок и одеться.

На удивление, тут и в самом деле было все приготовлено. Откуда хозяева Дорожного Дворца узнали его размеры и мерки, неизвестно, но все, большинство нарядов точно, на манекенах в огромной гардеробной — тут тоже была просто огромная гардеробная — подходили под фигуру Нэя тютелька в тютельку, ну, почти; правда, как заметил Нэй, все костюмы были чуть потертые, то есть с чьего-то плеча точно, ну да когда портные бы успели пошить столько нарядов! Любой костюм бери — не ошибешься! Интересно, мелькнула мысль у Нэя, когда он отсюда уедет, куда это все денется? Неужели поедет за ним в Мир Рошанский? Это ж какие апартаменты ему выделят?

Как обычно, в голову просто лезли глупые мысли. Он все и везде пытался втиснуть в логическую схему. Но жизнь — это редко логика, скорее, это хаос, пытающийся косить под логику, но не более того.

Снова его не туда понесло.

Так что у нас тут есть?

В гардеробную Нэй отправился вместе с Элли и с Артуром, конечно же. Эльфу Нэй попросил женским взглядом оценить все наряды, платья и костюмы. Ну, а Артура позвал, как эксперта и, можно сказать, опытного царедворца, ну, чтобы Нэй не ударил в грязь лицом. Элли, кстати, заявила, что у нее уже есть костюм на вечер, и этот поход в гардероб просто поможет им объединить свои наряды воедино. Где и когда она его выбрала, непонятно, но помощь ее была неоценима.

На чем остановились?

На сиреневом дворянском платье: Артур сказал, что сиреневый цвет — цвет рода Лонгбардов. Треуголка, коричневая, с бахромой на загнутых полях; треуголки и в самом деле только мешались в руке, но Нэй все-таки надеялся, что войну с двууголками они не проиграют — эти плоские головные уборы ему не нравились, да и Король Рошана Урбан IX, как главный законодатель моды, предпочитал треуголки. Сиреневый камзол — Элли сказала, что будет в зеленом костюме, хотя уточнила, что ее любимый цвет синий, но при этом высказала мысль, что зеленый и сиреневый будут очень даже дополнять друг друга — из очень хорошей ткани, на вид дорогой. Даже Элли не смогла сказать, что за ткань, вроде бархат, но более плотный, мягкий, даже нежный. Белая шелковая рубашка с позолотой, темно-сиреневые штаны, свободные, без изысков — тут, в гардеробной, были и всевозможные мужские чулки, и странные шорты-фонари, или жуткие на вид, но очень модные цветные панталоны, которые у Нэя вызвали рвотный позыв, дворянство в нем еще по-настоящему не проснулось. И сапоги, точнее, сапожки, черные с гармошкой на голенищах, что придавало им франтоватый, даже какой то щегольской вид.

Как только Нэй принарядился, Элли и Артур тут же куда-то исчезли, оба и одновременно, предоставив заниматься мелочами самому Нэю.

Хм…

Он покрутился возле зеркала. Поправил камзол, пояс, выдвинул манжеты рубашки, хотя было желание их оборвать, как когда-то он видел у Сатра Леко, щелкнул позвонком и сделал несколько прыгательных движений.

Непривычно все как-то. Ну куда ему такие наряды? Сейчас бы просто куртку, штаны да сапоги с подковками, и в таком виде да на ужин! Все обалдеют, зато сам в своей тарелке, без всяких выкрутасов.

Вздохнул.

И в зеркало посмотрел еще раз.

На себя любимого.

Белые короткие волосы, тонкие брови и губы. Подбородок без намека на щетину; как мужчины бреются, Нэй даже представить не мог. Но ему нравилась своя чистота. Нос прямой, при этом один раз, еще на тренировках с Учителем, он его сломал! Как он, нос, так правильно сросся — как у Лонгбардов стал, честное слово! — да еще стал красивее — загадка! И, смотря на нос, даже не веришь, что ломаный. Приятные черты лица, мягкие, кто-то мог сказать, даже милые или, скорее, смазливые, ну, иногда. И порой казалось, что щеки его полны веснушек, или это просто загар такой?

Нэй скромно так потупил взор своих зеленых глаз: как девица, он пользовался косметикой Райсы, даже несколько уроков по маскам взял. Ну, хотелось ему быть красивым, особенно после спаррингов и усиленных тренировок. И особенно когда рядом такая красота, как Элли!

Еще раз камзол поправил.

Дворянские камзолы, в отличие от камзолов и одежды простолюдинов, были более обтягивающими; некоторые мужчины даже мужские корсеты надевали, чтобы утончиться в талии — после месяца у Мастера Шифу Нэю эта жуткая принадлежность мужского и женского гардеробов не понадобилась, да и не надел бы он ее, хватило и одного испытательного раза. Но при этом именно такое обтягивание подчеркивало значимость человека; даже дворянин, обладающий, например пивным животиком — здесь он назывался «пухлая тушка» — в правильно пошитом камзоле и дополнительной одежде, скрывающей недостатки фигуры, выглядел очень красиво, достойно и важно.

Пока Нэй думал и мыслил о себе и моде, дав слово себе на нее не реагировать, часы пробили половину пятого. И с этим боем он даже не заметил, как рядом оказалась Элли в роскошном зеленом брючном костюме, только треуголка, как и у Нэя, была коричневая, почти один в один, но с золотой бахромой, а не белой.

И неожиданно Артур пришел, но в синем камзоле!

— Ты же заявил, что сиреневый — родовой цвет Лонгбардов?

— Я посчитал, что сегодня пусть ты, мой брат, будешь в нем сиять. А мы с Элли будем подчеркивать твое великолепие!

— Льстец! — но все равно было приятно.

— Учись, пока я жив, — Артур усмехнулся.

— Вы двое выглядите просто великолепно! И в самом деле как братья! — проговорила Элли, подошла к Нэю и поправила его стоячий воротничок; он немного скривился, эта часть одежды ему совершенно не нравилась, да и шейный платок как удавка. Но приходилось терпеть. — Терпи, казак, атаманом будешь, — Элли усмехнулась, поняв, ощутив мысли Нэя, и все трое улыбнулись.

Дверь в примерочную открылась, и на пороге появился майор ди Трихш:

— Ваши Высочества, пора!

Ваши высочества! Просто резало слух и никак не привыкнуть. Ну Артур и учудил, и с возвышением, и с будущим Побратимством. Но теперь с этим жить, и от этого никуда не спрятаться и не убежать. И никак не понять, зачем это Нэю?

Но случайностей ведь не бывает.

Нэй взял Элли под руку и направился вслед за майором.

Картинная галерея.

Балкон.

Спуск по кружевной лестнице, на аллею оранжереи. Здесь Артур покинул их пару, перейдя на свою дорожку и по ней двинувшись к своей грани обеденного дворца. Так что Нэю и Элли предстояло медленное дефиле во главе с майором, как направляющим и руководящим, при этом Нэй снова приподнялся, чтобы сравняться в росте с эльфой.

Когда входил в подготовительный зал, он заметил удивленный взгляд капитана, но только усмехнулся на это.

Снова к зеркалу. Последний осмотр. Элли что-то там поправила по чисто женской интуиции, сдула какую-то пылинку с плеча Нэя:

— Ты великолепен!

— И ты прекрасна!

Сказали они и закрепили сказанное поцелуем. Неожиданно, так что капитану пришлось отвернуться.

Но недолго целовались. Так как часы пробили пять вечера, и дверь в столовую распахнулась, и мажордом объявил:

— Гости Дорожного Дворца — Нэй Вейн и Элли Нум!

28 сентября (ос) 1440 года от Пришествия Скирии.

Вне Мальвинора.

Дорожный Дворец.

Вечер.

Общий гостевой ужин.

Как узнал Нэй заранее, основная традиция Дорожного Дворца заключалась в том, что гости представлялись по обычным — простым — именам без титулов, званий и регалий.

Традиция шла с давних пор и основана была на том, что когда-то в таких Дворцах гостили в основном аристократы равного уровня и в большинстве своем знакомые друг с другом. При этом считалось, что в дороге титулы и звания особого значения не имеют и можно хотя бы в пути побыть поближе к народу. Хотя у всех за версту была видна королевская кровь или высшее воссияние.

Но со временем аристократия несколько скукожилась, изменилась, в Дорожных Дворцах принялись гостить не только высшая аристократия, но и люди пониже и пожиже, но при этом приближенные к Короне, а традиция осталась и стала даже более живой, на самом деле приближая гостей к определённым рамкам, уравнивая друг друга в чужих глазах и мнениях.

При этом каждый гость получал полный список гостей с их полными именами, титулами и званиями! И Нэй в этом списке звучал довольно пафосно: «Его Королевское Высочество, Принц Слова Нэй дер Вейн, Грандер Сош». Ну, очень даже величественно и загадочно. Не находите?

Интересно, кто-нибудь из гостей Дворца знал, кто и что такое Грандер Сош?

Честно говоря, Нэй не хотел своего столь длинного имени в списке. Но уговорить Секретную службу не смог. Майор ди Трихш уперся, заявляя, что Нэй уже не сошо, а Принц Слова, и просто так что-либо вычёркивать из титула запрещено регламентом. И… хм… Примета плохая. То есть если ты стал Принцем, то будь любезен, будь Принцем! Нэй не нашелся, что ответить; его заинтересовала «плохая примета» — это почему? — и он махнул рукой и оставил все как есть.

Хотя было бы любопытно, что было бы за столом, оставайся он сошо? Но этого уже никогда не узнать.

А жаль.

Впрочем, Нэй и без сошо без внимания не остался.

Э… Мы забыли упомянуть о Сэме. Он спокойно мог принять участие в общем ужине, но отказался с самого начала. Заявил, что «людям-людское, а орчам-орчье», и сообщил, что его пригласила на общий ужин община орчей при Дорожном Дворце. Тут была огромная хрюшня с несколькими десятками хриков, что требовало и большого числа орчей, за ними ухаживающих и обслуживающих. Так что Сэм не остался в одиночестве, он просто ужинал в другом месте, как он сказал, в более ему подходящем.

В общем, за столом в этот вечер собрались довольно любопытные персоны. При этом общий стол так же являлся девятигранным и каждый из гостей сидел за гранью под номером, в которой проживал на данный момент.

Всего было занято четыре, э… пять граней.

Во второй грани жили, как можно было понять, Нэй, Элли, Сэм и «убежавший» из своей грани Артур.

В четвертой собралась семья купца Первой Гильдии Наха Амоса, что как раз и говорило о том, что теперь в Дорожных Дворцах собирались независимо от титулов. У Амосов были только купеческие, но довольно высокие регалии, при этом дворянином он не был и близко, но воссияние у него и у всех его домочадцев, а их было пятеро: сам Нах Амос, купец уже в возрасте, ему было за семьдесят; его супруга, вторая — первая, Миланья, умерла, эта подробность была известна из списка гостей; Улья, младше мужа лет на тридцать — но о возрасте в списке ни гу-гу; старший сын, еще от первого брака — Тох, сорока лет; и дети уже от Ульи — дочь Трея, девятнадцати лет, и сын Нарвах, семнадцати — присутствовало.

Казалось бы, при чем тут семья Купца Первой гильдии? Даже не дворянина, но при этом являющиеся гостем Дорожного Дворца? Причина была до банальности проста. Нарвах был обручен с Принцессой Крови Лаурией, девятнадцати лет, являющейся дочерью Принца Крови Себастьяна вис Тирена Лонгбарди — Герцога Ирвильского, который занимал восьмую грань в Дорожном Дворце. Если копнуть еще глубже, то оказалось бы, что Себастьян вис Тирен является родным и старшим братом нынешнего Короля Рошана Урбана IX! При этом грань он занимал…

Хм… Занимал он грань с другом сердца Пимом ди Роком, человеком средних лет, красивым, как мог быть красив мужчина, и на вид довольно простецким, хотя и не без модных прикидов в одежде. Вот как раз штаны-фонарики и чулки были тому в подтверждение. И… И огромный круглый воздушный воротник. Хм…

Ну да, Пим и Себастьян были адептами Ордена Ката и Бата. Тут вообще это было сплошь и рядом, при этом предубеждений перед такими людьми в Каракрасе не было в принципе, ну, почти. Все адепты Ордена Ката и Бата были в большинстве своем благоразумными, значимыми, достойными и вполне адекватными людьми. В общем, все чин чином.

Хотя… Если прикрыть глаза и немного изменить обстановку, а Герцогу Ирвильскому добавить беретик, то в голове возникнет дежавю. Как будто со старыми друзьями встретился.

В общем, Герцог Ирвильский занимал восьмую грань с другом сердца де Роком и дочерью Лаурией.

Интересно, возникла мысль у Нэя, как эти две совершенно разных семьи из совершенно разных слоев общества умудрились найти общий язык? Или это просто брак по расчету? Нэй знал, у него было время немного покопаться в памяти и в Локрусе — Амосы были очень богаты, а у Герцога Ирвильского, кроме его высокого титула, были еще и очень большие долги — любовь всегда приводит к долгам. Впрочем, на вид пара Нарваха и Лаурии должна была быть интересной и приятной. И по их глазам — и Элли как эмпат шепнула Нэю свое мнение — у них была любовь. Хм… Когда успели?

В шестой грани проживал и за шестой гранью за столом сидел со всей своей фамилией двенадцатый Великий Герцог Норвудский — Бенджамин Лук вис Охр Гартари. Человек своеобразный, умный, авторитетный и властительный.

Он прибыл в Дорожный дворец, как уже было сказано, со всей своей фамилией. По левую руку сидела его жена, третья, Лаура — Герцог был дважды в разводе — и трое молодых, от третьей жены, детей: Анна, восемнадцати лет, Лура, шестнадцати, и Маркон, четырнадцати. Детей от предыдущих браков тут не было.

И как это ни казалось удивительным, но Великий Герцог был одним из немногих аристократов, с которым был лично знаком Нэй, и в каком-то смысле он мог бы назвать Великого Герцога своим другом. Как и Герцог его.

Бенджамину Луку было, если Нэю не изменяет память, уже девяносто пять. Но выглядел Герцог моложаво, лет на шестьдесят, как, впрочем, и любой аристократ, в ком текла королевская кровь. Конечно, род Герцога уже давно не претендовал на Трон, но при этом он находился очень к нему близко.

Впрочем, власти, по его словам, ему было достаточно, и требовать большего или пытаться стать большим он не стремился.

И Нэй верил этому человеку, в котором все-таки было больше простоты, чем аристократизма, но при этом он на все сто был человеком власти и силы высшего общества.

А познакомились они при довольно любопытных обстоятельствах.

Десять лет назад это было. Точнее, это произошло в тот год, когда Нэй после воскрешения жил и тренировался в доме Атана Селистера, занимая целую палату.

Дом Селистера был и жилым зданием в виде буквы «П» дланского алфавита, правое крыло здания от входа, и представлял из себя и госпиталь, поликлинику и больницу в едином формате — уже левое крыло. Вот Нэй и жил в доме целителя и лечась, проходя восстановительные процедуры, и тренируясь, восстанавливая свое тело и форму.

Вот в один из дней декабря (ус) 1428 года в его палату и постучался Великий Герцог с шахматной доской под мышкой.

Открыл дверь и тут же закрыл. Но прошло секунд десять, не больше, как дверь снова открылась и на пороге снова появился Герцог. Впрочем, в тот момент Нэй не представлял, кто перед ним, так как герцог был облачен хоть и в дорогой, но почти обычный халат, а на ногах его были пуховые домашние тапочки на босу ногу.

Он постоял с секунду, а потом просто спросил:

— Парень, ты в шашки играешь?

На самом деле Нэй учился играть в шахматы, а в шашки, хоть и имел небольшой опыт, особых успехов не снискал. Почему-то Учитель считал шашки «недоигрой» и особо Нэя не учил.

Но Нэй об этом говорить не стал, а сказал просто:

— Умею.

Неожиданный гость этому сильно обрадовался, заявив, что все пациенты тут какие-то малахольные и даже не знают, что такое шашки, и вообще и близко играть ни во что не хотят, а только болеть!

Правда, первые несколько игр Нэй с треском проиграл, на что Герцог в сердцах проговорил:

— Да ты, парень, вообще играть не умеешь!

Нэй на это только пожал плечами и следующую партию выиграл за малым, но все же преимуществом. У Герцога появился азарт, и они сыграли еще партий десять и уже с переменным успехом.

А после, уже под вечер — Нэй даже тренировку пропустил дневную, посчитав, что эта встреча стоит того — решили сыграть в шахматы. И уже Нэй в сердцах бросил, что его знакомый, Герцог представился просто Беном, вообще в шахматы не умеет играть!

На это они посмеялись и разошлись. А затем две натиры постоянно играли то в шашки, то в шахматы. И за это время поведали друг другу свои истории жизни, конечно, без особых подробностей, но и без этого вполне достойные каждый отдельного романа.

Как оказалось, Великий Герцог любил выпить. Причем речь шла не о вине, этом напитке аристократов, а о самогоне гномов — первухе! Причем любил выпить в таких количествах, что порой не помнил, что, и когда, и кто он. То есть мог уйти в запой на несколько дней и даже натир.

Но как-то лет тридцать назад — сейчас уже сорок — он встретился, с уже известным целителем Атаном Селистером, когда оказался с оказией в Орсе, который и сообщил ему, что если он продолжит в том же духе, то очень скоро отправится на Огненный погост, и даже королевская кровь его не спасет. Такая перспектива Герцога не устроила, но и пить он не очень хотел бросить, поэтому он для себя нашел золотую середину, что доказывало силу воли этого человека, пусть и своеобразную, и то, что королевская кровь все же очень сильна и что целитель все-таки был не совсем прав.

В общем, с тех пор Герцог не брал в рот алкоголя вообще! При этом выполнял все предписанные целителем процедуры, пил все лекарственные настойки и зелья. И только в декабре (ус) на три натиры он приезжал в Орсу. И каждый из семи дней первой натиры напивался тут до свинячьего состояния, до зеленых чертиков и демонов в глазах, до белочки, и в конце этой «пьяной» натиры на карачках или ползком добирался до дома Селистера, который на две оставшиеся натиры укладывал его в своем госпитале и проводил очищающие его организм процедуры. После чего Герцог уезжал, чтобы вернуться в Орсу через год! По нему можно было сверять часы, как говорил Селистер, так четко исполнял он свой ритуал!

Вот и в тот раз он прибыл в дом Селистера после жесточайшей пьянки, и после первой очищающей капельницы — из-за капельницы-то и не была видна сила Крови Великого Герцога: очищающий раствор разбавил кровь — пошел бродить по палатам в поисках достойного или просто соперника в шашки, в которых считал себя непревзойденным игроком.

Вот так они и подружились.

А когда сегодня Нэй появился за столом — объявление персон шло по кругу, но в столовый зал все вошли одновременно, — Герцог довольно громко рассмеялся, мягко стукнул так свою жену в плечо и на весь зал пробасил:

— Я же говорил! Далеко этот парень пойдет! — и еще громче хохотнул.

Нэй, кажется, снова покраснел.

И последним можно было объявить грань третью, в которой должен был проживать и сидеть за третьим столом Артур. Но как мы знаем, он там почти и не появлялся, живя у Нэя в «гостях», а когда появился за столом, то немного постоял возле своего места, вздохнул, подозвал слуг, и они очень ловко подняли массивный стул, на котором должен был сидеть Артур, и, быстро пронеся его, установили возле мест Нэя и Элли, слева, так что Нэй оказался в центре этой своеобразной троицы. При этом Артур выглядел очень довольным.

По традиции за стол садились по особой очереди. Первым самый старший по титулам. И в этот раз эта честь досталась Артуру, Принцу Крови и Герцогу Суркенскому.

Можно было подумать, что на самом деле по старшинству, как самый старший, этой чести должен был удостоиться как раз Герцог Ирвильский. Но это только на первый взгляд. На самом деле по протоколу Артур хоть и был молод, но стоял выше своего двоюродного деда, так как являлся сыном Третьего Носителя Права, то есть имел вполне реальные полномочия и власть, в отличие от человека, пусть и Герцога, и в возрасте, кратно превосходящем Артура, но который уже ни на что не претендовал.

Артур улыбнулся, сел на свой стул с высокой спинкой, самой высокой в зале, от этого и понимание чести старшинства, и рукой так указал, что мол, все остальные тоже могут садиться и приступить к трапезе.

Точнее, сначала прозвучала молитва за богоугодность трапезы, а уже после нее как раз трапеза и началась.

Принесли вино.

Четыре бутылки эльфийского вина; по году выпуска, выплавленному и эльфийскими, и вечными цифрами на бутылке «MCCLXI-1261 год» Нэй понял, что это вино должно быть н’рильского сорта — прекрасный вкус у винных мастеров Дорожного Дворца. Слуги их открыли и налили основным персонам чуть в бокалы, и конфетки появились. При этом Великий Герцог слово свое держал, и перед ним стоял огромный бокал, фимты на полторы, в котором была, скорее всего, чистая вода, поэтому за его столом дегустацией вина занялась его супруга.

Нэй сделал глоток, затем конфетку в рот, прикрыл глаза. Приятный и ароматный вкус, хотя, если честно, отличить н’рильское от н’вильского Нэй бы не смог, он не был экспертом и тем более не дегустатором, только память на года урожаев и спасала.

После общей дегустации прозвучал обязательный традиционный тост за Королей. Пили вино стоя и глотками: после очередного глотка упоминали одного из Восьми Королей — здесь Имена Королей объявлял мажордом стола и жезлом бил о каменный пол с искрами — и снова глоток вина. Бокал так и назывался — Восемь глотков. После можно было пить вино как угодно и за что угодно, но в основном так глотками любой тост и встречали.

Не понять, откуда пошла эта традиция. То ли ради экономии вина, то ли чтобы не напиваться сразу, что, впрочем, стояло в одном ряду с экономией, но традиция закрепилась после Великого Катаклизма и поддерживалась в любом доме, даже у простолюдинов, которые и помыслить не могли о каких-то там эльфийских винах, а пили самую настоящую бормотуху. Но при этом тост за Королей был обязательным и в их домах. При этом на первуху эта традиция не распространялась, и это огненное пойло пили стаканами и залпом; за Королей по отдельности Имен первуху не пили, но тост за Королевства и за Мир тоже был обязательным.

Тост закончился, все сели. На столе появились первые салаты: и овощные, и мясные, и рыбные. Ужин предполагал легкую еду, но можно было заказать и что-то цельно мясное — отбивные, гуляш, баринет — бефстроганов, бифштексы и даже почти сырое мясо, если был кто желающий, с любым гарниром. Впрочем, как заметил Нэй, все за столом, и он в том числе, предпочли легкий ужин, то есть салаты, разнообразие которых приятно радовало глаз и не портило вкус вина.

Как и следовало по традиции старшинства, слово взял Артур:

— Я рад и счастлив возглавлять досточтимое собрание за этим широким и шикарным столом, за которым собрались удивительные и приятные, а главное, верные подданные Короны, — при этом все присутствующие сделали уважительные поклоны. — А также я рад, что мой друг и брат так же присутствует здесь и участвует в этом занимательном и любопытном застолье.

Он сделал глоток вина, за ним последовали все остальные, и продолжил:

— Это застолье, как известно, традиционно для гостей Короны. Не сказать, что все мы лично знакомы друг с другом, но кое-что друг о друге знаем, не хорошее и не плохое, а просто знаем. Но при этом, как мне известно, в этом Дворце и за этим столом только несколько персон находятся впервые, поэтому по традиции нашей общей трапезы новички должны немного о себе рассказать, чтобы стены этого Дворца приняли новых своих гостей и в будущем не отказывали им в своем гостеприимстве. Ведь всем известно, что дома, построенные на совесть и с умом, имеют разум и душу, и их не стоит обижать своим безразличием.

Снова последовал глоток вина.

— Насколько я знаю, Амосы впервые присутствуют в Дорожном Дворце, как и мой брат Нэй дер Вейн, — Артур улыбнулся. — Но Амосов слишком много, поэтому мы дадим слово старшему из них, Наху Амосу, как главе их дружной и, вижу, веселой семьи, — Артур имел в виду, что, несмотря на его речь, Нарвах и Трея о чем-то весело шушукались. Рука Ульи тут же прилетела в затылок Треи — через затылок Тоха, которая тут же скромно потупила взгляд, проговорив: «Простите!» — хотя было видно, что им обоим очень хотелось снова рассмеяться.

Артур благодарственно склонил голову и продолжил:

— Но для начала я бы, как и мы все, хотели бы послушать Нэя дер Вейна. Хотя на самом деле слово должен был бы держать уважаемый бакши Нах Амос, как старший из двух новичков, но сейчас я бы предпочел, чтобы вы немного разобрались со своим веселым семейством, а потом и нам бы рассказали, что так развеселило ваших милых детей.

Било видно, как Нах Амос смутился, что для человека его возраста и положения было неслыханно, а Улья покраснела. Она тут же обратилась к Тоху, который тоже был не прочь посмеяться.

Артур на это улыбнулся и обратился к Нэю:

— Давай, брат мой, расскажи нам о себе.

Нэй тоже был смущен, а главное. он совершенно не готовился к этому. Нужно было посмотреть и спросить у кого-нибудь про традиции Дорожного Дворца. Вот у Элли, например.

Хм… А она что, уже здесь была?

— Если не секрет, когда ты здесь останавливалась? — очень тихо спросил Нэй.

— Очень давно.

— И тоже рассказывала о себе?

— Да. Немного.

— Это стоит послушать, — он взял ее руку в свою.

Наконец за столом Амосов воцарилась тишина, наведенная строгим шёпотом Ульи.

Нэй сделал глоток, пауза позволяла продумать все, что можно сказать в столь любопытном обществе, и заговорил:

— Если досточтимое собрание готово послушать о моей жизни, то извольте. Правда, это может затянуться часа на три, просто короче я не умею. Хотя на самом деле в моей жизни было мало чего интересного, в основном я убегал, нападал, бегал и прыгал, все остальное было прозой жизни.

— И я — проза жизни? — очень тихо на ушко, чуть его не откусив, спросила Элли.

— Ты мое солнце, — ответил он так же тихо и проговорил уже громче: — Где я родился, точно неизвестно…

И тут же получил очень любопытный комментарий от стола Амосов, от Тоха:

— Ну почему же — точно на помойке, — сказано было не очень громко, но было слышно всем.

При этом сразу оба — и Артур, и Элли прижали руки Нэя к столу,они ведь знали, что он может вытворять руками, не двигаясь с места и без всякой магии, — хотя на самом деле отвечать грубияну Нэй вообще-то не собирался. Ему даже стало любопытно.

За столом Амосов снова произошла перепалка, кажется, Нах Амос проговорил: «Балбес», но подзатыльник давать не стал, а, обратившись в сторону Нэя, проговорил:

— Я бы хотел попросить прощения у Вашего Высочества за столь непотребный язык моего сына.

Нэй поклонился купцу в ответ:

— Я принимаю ваши извинения бакши Нах, хотя, — он улыбнулся, — и не считаю слова вашего сына оскорбительными для себя. Мы ведь не выбираем место, где и когда нам родиться. Мы рождаемся там и тогда, когда нам должно родиться. И место почти не имеет никакого значения. Например, Великий Кароль Аркитара — Маркитон V — родился среди хриков. Среди кучи навоза хрюканья хриков и жуткого мороза на улице, — Нэй сделал глоток из бокала. — Просто рядом больше не было теплого помещения, орчи ведь живут в прохладе и любят ее, даже холод, хотя и вышли из огня, и могут сутками не топить печи своих домов. Так что хрюшня оказалась единственным местом, в котором было тепло, несмотря на запах и навоз. Но это ведь не умалило заслуг Маркитона V и его величия?

— Правильно, парень! — пробасил Великий Герцог и очень мощно ударил ладонью по своему столу так, что все грани дернулись, как от маленького землетрясения, и бокалы звякнули.

Нэй в благодарность за поддержку поклонился в сторону Великого Герцога и продолжил:

— Что касается меня, — он немного помолчал, прежде чем продолжить, ведь прошлое так было близко и все еще так ярко, что даже сердце защемило; нет, все нормально у него с сердцем, просто вспоминать не любил. — Как я уже рассказывал в один из вечеров своим друзьям, и, видимо, этот рассказ войдет в мою привычку рассказывать его как ответ на все вопросы о своем рождении, — он улыбнулся, — где и когда я родился, на самом деле никому не известно. Ни мне, ни Дядюшке Отою, — проговорил он и очень тихо прошептал что-то вроде: «Миров тебе, достойных твоей жадности» и, перекрестившись, продолжил уже в полный голос: — Вообще никому! Но я родился точно не на помойке. Когда меня нашли на ступенях приюта Дядюшки Отоя, мне было месяца три или четыре. Я был чист, запеленан, вот же чудеса, в шелковые пеленки, и даже записка была в люльке, всего с одной фразой: «Меня зовут Нэй». Правда, Дядюшка Отой не стал особо заморачиваться с предположениями, откуда я и кто я, он просто взял меня, оформил в магистрате Аркета и для пущей простоты вписал в метрику моего рождения день «10 августа», когда меня и нашли. Хм… Этот рассказ получается даже лучше прежнего. То есть можно сказать, что я родился на ступенях не лучшего, но и не самого худшего приюта города Аркета, который на помойку точно не походил. За помойку Дядюшка Отой бил нещадно, так что в каком-то смысле я уважаю порядок, хотя больше все-таки люблю упорядоченный хаос, — он хмыкнул. — Но это уже другая история. А потом все немного изменилось и изменился я. Встретил Учителя. Самых лучших друзей на свете, на которых можно всегда положиться в трудную минуту. Встретил друга, которому стал братом, и…

— Прыгнул к нему в постель, — послышался снова комментарий от стола Амосов.

Наступила неловкая тишина.

М-да. Любопытным человеческим экземпляром был этот Тох Амос. Нэй немного изучил своих соседей по Дорожному Дворцу. Говорят, Тох был на язык несдержан, видимо, из-за своего положения в семье. А после того, как Нарвах и Лаурия поженятся и у них родится сын или дочь, то не видать ему наследства вообще! Правда, не было понятно, что мешало Тоху завести семью и детей, он был вечным холостяком, тогда, вполне возможно, его сын или дочь стали бы главными наследниками. Адептом Ордена Ката и Бата он тоже не был, да и это не проблема — иметь детей. Тогда что?

Очень интересно.

А хотел ли он оскорбить или просто позавидовал возвышению Нэя? Но он вскоре сам получит не менее высокое возвышение, как приданое за дочь Герцога Ирвильского — простой графский титул Амосы получат точно, а это герб, гербовая бумага и печать, хотя Нэй никогда не понимал, зачем титулы торговцам. Нэй даже представить не мог, какие интриги плетутся в Великом Королевском Дворце Мир Рошанского, Мирминоре — кто, что, кому и чего должен за эти титулы и разные свадьбы. И Амосы в них уже погрязли. Но они торговцы — выкрутятся или правила изменят.

А насчет оскорбить или унизить? Ну, это зыбкий момент для психологии Нэя, он и не такое слышал в свой адрес, особенно в тот ужин у Лорда-Маршала Граничного Патруля. Просто теперь он может ответить и словесно, и… Нет, не нужно. Не на дуэль же звать за глупый язык?

Но ответ на комментарий пришел! И со стороны того, от кого Нэй даже и не ожидал.

Артур!

Артур выпрямился во время неловкой паузы и мыслей Нэя, очень аккуратно вытер салфеткой губы. Потом резко встал, так же быстро прошелся до стола Амосов и совершенно неожиданно макнул голову Тоха Амоса в тарелку с его салатом! Это произошло так внезапно, что Амосы среагировали очень своеобразно: сидя на стульях, каким-то образом отодвинулись, отскочили от Артура и сидящего Тоха, а тот, попытавшись что-то возмущенно сказать, был еще раз сунут лицом в салат, причем Артур еще этим лицом повозил по тарелке.

Потом, не отпуская голову Тоха, скомкал салфетку и бросил ее на голову купца.

— Вытрись, — сказал и так же быстро вернулся на свое место.

Сел так же прямо, похлопал по ладони Нэя, который, как и все за столом, находился в некоторой прострации, и проговорил:

— Во-первых, вы должны привыкать к протоколу аристократических застолий, за которым любые разговоры и комментарии не по теме спикера стола, в этом случае, меня, являются верхом неприличия. Если вы хотите что-то обсудить или посмеяться над кем-то, то для этого существуют чайные комнаты, в которых в своем кругу вы можете обсуждать что угодно и кого угодно. За общим столом, где присутствуют разные люди, с разными мнениями, желаниями и возможностями, мы беседуем на светские темы, не переходя на личности, так как любой комментарий не по теме может вылиться в дуэль. Поэтому, когда вы достигните определенного положения в обществе, то вы будете вправе вызвать меня на дуэль, если вы посчитаете, что я вас оскорбил. И я уверен, с вашими деньгами вы найдете достойного профессионального бретера, который сможет выступить за вас и защитить вашу честь.

Артур снова отпил глоток вина:

— Во-вторых, теперь о том, почему я нарушил еще одно правило такого великосветского застолья и ударил вас. Ударил я вас потому, что вы оскорбили моего брата Нэя дер Вейна. Но не потому, что он не был способен ответить сам, а потому, что я испугался, что если он ответит, то вы будете мертвы, — у Нэя челюсть уже лежала на полу, и не в первый раз за последние несколько дней. — Впрочем, мой брат умеет держать себя в руках, и, видимо, я просто погорячился, набив вам морду лица. На самом деле, можно было просто подойти к вам и кинуть вам в лицо вот эту перчатку, — Артур поднял со стола белую лайковую перчатку, единственную лежащую у всех присутствующих с левой стороны. — Эта перчатка как раз существует для того, чтобы вызвать того, кто оскорбил, на дуэль. Тоже традиция великосветских застолий. И, слава Великому Скирии, — сказал он и перекрестился, как и все за столом, — что сейчас дуэли не смертельные, а только на кулаках. За что мы должны сказать спасибо и Маркитону V, и Великой Альфине, и даже Узурпатору, за то, что они сумели отбить у дворян тягу к смертельным дуэлям и заставили перейти всех на кулаки.

Последовал глоток вина.

— Но как я уже сказал, вы можете вызвать на дуэль меня. Почему? Потому, что я не обратился к традициям, к этой самой перчатке, а набил вам рыло в традициях уже простолюдинов, которые порой не чураются подраться прямо за столом, — усмехнулся. — И, как я уже говорил, вы можете нанять любого профессионального бретера, который и защитит вашу честь, если, конечно, посчитаете, что я ее оскорбил, — последнюю фразу он сказал с усмешкой.

Вздохнул, переведя дух, и сделал не один, а сразу два глотка вина.

— В-третьих. Когда я учился, было мало уроков, которые я любил и не желал бы пропустить или убежать. И одним из таких уроков были уроки по предмету языкознания и истории языков, который преподавал мне великий, не побоюсь этого слова, учитель — Урс Зигирон. Как видно из имени, он был человеком простых кровей, но имел доступ в Запретный город Мир Рошанского из-за великолепного знания предмета. Рассказывал так, что заслушаешься.

Так вот к чему я. Как мы знаем из истории, еще Сигизмунд II говорил на наргарском языке, и вообще в мире Каракраса еще не было единства. Но оно уже приближалось, так как Великий Скирия объединил не только нашу веру, наши души, но и наш язык. И как мы знаем сейчас, единый язык всех — это ангулемский. Его магия заставляет нас говорить, понимать всех, кто говорит с нами. Кто приходит сюда, в мир Каракраса, и даже Бамбатура, где даже орки стали говорить на едином языке, и не знает ангулемский, уже через натиру говорит так, как будто всегда жил здесь. Это всем известная истина. Правда, изъян этой магии в том, что забывается родной язык, и для этого приходится прибегать к помощникам, этаким рассказам-подсказкам, чтобы не забыть свои корни. Впрочем, как я знаю, здесь, за столом, нет пришлых даже в поколениях, поэтому ангулемский — наш родной, великий и могучий.

Он глотнул вина.

— Но это не значит, что древние языки забылись окончательно. Да, мы перестали на них говорить, но некоторые слова остались с нами, и мы не всегда помним их значение в переводе. К примеру, возьмем самое простое, как говорил мой Учитель — ложку, — Артур поднял ложку, чтобы все видели. — Я удивился, что, оказывается, в ангулемском этот предмет именуется черпалка, а ложка пришла к нам именно из нангарского языка и в переводе звучит как «не пролить». Так же мы знаем, что шейный платок, — Артур указал на атрибут любого мужского платья и костюма, так нелюбимого уже Нэем, — именуется у портных «геншеем», и спроси их, они пожмут плечами и скажут, что это и есть шейный платок в переводе. Но вы удивитесь, узнав, что «геншей», пришедший к нам из тохарского языка, как — это уже другой вопрос — в переводе означает, — он помолчал, выдержав с улыбкой паузу. — «Удавка»! — чем вызвал вздох удивления у всех без исключения.

Удовлетворившись эффектом и выпив вина, Артур продолжил:

— Ну, это и в самом деле удавка, — он усмехнулся и чуть ослабил пальцами этот самый геншей. — Эти слова являются так называемыми «древними», и мы их считаем уже чисто ангулемскими, с чисто ангулемским значением, но если копнуть глубже, то бывает очень даже интересно. И кстати, если копнуть глубже по поводу той же помойки, — он усмехнулся, наслаждаясь всеобщим вниманием. — Так вот, что касается помойки. Когда в следующий раз будете говорить что-то о других или комментировать их слова, подумайте, прежде чем говорить.

— А что такое? — у Тоха Амоса это просто вырвалось; он, как и все Амосы, сидел ниже травы, тише воды, и им, кажется, хотелось стать еще ниже и меньше, чтобы только не слышать менторского тона Артура.

Да, полоскал он их знатно.

— Как я знаю вы, бакши Тох — он тоже был купцом, вел несколько своих дел, но по большей части был все-таки помощником отцу, но «бакши» к нему тоже применимо было, хотя и с натяжкой, — и ваш отец, бакши Нах, родились, как я знаю, в прелестном южном городе — Пипер. Я там был один раз, и город мне понравился, хотя там и жарко, и влажно. Но не напомните мне, как переводится его название? — Амосы переглянулись и пожали плечами. — Правильно, вы уже не помните, просто город с древним названием на тохарском языке. Что, впрочем, тоже мало кому известно. Было ведь время, когда любое название, древнее слово, что-то да значило — Аркет, к примеру, «единый» на ривейском языке, хотя кое-кто из изучателей считает, что Аркет произошел от слова «аркеткун», что означает «грязный» на локийском. Рошан — «прозрачный» на древне-ангулемском, но считается не город, а река. Разве что Мальвинор известен в переводе — «Город Людей», на лигурийском, эльфийском языке. И так с любым городом, — снова глоток из бокала. — И Пипер тут не исключение, и если мы вспомним тот же тохарский язык, то «пиперун» звучит как «задний двор», и уже от него произошло сокращенное слово «пипер», — снова повисла театральная пауза. — Что означает — помойка! Ведь на задний двор всегда сваливают мусор, а Пипер как раз стоит в таком месте, куда в свои заводи река Рош выносит своим течением всякий разный мусор. И как я знаю, вы, уважаемый бакши Нах, как раз и начинали свое дело именно на мусорных заводях.

Нах Амос неожиданно хлопнул себя по лбу, явно что-то вспомнив.

А все остальные за столом встали и зааплодировали Артуру, который неожиданно покраснел.

Но с минуту послушав аплодисменты, он наконец поднял руку, стараясь прекратить это приятное, но пока раннее для него восхваление. И когда наконец аплодисменты смолкли, он проговорил:

— В моей речи ведь есть и четвертый пункт!

Нэй хмыкнул, Артур явно готовился, но как?

Все взоры снова обратились на Артура — он сегодня был звездой, и об этом будут слагаться легенды, если не мифы Дорожного Дворца!

— И в-четвертых! Насчет нашей любовной связи между мной и Нэем, — усмехнулся он, что-то вспоминая. — Был момент, когда мы с ним проснулись в объятьях, полностью обнаженные, и вокруг нас спало еще двенадцать прекрасных дев.

— Это когда это было? — очень жестко проговорила Элли.

— Когда твое солнце еще не взошло над моей буйной головой, — ответил Нэй и получил от эльфы подзатыльник, а потом и поцелуй в щеку и шепот: «Любимый мой балбес».

Этого никто не слышал, так как Артур говорил:

— Так вот, я не помню и не знаю, было ли что между нами, но это было единственный раз, когда мы были вместе. Если это считается нашей любовной связью, то, пожалуйста, считайте, — он усмехнулся. — Но должен разочаровать тех, кто читал этот желтый листок и теперь думает, что прочитал правду о двух молодых оболтусах, которые от нечего делать только и заняты тем, что спариваются друг с другом, — Артур, можно сказать, процитировал предложение из той статейки. — И что поэтому, один из них вдруг решил возвысить другого посредством побратимства и ритуала, а потом, видимо, прелюбодействовать прямо в королевских апартаментах. Как мы знаем, наше общество довольно спокойно относится к адептам Ордена Ката и Бата, но не терпит кровосмешения внутри семьи, так как это может нарушить человеческую кровь. И несмотря на то, что мы мужчины, мы становимся братьями, так что и наша связь не приветствовалась бы королевской семьей.

Он сделал глоток.

— Согласен, причина не очень-то веская. Как говорится, что там еще королевской крови взбредет в голову? Но из истории мы знаем несколько прецедентов, поэтому и было введено положение, которое в большинстве своем снимает риски появления таких случаев. Я говорю о дополнении к положению о Принце Слова, которое, каюсь, мне напомнил Нэй, так как я его напрочь забыл, и которое по какой-то, видимо, случайной причине не было напечатано в этом желтом листке. Оно гласит следующее:

«Принцами/Принцессами Слова не могут быть ни любовницы, ни любовники Принцев и Принцесс Крови! Если же между любовниками совершается официальный союз, то человек, вступивший в брак с Принцем или Принцессой Крови, получает титул Принца/Принцессы-консорта и не имеет права на королевскую избранность ни при каких обстоятельствах и случаях».

Не правда ли, очень все конкретно? Но там есть еще одно дополнение, о котором Нэй, видимо, запамятовал или предоставил мне возможность вспомнить. Так же цитирую по памяти:

«Если же положение Принца/Принцессы Слова нарушается и любовная связь между братьями или сестрами продолжается, то есть совершается «инцест слова и чести», то в этом случае при обнаружении этой связи прелюбодеи наказываются жестоко и навсегда! Если это братья, то любовник Принца Крови, ставший Принцем Слова, лишается всех привилегий, оскопляется и высылается в самые дальние уголки Королевства без права посещения крупных городов, а Принц Крови, нарушивший запрет, ссылается в Наворский монастырь, это на самых северных островах Гул, кто не знает, с возможным помилованием лишь только после смерти бывшего и наказанного любовника. Если же связь происходит между принцессами, то они насильно подстригаются в монахини и отсылаются в разные монастыри без права и возможности помилования».

На самом деле прецедентов с женщинами не было, только с мужчинами, но на всякий случай Узурпатор вписал в это дополнение и женские обязанности, — Артур развел руками. — Как мы видим, все довольно прямо, без двойных стандартов и жестко. И я уверен, что никто не хочет, чтобы человека оскопили и отправили к демону в чертоги только из-за глупости. Моей глупости. Я не так жесток и коварен, как кто-то думает. А если все продолжают думать, что между нами постель, то может обратиться к Себастьяну Герцогу Ирилийскому, который находится среди нас, и спросить у него, почему его законный и любимый в браке мужчина — всего лишь Принц-консорт?

Герцог Ирвильский хмыкнул, но было видно, что он восхищен речью Артура.

И снова все зааплодировали.

А Артур встал, поднял бокал и проговорил:

— За моего друга, брата, ну, хм… и любовника, если кому-то так хочется, за Нэя дер Вейна!

Все подняли бокалы, раздался звон чоканья — и до дна. И Великий герцог свой огромный бокал тоже осушил до дна. Воду и одним глотком? Хм. Может, у него там была первуха все-таки?

Сели.

И на этом выяснения отношений тихо и мирно завершилось.

И в дальнейшем ужин прошел мило и спокойно. Поговорили и о моде, тут равных не было ди Року. И о новомодном писателе Соме ди Шотье, очень крепко о нем поспорили Улья Амос и Лаура Луку, пьесы которого шли с ошеломительным успехом на сценах как Мальвинора, так и Мир Рошанского.

Кто такой? Почему-то Нэй не знал.

В общем, обо всем помаленьку и потихоньку, даже Тох Амос поддержал разговор об оружии; он, оказывается, имел несколько оружейных лавок. Амосы к концу ужина ожили, хотя и чувствовалось некоторое напряжение, когда слово брал Артур.

И к девяти часам вечера гости начали расходиться, завтра ведь в десять — пара минут до — утра выезд, и Железный Голем стоял под парами, стоило собраться и поспать.

Спать?

Ну это как-то мелко на фоне вечности. Не находите?

01 октября (ор) 1440 года от Пришествия Скирии.

Вне Мальвинора.

Дорожный дворец.

Бассейн второй грани.

Два часа ночи.

Нэй воду не любил, можно сказать, боялся ее. Впрочем, эта боязнь распространялась на большие, открытые водоемы и чарующие своим величием реки. Но плавать он, конечно же, умел и всевозможные водные процедуры переносил с большим удовольствием, особенно купание в бассейне.

Как сейчас, например, после нескольких заплывов от края до края, в удовольствие, устроился на каменных ступенях бассейна, только голова торчала и вода приятно так омывала тело. И вся нервозность, и неприятности растворялись в воде, и голова становилась чистой и ясной.

Для правдивых мыслей в голове. Для того, чтобы ей сказать правду. Время пришло…

Послышались сначала шаги, потом всплеск на дальней стороне бассейна. Можно глаза не открывать, и так было понятно, что это Элли.

Несколько мощных гребков, и вот она уже оказалась рядом, даже в воде ее аромат манил и будоражил кровь.

Она попыталась приблизиться, но Нэй рукой так дернул и даже чуть оттолкнул эльфу от себя:

— Что случилось? — она была удивлена.

Нэй открыл глаза:

— Я тут размышлял, — закрутил рукой. — Так, дурные мысли в голову лезли, да и вообще…

— И о чем же ты думал? — она отплыла чуть в сторону, чтобы еще раз не попасть под его мокрую руку.

— Я покаяться перед тобой должен, — он вздохнул. — Я совершенно не знаю, где находится твой брат и сможем ли мы вообще его найти.

— А как же твой враг?

— Вот именно — он только мой враг! Поэтому я даже боюсь представить, что ты скажешь сейчас на мое вранье, сказанное когда-то. Потому что именно мое вранье тогда нас объединило. Но теперь я правду говорю и боюсь этой правды, — он как-то тяжко вздохнул. — Да и вообще, после слов Артура и твоей фразы «очень давно» я вдруг осознал, что я так слаб перед тобой, столь ничтожен, что я даже не представляю, как мы вообще смогли встретиться и объединиться не только в мыслях о враге, которого я не знаю, где искать, но и стать удивительно близкими разумными существами, людьми. Но что привлекло тебя во мне и что привлекло меня в тебе? Любовь? Ненависть? Желания? Красота? Или просто сиюминутная блажь величия и низменности? Может, нам лучше вообще больше не быть вместе? А просто разбежаться? Ведь я знаю только своего врага и лгал тебе по поводу нашего врага общего. Твоего брата. И время так жестоко, что, может, лучше нам вообще было не встречаться?

— Это восхитительно и глупо одновременно. Не знаю, когда ты понял свое вранье и когда ты узнал и решился сказать правду, но прошло уже столько времени, что мы... Что нам уже невозможно расстаться просто так.

— Ну почему же, — Нэй усмехнулся. Он неожиданно выпрямился и по ступенькам стал выходить из бассейна.

Он сделал пять или шесть шагов и почти приблизился к двери в апартаменты, когда наконец эльфа ожила и прокричала:

— Нэй Вейн, человек-сошо, не игнорируй меня!

Ну, да, он же должен был дать ей возможность ответить на его правду, что-то сказать, а не дать ему уйти просто так в закат.

— Нэй, — она была уже рядом, но он пока не поворачивался к ней лицом. — Как я сказала, твои мысли глупы и бессмысленны. Нам ведь хорошо вдвоем.

— А что потом? — он повернулся и снова поднялся, чтобы быть с ней на одном уровне — она так пока не научилась делать. — Вот когда мы все-таки найдем твоего врага, твоего брата, вот вдруг найдем того, мысли о котором, точнее, моя ненамеренная ложь, нас и соединила? Но ведь эта погоня, поиски не вечны, и мы когда-нибудь его встретим и убьем. Свернем ему шею или вырвем сердце, но все равно убьем. И что произойдет после этой победы? А что будет потом, через сто, двести, триста лет? Я буду горбатым, ворчливым, морщинистым стариком, со вставной челюстью, бродить по дому с помощью ходулек и кричать на весь дом — и он произнёс дрожащим голосом: «Элли, где моя кашка, я хочу какать!»

— А я в ответ: «Пошел вон, старый пердун»? Так, да?

Они оба улыбнулись.

— Элли, но в самом деле, это ведь правда, грустная, но правда. Я совершенно не знаю, где искать твоего брата! Да и вообще, ты через сто лет забудешь обо мне. Кто я, и кто ты.

— Я о тебе никогда не забуду!

— Да? — он усмехнулся. — Ты вообще через двадцать лет уйдешь в свою столетнюю спячку, и этого не изменить. И я скорее сойду с ума, чем в спокойствии проживу эти сто лет. Если проживу, конечно. А если и проживу, то кем я буду в твоих глазах? Стариком со вставной челюстью? — он вздохнул.

Она улыбнулась:

— Ты слишком далеко заглядываешь, мой друг! Впереди еще целых двадцать лет! Двадцать лет! Целых двадцать лет! И это время стоит того, чтобы прожить его так…

— Чтобы потом не было мучительно больно за зря прожитые годы?

Они все-таки прекрасно понимали друг друга.

— Да, — просто проговорила Элли. — И у нас есть двадцать лет, чтобы найти моего врага, моего брата. Вместе; может, это даже и к лучшему, что ты не знаешь, где он! Потому что вместе искать веселее. Да и твоего врага прижать к ногтю будет легче. Вдвоем, — улыбнулась она и после небольшой паузы решилась: — И главное! Самое главное! Я люблю тебя, Нэй Вейн, мой Принц, мой человек-сошо! Всей душой, всем сердцем, всем телом, всей жизнью! Никогда и никому не говорила этих слов. Но ты достоин и этих слов, и меня, — она улыбнулась и провела по его мокрым коротким волосам.

Он взял ее руку и прижал к своей щеке:

— И я люблю тебя, Властительная Астра дома Норвилион — Эллионариэль Кина Мина Рина Орна Артана асто вис Нумис орви Кавис, — проговорил и пальцем так ее рот запечатал, так как эльфа собиралась разразиться тирадой по поводу своего имени.

Ведь среди людей она была просто Элли Нум, без своего длинного имени! Хорошо, что в списке гостей прописывалось ее Малое имя. Но по глазам Нэя, они сверкали смешинкой, она поняла, что он знает и ее Великое имя. О! Что же за человек ей встретился в любви? Какая воля и какая сила его, если он так способен заворожить и обезоружить?

— Не надо слов, Солнце моей жизни. Мои мысли и в самом деле глупы и бессмысленны, пока мы вместе, рядом — наша страсть выше всяких глупостей и смыслов! И мы найдем и уничтожим всех врагов. Всех, кто встанет у нас на пути. Но пока у нас есть время…

— Так чего мы ждем, мой господин?

Он ничего не сказал, а просто впился в ее губы своими губами, а потом, подхватив ее на руки, прямо-таки влетел — в прямом смысле — в апартаменты.

До поезда оставалось еще восемь часов.

* * *

Историческая справка.

Дорожный дворец и железная дорога.

Постоялые дворы были всегда, во все времена и на любой дороге — тракте, шоссе, хайвее, автобане и так далее и тому подобное… Просто со временем и местом менялось и название — постоялый двор, караван-сарай, дорожный мотель. То есть всегда, находясь в дороге, можно было найти место, где остановиться на ночь, на любой вкус и кошелек.

Но история Дорожных Дворцов не такая, это не совсем постоялый двор или совсем не постоялый двор, и не просто гостиница для высокородных господ или просто гостей Короны. Да и вообще их всего два! На всю Ликсию.

Один Дорожный Дворец выстроен рядом с Мальвинором на берегу Мальвы, второй — в пригороде Аркета, на берегу уже Дейсы-Дайлайны.

И их история неразрывно связана с железной дорогой.

После Великого Катаклизма, когда многие десятилетия в государствах продолжался разброд и шатание, и дороги были небезопасны, сбор определенных лиц для единых поездок имел смысл. Тогда, кстати, и появилась Секретная служба, ставшая тайной защитницей высшего света. И ей, Секретной Службе, было легче организовать поезд из десятков карет, чем охранять одну-единственную повозку.

Но если первое место сбора возле Аркета появилось как само собой разумеющееся, то второе, возле Мальвинора, выдержало несколько десятилетий отсутствия. И возникло уже при строительстве самого Мальвинора, в который вместе со стройкой пришли и азартные игры. И если в Мир Рошанском все уже было регламентировано и определено, да и запрещали там порой игры азартные, то Мальвинор в первые десятилетия своего существования являл собой полную вольницу всех и вся, где можно было как проиграть целое состояние, так и выиграть.

И сюда, конечно же, хлынула аристократия проигрывать свои последние деньги. В те времена еще можно было заявить: «Ты скотина, а я Принц!» и выбить себе достойный кредит для игры, а после, написав расписку, исчезнуть, сев на дилижанс первого класса, тоже бесплатно, и укатить под крылышко Главной Короны Ликсии и Каракраса. Потом через пару месяцев появиться снова, снова все проиграть и снова сбежать.

Но времена стали меняться. И на самом деле уже после того, как на дорогах все успокоилось, ну, почти, место сбора стало просто помощью Короны для своих непутевых и слишком азартных родственников — но и не только; причем в Мир Рошанский бежали любые принцы и принцессы и аристократы любого из Восьми королевств, почему-то считая, что именно Главная Корона заплатит их долги.

Впрочем, не будем об этом. Это уже совсем другая история.

Сами Дорожные Дворцы появились по указу прадеда нынешнего Короля Рошана — Урбана IX — Отона V (XI век от Пришествия Скирии). Говорят, он любил зажигать в Мальвиноре, будучи еще Первым Носителем Права, а когда все проигрывал, пешком добирался до места сбора, как раз туда, где стоит современный Дорожный Дворец, а в те времена располагались не очень комфортные домики казарменного типа ­— целых девять штук. Место так и называлось «Девять казарм», и тут когда-то квартировали то ли два армейских полка, то ли три внутренних когорты. Но, конечно, караваны или каретные поезда отправлялись в Мир Рошанский не каждый день, так что Принцу приходилось жить в довольно стесненных условиях порой несколько натир!

Так что, став Королем Рошана Отоном V, он, к удивлению всех, прекратил свои азартные безобразия, да еще и запретил их в Мир Рошанском — разрешение вернул только нынешний Король Урбан IX — и издал указ о строительстве двух Дорожных Дворцов на землях хоть и принадлежавших формально Аркадии и Локии, но на деле уже давно являющихся вотчиной Рошана.

Почему два — в Аркете не было ни большого азарта, ни особых развлечений, хотя тут и было место встречи, но после наступления спокойствия почти заброшенное — станет понятно после того, как читатель узнает о втором указе, идущем в связке с первым. О строительстве железной дороги! История умалчивает о том, кто автор идеи — по легенде, им был великий изобретатель ди Вирши, — кто вообще додумался довести эту мысль до Короля, но эта идея о железной дороге Отону V очень понравилась, и он решил соединить два Великих Города железной дорогой с Мир Рошанским.

Правда, чтобы не пугать жителей жутким видом Железных Големов, Главный Вокзал Мир Рошанского был выстроен так же на берегу реки, в южном направлении от самого города — впрочем, еще лет сто, и современный Мир Рошанский вполне поглотит Большой Главный Вокзал в своем чреве, — как и два Дорожных Дворца. А сама дорога, две двухпутные дороги, если быть точным, постарались провести по относительной глухомани, что в принципе удалось, но развитие мира не стояло на месте, и скоро и эти дороги полностью откроются миру.

В общем, началось строительство не менее грандиозное, чем стройка Мальвинора. Но если в стройке Мальвинора были заинтересованы все Восемь королевств и они не жалели ресурсов на город, то в прокладке железных дорог интереса почти не было. И лишь зависимость Королевств от Главной Короны способствовало более-менее стабильному строительству.

Хотя строили дороги целых сто тридцать семь лет и завершили уже при Короле Отоне VI, внуке Отона V.

Честно говоря, Отон VI не понимал значения дороги, считая ее блажью своего деда. Особенно если посчитать, сколько ресурсов людских, магических и материальных ушло на строительство. Именно при Отоне VI была самая большая остановка в строительстве, в течение тридцати двух лет — он все пытался посчитать и понять, что, зачем и как. Но когда ему доложили, что некоторые участки дороги начали разворовываться: уносились рельсы, вытаскивались шпалы, разрушались технические строения — станций по пути не было, но были технические полустанки для заправки той же водой, например — Отон VI приказал достроить дорогу во что бы то ни стало! А всех воров найти и бить нещадно, невзирая на титулы и звания!

Говорят, на это решение — завершить строительство — повлияло то, что дорогу Мальвинор — Мир Рошанский разрушали по приказу Герцога Мельвенского Себастьяна, брата Отона VI, с которым тот был на ножах, и, говорят, Герцога на самом деле выпороли прилюдно на площади небольшого городка Шим, стоящего рядом с дорогой и являющимся вотчиной Мельвенского Герцогства! На самом деле официальных хроник об этом не сохранилось, но слухи не рождаются на пустом месте.

В общем, дороги достроили, но вот на первом Железном Големе проехались только сам Король Отон VI и небольшая его свита, так как все остальные испугались и предпочли каретный выезд. Но Отону VI так понравилась поездка, что, прибыв в Дорожный Дворец, который, к слову, уже существовал сто двадцать лет — его очень быстро построили, — силой затолкал всех, кто приехал в каретах, в вагоны, и обратный путь Железный Голем был наполнен криком, плачем и ругательствами.

Но при этом следующая поездка проходила просто в переполненных вагонах.

Впрочем, построенные дороги никогда не имели расписания; это, скорее, были чартерные рейсы. Ну, может быть, раз в натиру или даже реже.

Но как уже было сказано, мир менялся. Дилижансы уже давно ездили по дорогам, невзирая на титулы и звания — главное, плати. А железная дорога оставалась привилегией аристократии, которая, к слову, за это путешествие ничего не платила!

Такое чисто потребительское отношение к железной дороге решил прекратить уже отец нынешнего короля — Грегор VI, разрешивший продажу билетов для низших, но богатых сословий, при этом оставив бесплатным проезд для Гостей Короны. Так что не только время стирало границы между ступенями иерархической лестнице, но и деньги, и политическая необходимость, и целесообразность.

Правда, нынешнему Королю Рошана Урбану IX досталось немного обветшавшее наследство. Дорога кое-где требовала ремонта; вагоны, когда-то блиставшие роскошью, малость поистрепались и в большинстве своем пахли нафталином, при этом новых вагонов почти не производилось. Железные Големы хоть и собирались время от времени на заводах Аркета, как и ремонтировались, но требовали все же обновления, так как энергоэффективность их снижалась. Да и дальнейшее развитие Железных Големов зависело от следующих прокладок железных дорог, которых пока не предвиделось.

Но все равно железные дороги оставались по сей день очень популярными, и билеты так же охотно распродавались среди желающих их приобрести. Уже ходили слухи о том, что, возможно введение регулярного сообщения по дорогам, с точным расписанием, но скорее всего, это решение будет принимать уже следующий Король Рошана.

Как уже было сказано, были построены две двухпутных железных дороги, каждая длинной более двух тысяч верст. Ширина колеи равнялась сто девяносто шести сантимам. Размер взят по росту Короля Отона V, который равнялся шести футам и двум дюймам, то есть как раз сто девяносто шесть сантимов. Он просто лег на землю на начальном участке строительства и сказал, что спать в вагонах он будет вот так, поэтому вагоны должны быть еще больше! Так ширина колеи и пошла.

Посреди каждой колеи находилась еще одна железная дорога — узкоколейная, по которой за каждым составом Железного Голема двигалась техническая ручная дрезина, проверяющая состояния пути — должна, но теперь шла не каждый раз. По длине пути через каждые пятьсот километров были выстроены технические станции обслуживания — вода как для людей, путешественников, так и для Железных Големов, продукты питания, забор мусора. А также там находились запасные пути, на которых дежурили на всякий случай как запасные Железные Големы, так и вагоны.

Железный Голем, как уже понятно, это механизм, двигающийся на паровой тяге. Кто-то подумал о Паровозах, чтобы переименовать Железные Големы, но почему-то так и не произошло переименования и Железный Голем остался Железным Големом.

Железный Голем представлял из себя большой горизонтальный цилиндр с колесной площадкой из четырнадцати колёс — семь колёсных пар, или по осевой формуле «1-5-1», — скрепленных специальными перемычками и рычагами для лучшего движения. А также большой кабины, в которой смена машинистов из шести человек обслуживала Железный Голем, а также отдыхала и питалась. Пар производился не с помощью дров или угля, а благодаря энергии аккумов, которыми, можно сказать, управлял большой арфар, тут представляющий из себя энергетическую установку довольно специфического свойства — вырабатывающую жар или скрытый огонь для нагрева воды. Поэтому в смене машинистов обязательно присутствовали два техника-мага-друмера.

На всю поездку Железному Голему требовалось до пятидесяти штук синьки или десять-двенадцать серых аккума, что в современном понимании и являлось самым затратным в энергетическом плане. Несмотря на то, что количество добываемых на Межевом вале аккумов увеличивалось, от любого механизма в наше время, наоборот, требовалось все большее, и большее уменьшение энергозатрат.

Энергия начинала править нашим миром, и чем ее больше, тем власть ею владеющим сильнее!

И от этого не убежать и не скрыться, и не никуда не уехать на Железном Големе.

Но это уже другая история.

Мысли из головы.

* * *

01 октября (ор) 1440 года от Пришествия Скирии.

Вне Мальвинора.

09:57 часов утра.

Железный Голем под парами.

Чуть не опоздали. Впрочем, чуть не считается. Где-то за час до десяти в дверь спальни апартаментов Нэя стали настойчиво стучаться. Хотелось встать и надавать всем по шеям.

Но оказалось, они, кто стучал, были правы. Собираться-то нужно. Поэтому к Железному Голему все подлетели за пять минут до отправления. Разгоряченные, но жутко счастливые.

Огромный Железный Голем уже стоял под парами в ожидании последнего гудка и зеленого семафора.

Сегодняшний состав поезда состоял из четырнадцати вагонов.

Первым к самому Железному Голему был прицеплен вагон, в котором располагался взвод охраны Секретной службы — пятнадцать человек, из которых пятеро являлись боевыми магами; только они имели права пересекать весь состав от начала и до конца. Считалось, что такое количество вполне способно обеспечить охрану, ко всему прочему еще — это, конечно же, не афишировалось — половина слуг состава работала на Секретную службу. В поездках было не принято иметь своих личных слуг; впрочем, штатные слуги, обслуживающие Гостей Короны, были отлично вышколены и обладали всеми навыками обслуживания высокородных особ.

За вагоном охраны шел багажный вагон Гостей Короны. Третьим был вагон Герцога Ирвильского. Следом вагон, в котором расположилась семья Купца первой гильдии Наха Амоса. После вагон прислуги, обслуживающий эти два вагона высших персон, и половина персонала вагона-ресторана.

Сам вагон-ресторан. За ним еще один вагон прислуги, обслуживающий как сам вагон-ресторан, так и два других вагона Гостей Короны — вагон Нэя, Элли, Сэма и Артура, который отказался от своего личного вагона, снова предпочтя гостевой статус у друга, место в вагоне вполне хватало. И замыкал эту великосветскую связку вагон Великого Герцога. Но этот вагон не был крайним в составе.

К основному составу были прицеплены еще пять вагонов, среди которых свой вагон-ресторан, менее роскошные, но при этом двухэтажные, и которые в своем чреве везли всех, кто купил билеты на этот Железный Голем. В этих вагонах слуги и пассажиры жили, можно сказать, почти вместе, в нескольких купе на первом этаже. Единственное, слугам запрещалось без особого разрешения подниматься на второй этаж вагона, где пассажиры и проводили основное дневное время поездки.

В этот раз на эту поездку собралось сорок семь пассажиров, которые были доставлены к Железному Голему уже самой Секретной службой за час до отправления состава.

Нэй как-то поинтересовался, сколько стоит билет на поезд. Оказалось, что не так уж и много для тех, кто имеет деньги и желает их потратить вот в такой поездке. Хм… всего то двести тридцать дукатов — на самом деле фантастическая сумма! Причем, существовала система скидок для тех, кто пользуется поездками чаще остальных. Для самых-самых билет стоил всего-то сто пятьдесят дукатов.

Конечно, существовала еще и оплата некоторых услуг в этих вагонах. Та же еда: если завтрак и ужин входили в билет, то обед уже на выбор пассажира и его кошелек. И те же чаевые слугам, без этого могли просто не обслуживать, если попадался скряга — это редкие случаи, на Железном Големе как раз ехали те, кто был способен потратить кругленькую сумму, а не сжать ее в кулаке из-за жадности.

Замыкал состав еще один Железный Голем, как запасной туда, и как основной на обратном пути. Пустым он не был, в нем располагалась отдыхающая бригада машинистов, которой, как и в любом Железном Големе, были предоставлены все удобства. И спальня, и кухня. Все для того, чтобы Железный Голем ехал и днем, и ночью.

Добежали, разместились. Нафталином и в самом деле попахивало, но не так чтобы очень. Сэм уже был тут, сидел в огромном кресле, которое как раз для него приготовлено было, и вовсю уплетал красные персики, которые называл не иначе как большая черешня. Любил он черешню, но маленькие ягоды он просто мял в руке, скидывал косточки, а потом облизывал руки, что было не очень эстетично, поэтому и перешел на красные персики, хоть в руках своих ягоды чувствовал.

В вагоне находился и Артур, сидел в кресле рядом с окном и был на удивление задумчив. И когда друзья его появились, только качнул головой в приветствии и снова уставился в окно.

— Чего это с ним? — проговорил Нэй. Ему очень хотелось уединиться с Элли и продолжить прерванную началом поездки прекрасную ночь, но состояние друга его озаботило не на шутку. И он плюхнулся в кресло рядом с Артуром. Напротив него.

Элли тоже присела на мягкий подлокотник и обняла Нэя за шею.

Сэм хотел было ответить, но тут Артур совершенно неожиданно поднял руку, повернулся лицом к Нэю и проговорил:

— Я должен перед вами всеми покаяться…

В это время Железный Голем дал гудок и состав, дернувшись сцепками, начал набирать ход.

— Э… Что ты такого натворил, о чем я не знаю? — в последние несколько дней Артур был ходячей сенсацией для Нэя, и у того уже не хватало мыслей, чтобы объяснить поведение своего друга. Который оказался очень талантливым и умным человеком. А может, это стало следствием того, что Нэй стал ему братом? Именно от этого он не мог до сих пор прийти в себя. Вот Артур и проявился со всех сторон, как брат брату.

Артур вздохнул и выпалил:

— Это я организовал скандал за ужином!

Челюсть Нэя уже в который раз лежала на полу. Не, правда, открывать рот от удивления стало какой-то жуткой его привычкой. Ну вот, не ожидаешь ничего такого, а тебе бац по голове, и челюсть на полу. Нужно будет ее привязывать в разговорах с Артуром, иначе названый брат ему точно челюсть вывернет, а вставлять ее — Нэй сам умел — то еще удовольствие.

— Не совсем понял твою мысль, — очень медленно проговорил Нэй, пытаясь привести уже свои мысли в порядок.

Артур прикрыл глаза и проговорил:

— Я прибыл в Мальвинор в середине сентября, кое-какие дела, да и развеяться захотелось от Дворца и от Столицы. Приехал как раз на Железном Големе, ну и в первый же вечер рванул в Салон Мадам Сюси, мы старые знакомые, но при этом постели между нами не было, — Нэй развел руками, и Артур, вздохнув — уж начал говорить, то тогда говорить нужно все — уточнил: — Она была любовницей моего отца, нашего отца, но мне она всегда нравилась за веселый нрав и полное отсутствие желания власти. В общем, Салон в ее мыслях победил и это было единственное место, где она предпочитала властвовать.

В общем, я приехал к ней в Салон, посидел немного, и тут мне на глаза попался номер этой желтой газетенки.

Первое чувство было: кому бы морду начистить за такую писанину. Желание появилось съездить в редакцию этой газетенки и съездить главному писуну по его холеной физиономии. Видел я его, поэтому и могу говорить. Но подумал, что это неправильно. Дед ведь выдал разрешение на печать этой газетки, на целых тысяча пятьсот экземпляров, ну, я говорил об этом, а значит, не мне ее закрывать, да и морды бить тоже. Хотя все равно морду лица кому-нибудь очень начистить хотелось. Это, кстати, твои уроки. Вот только не корчи рожу, что ты тут не при чем. Научил меня драться, теперь порой очень хочется подраться. Ну, это так, к слову.

В общем, я поднял свои связи вне Секретной службы, и мои люди скупили все экземпляры этого номера, ну, которые были еще в свободном доступе, где-то тысяча сто экземпляров по десять дукатов каждый! Гады заломили цену, понимая или догадываясь, что и кто ее выкупает. Ну и демоны с ними, потом все вернут сторицей.

Десяток экземпляров я отправил деду, чтобы почитал и посмеялся, но вряд ли он закроет эту клоаку, хотя, конечно, я не представляю, что он решит и решит ли. Сотню экземпляров мои люди в Дорожном Дворце раскидали по граням, ну, а остальное я сжег.

Как понимаешь, устроить скандал, когда никто не знал о появлении газеты, было довольно легко сделать, но по твоей реакции и реакции Элли я понял, что тебя не пронять столь гнусной и мерзкой писаниной. Тебе даже было весело. Впрочем, не это был главный моментом моего желания набить лицо кому-нибудь.

Мой учитель по Политической истории или, как он называл, по Политической целесообразности всегда говорил, что ты должен знать всех, кто тебя окружает. Их сильные и слабые стороны. Особенно родственников. И особенно новых родственников. А Амосы как раз собирались стать новыми хм… родственничками. Конечно, я не сегодня и не вчера ими заинтересовался. Но уже в Дорожном Дворце попробовал просчитать их действия, зная, что они любопытны и, честно говоря, несдержанны. Как Нах, так и Тох. Но Нах все-таки сдержался, рядом была его жена, а так, когда он выпьет, говорят, бывает, что и скандалит. Но Тоха ничто не сдерживало, и я подготовил несколько вариантов своих действий, где Пипер и помойка был одним из них, но не главным. Я думал, он начнет перебивать меня сразу, но, видимо, он все-таки испугался, я ведь все-таки Принц Крови, или просто решил дождаться твоего, Нэй, рассказа. Он, кстати, предложил отцу перепечатывать листок, не только этот, но и следующие, в Пипере, но вряд ли ему дадут на это право. Хватит и тысячи пятиста экземпляров.

Кстати, и ты мне дал возможность блеснуть познаниями, освежив мою память по поводу положения о Принце Слова, я ведь совсем забыл об этом. Об этих дополнениях. Меня сам текст статеек вывел из равновесия, а ты был само спокойствие и очередную мысль мне подкинул.

Ну, а за столом я только ждал момента, чтобы в нужный момент начать весь этот разговор, и сам удивился, как Тох четко попал в мои сети. А макать его в салат было огромным удовольствием, большим, чем просто по морде лица настучать. Ну, а от своей речи я сам в восхищении! — Артур развел руками. — Вот такие дела…

Весь этот рассказ Нэй сначала просто смотрел на Артура расширенными от удивления глазами, потом закрыл их рукой и просидел так до конца, тихо тряся головой и что-то бормоча себе под нос.

Оказалось, что Артур и в самом деле готовился, как и чувствовал Нэй! Ощущалось в его речи не только объяснение, но и превосходство. Он наслаждался. Прополоскал Амосов, а теперь и Нэя добил своим рассказом. Интриган!

И после того, как Артур закончил, выдал:

— Ты нас с Элли использовал втемную! Ничего не сказал! Я краснел, что ты оправдываешься за меня. А ты… — Нэй резко встал.

Встал и Артур.

А потом…

Нэй сделал пару шагов вперед, очень быстро, Артур было дернулся, но остался стоять, видимо, думая, что Нэй собрался его ударить, и поэтому решил — будь что будет. Ну, в каком-то смысле получилось некрасиво, но и красиво одновременно. И Артур был готов. К чему?

Но Нэй…

Подошел и… обнял друга и брата под расслабленный вздох Элли и Сэма:

— Но, черт побери, как я себя дурацки чувствовал за тем столом! Ну, ты хорош! — отпустил Ней Артура из объятий, но тут же ткнул того кулаком в грудь. — Но в следующий раз все-таки говори о своих задумках, мы же все-таки братья.

Артур развел руками:

— Да я вообще не думал, что получится. Или ты рассказ начнешь по-другому, или вообще сам ответишь, врежешь придурку, мы ведь знаем, каким ты можешь быть быстрым. Или Тох окажется в этот день более воспитанным. Ты мог просто рассказать свою жизнь, и мы бы перешли на Амосов.

— Да, кстати, а Дворец не обидится, что Амосы так и не рассказали о себе?

— Ну, почему не рассказали, очень даже многое рассказали, просто не они рассказывали, — Артур улыбнулся.

Нэй усмехнулся:

— Кажется, я попал в осиное гнездо, где даже брата используют втемную, — но было сказано не очень серьезно.

Артур прижал руки к сердцу:

— Даю слово, что это в первый и последний раз. Ты же сам хотел начистить кому-нибудь рыло из-за этой газетки!

— А это хорошая мысль! Если тебя вызовут все-таки на дуэль, надо их к этому подтолкнуть — Амосов, — то я буду твоим бретером! И заодно посмотрим и проверим, правдивы ли слухи, что со мной не хотят биться. Слух прошел, что я всех одной левой заваливаю, хотя, если честно, в «боях без правил» — в октагоне — я не являюсь абсолютным чемпионом.

— Да, ладно! — удивительно, но Артур не был еще ни на одном бое Нэя!

— Ну, если я буду все выигрывать, то кто будет приходить на меня смотреть и ставить на меня?

— Хорошая шутка…

Они снова обнялись. И по традиции подошла Элли, а уже потом своими огромными ручищами всех обнял Сэм.

Вот так поездка и началась.

01 октября (ор) 1440 года от Пришествия Скирии.

Где-то между Мальвинором и Мир Рошанским.

Железный Голем.

Вечер.

Железный Голем дал длинный гудок и начал сбавлять ход. Нэй в накинутом на голое тело халате сидел за столиком и попивал чай из стакана в подстаканнике, в этом неотъемлемом атрибуте, кажется, всех железных дорог всех миров.

Когда Железный Голем сбавил ход, Нэй приоткрыл окно, выглянул в него посмотреть, что там впереди, и почти сразу закрыл. Никаких неожиданностей.

Элли с длинным гудком наконец вылезла из-под одеяла, потянулась, села:

— Что там?

— Подъезжаем к туннелю, — ответил просто, сделал глоток и отправил сушку в рот. — Чай стынет!

Она усмехнулась, встала, еще раз потянулась, сверкнув всей красотой своего тела, накинула на себя кружевной халатик до пола и присела напротив Нэя:

— Ничего не меняется на железной дороге. Даже чай в подстаканниках, — они оба улыбнулись, а она сделала глоток и тоже закинула сушку в рот, прикрыла глаза, наслаждаясь и вкусом, и спокойствием.

— Гулять пойдем?

— Можно и погулять.

Вопрос Нэя был не праздный.

* * *

Историческая справка

Мальвинорский Туннель.

Если Торговый туннель под Межевым Валом, соединяющий Мальвинор и Эльфидор, считают Великим Туннелем, то железнодорожные туннели как на дороге Мальвинор — Мир Рошанский, так и Аркет — Мир Рошанский считают не просто Великими, а Величайшими! Чудесами — в мире, где правят чудеса! — Мира Каракрас!

Хотя, конечно, это только слова, которые не способны передать всего величия и технологической мощи, которая сумела сотворить эти сооружения.

На самом деле эти туннели воспринимаются всеми как нечто невозможное, но, к удивлению всех, являются вполне реальными и действующими сооружениями, построенными гением человека, ну, и помощниками его.

Впрочем, хватит пафоса.

Когда инженеры принесли Отону V проект дороги, то в нем было два варианта.

Первый предполагал обход Рошанских гор с юга, что увеличивало дорогу на те же две тысячи вёрст. Обход с севера не рассматривался, тут дорога двигалась параллельно Мальвинорскому тракту, а Король ведь решил спрятать дорогу от глаз.

Второй предполагал прокладку туннелей — Мальвинорского в Правой гряде и Аркетского в Левой гряде Рошанских гор, чуть к северу от Мир Рошанского, что укорачивало дорогу на эти самые две тысячи верст.

Отон V задал лишь два вопроса.

Можем ли проложить туннель?

И сколько это будет стоить?

Инженеры посовещались и заявили, что туннели…

Если быть точным, то Мальвинорский туннель намечался длиной в двести девяносто семь тысяч триста сорок шесть ярдов, а Аркетский — в двести девяносто три тысячи восемьсот семьдесят шесть.

…Проложить возможно и стоить это будет дешевле, чем обходные пути, которые на самом деле бессмысленные, так как теряется вся новизна железной дороги, которая будет повторять южную дилижансную дорогу из Мальвинора в Мир Рошанский, как и из Аркета тоже.

Говорят, Отон V подумал немного, вздохнул и дал добро на строительство туннелей. Был вариант вообще отказаться от железной дороги, но ресурсы были уже вложены, и отступать Королю уже просто не хотелось.

Хроники умалчивают, как строились туннели. Какая техника, какая магия, какая сила, какая мысль? Архивы закрыты, а само строительство тщательно скрывалось от глаз посторонних, в отличие от стройки Торгового туннеля, где все исторически показано и рассказано тысячами свидетельств.

Но точно известно, что на их строительстве был задействованы и гномы из Медных гор — Отон V пообещал и сдержал слово о том, что снимет с них Проклятье Сигизмунда, хотя гномы до сих пор стараются особо не светиться среди людей. Их инженерный, подземный талант пригодился для создания вертикальных технологических, вентиляционных и спасательных колодцев. Всего их было выстроено тридцать семь на Мальвинорском Туннеле и тридцать шесть на Аркетском. Но, конечно, гномы работали и на прокладке самих железнодорожных путей; их геологический талант видеть и понимать всевозможные грунты и камень очень пригодились при строительстве.

На возведении дороги работали и трюмберги — они получили полную концессию на реконструкцию канализации Мир Рошанского. Их умение соединять горизонты облегчило строительство самих туннелей. И пусть отдельные историки говорят с некоторым сарказмом, что эти туннели похожи на канализацию, но при этом никто не отрицает того факта, что построены туннели на века! Тогда какая разница, на что они похожи?

И орчи строили — тут были просто деньги и новые земли для разведения хриков! — и, конечно же, люди и маги — магов-друмеров, говорят, было великое множество.

И еще у обоих туннелей существуют естественные разрывы. У Мальвинорского на второй трети пути длиной в десять тысяч шестьсот пятнадцать ярдов и у Аркетского на середине перегона длиной в семь тысяч пятьсот восемьдесят шесть ярдов. Эти естественные ложбины выбирались специально, чтобы чуть сэкономить и облегчить строительство. Хотя не совсем понятно по архивам, сэкономили ли деньги на туннелях на самом деле. Впрочем, Отон V, а вслед за отцом и его сын — Флавий II, рубили головы казнокрадам нещадно, так что вышла даже некоторая экономия средств по всей дороги. Но вот смета туннелей до сих пор так и не известна.

В общем, туннели были построены как раз к моменту, когда с обоих сторон, и из Мальвинора, и из Аркета к каждому из них подошла железная дорога.

Были построены и обустроены.

И дороги соединили, и Железный Голем, к вящей радости, преодолел туннель без всяких проблем.

Вот только странная поездка это была. Железный Голем въехал в туннель днем в 14:58, преодолел путь за чуть более шесть часов, что должно было означать, что время приблизилось к двадцати одному часу, а значит, к ночи Железный Голем прибудет на Главный Вокзал, но оказалось, что когда Железный Голем выехал из туннеля, то солнце было в зените, а на часах Главного Вокзала, когда Железный Голем на него прибыл, пробило полдень следующего дня! То есть поездка через туннель заняла не шесть часов, как показывали часы Железного Голема, а всего двадцать один час!

Стоит отметить, что это все проходило в тестовом режиме, то есть поездка Отона VI на Железном Големе была на самом деле шестая или седьмая. А туннель Железный Голем вообще преодолел в экспериментах раз пятьдесят — та же ерунда происходила и в Аркетском туннеле! Точнее, эта первая поездка в Мир Рошанский должна была торжественно завершиться прибытием Отона VI в Мальвинор, но эта временная странность заставила инженеров, магов, ученых с научниками и изучателями начать тестовые прогоны для понимания вопроса и борьбы с этой временной аномалией.

Причем требовалось сделать все очень быстро, так как Отон VI был в большом нетерпении.

Как известно, в Каракрасе, как и везде на Эрте, ночное расстояние имеет свойство к изменению своих масштабов, то есть преодолеть ночное расстояние можно намного быстрее, чем днем за одну и ту же единицу времени. Если днем можно проехать сто верст, то ночью все двести или даже триста, или… неизвестно сколько, но очень много и больше, чем днем, но это уже как ночь рассудит! Правда, плата за это — полная бессознательность утром для неспящего человека-кучера, и пассажиров, часто всю эту фору сводящее на нет. Поэтому и стояли постоялые дворы на каждый дневной переход. Или, что редко, так как дневной сон плохо восстанавливал силы, нанимались два кучера, если нужно было быстрее добраться до места.

И тут, при изучении туннелей, решили попробовать ночной проезд. И случилось невероятное! Железный Голем преодолел триста верст Мальвинорского туннеля чуть более чем за два часа, и на часах, что в Железном Големе, что у стороннего наблюдателя, встречающего состав из туннеля, было одинаковое время!

Проблема была практически решена! Вот только со временем стало понятно, что перед проездом туннеля все машинисты должны были крепко спать! Что как раз произошло перед первым ночным проездом через туннель. И просыпаться как раз к началу поездки! Конечно, нарушение сна у одного или всех машинистов не сильно нарушало временную аномалию, но при этом на отдых им требовалось больше нормального времени. И снова в дорогу они могли выйти через больший промежуток времени. Сейчас это было не так актуально, а если введут расписание? Ведь не стоило забывать, что они бодрствовали по трое — сменялись в середине ночи — первую и единственную ночь перехода между городами, что тоже влияло на их состояние.

Ну да, слишком много странностей. Поэтому сразу перейдем к финалу истории.

Первое:

Железные Големы прибывали к западному входу в Мальвинорский туннель к восемнадцати часам. Поезд останавливался на длинную, почти пятичасовую стоянку. Как только состав останавливался, машинисты пили специальное зелье и почти сразу засыпали на эти пять часов.

Поезд из Мир Рошанского выезжал с Главного Вокзала в 17:53 в сторону Мальвинорского туннеля и в 18:01 в сторону Аркетского туннеля, чтобы въехать в туннели, в ночь — она магически начиналась в 22:55 — без остановки, так как машинисты отсыпались перед отправлением. И если все проходило нормально и Железный Голем выезжал из туннеля — туннелей — в любую сторону в 00:57, то машинисты получали премию! Если же позже, то машинисты платили штраф!

Второе:

Вначале пытались наскоком преодолеть туннели. То есть замедляли скорость состава, идущего из Мальвинора или Аркета, чтобы к туннелю подъехать именно к магическим 22:55, при этом одна пара машинистов обязательно отсыпалась! Но, как уже понял читатель, ничего хорошего из этого не вышло. Конечно, на преодоление туннеля уходило не двадцать часов, а… Он просто вставал посреди туннеля! Так как все машинисты отключались! То есть те, кто бодрствовал из машинистов, вырубались кто где стоял, и именно в полночь! Ну, а спящих просто никто не будил. А если за энергоустановкой никто не следил, то Железный Голем просто останавливался! Чего только машинисты не пытались придумать! И скорость в туннели увеличивали до максимальной, и крапиву за шиворот, и сонку на бодрствование, и хм… спички в глаза — ничего не помогало! Причем вырубался весь состав! И охрана, и пассажиры тоже. И все просыпались только утром по часам около шести, посередине туннеля, ну, а после Железный голем прибывал на Главный Вокзал даже не в двенадцать часов пополудни, а значительно позже. В общем, эксперименты эти бросили и перешли на остановку перед туннелем.

Третье:

Так как Железный Голем останавливался на достаточно долгое время, то вскоре на месте остановки образовался небольшой город, который в конце концов вобрал в себя, расквартировал, все полки охраны, ведь туннели должны были охраняться как стратегические объекты, со всеми присущими для таких городков атрибутами. В восточной стороны тоже был военный городок, но не такой яркий, тут ведь до Мир Рошанского рукой подать, и остановки не было. И появились здесь и улица красных фонарей, и несколько театров-варьете, и стриптиз-баров. Трактиры были на каждом углу и пара дорогих ресторанов. Был даже цирк и театр драмы!

Хм… А это точно Каракрас?

При этом два городка — у Мальвинорского туннеля и Аркетского туннеля — на двух дорогах, как братья-близнецы и оба без названия, а просто…

Остановка.

Мысли из головы.

* * *

14 октября (ор) 1440 года от Пришествия Скирии.

Где-то между Мальвинором и Мир Рошанским.

Остановка.

Все тот же вечер.

Остановка как город напоминал собой… кинематографический Дикий Запад! Те же одноэтажные домики, чуть покосившийся вокзал. Трактиры на подобие салунов с дверцами на пружинах во все стороны. Зимой — не очень холодной — эти дверцы просто менялись на полные, плотные двери от холода, а так все было как в кино. И именно как по заказу! Проходя мимо одного такого трактира, прибывшие увидели картину, как из этих самых дверей вылетает пьяный субъект в серой форме ВК и плюхается прямо в песок дороги. Рядом с ногами Нэя. Стойкое у него появилось дежавю, только вот в дверях стояла не Мелиса.

Даже живая музыка таперов! Не очень популярная в городах на «Большой земле» — выражение прижилось, — где одиноких менестрелей не очень жаловали, там любили оркестры и совершенно непотребную громкость. А тут именно тапер, а не менестрель, и пианино — редкий пока инструмент для остального мира!

В общем, все здесь было удивительно. Особенно самый большой водопад Каракраса — Анхель (Великий) высотой в пятьсот сорок три ярда и вечно тёплое озеро, куда вода водопада и спадала в пяти верстах от города. Правда, купаться в озере и пить воду не рекомендовалось, она была галлюциногенной! По легенде сюда — вот почему именно сюда? — сбросили все опиаты после войны с триадами. Хм… Но это лишь легенда, так как все наркотики на самом деле сожгли. Хотя… Кто их знает, эти легенды.

Причем была обязательная, для всех гостей Остановки, традиция: наполнить этой водой фляжку, которую можно было купить тут же, в сувенирных лавках. Любых размеров, расцветок и форм. И продавались они в лавках, а их было с десяток, в таком количестве, что казалось, что тут останавливается не один Железный Голем раз в натиру, а множество и каждые пять минут. То есть было совершенно непонятно, зачем столько сувениров и кому они продаются.

Нэй с Элли, Артуром и Сэмом тоже побывали у озера, но поначалу не собирались покупать фляжки и исполнять традицию. Как-то не сильно они нуждались в галлюцинациях.

Но на обратном пути в городок, когда они, наконец насмотревшись на водопад и на озеро, решили возвращаться, дорогу им совершенно неожиданно преградила женщина средних лет в очень цветастом наряде.

Хм… Цыган в Каракрасе не было, но эта женщина явно была цыганкой!

Она сначала к Нэю подошла, посмотрела так пронизывающе, потом на Элли взглянула, неожиданно выдернула ее руку — Элли и Нэй шли держась за руки — и, очень сильно сжав ладонь, чтобы эльфа не могла ее вырвать, проговорила:

— Время твое велико, и жизнь твоя удивительна, и именно тот, кто рядом, будет твоей вечностью. Но никогда не отказывай ему в правде, так как именно ложь будет смертью твоей!

— Не всегда можно правду сказать! — Элли попыталась вырвать руку, но это у нее не получилось.

Цыганка усмехнулась:

— Но он ведь знает ложь! Потому что он, — она посмотрела уже на Нэя, — не человек! Поэтому всегда только правда, иначе годы бесцельно пропадут и канут в Лету!

Элли испуганно посмотрела на Нэя, а тот перехватил руку цыганки:

— Лучше бы ты в ковбойской шляпе был!

Цыганка рассмеялась:

— Шляпа не дает свободы, — и неожиданно сделала странный, почти мужской жест, похлопав по груди Нэя ладонью: — Сделай глоток, будет интересно!

И, развернувшись быстро-быстро побежала, прямо растворившись в ближайших деревьях.

Четверо разумных минуты две стояли, застыв на дороге. А потом все четверо посмотрели друг на друга и проговорили одновременно:

— Что это было?

И при этом Нэй развернулся и направился обратно к озеру.

— Что ты хочешь сделать? — наконец Элли догнала его, так он быстро шел.

— Набрать фляжку, — он усмехнулся. — Как я понимаю, традиции следует исполнять, ну хотя бы для того, чтобы гадалки на дороге не встречались.

— Ты ей поверил?

— Ну она не сказала ничего, во что можно верить. Правда и ложь — это так эфемерно, что понять невозможно, — он пожал плечами. Хотя, вот совсем недавно, они вдвоем уже говорили о правде и… вранье.

И зашел в первую попавшуюся лавку, купил четыре фляжки, среди них одну очень большую, для Сэма, и так же быстро направился к озеру, где была оборудована специальная каменная набережная именно для того, чтобы было удобно набирать воду.

Здесь, само собой, никого уже не было, так что налить воду во фляжки оказалось делом одной минуты. Смотритель выдал четыре специальных удочки-сачка. Осталось только закрепить фляжку, махнуть ее в воду и вытащить уже наполненную.

— А глоток? — Элли передала свою фляжку на хранение Сэму, который в своей жилете-разгрузке уже давно стал для друзей кем-то вроде Хранителя, и неплохо справлялся с этой ролью. Спрятав фляжку, эльфы в карман, протянул руку за фляжками и Артура и Нэя.

Артур, повертев свою фляжку в руках, пожал плечами и передал ее орчу. А вот Нэй не отдал, а прицепил ее к поясу камзола. Камзола, потому что ему требовалось соответствовать определенному протоколу в одежде. Но он просто мечтал выкинуть этот официоз с протоколом, куда подальше и наконец надеть свою вездесущую жилет-разгрузку. Но пока обстоятельства требовали придерживаться правилам.

— Когда поедем, выпью…

Она сделала шаг к Нэю, сняла его треуголку и, наклонив голову, уткнулась своим лбом в его лоб, вздохнула:

— Прости меня…

— За что? — немного удивленно проговорил он.

— За то, что я порой говорю неправду…

Он усмехнулся:

— Мы уже говорили об этом. Но, если честно, солнце мое, то на твою неправду я всегда отвечу своей ложью.

— Ах ты! — она отстранилась от него и ткнула кулаком в плечо.

И они все четверо рассмеялись.

* * *

Почти ночь того же дня…

Железный Голем дал длинный гудок, состав дернулся, зазвенели сцепки, и он медленно тронулся с места.

Нэй выскользнул из объятий Элли, накинул халат и сел за столик возле окна. Фляжка уже лежала на столе, как и его часы.

— Нэй… — капризно проговорила Элли.

Но он только поднял руку, давая понять, что пока занят.

Она фыркнула:

— Бука! — и, укрывшись одеялом с головой, сделала вид, что уснула.

А Нэй прислонился к окну и принялся вглядываться в темноту наступающей ночи.

Почему-то он решил, что глоток или несколько глотков, нужно сделать…

Нет, еще рано — еще видны огни Остановки.

И сейчас тоже рано — последние огоньки скрылись из вида.

А сейчас? Состав погрузился во тьму, только впереди можно было разглядеть яркий сноп света от фаеров Железного Голема.

И наконец, тютелька в тютельку Железный Голем дал три коротких гудка и въехал под своды туннеля ровно в 22:55, ну на минуту, по часам Нэя, раньше.

Вот теперь да, можно выпить этой воды.

Нэй открыл фляжку, принюхался к ее содержимому. Никаких запахов, но при этом вода все так же оставалась теплой. Вода Королевского Леса?

Вздохнул, и как первуху, выпил одним глотком.

Как-то странно в голову шибануло, и сразу захотелось прилечь и уснуть.

Но уснуть не успел. Или все-таки заснул?

В общем, яркий свет в глаза ударил, он даже вскочил от удивления:

— Твою ж то мать! — и челюсть на пол точно упала. Нужно привязывать, однозначно!

Он так и стоял, удивленно глядя в окно минут пять, может, больше, а может, и меньше, пока наконец снова все не погрузилось во тьму.

Упал на сиденье возле столика, головой мотая, пытаясь осознать, что увидел.

Или это все-таки был сон?

— Нэй! — раздалось над ухом.

— А что, где? — он подскочил на стуле.

— Ну ты не только бука! Ты еще храпишь как паровоз!

— Я храплю? Не-е-ет, — он отрицательно замотал головой.

— Нет? Думаешь, проснулась бы я в три часа ночи, если бы не твой храп?

Он мотнул головой, посмотрел на часы. И в самом деле, чуть более трех часов ночи.

Неужели сон?

— А где мы? — посмотрел в окно.

— Ну, из туннеля мы выехали, значит, к полудню будем на Главном вокзале, — она села напротив Нэя, — С тобой все хорошо?

Нэя передернуло всем телом, он посмотрел на фляжку, так и лежащую на столе. В резком порыве вдруг открыл окно и выкинул в него фляжку. Закрыл створку:

— Приснится же такое! — и неожиданно ущипнул Элли за руку.

— Ай! Ты чего?

— Да вот смотрю, ты живая или сон.

Она снова фыркнула:

— Бука! — и, надув губки, наигранно отвернулась от Нэя.

Он на это хмыкнул, резко встал, подхватил Элли на руки:

— Это что такое? — возмутилась она.

— Прощение буду вымаливать.

— Ну-ну.

Но дальше слова были уже не нужны.

* * *

02 октября (ос) 1440 года от Пришествия Скирии.

Дорога на Мир Рошанский.

Утро.

Просто мысли.

Арочный мост через Великую Рош был еще одним чудом инженерной мысли.

По одним слухам считалось, что к строительству этого красивейшего моста, длиной в три тысячи пятьдесят шесть ярдов, были привлечены тролли. Но, скорее всего, это и в самом деле были слухи, так как уже забылось, когда в Каракрасе жили тролли и жили ли вообще.

Скорее, можно было поверить в слух о том, что к работе над мостом задействовали именно что инженеров, но не совсем местных и не совсем из этого времени. Им были заплачены большие деньги, но эти деньги того стоили, так как мост вышел на загляденье. Что стало с инженерами потом, в тех же слухах не упоминается. Впрочем, с такими деньгами вполне можно было остаться здесь, ну или вернуться обратно, если, конечно, там такого путешественника не примут за сумасшедшего.

Вот вам и легенды об инопланетянах и о похищении людей!

Нэй усмехнулся этой мысли и снова обратил свой взор в окно, где в утреннем солнце проплывали или пролетали волнообразные, ажурные и удивительно красивые арки моста.

Ну вот, еще несколько часов, и будет Главный Вокзал…

Поездка оказалась любопытной, милой и не очень утомительной. Если в расчет не брать всякие пророчества и странные видения, то можно сказать, что даже отдохнул и душой, и телом. Вот именно, что телом, в объятьях Элли.

Почему-то было такое чувство, что вот так уединиться, чтобы вообще никто не мешал и не дергал, больше не представится случая. То есть работа принцем — это довольно обременительное занятие, а если еще и влезть куда-нибудь по недосмотру, то вообще пиши пропало.

Какие-то глупые мысли у него в голове. И вообще, чего он встал? Поезд никуда не денется и идет точно по расписанию. Мостов, что ли, никогда не видел?

Если честно, таких величественных в реальности не видел, как и туннелей. Да, он знал, что в других мирах существуют и большие сооружения, но здесь, в своем мире, представить, что это возможно, даже на ум не приходило.

Но теперь он это все увидел. И тогда чего он делает тут, возле этого окна?

Нэй хмыкнул, скинул халат и прыгнул под оделяло, где его тут же обняла спящая Элли.

Просто сон, еще немножко.

* * *

02 октября (ос) 1440 года от Пришествия Скирии.

Дорога на Мир Рошанский.

День.

Главный Вокзал.

Чтоб вас всех!

Не успел Нэй сомкнуть глаза, чтобы хотя бы еще пару часиков поспать, как тут же Железный Голем дал гудок и начал сбавлять скорость, приближаясь к конечной остановке.

Это, конечно, так только показалось.

Нэй присел на кровати, мотнул головой, Элли уже в постели не было. На столе тоже ничего не было, поэтому если и был завтрак, то он дожидался Нэя в главном салоне вагона.

Ну да. Ну да.

Спокойствие и нега действуют на человека странно и расслабляюще. Становится скучно и если вот писать мемуары, то даже не знаешь, о чем писать в такие минуты.

Секс? Сон? Проснулся? Погулял? Поел? Заснул?

И снова по кругу. И так раз, много раз.

Рутина.

Ведь накаркаешь…

Нэй быстро ополоснулся. М-да, отдельная уборная — это, конечно, верх комфорта. Еще быстрее оделся и минут через десять уже вышел в салон. Где, как он и думал, и был подан поздний завтрак — чай, несколько тостов и какое-то творожное ассорти с вареньем. Как говорил Артур, это фирменный завтрак королевских кровей. Хм… главное, что не овсянка. Хотя Нэй ничего против этой каши не имел.

— Проснулся, соня, — с улыбкой выдала Элли.

— Отоспался на несколько лет вперед, — подтвердил Нэй.

— Накаркаешь, — проговорил Сэм, сидящий в своем огромном кресле и тоже уплетающий за обе щеки творожную массу из огромного котелка.

— Ну, а почему бы и нет, — проговорил Нэй и с удивлением заметил, как все трое уперли в него свои взгляды. — Я к тому, что человек умирает не от действия, а от скуки. Поэтому действие нужно всегда и во всем. Кровь по жилам, мысли в узел — и вперёд, на танки. Это же не жизнь, а сказка!

Сэм почесал затылок:

— М-да. С такими жизненными принципами долго придется каркать…

И все улыбнулись.

11:57

Никогда не выходило нулей ни в прибытии, ни в отправлении. Странная железнодорожная примета или просто желание выделиться. Вот, например в Дилижансах только нули в прибытии и отправлении.

И удивительное оживление на Главном Вокзале. Народу встречающего — море! Вся платформа заполнена людьми, да и не только людьми, но и орчи тут находились, и даже несколько карликов можно было разглядеть.

Наконец прозвучал последний гудок, и Железный Голем, выдав пар из колес, пшикнул последний раз и застыл.

Началась беготня, хлопанье дверей. Приветствия, ругань, смех, плач. Но при этом в вагоне Нэя все оставались на своих местах. По протоколу ждали офицеров секретной службы, чтобы именно они препроводили высоких особ к месту дальнейшего передвижения.

Нэй вытащил часы из кармана, хмыкнул:

— Опаздывают что-то секретники, — они и в самом деле уже сидели минут десять. На его взгляд, уже слишком долго.

— Нет, — мотнул головой Артур, — так и задумано.

— Не понял…

Артур поднял руки:

— Нэй, никаких интриг, даже и в мыслях не было. Просто как-то еще в детстве я ездил с отцом в Мальвинор и обратно. Тогда уже появились прицепные вагоны, в которых ездили богатые пассажиры. Так вот, если в Мальвиноре все было тихо и мирно, то обратно вот такое столпотворение! Мы вышли из вагона — отец, я, свита небольшая — и понять не можем, где это мы! Мы принцы, за версту видно, а не пройти! — он усмехнулся. — Кто-то дорогу уступает, а кто-то просто не может. Ругань крики, и ведь не обвинишь в неуважении к королевской крови, потому что все чисто по жизни. Ну, не пройти! Вокзал, как говорится… Отец развернулся и в вагон вернулся, и сидели в нем минут тридцать, пока все не угомонились. Так что посидим и мы немного, а потом спокойно, не торопясь…

— А если спешим?

Артур пожал плечами:

— Гвардейцы в каре встанут и тараном сквозь толпу, а мы в середине. Но это на крайний случай. Мы ведь сегодня не спешим никуда. Впрочем, когда дед прогуливается, никакие гвардейцы не нужно, люди сами расступаются. А он идет, а в глазах огонь…

Нэй улыбнулся:

— Король все-таки.

Артур мотнул головой:

— И это тоже.

Историческая справка

Великий Мир Рошанский

Как и любой город, Мир Рошанский был когда-то маленьким-маленьким. Таким маленьким, что и не понятно, что это было: то ли поселок, то ли деревушка, то ли городок из пяти домов.

История умалчивает, по какой причине в этом месте был образован населенный пункт.

Великая Рош, на берегу которой и появился Рошан, в том месте всегда была спокойна и широка, но всем известно, что пресная рыба в ней водилась премерзкая и, в отличие от прозрачной во все времена и удивительно вкусной воды, рыба из реки никогда в пищу не употреблялась. На Роше не было рыбацких артелей, только на юге, в дельте, существовал рыболовецкий промысел, но уже на морскую рыбу, заплывающую в смешанную, пресно-соленую, дельту Роши.

То есть основателей города привлекла не рыба и не вода, которая в любом месте Роши, до дельты реки — даже в наши дни — была вкусна и прозрачна, несмотря на все катаклизмы и грязь, которая могла в воде оказаться. То есть Рош считалась рекой магической, но секрет ее воды так толком до сих пор и не раскрыт.

Поэтому по сей день не совсем понятно, почему именно на этом месте возник Рошан.

При этом великая тайна Долины Предков была раскрыта несколько веков спустя, когда Рошан превратился уже в достаточно большой, но еще не столичный город.

Во время Второй войны с эльфами Рошан спасло то, что он находился между Рошанских гор; эльфы как-то подзабыли о городе, и поэтому он не был разорён, как многие из больших городов.

В Последнюю войну его так же спасли Рошанские горы: армия людей перекрыла проходы, и, хотя воинов было не так много, но эльфы не решились прорываться к Рошану. Главное, они, эльфы, уничтожили Наргарское королевство, разрушив его столицу Рейком, добрались до Аркета, но постояв у его стен, так и не стали штурмовать его, а после победы в Генеральном сражении, когда был пленен единственный оставшийся в живых король людей Сигизмунд II, Король Наргарского Королевства, эльфы просто приказали снести стену вокруг города, не тронув самого его внутреннего облика.

Магистрат исполнил волю эльфов, но дальнейших приказаний не последовало, так как в 169 году от Пришествия Скирии у эльфов сменилась власть и вошедший на эльфийский престол Эркариос асто вис Арвис Астра Дома Орвилион оказался на удивление либеральным правителем и очень многое позволил людям, подписав с ними мирный договор и даровав относительную свободу землям от линии Пяти Башен.

К этому времени Рошан уже являлся столицей Рошанского Королевства, не сказать, что большого, но и не маленького, на землях Ликсии. А со временем Рошан стал одной из трех объединительных сил, которые и создали Великое Королевство Аркитар.

А уже после того, как в Безумную Войну Великий Аркитар пал, именно Рошанское Королевство стало объединяющим центром для людей Ликсии. Именно оно сумело сохранить себя во времена Великого Катаклизма, и именно отсюда, как волны на воде от брошенного камня, сила, сплочение, вера и судьба стали объединять людей, создавая Мир после великих перемен.

Этому способствовало еще и то, что именно в Ущелье Рошанских гор, где и стоял Рошан, была обнаружена так называемая Долина Предков, где избирались многие Короли людей до Безумной Войны и все Короли Ликсии после Великого Катаклизма.

На самом деле Долина Предков — это сказано очень громко. То есть мало кто видел эту Долину Предков воочию, точнее, только те, кто шел на выбор. Трое Носителей Права знали, что такое Выбор Предков и сама Долина, но никогда никто из них, ни избранный Король, ни оставшиеся без короны, и словом не обмолвились о том, что видели и как это все происходило и происходит. При этом, как уже было сказано, на Выбор Предков шли все наследники, Носители Права всех Восьми королевств.

И, конечно, не в самом Рошане это происходило. Но в каждой столице каждого из Восьми Королевств была выстроена церковь Выбора, где и происходил Выбор Предков. Считалось, что эти Восемь церквей, как Арки Благородства, связаны между собой, поэтому и происходил единый выбор, который связан с Долиной Предков в Рошане. Но как уже сказано, простому смертному, если он не Носитель Права, увидеть это действо было невозможно. Ко всему прочему, Церкви Выбора всегда были закрыты, порой многие-многие годы, и открывались, только если кто-то из Королей почил в бозе. Именно в Церкви Выбора Королевства Король отпевался, а в остальных Семи Королевствах проходили поминальные службы, на которые собирался весь цвет аристократии и власти Королевств, и именно в Ворота предков, которые находятся напротив Входа в Церковь, на тридцать третий день, и входили Носители Права и возвращались уже с Королем!

Так подробно рассказано именно потому, что считалось, что основная Долина Предков — или Долина Выбора Предков — была открыта или воспринята именно в границах города Рошана. Как и когда, не совсем понятно, но первые сведения об этом удивительном явлении или действии относились к первому веку еще до Пришествия Скирии, когда Рошан уже раскинулся на довольно большой площади и приблизился по значимости к Великим Городам — Аркету, Реймсу, Рейкому.

Ну, в те времена великих городов еще не было. Крупных городов как таковых не существовало. И только после Второй войны, когда многие города очень сильно пострадали, сюда стали стекаться люди, в основном сошо и простолюдины или крестьяне, для восстановления городов. Так и началась «История Городов», приведшая наконец к созданию нескольких наиболее Великих — Аркет, Реймс, Рошан, Рейком — и уже был заложен Аркитар, но еще не стал великим и еще не был разрушен Безумной войной, и это все восток. А на западе Сомерсет и Дип, которые в современном мире Запада уже давно пришли в запустение.

И еще историки высказывали причину, по которой Рошан никогда не был разрушен — это архитектура. Здесь очень много было построено и до наших дней сохранилось эльфийской архитектуры. Эльфы в этих домах не жили, но поощряли строительство, и, видимо, тем самым город и получил индульгенцию на жизнь. Впрочем, Рошан — единственный из городов, в котором не было так называемой «Ночи длинных ушей» — резни эльфов, с которой и началась Последняя война. Магистрат осадил многих агитаторов и дал эльфам спокойно уйти из города. Некоторыми историками это считалось предательством, и от этого Величие города ставилось под сомнение, но эти исторические маргиналы находились в меньшинстве и особого влияния на историческую науку не имели.

Хотя стоило признать, что в их умозаключениях было здравое зерно истины. Но это никак не умаляло Величие Города.

Центром Ликсии Рошан стал уже после Безумной войны, когда именно Королева Альфина сделала его столицей разваливающегося Аркитара. Сменив его имя с Рошана на Мир — то есть Центр мира. Но при этом сама всегда называла его не иначе как Мир Рошанский. Считалось, что еще один Мир — это властительный Дом-Роща западных эльфов — Дома Орвилион, ныне правящих, но официально Миром его никогда не именуют.

Так Рошан и стал Мир Рошанским.

Узурпатор пытался построить новую столицу на севере, ближе к Черному лесу. на месте будущего Мальвинорского тракта, но когда начались мятежи и брожения, он предпочел спрятаться за стенами Мир Рошанского, и теперь от несостоявшейся столицы остались одни развалины. При этом все Короли после Узурпатора разрешали бесплатно забирать камень, еще оставшийся на том месте для любого строительства в любом месте, но только не там. И сейчас это и в самом деле развалины, хотя там камня еще не на один дом.

Камня в Каракрасе было вообще всегда много, как и глины для кирпичей, как будто он постоянно из недр своих дарил людям все новые и новые каменные возможности. Ведь дерево для строительства было эльфами почти запрещено, от этого и каменные, и кирпичные города, которые эльфы научились очень красиво разрушать — магия разрушения у них была отточена до совершенства.

Поэтому и Мир Рошанский — это каменный город, где произошло полное смешение стилей. Такое можно увидеть еще в Мальвиноре, но в этом свободном городе все строилось и строится более свободным, а в Мир Рошанском все подчинено множеству законов.

Тут, например, нельзя просто так разрушить дом, чтобы на его месте построить новый — требуется куча разрешений, при этом нельзя построить тот же дом, а только что-то иное с архитектурной точки зрения. Почему? Потому что на «новодел» могли претендовать бывшие хозяева дома, даже если они продали его много лет назад.

Или закон, в котором говорилось, что первый этаж не должен быть жилым, а только сдаваться под лавки, мастерские, трактиры. Поэтому в Мир Рошанском множество мелких лавочек, мастерских, трактиров и множество пустующих помещений.

Может, это и глупо, но закон есть закон.

В Мир Рошанском множество Бархатных районов, и один из них, самый большой и элитный, расположен на севере и примыкал — у них общая стена — к Великому Королевскому Дворцу Мир Рошанского — Мирминору.

Город в городе.

По своей огромной площади Мирминор мог соперничать со второй стеной Мальвинора. Строился и строится он постоянно, и постоянно расширялся.

В Мирминоре множество Дворцов в едином стиле, связанных анфиладами, туннелями, переходами. Можно обойти весь Мирминор, так не разу не выйдя на улицу. Правда, чтобы обойти ВЕСЬ Великий Город-Дворец Мирминор, понадобится, кто-то из ученых посчитал, более десяти лет! Даже если использовать самодвижущиеся повозки для передвижения.

То есть Великий город в Великом городе!

Как понятно из сказанного, если Мирминор огромен, то сам Мир Рошанский необъятен! Даже знатоки города признавались, что не знают его весь, и не удивлялись, если находили что-то новое и еще не изученное и непонятое.

Совсем недавно, например, была обнаружена подземная река, очень давно скрытая трюмбергами в гигантские трубы, чтобы увеличить простор для строителей на поверхности. При этом документы об этом удивительном инженерном решении и самом строительстве, около тысячи пятиста лет назад, архивы не сохранили.

В Мир Рошанском были расположены почти все Цитадели самых крупных и величественных Орденов Ликсии и Каракраса. Это и Орден Боевого Братства, и Орден Меченосцев. Ребята эти друг друга недолюбливали, можно сказать, имели друг на друга зуб, поэтому располагались в разных частях города — в отличие, как мы знаем, от Мальвинора, где их Форты располагались на одной улице.

Здесь находилась и величественная Круглая Цитадель Хранителей с самым секретным внутренним двором, о котором ходили легенды и который охранялся как зеница ока, так как именно там находились самые главные ценности Ордена, как и всех людей Ликсии — доспехи Сигизмунда II, серебряная купель, в которой крестилась Великая Альфина, Посох Подвижника Веры Архиепископа Мартина, первого взошедшего на верховную кафедру еще во времена эльфийских гонений на скирианство, и многое, что еще было скрыто в сейфах и кладовках Хранителей.

Здесь есть и Темный Орден. Как всегда, не известно, где и непонятно как, и может, вообще не было никакой их Цитадели в Мир Рошанском.

Стояла Цитадель и Ордена Жозефины, женского ордена, защищающего права женщин, и горе тому, кто встал у «жозефинок» — женское боевое искусство очень даже зрелищное и удивительное — на пути, или обидел кого бы то ни было из этого прекрасного Ордена. Да и вообще женщин обижать не рекомендуется.

Тут было сказано «почти», так как Цитадели трех Орденов так и остались на прежних своих исторических местах.

Это Орден Ката и Бата, расположенный к югу, где-то в ста пятидесяти километрах от Мир Рошанского. Они старались быть закрытыми и не мозолить людям глаза. Так как отношение к адептам Ордена хотя вполне нормальное, но, хм… можно было и получить за слишком неприятную назойливость.

Орден Клепты остался в Рошанских горах, где располагалась их самая большая Обсерватория. Клепта, сестра Кары и Краса, любила звезды, поэтому Орден ученых и выбрал горы, с которых легче было смотреть на звезды и изучать их. Хотя, конечно, Орден изучал все проблемы и пытался докопаться до сути всего и вся.

И Орден Ассасинов, Цитадель которых вообще находилась непонятно где. Как вообще они здесь оказались и почему, непонятно и странно. Они сами не говорили, а их архивы закрыты.

Так же Мир Рошанский вобрал в себя все расы Мира Каракрас, соединил их в себе, создав тем самым свое Величие.

Здесь можно было встретить горцев с Горских гор, самое закрытое племя то ли бессмертных, то ли просто создавших миф о себе.

Здесь можно было повстречаться со сквоками, живущими на территории Свободного берега, единственного места, где вполне законно произрастала в огромных количествах сонка, от этого сквоки казались немного неадекватными, и они единственные в Ликсии, кто имел право носить сонку, в любых количествах и на законных основаниях.

Здесь можно было повстречать и орка, и нубара, и вообще непонятно кого. Или вообще пришельца из другого мира, хотя все-таки для таких встреч больше подходил Мальвинор со своим Чайнатауном.

Ну и, конечно, здесь жили люди, эльфы, орчи, трюмберги. Гномы открыли свои лавки после того, так Отон V сдержал обещание и снял с них проклятье Сигизмунда II, хотя они продолжали сторониться людей и поэтому появлялись только в самых темных и скрытных уголках Мир Рошанского.

Здесь множество театров, несколько цирков, а после снятия запрещения азартных игр появилось огромное количество казино. Тут масса развлечений на любой вкус и кошелек. Не было как таковой улицы красных фонарей, но в каждом районе затесался дом, в котором любой страждущий мог утолить любую страсть. Именно что любую, даже хм… извращенец нашел бы себе занятие или человек особо в этом деле несведущий — его обязательно научат и покажут.

Мир Рошанский — законодатель мира мод! И чего тут только не было, если пройти по его улицам. Чего только не одевали женщины и мужчины, чтобы выделиться или откликнуться на любой писк моды.

И кружевные панталоны, и чулки, и фонарики, и до неприличия обтянутые штаны. Сапоги до колен или изящные туфельки — как женские, так и мужские. Камзолы всевозможных расцветок и пошива. Сюртуки и кафтаны, какие-то балахоны и совершенно непонятные одеяния, но заставляющие восхищаться или крутить пальцем у виска.

И прически. Всевозможных расцветок — радужные, как у эльфов — и размеров. Собранные в какие-то немыслимые сооружения или просто колья и стрелы, или совершенно уникальные образования, например, в виде гнезда. И гигантские, и высокие, как у женщин, так и у мужчин, причем порой, чтобы пройтись в такой прическе, нужна была помощь нескольких слуг, которые поддерживали эту странную копну от падения.

Уйма всяких шляпок, чепчиков, котелков и цилиндров и двухуголок. Ну и, конечно, множество всевозможных треуголок, без них никуда, так как они пока правили балом головных уборов.

Впрочем, вся эта мода была лишь желанием выделиться, запомниться, заявить о себе, так как было всем известно, что главную моду определял Король Рошана. Что он одевал в этот день, то и считалось модным на сегодня, пусть это и был пыльный камзол или потрепанный плащ. Но при этом ни один Король, разве что Узурпатор, не видел в разнообразии моды насмешку над собой — почему, непонятно; может, от того, что люди стали вдруг носить этакую пирамидальную шляпу, похожую на ночной колпак и почему-то прозванную людьми «узурпаторкой» — ничего не запрещал и не накладывал табу, но при этом и не принимал всерьез. Например, появившиеся парики так и не прижились, оставшись достоянием этаких профессиональных денди, которые и сооружали из них величественные и ужасные, но для них прекрасные прически.

Здесь, как уже было сказано, архитектура не знала границ. И пусть законы встречались немного странные, например, о том же первом этаже, который назывался нулевым и поэтому первый этаж и только в Мир Рошанском начинался с этажа второго, но зодчество превышало всякие ожидания. Собираешься увидеть обычный город, пусть и Великий, а увидишь не просто Величие, а Красоту и Мощь искусства созидания, как и самого Королевства.

И куда не кинешь взгляд, везде видна рука эльфов. Конечно, они не сами лично строили все эти великие строения, но как-то сумели передать свои мысли и талант строителей почти что обычным людям и орчам. От этого Мир Рошанский был еще более прекрасен и многогранен.

Здесь много кривых узких улочек, но и большое количество величественных широких проспектов. И площади не просто огромны, их объем невозможно описать; порой казалось, что на одной такой площади, например, Подвижника веры Нормара, мог расположиться небольшой город, так они были необъятны.

И те, кто привыкали, вживались в город, говорили, что он велик, но его можно обойти за день! Но те, кому Мир Рошанский в душу не запал, всегда утверждали, что это невозможный город, в котором даже дышать тяжело, так мало в нем воздуха от его огромных пространств.

А еще в Мир Рошанском существовала Улица Покаяния…

Улица, по которой любой человек, решивший покаяться, мог пройти и получить прощение за свои грехи. Или не получить…

Улица, прямая как стрела, длиною в тысяча пятьсот сорок шесть ярдов, была выложена брусчаткой, и не было в нее входов, кроме как Начала и Конца. Закрыта она была от всех домами с замурованными окнами в ее сторону. И только несколько мостиков позволяли перейти ее или увидеть тех, кто идет по ней.

Точнее, двигался только на коленях все эти долгие ярды.

Как появилась эта улица, доподлинно неизвестно, что довольно странно в мире, где с давних пор все архивировалось и запоминалось. Ну, или пыталось быть таковым.

Считалось, что эта улица существовала всегда сначала в Рошане, а потом уже в Мир Рошанском, но при этом первое упоминание о покаянии приписывали Сигизмунду II, который прошел на коленях этот путь и обрел прощение. Правда, никто так и не узнал, за что Великий Король Людей после своего заточения у эльфов и за две натиры до смерти своей прошел покаяние, и у кого просил прощения, так как считалось, что только у него за все его страдания следует просить прощения. Но чтобы просил прощения он?

Вторым — второй! — великим кающимся была Альфина Великая. Она первая создала уложение о Покаянии, в котором был выработан ритуал покаяния, и первая, кто прошел эту дорогу дважды. Первый раз ее темный плащ в конце пути обрел белизну. А вот во второй раз — и это на самом деле являлось легендой, так как никто не видел ее второго пути — плащ Покаяния, который надевал на себя любой кающийся, так и остался черным. Именно после этого и считалось, что Альфина отреклась от престола и ушла в монастырь. И тоже осталось загадкой, в чем она каялась и почему бог не принял ее покаяния во второй раз.

В общем, Мир Рошанский велик и многогранен.

И как уже было сказано выше, если кто-то в него влюблялся, то эта любовь навсегда. Но если кто-то не принимал, порой до ненависти в поджилках, то эта нелюбовь длилась всю жизнь, до самой смерти.

Мысли из головы.

02 октября (ос) 1440 года от Пришествия Скирии.

Мир Рошанский.

Мирминор.

Время к вечеру.

— Ваше Высочество! — послышалось справа, и Нэй встрепенулся.

Сел на сиденье кучерской кабины, мотнул головой. Как обычно, заснул от расслабляющего спокойствия движения кареты.

— Ваше Высочество, город! — повторил кучер.

О! Да! Он же хотел город посмотреть, поэтому и забрался в кучерскую кабину.

Посмотрел на кучера:

— Я храпел?

— Нет, — мотнул головой кучер.

— А если честно? — в упор посмотрел на него Нэй.

— Вот Вам крест, Ваше Высочество! — проговорил кучер и перекрестился, чисто по-христиански!

Христианская община существовала на Каракрасе испокон веков, раньше, чем скирианство пришло, но только именно после того, как скирианство стало религией официальной, то и христианство вышло из катакомб. При этом в их церквах нашлось место и Скирии, правда, было не совсем легко понять, то ли Христос — ипостась Скирии, то ли Скирия — всего лишь тень Христа. Их теологи сами путались. Но то, что они вполне себе уживались вместе, а в храмах христианских висели иконы жития Скирии, это факт неоспоримый.

Нэй хмыкнул, привстал в кабине, открыл верхний люк и, забравшись ногами на сиденье, выглянул на улицу.

Кареты, а их было пять, и фургон, в котором ехал лично Сэм, уже давно ехали по Мир Рошанскому, но тому, в который доступ был всем гражданам королевства и королевств. Кучер разбудил Нэя именно в момент, когда кареты стали подъезжать к северным воротам, если так можно сказать, Запретного города, который состоял из бархатных районов, ну и, конечно же, из Королевского Города-Дворца — Мирминора. А он, этот город, был даже больше этих обычных, свободных районов. Просто он находился за стеной и мало кто мог оценить его масштабы.

Выглянув, Нэй сразу убедился, что никаких ломаний шапок не происходило. По истории, эту традицию, когда королевские особы передвигались, а все люди, попадавшие на встречу, должны были кланяться, а сошо даже на колени вставать, прекратила Великая Альфина, заявив, что победителем считается не только она, но и народ, которому пора бы уже перестать кланяться. На самом деле это она должна была кланяться обычным воинам и людям, принесшим ей победу. Она же официально и окончательно отменила любое крепостное право и рабство, формально еще существующее до ее указов.

А почему Нэй отметил про себя ломание шапок? Потому что слух был, что в Мир Рошанском это до сих пор происходило.

Ну вот, некоторые встречающие все-таки останавливались и снимали шляпу, шляпку или треуголку и кланялись или реверанс делали в сторону королевских карет. Но тех, кто не приветствовал, а просто спешил по своим делам, гвардейцы уже плетками не стегали, как в старые добрые времена.

Демократия!

Но дорогу кортежу уступали и пешие, и конные, так что в этом смысле привилегии королевской крови оставались незыблемыми.

Приблизились к воротам, вроде Вторые Северные, возле которых исполином стоял один из Боевых, но не рабочих Големов, но останавливаться в очереди, которая растянулась на добрую сотню ярдов, карет десять, не стали. Еще одна привилегия королевского кортежа.

И Нэй впервые увидел одну из Больших Арок Благородства, которые были устроены в стенах Запретного города и исполняли функции ворот. Впрочем, как видел Нэй, эта большая Арка работала в холостом режиме, то есть в ней не было затемнения. Но, если честно, Нэй совершенно не знал принципа работы именно этих Арок, так как Учитель в своих записях их вообще не упоминал! Но то, что они работали, можно было увидеть после того, как кортеж проехал эту Арку.

Оказалось, что пробку организовала карета какого-то графа, если видеть герб, который, хм… пытался провезти в Запретный город девицу легкого поведения, явно высокой кровью не обладающую. Вот как Арка Благородства распознала сей факт и сообщила служителям-стражам этих удивительных ворот? Которые сейчас и выясняли причины графской глупости. Но так как это все-таки был граф, приходилось объяснять все словесно, а не применять силу. Но пока проезжали мимо, как понял Нэй, уболтать графа стражам пока не удавалось.

Вот, оказавшись в Запретном городе, Нэй принялся постоянно вертеть головой. Хотелось и на дворцы посмотреть — эльфийские ажурные, и очень строгие гномьи, и просто человеческие, вобравшие в себя все стили. И на людей посмотреть, особенно на модников.

О! Одного такого с огромной, зеленой, как изумруд, прической Нэй увидел сразу. Просто жесть, а не прическа! Но модник при этом передвигался без слуг, может, для своих волос использовал левитацию?

Здесь кортеж провожали взгляды любопытных, причем, как заметил Нэй, обращали на кареты внимание все, кто встречался на пути. Не так много народу, все-таки город аристократии, которая не очень любила передвигаться пешком, поэтому людей и их любопытство можно было рассмотреть. Впрочем, Нэй особо людям в душу не заглядывал, хотя некоторые взгляды были не очень доброжелательными. Ну, это и понятно, многим казалось, что они тоже достойны короны или королевской крови, но при этом даже близость к трону не означала, что можно сесть на трон. Как уже было сказано — Лонгбарды крепко держали власть в своих руках, кровосмешением не злоупотребляли, а потому властвовать будут еще долго.

Хотя болезнь Урбана IX не совсем соотносилась с величием рода.

Впрочем, о чем это Нэй думал?

Нэй забрался в кабину, вытер перчаткой сиденье и снова сел на него:

— Мирк, хотел спросить у тебя, — обратился он к кучеру.

— Все что угодно, Ваше Высочество! — Мирк хоть и работал в королевских хрюшнях уже лет двадцать и видел королевских особ чуть ли не каждый день, но вот так близко общался, кажется, впервые. И пусть Нэй дер Вейн был всего лишь Принцем Слова, и слухи несколько своеобразные о нем ходили, но все-таки он принц! Хотя чего еще желать Мирку с такой работой?

— Как у вас набирают кучеров в Королевскую хрюшню?

— Нужна рекомендация, а потом испытание нужно пройти, — ответил Мирк и чуть вздрогнул, что не укрылось от Нэя.

— Испытание? Сложное? — ну рекомендации, если нужно, Нэй мог организовать хоть штук сто сразу, а вот об испытании было интересно узнать.

— Не то, чтобы сложное, — Мирк помолчал немного, — Нужно, это… остановить хрика, увидевшего зайца. Если остановишь и испытатель в карете не сильно ушибся, то ты проходишь на испытательный срок, если нет, получаешь выходное пособие и больше можешь не рассчитывать на эту работу.

— Вот прямо так зайца? — жестокое, надо сказать, испытание, впрочем, и понятно — все-таки людей королевских кровей перевозить собираешься.

— Да, Ваше Высочество. Причем ты знаешь, что должен быть заяц, но вот когда его выпустят, не представляешь. А если нервничаешь, то и хрик нервничает, а это только осложняет управление, — Мирк вздохнул. — Я думал, что провалил испытание, остановил уже за линией. Но оказалось, что справился, — улыбнулся. — А вам зачем, Ваше Высочество?

— Да хочу одного человечка пристроить, очень он мне когда-то помог, хочу отблагодарить.

— Ну, если человек хороший и кучер отличный, то место он тут всегда найдет.

— О! — Нэй воздел палец к небу. — Кучер он от бога!

— Мирминор, Ваше Высочество! — проговорил Мирк.

— О! — Нэй снова влез на сиденье и в люк выглянул. Посмотреть на королевский Город-Дворец нужно было обязательно.

Тут не было никаких Арок Благородства. Просто ворота, причем раскрывшиеся в момент, когда до них первой карете кортежа, в которой и ехал Нэй, оставалось каких-то десять ярдов, не больше.

Распахнулись одновременно и быстро так, что не пришлось останавливаться, а просто кортеж въехал внутрь и продолжил путь с прежней скоростью.

Ну, что сказать…

Впечатляло! Огромное пространство зелени, рукотворных парков и садов и дворцы, дворцы, дворцы. Некоторые можно было видеть во всем великолепии, другие скрывались за зеленой стеной, лишь башни возвышались над пространством.

И у всех различный стиль, красота и цвет. Как знал Нэй, многие дворцы строились для определенных целей или королевских персон. И со временем хоть и продолжали функционировать — понятно, если забросить, то любое здание быстро придет в негодность — но становились пустынными или превращались в гостевые. Ну, или передавались во владения кому-то другому, но из королевской семьи. При этом все в Мирминоре принадлежало только одному человеку — Королю! И только он решал, что кому и куда, и больше никто.

Как знал Нэй, его карета сейчас двигалась не к родовому замку Отона и Артура — Зеленому, и даже не к Хризантемному, один из гостевых замков, в котором у Артура находились теперь личные покои, и в этом замке, как и в Зеленом, Нея тоже ждали личные покои, а к замку Орфей, где их должен был встретить Отон. Почему там, непонятно, Артур хоть и обещал без интриг, но тут явно попахивало ими. При этом, как уже стало понятно, все остальные кареты стали разъезжаться из кортежа в сторону своих замков и мест проживания.

В общем, минут через пять кортеж уже состоял только из кареты Артура и Нэя и фургона, в котором ехал Сэм. Ну, и десяток гвардейцев с ними остался.

А они все ехали и ехали.

Нэй снова забрался в кабину, надвинул на глаза треуголку и сделал вид, что спит.

И только он сделал этот вид, как кучер проговорил:

— Приехали, Ваше Высочество.

Сон, оказывается, неплохо убыстрял время. Нэй усмехнулся этой мысли, похлопал себя по карманам, выудил из них фифу и протянул Мирку:

— С тобой было приятно поболтать, — и, не дав кучеру запротивиться такой щедрой оплате, очень быстро выскочил из кабины.

Тут уже собралась толпа лакеев, которые немного сумбурно толкались, пытаясь, видимо, опередить друг друга в открывании двери, которая почему-то никак не поддавалась открытию, так что появившийся Нэй очень быстро пресёк эту гонку на корню, сам подошел к двери, распахнул ее, сдернул ногой выдвигающиеся ступеньки, хлопнул по ладони Артура и поймал руку Элли.

Появление эльфы вызвало у лакеев столбняк в скрюченных спинах, они так и застыли в поклоне сначала перед Нэем, потом перед эльфой, и добил их всех Артур, руку которому так никто и не подал, хотя на самом деле, по протоколу, и принцу должны были помочь выйти из кареты. Но Нэй и Элли под ручку уже вышагивали по дорожке к замку, так что Артуру пришлось их догонять, и потом и обогнать, чтобы первым приветствовать отца, который уже вышел на мраморное крыльцо в ожидании прибытия сыновей.

— Артур! — Отон, высокий, крепкий на вид мужчина лет, хм… пятидесяти — семьдесят один год на самом деле, но выглядел он намного моложе, — раскрыл объятья и заключил в них Артура. Тот, кстати, ненамного уступал отцу в росте.

А вот Нэй оказался на сантимов двадцать ниже всех, кто его окружал, но он постарался принять объятья своего будущего приемного отца, но так, чтобы не уткнуться тому в шею. Его трюк с ростом сработал и тут, и в глазах Отона он прочитал удивление и восхищение одновременно.

Эльфе он руку поцеловал, а появившемуся Сэму руку пожал.

— Отец, почему мы здесь встречаемся? — прозвучал законный вопрос Артура. Ну, да, не легче было бы встретиться в Зеленом замке, отдохнуть, а уже потом делать какие-то дела?

— Мне, завтра нужно уехать по делам, и я решил, не откладывая в долгий ящик, скромно попросить мастера эр’каты, — поклон в сторону удивленного Нэя. — И моего будущего сына, — о тренировке, если, конечно, это возможно. Но если мастер устал и есть желание отдохнуть…

Так себе объяснение, да?

Нэю вдруг захотелось высказаться, вот так прямо, своему будущему отцу о том, что он нарушил несколько непреложных правил эр’каты. Было видно, что Отон имел определенный уровень силы, но не мастера. Но он не имел права…

И тут Нэй увидел Элли, которая неслышно ему что-то шептала и качала отрицательно головой.

Нэй вздохнул, и… выдохнул:

— Почему бы и нет. Только почему здесь?

— Замок Орфей имеет отличный атлетический зал. Все хочу такой же пристроить или переделать какую-нибудь залу в Зеленом замке, но все руки не доходят.

— Может, вы отправитесь в Зеленый замок? — проговорил Нэй, обращаясь к Артуру и Элли.

— Нет! — очень быстро проговорил Артур. — Я был бы не прочь взглянуть на вашу тренировку.

— Сожалею, — Нэй заговорил быстрее Отона, который явно собирался разрешить присутствие зрителей. — Но тренировочные бои в эр’кате проходят без зрителей, — что было чистой правдой и являлась давней эльфийской традицией, но почему, даже эльфы не помнили. Но не только поэтому Нэй не хотел зрителей; он чувствовал подвох, что-то витало в воздухе, да и Отон был какой-то напряженный и слишком наигранно встретил их. Ну, в общем, Нэй уже куда-то влез, а вот куда, хм… осталось, видимо, ждать недолго.

Они вошли в замок, прошли по нескольким коридорам и оказались в огромной гостиной или, скорее, атриуме, так как в вышине сверкала стеклянная крыша, но в которой было всего несколько человек. Милая девчушка лет семнадцати и десяток гвардейцев по периметру этой громадной комнаты.

При виде вошедших девушка вскочила с диванчика и помчалась навстречу, обняла Артура и повисла на нем. Хм… если не знать, что она его сестра, то можно было подумать, что она его любовница. Но смутить Артура она сумела.

Как оказалось, девчушку звали Илина. При знакомстве с Нэем она жутко покраснела, но реверанс сделала красиво и изящно.

В общем, договорились, что все ждут Отона и Нэя в этой гостиной, а они отправляются в атлетический зал.

Вот-вот. Нэю просто не терпелось, чтобы этот гнойник, почему-то у него была именно такая ассоциация с происходящим, прорвало, и чем раньше, тем луче. Разговор по душам будет потом, а сейчас нужно сконцентрироваться.

Как оказалось, атлетический зал находился хоть и в замке, но довольно далеко от гостиной. Нужно было пройти анфиладу из десятка комнат, которая заканчивалась входом в не менее огромный сад, и уже за садом и находился зал.

Правда они до него не дошли…

До зала.

В саду оказалось на удивление много посетителей, и все бродили по тропинкам, что-то высматривая. Ну если это сад Орфей, то, возможно, пытались обнаружить саму орхидею, но, как известно, вне периода цветения Орфея исчезает с глаз и появля…

Любопытно…

Мимо Отона и Нэя, которые двигались по главной аллее сада, прошел мужчина в графском камзоле. Он улыбнулся, поклонился обоим принцам и продолжил путь. Но Нэй отвлекся от своих мыслей и обратился к Отону, вот почему-то с ним сразу на «ты» без всяких обиняков, хотя ведь будущий отец и аристократ до мозга костей. А Нэй-то кто? Но именно так, а не иначе:

— Скажи, а оружие здесь разрешено?

— Оружие? Нет. Только гвардия и личная охрана на территории Мирминора имеют право на ношение мечей и шпаг. Ну и на кухне, само собой, ножи.

— Но у этого графа за пазухой кинжал, но он явно не гвардия и личная охрана.

— Ты в этом уверен?

— На все сто, — у женщин Нэй чувствовал, видел счастье под сердцем, а вот у мужчин оружие — как дети, правда, почувствовал это совсем недавно.

К чему бы это?

Отон повернулся в обратную сторону и громко произнес:

— Граф де Молен, можно вас спросить! — окликнул он проходящего секунды назад мимо графа.

Тот остановился, как на стену налетел, но если он и испугался, то после того, как повернулся, понять это было невозможно. Он улыбался и излучал верх доброжелательности:

— Ваше Высочество, я буду рад служить вам! — граф подошел и поклонился.

— Я вот поспорил со своим сыном о том, честный ли вы человек или нет. Мой сын утверждает, что вы нарушили запрет и пронесли в Мирминор оружие, но я уверен, что он ошибается и вы честны передо мной и перед короной!

Граф сделал шаг вперед, приблизившись к Отону на довольно близкое расстояние, что по протоколу также было запрещено — четыре шага, не менее.

— Я уверен, что ваш сын ошибается и я честен перед вами и перед короной, — и распахнул свой камзол, как грудь, нараспашку.

По инерции и Отон сделал шаг вперед, собираясь явно проверить грудь графа.

И тот…

Ударил!

Точнее, попытался.

Нэй перехватил руку несостоявшегося убийцы быстрее, чем тот что-либо смог предпринять, но вот прокричать некое странное слово:

— Тиримису! — он сумел и успел.

Нэй схватил руку, заломил ее так, что граф выгнулся в три погибели, но додумать, что с ним сделать, он не успел, так как, видимо, слово, выкрикнутое этим человеком, было неким знаком, по которому вокруг Нэя и Отона начала собираться группа людей в аристократических нарядах, даже женщины появились на дальних подступах, как некая группа поддержки или подстраховки.

То есть вся толпа в этом саду — заговорщики?

С ума сойти!

В общем, уже через десятки секунд Нэй и Отон были окружены.

Если посчитать, то было их тут одиннадцать человек. Ну, и пяток женщин, и даже, кажется, пара гвардейцев у входа.

Прелестно!

— Как я понимаю, Отон, это и есть твоя тренировка?

— Я хотел тебе сказать, но в зале; был уверен, что до зала мы дойдем.

— Мило, — Нэй притянул чуть графа, выдавив из того хрип. — Считаешь, я чуть нарушил их планы?

— Видимо, да…

— Господа, с вашей стороны очень любезно, что вы решили познакомиться с нами поближе, но я бы предпочел закончить все мирно. Вы в одну сторону, мы в другую, без крови и драки.

— Время выбрало нас! — проговорил один из заговорщиков.

— Ты сможешь продержаться в буригане десять секунд? — чего ждали заговорщики, Нэй понимал — атаки с их стороны, так как даже в решительности им, заговорщикам, было страшно атаковать принцев, один из которых Принц Крови, и пусть месть крови на них не будет действовать как на простолюдинов, но убийство Принца все равно отразиться на их жизни. А вот если принцы сами попробуют прорваться, тут как бы защищаешься.

— Должен признаться тебе, Нэй, я картуш, и для меня две секунды — уже вечность.

— Сказал бы я тебе, да нас люди не поймут, — Нэй вздохнул, это же надо так было подсуропить! С корабля на бал и сразу в пекло. Узнаю, кто, покрошу в мелкий винегрет! — Положи руку на мое правое плечо, — почувствовав, что он это сделал, накрыл ладонь Отона своей свободной, левой рукой. — Следи за моей спиной. Кодовое слово входа в буриган… — Буриган.

— Понял, да… — голос Отона дрожал.

И Нэй снова обратился к заговорщикам:

— Господа, прошу последний раз — давайте разойдемся мирно, иначе я вас всех… убью!

— Слава Герцогу! — выкрикнул еще один из мятежников.

— Героям слава! — ответствовал еще кто-то из них.

Нэй замотал головой — упрямству славу поем мы песню:

— Ну, вы, и козлы! — рука графа хрустнула, и, отпустив его, Нэй ударил ногой тому под дых, придав ускорение вперед. — Буриган!

Первая секунда…

Тело графа врезалось во впереди стоящих заговорщиков. Движение Нэя вперед, и он вырвал кадык у одного из нападавших, а второму врезал правой рукой под ребра, проминая их.

Вторая секунда…

Правая рука Нэя ушла в карман, нащупала небольшой шарик и раздавила его, в это время он двигался, выбивая еще у одного заговорщика челюсть, вминая ее в череп, у второго, уже правой, освободившейся из кармана, снова разорвал шею, а третьему ударил ногой в пах.

Третья секунда…

В атриуме неожиданно вскочила со своего места Элли, мотая головой:

— Твою… Убью! — и бросился к выходу из атриума, бросая на ходу: — Сэм, что-нибудь тяжелое прихвати! — и вскочившему Артуру: — Тут сиди!

И уже сорвался с места…

Шарик — это был зов помощи, Элли убедила Нэя, что стоит носить такие шарики и ему, и ей; в них была заключена специальная магия зова. Давить только пальцами, чтобы не было случайностей. Как знала, что пригодится.

Десятая секунда…

Элли подлетела к дверям в сад, пытаясь их толкнуть, но они оказались заперты!

— Сэ-э-эм! — вскричал в каком-то отчаянье.

Подбежал Сэм со скульптурой какого-то короля и как таран пробил закрытые ворота; послышались крики, видимо, приложило гвардейцев, их охраняющих. А в руках Элли уже возникли ее компаки! И она рванула вперёд, к видимой в отдалении буче.

Кажется, кто-то попытался преградить ей дорогу, девчонка какая-то, но тут же получила удар левым клинком в шею, забрызгивая камзол Элли кровью, но та даже не заметила этого, она шла вперед на помощь к любимому человеку.

Но, как оказалось, помогать уже было не нужно. Нэй справился, хотя и выглядел жутковато — весь в крови, в разорванном камзоле и синяком под глазом!

— Нэй! — Элли, чуть ли не рыдая, бросилась к своему мужчине. Обняла его, зацеловала.

— Солнце мое, — он ответил ей на поцелуи.

Появились Артур, Илина и гвардейцы.

— Что здесь… — Артур увидел Нэя и осекся. — Я честно не знал! — испуганно проговорил он, упреждая грозу.

Может, Нэй и хотел что-то сказать, но тут немного отстраненный Отон, видимо, придя в себя, стал клониться назад, падая, и Нэй вместо Артура, которому, вот честно, хотел крепко так вмазать по его физиономии, подлетел к Отону.

— Дыши, дыши, — и посмотрел на Элли. — Картуш, выдержавший десять секунд «буригана», это настоящий герой! А теперь у него отходняк. Есть что-нибудь пахучее? — посмотрел на Артура: — Не стой столбом, проверь, есть кто из этих придурков живой!

Элли, оглядевшись, неожиданно исчезла в ближайших кустах и через несколько секунд выбралась с коричневым плодом, подошла к Нэю.

— Дерьмошка? — хмыкнул. — Как ты ее нашла? — поцеловал эльфу и, присев перед сидящим Отоном, поднес к лицу того плод — сам же немного подался назад — и резко нажал на его стенки; в воздухе тут же запахло не просто навозом, а чем-то во сто крат омерзительней, но при этом на Отона подействовало просто оживляюще. Он вскочил, отбежал на несколько ярдов и принялся отряхиваться, но запах этот был почти неубиваем, как у скунса, можно было только сжечь одежду и вымыться в ванной с благовоньями.

Ничего, для здоровья полезно.

Посмотрел на Артура:

— Что там?

— Все мертвы! Только граф еще жив.

Появился гвардеец:

— Ваши Высочества, тут три женщины! У одной мы обнаружили кинжал!

— Оставьте вдов в покое, — махнул рукой Нэй, повернулся к Отону. — Тренировка, надеюсь, закончилась, — сказал он с некоторыми язвительными нотками в голосе. — Что дальше?

Отон пожал плечами:

— Нужно пройти в Зеленый замок, там мы будем в безопасности.

— От кого в безопасности? Кто вообще это организовал? Ты знаешь?

Отон закивал:

— Брат мой, старший — Бонифаций. Граф де Молен — его вассал. Да и без этого понятно…

— Это «понятно» ты мне потом разъяснишь, — скрипнул зубами Нэй; чувство, что его обмакнули с головой, никак не проходило.

Чтоб их всех со своими интригами и интрижками. Но, взяв себя в руки, он спросил:

— Сколько до Зеленого замка по внутренним переходам?

— На самом деле это легенда, только по земле можно пройти во все уголки Мирминора.

Нэй хмыкнул:

— Значит, пойдем по земле. Капитан, сколько у вас человек?

— Двадцать три, Ваше Высочество! — вытянулся во фрунт капитан гвардии, появившийся вместе с Артуром.

— Хорошо. Ставьте полу-каре. Сэм, ты замкнешь квадрат, — и неожиданно: — Стоп! Одну минуту, — огляделся. — Это же сад Орфеи?

Неожиданно заметался по ближайшим местам от драки:

— Нэй, что ты ищешь?

— Орхидею…

— Нэй, она не цветет в это время.

— Но она изредка являет свой лик вне цветения. Ты разве не знаешь, что самая лучшая земля для орхидеи Орфей — это земля, политая кровью? Садовник, решивший посадить орхидею, обязательно орошает землю несколькими каплями своей крови? А мы сейчас тут столько крови пролили!

— Ты, — Элли вздрогнула, она, конечно же, знала об этом качестве орхидеи Орфей. — Ты пролил.

— Ну, если бы я бездействовал, здесь бы сейчас лежали два наших хладных трупа, заколотых, как агнцы на заклании, и металась бы фурия, убивающая все и вся на своем пути, пока бы и ее не убили.

Она снова подошла к Нэю, обняла:

— Прости, сама не знаю, что несу…

— Мы все немного на взводе, так что не извиняйся, — ответил он на объятья эльфы.

И вдруг совершенно неожиданно радостно воскликнул:

— Вот! — увидев некий блеск в некотором отдалении. — А-а-а! Я был прав!

Он освободился от объятий Элли и бросился к небольшой зеленой лужайке под удивленные взгляды всех тут находившихся. Но каково было их еще большее удивление, когда и они узрели…

Орхидею Орфей!

Орхидея Орфей представляла из себя довольно высокий цветок, иногда по пояс взрослого мужчины, с очень плотным, спиралевидным бутоном, пятнистым и разноцветным во время цветения. Но самое главное — это стебель орхидеи, похожий, да что там похожий, почти как скульптура, на обнаженную женщину, которая и держала в руках бутон цветка. Причем многие видевшие цветение орхидеи Орфей — цветение тоже нужно увидеть — заявляли, что это и в самом деле живое существо, а взгляд орхидеи — именно взгляд, а не чувство взгляда — просто пронизывает до костей, как будто понять хочет, кто перед ней.

То есть спутать орхидею Орфей с каким-то другим цветком или орхидеей было совершенно невозможно, поэтому все и удивились, увидев удивительно красивый стебель-женщину, но сейчас держащую не распустившийся цветок, а только зародыш, похожий на золотой кувшин.

— Это чудо! — проговорила Элли.

Нэй похлопал себя по карманам, засунул руку в левый карман и снова разразился отборным ругательством, полностью нарушившим возвышенность момента.

— Чтоб вас всех! — и вытащил из кармана несколько деталек от своих любимых часов. — Ну что за гадство, — зло мотнул головой. Вздохнул: — Ладно, мастер Лю Шань обещал пожизненную гарантию, починит, — и к Сэму повернулся: — Сэм, кошелек не дашь? В этом камзоле ну как не свой, чес-слово!

Взял протянутый кошель, развязал тесемки, выудил из него фифу, свою-то фифу он ведь кучеру отдал, а больше в камзоле денег не было, и пройдя по зеленой лужайке, подошел к орхидее и аккуратно положил монетку в чуть раскрывшийся кувшин. Тоже говорят, традиция, но только в момент ее появления вне цветения.

Постоял немного молча и хотел было уже уйти, как вдруг от кувшина отделился доселе невидимый лепесточек и мягко так спланировал на землю рядом с орхидеей. Нэй улыбнулся, поднял лепесток, поцеловал его и убрал во внутренний карман камзола:

— Спасибо!

И развернулся ко всем сгрудившимся возле лужайки с орхидеей, и совершенно неожиданно хлопнул в ладоши, чем снова нарушил тишину момента удивления.

— Так, поехали! Двигаемся быстро, не останавливаемся; всех, кто будет мешать движению со стороны, бить быстро и аккуратно, но без смертей. Капитан — это понятно?

— Так точно, Ваше Высочество!

— Да. Оставьте здесь человек пять, чтобы охраняли тут, а вы вернетесь после того, как мы дойдем до цели и окажемся в безопасности, — сделал акцент на слове безопасности. — И все тут завершите и выясните.

— Слушаюсь, Ваше Высочество!

Какой исполнительный капитан. Приятно.

Все двинулись за Нэем, а за спиной всех осталась лужайка, на которой уже не было и следа от появления орхидеи Орфей.

Гвардейцы выстроились в немного дырявое каре, полу-каре, в середине которого, в свободном пространстве, расположились пятеро — Нэй, Элли, Артур, Отон и Илина. И Сэм, замкнувший своей огромной спиной эту странную процессию.

Шли по аллее быстро, слева и справа кусты по грудь Нэя, потом свободное пространство и жиденький лесок или лесопарк с обеих сторон; было видно, что гвардейцы довольно часто тренировались по такому ордеру. И все такие высокие, статные. Красавцы, одним словом!

Вот то, что высокие, было немного неудобно. Нэй привык отслеживать ситуацию, а тут был как за стеной, пусть и дырявой, хоть прыгай, чтобы посмотреть и понять. Ну, можно забраться на плечи к Сэму. Хотя это было бы уже слишком, и глупо, и был бы как на ладони.

Впрочем…

Нэй мог предположить всякое, но то, что произошло дальше, не поддавалось никакой логике!

То есть было что-то запредельное в том, что произошло.

Вот понять, откуда раздался возглас, было совершенно невозможно. Но он раздался и был слышен очень хорошо:

— Тиримису!

И…

Каре резко распалось! Гвардейцы развалили свой же строй и ломанулись с дороги в разные стороны, ломая кусты и двигаясь с такой скоростью, что если захочешь — не догонишь. И десятка секунд не прошло, как все они исчезли в этих жиденьких лесопосадках, причем так, что и не разглядеть!

Нэй недоуменно мотнул головой, проводил удивленным взглядом последнего исчезнувшего в леску гвардейца и произнес как-то задумчиво:

— Картина Репина — приплыли.

— Отец, мне страшно, — проговорила Илина.

— Знаешь, Нэй, мне тоже как-то не по себе, — Элли прижалась к Нэю, и он почувствовал ее дрожь.

— Не бойся, Маша, я — Дубровский, — он похлопал Элли по руке и, не оборачиваясь, осматриваясь, сделал несколько шагов назад. Их небольшая группа сжалась до дыхания в затылок.

М-да, ситуация еще та.

Только, как говорится, выбрались из одной заварушки и, казалось бы, все закончилось — гвардейцы все-таки, кто их-то заподозрит в измене? — как попали в следующую. Точнее, в продолжение истории, только уже с другого ракурса.

Из огня да в полымя.

Нэй огляделся.

Шестеро как на ладони. Одно радовало — это огромная спина орча.

— Сэм, не возражаешь, если я применю твою спину как стену?

— Ради тебя все что угодно, Нэй. Даже…

— Не стоит… — Нэй поднял руку, останавливая Сэма, который был готов сказать избитую вечностью фразу о жизни и смерти. — Здесь только я имею право умирать.

Сказал и услышал рядом всхлип Илины.

Девочка милая, костьми лягу, но ты будешь жить.

А чего стоим-то? Совсем что-то Нэй отключился.

— Так, — проговорил он, не оборачиваясь. — Отон, где твой Зеленый замок? — они же направлялись в Зеленый замок. Только вот на гвардейцев оказалось мало надежды.

— Ну, если приглядеться, то можно его увидеть на северо-востоке. Вон шпиль замковой церкви.

— Далеко, версты четыре, а по аллеям еще дальше. А тут есть подземные ходы? — вопрос не праздный, так как гвардейцы куда-то пропали, даже за деревьями движения не было видно.

Как вообще возможна такая измена с их стороны? И что за «Тиримису»? Вот же говорил себе — учи матчасть по поводу интриг королевских, а все откладывал. До откладывался.

Отон встал рядом с Нэем:

— Нет, подземные ходы только в старом Мирминоре, это еще дальше на севере, — хотел махнуть рукой, но Нэй его остановил словами: «Не нужно ничего показывать». — В новом только канализация. Мой Зеленый замок, как и замок Орфеи, из новых. Трюмберги закончили все лет сто пятьдесят назад. Молодцы ребята, если честно.

— Ну гвардейцы по канализации бегать не будут, — проговорила Элли.

— Это нам ничего не дает. Хотя, — сказал Нэй задумчиво: — Вряд ли мы получим чертика из табакерки, что уже радует. Так! — он снова хлопнул в ладоши. — Сэм, берешь на руки Артура и Илину…

— Нэй, я сам все могу! — возмутился было Артур.

— Я еще с тобой дома поговорю! — Нэй был зол до сих пор и на себя, и на Артура, и особенно на своего будущего приемного отца. Это было глупое и ненужное чувство, но пока успокоиться он не мог и, если честно, не хотел. Злость давала ему силу и быстрые мысли, хотя в эр’кате злость — это глупость, она ослабляет мастера. — И я знаю, что ты многое можешь, но бежать мы сейчас будем очень быстро и мне совершенно не нужны отстающие… Сэм, ты сможешь?

— Смогу, — ответил тот быстро, но даже в его голосе чувствовалось волнение.

— Так, наша расстановка такая. Сэм, ты позади с Артуром и Илиной, — Нэй мельком посмотрел на Сэма, на руках которого устраивались Артур и Илина, оба обхватили его огромную шею, сами же руки свои Сэм сцепил замком. — Отон, ты чуть впереди Сэма. Элли, ты со мной на линии. Я задаю темп, бежим хайфайпом, думаю, на пять минут нас хватит. Надеюсь, добежим за это время.

— Может, перейти в буриган? — тихо проговорила Элли.

— Я думал об этом. Но я не уверен, что мы с тобой потянем четверых в связке. Отон после десяти секунд выдохся, хотя и был молодцом, но на бег его точно не хватит. А значит, нам тащить. Я, если честно, тоже устал.

— Ты прав, один Сэм стоит десятерых.

— Я выдержу! — проговорил Сэм, видимо, не совсем понимая шептание друзей.

— Все! Вперед! — дал команду Нэй, хватит стоять, ведь секунды промедления — это часы их жизни.

Бежали ровно и спокойно. Нэй время от времени оборачивался назад, наблюдая и за Сэмом, и за Отоном; видимо, понимая это, чтобы Нэй не терял время на это действие, орч принялся каждые секунд десять выдавать:

— Все хорошо!

Так и бежали.

Аллея повернула направо, на девяносто градусов. Справа открылся огромный луг для пикников, знаменитое «Гуляй-поле», где любила отдыхать придворная аристократия Мирминора в милые солнечные дни любого времени года, а вот слева пошли кусты бурбуха, очень пахучего кустарника, который высаживался по берегам сточных и канализационных канав, которые сами по себе имели не менее жуткий аромат. Но смесь двух ароматов превращала атмосферу вокруг в довольно терпимое соседство. Ко всему прочему, бурбух быстро рос, его можно было заплести в арки в вышине, тем самым закрывая открытую канализацию, что было очень удобно и уменьшало распространение миазмов. В Аркете, в некоторых более свободных местах, бурбух рос, хотя, конечно, его могло быть и побольше.

В общем…

Мысли Нэя сбила пчела, сверкнувшая рядом с его головой. Такое резкое и быстрое жужжание.

Пчела?

Вот-вот. Об этом и Элли подумала, и голову так повернула.

И тут снова пчела.

Да какая, к демонам, пчела!

Пуля!

Эти моменты никогда не повторятся, и понять, как вообще такое происходит, невозможно.

Но происходило!

Послышался хруст.

Элли неожиданно оступилась или поскользнулась. И стала резко заваливаться в сторону Нэя, все еще продолжая по инерции бежать.

Он, конечно, подхватил свою подругу и тут увидел, что вся правая часть головы Элли в крови!

Как он взревел:

— Твою мать! За мной! — и, не сбавляя темп, рванул налево, в кусты бурбуха, в канализацию.

Пробил зеленую, но слабую стену, нырнул в жуткую вонючую жижу, оказавшуюся по колено, и продолжил бег, повторяя только одну фразу:

— Я убью его! Я его убью! Убью гада! Всех убью!

Совершенно неожиданно арка из бурбуха закончилась уже каменным сводом, свод превратился в наклонную трубу, из которой Нэй и все остальные уже не бегом, а на пятой точке скатились в какое-то полутемное помещение, свет давала пара тусклых фаеров. Какой-то канализационный перекресток? Канализационный коллектор?

Но Нэй не остановился. Уже подхватив отключившуюся Элли на руки, он, не особо раздумывая, свернул в один из четырех туннелей, с водой по пояс и довольно низким сводом. Но Нэй совершенно обезумел и совершенно не думал о других, которые продолжали бежать за ним, даже Сэм, сумевший каким-то образом двигаться в этом узком и тесном туннеле.

А Нэй бежал, совершенно не замечая, что грязная и вонючая вода достигала его пояса. Он бежал так, как будто и не было ничего.

И только когда возник очередной коллектор, ярдов девятьсот точно пробежали, он наконец остановился, вывалился на сухой участок ремонтной площадки, усадил Элли к стене рядом с металлической лестницей, ведущей вверх, и принялся целовать ее, а точнее, поцелуями очищать ее лицо от грязи и крови, постоянно приговаривая:

— Элли, Элли, очнись. Солнце мое, что я буду без тебя делать. Элли, Элли…

Минута где-то прошла.

— Зашушишь меня, — наконец послышался ее голос.

Он, кажется, и в самом деле слишком крепко ее прижимал, когда целовал:

— А-а-а! — радостно прокричал Нэй, а у самого из глаз поток слез. Он не просто плакал, он рыдал, но теперь от счастья.

— Ты предстафляешь, пуля попава фне в секу и зуб раздрофила! — принялась она картавить из-за боли во рту. При этом ее щека на глазах принялась опухать.

— Твой зуб спас мою жизнь, — он прекратил плакать. Со вздохом уткнулся ей в плечо.

— Да, но теферь я штарая безшубая штаруха…

— Ты для меня всегда единственная, даже без зубов, — он снова поцеловал эльфу. И к Сэму обратился: — Спаспакет, — и не глядя руку протянул в сторону орча.

Сэм пока вылезать из воды не стал, так как на площадке было совсем мало места. Нэй с Элли в одной стороне, а с другой стороны лестницы на каких-то камнях расположились Отон, прижимающий своих детей, Артура и Илину. Здесь стоял полумрак, горел один тусклый фаер, но бледность Отона была ярче любого света.

Поэтому Сэм и остался в воде, чтобы не мешать людям.

На слова Нэя похлопал себя по карманам жилета-разгрузки и наконец вытащил небольшой пакет из шуршащего материала, где-то двадцать на двадцать, и протянул Нэю. Тот не глядя разорвал его, вытащил небольшую склянку из небьющегося стекла, зубами вырвал пробку и сначала пролил свои руки, затем уже щеку Элли. Та вскрикнула и заскрипела зубами.

— Терпи казак, атаманом будешь!

И после этой процедуры прилепил пластырь на разорванную, но уже не кровоточащую рану и усиленно обмотал голову Элли бинтом, которая превратилась в подобие мумии. Было бы смешно, если было бы не так грустно.

Завершив процедуры с эльфой, он неожиданно вскочил и прямо-таки выкрикнул:

— И что это все значит, черт побери? — и руками так в разные стороны. — Отон, ты заметил, — замахал рукой куда-то в сторону, — что по нам снайпер сейчас стрелял? Снайпер! Здесь, в сердце Мирминора! Я еще могу как-то принять придурков с кинжалами, пытающихся нас убить. Но стрелок! Это же не в какие ворота… — и снова руками всплеснул.

Отон вздохнул. Аристократа до мозга костей коробило такое фамильярное к нему обращение. Ну, пусть он, Нэй, вскоре станет его приемным сыном, и где-то он с этим согласен, хотя не совсем понятно, почему отец Урбан IX очень настаивал и настаивает на этом усыновлении и побратимстве. Но сейчас было не то место, чтобы возмущаться, да и вообще жизнь его Нэй уже один раз спас, так что он мог и на «ты» обращаться.

Отон вздохнул:

— Тиримису, — как-то очень просто проговорил он.

— Тирамису? — ну, этот возглас Нэй уже слышал, но не думал, что это что-то очень важное. Хотя почему не думал? Это что-то важное и есть: — А десерт-то тут при чем?

— Ну, не совсем десерт, — Отон горько улыбнулся. — Одну буковку изменили, вот и получилось тиримису. Это игра такая, смертельная.

— Игра? Вам что, тут от скуки совсем головы посносило? Заняться нечем? — Нэй заметил, что Артур хотел было что-то сказать, и махнул рукой так в его сторону: — Лучше молчи, брат, а то не успеем побрататься, как я лишусь брата! — он глубоко подышал, успокаиваясь. — Почему это вообще Игрой-Тиримису называют? Это же мятеж! — Нэй не мог смириться с тем, что любой мог предать и ему что, за это ничего не будет? Те же гвардейцы? Или хм… победитель одаривает своих предателей? Подарки обязательно будут! Ну, просто на загляденье!

— Нет. Мятеж — это против Короля. Но сам понимаешь, кто поднимет руку на Короля, тот обречен, и его род до седьмого колена будет уничтожен, унижен, раздавлен. Конечно, раньше, до Последней Войны, против Королей заговоры организовывались, эльфы любили тасовать власть, но это уже далекое прошлое Ликсии. А заговор против Носителя Права — это просто возможность разрядить обстановку. Взбодрить кровь рода, союзников, вассалов. Поэтому и Игра. При этом победитель всегда становится Королем! И знаешь, Предки пока не изменяли традициям. Ну, а то, что жизнь на кону, так ведь кто-то должен умереть. А почему Тиримису, — усмехнулся, — это довольно любопытная история, но не для рассказа в этом милом подземелье.

— Ты так это спокойно говоришь, как будто после того, как тебя убьют, ты просто встанешь, отряхнёшься и скажешь: «Ну, что ж я проиграл — ты водишь!». И побежишь организовывать свое тиримису? Ты правда такой фаталист?

А ведь сын будущий был прав в чем-то. Ведь жизнь — это жизнь, и она не продолжается после смерти. Ну, не в этом мире во всяком случае.

— Ну я, конечно, в чем-то был готов, и умирать не собирался. Но если бы не твоя помощь Нэй, э… сын мой, я был бы точно мертв.

— То есть ты меня просто использовал, и тренировка была лишь предлогом?

— Ну, в некотором смысле, извини… — Отон извинился вполне искренне и так виновато плечами пожал.

— Обалдеть! — Нэй всплеснул руками, огляделся. — Отон, а они не могут шандарахнуть по этому месту, по этой канализации, какой-нибудь магической дрянью?

— Не думаю. Слишком много сил задействовано. Орч, эльфа — оба высоких кровей, будет жуткий скандал, если их убьют.

— Скандал так и так случится, — зло проговорил Нэй. — За ее зубы я убью любого, кто к этому причастен! А Его только пусть даст возможность! — и очень тихо выдал какую-то непереводимую ругательную тираду. Нэй редко ругался, а на этом языке и подавно, но в этот день он, кажется, выругался на всю жизнь вперед.

— У него охрана хорошая, вряд ли будет возможность…

— Ну, это мы еще посмотрим.

— Но, даже если он и захочет ударить по этому месту, то, с нами Илина, а это полное табу, девушек до двадцати одного года убивать нельзя ни при каких обстоятельствах! Был случай, когда будущий король Отон III, вышел из положения, взяв на руки свою пятилетнюю дочь. Это, казалось бы, его не красило, но говорят, когда убийцы, а они ведь должны быть благородных, аристократических кровей, уже собирались, что греха таить, просто прирезать Отона, то в комнату к отцу зашла Лейла, со словами: «Папочка, мне не спится!». А он уже на коленях стоял, готовый умереть, вот тогда и взял на руки малышку, — и Отон прижал Илину еще сильнее к себе.

— Но, видимо, это табу уже нарушено, раз снайпер особо не заботился, в кого попасть, стреляя по нам, — Нэй вздрогнул от неожиданности всем телом. Оказаться под прицелом снайпера, оказывается, то еще удовольствие. — Неужели у этой гребаной игры нет правил? Если такие силы задействованы?

Отон пожал плечами и руками развел:

— Правила есть, но, видимо, в этот раз Бонифаций решил их переписать. Стрелок, да еще и снайпер, это, конечно, неожиданно, но вполне соотносится с игрой.

— Это как это?

Отон снова горько усмехнулся:

— Мой отец, ваш дед Урбан, как мы должны знать из истории, не сразу стал Носителем Права. Он тоже сыграл в Тиримису. Дважды, — и засопел носом как ребенок, — Первый раз, правда, до Носителей Права было еще далеко, и эта стычка официально все-таки Тиримису не считалась, отцу было двадцать семь лет, и нас двоих еще и в проекте не было. Как-то отца обложили, а он с другом, как мы с тобой сегодня. Ну в общем, в самый отчаянный момент, друг его Симоне ди Корф, выхватил здоровенный маузер и принимается палить во все стороны! Одиннадцать выстрелов, одиннадцать голов с плеч! Кто остался, разбежались, ну на самом деле, там никого не осталось. Вот с тех пор табу и нарушилось, — вздохнул. — Любопытно, что все считали Урбана первым претендентом на Носителя Права, а прадед ваш, Грегор VI, взял, да и не выбрал его в первый раз! Пришлось отцу доказывать свое право силой. И он выиграл, и без стрелка.

— Жизнь прожить — не поле перейти, — философски проговорил Нэй.

Отон покачал головой и проговорил:

— Но есть причина, по которой Бонифаций вряд ли полезет в канализацию, ну, не сам, конечно. И она перевешивает любое нарушение всяких там табу. Просто-напросто трюмберги этого не поймут. Если мы устроим тут бучу, то я боюсь, что наши замки, что мой Зеленый, что его Голубой, погрязнут в дерьме на несколько месяцев. И примириться с трюмбергами будет очень сложно, если воз…

Нэй прервал Отона на полуслове:

— Точно! — воскликнул Нэй, хлопнув себя по лбу. — Точно! Трюмберги! У меня совсем из головы все вылетело! Отон, ты говоришь, что подземные ходы только в старом Мирминоре?

— Да.

— Но канализация идет ведь под всем Мирминором?

— Да, конечно…

— У кого-нибудь есть фонарик, а то в этом полумраке толком ничего не разглядеть? — проговорил Нэй хлопая себя по карманам. Элли и Артур уговорили его для прибытия в Мир Рошанский сменить его вездесущую жилет-разгрузку — он об этом уже думал и не один раз! — на сиреневый дворянский камзол, а весь остальной багаж и жилет в нем, должны были быть доставлены в Зеленый замок отдельным завозом, и теперь в нем была всего пара карманов, в которых почти ничего не вмещалось. Даже денег не было. Ну, часы его лежали в одном кармане, теперь уже в виде разбитых деталей. И, конечно, для фонарика место не нашлось. Нэй впервые подумал, что фонарик совершенно не нужен — это же Мирминор! Свет, величие, праздник, а не темнота, вонь и канализация.

Илина неожиданно сняла с себя ожерелье, казавшееся жемчужным, и немного смущенно протянула Нэю:

— Вот возьми.

— Что это?

Она провела ладонью по ожерелью, и оно тут же вспыхнуло ярким голубым свечением:

— Обалдеть! — восклицание это, кажется, становилось его любимым для выражения удивления. — И зачем тебе столь дивный свет?

— Я боюсь темноты, — еще более смущаясь, проговорила Илина и тут же добавила: — Когда одна…

— И поэтому ты пугаешь привидения, а не они тебя? — Илина закивала головой. — Спасибо, солнышко, — он поцеловал ее в щеку, надел на себя ожерелье, превратившись во что-то потустороннее, мало походящее на человека, и, видимо, чтобы поддержать ситуацию, проговорил заунывным голосом: — У-у-у. Я ужас, летящий на гребне ночи! У-у-у! — и руками так, как крыльями.

Теперь, кажется, рассмеялись все, и даже Элли сквозь перевязанную челюсть выдала что-то вроде ух-ха-ха, ух-ха-ха, хотя даже это движение причиняло ей боль. Но не посмеяться она просто не могла.

Нэй огляделся, осмотрел стену рядом с лестницей и за спиной Отона и его детей. При этом довольно бесцеремонно всех подвинул. Что-то разочарованно буркнул и, спустившись в канализационный поток, перешел на другую сторону и выбрался на чуть меньшую площадку напротив и тоже с лестницей вверх. Тут, после нескольких секунд поиска, он нашел то, что искал, показав это радостным возгласом, при этом он довольно странно смотрел на стену, полностью к ней прижавшись правой щекой, а ожерелье-фонарик держа на вытянутой левой руке.

После огляделся, подобрал небольшой камень и довольно звонко выбил какие-то такты о стену, или, точнее, о кирпич, который был им обнаружен.

Сделав это, он снова спустился в канализационный поток и вернулся к друзьям:

— СОС? — сумела как-то проговорить Элли. Несмотря на все старания Нэя, щека у нее сильно опухла.

— Азбука Эрхарда или Морзе, универсальна для всех миров. СОС тоже актуален для Вселенной, — пожал плечами. — Может, вырвать зуб? — и пальцами как захватом пощелкал.

— Ще нафо… — чуть испуганно проговорила Элли. В лагере Внутреннего конвоя и Чистильщиков, возле Черного Замка, она присутствовала на операции Нэя по удалению зуба у одного из воинов; все было сделано четко и быстро, при этом одними голыми руками, но вот самой быть пациенткой своего, хоть и любимого человека, она опасалась. Здесь опасалась, вдруг рука сорвется на стрессе, а если честно, она всегда боялась вырывания зубов, а было у нее так раза три, хотя сейчас ей было и очень больно.

— Смотрите! — проговорила Илина, указывая куда-то в сторону туннеля, противоположного тому, из которого они все пришли сюда.

Все посмотрели туда и увидели приближающийся тусклый фаер. Может, прошла еще минута в ожидании, и наконец все могли увидеть небольшую лодку и стоящего в ней трюмберга.

Тот всех оглядел и выдал:

— Чего надо? — как-то довольно грубовато.

— Как… — попытался воскликнуть Отон, явно собирающийся ответить на эту грубость чисто аристократическим высокомерием.

Но, Нэй очень быстро прикрыл Отону рот и мотнул головой. А посмотрев на трюмберга, произнес:

— Нам бы выбраться отсюда.

Трюмберг снова всех оглядел, задержав взгляд на орче:

— Это будет дорого стоить.

Нэй усмехнулся, похлопал себя по карманам, снова выругался. И, вздохнув, снова обратился к Сэму, ставшему в сложные периоды кем-то вроде завхоза, так как в карманах его жилета-разгрузки, кажется, было все, что нужно. Ну, разве что фонарика не оказалось.

— Сэм, мешочек номер десять поищи в своих карманах.

При этом трюмберг терпеливо ждал, не прерывая и не вмешиваясь в происходящее.

Нэй наконец заполучил этот мешочек, развязал тесемки и извлек из него монетку. Посмотрел, удовлетворенно хмыкнул и не подал ее трюмбергу, а мастерски так бросил ее в его сторону. Но тот поймал ее так, как будто только этого и ждал.

Посмотрел на монетку, усмехнулся:

— Дядюшка Трюфо, — на золотой монетке с одной стороны был выбит водопроводный кран, с перекрещенными гаечным и водным ключами, а с другой профиль дядюшки Трюфо с его инициалами. Эти монеты не имели никакой покупательной ценности, но как знак или пароль были незаменимы. — И как там мой сынок поживает?

— Хорошо. Всю Орсу под себя подмял. Но сильно не наглеет, всего в меру.

Приятно, когда слухами земля полнится.

Трюмберг хохотнул:

— Понаглеешь тут с таким компаньоном, как ты. Ты же Нэй Вейн?

Нэй поклонился:

— К услугам вашим. А, ты, как я понимаю — дядюшка Буфур?

— Правильно понимаешь, — трюмберг поклонился в свою очередь. — Я смотрю, твоя женщина ранена…

Нэй посмотрел на Элли, которую поддерживали с двух сторон Артур и Илина, да вид у нее был еще тот — жуткий. Как она вообще держалась.

— Да, досталось нам… в пробежке.

Дядюшка Буфур опустил руку в воду; послышался какое-то странное шипение, как у змеи, и через секунды он вытащил из воды совершенно прозрачный, как слеза — это в канализации-то! — и явно ледяной шар, сантимов пять в диаметре.

— Вот, пусть к щеке приложит. И… посади ее в лодку, и пусть девушка тоже сядет, негоже женщинам по грязи бегать и ходить.

Казавшаяся до этого маленькой лодка вдруг оказалась довольно большой. И Нэй, уже стоящий в воде, сначала усадил в нее Элли, а потом и Илину на руках к лодке отнес. Впрочем, все уже и так были грязными, но все равно были трюмбергу благодарны.

Когда женщины расселись в лодке, трюмберг проговорил:

— Как я понимаю, вам в Зеленый замок?

— Да, — проговорил Отон, в некотором смысле благодарный Нэю за урок воспитания. Канализация — не то место, где можно качать права.

— Тогда в путь, — проговорил трюмберг и веслом так сдвинул лодку с места.

Все двинулись за ним. За лодкой его.

— Не беспокойтесь, много грязи не будет, может, где по грудь, но я постараюсь до этого не доводить, — сказал трюмберг и как-то совершенно неожиданно добавил: — Я смотрю, Тиримису у вас в самом разгаре…

— Вы участвуете в Игре? — Отон хотел было спросить бесстрастно, но вышло немного взволнованно.

— Когда-то участвовали. Кто-то с кем-то подписывал некие соглашения, там не водить, сюда не приводить. Но если клан ставил не на того, то ему приходилось уходить из Мирминора, ну, а если клан выигрывал, то уходили остальные. Но это же глупо. Люди-сантехники, конечно, есть, но что они могут? Кран починить? Вентиль поставить. Но прочистить трубу — этого им не дано, точнее, они могут, но засор быстро восстановится. Это ведь только кажется, что мы рады, когда что-то где-то сломалось. Враки! Нам как раз платят за то, чтобы ничего нигде не было и не происходило. Ни засоров, ни прорывов. Чтоб все было тип-топ. Поэтому клан-победитель успевать за всем переставал, так как не хватало трюмбергов одного клана на весь Мирминор, и поэтому со временем все кланы ушедшие возвращались. А какой смысл тогда в победе? Поэтому уже давно мы не участвуем в Игре, но если кто просит помощи, всегда поможем. Но я не поэтому Тиримису не люблю, — хмыкнул он, — с Тиримису всегда приходят крысы…

— Крысы? — вырвалось у Нэя. А Илина, сидящая в лодке, вздрогнула.

— Не бойтесь, милая барышня, сейчас крыс тут нет. Но Тиримису — это трупы, которые сбрасывают почему-то всегда в канализацию! А с трупами и приходят крысы, — трюмберг причалил лодку к поребрику, но вылезать из лодки, само собой, не стал. — Все, пришли…

— Быстро, — Нэй усмехнулся, засунул руку в карман и вытащил из него несколько синих аккумов — денег не было, но аккумы всегда с собой. Или у него карманы волшебные? — Вот, возьмите, пригодится…

— Ну, от платы мы никогда не отказываемся, — дядюшка Буфур сгреб всю синьку уже в свою ладонь и в карман.

Но порыв Илины его сильно удивил и обескуражил. Та перед тем, как выйти из лодки, можно было и без помощи, так как та была очень ловко причалена к камню, наклонилась и очень смело поцеловала трюмберга в щеку.

— Спасибо вам…

— Э… У… — только и сумел выговорить трюмберг, но было видно, что ему приятна такая оплата.

— Я бы тове тефя поселофала, но фидишь, — проговорила Элли, разжимая ладонь, в которой уже был небольшой ледяной осколок от шара. Но щека все равно была распухшая.

Трюмберг замахал руками:

— Хватит, хватит! Оплата и так уже слишком большая! — что привело всех в доброе расположение духа.

Нэй выбрался последним, на камень из грязи, но перед этим у них произошел небольшой диалог:

— Не помогайте другим, пусть это будет маленький наш секрет.

— Молодой человек, — так же тихо произнес трюмберг, — мы дали слово помогать всем.

Нэй как-то огорченно вздохнул, но оказалось, это было не все, сказанное дядюшкой Буфуром:

— Но! — он поднял палец вверх. — Как ты думаешь, много людей знает о существовании секретного кирпича и позывного о помощи?

— Никто не знает? — Нэй очень удивился.

— В архивах людей можно найти наши договоры и наши советы, но кто сейчас роется в архивах?

— Еще раз спасибо.

— Целоваться не будем! И до свиданья, — проговорил трюмберг и заработал веслом, унося и себя, и теперь уже снова лодочку во тьму канализации.

Нэй вылез на каменный выступ, все ждали только его:

— Чего стоим? Кого ждем?

— Тут очень узкая винтовая лестница, Сэму не пройти, — проговорил Отон.

Нэй посмотрел на орча:

— Но я уверен, что у Сэма уже есть мысль по этому поводу и он ее уже думает?

Сэм неожиданно рассмеялся:

— Ты весь одна шутка!

— Это у меня нервное. Честно. Как вспомню про пулю, меня начинает бить нервная дрожь, только шуткой и успокаиваюсь, — когда Нэй говорил, сзади подошла Элли и обняла его, прижавшись головой к его затылку:

— Обофаю тефя, щелофек-сосо.

— Ну, а если честно, то да, тут недалеко должен быть выходной коллектор рядом с хрюшнями. Бывал я в этих катакомбах, надеюсь не заблужусь, — проговорил Сэм и обратился к Отону: — Ваше Высочество, Максимилиан все еще работает у вас в хрюшнях?

— Максимилиан Тобатург? Да, есть такой орч.

— Это хороший мой друг, хотя виделись мы с ним в последний раз, о-о-о, — Сэм посмотрел на Нэя и ушел от мечтательности. — Через час здесь будет сотня орчей, никто и близко не подойдет! — и хлопнул так себя по груди, что разбрызгал грязь по сторонам. Впрочем, это мало кого расстроило, все и так были в грязи.

— Орчи участвуют в Тиримису? — спросил Отон.

— Нет. Но они придут защищать меня, а со мной и моего нурча, а с нурчем и вас, так как в мире нет ничего главнее дружбы и понимания. А смерть нурча — это позор для орча, — и Сэм снова хлопнул себя по груди. — Все, пошел я…

И, спустившись в сток, быстро прошел по нему и через несколько секунд исчез, свернув в совершенно незаметный проход в стене.

— Час-то мы хоть выдержим? — спросил Нэй.

— Конечно. Бонифаций может решиться на штурм моего замка, но это все в теории. Штурм в истории был всего один раз, и то он произошел случайно. А на следующий день Король устроил взбучку своим свихнувшимся детям и обоих отлучил от Носителей Права!

— А как же победитель получает все? — Нэй вспомнил о том, что Предки выбирают только победителей в Короли.

— Так через год они дуэль организовали на мечах. Победителем и стал будущий король Отон V.

Ну вообще! Спятить можно от их истории.

На самом деле только, казалось, что все действие идет неспешно, просто все были на нервах, от этого и события тянулись так, как будто нервы успокаивались.

Когда все начали подниматься по лестнице, Нэй еще некоторое время постоял внизу, прислушиваясь к тишине. Может, где-то и слышалось что-то, но на границе восприятия. Впрочем, штурмовать замок через эту лестницу узкую и ржавую, смысла не было. А вот через тот проход, через который ушел Сэм…

Нэй посмотрел на потолок. Тут ведь меньше трех ярдов, а Сэм вполне себя комфортно чувствовал, не пригибался даже. Все-таки орчи владели пространственной магией!

Просто удивительно!

Поднялся по лестнице, ярдов десять вверх. Дверь металлическая, за ней небольшой коридорчик, как понял Нэй, для того, чтобы отсечь неприятные миазмы канализации, и за второй дверью какое-то складское, ну, кладовое помещение — ящики, бочки, но не припасы, а песок и смола.

Нэй открыл дверь и не останавливаясь двинулся по полутемным залам дворца. По наитию прошел, кажется, три или четыре комнаты с открытыми дверьми, как путь показывали, когда наконец услышал голоса.

Много голосов. Но, главное, вполне дружелюбных. Возможный штурм замка или его захват никто не отменял.

Нэй вошел в приоткрытую дверь и оказался под прицелом десятка глаз.

Люди здесь были знакомые и незнакомые.

Отон, Артур, Илина. Элли уже была в руках мага-лекаря Его Высочества, чувствовалось, что он профессионал. Было еще несколько персонажей новых для Нэя, незнакомых.

Офицер, майор, скорее всего, начальник личной охраны Носителя Права.

Двое мальчишек, выглядывающих из-за спины красивой и молодой женщины, как понял Нэй — братья-близнецы Тим и Фим, а женщиной была их мать, молодая и третья жена Отона — Матильда.

Была здесь еще одна женщина, красивая и, можно сказать, точная копия своего отца — Отона. И удивительное дело, но Артур, когда описывал свою сестру, был потрясающе точен.

Резкий профиль, как и у всех Лонгбардов, карие глаза, русые волосы, не короткие, как у мужчин, но и не такие чтобы уж длинные. Тонкие, очень чувственные губы. Впрочем, это описание подходило почти ко всем женщинам, поэтому, как говорил Артур, главное в ней было то, что она всегда носила мужское платье, как и сейчас — сапоги, штаны, чисто мужского покроя камзол. Но самое удивительное то, что она была одной из немногих гражданских лиц, кто имел права в Мирминоре носить при себе оружие, которое как раз и находилось у нее с левого боку, ножны с мечом. Артур рассказывал, что она мечник от бога, если честно, бой-баба, как и Алисия, только та была мастером лука, а эта — мастер меча.

И если Нэй не ошибался, звали эту красивую амазонку — Амелия Форса Альфина Сарта, графиня де Ботри. Но это по мужу она графиня, на самом деле ее имя встократ длиннее и величественнее, все-таки она Принцесса Крови и самая старшая дочь Отона. Лонгбарды не чурались связывать свои узы с менее родовитыми домами, от чего их кровь была в полном здравии и на вершине силы.

А еще, как понял Нэй, она была еще и курзаем! О чем, конечно, Артур знать не мог, если ему не говорили, а просто так об этом не говорят. Точнее, Амелия проходила школу курзаев, в ней чувствовалась их сила и знание. Конечно, эр’ката правила боевым миром, но и курзаи не отставали, а может в чем-то и превосходили их, так как это тайна и секрет уже именно людей! И самое интересное, что Нэю курзаи так и не открыли свои секреты. Сестры — это отдельный разговор, Нэй никогда не давил и не стремился заставить их поделиться секретами, хотя внешне они и казались слабее Нэя, как он говорил: учить вас еще и учить. Но на самом деле сестры были профессионалами и просто не показывали всего, что знали. И, в отличие от Молчаливых, Нэй так и не сумел договориться с тайными командирами курзаев об обмене знаниями. Те уперлись и ни в какую.

А вот Амелия каким-то чудом знания эти получила, но при этом оказалась вне курзаев. Впрочем, вполне возможно, что именно кровь позволила ей и обучение пройти, и безболезненно выйти, когда потребовалось. А может, она и оставалась курзаем.

Господи, сколько вопросов и ни одного ответа.

Это все пронеслось в мгновения.

Когда Нэй появился, его встретили как героя:

— Вот и наш спаситель, — проговорил Отон.

И после этих слов Нэй тут же оказался в объятьях Матильды:

— Спасибо, вам! Тебе спасибо большое! — от волнения она то была с ним на «вы», то на «ты».

А Амелия сделала шаг вперед, и руку к груди, к сердцу:

— Эр’карун! — и поклонилась.

Нэй, в свою очередь, приложил руку к сердцу и с поклоном произнес:

— Карзи-рен, — когда курзай был один, то представлялась его сила, когда курзаев несколько, то говорилась общая составляющая, приветствовались курзаи вместе — как тогда сестры. Хотя тогда Нэй скорее удивился, чем поприветствовал.

А затем они сделали шаги навстречу и крепко пожали руки. По-мужски. Это тоже когда-то отметил Артур: мужик-мужиком, по характеру и по повадкам, но при этом Амелия мать троих детей — двух дочерей и сына.

Нэй обратился к Отону:

— У тебя тут есть надежные люди?

— Майор де Брайс!

Это как раз и был незнакомый майор, офицер в летах, лет пятидесяти точно, хотя это не возраст для офицера.

— Сколько у вас людей, майор?

— Тридцать шесть человек, Ваше Высочество!

Нэй и забыл, что он уже почти Принц Слова.

— А сколько окон в замке?

— Более восьмидесяти!

— Закройте все шторы, где их нет, занавесьте чем-нибудь тяжелым и плотным. Поставьте людей отслеживать движение вне замка и кроме своих, тех, кто на посту, меня и Его Высочества Отона, никто не должен приближаться к окнам. Ни родственники, ни слуги. Если кто будет настаивать, применять силу вплоть до связывания, если не поймут словесно. Понятно?

— Так точно! — майор выпрямился во фрунт.

— Я тоже послежу и девочек своих расставлю, — это была Амелия.

— Девочек? — переспросил Нэй.

— Я привела с собой свою команду, хоть и девочки, но любому выцарапают глаза, если потребуется.

Нэй даже вздрогнул, представив эту картину.

— Ну, надеюсь, до этого не дойдёт, — и вдруг совершенно неожиданно плюхнулся в стоявшее тут же кресло. — Хорошо, а нам бы отдохнуть.

— Вам бы вымыться, — проговорила Матильда.

— Нет! — Нэй решительно поднял руку. — Никаких помывок, пока это не закончится. Ну разве что девчонки пусть грязь смоют.

— Вот еще! — послышался голос Элли из соседней комнаты, где ее осматривал лекарь Его Высочества.

Хм, уже кричать может. Это хорошо.

— Тогда и я не буду, — очень гордо проговорила Илина, но было видно, что грязь ей не доставляет удовольствия.

— Лучше бы ты, бы вы… — заплетающимся языком проговорил Нэй. Его глаза сомкнулись, и он, расслабившись, заснул.

Ага, как же. Как только все это заметили, тут же принялись очень тихо передвигаться, но ведь паркет имел предательское свойство заскрипеть в самый неподходящий момент. Он и заскрипел под ногой Отона.

— Ты бы отдохнул, присел, — во сне проговорил Нэй. — Да, разбудите меня, когда появятся орчи.

Орчи появились, но, конечно же, Нэя никто будить не стал. Все вообще вышли из комнаты, где он сидел и спал, и даже фаера погасили.

Собрались все в комнате, где не было ни одного окна — хозяйственное помещение, где отдыхали слуги, теперь же коротали время их хозяева. Предложила это Элли, посчитав, что Нэй бы именно так поступил. Кто-то предложил перенести сюда и Нэя, вон на ту кушетку, но и тут Элли отказала этой мысли, мол, для Нэя самый лучший сон — это когда его не трогают. Вот увидите, он встанет и будет выглядеть лучше, чем мы все, вместе взятые.

Да, и вообще всем следовало взять пример с Нэя.

Но при этом никто так и не сомкнул глаз, но все же руки и лицо вымыли, чтобы хоть что-то перекусить и выпить.

Илина прижималась к матери, и они о чем-то тихо беседовали. Артур сидел с отцом и выглядел как нахохлившийся птенец. Все ему мысль о гвардейцах не давала покоя. Он же подполковник гвардии, и так его гвардия ему такую свинью подложила! Было так неприятно и глупо.

Элли сидела в одиночестве. Бинтов на голове уже не было. Щека ее опала, и на ней теперь был виден очень аккуратно зашитый шрам. Для женщины и ее лица — просто непереносимый ужас! Но Элли только усмехалась, о чем-то думая и время от времени дотрагиваясь до шрама. Оставит на память. Вот с зубом было серьезней, его раздробило в корень, так что восстановить будет сложно и скорее всего его придется все-таки удалить.

Ладно, утро вечера мудренее.

— Орчи прибыли! — проговорил майор ди Брайс, войдя в помещение. — Много! Сотня, не меньше!

— Надо Нэя разбудить, — вскочил Артур.

— Ни в коем случае! — командно и властно проговорила Элли. — Пусть отдыхает, утром он сам спасибо скажет, — но неожиданно встала. — К нему пойду, чтобы уж точно никто не разбудил.

Это нужно было видеть, но никто не видел — кресло было широким, и Элли довольно свободно присела рядом с Нэем с левой стороны, обняла его, прижала к себе. Он улыбнулся, засопел носом, уткнулся в ее грудь и совершенно неожиданно спросил:

— Орчи пришли?

— Да. Спи, пожалуйста.

— Угу.

03 октября (ос) 1440 года от Пришествия Скирии.

Мир Рошанский.

Мирминор.

Примирение.

А утром…

А утром все внезапно закончилось. В восемь утра, совершенно неожиданно, в Зеленый замок прибыл фельдъегерь в звании полковника гвардии от Короля Урбана IX и объявил, что король прекращает Тиримису и объявляет о Примирении сторон!

То есть Отон и Бонифаций должны прибыть в Главный Золотой Дворец Мирминора в Малый Тронный Зал приемов для обоюдного Примирения.

С собой каждый может взять двух сопровождающих. Неприкосновенность гарантируется!

Когда Отон, не выспавшийся, грязный, но свято поддерживающий решение Нэя, говорил с фельдъегерем, в комнату вошел не менее грязный Нэй, расстроенный и ворчливый:

— Какого черта меня никто не разбудил? — увидел нового персонажа и проворчал: — А это что за явление?

— Король завершил Тиримису, требует нас на ковер, — ответил Отон.

— Вот теперь вы точно должны вымыться! — Матильде явно надоело столь грязное существо под именем Отон — обнять его просто невозможно из-за грязи и вони.

— Ни в коем случае! — теперь это был Отон. — Так и пойдем. Бонифаций помешан на чистоте, так что посмотрим на его физиономию, когда он будет жать мне руку. Я думаю, на это стоит посмотреть.

— А как добираться будем, до Главного Замка как я понимаю, довольно далеко? — а вопрос был не праздный.

— Король предоставил карету и двадцать гвардейских всадников, — ответил фельдъегерь.

Нэй сморщился, слово «гвардия» начинало неприятно воздействовать на зубы.

— Это гвардия Короля, — ответил на эту реакцию Нэя Отон.

— Одна сатана, — махнул рукой Нэй.

— Мы можем запрячь пару телег и в шестером выехать за вами, — появление Сэма, как всегда, осталось незамеченным. Хм. Он все чаще стал возникать совершенно неожиданно. И это девятифутовый гигант?

— Король гарантирует неприкосновенность! — ответил на это фельдъегерь.

— А мы будем охранять нурча, он ведь едет?

— Да, — мотнул головой Отон. — Беру с собой Нэя и Артура.

— Тогда полчаса подождите, — и Сэм снова исчез, как и не было его.

— Полковник! Прекращайте шмыгать носом. Вполне нормальный запашок, — Нэй понюхал свой уже давно высохший, но впитавший в себя все запахи канализации, рукав камзола. — Такое впечатление, что вы никогда не совершали в грязи марш-бросок верст так на тридцать! После него знаете какие ароматы, похлеще канализации!

— Э… — полковник был явно озадачен. — Никогда не совершал.

— Значит, у вас еще все впереди, — хохотнул Нэй, а за ним и все в зале. Ну, кроме ничего не понявшего полковника.

Выехали в половине десятого.

Карета драгоценная и дорогая тут же провоняла тремя мужскими телами, сдобренными канализационной атмосферой. Но на это даже посмеялись, хотя Отон и сказал, что отец не очень любит грязь, поэтому, может, и стоило вымыться. Хотя бы из чувства уважения к Королю.

Нэй на это ответил, что он как-то об этом не подумал и больше всего он не хотел бы оскорбить своим таким присутствием своего будущего деда Урбана IX. Но, как говорится, они уже в пути и изменить ничего не могли.

— А ты чего такой грустный? — пока говорили Нэй с Отоном, Артур сидел в уголке кареты, и не заметить его отстраненность было невозможно.

Артур улыбнулся, но сказал как-то нерадостно:

— Да, чувствую себя глупо, ничего толком не сделал, не спас, не проявил себя ни в чем. Только и делаю, что плыву по течению, — и он грустно вздохнул.

— Не стоит грустить, сын мой, сейчас героизм просто в том, чтобы выжить, хотя и я себя как-то глупо чувствую.

— Это отходняк, друзья мои, — Нэй усмехнулся. — Вчера мы были на адреналине, а сегодня все почти улеглось, нам холодно, грязно, от этого и грусть подкрадывается. Но, если честно, сейчас бы теплую ванну и полежать в ней часиков так несколько. И чтобы вокруг никаких проблем! — и мечтательно закрыл глаза.

Вот-вот. И все закивали головами…

Прибыли в десять.

Шли втроем, но снова окруженные гвардейцами — два впереди, два позади.

Минут двадцать длилось это путешествие по лабиринтам Главного Золотого Дворца, пока наконец они не оказались в небольшой подготовительной комнате — великосветском тамбуре тронного зала, где можно было привести себя в порядок, почистить перышки перед встречей с Королем.

Но, когда все трое посмотрели на себя в зеркало, то дружно рассмеялись, так как представляли они из себя каких-то последних оборванцев, но никак не представителей королевских кровей. Этакие бродяги, каким-то чудом оказавшиеся на приеме у короля. Но при этом никто не захотел изменить этот образ.

Единственная чистая вещь гардероба всех троих — это три треуголки, которых оказалось достаточно в шкафах Зеленого дворца, так как свои головные уборы они то ли потеряли, то ли те превратились в грязное месиво, которое вот точно было стыдно надевать на голову даже грязную.

С этими треуголками они и вошли в Малый Тронный зал, так как следовало при встрече с королем совершить довольно мудрёный поклон-приветствие, где треуголка как головной убор являлась главным атрибутом действия.

Вошли в зал одновременно с Бонифацием; он вошел из другого, соседнего тамбура, и его небольшой свитой, которую играли, видимо, его молодая жена Сильва и не менее молодая дочь Урсула. Хм… или наоборот, даже сам Отон малость запутался. Все чистенькие и одеты с иголочки.

Сам зал был довольно большим, как сказал Отон — сто пятьдесят на сто ярдов. Услышав, что это Малый Тронный зал, Нэй поинтересовался каких тогда размеров Большой Тронный зал? И получил ответ: Большой зал — это шестьсот на четыреста ярдов, и в нем может присутствовать весь аристократический свет всех Восьми королевств! Ну, это понятно. Если на каждого вельможу по одному квадратному ярду, то это будет.

Это будет…

Сумасшедшая цифра!

Даже голова закружилась от того, сколько это будет.

А вот Трона, или как его еще называли — Головешку, или Сгоревшего — Нэй не увидел. В Малом Тронном зале стоял вполне обычный деревянный трон, или скорее, большое королевское кресло, вполне себе деревянное, вполне себе красивое и обрамленное золотом, но вполне себе заурядное, без всякой мистики и легенд.

Трон, Истинный Трон для Истинных Королей, стоял только в Большом Зале.

Ну, там Нэй еще побывает. Если, конечно, все хорошо закончится.

Церемония была устроена так, что обе процессии оказались одновременно возле тронного места, на котором и располагался Король и еще несколько его приближенных, благо без гвардейцев. То есть их тоже было двое — один убелённый сединой воин в генеральском полевом мундире, вполне возможно, сам начальник внутренней стражи, Секретной службы и безопасности Граф Пирим ди Паршук, и миловидная женщина лет, не будем о годах, вполне возможно, последняя жена Урбана IX — Изольда ди Арки маркиза Алир.

И больше никого, даже ведущие, которые и направляли две процессии Отона и Бонифация, чтобы те подошли к Королю одновременно, куда-то подевались.

Но, если считать, что Король обладал магией власти, то больше никого и не нужно.

Остановились у лестницы в восемь ступенек на площадь, где и стоял трон и сидел Король. И после поклона-приветствия — женщины совершили приветственный реверанс, очень красиво, надо сказать, — на который Урбан IX удовлетворительно качнул головой, он произнес:

— Подойдите ко мне, дети мои, — обратился Король к Отону и Бонифацию.

И началась довольно нудная церемония Примирения, которую Нэй слушал вполуха. Точнее, он ее слушал, просто на данном этапе она была для него не так актуальна.

Интересно, а они могут так в будущем схлестнуться с Артуром? Мотнул головой. Пусть хоть трусом объявят, но больше он в эти Игры с десертом не играет.

И гвардию нужно расформировать, а то совсем от рук отбились эти преторианцы. Нэй кое-что слышал о гвардии, и не всегда хорошее. А события Тиримису подтвердили эти слухи.

Хотя это ведь тоже игра.

— Протяните руки и Примиритесь! — наконец объявил Урбан IX.

Было видно, что обоим это Примирение дается через силу. Да еще грязь Отона. Но, несмотря ни на что, они пожали руки. Хотя Нэю явственно послышался скрип зубов обоих братьев.

Весело у них тут.

После рукопожатия Бонифаций двинулся вниз по ступенькам к своей свите, чтобы покинуть зал. А Отон остался стоять, так как его о чем-то спросил король.

Но тут…

Вместо того, чтобы подойти к своим женщинам и уйти, Бонифаций неожиданно повернулся и сделал несколько шагов, подойдя почти вплотную к Нэю. Впился своим орлиным и очень неприятным взором в него и, чуть наклонившись проговорил довольно тихо, чтобы некто не услышал:

— Считай, ты труп, мальчик. Вам сильно повезло, обстоятельства сыграли вам на руку — эльфа, орч, трюмберги — поэтому я и не полез дальше, да и стрелок у меня оказался каким-то слишком совестливым. Но в следующий раз будь готов встретиться со смертью. Брата я уже не достану, но тебя с большим удовольствием, и даже никто не поймет, что это было.

Улыбнулся так ехидно и, видимо, удовлетворившись сказанным, гордо так, аристократически развернулся и наконец-то направился к своим женщинам.

И тут Нэй взорвался, не обращая внимания ни на протокол, ни на этикет королевского места:

— Ты думаешь, это смешно? — даже для себя это было неожиданно. — Думаешь, это так круто?

Бонифаций шел спиной к своему новому врагу. Брата да, уже не тронуть, но вот этого мальчика можно и погладить против шерстки. Родственничек, видите ли. Смеюсь и плачу!

Но он же был за спиной! А теперь вот он перед ним! И никакого страха в глазах.

— Думаешь это так круто? — повторил Нэй вопрос. — Сказать фразу: «Ты труп!». Наговорить еще кучу угроз. Красиво так, жестко так, угрожающе так. Ах какие мы все смелые! А дальше — что? Что дальше?

— Что дальше? — Бонифаций было видно, что… испугался?

— Вот да, что дальше? Ты пойдешь в самый злачный район Мир Рошанского, найдешь самую отпетую таверну или трактир, и в ней самого оторванного бандита, которому закажешь мою смерть? Как ты собираешься исполнять свою фразу, что я труп? И что ты думаешь, этот бандит проберется в Мирминор, доберется до Зеленого замка, влезет в окно моих покоев и убьет меня? Или ты думаешь, что сказал, и я должен вот тут упасть замертво?

Бонифаций, как и все в зале, замерли, совершенно не понимая происходящего, а Нэя несло. Он был зол и на себя, и на эту чертову игру.

— Но если ты так хочешь увидеть меня трупом, то давай, сделай это сам! — Нэй приблизился к Бонифацию вплотную. — Давай! Возьми нож, меч, топор, еще что и убей меня! Воткни клинок в мою грудь и насладись моментом. Вот тогда и говори, что я труп! А не бросайся словами, которые не можешь исполнить. Потому что убивать тоже нужно уметь, и если кто кричит, что он убийца, это не значит, что он убийца. Кишка у большинства тонка, чтобы убивать! Это мерзость, это грязь, это всегда зло, даже если убиваешь мерзавца и как будто делаешь доброе дело. Нет добрых дел в убийстве, потому что это всегда смерть! И она всегда смотрит на тебя, когда ты убиваешь, поэтому мало кто способен на убийство. Так что ни фига у вас не получится! Еще не родилась та сволочь, которая сможет меня убить!

Нэй неожиданно всеми пятью пальцами правой руки уткнулся в грудь Бонифация. И несколько раз как на пианино сыграл пальцами на золочено-сиреневом его камзоле. А потом:

— Вот вам! — он вытянул две фиги, почти тыкая их в лицо Бонифация, глаза которого смотрели на Нэя как на сумасшедшего, или, скорее, были как у сумасшедшего. — Дырку вам от бублика, а не Шарапова!

А потом довольно зло сплюнул и, размахивая руками, развернулся и пошел на выход. И то и дело оцепеневшие от этого монолога люди могли слышать фразы:

— Я труп, видите ли! Труп! Вам всем еще пилить и пилить до моего трупа. Я труп, видите ли, — и так далее и в том же духе.

Но при этом никто не видел глаза Короля во время этого монолога, а они у Урбана IX улыбались. Да и он сам удовлетворенно светился, как будто и не было никакой болезни. Урбан был рад, что не ошибся в этом мальчике.

То ли еще будет.

И оказалось, было.

Тиримису ударила, откуда не ждали.

Впрочем, все начиналось как вполне обычное утро. За исключением того, что после Примирения потеряли Нэя.

Отон и Артур вернулись в Зеленый Дворец в одиночестве, так как Нэя не оказалось ни в карете, ни рядом с каретой, ни поблизости. Его немного подождали и отправились в Зеленый дворец, здраво рассудив, что он вряд ли потеряется и в конце концов найдет дорогу, если уже не находится во дворце.

Но в Зеленом дворце его тоже не оказалось.

Элли восприняла рассказ Отона и Артура с неким подозрением, а если считать, что Бонифаций угрожал Нэю, то и с волнением, и двинулась вместе с Сэмом на поиски Нэя. Которые затянулись до вечера, при этом он так и не был обнаружен.

Хорошенько выругавшись и пообещав любимому хорошую порку, Элли и Сэм вернулись во дворец. И тут у эльфы жутко разболелся выбитый пулей зуб; она положила на него компресс и отправила посыльного, выяснить, как работают стоматологи Мирминора.

Да, в Мирминоре были и свои лекари, и свои стоматологи-дантисты, которые принимали и вполне обычных пациентов. Стоили они дорого, но и ценились необычайной эффективностью своей работы, ведь работали не где-нибудь, а в самой Великой Королевской резиденции Каракраса. Нужно соответствовать.

Конечно, Элли была не простым пациентом, как, впрочем, и все в Мирминоре, но настаивать на каком-то особом к себе отношении не стала и записалась, посыльные знали свое дело, к одному из лучших дантистов Мирминора — Иохиму Кацу, в порядке обычной очереди, на двенадцать часов дня.

А утром, в восемь утра, когда все постояльцы Зеленого дворца усаживались за стол, на завтрак, точнее, кто встал в это время, Нэй сам ввалился в столовую, довольно потрепанный, и от него жутко разило перегаром.

Где он был?

Он сам толком не знал. Он не обращал внимания на дорогу. Вышел из Главного, Золотого Дворца, кареты не увидел — вышел он из третьей Западной парадной, а они подъезжали ко второй Южной — Главный дворец огромный, входов-выходов количеством не сосчитать, — постоял немного, размышляя, махнул рукой и, приняв некое решение, ввалился в какую-то караульную и потребовал выпивки!

Стражники принялись отнекиваться, как можно пить на работе! Но Нэй после этого почти сразу нашёл их закрома, чем вызвал необычайную совестливость стражников, которые чуть ли не на колени бросились, только бы вельможа, пусть и грязный до демонов, не сдавал их командиру. Нэй на это покрутил у виска, заявив, что в гробу он видел всех командиров — вот честно это и сказал — и тут же выдул фимту первухи в одно горло. Чем вызвал полное восхищение и уважение присутствующих. Смачно рыгнул, побратался со всеми стражниками, кто был тут, и оставив пару «синьки», снова вывалился на воздух, отказавшись от помощи добраться до Зелёного дворца. Потом он где-то спал до самого вечера, где-то на траве рядом с ручьём. В котором и попробовал привести себя в порядок, правда, так и не раздевшись. Уже вечером, ближе к ночи, он вышел на хрюшню Зелёного дворца, строго запретил Сэму или кому-то из орчей сообщать что-либо постояльцам дворца и завалился спать на сеновале, попросив разбудить к завтраку. В общем, все было так или почти так.

Рассказав историю своего приключения за хорошей порцией манной каши, он тут же получил от Элли пощечину и страстный поцелуй одновременно, и попросил приготовить ему ванну, так как его состояние требовало отмокнуть от всех проблем и своих глупостей.

Просьба была выполнена, но вместо засиживания в ванной Нэй просидел в ней всего полчаса, так как он просто не мог отказаться от похода к стоматологу вместе с Элли, которая, в свою очередь, была не против такого сопровождающего.

В общем к десяти часам Нэй выглядел как огурчик — свежий, выбритый (он любил шутку про бритье, хотя как мы знаем, никогда не брился и даже не знает, что это такое), и в отличном, правда, чуть старом камзоле с плеча Артура отправился в путь вместе с Элли в прекрасной карете к дому Иохима Каца.

Что бы там не говорили, но лучшие стоматологи были только среди людей; даже эльфы, даже Высокие эльфы, посещали людских стоматологов, так как считалось, что именно люди лучше всего понимают в зубах и только они способны их лечить правильно и умело. Впрочем, Элли не требовалось восстанавливать зуб, его следовало удалить, что так же умело делали только людские дантисты, поставить на это место специальную коронку, и когда придет время, когда новый зуб начнет прорезаться — по прошествии двух-трех лет — эту коронку следовало снять, чтобы не мешать расти новому зубу.

В Мирминоре существовал целый городок, где жил обслуживающий персонал, не слуги, а всевозможные мастера — ювелиры, дорогие чеканщики, ремонтники, даже кузнецы с кожевенниками и так далее и тому подобное. Кто достиг высот мастерства и кто получил не просто королевский заказ, а возможность постоянно проживать и работать в Мирминоре. Дома здесь были почти на одно лицо, только некоторые детали временного владельца как-то скрашивали однообразие. Впрочем, у многих были дома и в самом Мир Рошанском, и здесь был как бы лишь рабочий дом-кабинет.

Но Иохим Кац, старый добрый еврей, жил в Мирминоре постоянно, в милом благообразном доме со своей семьёй, точнее, только с женой Милой, так как дети разъехались по миру. Но сыновья так же стали стоматологами и когда-нибудь кто-то из трех сыновей продолжит дело старого Иохи. Впрочем, просто передать дело не получится, любому соискателю этого места, и не только сыновьям Иохима, придётся пройти жёсткий экзамен на то, чтобы работать тут. И взятки не помогут, так как плохо сделанный зуб королю — это голова в корзине после ножа гильотины однозначно.

И, конечно, как старый и опытный дантист Иохим никакого пиетета перед Элли не испытывал, считая ее вполне обычной пациенткой. Единственное, это то, что он принял её тут же, как они подъехали — в половину одиннадцатого утра. И пока проходила очень нудная операция по удалению зуба, а потом приготовлении коронки, бодро и интересно рассказывал ей о каких-то только ему ведомых тайнах.

Нэй прислушался только один раз — дверь в кабинет по просьбе Элли была открыта, так что Нэй, находясь в приемной, все слышал, — когда прозвучало слово Холокост.

Как оказалось, дед Иохима жил в мире, где гонения на евреев достигли апогея в страшную и жуткую войну, и, конечно, дед его Мойша Кац, ещё совсем ребенок, со всей семьёй попал под каток этого ужаса. Их, кажется, вели на расстрел, когда небо заволокло тучами, начался ливень и их сопровождающие, несколько полицаев, заблудились. В общем, эта местность считалась странной, и фашисты решили усилить эту странность расстрелами евреев — говорили, в район люди из Ананербе приезжали, — но в этот раз странность себя проявила, и около ста евреев с полицаями переместились в другой мир. Правда, этого было не понять сначала, но через пару минут появился красный гигант, теперь известно, что это был орч по имени Баор Симотург, и тут бабушка Урша закричала «Шаром, Шаром, спаси нас!». Орч услышал и надо было такому случиться, что вместо стрельбы полицаи побросали оружие и подняли руки.

Конечно, эта сотня была не первыми евреями в Каракрасе, но почему-то именно они выбрали жизнь в Чайнатауне Мальвинора. Ну, а семье Мойши там не очень понравилось, и вскоре обосновались они в Мир Рошанском, ну, а Иохиму было суждено лечить самого короля!

Почему он это рассказывал достопочтенной эльфе? Так эльфы многое знали, почему бы им не услышать и эту историю?

Нэй только затылок почесал, понимая, что Каракрасе и в самом деле перекрёсток миров.

В остальное время он почти не прислушивался к монологу Иохима, он просто ходил по приемной, время от времени из большого книжного шкафа доставал очередную книгу, быстро ее пролистывал и возвращал обратно. Например, к своему удивлению, он тут увидел две Торы, одну на иврите, явно из чужого для Каракраса мира, и одну на ангулемском, который, как известно, правит, этим миром, что довольно удивительно, если считать, что нет Торы правильней, чем только на иврите. И все переводы — это ересь…

Впрочем, пиетет пиететом, но четыре часа своего времени Иохим Кац потратил на Элли, что было все-таки больше, чем возможно. Может быть, от того, что прекрасная эльфа жутко понравилась старому еврею, и он постоянно повторял фразы про ее красоту, вгоняя Элли в краску, а Нэя заставляя ревновать. Но все было так мило и хорошо, что, конечно, лезть в драку он не собирался — ну, это шутка. Ко всему прочему, Кац не стал переносить создание коронки на другой день, а сделал все за время приема, что и отразилось на времени.

Ну, явно без магии тут не обошлось.

То есть в три часа пополудни или чуть позже Элли и Нэй вышли из кабинета и из дома стоматолога и отправились в обратный путь. Пешком, потому что еще по прибытию к Кацу они отпустили карету, решив обратный путь проделать пешком.

На середине этого пути они неожиданно всецело занялись изучением самих себя в тенистом уголке, одного из многочисленных парков Мирминора. Элли заявила, что именно тут пахнет Нэем, то есть именно тут он и спал — видимо, перегар его услышала. И показала всю свою власть над природой, скрыв себя и Нэя не просто от посторонних глаз, а вообще от всего на свете.

В общем возвращались они в Зеленый дворец часа три, не меньше, а когда вернулись, то оказались в какой-то жуткой траурной атмосфере, в которую погрузился дворец.

Что случилось?

Из вышесказанного было ясно, что утро началось как обычно и ничто не предвещало беды. Позавтракали, некоторое время Отон просидел в кабинете, разбирая бумаги. Вечером он должен был встретиться с Королем и обсудить некоторые вопросы, как общие, так и частные, по устройству Бала в честь стодвадцатипятилетия Короля, так как Отон Герцог Умбрельский являлся устроителем этого самого Бала, то есть ответственным.

Где-то к полудню Зеленый дворец стал наполняться прибывающими детьми Отона. Все хотели проведать отца, справиться о его здоровье и понять, правда ли, что Тиримису закончилась, к всеобщему спокойствию.

Как сказал на это Отон, что не было бы счастья, так несчастье помогло. Дети уже так редко посещали своего отца, что было очень сложно найти повод собрать их вместе. Тиримису это удалось, и, честно говоря, Отон был этому рад.

Вот где-то в первом часу дня, встречая очередного своего отпрыска, на этот раз среднего сына, и третьего сына из всего списка детей — Родерика Отона Ворта вис Лонгбарда графа Сома — Отон только успел обняться, пожать руку и тут же рухнул на пол, забился в падучей, чем поставил всех обитателей Зеленого дворца на уши.

Отон никогда не болел падучей болезнью, а тут такое. Его, уже без сознания, аккуратно перенесли в спальню, самую большую, и само собой, послали за всеми докторами, лекарями и магами, которых только можно найти в Мирминоре.

Поэтому Нэй и Элли появились во дворце в тот момент, когда вся беготня улеглась и все, кто был, находились лишь в одном помещении в спальне, где лежал Отон.

И обстановка была следующая — возле кровати Матильда, Артур, два близнеца Тим и Фим десяти лет, дети Матильды и Отона на данный момент последние в роду, Илина, Амелия, еще множество родственников, прибывших днем и с которыми Нэю предстояло познакомиться в скором времени, и десятка два лекарей — как вполне обычных, так и магических — от чего помещение было просто наполнено звоном колокольчиков. Но больше всего Нэя обескуражил жуткий ор этих лекарей, которые пытались доказать друг другу именно свои методы лечения. И само собой, от такой обстановки выяснить, что произошло конкретно, было совершенно невозможно.

— Тихо всем! — его голос и в самом деле производил впечатление, так как все замерли.

Нэй высмотрел в толпе медиков самого возрастного и:

— Ты, подойди ко мне! Да, ты!

Лекарь оглядел своих коллег и частым шагом, можно сказать, подбежал к Нэю:

— Профессор, Намус ди Капур, магистр первой ступени, Ваше Высочество, — правда, титул был сказан с некоторым сарказмом. Даже в такие минуты привередничал, чтоб его.

— Что с ним? — указал на лежащего Отона.

— Я считаю, что он получил дозу столбнячного яда. Тело его очень напряжено. Столбняк однозначно.

— Как он его получил, вы поняли?

Профессор показал свою ладонь:

— Скорее всего, он оцарапался, на ладони есть порез неглубокий, но вполне возможно, что именно с него яд и попал в тело Принца, — здесь слово «Принц» было сказано с благоговейным трепетом. — И поэтому я бы хотел предложить…

Нет. Их лечение Нэя не устраивало, поэтому он прервал профессора:

— Сколько у него и у нас времени?

Ди Капур немного замялся:

— Кто-то из моих коллег считает, что время есть до вечера или даже до ночи. Я же считаю — часов шесть, не более. Отон очень сильный человек, но все же…

Нэй поднял руку, прерывая лекаря:

— Где мои вещи? — сундуки отправились после Железного Голема сразу во Дворец, а Нэй пошел на встречу с Отоном, с которой и началась Тиримису.

— В ваших покоях, — проговорила Матильда.

— А где мои покои? — вопрос вызвал улыбки у некоторых находящихся в спальне. Ну, хоть чем-то рассмешил, плакать еще не время.

Матильда сама вызвалась проводить Нэя до его покоев. Было видно, в каком она состоянии, но держалась, чтобы не взвыть в полный голос.

Ну да, ну да. Мир рушился.

Довела и тут же отправилась назад к мужу.

Нэй подошел к своему сундуку, который так и стоял посредине комнаты пятикомнатных апартаментов. Никто его не трогал, никому он был не нужен. И это было хорошо, заговоры будут потом.

Открыл сундук, вытащил из него саквояж, открыл в свою очередь уже его и, удовлетворительно хмыкнув, даже не закрыв сундук, направился было к двери из покоев, чтобы вернуться в спальню к Отону, но тут неожиданно остановился.

Хмыкнул, в глазах его сверкнули сумасшедшие искорки, и он, плотно закрыв входную дверь, повернул ключ.

Нэй огляделся. Коридор был хоть и богато отделан и обставлен, но казался каким-то холодным или, скорее, казенным — у многих историков и архитекторов этот стиль был назван «королевским модерном». Но если считать, что все здесь в Мирминоре принадлежало Королю, вот даже этот хрустальный бокал в этом шифоньере, красивом из коричневого и очень дорогого дерева сим, с лаком древним и очень прочным, то можно было понять, почему живущие в многочисленных дворцах родственники короля особо не занимались их обустройством. Точнее, они подстраивали все под себя, но как-то слишком пресно, без искры, без вкуса. Как временщики.

Вся красота у них в их личных дворцах? Если они есть, конечно…

Но везде было чисто, как в больнице, и чистотой пахло, видимо, Бонифаций и в самом деле помешан на чистоте.

Впрочем, Нэй не собирался ничего пачкать. Он ведь пришел не за этим…

Нэй тихонько приоткрыл дверь и заглянул вовнутрь. В комнате, детской, по всем признакам, находились трое людей: Сильва, жена Бонифация, кормилица, вроде звали ее Ласта, тоже довольно красивая женщина, и младенец, самая младшая из детей Бонифация — малышка Мина.

Он подошел к люльке, в которой лежал младенец, улыбнулся красивой девчушке, та в ответ так же улыбнулась и пустила пару пузырей. Нэй протянул руку и дотронулся до лобика девочки, и она еще пуще заулыбалась, заулюлюкала, чем вызвала переполох в комнате, от которого проснулись и Сильва, и кормилица.

Но Нэя в комнате уже не было.

* * *

Бонифаций был доволен. Доволен тем, что Отон все-таки попал в ловушку. Пусть отец и прекратил Тиримису, но Игра все равно продолжалась. Всегда будет продолжаться. Ведь только Власть — мерило всех мерил, и только Власть давала силу, величие и значимость. Без Власти ты никто и никак, пусть и отец твой Король. Но пока ты не Король — ты никто!

Почему отец не выбрал его, самого старшего сына, в Носители Права, это уже история прошлая. Урбан всегда больше любил Отона, а Бонифаций, хоть он и был старшим из них, никогда особо не пользовался благосклонностью отца. Были еще более старшие дети Урбана, кажется, два брата и сестра, но они по традиции не могли стать королями, возраст уже не тот. Почему, кажется? Потому что о них мало что было известно. За последние лет тридцать они не разу не были во Дворце. Ну, может, они вообще легенда? С отца станется…

И почему он вообще вспомнил о них? Ну, видимо, до сих пор размышлял, кто достойней титула Носителя Права, и кто достойней быть Королем.

Впрочем, можно было организовать Тиримису против Артура-Отона герцога Лемосийского — Первого Носителя Права, или Трома-Урбана герцога Совойского — Второго Носителя Права. Но, они всегда были такими жалкими для Бонифация, хотя оба и являлись военными, что даже трогать их было жалко. И даже не понять, почему отец выбрал именно их? Да и редко они появлялись в Мирминоре…

Ах, да, по той же самой традиции. Как там сказано, если перевести на простой язык — не выбирать Носителей Права из одного помета. Ха-ха-ха! Помета! Ну, на самом деле там все в положении о Носителях Права, то есть наследниках Трона, все более изыскано и вычурно и юридически подковано. Но именно что помет. То есть от одной женщины не может быть двух Носителей Права. Почему? Это уже кануло в Нирву и никто не помнит. Ну, видимо, чтобы распределить власть родов, к которым принадлежали женщины, родившие наследников, так сказать, уравновесить. И чтобы один не довлел над всеми остальными. Вполне себе объяснение.

Вот поэтому отец и выбрал Отона, а не его, Бонифация. Но если он победит, победил бы скорее всего, отцу было бы деваться некуда, и он бы выбрал его. Заполнил бы пустующее место.

Но отец почему-то решил завершить Тиримису. Впрочем, может, и правильно, так как оказалось, что Бонифаций проиграл время и пока размышлял, что делать, Зеленый замок оказался вдруг сильно защищен. Одно то, что к замку подтянулись орчи, чего стоило! Орчи! Они никогда не вмешивались в Тиримису. Ну и сейчас формально у них была другая забота и задача, они защищали одного из своих — одного очень высокородного орча. Хотя какое величие рода может быть у орчей? Но, как бы то ни было, они были готовы порвать любого, кто приблизился бы к замку. Да еще и Амелия своих девочек подтянула, мужицкая демон-баба! Довелось ему увидеть, как она убивает, жуткое зрелище! И жуткое хладнокровие.

Впрочем, этот мальчишка не менее опасен. Тоже проблема. Как он там сказал, что пойдешь в самый злачный трактир, чтобы найти самого отпетого бандита? Ну, зачем же так грубо. Для этой цели у Бонифация есть люди, которые вполне могут тайно забраться в покои этого сосунка. Жаль, что отец запретил стрелка, прислал тут письмо, он вообще всегда с Бонифацием письмами общался. Никогда к себе не позовет! И не сжечь ведь, все записано и зафиксировано в королевской канцелярии, и отговориться не получиться.

А так был бы стрелок, снял бы его без всяких сожалений. Хотя она что-то раскисла, появилась какая-то испуганная, дрожащая. Ну да демоны с ней, есть и без стрелков люди, которые с ним способны будут справиться. И это будет никакая не игра или Тиримису, просто попал в разборку — и нет человека.

Нет человека — нет проблемы…

И настроение сразу улучшится.

А лекари пусть посидят возле Отона, потом расскажут, что к чему. Всех лекарей собрали! Всех!

Ну, он-то сам умирать не собирался, когда впереди…

Как?

Он не слышал шагов и сидел в кресле возле камина спиной к двери. И даже скрип двери не услышал, хотя специально заставил сделать так, чтобы у всех дверей скрипели петли. Все!

Поэтому он всегда знал, что в комнату кто-то вошел. И ковров в его комнатах и кабинете никогда не было, отчего и паркет скрипел.

Но гость прошел совершенно бесшумно, а когда сел в кресло напротив…

Вообще, где охрана? Возле его покоев всегда стояла охрана!

А Нэй сел в кресло и улыбнулся.

Появление Нэя, этого, как думалось, сосунка, в планы Бонифация совершенно не входило. Он даже посмотрел на дверь, потом снова на улыбающегося Нэя, мотнул головой.

— Как… ты… здесь… оказался? — каждое слово через небольшую паузу.

— Ножками дошел, — Нэй продолжал улыбаться.

А Бонифаций так и застыл с бокалом в руке.

— Я дал слово, обещание, тебя убить, и попадись ты мне в том момент, ты был бы уже мертв. Но моя проблема в том, что я слишком много думаю, — Нэй усмехнулся и как-то виновато пожал плечами. — И когда думаю, то приходит осознание, что смерть — это не решение проблемы. Это вообще не решение — это просто смерть. Хотя у меня и была возможность убить тебя еще там, на приеме у Короля, но подумал тогда, что все-таки Слово Короля что-нибудь да значит, и поэтому не стал нарушать им обещанного Примирения. И поэтому когда ты заявил, что я труп, я сдержался. Не смог я свершить такую наглость на глазах у Короля, который вскоре должен стать мне дедом. Но после того, как Отон слег со столбняком или что там на самом деле, я пока не знаю, я понял, что Тиримису — это нечто более тонкое и глубокое, укоренившееся в крови, что нашего деда и отца, что его детей и внуков. Поэтому все это и происходит. И я подумал, что будет несправедливо, если вдруг Отон умрет, а ты будешь праздновать победу. Я постараюсь вернуть Отона в этот мир, но, чтобы все было по справедливости, если я не смогу этого сделать, то тогда и ты уйдешь вместе с ним. Чтобы никому не было обидно, — Нэй резко встал.

Вскочил и Бонифаций, у которого прорезался голос, и он закричал:

— Слуги! Охрана!

А Нэй просто ткнул в Бонифация всей правой пятерней.

За мгновение до того, как двери со всех сторон, четыре двери точно, пооткрывались и в комнату ввалились, кажется, человек тридцать, не меньше, и жена прибежала, и кормилица, и дочь Урсула. Шум и гвалт наполнил комнату, но при этом, выкрикнув призыв, Бонифаций больше ничего не мог сказать.

Потому что он неожиданно уставился на свое лежащее тело. Точнее, один из самых быстрых охранников успел подхватить падающего Бонифация, и теперь был в некотором ступоре от того, что его хозяин то ли заболел, то ли вообще умер!

Положение спасла Сильва, оказавшаяся на деле очень деятельной натурой. Бонифация тут же подхватили несколько рук и аккуратно вынесли из кабинета или, скорее, комнаты отдыха, и внесли в соседствующую с ним спальню.

При этом тень Бонифация не двигалась, но он все видел.

Как его уложили на кровать. Раскрыли халат, в котором он был одет на голое тело — наслаждение не требовало одежды. Как позвали лекаря, и тут выяснили, что все лекари собрались сейчас в Зеленом дворце, у постели Отона! Был, конечно, в хрюшне какой-то костоправ из людей, так и орчей ведь тоже не было! Позвали и его, и отправили посыльного во дворец к Отону за лекарем! Ну, пусть хоть лекарь Бонифация вернется.

А Бонифаций стоял и смотрел на действо со своим телом и совершенно не мог понять, что происходит.

И тут он снова увидел стоящего рядом с собой Нэя.

— Что это? Что это? — истерично произнес он, и еще рукой так затряс, показывая.

— Это ты, в том же состоянии, в каком и Отон. Умрет он, умрешь и ты. И она…

— Кто?

— Мина.

— Нет! Ты не сделаешь этого! — он хотел было схватить Нэя за грудки, но его руки прошли мимо его тела. Он посмотрел на свои руки и снова произнес: — Ты не сделаешь этого!

— Я уже сделал. Я связал вас троих. Не только чтобы унизить тебя, но и чтобы в будущем, когда ты задумаешь очередное зло в отношении меня или Отона или любого члена моей семьи, ты, помнил, что вместе с тобой умрет и Она. Ну и для того, чтобы мне самому не оплошать.

— Это верелийский столбняк, — неожиданно проговорил Бонифаций.

Нэй выругался:

— От него же нет лекарства! — лекции Селистера не прошли даром. Но при этом возможно естественное выздоровление при определенных обстоятельствах, что тоже знал Нэй.

— Я хотел, чтобы он помучился, — Бонифаций пожал плечами. — Но, если кормить его через нос питательным раствором, то его тело может прожить несколько месяцев. А там возможно и восстановление, если, конечно, ухаживать за телом. Но у тебя еще часов десять, потом тело Отона окончательно превратится в камень, и если не сделать специальных манипуляций до этого момента, то он умрет через натиру, может, через две, так как Отон крепкий мужчина.

— Но, ты бы хотел, чтобы его кормили. Зачем?

— Отцу осталось недолго. Этого не видно, но болезнь пожирает Урбана очень сильно. Но если Отон умрет раньше, то отец успеет выбрать третьего носителя права и это может и был бы я, но, скорее всего, перед смертью отец решил бы наказать меня окончательно и бесповоротно, так как Тиримису завершилось до смерти Отона, а значит, у отца свобода выбора.

— Но зачем ты вообще затеял Тиримису, если шансов у тебя никаких?

— Победитель игры получает все, отец был бы вынужден даровать мне Третьего Носителя Права. Таковы традиции и правила. Ты бы знал, какую он бойню тут устроил, удивился бы!

— Вам и в самом деле сносит крышу.

— Когда Тиримису — да.

— То есть если Урбан умрет раньше Отона…

— То совет Пэров, которому временно переходит власть до избрания нового Короля, должен будет назначить Третьего Носителя Права, потому что в Долину Предков на Выбор Короля должны войти Трое, и своими ногами, а им точно стану… был бы я, — Бонифаций снова пожал плечами.

— А как он заразу-то эту подцепил?

— Отон обожает розы, хлебом не корми, дай к ним руками прикоснуться, поэтому и не обращает внимания на порезы от шипов. Ну, а гвардейцы немного изменили маршрут движения по Золотому Дворцу. Хотя удача тоже присутствовала.

Нэй выругался. Куда ни плюнь, везде гвардейцы. С этим что-то нужно было делать.

— Я понял тебя, — Нэй протянул руку и еле заметно толкнул Бонифация вперед: — Молись за меня и за него…

Нэя повернул ключ и дернул дверь на себя и удивленно уставился на стоящего в проеме Сэма. Тот был удивлен не меньше, так как можно сказать, впервые дверь была заперта, хотя он знал, что внутри Нэй! Нэй ведь никогда не закрывал двери, потому что Сэм всегда был на страже! А тут такие дела!

Но, как говорится, все когда-то делается в первый раз.

— Хорошо, что ты тут, пойдем со мной, ты мне нужен, — проговорил Нэй и решительно двинулся в спальню Отона.

Смерть не выбирает.

М-да. Но Смерть Отона изменила бы многое. Нет, конечно же, его род, семья, не потеряла бы ни одной из своих привилегий. Она так же и проживала бы в Зеленом Дворце, пользовалась бы всеми благами Мирминора. Но самое главное было бы утеряно — это статус! Со смертью Отона род его превратился бы в один из многих Потерянных родов, которые уже никогда не смогут возвыситься, то есть стать королевским родом! Артур остался бы Герцогом Суркенским и стал бы главой рода, как самый титулованный. Нэй получил бы побратимство, и, может быть, король и назвал бы его своим внуком, но он бы стал кем-то вроде «внуком без головы», как уже сказано — одним из многих. То есть смерть Отона меняла жизнь кардинально, все как бы оставалось прежним, и в то же время все уже было бы по-другому.

Бонифаций тоже был нейтрализован. Его апоплексический удар или, точнее, его имитация, так же вывела его из строя. Сбросило с шахматной доски. Нэю было пока безразлично, кто может воспользоваться плодами смерти обоих братьев, поэтому следовало все-таки вернуть Отона в этот мир, чтобы все встало на свои места.

А ее, Мину, он честно привязал к происходящему. Не блефовал он. Пусть Бонифаций помучается в размышлении о себе и бренности мира.

Злым, злорадным становился он. Плохо…

Он прошел не торопясь и так же не торопясь вошел в спальню. Увидел, как пара лекарей через нос пытается всунуть в Отона специальный шланг, видимо, для кормления раствором, усмехнулся на это и проговорил:

— Оставьте его в покое, — и когда лекари замерли, продолжил: — И все вон отсюда!

От родственников неожиданно отделился вроде бы Родерик и довольно высокомерно заявил:

— А ты кто такой, чтобы командовать?

— Родерик, брат мой, — при этих словах Родерик сморщился, — я понимаю, что тебе очень нужны деньги, чтобы покрыть твои долги, и на самом деле ты бы жаждал, чтобы наш отец умер и ты бы получил часть наследства, — при этих словах Родерик неожиданно покраснел. — Но подумай о том, что деньги закончатся и ты останешься ни с чем, что ты будешь делать? К королю ведь не пойдешь, точнее, можно, но это ведь будет не наш отец! Поэтому давайте отсюда все, пожалуйста!

Все продолжали играть немую сцену. И Нэй набрав побольше воздуха, гаркнул:

— Вон все отсюда! — как ветром всех обдало.

И это подействовало, все задвигались, зашевелились.

— Артур, тебя и Сэма я попрошу остаться, — и Нэй рукой задвигал, замахал. — Быстро, быстро! Время — деньги!

— Нэй! — это была Элли. — Я могу помочь?

И Амелия:

— Мы можем чем-то помочь? — что за мир без женщин.

— Конечно, милые мои девчонки, вы будете стоять возле двери и никого сюда не пускать. Но с той стороны, — он улыбнулся, поцеловал обеих женщин в щечки и мягко выпроводил их из спальни.

Когда все наконец вышли, он перед самым закрытием двери произнес:

— Мне нужно ведро фимт на двадцать и пара штук ножниц!

Дверь закрылась, и он облегченно вздохнул. Подошел к лежащему Отону, пока как бы совершенно не замечая друзей. Попробовал поднять веки — никакого эффекта, они были твердые как камень, потрогал тело — тоже можно было стучать хоть молотком. Но пока чувствовалось дыхание, еле заметно грудь поднималась, хотя было видно, что воздуху Отону не хватает, точнее, его хватает как раз для этого его состояния.

Значит, валерийский столбняк, говоришь?

Ну, что же, попробуем с этим что-нибудь сделать.

В дверь постучали. Нэй подошел, открыл, на пороге стояла Элли с ведром и ножницами в руках, а за ее спиной виднелись Амелия и все давешние гости спальни, только теперь в Большой гостиной стояла гробовая тишина, ну и хорошо, нечего зря воздух гонять.

— Нэй, я бы…

— Потом, солнце мое, все потом, — забрал все и снова закрыл дверь.

Положил ножницы рядом с ногами Отона на кровать, а ведро осмотрел, постучал:

— Теперь следующее, друзья мои. Сэм, я читал о метаболизме орчей, поэтому знаю, что вы ходите по нужде не когда захотите, а когда ваш мочевой пузырь наполняется, иначе у вас там какие-то каналы не открываются. И я знаю, что ты утром не опорожнялся, а это значит, что сейчас у тебя почти полный мочевой пузырь, — он протянул ведро обалдевшему орчу. — Пописай в ведро, пожалуйста.

— Прямо в ведро? Здесь?

— Да, здесь, — очень настойчиво проговорил Нэй.

— Нэй…

Но Нэй поднял руку.

— Ребята, мы хотим, чтобы Отон выжил? — оба закивали головами. — Тогда делайте, что я вам говорю! Писай, Сэм! — очень резко и зло проговорил Нэй, и Сэм как будто уменьшился в размере, сделал шаги в сторону от кровати, к углу довольно большой комнаты, и вскоре послышался характерный звук падающей в сосуд жидкости.

— Тебе, Артур, тоже очень важное задание, — он протянул одни ножницы другу, другие оставил себе. — Нам нужно освободить нашего отца от одежды, ну и ты должен сказать все, что ты думаешь обо мне и даже, что не думаешь. У тебя было такое лицо на приёме у Короля, что мне показалось, что ты ждёшь…

— Нэй, я ничего такого…

— Артур!

— Хорошо! — повторил ту же интонацию Артур.

Ну и понеслось! Артура как прорвало. И что Нэй порой бывает невыносим из-за своей навязчивости. И что часто не признает никаких советов, хотя и спрашивает их. И самое неприятное, что порой он бывает очень страшен в своей настырности и настойчивости. И он лицемер и циник. И он убийца. Вот это самое страшное в отношениях, так как порой очень тяжело знать, что перед тобой хоть и друг, но человек, который способен на многое и непонятно, что вообще у него на уме. И вчера у Короля было очень страшно, так как всё думалось, и все думали, что Нэй исполнит обещание, а когда не исполнил и исчез, стало еще страшнее, потому что непонятно, что он мог задумать.

— Да, на приёме у деда я все ждал, что ты убьёшь дядю. От этого было жутко страшно! — но после небольшой паузы Артур проговорил: — Но дружбу с тобой не поменяю ни на какие коврижки!

— Из-за страха? — очень серьезно спросил Нэй.

— Нет, — Артур усмехнулся. — Из любви к искусству.

— Это как это?

— Находиться рядом с тобой — это целое искусство. Но лучше быть рядом с тобой, тут безопасней.

Впрочем, — добавил Артур, уже заканчивая душеизлияние, — положительного в тебе все-таки больше и, конечно же, никто не отрекается от побратимства и ритуала приема в род, даже если отец и не выживет.

— Не хотелось бы.

— Мне тоже…

— Полегчало?

Артур хлюпнул носом:

— Знаешь, да, — и улыбнулся.

— Жаль, что мы с тобой не любовники, иначе устроили бы крутой секс после таких откровений, — Нэй тоже улыбнулся.

— Да, иди ты! — но все же оба рассмеялись.

— Вот, Нэй, — появился Сэм с ведром и, немного смущаясь, произнес: — Не слушай Артура, ты самый лучший нурч на свете!

— Это мы знаем, — Нэй заглянул в ведро — больше половины. — Хорошо.

Открыл свой саквояж, вытащил несколько мешочков, потрогал их на вес, выбрал средний, развязал тесемки и высыпал все его содержимое в ведро, по спальне распространился аромат сушёной сонки — сладко-горьковатый, с сеном за версту не спутаешь…

— Сонка? — удивленно проговорил Сэм.

— Да, друг мой, — Нэй снял рубашку и, засунув обе руки в ведро, стал перемешивать содержимое, запах перешел на едко-сладкий, а мочой перестало пахнуть совсем. И, перемешивая, продолжил говорить: — Когда-то ученые ордена Клепты — вы же знаете, что Клепта это сестра Кары, Богиня науки — выяснили, что сонка усиливает свои свойства в четырех жидкостях.

Это в горячей воде, но именно в горячей воде, но сами понимаете, нам сейчас горячее не нужно, а остывшая сонка в воде теряет часть свойств, хотя и способна на некоторые эффекты, как-то оживить человека и дотянуть его до определенной цели, например. Но нам нужно не оживление, нам нужна сама жизнь.

Вторая жидкость по силе — это сок измуры — южного фрукта, вкусная, надо сказать, гадость, но при этом жутко вонючая. И дорогая, зараза. Но в Каракрасе измура не растет, да и если бы росла, столько сока в кратчайшие сроки мы бы вряд ли нашли.

Третья жидкость — это спирт. Тут его завались, особенно в хрюшнях, так как хрики обожают это жидкое для них лакомство, они от него не пьянеют, у них просто усиливается метаболизм и возрастают двигательные процессы.

И, в принципе, спирт можно применить, но, — Нэй поднял палец вверх, — у нас тут есть носитель самой эффективной из четырех и самой дешёвой жидкости из всех — это наш дорогой Сэм и его моча. То есть, как это ни удивительно или парадоксально, но самая эффективная жидкость, которая стократно усиливает лечебную эффективность сонки — это моча орча.

Нэй наконец закончил размешивать жидкость, вытащил руки, которые стали удивительно белыми до локтей, то есть там, где они соприкасались с жидкостью:

— Смотрите, только в обморок не падайте, — Нэй взял свою левую руку и аккуратно начал ее сгибать. Именно сгибать! Согнув где-то градусов на тридцать, отпустил, и рука медленно вернулась в исходное положение, а у Сэма и Артура аж рты пооткрывались и челюсти на пол повыпадали. — Никогда не повторяйте этот трюк, он доступен только профессионалам.

Немного обождал, пока руки не начали принимать прежний, чуть загорелый облик. И только после этого, минуты через две, принялся за другие действия.

— Так, Сэм, аккуратно приподними Отона и подержи некоторое время.

— Господи, он как бревно! И холодный!

— Если был бы горячий, было бы хуже, — Нэй убрал всю разрезанную одежду Отона, после сорвал простыню, засунул ее в ведро и, через минуту вытащив, крепко выжал и снова расстелил. — Клади его…

Сам подошел к шкафу или, скорее, небольшой комнате — малой гардеробной, вытащил с полок несколько простыней, разорвал их и часть лоскутов кинул Артуру:

— Мочим и обтираем его тело. Сэм, может так случиться, что понадобится еще твоя целебная жидкость. А у вас с этим делом сложности…

— Ну, это как сказать. Просто, это… нужно много выпить, сразу.

— Тогда за дело, но… никому не слова!

Сэм вышел и даже в закрывающуюся дверь можно было услышать, как его тут же обступили со всех сторон, но он непреклонно молча продолжал двигаться к цели, на кухню на первом этаже.

Минут пятнадцать они обтирали тело Отона, пока наконец не появились первые признаки… Чего? Просто тело Принца побелело, из закостеневшего стало смягченным, Артур даже восхитился.

— Это только начало…

Еще немного обтерли, когда наконец Отон сделал очень глубокий вздох:

— Отлично! У нас есть пять минут, — Нэй отбросил тряпку в сторону, сел на стул, открыл саквояж и вытащил небольшую коробочку, в которой оказались иголки всяких разных видов и размеров. Выбрал одну не прямую, а чуть изогнутую, но пока не стал открывать стерилизационный ее колпачок:

— Противостолбнячные иголки, изобретение одного безумного ученого из одного безумного мира, можно даже в камень воткнуть, но я решил не рисковать. Камень ведь недвижим, а тело человеческое всегда в движении, даже если и кажется, что оно камень. Сломалась бы и, что тогда? Да и эффект нам нужен, а не просто укол, — проговорил Нэй и вытащил еще одну большую коробочку, в которой находились несколько шприцов.

Взял средний шприц, потом достал пузырек, наполненный мутноватой жидкостью, и двухгорлышковую флягу тафгура:

— Антидот-универсал Файнса. Благо я когда-то формулу его записал, а Атан Селистер сварил. Тоже ведь гениальное творение. Хотя, как сказал Атан, компоненты совершенно бессмысленные, но вместе составляют адское зелье. Ну, и немного ансортии.

— Ты уверен, что это сработает? — голос Артура немного дрожал.

— Нет, не уверен, — проговорил Нэй: — Наш отец — первый пациент, подвергнувшийся такому лечению, и как на это отреагирует столбняк, я вообще без понятия. Но будем надеяться, что ансортия оправдает наши исследования, да и хуже уже точно не будет.

Вытащив еще один пузырек с широким горлышком и с рисками для жидкости в дриммах, в упаковке, вскрыл ее. В этот пузырек вылил содержимое антидота, и столько же, перевернув фляжку, и ансортии. Закрыл пробку, взболтал и наконец набрал эту жидкость в шприц. Отложил его.

Сорвал с иголки стерилизацию. Хлопнул по вене на руке Отона, тут же организовал ватку со спиртом — хотя считалось, что после сонки в любом сочетании поверхность кожи дезинфицируется не хуже спирта, — очень быстро и ловко затянул жгут и не менее профессионально воткнул иглу в возникшую вену и также профессионально подсоединил к ней шприц. Втянул немного крови и очень аккуратно принялся вливать жидкость в тело Отона.

Выдернул шприц, приложил ватку, указал на нее Артуру, мол, подержи, и принялся все убирать, но уже в другую коробочку, бывшую до этого пустой.

— Теперь у нас час. Если не сработало, то повторим процедуру.

— А как мы поймем, что сработало?

— Увидишь…

Тут появился Сэм с несколько неожиданным известием:

— Там это, гонец с известием явился, что у Принца Бонифация случился апоплексический удар. А все лекари у нас собрались, даже его личный лекарь.

Нэй посмотрел на Сэма:

— И, что от меня требуется?

— Отпустить их…

— Так я никого не держу. Пусть бегут выполняют свою клятву Гиппократа, — пожал Нэй плечами.

И, сев в кресло, прикрыл глаза…

И в самом деле Тиримису — это сорванная крыша и война! Такая небольшая гражданская война, втиснутая в определенные правила и традиции!

Просто спятить можно, когда понимаешь, что это значит…

Вот именно, что и в самом деле настоящие боевые действия! И хоть и говорится, что замок штурмовали только один раз, но на самом деле штурмы были всегда. Просто в тот раз силы оказались столь значительными с обеих сторон, что и вошло в историю как Штурм Замка. А так просто несколько десятков человек пытаются захватить место, где сидит жертва или претендент, и стараются добраться до него и убить!

И все происходит только на территории Мирминора! Вне его нападать на Носителей Права запрещено под угрозой смерти и проклятия роду. Вот в этом случае это карается как заговор или мятеж! То есть никаких оправданий, а после или эшафот, или виселица!

Так что Бонифаций со своей Тиримису, еще оказывался вполне белым и пушистым, всего-то отделался четырнадцатью трупами своих сторонников. И дальнейшее действо пресек на корню Король. Вот только в чем причина, не совсем ясно. И даже мыслей никаких не было. Но Урбан IX прекратил Тиримису и объявил Примирение. А то, что произошло после — это уже, видимо, случайности, с кем не бывает.

А почему Тиримису-то?

Отон рассказать пока не успел, но Нэй информацию почерпнул.

Когда-то давно, еще до Великого Катаклизма, один из Носителей Права подавился десертом тирамису. И королевская кровь иногда получала случайности. Но в том случае была именно случайность, никаких интриг и отравления, просто десерт не в то горло попал, а рядом никого не было, чтобы помочь. Случайность. Но с тех пор игру и прозвали Тиримису, с большой буквы. Просто одну букву изменили. Кто? Это история умалчивает, но название прижилось и вошло в исторические определения. При этом, как понятно из всего вышесказанного, игра была вполне официальная! И гвардейцы действовали вполне законно, без всяких измен — но это мы еще поглядим, пора завязывать с этими играми и этими преторианцами, отметил Нэй. И Король, как уже было сказано, как арбитр над схваткой своих детей.

Но как-то это все-таки мерзко, вы не находите?

Даже вроде бы и не спал…

— Нэй, Нэй! — это кричал Артур. — У него кровь из носа идет! Черно-красная!

Нэй вскочил, мотнул головой, отгоняя сонливость.

— Хорошо! Это мерзость выходит, — подошел. Померил пульс, поднял веки, которые поддались без всякого усилия. — Очень хорошо. Возьми тряпку и обтирай лицо остатками зелья.

Артур закивал и бросился исполнять поручение Нэя. Это было чудо!

Подошел к двери, открыл ее:

— Ванну приготовьте горячую! — но встал стеной, никого не пуская в спальню. — Готовьте ванну!

Отон захрипел, а кровь прекратила течь.

— Сэм, аккуратно положи свою ладонь на его грудь, только не дави, просто чувствуй его грудь и все, сейчас будет жуткий отходняк.

Не успел Сэм сделать так, как попросил Нэй, как Отон вдруг совершенно неожиданно задвигался, задергался, так как будто пытался вскочить и побежать и только ладонь орча, а потом и Нэй с Артуром прижали ноги и руки отца, не давали ему этого сделать.

— Это что с ним такое? — Артур даже вспотел от усилий или, скорее, от нервов.

Все резко прекратилось, как и началось:

— Я же говорю, отходняк. Закутаем его нашей простыней.

В дверь постучали. Амелия на пороге:

— Ванна готова…

— Отлично! Сэм, возьми принца на руки и идем.

Двинулись. Нэй впереди за ним Сэм с Отоном на руках, нежно, как ребенка нес, и за ним обалдевший от всего Артур и не менее обалдевшие Амелия с Элли. И родственники расступились, и глаза у всех с блюдца.

Как и у лекарей, много их осталось в Зеленом Дворце, и тот профессор тоже был тут, которые провожали процессию с профессиональным любопытством и даже головами мотали, не веря в происходящее.

Ванна оказалась тут же, недалеко, в соседних апартаментах. Да, в спальне, где находился до этого Отон, тоже была ванна, но Нэй просто решил, чтобы началось движение, действие, да и пускать никого не хотелось. Нечего глазеть на его саквояж.

Ванна оказалась небольшим бассейном, ярда три на три, неглубокая, до пояса, с каменными скамеечками, где можно посидеть и отдохнуть. И от воды пар шел:

— Опускай в простыне, — произнес Нэй, оценив температуру. — В самый раз.

Увидел стоявшую в нерешительности Матильду, подошел к ней, взял руку, поцеловал.

— Ему нужна поддержка, думаю, ваше тело будет в самый раз, — и улыбнулся, а Матильда покраснела, но при этом принялась раздеваться, совершенно не обращая внимания на присутствующих.

Правильно, чего стесняться…

И все быстро вышли, закрыв дверь.

Нэй вернулся в спальню, забрал саквояж, и снова…

Потерял сознание.

Что же это такое!

5 октября (ос) 1440 года от Пришествия Скирии…

Мир Рошанский…

Мирминор…

Зеленый дворец…

Очнулся так, как будто из воды вынырнул. Обнаженный, чистый и под одеялом. Справа в кресле, руку протяни, уткнувшись в подушечку боковой стенки кресла, спит Элли, красивая и неземная. Слева в таком же кресле Артур с открытым ртом и даже чуть похрапывает. Ну и Сэм, куда же без него, он спит, как всегда, в сидячем положении на полу. За окнами не понять что, потому что они зашторены и фаеры притушены.

Ночь?

Нэй аккуратно сдернул с себя одеяло, встал на кровати, прошелся по ней в сторону окна, и так же голыми пятками по ковру, заглянул за шторы. Осеннее солнце светило вовсю, так что уже вполне день. Ну, для его планов это хорошо.

А что у него за планы?

Ну, сначала хотя бы одеться, но при этом одежды в спальне нигде не видно.

— Одежда в гардеробной, — послышался голос Элли.

Ну да. Помещение не меньшее, чем спальня, с манекенами в разных нарядах. Нэй как раз и стоял возле двери в эту самую гардеробную.

Зашел внутрь, оценил изысканный вкус. Особенно ему понравился манекен, на котором было надето штук пять всевозможных жилетов-разгрузок, разных только цветом и фактурой. Элли постаралась или Артур? Благо что не из бархата, а вполне обычной льняной ткани, но плотной и со множеством карманов, и даже с молниями есть! Нужно будет еще версу достать, плотную антимагическую ткань, чтобы прошить спину. Конечно, в магические баталии Нэй влезать не собирался, но на всякий случай, для успокоения души, да и удар кинжала она неплохо держала.

Когда оделся и собрался выйти, то на выходе столкнулся с Элли. Она крепко его обняла, прижала к своей груди, не дав ему даже опомниться:

— Как я тебя люблю, человек-сошо.

— Задушишь! — он уперся лицом в ее грудь — «подрасти» просто не успел. А через мгновение уже не стремился этого сделать, так как было очень приятно, хотя и воздуха мало.

Она отпустила его, и их губы слились в долгом, долгом поцелуе.

А через полчаса он уже наворачивал вторую порцию жаркого с картошкой, запивая все сиркой. Ну, а что? Черепах сегодня не завезли, да и акульи плавники куда-то запропастились. И торгайского розового в погребах не оказалось. Но Нэй чувствовал голод, и ему было почти безразлично, что съесть.

Он и ел, и слушал.

Ну, сначала оказалось, что он пролежал двое суток. Испугал всех так своей бледностью, что пришлось звать эскулапов уже посмотреть на его здоровье. Посмотрели и решили, что он просто переутомился, поэтому предлагать ничего не стали. В общем, Элли их просто выгнала из покоев, потом организовала ванну, в которой просидела с ним несколько часов!

— Ну, ты как мертвец был! Думала, ванна тебя растормошит, но никакого эффекта. Правда, вдруг улыбаться начал.

— Это, видимо, мой криптонит. На добрые дела затрачиваю энергию, вот и вырубаюсь, чтобы восстановиться, — он усмехнулся. Ага, добрые. Просто любое дело очень сильно его выматывает, что хорошее, что нет. Нужно с этим что-то делать…

— А по-другому можно ее восстановить, энергию эту твою? — это был Артур, немного осунувшейся — видимо, нервное, — но довольный, что друг его цел и невредим.

— Можно. Например, убить кого-нибудь… — на самом деле убийство не дает энергию, но способно привести в чувство. Как и секс. Об убийстве он просто пошутил, черным юмором.

Но Артур всерьез воспринял:

— Одно другого не легче…

Нэй только пожал на это плечами:

— Как там Отон?

С Отоном все было в порядке. Он пришел в себя и, можно сказать, уже бегает и прыгает. Правда, похудел жутко — и это всего за несколько часов! Но был уверен, что наверстает и отъестся.

Но самое любопытное — это слухи о Бонифации. Что у него в замке произошло.

— Говорят, лекари с ног сбились, понять не могут, что с Принцем, а тут он возьми и сам как вскочит. И знаешь, что первое он попросил? — Артур усмехнулся: — Попросил дочку свою Мину ему принести! Минут десять с ней сюсюкался, всех выгнав из спальни! Даже жену с кормилицей! А затем сюда приехал.

Нэй застыл с бокалом сирки в руке:

— Вот прямо сюда?

— Да! Они часа три о чем-то в кабинете беседовали, а потом хотели тебя проведать, вдвоем, но Сэм их не пустил!

— Ну, Отона, может, я бы и пустил, но Бонифация — нет; кто его знает, что у него на уме, — проговорил Сэм, немного смущаясь.

— Очень любопытно, — Нэй сделал глоток. — И что дальше?

— Он уехал! Представляешь! Сегодня утром собрал всех своих и даже слуг, карет двадцать набралось, и уехал!

— Эко как его напугали, — тихо проговорил Нэй.

— Что?

— Что? — Нэй пожал плечами. — Ничего. И, что, неужели его не будет на Дне Рождения Урбана IX.

Артур в свою очередь пожал плечами:

— Говорят на День Рождения он приедет, но только на пару дней и остановится в покоях в Золотом Дворце, под слово Короля, то есть под его гарантии. Но на праздничном обеде, который будет восемнадцатого числа в праздник Основания, его не будет. Как и не будет восьмого октября.

— А что у нас восьмого октября?

— Это частное событие. Король приглашает особо значимых для себя людей на ближний обед, человек десять — двенадцать, не более. Такой обед не имеет особой традиции, просто, когда угодно Королю. Хоть каждый день. Ты, я и Элли получили такие приглашения, ну и отец, конечно, кто еще будет — не знаю, — Артур снова пожал плечами.

— Ну тогда не будем откладывать в долгий ящик дела, — Нэй вытер губы салфеткой, встал.

— Да, — немного смутился Артур, так как эту новость нужно было, видимо, сказать в самом начале, а то Нэй сейчас сорвется и все забудется. — Тебя отец очень просил к нему зайти, когда ты в себя придешь.

— Ну, значит, зайдем прямо сейчас. Надеюсь, проводишь? А то я пока не очень хорошо знаю дворец.

Поцеловал Элли, которая тоже собралась заняться какими-то делами, но вечером обещала появиться, и они вдвоем отправились по коридорам дворца в кабинет Третьего Носителя Права. Артур надеялся, что отец будет именно в кабинете.

Но по пути они немного задержались. Нэй задержался.

Проходил мимо покоев Амелии, и его заинтересовал гвалт в помещении, слышимый даже сквозь закрытые двери, ну, не совсем закрытые. И он свернул в сторону, и Артур с ним.

И постучал. За дверьми все сразу стихло и послышался голос:

— Войдите!

Нэй и вошел.

Как оказалось, апартаменты Амелии, ее покои были превращены в небольшое женское общежитие, где расположились все десять девушек-амазонок из ее команды. Но ор был не скандалом, а тем, что девушки, все облаченные в очень облегающие одежды, похожие на костюмы для свободных искателей, просто тренировались деревянными палками и шестами. И стук в дверь просто прервал их тренировку.

Нэй явно покраснел от такой силы и красоты и хотел было после приветствия ретироваться, как тут в дверях одной из комнат покоев появилась Амелия, за спиной которой виднелся ее муж. Тоже высокий, тоже красивый и сильный. Полковник Харм ди Ботри. Как знал Нэй, он должен был приехать на днях, а потом снова отбыть в командировку на Бамбатур: орки в последнее время расшалились не на шутку у Змеиного языка.

— Нэй! Как я рада, что с тобой все в порядке! — она очень быстро подошла и благодарно обняла его. — Я ведь так и не поблагодарила тебя за отца. Спасибо!

Тут же подошел и ее муж, и они крепко пожали друг другу руки, но молча.

— Я бы хотела, чтобы ты поприсутствовал на нашей тренировке, — проговорила Амелия. Вот гостиная была и превращена в некий жилой и тренировочный зал одновременно! Пять двухъярусных коек чисто спартанского вида и открытое пространство. Всю мебель отсюда убрали.

М-да. Спортивный зал нужен без сомнения.

Нэй прижал руку к сердцу:

— С удовольствием, но в следующий раз, Отон к себе зовет. Но потом обязательно, и… — он неожиданно отвел Амелию в сторону и очень тихо прошептал: — Как твои девушки относятся к сексу?

— В каком смысле? — не поняла Амелия.

— Глупо сказал. Они занимаются сексом, это не запрещено?

— А, ты в этом смысле! — так же тихо воскликнула Амелия. — Раз в месяц, на три дня, я разрешаю им делать все что заблагорассудится, и в этом случае секс не возбраняется.

— А они что-нибудь пьют от зачатия?

— Нэй, к чему ты клонишь? — Амелии, казалось, что Нэй вот хочет с кем-нибудь из ее девочек переспать.

Ну да, они красивые и умелые, если честно. Э… Но у него же эльфа! Мотнула головой. Здесь что-то другое.

— Ну, да, пьют специальное зелье.

Нэй вздохнул:

— Одна из твоих девчонок беременна. Вторая или третья натира, точно не скажу.

— Ты шутишь?

Нэй пожал плечами:

— Я не знаю, зачем мне дарован этот дар, но я еще никогда не ошибался, хотя использовал его всего несколько раз. Вот прямо бросается в глаза. Ничего не вижу внутри, не вижу насквозь, но вот плод под сердцем как наваждение. Или кинжал…

— Кто из них? — очень серьезно спросила Амелия.

— Та, что с синим шестом, белобрысая.

Амелия выпрямилась и повернулась к своим девчонкам:

— Арана! Подойди ко мне!

Девушка отбросила шест, поправила воротничок с сержантскими петлицами и быстро подбежала к Амелии, выпрямилась и выпалила:

— Сержант Арана Рон по вашему приказанию прибыла!

Во как! Ну, или просто на публику играют. Но все равно красиво:

— Ты в прошлый раз пила зелье?

Арана неожиданно смутилась и даже покраснела:

— Нет, командир. Забыла.

Амелия вздохнула, они ведь все сильные, красивые, кровь бродит, и зачать ребенка в их возрасте проще простого. Впрочем, рожают и постарше, но там ведь тебе не надо идти под меч или сходиться в рукопашную. А сейчас они ведь на службе. Хотя, конечно, и эту ситуацию Устав описывает и объясняет. Но ведь просила же! Ну да, иногда просто забываешься в объятьях, а они ведь девчонки еще.

— Пойди в спальню и жди меня, есть разговор.

— Есть командир, — но глазами так зырк на Нэя, оценивающе.

Ага как же. Элли от него мокрого места не оставит, если узнает, что он где-то, что-то и с кем-то. Да и зачем кто-то другой, когда такая красота рядом?

— Ты не особо сердись на нее. Жизнь — она такая, может, и не будет больше шанса.

— Я никогда не злюсь. Просто глупо это как-то…

По-мужски обменялись рукопожатием, и Нэй наконец покинул покои Амелии.

А еще минут через десять он был уже в кабинете Отона.

Отон сидел в кресле за столом и, когда Нэй вошел, как будто встрепенулся от полудремы. Мотнул головой и вместо приветствия проговорил:

— Все никак придумать не могу, как мне тебя отблагодарить.

А Нэй как вошел, не остановился, а подошел к Отону и довольно бесцеремонно сначала пульс его на руке потрогал, потом в глаза заглянул и попросил рот открыть и «А» сказать, что Отон безропотно и сделал. И только потом сел в кресло напротив стола. Но пока бегло осматривал отца, заметил у того на столе три золотых — именно что из золота, тонкие такие пластины десять на пятнадцать, с ювелирной чеканкой — королевских сертификата, каждый на десять тысяч дукатов. Новое слово в финансовых расчетах. Королевский Банк Рошана начал выпускать совсем недавно, все-таки инфляция существует и в золотом стандарте, или просто стало больше дорогих вещей или аккумов, а дукаты — монеты тяжелые.

— Если ты хочешь отблагодарить меня деньгами, то я соглашусь, но только на один сертификат. Слышал о них, но пока в руках ни разу не держал. Остальные отдай на благотворительность, например, Ордену Жозефины пожертвуй, — пожал Нэй плечами.

— Тебе что, не нужны деньги?

— Если честно и по секрету, то мое состояние больше твоего в несколько раз, — Отон вскинул бровь от удивления. — И это не хвастовство, просто констатация факта. И главная твоя благодарность — это именно что побратимство с Артуром и усыновление. Я не стремился быть Принцем Слова, но раз богу и брату, и… деду так угодно, то я принимаю эту ношу. Но не только поэтому я вытащил тебя с того света, а еще и потому, что это несправедливо, когда мы просто играем, а на кону чья-то жизнь. И… — неожиданно усмехнулся Нэй, — я бы хотел получить Указ Короля о расформировании Королевской гвардии. Нужно кончать с этими преторианцами.

— Э… гвардия — это традиция! — говорил Отон, но по интонации было видно, что защищать их не собирается.

— Значит, мы начнем новую традицию, — улыбнулся Нэй. — Существует Секретная служба, вот ее и поставим на охрану Короля и королевских персон. А для парадов создадим Королевский полк без всяких задних мыслей, просто для того, чтобы красиво проводили развод и встречали гостей. И все, — он пожал плечами.

И тут Отон рассмеялся, Нэй не поддержал, но улыбнулся.

— Хорошо, Нэй, Указ будет. И вот, держи, — он взял со стола все три сертификата и протянул Нэю. — Сам распорядись, как считаешь нужным. Но это всего лишь малая толика того, что я тебе должен.

— Ты мне ничего не должен, отец. Я просто защищал свою семью и всегда буду защищать, — и Нэй не стал отказываться от сертификатов.

— Хорошо, — они пожали руки. — Иди. Указ будет в ближайшее время.

— Да! Чуть не забыл! — Нэй, снова как у себя, взял со стола отца лист бумаги, обмакнул вечное перо в чернильницу и быстро принялся писать какой-то состав то ли настойки, то ли зелья. Закончив, протянул Отону: — Пусть твои эскулапы приготовят это зелье, пей его три раза в день в течение натиры, но можно и больше, ограничений нет. Но тебя вряд ли хватит на пару натир, — усмехнулся он. — Гадость жуткая, но укрепляет организм очень хорошо. Меня на ноги поставило очень быстро.

— Спасибо… сын…

Руку к сердцу, поклон, и только после этого Нэй вышел из кабинета.

Артур как простой посетитель сидел в коридоре и, когда Нэй вышел, вскочил с места, и к нему:

— Ну как разговор?

— Как отца с сыном, — Нэй усмехнувшись, показал три сертификата.

— Во папа́, расщедрился! — Артур искренне удивился.

А Нэй, взяв два сертификата, протянул их Артуру:

— Ты мог бы распределить эти деньги между детьми и вдовами тех идиотов из Орфейного сада?

— Могу, но зачем тебе это? — Артур был очень удивлен, хотя Нэй мог и не такое выдать.

— Не хочу прослыть бездушным негодяем, хотя бы для себя, потому что ты вряд ли станешь трубить, что это деньги от меня.

Они уже шли по коридору и, видимо, к покоям Нэя.

— Завтра с утра хочу пробежаться в одно место, есть кое-какие дела.

— Без меня ты никуда не побежишь. И вообще тебе бегать теперь не полагается! А полагается карета с гербом, куча лакеев и полный парад, и лоск! — и совершенно неожиданно, наигранно заискивающе Артур добавил: — А куда ты собрался?

Нэй посмотрел на Артура, в его любопытные глаза, сам улыбнулся, мотнул головой и ответил:

— Хочу наведаться в Цитадель Ордена Ката и Бата, кое-какие дела выяснить.

— Ну, тогда тебе точно нужна карета. Потому что пока ты будешь бегать, случится восьмое октября, где мы должны быть у Короля. Бегаешь ты быстро, но до цитадели Ордена, насколько я знаю, верст двести на юг, — и Артур улыбнулся во всю ширь своего рта.

— Ладно уговорил, — Нэй усмехнулся. — Поедем с комфортом.

— Я люблю тебя, брат! — Артур развернулся возле дверей в покои Нэя и, обмахиваясь сертификатами, направился в обратную сторону…

— Взаимно, брат мой…

Теперь можно и отдохнуть.

* * *

6 октября (ос) 1440 года от Пришествия Скирии.

Городок Катобит.

Вотчина Ордена Ката и Бата.

Вечер.

Городок Катобит был небольшим и немаленьким. Просто соседство с Великим Мир Рошанским совершенно выводило за рамки размеры любого города, стоящего рядом с этим мегаполисом Величия и Власти.

Поэтому это был просто город или городок, довольно тихий и, можно сказать, провинциальный, со своим особым укладом и удивительным сонным ритмом жизни.

Впрочем, три раза в год город преображался. Это было весной, в марте (ан) — создание Ордена Ката и Бата); летом, в августе (иль) — день рождения Ката; и осенью, в ноябре (оль) — день рождения Бата, когда город на две натиры становился центром веселого карнавала и маскарада. Сюда съезжались толпы зрителей и зевак — и столько же карманников и воров, — чтобы посмотреть, а может, даже поучаствовать в шествии и веселье. И все без пошлости и чертовщины, а красиво, мило и даже как-то притягательно.

Поэтому в городе была очень длинная, прямая улица, называемая Карнавальная, длиною в целых пять верст! Можно сказать, сам город и был вокруг этой самой улицы и расположен. Все гостиницы, многочисленные ресторанчики и трактиры — все было на этой улице, для этой улицы и ради этой улицы.

Но несмотря на столь длинную улицу, в последнее время магистрату Катобита вдруг стало нестерпимо тесно в своем городке. И у них появилась идея распространить свое веселье и на другие города Ликсии Каракраса. И если в некоторых малых городах Карнавал получил свое место под солнцем, то с Великими городами вышла неувязочка.

В Аркете было слишком грязно, ну, не любил город праздники. Разве что под небом на единой крыше, но хм… кто туда полезет? Да и стоил ли Карнавал Аркета?

Мир Рошанский вроде и согласился с проведением таких Карнавалов, но поставил все в жесткие рамки, превратив это действо скорее в парад или марш, чем полностью выхолостил саму идею праздника тела. Что, впрочем, не заставило прекратить Карнавалы вовсе, пусть и марш, но ведь он есть!

А вот с Мальвинором вроде было все хорошо, но переговоры постоянно заходили и заходят до сих пор в тупик. И не из-за предвзятого отношения к адептам Ордена Ката и Бата, и не из брезгливости или какого-то другого чувства. А именно и только по причине процента от прибыли!

Когда двадцать лет назад переговоры только начинались, Магистрат Мальвинора, оценив потенциал события, затребовал аж целых шестьдесят процентов от всей прибыли праздника! Это вызвало такое возмущение у магистрата уже Катобита, что они даже переговариваться дальше не стали, а развернулись и ушли! Но через год они вернулись с предложением в двадцать пять процентов. Понятно же, праздник-то их, почему они должны отдавать большую часть выручки совершенно чужим и противным дядям? И в этот раз уже мальвинорцы развернулись и ушли.

В общем, в таких качелях переговоры длились по сей день. Конечно, какие-то незначительные и местечковые флешмобы в Мальвиноре происходили, как, например, небольшие спектакли или аттракционы, но хотелось чего-то большего и масштабного. Потому что Мальвинор стоит Карнавала.

Но пока Карнавал стоил слишком дорого.

Приезд в город особы королевских кровей, то бишь Артура Принца Крови, остался для города незамеченным, ну и отлично. Карету, телегу, в коей перемещался Сэм, и хриков приняла одна из хрюшень городка, в которой у орча нашлись очередные знакомые. А сами Нэй, Артур и Элли расположились в не самой дорогой, но вполне себе уютной гостинице, без раскрытия своих настоящих имен.

Элли чуть было не закатила скандал, когда узнала, что Нэй куда-то отправляется без нее. Тот, конечно, сразу заявил, что куда он без нее, хотя, если честно, он все хотел сделать в одиночестве. И в самом деле сбегать туда и обратно, нигде не останавливаясь. И был уверен, что успеет к восьмому числу в аккурат. Но друзья так плотно сели на хвост, еще и Сэма прихватив для тяжелой артиллерии, что Нэй махнул рукой, и вот они с утра шестого числа и отправились в путь в карете, со всеми атрибутами королевской власти и силы. Единственное, кого не стали брать, это лакеев, а двум кучерам строго-настрого запретили распространяться о цели их поездки.

На самом деле, если пробежаться ночью, то можно успеть во многие места, но сейчас бегать уже было невозможно; а еще, поразмыслив над ситуацией, Нэй решил отправиться в Цитадель, которую, если захотеть, можно было увидеть вдалеке, к югу от городка, с утра уже седьмого числа. Надеясь на то, что там точно нигде не задержится и они все успеют к двум часам дня восьмого числа на обед к Королю.

Зачем вообще он рванул сейчас, а не переждал? Сам не понял, но очень ему хотелось разрешить этот вопрос сейчас, чтобы голова не болела над вопросами, которых нет.

Впрочем, прогулка перед сном оказалась очень познавательной; особенно удивили и восхитили магазинчики всякой интимной мелочи и не только, которых, оказывается, в Катобите было в не меньшем изобилие, чем просто магазинов. Даже представить было невозможно, что такое возможно в мире с довольно строгими рамками морали. Хотя, вспоминая дядюшку Отоя, кажется, что эта мораль уже давно треснула, но все же пока еще держалась в определенных рамках.

К концу прогулки посидели в милом ресторанчике на свежем воздухе. Было прохладно, но хозяева почти всех таких заведений пока держали веранды открытыми в ожидании Праздника Основания, а за ним и Лета Сигизмунда, что неизменно повышало их прибыли…

А уже часам к десяти вернулись в гостиницу. Сэм тоже поселился в ней, на первом этаже, где были специальные большие номера как раз для орчей.

Ну и что делать ночью?

Правильно…

Вот только…

Страсть была обоюдная и мощная. Уже давно научились срывать с себя одежды, почти их не повреждая. Там пуговичку, тут крючочек.

Ах. И ох…

Милая кровать.

«Помогите!»

Нэй отлетел от Элли, головой мотнул и принялся как-то глупо оглядываться. Но тут снова послышалось:

«Помогите, пожалуйста!» — но уже глуше, тише.

— Нэй, что с тобой? — Элли удивленно уставилась на Нэя. Чтобы он отошел от страсти?

— Ты разве не слышишь?

— Что? — Элли тоже заозиралась по сторонам.

И тут плач в голове Нэя.

И он принялся лихорадочно одеваться, чем ввёл Элли окончательно в ступор:

— Что случилось-то?

— Кто-то на помощь зовет.

— Я ничего не слышу, — Нэй, кажется, полностью подавлял ее эмпатические способности. Впрочем, это было и хорошо, голова не болела от разных глупостей окружающего пространства. Но иногда хотелось все-таки знать больше.

— Это в Астрале, — он подошел к Элли и крепко ее поцеловал. — Найдешь меня по поцелую.

И в окно так брык.

Нэй пробежал по главной Карнавальной улице и только в конце нее остановился, чтобы еще раз оценить и понять, откуда исходит сигнал помощи.

Самое интересное, что взывали о помощи не так далеко от главной Цитадели Ордена Ката и Бата. Вокруг, если посмотреть на карту — удивительно, но они существовали, — можно было заметить десятка два деревушек, довольно богатых, численностью до тысячи жителей каждая, которые обеспечивали продуктами как саму Цитадель, так и тот же городок Катобит, а излишки постоянно вывозились в сам Мир Рошанский.

Поэтому запеленговать сигнал, как Нэй об этом подумал, было довольно сложно. И он вообще пропал, пришлось действовать чисто по наитию. Ведь почему-то он ведь направился в эту сторону! Он и побежал дальше. Вот почувствовал, что это именно правильное направление.

Риане было больно. Очень больно.

Ее сначала избили, потом выволокли из ее домика, где она жила и занималась целительством, попутно все внутри разломав и разбив.

И все время кричали: «Ведьма! Ведьма!».

Да какая она ведьма. Где они вообще ведьм видели? Они уже давно — сказки и легенды, и в книжках страшных! Теперь, чтобы заниматься знахарством и целительством, нужен диплом!

Диплом!

Что ты не просто магичка, а с образованием! Не просто друмер-лекарь, а именно что знания имеешь. А не просто так тут появилась!

Но разве можно толпе объяснить все это? Ведь среди них были даже те, кого она уже лечила и помогла с их хворями. Если и их захватил ужас и страх толпы, то что говорить о других?

Риана попала в Нурсу, небольшую деревушку на землях Ордена Ката и Бата, по распределению. Звезд с неба не хватала во время учебы, хотя преподаватели и выделяли ее магические умения, поэтому попала в деревню эту не по желанию, а по указанию. Но ей здесь понравилось, поначалу…

Правда, когда она сюда прибыла, тут еще жила предыдущая знахарка Бабка Дорма. Вот она, если честно, могла сойти за ведьму. Старая, сморщенная, но при этом добрейшей души человек. Она и умерла у Рианы на руках, через натиру после того, как та прибыла в деревню. Перед смертью сказала только, чтобы девчонка была осторожна, земля тут спокойная, но есть люди злые. И чтобы не влюблялась в кого не попадя, потому что ждет ее большая, красная любовь, которую принесет белый ветер в ночной огненной печали.

Сказала и померла. А отдав ее тело Огненному погосту, Риана — она лекарь, но имела права не носить черно-красные одежды и колокольчики, а еще и дер аш, между прочим — о предсказании благополучно забыла. Ее приняли благосклонно, работой и целительством ее были довольны. Вот она и расслабилась.

Влюбилась в местного паренька, который при виде ее постоянно краснел, это ли не красная любовь? Бурхом паренька звали. Но тут случилось непоправимое, паренек этот руку сломал, и нет чтобы сразу к ней обратиться, сначала попытались полечиться у местного костолома Мирха. Вроде и хорошо все прошло, но через натиру рука у парня сильно вздулась и его уже не ходячего принесли к ней. А она-то что? Заражение крови — это не какой-то там перелом. Ничего не смогла сделать! Ничего! Уже ничего…

Перед смертью он попросил его поцеловать и простить за все. За что прощать-то? За все. И тоже на руках ее умер.

И тут уже слухи пошли нехорошие.

Ох, чтоб их и тех, кто их распускает…

Ну, тут и началось.

И падеж скота, и куры нестись перестали, и у девчонки молодой выкидыш.

Староста приходил и такие намеки делал, мол, отдайся и все сразу хорошо станет. Этому старому бабнику.

Но не только поэтому отказала. Если человек что-то требует, это не значит, что он сдержит обещание. А, возможно, будет требовать еще и еще. И ведь не разорвать будет потом этот порочный круг.

Но самое жуткое то, что лет двадцать назад в этом районе, а может, и в этой деревушке уже сожгли ведь одну знахарку, обвинив ее в черном ведовстве! Бабка Дорма об этом рассказала, еще до смерти поэтому и говорила о злых людях. Там тоже девчонка молодая была. А может, и не ведьма, а просто не дала тому, кто приставал.

Правда, непонятно, куда Орден Боевого Братства смотрел. Ведь самосуд не то что не приветствовался, но и карался довольно строго.

Но вот сейчас ее тащили куда-то и явно не медаль вручать. И сил уже не было позвать на помощь. Хотя поначалу и попыталась.

Да и толку в этом зове, если кто и услышит в сотнях верст от этого места, разве сможет помочь? Конечно, в Цитадели Ордена Ката и Бата тоже астральщики были, но и не поймешь, придут на помощь или нет. Да и Боевое Братство должно действовать.

Но, кто же их всех знает, что у них на уме…

Ну вот и привязали к какому-то столбу, и ноги в какой-то жидкости. Ничего для нее не пожалели, даже масла огневого с Огненного погоста!

— Господи, Великий Скирия, смилуйся над моей душою грешной, — только и смогла прошептать она.

— Поджигай давай, Сорк! — голос старосты как вдалеке.

Но почему-то сразу огонь не загорелся у нее в ногах…

Нэй успел. Все-таки тот, кто звал на помощь, ниточку оставил, которая и привела на площадь небольшой деревни. Посередине столб, и к нему какая-то девчонка привязана, а люди всё: «Ведьма! Ведьма!» кричат.

Ну да, толпа — она и есть толпа.

— Давай поджигай, Сорк!

И мужчина, такой в летах, с факелом к столбу, и вдруг за пару шагов до него согнулся в три погибели и факел в землю, в грязь и потух. А ему не пошевелиться и не разогнуться.

— Ты че творишь, Сорк! — довольно обширный мужчина направился к человеку с факелом.

— Не… могу… выпрямиться, — глухо прошептал Сорк и наконец завалился в грязь.

Дождь был вчера, вот и грязь. Поэтому и маслом с Огненного погоста разжились, чтобы наверняка ведьму сжечь.

Как только Сорк рухнул в грязь, Нэй и вышел из тени.

Площадь как площадь. Церковь на востоке, домики вокруг самые богатые и ухоженные, не хватает разве что фонтана, но его роль играл сейчас столб с жертвой.

Хотелось в эту минуту сказать что-то эпичное, но тут совершенно неожиданно столб с человеком, с привязанной к столбу девчонкой, неожиданно вспыхнул!

Честно, Нэй расслабился. Обезвредив одного факельщика, он забыл о том, что могут быть и другие. Или просто факел из толпы.

И что делать?

Нэй рванул к столбу и в пламя прыгнул, вдруг вознесшемуся до небес!

Когда влетал в огонь, позади себя услышал панический крик Элли:

— Нэй!

Но он уже был в огне.

Понять точно, что было с девушкой, возможности не было никакой. Огонь еще не охватил ее тело, но чувствовалось, что скоро начнётся. Но при этом глаза её были открыты, и в них и ужас, и удивление одновременно.

— Вот и очищение, — почему-то проговорил Нэй, одежда которого, кажется, уже дымилась.

Он обнял девушку, обхватив и столб, и очень крепко к ней прижался.

Ну, какой к черту, интим, выжить бы.

А когда прижался, вскинул к небу голову и просто затянул:

— А-а-а! — причём с каждым мгновением усиливая свой глас.

И если в эту секунду кто-то мог видеть происходящее за стеной огня, то мог бы заметить, как из рта Нэя вдруг вырвался в вышину странный воздушный поток или даже сам ветер.

Который поднялся вихрем вверх, закружился в плотный видимый со стороны жгут, и тут резко и молниеносно обрушился на столб, людей возле него и огонь. Разметав последний в пепел, а людей всех вокруг обдав горячим прорывом. И веревки разорвало тоже…

А ещё Нэй почувствовал, как его обдает мощным потоком воды, и он с девушкой в руках теряет опору. Заваливается назад.

Но тут кто-то крепкий подхватил его, чтобы он не упал.

Сэм. Ну конечно же, Сэм. И воду он тоже где-то нашёл.

Правда, через секунду Нэй снова потерял опору, так как орч обалдело уставился на девушку.

Но Нэй был не в обиде, так как теперь уже Элли подхватила его. Но когда подняла на ноги, то тут же врезала ему мощную оплеуху — становится традицией! — а после крепко впилась в его губы — самая любимая традиция:

— Ты же мог погибнуть! — немного истерично и испуганно проговорила Элли.

— С детства хотел быть пожарником, — врал Нэй, никогда не хотел, в Аркете никакой романтики — грязные всегда и чумазые.

— Ты хоть понял, что сделал? — это уже Артур. Он честно бежал за Сэмом, но, когда стало понятно, что отстает, орч схватил его под мышку и остальное расстояние пробежал именно так. Артур только попросил, чтобы Сэм сильно не распространялся об этом его позоре. Бег, оказалось, вообще не его. Но главное, он был здесь и видел все собственными глазами! И это было нечто!

Но Нэй только улыбнулся на это.

Грязный, мокрый, с прилипшим от воды к одежде пеплом. Выпрямился, но, пошатнувшись, остался стоять с помощью эльфы. И голос его вознесся над площадью:

— Всем известно, что праведный, истинный огонь не потушить ни водой, ни ветром, ни магией! Даже «холодный огонь» перед истинной бессилен. Но огонь злобы, зависти, мести можно потушить даже хорошей молитвой! Просто многие оклеветанные окутаны страхом и мысли их теряются в ужасе происходящего. Огонь потушен! Огонь вашей ненависти! Вы хотели смерти, но получили очищение. Не ваше, а её! — Нэй указал на девушку и развёл руками. — И что мне с вами делать?

Но в этот момент на сцену площади вышли новые герои сюжета. Причем одновременно.

Со стороны Цитадели Ордена Ката и Бата появилась семерка всадников… Внутреннего Конвоя! А ВК-то здесь с какого боку? А с противоположного конца на площадь выехал небольшой, в дюжину всадников, отряд Ордена Боевого Братства во главе с капитаном.

Остановились. Спешились и направились к группе людей и разумных в центре площади рядом с уже упавшим столбом.

Как оказалось, команду Внутреннего Конвоя возглавлял целый полковник! И можно было видеть лицо капитана Ордена Боевого Братства, когда он увидел три золотые шпалы на черных петлицах полевой формы.

Нэй тоже увидел эти три шпалы. Но он видел и другое.

Он узнал полковника!

— Марн Бер? Полковник Марн Бер? — у Нэя было большое удивление.

Он подошел к полковнику, с секунду разглядывал Бера, и только после они пожали руки. Полковник ответил на протянутую руку и уже сам через свою секунду тоже узнал Нэя:

— Нэй Вейн, — мотнул головой. — Нэй дер Вейн?

По толпе, кстати, пронесся шепоток. Ну да, его имя становлось известным.

А Нэй чуть задержал рукопожатие, пытаясь сообразить, как карьера когда-то капитана, потом майора, удивительным образом достигла апогея, доведя до вершины! Полковник — это для человека кровей Марна Бера почти недостижимое достижение! Как для сошо — старший сержант.

И тут в свете факелов Нэй увидел герб, пришитый на рукаве полевого кителя полковника. Голубой круг, в нем рука, ладонь, на которой расположилось ветвистое, скорее похожее на осьминога черное дерево, у которого на одной из ветвей висела баронская корона.

На самом деле предлагалось сделать на ладони черный замок. Но Нэй сказал, что это банально, и художник-геральдист тогда нарисовал вот такое на вид жутковатое черное дерево, которых, если честно, осталось совсем мало — впору организовывать заповедник в Черном Лесу, — и мистика Черного леса пропала с открытием дороги до Баронства Сошор.

Вот так и получилось голубой фон, потому что долина Голубой Роши. На нем ладонь, кстати, именно правая ладонь Нэя! С нее срисовывали. И черное дерево с короной.

Баронство Сошор!

И тут Нэй рассмеялся. Можно сказать, впал в истерику.

Согнулся в три погибели, отошел от недоумевающего полковника и, смеясь, принялся двигаться в тень.

Подбежала Элли, которая поддержала его. А он никак не мог остановиться. И в самом деле истерика, а еще и повторял что-то нечленораздельное вроде:

— Он… Он… А я… А я… — и продолжал смеяться.

Вся серьезность ситуации вокруг самосуда пропала напрочь. Люди переглядывались. Артур делал какие-то немые движение в сторону Элли, а та пожимала плечами, совершенно не понимая, что происходит с Нэем, и никак не могла остановить его смех.

А он наконец повалился в грязь, чуть ли не в лужу уткнул свое лицо, так как вокруг начала разбрызгиваться темная жижа, реагируя на его смех.

И тут все прекратилось. Видимо, и в самом деле после того, что случилось, нужен был выход энергии, но никто не мог понять, что случилось с Нэем.

Он резко встал. Отряхнулся, хотя грязь уже въелась в его одежды, и на лице была, подошел к Артуру и уже серьезно проговорил:

— Вот познакомься, Артур, тесть нашего Барона Сошор — полковник Марн Бер.

— Чего? — не понял Артур.

— Барон ди Мирн женат на дочери Солне, полковника Марна Бера! Борон создал новую администрацию, а лучше майора, который стал полковником, заниматься внутренними разборками некому. Но я уверен, что мы подтвердим новое звание полковника, — и почему-то снова прыснул от смеха.

— Подтвердим! — и Артур стукнул Нэя в плечо: — А чего смешного то тут?

— Ничего. Это нервное. Честно, нервный срыв. Простите! — он обратился ко всем присутствующим. — Просто нервный срыв! — и очень тихо, так, чтобы никто не слышал, Артуру: — Проведи следствие как представитель короны. Жестко, но справедливо.

— А что здесь произошло-то? — так же тихо проговорил Артур.

Но, прежде чем ответить, Нэй неожиданно и удивленно посмотрел в сторону девушки. Та благодарно улыбнулась, находясь на руках Сэма, а Нэй мотнул головой:

— Ничего себе дела!

— Что?

— Да, нет, ничего, — проговорил Нэй и вкратце поведал Артуру о том, что произошло. Элли тоже подошла послушать.

И закончил Нэй:

— Я совершенно не собирался влезать в огонь. Честно. Я что, идиот? Но тут как назло кто-то все-таки кинул факел, а там все дрова огненной жидкостью пропитались, так что вспыхнуло знатно. Но я уже шел на помощь, что, буду отступать?

— Ты мог погибнуть!

— Ну, огонь ненависти не сразу трогает невиновных, у меня было секунд десять-двадцать.

— Ты честно веришь в истинный огонь? — спросила Элли.

— Он существует, и мы это знаем. Просто в жизни он очень редок.

— На аутодафе приговоренные читали молитвы и проклинали судей своих, но огонь не потухал.

— Ты сама сказала: судьи. Какой-то судебный процесс происходил. Да и вообще там соль палачи кидали в огонь, чтобы он не потух.

— Соль? — переспросил Артур.

— Ну, да, обычную соль…

Артур головой мотнул:

— Так, Нэй! Прекращай! Твои исторические экскурсы мы потом послушаем, — и добавил уже очень серьезно: — Что нужно делать?

— Следствие провести. Ведь коров кто-то травил и выкидыш произошел тоже по чьей-то вине. Да и еще кое-что ей приплели. И все, потому, что послала этого старосту со своими приставаниями, а может, и еще кого-нибудь. А может, староста просто под руку удачно мстителю попал. Да и двадцать лет назад такая же история вышла.

— Ну, она девушка красивая, — Артур улыбнулся, посмотрев на девушку, которая оставалась на руках Сэма. А тот, кажется, не замечал ничего вокруг, кроме этой девушки. — А как ее зовут-то хоть?

— Риана Парис, диплом Мальвинорской магической школы, — так же просто проговорил Нэй.

— Понятно, — и Артур направился к разлетевшемуся костру самосуда.

— Как ты ее имя узнал? — это уже Элли удивилась.

Нэй склонился к ушку Элли и что-то прошептал…

— Честно, что ли?

Нэй закивал головой. И удивленно уставился на Артура, который, выцепив из оставшихся брёвен бывшего костра довольно внушительный чурбан-пень, принялся ногой катить его к одному ему видимому месту. А подкатив, установил и, присев, хмыкнул. Затем снова встал и объявил:

— Именем Короля Урбана IX, я Артур вис Лонгбард, Принц Крови, Герцог Суркенский, — какая волна по толпе прошлась, — начинаю дознание по делу об обвинениях Рианы Парис и в самосуде над ней, в кругу доверенных мне лиц — Властительницы эльфов — Элли Нум и брата моего названного — Нэя дер Вейна. А также в кругу Праведной Силы, представленной тут Полковником Внутреннего Конвоя Марном Бером и капитаном Ордена Боевого Братства, — остановился, посмотрев на капитана.

— Маркиз Норк ди Сомел, Ваше Высочество, — ответил капитан, поклонившись.

Артур удовлетворенно хмыкнул:

— И капитаном Ордена Боевого Братства — Маркизом Норком ди Сомелом, — сказал и сел на свой чурбан. Где-то заплакал младенец. И Артур, качнув головой, продолжил: — Среди жителей деревни Нурс есть свидетели злодеяний знахарки и мага-друмера Рианы Парис?

Тишина стояла полная, а тут вообще все стихло. Даже старейшина деревни молчал.

Артур снова хмыкнул, повернулся в сторону орча и Рианы и совершенно неожиданно проговорил:

— Вы вообще в курсе, что у нее нога обожжена?

Все посмотрели на Риану, на которую больше света стало падать из-за факелов, которые принялись держать рядом с Артуром и воины Внутреннего Конвоя и Боевого Братства, а та тоже уставилась на свою несколько почерневшую ногу, но не от грязи точно. Какой бы ни был огонь, но это огонь, и он делал свое дело, пусть хоть тысяча невиновных будет. И он все-таки задел Риану, а уже только потом потух.

— Сэм, срочно бежишь в Цитадель Ордена Ката и Бата, там есть лекари и лазарет, а мы тут как-нибудь сами! — скомандовал Нэй.

— Да. Да, конечно! — и Сэм рванул в сторону Цитадели.

Что-то с ним случилось. Влюбился, что ли?

— А вообще почему она не сопротивлялась? Она же друмер! Подала бы сигнал помощи?

— У нее потух арфар, — проговорил Нэй. — Кто-то подсунул красняка ей в дом. Ну, как она сейчас думает. А когда поняла, что арфар потух, то к ней уже толпа нагрянула. А помощь она позвала, просто, не все на ее зов ответить могут.

— Так! — выкрикнул Артур. — Кто был в ее доме? Выходите! Мы ведь все равно узнаем! Кто-то все равно проболтается, или она узнает кого. У друмеров память хорошая!

Из толпы с большой неохотой вышли человек двадцать, причем не только мужчин, но и женщин. Последних даже было больше.

— Капитан, отведите этих людей в сторону.

— Да, Ваше Высочество!

— И не стоит никому убегать или уходить! Метка дознания сейчас лежит на каждом из вас, кто на этой площади. И пока оно не закончится, эта метка будет знаком незаконченного правосудия!

Артур удовлетворенно качнул головой на понимающий ор людей.

— У кого пали коровы?

Вышли двое из толпы, и еще одна женщина подняла руку из тех, кто был в доме Рианы и все там громил.

— Кто-нибудь из вас видел, чтобы Риана Парис находилась возле, подходила, выходила или еще что делала рядом с вашим домом или хлевом?

Все трое отрицательно мотнули головами.

Артур всплеснул руками:

— Великолепно! — и, кажется, выругался. — Теперь немного неприятных мгновений. Пусть выйдет молодая женщина, у которой произошел выкидыш.

Произошло небольшое замешательство в толпе, и наконец в свет факелов вышла совсем еще девчонка, лет восемнадцати от силы:

— Как тебя зовут?

— Лика, — засопела она носом.

— Знахарка тебя осматривала? Вела твою беременность?

Отрицательное качание головой.

— Ты к ней обращалась за помощью?

Снова нет.

Артур вздохнул, снова крикнул в толпу:

— Чьи беременности вела знахарка Риана Парис и принимала роды?

Вышли три женщины:

— Младенцы живы-здоровы? С ними все хорошо?

— Да, Ваше Высочество! — проговорила одна лет сорока и улыбнулась. — Дети — это счастье…

Артур посмотрел на Лику:

— А ты почему не обращалась к знахарке?

Молчание. Ладно, потом выясним. Спросил о другом:

— Что случилось, только честно? На королевском дознании ложь сразу ясна!

— Муж ударил, — и Лика залилась слезами.

— И где наш муж? Появись, если ты мужчина!

Тут уже толпа сама выдала мужика. Вытолкнула из себя такого же молодого парня, как и жена. Только в два раза шире и сильнее молодки.

Прежде чем подойти к ним, Артур сначала к Нэю подошел и очень тихо спросил:

— Я уверен, ты наблюдаешь: есть кто подозрительный?

— Кроме старосты, пока никого, — Нэй уже понял задумку Артура; тот пытался своими вопросами вынудить зачинщика проявить себя. Поэтому он и наблюдал за толпой, как и Элли тоже.

Впрочем, староста, как человек, облеченный властью, уже был виноват тем, что допустил этот беспредел. Интересно, кто был старостой двадцать лет назад? Должность эта не наследуемая, а выборная, но покупаемая. А староста был явно богат, и даже не сошо, как основная часть жителей деревни.

Артур подошел к мужу девушки:

— Ничего лучше не придумал, как о порче слух пустить? Как зовут?

— Торк, Ваше Высочество, — не поднимая головы, проговорил Торк.

— Выпил и ударил?

Тот закивал головой.

— Не подала или не дала? — с усмешкой или с издевкой проговорил Артур. На дознании нужно быть и капельку циником тоже.

Парень хныкнул.

— Балбес! — и Артур так по-отечески влепил парню подзатыльник. — Люби свою девчонку и не давай в обиду. Узнаю, что снова руки распускал… — и что-то шепнул парню на ухо.

Тот встрепенулся, выпрямился и головой замотал:

— Ваше Высочество! Я никогда. Никому!

Артур снял с пальца перстень и подал уже Лике:

— Держи. Это защита и оберег будет. Через год, когда родится ребенок, покажешь это в Мир Рошанском стражникам перед воротами в Запретный город — буду крестным твоему младенцу.

— Ваше Высочество! — она попыталась поцеловать руку Артура, но тот ее изящно так убрал. — Будьте счастливы, — при этом парню незаметно кулак показал.

Отошел немного от толпы:

— Так, кто родители умершего паренька? — слова Артура звучали и в самом дел как слова властителя. Все знает, все ведает. Нэй многое рассказал, хотя интересно, откуда он все это узнал?

Вышли люди в летах:

— Как вас звать, уважаемые?

— Нора и Амдор, Ваше Высочество, — тоже головы не поднимали. Говорила женщина.

— Третий или четвертый ребенок? Как его звали?

— Бурх, был четвертым ребенком, Ваше Высочество…

И тут Артур неожиданно повел носом:

— Нэй, брат мой, подойди ко мне!

Нэй подошел.

— Тебе не кажется, что сонкой пахнет?

Нэй принюхался. Любопытно, но и в самом деле сонка чувствовалось. Может быть, и не заметили, но после столь дивного зелья из мочи орча и сонки до сих пор в носу ее запах держался.

Ну, может, это и остаточный запах их носов был, но удивительное дело — упоминание о сонке сработало как наживка.

В толпе послышался шум, она задвигалась. И кто-то, явно стоявший ближе к первым рядам, интересно же все-таки, что такое это королевское дознание, попытался уйти назад. Но толпа стояла плотно, всем любопытно, и пытающийся убежать так и не набрал нужной скорости, когда Нэй как нож сквозь масло прошел первые ряды и настиг того, кто так и не убежал.

Ударом ноги сбил того с ног, и эту самую ногу на спину поставил, уткнул беглеца в грязь:

— Как твое имя?

— И-и-и-л-х-х-х…

— Не слышу!

— Мирх, — выговорил лежащий.

А ведь и в самом деле сонкой пахло, а не в носах остаток. А от Мирха вообще несло за версту. Но, если считать, что сонку многие не знали, и слава богу, то запах этот могли принять и за лекарство, например.

А Мирх ведь костолом, костоправ местный, правда, больше по живности, а не по людской части. И Риана приходила к нему, спрашивала, что он не так сделал с мальчишкой.

Неужели испугался? И решил так избавиться от своей ошибки?

В общем, дознание завершилось тем, чем и должно было завершиться — справедливостью. Родители умершего паренька получили компенсацию. Но так как Сэм убежал и его карманы оказались недоступны, то пришлось Нэю в очередной раз достать синьки, чтобы обеспечить компенсацию. Он даже сам не понимал, сколько у него синьки, но, кажется, она не заканчивалась в бездонных карманах его жилета-разгрузки и камзолов разных.

Тех, кто крушил и ломал в доме Рианы, были приговорены к компенсации за ущерб. Но так как у них было смягчающее обстоятельство, то Артур много не потребовал, а только триста дукатов на всех. При этом те, кто потеряли коров, тут же получили компенсацию и снова синькой, но достаточную, чтобы восстановить утраченное. Так было удобней, так как власти было легче потребовать компенсацию с преступников, чем простым людям.

А с кого стребовать, тоже нашлось. То есть дознание завершилось, к всеобщему удовольствию, еще и поимкой преступников. Преступников, потому что Мирх оказался не один. А нашли соучастников в лице тех, кто «пострадал» от Рианы — это и староста, и хозяин трактира — и организовал этот самосуд. Довольно банально, но и страшно. И Риана сама подставилась, расспрашивая Мирха о лечении паренька и явно поняв, что Мирх сделал не так. А ещё, ради профилактики от разных хворей, попросила хозяина таверны выдавать всем клиентам стакан со специальным зельем, которым и воспользовался Мирх, организовав через трактир спаивание людей психоделиком из сонки. Про психоделик Нэй уже сам подумал, не говорил он такого сложного слова. Но смысл был понятен. Мирх заставил всех подчиняться. А потушенный Нэем огонь был как раз щелчком пальца, снявшего с большинства пелену сонного гипноза. Довольно сложная комбинация для простого костоправа. Не находите?

И двадцать лет назад тоже Мирх отличился. Но без сонки. Там девчонка подставилась реально — несколько смертей из-за её ошибки. Но главное, она знала Мирха! Оказывается, учился он в Аркетской академии магии, но погряз в изучении тёмной материи и магии. Его обвинили в черном ведовстве, и он сбежал, а Ирма была распределена сюда. Между ними что-то было ещё в Академии, но узнала его не сразу. Ну, а потом и закрутилось. Но в суматохе «народного гнева» её сначала убили, а испугавшись, сожгли.

Как узнали? По высочайшему соизволению Артура, Нэй забрался Мирху в голову. Жестокий типчик, очень жестокий. Но понять, почему не ушёл в Тёмный орден или, на худой конец, в Некрон, Нэй так и не смог. И откуда Мирх взял рецепт психоделика — Нэй его запомнил — тоже осталось загадкой.

А Нэй плакался, что ай-яй-яй, создал первое биологического оружия! Ага, как же! Уже до него нашлись «умные» головы, способные и не на такое! Настоящее психотропное оружие! Вот что такое этот рецепт. И нечего нюни распускать. И найти бы этих умельцев.

Что касается опоздания Боевого братства на место преступления, то тут тоже все довольно банально. Они реагировали только на официальный запрос о помощи! У них даже астральщика не было! То есть как тогда, так и сейчас они среагировали на человеческую боль от огня. Точнее, артефакт сработал на сожжение человеческого тела вне огненного погоста и на боль Рианы. Которую из-за её силы она не заметила. В общем, совершенно дурацкая ситуация, и Артур заявил, что устроит разнос «браткам» за такую вопиющую безалаберность! И мало им не покажется!

А Внутренний Конвой оказался на месте почти случайно. Полковник Бер приехал в Цитадель поговорить со своим младшим сыном, который являлся адептом Ордена Ката и Бата. Когда-то честно сказал сыну, что не приемлет его выбора, но сейчас решил просто поговорить. Понять. И попросить прощения за свое непонимание. Что повлияло, не сказал, но говорил искренне. Правда, все в Ордене, у кого он спрашивал, отнекивались и не говорили, где Гавра можно найти, а тут сигнал словил его астральщик. Но пока готовились, лошади были расседланы, время прошло. Но главное, что другие успели на помощь.

Нэй, который ехал верхом рядом с полковником — ему одолжили лошадь, — пообещал найти сына и упростить его поговорить с отцом.

Так в беседе и доехали до Цитадели.

7 октября 1440 года от Пришествия Скирии.

Цитадель Ордена Ката и Бата.

Утро.

Лошадей оставили к конюшне за большим периметром. За так называемой Большой стеной. Здесь находились все вспомогательные постройки, и конюшня, и хрюшня. И жилые комплексы, в которых жили и послушники Ордена и вольнонаемные, которые могли и не быть адептами Ордена Ката и Бата. Сама же Цитадель располагалась за следующими воротами, за Малой стеной, в которые Нэй, Элли и Артур — им тоже одолжили лошадей, но уже воины Боевого Братства — и вошли где-то около шести утра.

На улице еще было темно, но внутренний двор прекрасно освещен. Полное отсутствие какого-либо лишнего движения. И памятник основателям Ордена — Кату и Бату — в центре.

И…

Нэй вдруг испуганно отскочил назад. Сам не ожидал от себя такой реакции:

— А-а-а! Они, что, правда, целуются? — вырвалось у него.

И на площади наступила полная тишина. Все, кто тут был — замерли и с удивлением устремили свои взоры на того, кто это сказал. А Нэй только руками развел:

— А что такого?

— Нэй, целующимися их видит только тот, у кого была однополая связь! — это Элли произнесла. Хм… В ее прошлом, видимо, многое что было.

— И что? Это если и было, то только ради информации.

— И не надо на меня так смотреть! — это уже Артур. — Не было у нас ничего! И вообще, я не вижу их целующимися!

— Нэй! — это был грозный возглас Элли.

— Что Нэй? — и это тоже становилось его любимым ответным вопросом, уставал он порой от удивления окружающих. — Я же уже сказал, что ради дела и возможностей, — и он показал Элли язык. А потом сделал шаг вперед и поймал за локоть пробегающего мимо адепта. — Где могу найти Великого Магистра?

Паренек, лет двадцати, испуганно ойкнул и указал на самую высокую из трех башен Цитадели.

Если кто-то думал, что башни Ордена Ката и Бата похожи на огромные фаллосы, то жестоко ошибались — почему-то большинство людей, не видевших Башни Ордена, так думали. Это вполне обычные башни; да, какая-то схожесть есть, если смотреть на самую большую башню и две поменьше по бокам. Но ничего анатомического в их постройке нет. Только если фантазия разыграется.

— Проведи меня, — попросил Нэй.

Парень поклонился и бойко посеменил ко входу в центральную башню.

— Проведайте Сэма в лазарете, как там он и Риана, а я позже загляну, — проговорил Нэй для Элли, а чего терять время-то, и так понятно, что все в порядке, и направился за пареньком.

Элли, все еще под впечатлением от слов Нэя — ну, это потом разговор будет серьезный — только пожала плечами и, подтолкнув Артура вперед, двинулась в сторону лазарета. Даже не спрашивала ни у кого.

Вошли в башню. И Нэй замер перед уходящей вверх огромной винтовой каменной лестницей. О! Сколько ступенек!

— Четыреста двенадцать ступенек, Ваше Высочество! — как будто мысли читал, проговорил паренек.

— Ненавижу ступеньки, — даже мурашки по спине пробежали.

Но, сделав первые шаги вверх, Нэй услышал:

— Но есть лифт. Правда, к сожалению, орч, который крутил ворот, старый Мун Риботург, умер пару натир назад. Умер за кручением ворота. Великий был орч! — сказал парень и перекрестился.

— Что ж ты сразу-то не сказал!

Лифт оказался скрыт от площадки входа, поэтому его сразу и не увидишь.

Крепкая надежная кабина. Вот только как ее поднять наверх?

Нэй усмехнулся:

— Где ваш лазарет, покажешь?

Парень поклонился, и они вышли из башни. Пересекли главную площадь. Нэй снова взглянул на целующихся Ката и Бата, головой мотнул, а если считать, что Кат ему еще и подмигнул, то вообще полный абсурд и мистика.

Но дальше — больше…

В лазарете на данную минуту находился только один пациент, точнее, пациентка — Риана. Ей сделали перевязку, и она уснула. Но при этом Сэм неотлучно сидел возле ее кровати.

Нэй постоял рядом, перекинулся парой фраз с Элли и Артуром, понял, что все хорошо и нормально, и обратился к Сэму:

— Сэм, друг мой, помощь нужна.

Хм… Ноль внимания!

— Сэм, ты не мог бы оторваться от созерцания спящей красавицы и помочь мне?

Полное игнорирование слов Нэя!

Что вообще происходит?

— Сэм, я к тебе обращаюсь! — Нэй подошел очень близко к орчу.

И только его реакция спасла от удара. Но орч не бил, он просто отмахнулся! Отмахнулся! Рукой так в сторону…

Вот взял, просто так и отмахнулся… от Нэя!

— Сэм, э… на пару слов выйдем давай! Сэм! Слов на пару! Живо! — последнюю фразу сказал очень громко.

Так громко, что задребезжали стекла в маленьких окошках лазарета и Риана проснулась.

Посмотрела на Нэя, который виновато пожал плечами, на Сэма указывая. А затем возложила маленькую свою ладошку на огромную ручищу Сэма:

— Иди! — было сказано очень по-доброму, но с властными нотками. Как может только женщина обращаться к мужчине.

Вот тут Сэм наконец повиновался и встал. Нэй, который был раза в четыре меньше орча, схватил того за край жилета-разгрузки и потянул в сторону от кровати. Затолкал в какую-то то ли комнату, то ли подсобку, было тесно им двоим, и дверь так закрыл. Подсобки были везде, и это хорошо.

— Я не понял, Сэм, что происходит? Я прошу помощи, а ты ноль внимания! — развел Нэй руками.

— Прости Нэй, но теперь не ты мой нурч, а она! — и носом засопел.

— Э… — это было неожиданно. — И кто я теперь для тебя — «никто», что ли?

Орч не ответил.

М-да. И в самом деле крышу снесло от любви, хотя, говорят, у орчей такое бывает, ничего не видят, когда их демоны сердец резвятся. Ну, это мы еще посмотрим…

Нэй выдохнул:

— Хорошо! — развел руки и так о бока ладонями хлопнул. — Раз я для тебя никто, то тогда давай снимай цепь и все из карманов вытаскивай. Все, что принадлежит мне, Элли, Артуру! Давай! Давай! — и рукой так показал, как бы помогая или заставляя.

— Зачем? — это прозвучало очень удивленно.

О! Кажется, начал оживать. Это хорошо.

— Ну, сам посуди, раз я перестал быть твоим нурчем, то ты, по вашим законам и традициям, просто не имеешь права носить чужие вещи и обладать ими. Новый нурч — это новая жизнь, которая не должна осложняться вещами прошлого. Поэтому, как ты мне сам об этом рассказывал, орч избавляется от всего старого и ненужного. Так как впереди у него новая жизнь. Так что давай выгребай все из карманов. И цепь сымай и вот сюда в уголок ее сложи! — сказано было резко и властно. При этом Нэй уже поднялся на уровень глаз орча. И уперся в них своим взглядом.

— Но ты мой друг!

Да! Крыша начинала возвращаться на место, это тоже очень хорошо. Нэй усмехнулся:

— Сэм, ты уж определись! Или я никто — «нурх», — или я твой друг. Если никто, «нурх», то все твои выкрутасы вполне оправданы, так как «никто» для орчей пустое место. Но если я твой друг, то тогда возникает закономерный вопрос: — Какого рожна ты все это устроил, и что с твоей крышей? — сказал Нэй очень резко, так что даже Сэм дернулся назад, от этого крика. Но дальше Нэй продолжил уже более спокойно: — И если я твой друг, то, может, ты оживешь и поможешь другу? — сказал с улыбкой и руки развел.

Сэм закачал головой:

— Да. Да! Конечно, помогу! — и оскалился-заулыбался.

Нэй с облегчением вздохнул. Крыша орча, кажется, встала на место, но для закрепления Нэй проговорил:

— Ты, кстати, ей тоже понравился.

— Правда? — и Сэм снова стал мыслить нормально, потому что спросил: — А откуда ты знаешь? — это уже был прежний орч Сэм. Влюбленный, но нормальный.

Нэй усмехнулся:

— Мы с ней общаемся через астрал. Она первый разумный, с которым я могу общаться через астрал, не выходя из себя! Я, конечно, уже давно полный псих, — Нэй покрутил у себя у виска. — Но слышать голоса в голове — это довольно забавно, — и открыл дверь подсобки. — Пойдем, поможешь мне.

— Да. Конечно! — и Сэм тут же остановился. — А как же она?

Нэй вздохнул, мотнул головой. Не началось бы снова.

— Сэм, она дает слово, что никуда не исчезнет. К тому же поможешь мне — и сможешь вернуться к ее кровати!

Сэм радостно закивал головой.

Ну, ребёнок, честное слово!

Очень опасный ребенок.

Когда выходили из подсобки, Нэй украдкой от Сэма и от всех перекрестился, причем на христианский манер.

А возле подсобки толпа уже собралась. Элли тут и Артур, и куча адептов Ордена. Все удивленные и любопытные.

— Все в порядке, господа. Были небольшие разногласия, которые, к вящей нашей радости, улажены, — проговорил Нэй, а у самого капельки пота на лбу, и направился на выход из лазарета.

Снова быстро пересек площадь, теперь показалось, что подмигивает ему уже Бат. Мотнул головой от наваждения. Быстро объяснил Сэму, что нужно делать, и уже через пару минут был на месте.

Внутри башня казалась еще больше в диаметре, чем снаружи. Сама лестница огибала всю башню по внутренней окружной стены, кое-где создавая площадки для дверей в комнаты. Всего площадок было пять. А вот лифт, изначально не являющийся частью функционала башни, был устроен с внешней стороны. Но, видимо, тот, кто заказывал лифт, любил комфорт, а на лифте ведь всегда комфортнее подняться, чем по ступенькам идти, но при этом явно боялся высоты, так как сама шахта лифта была глухой пристройкой к башне, а сама кабина лифта выглядела как тюремная камера, довольно тесная и неудобная, с решётчатой ажурной дверью. Человек, ее создавший, явно клаустрофобией не страдал, но не без комплексов.

При этом остановиться лифт мог только один раз, где-то посередине башни. И второй раз — это цель подъема — кабинет-апартаменты Великого Магистра Ордена Ката и Бата. Именно на последней, шестой площадке и заканчивала путь лестница в четыреста двенадцать ступенек.

Кабина остановилась на этаже, сигнал, специальный звонок, достиг низа, а значит, тот, кто поднимал лифт, мог отдохнуть. И Нэй надеялся, что Сэм придет и опустит лифт, если позвать. И Риана пообещала посодействовать.

Нэй подошел к двери в кабинет, но не стал стучать, а просто ее открыл.

Его встретил именно тот вид, который и представлялся ему по слухам.

Почти круглое помещение, вход отрезал немного от правильной окружности, в диаметре ярдов пятнадцать. То есть кабинет занимал всю окружность башни, лестница ведь не мешала, а заканчивалась на этаже.

Ухоженное, приятное помещение. Без неприятных запахов, хотя книг здесь было несколько стеллажей. И даже одного взгляда было достаточно, чтобы понять, что многие фолианты очень древние.

Напротив входа, у дальней окружности, располагалась винтовая лестница наверх. Спальня, если слухи верны. Но и она не была последним этажом. Последним была крытая обзорная площадка.

Справа и слева от входа большие окна, рядом с ними два больших дубовых стола, похожих как две капли воды. Но кресло только за одним, который справа. Как понятно, рабочее место Великого Магистра. Но если кто-то думал, что за этими столами сидели Кат и Бат, то глубоко ошибались. Цитадель, как и Башни, были построены намного позже основания самого Ордена. И Великий Магистр был только один, а не два, как думали некоторые. Поэтому и кресло одно.

Между входом, окнами и винтовой лестницей напротив и располагались четыре книжных стеллажа-шкафа до потолка, три ярда в высоту, наполненные множеством книг. В самом помещении было множество сундуков и столиков, на которых лежали, стояли, пылились разные фигурки, и интимные тоже, и инструменты — от ключей до астролябии. Без особой системы, но было довольно любопытно.

Но Нэя привлек предмет в самом центре этой комнаты-кабинета.

Мировой глобус!

Эрта собственной персоной!

Нэй подошел к глобусу и первое, что увидел, это Каракрас, но на удивление маленький по сравнению с диаметром шара-глобуса. Но так казалось. На самом деле Каракрас — один из самых больших континентов Эрты.

Самый большой — Восточный, который начинался за Горскими горами, уходил далеко на восток и, даже поднимаясь к северу, задевал своими землями северную вершину мира! И если повернуть глобус по часовой стрелке, то можно было увидеть на востоке Великий океан, который и разделял Восточный континент и Каракрас. То есть если отплыть от Восточного континента на восток, то через какое-то время можно было приплыть к берегам Каракраса. Ну или наоборот, отплыв из портов Лигурии на запад, приплыть к побережью Восточного континента.

Хотя нет. Здесь тоже была своя Америка. Посередине Великого океана располагалась цепочка островов с севера на юг. Причем…

Хм… Интересно. На глобусе было написано:

«Неизвестные земли. Возможно, единый континент».

Очень любопытно.

На самом деле Великий Катаклизм задел все материки, и, может, даже соединил эту цепочку островов в единое целое. Кто знает.

Ниже от Каракраса был расположен Бамбатур, третий и последний континент Эрты. Южнее него — только льды Холодного океана. Учитель называл его Южно-Ледовитый Океан, и всегда с улыбкой говорил, что Эрта — это перевернутая Земля, где Антарктида и Арктика поменялись местами. Но у Эрты более мягкий климат, чем на Земле. Зимы здесь не такие холодные, даже на северных островах Каракраса. Может быть, от того, что ось наклонена не так сильно, как у Земли. А может, из-за энергии внутри Эрты.

И тропики не такие жаркие. Но это, скорее всего, от воды. Срединное море на востоке и Эльфийское море на западе, которые разделял Змеиный язык, несмотря на южное расположение, моря холодные, которые и создавали своеобразный мягкий климат на юге Каракраса в Ликсии и Лигурии, и на севере Бамбатура. Но пустыня Сах тут была самая настоящая и очень страшная, если оказаться там в одиночестве и без воды.

И ещё Эрта, земля высоких разумных. И Нэй со своими ста семидесяти шестью сантимами, можно сказать, лилипут, так как средний рост Эрты сто девяносто один сантим. Пятнадцать сантимов, скажете, мало? Огромная разница. Огромная…

Нэй еще немного покрутил шар. Надо будет обязательно поинтересоваться у Великого Магистра, где можно раздобыть столь дивное произведение искусства и географии.

Подошел к одному из стеллажей и провел рукой по шару фаера, который, мигнув, включился. В комнате на потолке тускло светила люстра, но как ее включить на полную мощь, Нэй не знал. Впрочем, огня фаера вполне хватило, чтобы осмотреть стеллаж.

А вот на полках второго стеллажа между лестницей и левым от входа окном Нэй, к своему удивлению, обнаружил интересную книгу:

«Записки Чужого Историка в исполнении и написании доктора наук исторических, достопочтенного и умнейшего Ларса Торвида рик Торсена».

Очень интересно! В своих записках Учитель просто подписывался, без всякого пафоса и патетики. А тут. Да еще и умнейший!

Сверху послышался какой-то скрип. Нэй на это только усмехнулся. Правильно, пусть мир подождет.

Выдернул книгу с полки и, оглянувшись, направился к столу Великого Магистра. Надеюсь, он не будет в обиде, если на десяток минут Нэй займет его место.

Сел, очень удобно, и открыл книгу на первой попавшейся странице.

Хм…

Книгу, видимо, так часто открывали именно на этих страницах, что теперь она сама так открывалась.

Ну что же, Нэй как раз и хотел именно эту статью и почитать.

* * *

Историческая справка.

Орден Ката и Бата.

Как всем известно, Орден основали два друга, два любовника и два Великих Подвижника Веры — Кат и Бат. Создали за два года до своей смерти, как раз на том месте, где сейчас и высится Цитадель Ордена Ката и Бата. И это еще одна из причин, почему Орден так и не переехал в Мир Рошанский, а остался на святом для своего сияния месте.

Странная смерть Ката и Бата, когда они спина к спине более десяти часов отбивались от собак и воинов, их натравивших, у некоторых историков и теологов вызывала странные вопросы к Великому Скирии. Почему он дал им умереть? Почему он не защитил их? Не взял к себе раньше, чем их настигла смерть?

Можно сказать, богохульные вопросы, но почему-то именно и только смерть Ката и Бата вызывала их. Так как много Подвижников веры отдали свою жизнь за учение Великого Скирии, но никто не вызывал столько споров и дискуссий, как Кат и Бат.

Но у меня есть ответ на этот вопрос. Думайте что хотите, но мне поведал его сам Скирия! Да, да! Не удивляйтесь дорогие читатели. Ну, или мне так кажется, но в этом ответе весь Скирия, поэтому и верится в его искренность:

— Почему не спас? Почему дал умереть? Потому, что люди смертны! Помоги я им, и они стали бы бессмертными телом! Но бессмертные телом уже есть в этом мире! И бессмертие — это не дар — это проклятье. Потому что бессмертие тела — это бездушность бытия! А значит, Кат и Бат потеряли бы душу, обретя бессмертие! И Бессмертие видит смерть других, тех, кто не получил этот дар. Видели бы смерть своих друзей, близких, родственников и просто людей, которым они несли Мое учение. И что это означало бы? Что мое учение дарует бессмертие тела, но отбирает душу у всех, кто идет за мной? Поэтому я дарую лишь бессмертие души, но никак не тела. Тело — это всего лишь часть существования, часть мига, часть дороги, по которой идет душа, возвышаясь и возносясь над бренностью мира! И даже мне не дано знать, чем этот путь может закончиться. Может, истинным бессмертием души. А может, ее гибелью окончательной?

Почему не защитил? Защитил! Взял их души к себе и отправил их в странствие по Мирам, и, быть может, в какой-то момент они снова возродятся в этом Мире! И принесут свою мудрость людям. А если и не возродятся, то их мудрость все равно не пропадет, потому что она в сердцах людей не только тех, кто воспринял образы Ката и Бата близко к сердцу, а и тех, кто далек от понимания их образа, но восхищается их духом, силой и праведностью!

К чему я привел эти слова, услышанные мной во сне? А может я их сейчас придумал, кто знает.

К тому, что Кат и Бат — Великие Подвижники Веры. Что их деяния — уже история. А их смерть произошла не по причине их бытия и любви друг к другу, а только из-за Веры, которой они были преданы до конца свей жизни. И они не просили Скирию спасти их, а погибли, именно защищая Скирию от наветов и зла.

Поэтому не стоит снова и снова задавать вопросы: почему не спас, почему не защитил. Потому что Скирия и так даровал им бессмертие в наших сердцах и в нашей памяти, и в наших мыслях.

Впрочем, кто-то из теологов по-своему объяснил интерес к Кату и Бату, именно из-за их любви друг к другу. Некоторые даже здесь в Каракрасе не могли свыкнуться с мыслю, что можно любить мужчине мужчину, а женщине женщину. Поэтому и задавали вопросы! И даже больше! Размышляли, а может, и Скирия тоже?

Правда, говорили, того, кто первый задал этот вопрос, разбил паралич, да и у меня что-то рука разболелась, которая пишет эти строчки.

В общем, не будем больше измышляться о Великих.

Но об Ордене Ката и Бата можно все-таки сказать еще пару слов.

По числу адептов Орден малочислен. Считается, что количество адептов колеблется в районе двадцати пяти-тридцати пяти тысяч. При этом быть «ормейном» — одноположным: термин, применяемый для обозначения людей, у которых сексуальная ориентация на однополые связи, — и не быть адептом Ордена Ката и Бата практически невозможно. Это не значит, что Орден насильно заставляет вступать в свои ряды, но старается замечать всех и вести по жизни.

Так же у Ордена существовала так называемая система «смены полярности» — официальный их термин, — когда специальными зельями и оборотными средствами они помогали человеку обрести себя или, наоборот, изменить себя, если жизнь ормейна им не воспринималась. Говорят, работало почти пожизненно, нужно просто раз в определенное время возвращаться в Орден для процедур. Поэтому на самом деле адептов Ордена намного больше, они просто другие.

Что касается сословного состава, то тут молва, можно сказать, права, считая, что большую часть адептов составляли люди из высших аристократических родов. Как говорится, людям делать нечего, вот и пускались те во все тяжкие. Но, если честно, то попытки в историческом прошлом сохранять свою кровь в неприкосновенности закручивали такие геральдические спирали отношений, что даже Маркитону V, так и не удалось их распутать до конца. Но сейчас все более-менее утряслось, и скорее быть адептом Ордена Ката и Бата — это дань странной моде, чем искренние отношения. Хотя бывала и любовь.

Еще в Ордене очень большой Архив, большая часть которого состоит из рисованных портретов адептов Ордена с момента создания. Для чего это было принято, не совсем понятно — мне они так и не раскрыли истину, — но коллекция впечатляет не только количеством, но и качеством рисунков. При этом каждые сто лет рисунки обновляются.

На этом закончу. Я вообще, честно говоря, не хотел много говорить об этом Ордене, так как все-таки мои взгляды немного не соотносятся с пониманием образа Ката и Бата. Великие да, но вот что-то в них не так. Тут я улыбнулся…

Вот вроде и все.

Да! Голова моя садовая. Чуть не забыл рассказать о двух окнах кабинета Великого Магистра!

Эти окна смотрят совершено не туда как кажется.

Из первого окна, любого окна, возле которого не было кресла Великого Магистра, можно увидеть пустыню Сах! Правда, не совсем понятно, что за место видится наблюдателю. Но считается, что именно тут Кат и Бат медитировали перед тем, как вернуться на Каракрас и продолжить свою апостольскую проповедь. И именно после этого возвращения они и создали Орден, а потом погибли в неравном бою.

Из второго окна, возле которого расположено Кресло Великого Магистра, и тоже любого — как известно, Великие Магистры любили и любят делать перестановки, но это не меняет видов из окна.

Так вот, из второго окна можно наблюдать Башню Ордена Ассасинов!

 

Нэй с удивлением отложил книгу, встал и подошел к окну.

Ну, сначала был обычный, вполне обычный вид из окна, ночной вид, даже утренней дымки еще не видно. Но уже через несколько секунд окно вдруг заволокло туманом, а когда он принялся клубами рассеиваться, то в этих клубах вдруг возник солнечный день и Башня в некотором отдалении, с Красной кирпичной кладкой в виде огромной буквы «А»!

Прошло еще несколько секунд — и снова дымка тумана и ночной вид из окна…

Нэй минуты две постоял возле окна и, к своему удивлению, раза четыре наблюдал Башню Ордена Ассасинов, причем не только в солнечный день, но и в дождь, и в снег, и не только днем, но и ночью. Как будто взгляд Нэя как наблюдателя был переключателем каналов. Ну, одного канала, но с разным оформлением.

Нэй усмехнулся и сел снова в кресло, чтобы дочитать историческую справку.

 

Так вот, из второго окна можно наблюдать Башню Ордена Ассасинов!

Не совсем понятно, что связывало Ката и Бата с этим Орденом, но что-то очень тесное, если вид из окна указывал на Башню-Цитадель самого засекреченного Ордена Каракраса.

Тайна, покрытая мраком.

Вот на этом точно все.

Из книги: «Записки Чужого Историка Ларса Торсена».

* * *

Нэй отложил книгу и поморщился. Нет, не из-за статьи или какого-то мнения, предубеждения перед тем, о чем прочитал. Вовсе нет. Что-то именно при чтении книги не давало ему покоя.

Но, закрыв книгу, он сразу понял, что было не так. Это письменный прибор на столе Великого Магистра. Все здесь, по первому впечатлению, было обычно. Непроливайка, стакан с несколькими гусиными перьями, несколько лотков уже с перьями вечными, металлическими, лежащими горизонтально. Как чернильница, так и стакан были из золота и стояли на обрамленной золотом малахитовой платформе. А вот между ними…

Между ними стояла моделька автомобиля Форда, и если знать латиницу — Нэй знал, кстати, буквы ангулемского-«гулька» и латиницы очень близкие по духу алфавиты, — то можно было прочитать: «Ford Model T 1921 year». Тоже вся из золота, с мельчайшими подробностями в деталях. Лишь шины колес резиновые, коричневые, и тент тряпичный, но из черной ткани.

Нэй так и застыл в осознании того, что Великий Магистр Ордена Ката и Бата мог быть попаданцем.

Впрочем, Нэй благодаря знаниям Учителя уже сам был и жил почти как попаданец. Если не хуже…

Попаданцу-то что? Решай свои проблемы, если хочешь вернуться назад, или живи и изучай новый мир.

А Нэю? Возвращаться некуда, потому что это его мир, а жить приходится, решая странные проблемы. И свои ли они, эти проблемы, вот в чем вопрос.

Хотя чего это он разворчался, как старый дед?

Жизнь прекрасна, особенно если знать, за что живешь и к чему стремишься!

Наверху послышались еще скрип и голоса. Видимо, сонное царство закончилось, и те, кого ожидал Нэй, решили наконец вернуться в реальный мир.

Голоса усилились, и по винтовой лестнице начали спускаться двое. Причем продолжали о чем-то весело переговариваться. Хотя почему о чем-то, Нэй как раз слышал, о чем — о прекрасной ночи любви.

Как говорится, у каждого свои прелести и вкусы.

А еще у самой лестницы, когда двое остановились, они слились в страстном поцелую. Ну и, конечно, по закону жанра, Нэя увидел самый молодой из этой пары. Глаза его расширились от удивления, и он отскочил от своего напарника. И только после этого Великий Магистр повернул голову в сторону Нэя.

Нэй уже стоял возле стола, можно сказать, почти сидел, но лицо его было совершенно бесстрастно. Мало ли что он видел и еще увидит.

— О-о-о! Оказывается, у нас гости, — Великий Магистр чисто инстинктивно запахнул халат, при этом его молодой любовник был уже одет в выходное платье.

Нэй положил книгу, которую продолжал держать в руках, на стол и направился к мужчинам. Подойдя, протянул руку сначала Великому Магистру:

— Нэй дер Вейн, Ваше Владычество!

Великий Магистр улыбнулся:

— Хм… Приятно встретить столь знаменитую личность, — ну, это он загнул, конечно, но приятно было. — Аброскил Джилим Берримор, Ваше Высочество, — он пожал руку и поклонился. — А это мой молодой друг — Гавр Бер.

— Я знаю, — Нэй улыбнулся, пожимая руку Гавру. — Сходи вниз, там тебя отец ждет, поговори с ним.

— Я боюсь, — сказал тот и покраснел.

— Иди, не съест он тебя, — проговорил Великий Магистр, чуть подтолкнув Гавра к входу.

Тот как-то обреченно вздохнул и побрел на выход с опущенной головой.

Когда он исчез за дверью, Нэй проговорил:

— Нужно было отца пригласить и поговорить всем вам вместе. И намного раньше.

— Согласен с вами. Но порой мы тянем в надежде, что все само собой утрясётся, уляжется. И иногда это получается…

— Но по большему счету проблемы только нарастают, как снежный ком, — закончил фразу за Великого Магистра и как-то невзначай взял в руки модельку автомобиля.

Берримор хмыкнул:

— Здесь, в этой башне, редко бывают посетители, поэтому мне не приходится объяснять, что это за штукенция. А если и объясняю, то говорю — самодвижущаяся повозка из архива да Вирши. И все верят.

— Но мне вы это говорить не будете, — Нэй усмехнулся.

— По глазам вашим вижу, что вы и так знаете, что это.

— Знаю. Но понять не могу, почему именно он? Эта модель и этот год?

Великий Магистр пожал плечами:

— Мой отец очень разбогател на Первой Мировой Войне, надеюсь, вы знаете, о чем я? — Нэй мотнул головой. — И решил прикупить автомобиль. Конечно, не золотой, хотя отец мог себе и это позволить, это уже Том Леонардо, наш главный Архивариус, сотворил, когда я ему рисунок показал. Чертеж. Сказал, пусть будет золотым! — он усмехнулся. — Мне как раз было четыре года. Прекрасное милое время, — и вздохнул. — Но вы ведь пришли не мои рассказы слушать о прошлой жизни.

— Можно и их послушать. Любопытно видеть то, что невозможно понять.

Великий Магистр увидел книгу, которую читал Нэй:

— Интересная книжка, любопытный взгляд на этот Мир.

— Ее автор был моим Учителем.

— А мне другом…

Оба улыбнулись. Нэй засунул руку в карман и вытащил сложенные два листа бумаги, развернул их и протянул Великому Магистру:

— Я бы хотел понять, кто они и откуда.

— Прекрасные портреты! — тот посмотрел на Нэя: — Вы рисовали?

— Друг, но моей рукой, — Великий Магистр замешкался, не поняв фразы. — Это долго объяснять. Так можно узнать, откуда они? Вы ведь храните не только портреты адептов, но и их биографии.

— Только то, что они расскажут сами, мы не проверяем их информацию.

— Но в каждой, даже ложной информации всегда есть крупицы правды.

— Вы очень умный человек, Ваше Высочество!

— У меня был хороший Учитель!

Снова улыбки обоих.

— Я пойду приведу себя в порядок, — Великий Магистр дернул себя за халат. — Негоже Великому Магистру беседовать с гостем в таком виде. Но я быстро, так как чувствую, что ваше время дорого.

— Я не тороплюсь, но хотелось бы побыстрее, — улыбнулся Нэй.

— К услугам вашим, — Великий Магистр склонил голову и быстро направился к винтовой лестнице в спальню, где был, видимо, и гардероб.

Что ж, скоро Нэй получит ответы на свои вопросы. Ну, хотя бы навязчивые мысли исчезнут. Он на это надеялся.

7 октября (ос) 1440 года от Пришествия Скирии.

Цитадель Ордена Ката и Бата.

Утро.

Архивные дела.

Великий Магистр и в самом деле ждать сильно не заставил. Минут пять, не больше. Впрочем, это время дало возможность Нэю через Астрал переговорить или «связаться» с Рианой и попросить ее отослать Сэма к колесу-подъемнику лифта. И он был уверен, что орч уже ждет звонка, чтобы начать спуск лифтовой кабины.

Поэтому Нэй очень удивил Великого Магистра, когда направился не к лестнице, а к лифту.

— У вас есть кому поднять и опустить лифт?

— Да, — Нэй улыбнулся. — Правда, это далось нелегко, — он нажал на звонок, и через несколько секунд, кабина, дернувшись, начала свой путь вниз.

— Ваше Владычество, можно задать вопрос?

— Просто Джил, Ваше Высочество. И давайте на «ты».

— Тогда и меня зовите просто, Нэй. И тоже на «ты».

Оба улыбнулись:

— Принято, Нэй. Задавай свой вопрос, хотя я думаю, что знаю его.

Нэй понимающе качнул головой:

— Как ты сюда попали, Джил?

— Именно об этом вопросе я и подумал, — тот грустно вздохнул. — Это печальная история. Мне сорок лет. На дворе пятидесятые годы. Их середина. Только что отгремела Вторая Мировая. Великобритания поднимается из руин. Жить бы и радоваться. Но тут выходит закон по борьбе с гомосексуализмом. Под который попадают все, даже великие, вплоть до Тьюринга, — Нэй качнул головой, он знал это имя. — И всем грозит лоботомия. Что делать? Мы с моим другом, ничего не придумали лучше, чем бежать в глушь, в деревню. Но из огня да в полымя. В городе, в Ливерпуле, можно было еще спрятаться, а в деревне? Все ведь на виду. Глупо себя повели, нас и вычислили. Точнее, сердобольные граждане выдали. Нас и схватили.

Лифт щелкнул и застыл на конечной своей точке. Можно было открыть резные дверцы кабины и выходить.

Вышли…

Нэй поблагодарил орча и тот стремглав — вот честное слово! — побежал обратно в лазарет. Ну, крышу ему явно сорвало, но хоть адекватность появилась.

— Какой-то странный у вас друг, — проговорил Джил.

— Это любовь, — хмыкнул Нэй.

Они уже шли по площади, правда, теперь ни Кат, ни Бат ни подмигивали. Значит, показалось.

На открытой террасе Нэй заметил Гавра и Марна Беров, сидевших друг против друга, за столом, но беседовали они вроде вполне мирно. Хорошо.

Нырнули в арку и вышли еще на одну площадь, на которой в дальнем конце располагалось в отличие от остального новое двухэтажное здание, белого цвета:

— Когда-то Архив находился в подвалах, и в довольно плачевном состоянии. Стало понятно, что еще пара подтоплений, и реставрировать будет уже нечего. Вот я и решил отстроить это здание, с защитой от воды и с системой холодного огня. Как-то провели эксперимент с горящим архивом и применили холодный огонь. Это меня и убедило в его эффективности, — и Джил вернулся к своему рассказу.

— В общем, нас пришли арестовывать трое полицейских. Мы ведь не бандиты какие-нибудь, а просто немного не такие, как они считали. И тут мой друг Лермонд, телосложением не отличавшийся, напал на полицейских! И кричит такой: «Беги, Абро!» Ну я и побежал. У нас был автомобиль, сел в него и погнал. Правда, недалеко. Через десяток миль меня занесло, машина свалилась в кювет, а меня выкинуло из машины. Чувствую, кровь на голове, и воду, в какую-то лужу плюхнулся. А потом чувствую, что выныриваю! Оказалось, что выбросило меня на берег совсем рядом с Цитаделью Ордена Ката и Бата. До сих пор не знаю, это знак или случайность, — задумчиво улыбнулся Джил.

— Каракрас ничего не делает просто так.

— Я об этом слышал, но до сих пор не могу привыкнуть к странностям этого мира и магии, — Великий Магистр поправился: — Техномагии.

Вошли под своды Архива. Здание было двухэтажным, но при этом этажи были очень высокими, что внешне было не так заметно. Первый так вообще терялся где-то в вышине. Пять ярдов, не меньше.

— Том! — крикнул Великий Магистр. — Том! Леонардо! — и обратился к Нэю: — Том, мой друг, но он «жермейн», принципиальный и свято чтящей традиции обычной, привычной семьи, — и усмехнулся. — Иногда мы с ним спорим по этому поводу, до хрипоты, а потом напиваемся! Но он именно мой друг. Просто друг, — проговорил он немного с сожалением.

Наконец из-за стеллажей появился моложавый мужчина, лет шестидесяти на вид, в таком же, как и все адепты ордена, голубом балахоне, и черный как смоль! И со сверкающими белыми зубами!

Негр! Именно что негр, самый настоящий, а не нубар — назовите нубара негром, набьют морду, при этом нубаром называйте сколько хотите, они даже гордятся! Ну, то есть если ввести некоторую политкорректность, то — афрокаракрасец. Попаданец, одним словом!

— Джил! — раскрыл свои объятья Том и, снова сверкнув своими белоснежными зубами, заключил в объятья Великого Магистра. — Ты совсем забыл дорогу к старику Тому!

— Все дела, Том.

— Он всегда так отвечает, — теперь Том обратил свое внимание на Нэя. — Вы, молодой человек, явно не «ормейн», то есть не любовник моего друга. А значит, вас сюда привела совсем другая история.

— Вы проницательный человек, Том, — видимо, и слово «любовник» будет преследовать Нэя теперь всегда, везде и всюду. — У меня и в самом деле совсем другая история, — и он протянул Тому нарисованные портреты.

— Я вас покину, друзья мои, и в самом деле дела. Нужно готовиться к Празднику Основания, приедет множество гостей и адептов, нужно соответствовать. Том, Ваше Высочество, — и откланявшись, Джил направился к выходу из Архива.

— Ваше Высочество? — Том удивленно посмотрел на Нэя. Воссияния-то у него королевского не было.

— Всего лишь Принц Слова — Нэй дер Вейн и побратим Принца Крови Артура вис Лонгбарда.

— Но вы же «жермейн»!

— Почему всем кажется, что Принцем или Принцессой можно стать только через постель?

И тут Том Леонардо рассмеялся:

— Простите меня, Ваше Высочество, Нэй. Простите. Просто я постоянно нахожусь в таком месте, что немного схожу с ума. И только дома, с милой Орленой, чувствую себя в своей тарелке. Но, утром снова на работу.

— В вашем мире тоже не любят таких, как они?

— Там, где я жил, не любили негров, где суд Линча стал почти нормой, — грустно проговорил Том. — И если взять нашу шкалу времени, то жил я лет на сто раньше Абро. Правда, как мы потом выяснили, и в другом несколько мире. Но мне здесь нравится.

Они уже шли по коридору между стеллажами, наполненными почти одинаковыми папками формата А3, большими и на вид тяжелыми.

— Здесь вообще нет расизма ни в каком виде! И это мне импонирует.

— А как же Орден Ку-клукс-клана? — Нэй слышал об этих маргиналах Каракраса.

— Это бедные больные люди, белые люди, — усмехнулся Том. — Может, они бы и добились своего, привили бы людям ненависть к другому цвету кожи. Но посудите сами, Ваше Высочество. Как вы думаете, что сделает орч, если эти идиоты обзовут его недочеловеком? Или низшей расой? Или трюмберга? Или, не дай бог, эльфа? Что? Правильно! Орч соберет своих собратьев и разрушит их Цитадель, что уже происходило в истории. Трюмберги у них не работают, и говорят, в их Цитадели высшей расы стоят постоянные вонь и грязь. Ну, а эльфы им просто запретили находиться на своей земле. Да и правит здесь, в мире Каракраса, Арка Благородства, и как я знаю, воссияние у этих «высших» белых людей у многих слабее, чем даже у меня. Кровь одна на всех, а кто ее носитель — негр, белый, нубар, орч или кто-то еще — Арке Благородства совершенно безразлично.

— Вы философ, — Нэй проникся уважением к этому человеку.

— Здесь уже немного изучал, — остановился Том, задвинул ящик картотеки и посмотрел на Нэя. — А знаете, как я сюда попал?

— Было бы интересно узнать, Том. И давайте на «ты».

— Хорошо, Нэй, — он снова выдвинул очередной ящик, принялся смотреть карточки, но при этом продолжал говорить: — Гражданская война закончилась, негры получили свободу, но на самом деле это была фикция. Нас как убивали, так и убивают до сих пор. И нам троим: моему отцу, мне и младшему брату угораздило спасти от таких же негров молодую белую девушку и ее парня. Даже пару долларов в благодарность получили. А ночью нас прихватили и даже тех идиотов тоже, ну и никакого суда, а почти сразу петлю на шею и «фи-ни-та ля комедия». А знаешь, какая причина? Мы просто дотронулись до нее и его. Просто дотронулись до белых людей! А как мы бы их развязали? Честно говоря, так и не знаю, что произошло и почему, но и доллары приписали, вроде как мы их ограбили! В общем, тащат нас к виселице, и тут отец разрывает путы, он у меня силач был, двух охранников головами стукнул, ну и закричал: «Бегите!» Ну, мы все и побежали! Смотрю, речка — прыгаю и чувствую, что в голову то ли камень, то ли пуля, а в следующее мгновение меня уже кто-то вытаскивает из воды! Ну, думаю, теперь все, конец мне пришел. Но ни криков, ни ударов, а рядом Аброскил сидит, тоже весь мокрый. Это он меня из воды вытащил. Говорит, хотел утопиться, а тут моя голова перед ним возникает, — усмехнулся Том. — В общем, в один день попали в этот Мир. И подумали, а чем черт не шутит, пойдем искать жизни в этом Мире. И как видишь, нашли.

Он выдвинул очередной ящик и, передвигая карточки, проговорил:

— Очень яркий беретик, даже в карандаше. И кажется мне, что видел я его или даже рисовал.

— Да, вещь запоминающаяся. И когда я рисовал портреты, даже самому эта вещица показалась любопытной.

— Портреты, кстати, очень хорошие. У тебя талант!

— Это не я рисовал, а друг, но моей рукой…

— Как это? — Том отвлекся от картотеки и с удивлением взглянул на Нэя.

— Иногда мы с ним общаемся, — и это была истинная правда. — Только это не совсем нормальное общение.

Том усмехнулся:

— Нэй, я уже давно понял, что здесь, в этом мире, на Каракрасе, все немного ненормальные. Так что это вполне нормально, — выдернул очередную карточку. — Вот, нашел.

И они двинулись по коридору между стеллажами, но уже по левому от центрального. И в обратную сторону, ко входу в Архив. Том держал в руке две карточки: и на Буга Дарби, и на Арфо Кута. Так что в этом вопросе для Нэя ни оказалось никаких таинственностей. Шли, и Том постоянно сверял номера на карточках и на стеллажах. Чтобы не пропустить нужный.

— Том, хотел спросить, а как вы старите портреты?

— Старим?

— Люди ведь стареют.

— А-а-а! В этом смысле! — улыбнулся тот. — По большому счету никак, — и пожал плечами. — То есть у нас нет задачи рисовать портреты каждые десять лет, например. Но очень много адептов сами приезжают в Цитадель на праздники. На Карнавал. Тогда мы предлагаем нарисовать портреты по новой. Иногда присылают нам портреты, написанные маслом. Правда, некоторые, хм… такие, что даже Абр, поборник несколько своеобразной свободы тела, не берется выставлять их в нашей Картинной галерее, — он хохотнул. — Там такое порой! Но, в основном, как я говорил, портреты такие, какими мы видели адептов в первые годы их жизни в Ордене. Здесь, — он остановился и свернул уже в межстеллажный коридорчик.

Нэй двинулся за Томом, но неожиданно замер, а потом ускорил шаг. Обогнал Архивариуса и подошел к столу возле стены, на котором возвышалась всем своим черным корпусом…

Вещь, которая здесь вообще не должна была быть! Вообще находиться тут никоим образом!

С ума сойти!

Копировальный аппарат!

«Челюсть нужно привязывать, Нэй!»

— Это то, о чем я подумал? — проговорил чуть охрипшим от удивления голосом Нэй.

— Ну, если ты думаешь, что это ксерокс, тогда да — это ксерокс, — Том наконец выдернул толстую папку с полки и двинулся к Нэю. На столе, где стоял ксерокс, было еще место для папки. Для папок.

— И эта штука работает? — тот говорил, но не дотрагивался.

— У меня создается впечатление, что ты тоже попаданец. Для этого мира ты слишком много знаешь.

— Учителя у меня были хорошие… ну, почти попаданцы.

Том понимающе хмыкнул:

— Когда-то работала, но некоторые детали сгнили, а заменить их смысла не было, так как он жрал столько энергии, что становилось страшно. Один час — стандартная синька, а это очень много. Но не выкинули, как память о странном времени и странном месте, в котором может появиться любая странная вещь.

Да, Нэй знал, почему гнили детали у такой техники. Так как к ней прикасаться могли только попаданцы, точнее, люди знакомые с этими технологиями, или как их еще называли, «стрелки» — могли быть жителями и этого мира. Прикосновения всех остальных как бы не были заметны поначалу, но потом разрушение шло в нарастающем темпе, и такая техника отключалась, ломалась.

Что касается оружия, то тут несколько иная проблема, но обычным людям — Нэй видел маузер Учителя, но брать его в руки не стал, во избежание последствий — оружие в руки тоже лучше не брать, иначе в руках «стрелка» оно могло просто взорваться. Но при этом оружие не рассыпалось в прах, как детали вот таких аппаратов. Видимо, оружие универсально для всех миров.

— Тут, я уверен, найдут свои технологии копирования, но думаю, это будет что-то другое, чем такой вот аппарат. Ну, и не сейчас, но может, мы и доживем.

Том протянул белые перчатки Нэю:

— Ты пока Буга Дарби посмотри, а я за Арфо Кутом схожу.

Нэй облачился в перчатки и открыл папку. И принялся разглядывать рисунки. В них чувствовалась свежесть, так как все портреты адептов Ордена выглядели молодо, красиво и приятно. То есть ничего древнего, поэтому и множество портретов на букву «Д». И Буг Дарби затерялся в этом множестве рисунков. Не с первого раза нашел.

А когда нашел, то не увидел ничего удивительного: обычный парень лет двадцати — при гибели ему было тридцать шесть лет. Только вот уголок платочка из кармана нагрудного выглядывал, как и при знакомстве. Видимо, это его фишка, но мало что говорящая Нэю.

Ну, и на обороте портрета место и год рождения с его, Буга Дарби, слов: «Дамания. Мелкая такая и жаркая. Южная Солия. 13 марта (ан) 1404 года от Пришествия Скирии». Нэй вздохнул, взял тут же лежащее на письменном приборе, вечное перо, обмакнул его в чернильницу и дописал: «Дата смерти: Королевский Лес, 24 июня (ин) 1440 года от Пришествия Скирии».

— О-о-о! — послышалось за спиной. — Редко мы узнаем о смерти своих адептов, кто нечасто к нам заглядывает.

Сказал Том и положил на стол еще одну папку, более пыльную и старую. Ну, да, Арфо Кут ведь постарше будет.

Портретов Арфо Кута оказалось целых четыре! Два были какими-то скукоженными, как и многие в папке, а два других почти свежие.

— Ах, да, — Том закачал головой, вспоминая. — Это одна из папок, попавшая в последний потоп, после которого, лет тридцать назад, Абр и решил строить отдельный Архив. Тут как ты можешь видеть Арфо Кута в двадцать лет и в тридцать лет, ну, а эти портреты мы уже при реставрации сделали.

Если перевернуть, то можно было прочитать: «Честно говоря, где родился, не знаю. Но где-то на севере, в Ровенском королевстве, возможно. 16 апреля (ар) 1372 года от Пришествия Скирии».

Какой словоохотливый. Нэй усмехнулся.

Что же касается портретов.

То на скукоженных от воды рисунках Арфо выглядел почти неразличимо. Карандаш стерся или, скорее, смылся. Но при этом одна деталь была очень заметна, что на «потопных», что на новых, реставрированных.

Нэй взял свой рисунок и архивный и, вытянув руки, как бы соединил два портрета.

— Том, что-нибудь в глаза бросается?

— Хм… — тот помолчал. — Да чтоб меня! Беретика нет! На наших портретах у Арфо Кута нет берета!

— Как ты думаешь, Том, — задумчиво проговорил Нэй, — человек часто меняет свои привычки? Особенно в головных уборах?

— Берет слишком заметный. Конечно, к старости мы можем и поменять привычки. Но этот берет все-таки модника, а не старика.

Нэй хмыкнул:

— А ты можешь найти мне еще одно имя?

— Все что угодно, — Том поклонился.

— Марон ди Ковил, альв. Рождение где-то тысячу лет назад.

— Он точно адепт Ордена? — с сомнением в голосе спросил Том.

Нэй пожал плечами:

— По некоторым сведениям, да. Но то, что он «ормейн» — это факт неоспоримый.

— Сейчас посмотрю, — Том ушел, а через несколько минут Нэй услышал его вскрик: — Е-е-есть!

А еще через минуту Том появился с очередной папкой:

— Ну, надеюсь, это тот, кого ты ищешь. Хотя ди Ковилов и ди Кавилов тут много. Был бы портрет, было бы легче найти.

— Ну, я видел его один раз, но не думал, что может пригодиться.

Том хмыкнул:

— А я и забыл совсем! Это ведь был самый первый портрет, который я перерисовывал! — он взял плотный лист и протянул Нэю. — И…

— Перерисовывал?

— Карандаш, графит — основное средство написания портретов, что сейчас, что тысяча, что полторы тысячи лет назад. И он имеет свойство затираться. Поэтому время от времени мои помощники отслеживают папки и перерисовывают блеклые портреты. Или как после того потопа. Или раз в сто лет начинается большая рисовка, или как мы называем, «чистка», потому что чистим папки, приводим рисунки в божеский вид. В общем, наводим портретный марафет. Но не восстанавливаем рисунки, потому что это сложнее. Да и бумага тоже имеет свойство портиться и иссушаться, даже в помещениях с хорошей системой хранения. Ну и как бы память о рисовальщиках прошлого. Поэтому особо старые или уже «тяжелые» рисунки, это когда уже ничем не помочь, мы отправляем в специальный архив, который уже почти никогда не тревожим. Ну разве что песок вытряхиваем. Конечно, жалко, но все эксперименты с магией ни к чему не привели. Рисунки, как и люди, умирают, — грустно проговорил Том.

Нэй, слушая Тома, смотрел на портрет. А на него с портрета смотрело лицо Марона ди Ковила, надменное, холодное, с любопытными женственными глазами. Да и сами черты лица были ближе к женским. Этакая женская надменность или жеманность. Ну, альвы, как и эльвы, все такие. И человек, и эльф одновременно.

А ведь этот человек, э… альв, был, говорят, отличным Охотником на Демонов! Что же стряслось с тобой, Маронис асто вис Нумис?

Нэй вздохнул. Ответа не последовало.

Но, главное в портрете было не это. Все эти мысли и вопросы всего лишь мысли и вопросы. Которых стало еще больше.

Потому что на голове Марона был…

Берет!

Вот это уже ни в какие ворота не лезло.

Нэй перевернул портрет и прочитал:

— Марон Адонис Фим ди Ковил. Родился в городке Лиф, та еще дыра, на юге Аркетского Королевства, в 432 году от Пришествия Скирии.

Год жизни совпадал со сведениями, известными Нэю. Тут вообще-то было портретов шесть одного Марона одного возраста. Видимо, он больше не появлялся, но со временем, как говорил Том рисунки имели свойство блекнуть, хотя портреты Марона сохраняли вполне достойную свежесть, как будто сами по себе сохраняли силу альва.

— Вот именно этот берет мне и запал в память. И больше такой шахматной раскраски ни у кого не видел.

— Да, беретик знатный, — Нэй снова выставил на вытянутых руках два портрета Марона слева и Арфо Кута справа. Представить было сложно, но береты были один в один!

Нэй даже мотнул головой от наваждения. Показалось…

Нет, показалось.

— Ты можешь мне перерисовать этот портрет?

Том хмыкнул:

— Этот забирай, а я уже не спеша его восстановлю, чем галопом по Европам. Не думаю, что у тебя есть время на ожидание.

— Ты прав, король ждать не будет.

— Король? — не совсем уловил мысль Нэя Том.

— Обед у его Величества. И уже завтра.

Том понимающе кивнул головой, и тут же жутко и истерично вскрикнул:

— Ты чего! — и прямо-таки вырвал портрет из рук Нэя, который уже собрался его сложить пополам или даже в четверть.

В руках Тома, как по волшебству, появилась тонкая папка, как у художников, с завязками, и он очень аккуратно, как достояние республики, положил туда рисунок. Закрыл папку, завязал тесемки и уже в таком виде вручил Нэю.

Тот вздохнул, и принял легкую, но довольно объемную папку.

— Не хочу, чтобы кое-кто раньше времени увидел этот портрет.

Том отчаянно махнул рукой:

— Ладно. Хорошо! Когда выйдешь из Архива, можешь его складывать как хочешь, но не на моих глазах!

— Извини. Рисунки как дети — это я понимаю, — Нэй засунул руку в карман и выгреб горсть синьки и положил на крышку ксерокса. — Надеюсь, этой платы достаточно?

— Более чем! — Том уже в свою очередь сгреб синьку к себе в карман. — Надеюсь, ты нашел ответы на свои вопросы?

— Скорее, ответы стали новыми вопросами. Но кое-что в голове своей я прояснил.

А когда оказался уже у выхода, неожиданно повернулся к провожающему его Тому:

— Есть у меня знакомый алхимик. Гений, можно сказать. У него, возможно, найдется рецептура для восстановления древних рисунков и рукописей. Надеюсь, он мне не откажет и поделится этим рецептиком…

— Э… Это было бы… э… замечательно, — Том Леонардо немного опешил от такой новости.

— Спасибо тебе, Том, — Нэй оставался в задумчивости. — За все.

— Всегда рад помочь.

Они пожали руки, и Нэй с папкой подмышкой двинулся в сторону главного орденского двора…

Он так и не понял, кто на самом деле его враг.

Или все-таки «их» враг?

8 октября (ос) 1440 года от Пришествия Скирии.

Мир Рошанский.

Мирминор.

Прощенное утро.

Вернулись в Мир Рошанский к ночи. Гнать не гнали. Но торопились.

Нэй всю эту дорогу был малоразговорчив и задумчив. Странно, конечно, что его вранье вдруг превращается…

Портрет он не стал складывать, а спрятал в бездонных карманах Сэма, вместе с папкой. Как, это уже вопрос к Сэму. Но, видимо, пространственная магия орча работала и на его карманы. В общем, Элли ничего не заметила, а Нэй пока решил ничего ей не говорить. А она, зная Нэя, вопросами не докучала.

Вот придет время, и все будет рассказано. А враги? А враги и в самом деле могли пока подождать.

Ну, а когда вернулись в город, то Нэй сразу завалился спать. Хотелось быть свежим и подтянутым на обеде у Короля. Поэтому никакого секса и глупых мыслей. От всего отказался и все выкинул из головы, как он это умел. Поэтому проспал свои восемь часов как младенец, без снов и напоминаний.

Элли спала рядом, но не мешала.

А утро началось с того, что Нэй столкнулся с Сэмом.

Нэй, уже как встал, с удивлением обнаружил, что Сэма как обычно не было в его покоях. Орч всегда занимал место у входа, как бы охранник, и спал не сказать что чутко, но вот реагировал на любую опасность однозначно. Нэй даже обошел все пять комнат и еще ванну-бассейн своих апартаментов в надежде обнаружить Сэма; но, видимо, Нэй и в самом деле перестал быть его нурчем и теперь орч сторожил вход в покоях Рианы. Ну, как говорится, совет да любовь.

Но, оказалось, Нэй ошибся.

Сэм и в самом деле сидел у входа, но в коридоре, то есть с другой стороны покоев Нэя.

Понял это Нэй, когда, открыв дверь — пробежку никто не отменял, — наткнулся на Сэма. Вид у того был как у побитой собаки.

— Я это… — начал Сэм и осекся. Хлюпнул носом как малый ребенок и все-таки умудрился продолжить: — Я это, прощения просить хочу, — и вытер нос своим рукавом рубахи.

— Какое прощение? За что?

— Я это… — он снова хлюпнул носом. — Оскорбил тебя. Вел себя как последняя хорь!

Нэй усмехнулся:

— Сэм, мы уже выяснили отношения. И я вообще не держу на тебя зла. Сорвался и сорвался, с кем не бывает.

— Ты не понимаешь! Я бы мог стать первым орчем, у которого два нурча! А я повел себя так, что оскорбил тебя, обозвал нурхом!

Нэй знал, кто такой «нурх», у орчей это как бы никто и никак. Ну об этом уже было сказано. То есть пустое место. Во Сэм загнул! И не называл он Нэя нурхом, это Нэй сам так назвался. Это Сэм сам себя так накрутил. В общем снова из огня да в полымя. Заново крышу орча ставить на место.

Он уже шел по утренним коридорам, время от времени отвечая малым кивком на приветствие слуг. Они тоже ранние пташки — к пробуждению хозяев все должно сиять и пахнуть. Впрочем, как знал Нэй, Отон не имел особых пунктиков. Единственное — это розовый сад, который должен именно сиять и пахнуть к пробуждению Третьего Носителя Права. Нужно как-нибудь спросить отца, чем его так розы прельщали, что без их созерцания он не мог прожить и дня.

Нэй шел, а за ним очень виновато двигался Сэм — лицо в пол, плечи опущены, да и вообще он какой-то унылый. Ну, с этим надо было кончать. Нэй резко остановился и повернулся в сторону орча, как раз в коридоре никого не было.

— Сэм, друг мой! Что ты от меня хочешь?

— Чтобы ты простил меня! — сопение орча начинало раздражать. Он что, плакал, что ли?

— Я тебя уже давно простил! Если хочешь, я прощаю тебя и сейчас! И всегда буду прощать. Потому что наша дружба выше всяких глупостей! — Нэй развернулся и снова быстро пошел по коридору.

Сэм отстал.

Но, как оказалось, ненадолго.

Нэй сделал пробежку вокруг Зеленого дворца, как раз по круговой дорожке, меж деревьев внутреннего парка. Осень, еще темное утро, но дорожка хорошо освещена, и сама по себе была прекрасно выложена из камня. И почищена, так что даже звука его шагов бега в мокасинах почти не было слышно.

Бегал долго, около часа. Затем завернул на кухню и организовал небольшой переполох у кухарок и поваров, так как особы высоких кровей лично нечасто посещали это место, и перекусил быстрым завтраком. А уже после забрался в бассейн, где его встретила Элли.

Впрочем, остаться долго наедине им не удалось. Слуга явился и заявил — Нэй встретил его в одной простыне, — что прибыли портные мастера и что Нэю требуется быть на примерочном мероприятии. Почему не в его апартаментах? Потому что в Зеленом Дворце, как и в любом Дворце Мирминора, существовала портняжная комната, где, не отходя от дел, любой высокородный мог заказать себе платье и тут же получить его готовым.

Это было любопытно.

Но как только Нэй открыл дверь, собираясь последовать за слугой, то снова столкнулся с Сэмом. Тот, видимо, обдумал слова друга, и что-то в них ему не понравилось.

— Сэм! Мы же обо всем уже поговорили!

— Прощение, Нэй! — Сэма явно заклинило.

— Я тебя уже простил! — тот оглянулся в сторону Элли, видимо, ища ее поддержку.

— Нет! Ты так сказал, чтобы отделаться от меня. Но это не прощение!

Где логика? Просит прощения и тут же обвиняет, что его плохо простили!

Нэй повернулся в сторону слуги:

— Карн, — как запомнил имя слуги, в этой суматохе, удивительно. — Ты подожди немного, и, надеюсь, портные мастера на меня не обидятся, если я появлюсь чуть позже. Но мне очень нужно поговорить с этим… с этим великаном и утрясти наши с ним очередные… разногласия.

— Время еще есть, Ваше Высочество! — Карн поклонился.

А Нэй тем временем поцеловал Элли, выпроводил ее из покоев и затащил в них Сэма.

Закрыл дверь на ключ.

— Сэм, друг мой, что происходит? Что ты от меня хочешь?

— Прощения! — снова засопел носом орч.

— А утром разве я тебя не простил? — Нэй развел руками.

— Нет! — очень твердо проговорил Сэм: — Ты просто от меня отмахнулся. Сказал «прощаю», но на самом деле не простил! Вот!

Нэй вздохнул. В голове его творился кавардак от логики орча, которую он не мог постичь. Что нужно сделать, чтобы орч воспринял прощение?

— Нэй? — орч решил, видимо, оживить Нэя.

И тогда тот просто взорвался:

— Что Нэй? Что Нэй? Что ты от меня хочешь. Чего ты ко мне пристал? — повысил он голос: — Я тебя уже простил сотню раз, раз даже не зная за что! А ты пристаешь ко мне со своими соплями и глупостями! Отвлекаешь от дел и требуешь прощения за то, что уже забыто и закончено! Мы уже дано помирились, потому что никогда не ругались! Любовь сносит крышу всем, и ты не исключение, так какого черта тебе от меня нужно? Я тебя прощаю! Прощаю! — и еще громче произнес: — Прощаю! И пошел вон отсюда! — Нэй явно разозлился, но реакцию орча он предвидеть не мог совершенно!

Сэм сгреб Нэя в охапку, прижал к себе:

— Спасибо, друг! Спасибо! — заулыбался, осклабился, как только он мог.

— Не понял, — Нэй явно недоумевал. — Ты принял прощение?

Орч закивал головой.

— Постой… То есть, чтобы ты воспринял прощение, я должен был на тебя накричать и послать подальше?

— Да! — гордо так проговорил Сэм и радостно добавил: — Пойду расскажу друзьям, что у меня два нурча! — и мощно так хлопнул себя ладонью по груди. — Спасибо, Нэй! Ты настоящий нурч!

А Нэй хлопнул себя по лбу и плюхнулся на рядом стоящий стул. Что это было?

Он просидел в таком положении минут десять точно, пока его из задумчивости не вывел Карн:

— Ваше Высочество?

— Да. Что, Карн? — реальность давалась ему тяжело.

— Портные ждут…

— Ах, да. Спасибо, Карн, — Нэй встал. Мотнул головой, избавляясь от наваждения, навеянного разговором с Сэмом.

Ну просто невозможный человек этот Сэм!

А как орч совершенно непонятный.

Но лучше друга и не пожелаешь!

* * *

8 октября (ос) 1440 года от Пришествия Скирии.

Мир Рошанский.

Мирминор.

Королевский обед.

Удивительная вещь эти примерки. Сколько нужно терпения и стойкости, чтобы пройти сквозь это испытание. Теперь Нэю было понятно удивительное спокойствие аристократии и ее способность стоять, застывши на одном месте, несколько часов.

Конечно, примерка — это не привилегия одной лишь аристократии, но именно она, ее представители, взяли от этой довольно скучной траты времени все самое лучшее, а именно терпение, стойкость и спокойствие.

Ну, это Нэй пошутил. Где вы видели терпеливого, стойкого и спокойного аристократа? Нигде и никак. Но вот на примерке любой, даже взбалмошный вельможа становится кротким и молчаливым, так как никто из них не хотел облачиться в нечто чудовищное и не модное, и на этом заработать неуважение своего круга общения.

Нэй так же спокойно выносил беготню вокруг себя. Небольшие уколы булавок, подшивок прямо на месте и повороты туда-сюда.

Но при этом, как понял Нэй, его платье не шилось с нуля. Был взят некий сиреневый камзол из запасов еще Дорожного Дворца — на самом деле все это было Артура, просто они по фигуре и по фактуре подходили и Нэю, хотя он и был ниже друга в росте — и уже из него портные мастера собирались создать шедевр. А вот с нуля будет чуть позже к Балу, в честь Дня Рождения Короля, и Нэю так же предстояла примерка или здесь, или, по возможности, все-таки в Королевской мастерской, где и людей побольше, и возможностей по пошиву пошире.

Нэй, кстати, спросил, возможно ли в камзоле увеличить количество карманов? На что главный мастер проговорил, что торжественные камзолы шьются по фигуре человека, чтобы облегали и подчеркивали фигуру или, наоборот, скрывали недостатки. Порой для этого применялся как мужской, так и женский корсет, на что Нэй сморщился, корсет ему пока был не нужен. Поэтому, по словам мастера, карманы только будут мешать. Но можно сделать потайные, небольшие кармашки в завёрнутых манжетах или в нижних прошитых краях камзола, но именно что тайные, так как даже хозяин с трудом до них доберется. Ну разве что манжеты рядом.

Но при этом Нэй попросил мастера сделать штаны не такими обтягивающими, как по моде. Ну, чтобы можно было сделать полный шпагат, который Нэй и исполнил, при полном восхищении портных зрителей. На это Мастер согласился, были у него некоторые мысли, которые он часто исполнял по прихоти высокородных особ.

Да, стоит остановиться на некотором восприятии крови с помощью кройки и шитья. Точнее, нитки и иголки, и стоячего воротника и манжета тоже.

Торжественный камзол — это обязательно стоячий воротник, в основном шириной в ладонь, и шейный платок, порой так затягивающие шею, что не продохнуть — сразу вспомнился Артур с его речью в Дорожном Дворце про «геншей». На это Нэй сказал, что лучше не поедет никуда, чем носить этот ужас, поэтому Мастер немного изменил и тут структуру и платка, и воротника, и стало хоть нормально дышать, при этом внешне не было заметно никаких изменений.

Так вот, стоячий воротник, как и закидные манжеты, был еще и атрибутом власти и различия. И все дело было в нитках и в узорах. В основном это были цветы, но так аллегорично вышитые, что и не поймешь: то ли зверь, то ли птица, то ли лепесток, причем Нэй мог поклясться, что все эти вышивки двигались, переливались и изменялись ежесекундно и постоянно. Видимо, магия или… или просто казалось. Но при этом суть была в самих нитках, точнее, в обрамлении этих вышитых золотом узоров, в кромке воротника и манжет камзола. Самая большая вышивка, или прошивка, это у Короля — шесть тройных золотых нитей. Носители Права обладали пятью тройными нитками. Родственники Носителей Права обладали четырьмя тройными нитками — это чтобы в знаке королевской крови не ошибаться, «кто есть кто». А вот уже все остальные представители королевской крови обшивались тремя тройными нитками. Причем вышивалось и обшивалось все так умело и искусно, что при виде человека сразу чувствовались и власть, и место под солнцем! Считать ничего было не нужно, все сразу виделось и чувствовалось. И на самом деле все платья Нэя приводили в порядок именно по поводу торжественности и значимости. Вплетали в воротник золотые нити, достойные его статуса. Который, правда, еще не наступил — Ритуала-Слова еще не было, но все уже считали Нэя частью семьи, и Ваше Высочество для него стало уже чем-то обыденным.

В общем, к двум часам пополудни было готово и платье — костюм — сиреневый камзол, темные, но не серые и не черные штаны, обтягивающие, но все-таки не чулки, черные как смоль сапоги из кожи ярхи, шелковая белая рубашка и сиреневая треуголка с золотой бахромой.

Как понял Нэй, портные-мастера занимались и Элли, и Артуром, и Отоном, но в других комнатах. В их комнатах. Потому что, в отличие от Нэя, для них почти ничего не пришлось исправлять и перешивать. Даже для Элли. Как оказалось, когда еще они были в Катобите, в Зеленый дворец прибыл специальный груз для эльфы — немного запыленные, но очень торжественные костюмы. Ей просто осталось выбрать подобающий торжественному случаю, но, видимо, у эльфов торжественность обладала каким-то обычными свойствами, потому что облачилась Элли в синий женский камзол, обтягивающие, очень обтягивающие, но при этом очень подчеркивающие фигуру и ноги эльфы штаны, или, как они говорили, брюки, такие же синие сапоги. И лишь блузка под камзолом была белой и сверкающей. Впрочем, чтобы эльфы не надели, они всегда и везде выглядели торжественно. И везде, и всюду, как бы они не были одеты, всегда хотелось пасть перед ними на колени и удариться лбом об землю.

Снова это наваждение. Нэй аж головой мотнул.

Артур тоже был в сиреневом камзоле, только штаны его были светлее и треуголка коричневая с серебряной бахромой.

Отон выбрал основным цветом зеленый, его жена так же надела зеленое платье строгого силуэта, с закрытыми плечами и безрукавное, но при этом с длинными до самых плеч перчатками.

Как оказалось, из рода Отона были приглашены еще и Амелия с мужем, но она сказала, что чуть задержится, поэтому Отон и его сопровождающие отправились в Золотой Дворец в одной карете.

Правда, по прибытии оказалось, что из семьи Отона были еще приглашенные, а именно Родерик Граф Сом. Он уже давно не жил в Зеленом Дворце, а квартировал — вот очень правильное слово — в одном из гостевых Дворцов Мирминора. Многие, очень многие аристократы пользовались такой привилегией от Короля Рошана из-за банального отсутствия денег. А тут было все почти бесплатное, правда, и отношение соответственное. Впрочем, многие за границами Мирминора еще пыжились, пытались как-то соответствовать, но все тайное становилось известным и очень часто после такого напряжения все шли на поклон к Королю Рошана.

Разговор о родственниках между Нэем и Артуром произошел в момент возвращения из Цитадели Ордена Ката и Бата в Катобит. Возвращались пешком уже под вечер. Ну, не любил Нэй ни лошадей, ни повозки. К тому же все согласились на этот променад. Сэм нес на руках Риану, она сама отказалась лежать в лазарете — ногу ей спасли, но ходить ей запретили натиры две, не меньше — и орч был этому очень рад, а Элли двигалась рядом с Нэем и Артуром.

Как перешли на родственников, вспомнить было сложно, вроде о сыне Марна Бера завели разговор — слава богу, отец и сын поговорили достойно и хорошо расстались. Как-то все перешло на братьев и сестер Артура, который упомянул, что среди них нет никого из адептов Ордена, даже Родерика. Который хоть и выглядел женоподобно, и применял всякие женские кремы, мази и секреты для поддержания своей красоты — хм… а кто ими не пользовался? — но являлся жутким бабником и в ормейне замечен не был.

Вот тогда Артур и остановился на том, что Родерик с отцом в не очень хороших отношениях. Отон перестал давать деньги, и поэтому Родерик чаще обращался к Королю, нежели к отцу. От этого и казенный Дворец, но при этом по слухам Король Урбан IX запретил выплачивать Родерику и его окружению наличную ренту, которая положена каждому Принцу, а это двадцать пять тысяч дукатов ежегодно — Нэй ее тоже будет получать! — так как Родерик игроман и способен проиграть крупные суммы, которые он уже проиграл и которые за него выплатила Корона. Даже слугам запрещено было являться в гостевой дворец Родерика с любыми наличными деньгами, под страхом позорного увольнения! Может, поэтому Родерик и мечтал о смерти отца, чтобы хоть немного поправить свои финансы?

Вот тогда Нэй и спросил о том, сколько в Мирминоре Гостевых Дворцов? Оказалось, более тысячи! Это такие тесные домики на двадцать-тридцать окон. Находились они на окраине Мирминора, ближе к стене между Мирминором и Запретным городом, довольно скученно так, что до центра, до Золотого Дворца нужно было еще добираться. При этом где-то половина их действовала именно как гостевые дворцы, Хризантемный, например, а вот во второй половине жили те аристократы, которым, честно говоря, уже негде было жить. Нэй даже удивился:

— Это как это?

И тут Артур выдал перл, который Нэй не забудет никогда:

— Нэй! Брат мой, тут все, почти все в Ликсии принадлежит Рошану! — и руками так развел, как будто захотел объять необъятное, и затряс ими. — Все!

Привязывай челюсть, Нэй! Или учи матчасть!

Элли на это только усмехнулась, а у Нэя и в самом деле челюсть упала на землю:

— Как это возможно?

Оказалось, что уже при Отоне V, который задумал железную дорогу, многие земли вне королевства Рошан уже принадлежали Королевству Рошан. Ведь куда шли аристократы проигравшиеся или которым требовались деньги или еще что? Правильно, к Рошанскому Королю, почему-то к своим Королям им было обращаться зазорно. Ну, королевство и выплачивало за них все долги или выкупало векселя. И забирало землю, которая принадлежала просителям. Финансовый Кризис X века был особенно показателен. Как Великий Катаклизм, но только в финансах аристократии. Откуда у Рошана огромные деньги — это отдельный разговор, но денег у него было очень много. Именно после него в Мир Рошанском и были запрещены азартные игры — Урбан IX разрешил игры, но под строгим контролем и с ограничениями ставок, а вот за подпольные казино владельцам и даже игрокам рубили головы. И именно после этого Аристократического Кризиса, когда большая часть аристократии Ликсии потеряла свои владения и осталась лишь номинальными их властителями, и началась ползучая, ну или мирная, бархатная буржуазная революция. Когда буржуазия стала подниматься наверх иерархической пирамиды семиверстными шагами. Многие аристократические рода, наступив на горло собственной песне, роднились с богатыми родами безродных буржуа, давая тем кровь и герб, а себе возвращая хотя бы некоторую видимость былой роскоши. Впрочем, большая часть аристократических родов пыталась еще держаться, цепляясь за свои принципы и высокую кровь. Но жить постоянно в гостевом дворце, где даже серебряная ложка тебе не принадлежит, разве это достойно древнего рода?

Родерик хоть и относился к роду Лонгбардов, еще не потерявших себя — Отон поправился, а значит, все еще впереди, — но, кажется, он уже потерял себя. Его дом в Мир Рошанском был продан за долги — выкуплен короной, само собой, — поместье находилось в залоге, поэтому Гостевой Дворец был единственным местом его обитания. И поэтому было очень удивительно видеть Родерика и его жену Нору среди приглашенных персон.

Впрочем, на этот обед, как оказалось, были приглашены только Отон с супругой и некоторые дети его, и больше никто.

Как выяснилось, Матильда была в хороших отношениях с Норой, и эти две женщины с бокалами вина отошли в сторону, принявшись о чем-то беседовать. При этом Родерик остался в полном одиночестве, но это его явно устраивало. Обе женщины были одеты в изумрудные платья классического кроя, лишь немногим отличавшиеся фасоном. Как понял Нэй, сегодня был сиренево-зеленый дресс-код для обеда. Элли единственная выбивалась из общей цветовой гаммы, в своем синем под цвет волос костюме, впрочем, ей он очень шел. И Нэй надеялся, что король не обидится на Элли.

Где-то минут за десять до назначенного времени обеда в подготовительной комнате совершенно неожиданно раскрылась потайная дверца и в помещение, где все и собрались перед проходом в Малый обеденный зал, вошла Королева — Изольда Алирийская — и тоже в изумрудном платье, но более строгом и с закрытым декольте. Улыбнулась всем, поприветствовала присутствующих легким кивком, но так как находящиеся в комнате разумные были достойных равенства кровей, то все в ответ тоже просто кивнули.

Вошла, быстро прошла к группе Отон-Артур-Нэй-Элли и проговорила:

— Господа, я похищу у вас Нэя дер Вейна, — улыбнулась она на некоторое недоумение Нэя. — Пойдем со мной, Нэй, — и, развернувшись быстро, направилась к той же потайной двери.

Нэй немного глупо напялил на себя треуголку и быстро последовал за Изольдой, которая уже скрывалась за дверью.

Нет, он не потерял ее. Хотя они и шли такими странными, явно потайными коридорами, о которых мало кто знал, что потеряться было бы легко. Но Нэй любил камень, и камень отвечал ему взаимностью.

Шли минуты две по лабиринтам, пока наконец не вышли в очень ярко освещенный коридор — оконную анфиладу. Видимо это был торцевой, торжественный коридор на северной стороне, с выходом на Королевский балкон, если, конечно, Нэй правильно изучил предоставленную ему информацию.

Но самое главное, у одного из окон спиной к вошедшим стоял сам Король!

Урбан IX!

О! Как поджилки-то затряслись. А Изольда еще так подтолкнула:

— Иди. Он хочет поговорить с тобой.

Нэй несколько раз глубоко вздохнул и сделал первые шаги.

Это был не страх. Даже не понять своих чувств, но что ноги подгибались, это факт. И как сквозь воду шел, так было тяжело.

Одно дело стоять при Примирении рядом с Королем, но при это его харизма его не задевала, и Нэй даже смог, если честно, нахамить! А вот сейчас…

В горле пересохло. А ведь нужно что-то сказать.

— Ваше Величество! — фух… выговорил!

Король, он тоже был выше Нэя, повернул голову, посмотрел на него, но без всякого высокомерия, а с вполне искренней улыбкой:

— А, Нэй! — сказал он и повернул голову к окну, из которого была видна огромная торжественная площадь, на которой люди приветствовали Короля или Он наблюдал за парадами Гвардии, и эта площадь как бы выходила за пределы Мирминора и Запретного города и давала возможность почти всем присутствовать на площади в торжественные дни.

Урбан IX обладал орлиным, королевским профилем. Прямой, точеный нос — «нос Лонгбарда», волевой подбородок. Уши, прижатые к черепу. Темные, скорее каштановые волосы с проседью. Карие, пронзительные глаза, заглядывающие в саму душу. И чисто выбритый подбородок. Короли Рошана не любили бород и усов.

Пауза длилась.

Казалось, Король забыл о человеке рядом. Но нет. Старческим маразмом Урбан IX не страдал. Мозг его был в полном порядке, у него болело тело.

— Нэй, ты знаешь, что к Королю приближаться ближе трех ярдов, — Нэй чисто инстинктивно отметил, что между ним и Королем намного меньшее расстояние, — имеют права только особы королевских кровей, то есть с воссиянием Света, и… — Король сделал паузу. — Сошо?

— Э… нет, Ваше Величество, — Нэй и в самом деле не знал об этом.

— А, что прикасаться к Королю могут только сошо? Даже высокородные лишь с королевского позволения. А вот сошо может дотронуться до Короля без всяких разрешений! До других — и руки лишиться может, или вообще головы, а до Короля имеет право!

— И об этом я не знал, Ваше Величество!

Король хмыкнул:

— А еще по Традиции сошо имеют право вступить в Королевскую Гвардию! Только дворяне и… сошо! Конечно, не каждый из сошо, рост, сила, ум, и именно сошо, а не простолюдин, но разве мало среди них достойных людей? Правда, как ты понимаешь, эта традиция потерялась во времени. Ее никто из Королей не отменял, но и вспоминал мало кто. Точнее, никто не вспоминал. Да и я вспомнил лишь тогда, когда Артур мне рассказал о своем друге — человеке-сошо. О тебе! Рассказывал с таким пиететом, что мне очень захотелось с тобой встретиться и поговорить. Можно сказать, я его чуть подтолкнул к Побратимству, — усмехнулся Король. — Правда, он не сразу домыслил мои намеки. Хотя время было выбрано очень правильно, как специально. Вот что нас подталкивает к действию или останавливает? Божественное провидение или просто случай?

— Скорее всего, Божественный случай, Ваше Величество! — сказал Нэй и поклонился.

— Ха! То есть нахамить на Примирении тебя бог надоумил, случайно? — но Король говорил со смешинками в голосе, хотя и было видно, что есть и недовольство действиями Нэя.

Нэй покраснел:

— Простите меня, Ваше Величество, что я таким наглым образом покинул Ваше присутственное место и Примирение, но я испугался за себя. Я дал обещание убить того, кто затеял Игру, поэтому я решил: лучше убежать, чем исполнить обещание на Ваших глазах.

Урбан IX хмыкнул:

— Наглый, но хороший ответ! Я прощаю тебя, Нэй дер Вейн, за ту наглость, — Король протянул руку, и Нэй благоговейно поцеловал ее. Это большая милость — поцеловать руку Короля! Даже для высокородных особ! — Хотя, конечно, высечь бы тебя! — хохотнул Урбан IX. — Шучу, Нэй, шучу! К тому же телесные наказания для дворян были отменены еще Сигизмундом II, — и он отвернулся от окна. — А ты теперь дворянин, и не просто дворянин, а Принц Слова! И мой внук! Нужно соответствовать, а не оставаться сошо, который может нахамить везде и всюду, плюнуть на протокол, и традиции, и на это мало кто обратит внимания, потому что это сошо! — Нэй все больше и больше краснел. — Впрочем, ты быстро учишься, и я уверен, что ты больше не будешь совершать глупых ошибок и нарушений, которые мне могут быть неприятны. Но, — Урбан IX усмехнулся, — постарайся всегда и везде оставаться самим собой. Ритуалы и традиции — это одно, но человеческое достоинство — это главный постулат. И быть самим собой очень важно в мире, где быть собой уже почти невозможно, — и вздохнул. И как-то философски, и с некоторой грустью в голосе, добавил: — Жизнь прожить — не поле перейти.

Помолчали. И вдруг Урбан IX задал совершенно неожиданный вопрос:

— Ты мне как-нибудь на досуге не расскажешь, кто такой Шарапов? И почему для кого-то нужны дырки от бубликов? — сказал и улыбнулся.

А Нэй даже рот открыл от удивления. Он это говорил? Если честно, он даже не понял, как это у него вырвалось. А вырвавшись — забылось. А вот король запомнил!

— Обязательно, Ваше Величество! — и голову склонил. «Многия» знания — это не всегда хорошо.

Снова небольшая пауза, и зазвучал совершенно иной, более бодрый и властный голос короля:

— А теперь помоги старику дойти до обеденного зала. Специально Изольду отправил к гостям, чтобы ты меня сопровождал. Короля всегда должен сопровождать кто-то из высокородных особ.

— Да, Ваше Величество, — Нэй поклонился. Он знал об этом ритуале.

Он выставил левую руку, превратив ее в подобие подлокотника кресла, Король оперся своей правой рукой на эту помощь, а в левой возникла трость, и они двинулись, но не к потайной двери, а к одной из обычных «роскошных» дверей, которую перед ними открыл почти неприметный человек-секретник.

— У тебя крепкая рука, Нэй, — говорил Урбан IX и мимолетными движениями показывал, куда нужно двигаться. Получалось без слов, но Нэй прекрасно понимал Короля.

И постоянно видел в тени секретников, не гвардейцев, что уже радовало. На гвардейцев смотреть у него настроения не было, так и хотелось в морду врезать любому из них.

Когда прошли по коридору ярдов сто, Урбан IX снова заговорил:

— На самом деле я хотел поговорить с тобой о Гвардии. Но увидел тебя, и мысли изменились, захотелось поругать тебя и поворчать, — он улыбнулся. — Сам удивляюсь. Да и запоздали мы немного на обед, поэтому после обеда — я надеюсь, ты не сбежишь внаглую — я бы хотел продолжить разговор с тобой, с Отоном, и… с Артуром, как действующим подполковником Гвардии.

— Да, Ваше Величество, я буду сама вежливость.

Король улыбнулся, остановился возле роскошных двустворчатых дверей. И почти сразу из потайной двери появилась Изольда:

— Я был рад нашему знакомству и разговору, Нэй! Ты полностью оправдал мои ожидания, и я горжусь, что у меня появится, уже появился, столь мудрый для своего возраста внук. Иди к гостям, мы скоро появимся.

Нэй поклонился и скрылся за потайной дверью.

Сердце бешено колотилось, и ноги оставались ватными. Было не совсем понятно, какие ожидания Нэй оправдал за столь небольшую беседу, в которой он мало что сказал и в основном краснел как девица. Но Королю виднее, а может, у него дар такой видеть людей?

Нэй появился в подготовительном будуаре именно в тот момент, когда двери раскрылись и все приглашенные гости были допущены в обеденный зал, поэтому никто не успел ничего спросить у Нэя.

Как только вошли, тут же мажордом зала объявил:

— Его Высочайшее Пресветлое Королевское Величество, владетель земли Роша, Герцог Ромы, Князь Сальмы и прочая, прочая, прочая — Урбан IX! И Ее Высочайшее Пресветлое Королевское Величество — Изольда Алирийская!

Двери раскрылись, и в зал вошли Король и Королева. Они подошли к столу, слуги приготовили кресла, чтобы Король и его жена могли сесть по середине, параллельной их креслам, стола. За этим столом было еще два места, одно по правую руку от Короля и второе по левую руку от Королевы. Но Король немного задержался, осмотрел стол, присутствующих.

— Прошу простить меня за опоздание, — и чуть кивнул в ответ на поклоны гостей. — И… Мы немного изменим сегодня протокол стола. Нэй, сядь по мою правую руку, надеюсь, Отон, ты не будешь в обиде от такой небольшой рокировки? А по левую от Королевы пусть сядет Элли Нум. Надеюсь Матильда тоже не против? У Изольды к Элли накопилось уйма вопросов, пусть девчонки пощебечут, — было заметно, как Изольда шутливо ткнула мужа в бок. — Вот теперь можно приступить к обеду, — и он рукой так обозначил, что можно садиться.

Но с рассаживанием гостей вышла небольшая заминка. Протокол изменился, и пришлось его приводить в порядок на скорую, но опытную руку мажордома стола.

Отон с Матильдой сели на ближайшие места от Короля, которые предназначались изначально Артуру и Элли Нум. Нэя первоначальный протокол задвинул довольно далеко, на самое дальнее место от всех, причем напротив него никто сидеть не намечался.

Нэй, кстати, только сейчас заметил Амелию и ее мужа. Она тоже была в изумрудном платье, что, как понял Нэй, для нее было довольно тяжелым мероприятием, так как, по словам Артура, его сестра на дух не переносила женские платья, но оскорбить отца она просто не могла, она ведь не была эльфой, и задержалась именно для того, чтобы все увидели ее в платье уже в будуаре и за обедом. Она даже появилась в самый последний момент, уже за всеми. Впрочем, платье ей очень шло. А ее муж сверкал в парадном малиновом мундире полковника пехотных частей, с серебряными аксельбантами и сверкающими эполетами.

Вот, кстати, за ним, по левую сторону от Короля, за этим перпендикулярным столом Нэй и должен был сидеть изначально.

В общем, расположились по-новому и немного странно. Но это ведь Король, кто будет ему перечить?

За параллельным столом Король и Королева и справа Нэй — где должен был сидеть Отон — и слева Элли — там должна была сидеть Матильда.

За перпендикулярным столом Отон (Артур) и напротив Матильда (Элли). Следующие места заняли Артур (Родерик) и напротив Нора, которая и должна была тут сидеть. За ними Родерик (Амелия) и напротив муж Амелии полковник Харм ди Ботри, тоже место не потерявший. И к нему пересела Амелия, которая в первоначальном варианте должна была сидеть напротив мужа.

Фуф… Кажется, разобрались.

Можно начинать.

После застольной, обязательной молитвы на благословение трапезы появились слуги с подносами, тарелками и бутылками. Послышались звон бокалов, столовых приборов, хлопанье пробок.

И, конечно же, первый тост — Восемь глотков. Отон провозглашал. Правда, Отон мягко избежал традиционной фразы о многих летах Королю Рошана, сказав что-то вроде — прожить столько, сколько отмерено. Король на это лишь кивнул и грустно улыбнулся.

В перемене блюд между первым и вторым можно было побеседовать, и Король задал вопрос, который, видимо, так же будет преследовать Нэя всегда:

— Здесь за столом все мне знакомы. Даже с Элли я встречался лет так сто назад, и она трепала мою еще черную лохматую и буйную пятнадцатилетнюю шевелюру, как раз перед своим Уходом, если мне память не изменяет.

— Да, Ваше Величество, — Элли улыбнулась.

— И только ты, Нэй, остаешься пока загадкой для меня, — ага, как же. Нэй был уверен, что Король собрал всю информацию о нем и даже больше. Просто так Побратимство не происходит, и главное, теперь ему стало понятно, что это не Артура игра, а самого Короля! Вот только зачем?

— Поэтому расскажи о себе…

Нэй усмехнулся… про себя. Увидел, как Артур из-за спины отца ему улыбается и подмигивает. Видимо, и этот вопрос буде преследовать его везде и всюду. Впрочем, этот рассказ можно довести до совершенства, может, Нэй и сам в нем найдет что-то новое?

Нэй улыбнулся и проговорил:

— Когда и где я родился, точно не известно. Но, когда меня нашли на ступенях приюта дядюшки Отоя, мне уже было месяца три или четыре, но дядюшка Отой не стал особо размышлять и вписал в мою метрику день «10 августа», когда меня подбросили, как день моего рождения. Родителей, кстати, искать я уже пытался, — в Локрусе он просеял огромное количество информации. — Но пока неудачно, так что, к сожалению, даже не представляю, кто они, где они и почему они выбрали не самый лучший, правда, и не самый худший приют Аркета. Впрочем, я благодарен дядюшке Отою, хотя бы уже за то, что у меня была крыша над головой и постель, где можно было приклонить голову на ночь…

Историческая справка

Брюки как отражение эльфов

Брюки, штаны, шаровары, гольфы, чулки…

Нет.

Все-таки брюки.

Именно брюки считались знаком свободы в эльфийской традиции, поэтому эльфийки-женщины никогда в человеческом мире не надевали платьев и юбок человеческих женщин, считая эту одежду зависимостью от человеческих мужчин.

Впрочем, мы не говорим сейчас о том, в чем ходят эльфы и эльфийки на своих территориях. Все, что известно — это лишь слухи, так как очень мало кому из людей позволено было побывать в их обособленном мире. Даже Высокие эльфы, которые жили среди людей Запада и управляли ими и никуда и никогда не уходили, даже они одевались как люди, но и там эльфийки не надевали платьев, но при этом свято скрывали от людей свои традиции внутриэльфийской одежды.

Говорят, о свободных одеждах — балахонах, накидках, тогах — в некоторых источниках можно найти мнение, что эльфы вообще ходят обнаженными в своих домах и территориях, но все, что виделось людьми или представлялось ими — это всего лишь слухи и на самом деле к правде они не имели никакого отношения, или как раз правдой и являлись, но подтвердить или опровергнуть этого люди не могли, а эльфы и не собирались что-то говорить людям.

Но если их мир скрыт от людей, то в мире людей эльфы все-таки предпочитали подчиняться хотя бы видимым людским законам.

Поэтому и одежда у них почти что человеческая, даже шилась в человеческих мастерских.

Конечно, существовало некоторое различие между мужским и женским платьем, но в основном это связано с украшениями — чуть больше кружевных напевов, всевозможные вышивки. Само собой, вытачки, чтобы подчеркнуть грудь или, наоборот, ее скрыть. И ткани более легкие и нежные.

Ведь очень мало было людей, кто мог понять и различить эльфов — мужчин и женщин — между собой. Они красивые и величественные, перед ними хотелось упасть на колени и биться лбом об пол, чтобы они восприняли твое приветствие с благосклонностью или, скорее, с брезгливой благосклонностью. Но мало кто мог сказать, перед кем он упал на колени и стал биться головой об пол. Эльфа это или эльф?

Казалось, что эльфы сами поддерживали эту странную свою особенность путать людей своей внешностью и различиями. Но на самом деле они так привыкли жить, потому что они прекрасно разбирались в лицах друг друга, никогда не ошибались, как не ошибались и в лицах людей. То есть это не их шутка, они вообще не любили шуток на гендерную тему, а обычная жизнь, и это беда людей, что они не могли отличить двух эльфов — эльфа и эльфийку, в одном и том же наряде, но с небольшими нюансами, — а не проблема эльфов.

Впрочем, среди людей всегда находились и находятся прекрасные индивидуумы, способные различать неразличимое. Которые всегда становились отличными дипломатами на поприще переговоров с эльфами, что постоянно необходимо, так как даже со Странными эльфами приходилось и приходится постоянно договариваться или просто говорить, и лучше при этом не ошибаться как в лицах, так и в именах.

Так вот, брюки…

Брюки эльфийки, эльфийские женщины, носили везде и всегда. Даже на балах и светских приемах.

Ох, как это довольно тяжело: наблюдать за вальсирующими парами, состоящими сплошь из…

Если незнакомый с обычными традициями человек попадет на такой бал, то подумает, что собрались на нем сплошь мужчины. Точнее, женщины на нем тоже присутствовали — человеческие — в роскошных вечерних платьях, с подолами до пола, в пышности и лентах, в сверкающих драгоценностях, но их на вид было очень мало, гораздо меньше, чем мужчин.

Но это все-таки торжественные приемы, где обязательно присутствовали делегации странных эльфов. На обычных приемах эльфов и эльфиек очень мало, если, конечно, кто-то из них не был знаком с хозяином дома.

Поэтому такие приемы выглядели для человека, не привыкшего к таким балам, несколько вульгарно, что ли. Во всяком случае, у меня был шок и разрыв шаблона — здесь можно улыбнуться, дорогой читатель.

Одни мужчины, женщин мало, и все танцуют и смеются. Но если такой человек начнет спрашивать, что тут происходит, то его могут посчитать невеждой и выставить взашей из дома. Сначала пойми этикет и традиции, а уже потом задавай вопросы.

Но все-таки если приглядеться, то, конечно же, можно было понять, что часть мужчин — это и не мужчины вовсе.

Хотя, нет. Запутаться можно любому человеку, даже привыкшему к таким светским раутам и балам. Просто человек, мужчина, привык, что женщина сразу выделялась из толпы своим видом и своим платьем. Именно женским платьем, именно это и отличало женщину от мужчины, и при этом брюки для человеческой женщины, может, и будут знаком свободы, но вряд ли ее за это похвалят — скорее, осудят.

Ведь несмотря на свободу и равенств,о декларируемые всеми Восемью королевствами, мир Каракраса, точнее, Ликсии, все-таки больше мужской и в какой-то степени даже сексистский. Женщины, да, имели много привилегий. Например, Четверо из Высших Архиепископов Скирианства являлись женщинами, да и священников среди них даже больше, чем мужчин; и все благодаря Святой Жозефине, которая провела первое богослужение при погребении Скирии. Да, и среди Королей прошлого было достаточно женщин. И Орден Святой Жозефины свято стоял на защите женщин.

Но все-таки… Все-таки женщина находилась в большем подчинении к мужчине, чем наоборот. От этого и некоторые запреты, и непонимание, как в жизни, так и в одежде, и платье до пола одно из них. В женщине должна быть какая-то загадка.

А у эльфов все, видимо, было иначе. Поэтому и брюки, и никаких платьев. И одежда почти как у мужчин. Хотя и добавлялись детали, чтобы показать женственность — рубашки навыпуск, небольшие юбочки поверх брюк, или камзолы-юбки, вытачки на груди. И больше вышивки, кружева.

И шляпки довольно роскошные, и женские, маленькие треуголки с многочисленными перьями и другими украшениями.

Да, и обувь на любых балах они меняли с высоких ботфорт, чисто мужских сапог на миниатюрные эльфийские мокасины, почти без каблуков, чтобы было легче танцевать.

И еще одна деталь отличала эльфиек от своих мужчин — это тонкая, магически-прозрачная и почти невесомая вуаль-плащ; говорили, ткут ее из паутины приручённых в эльфийских землях гигантских пауков-дирахнов, столь она легка, но и прочна.

Когда эльфа надевала эту вуаль, то все мгновенно понимали, что перед ними женщина! Красивая, величественная, великолепная. Всем казалось, что и нет одежды на эльфе или она, одежда, есть, но точно платье на ней, а не брюки. Эффект совершенно непередаваемый!

Человеческие женщины пытались носить эту вуаль — ее купить можно, хотя и стоила она баснословно дорого. Но у человеческих женщин не получалось быть такими же прекрасными, как эльфы. И обнаженности никакой, и величие куда-то пропадало. Да и в большинстве своем на первых же шагах женщины запутывались в краях этой вуали, и только крик и гам и никакой красоты.

Впрочем, как не старались женщины-эльфийки показать свою женственность, свою красоту и свое отличие от мужчин-эльфов, это в большинстве своем не спасало от ошибок.

Ну вот не мог человеческий глаз видеть эти отличия. На балах, приемах, везде. Конечно, до драк и дуэлей дело не доходило, но некоторые рожи ходили красные.

Был момент, когда пытались переодеть эльфиек в женское платье — был такой указ одного из Королей Рошана. Кажется, Урбана VIII…

Но, во-первых, Указ человеческого Короля эльфам почти что и не Указ. А, во-вторых, исчез эльфийский шарм — эльфа в платье уже и не эльфа или даже слишком эльфа. Так и не разобрался.

Хм… Странное дело, но только один бал был по новому Указу, а на следующий день этот Указ был отменен.

Как говорится, пусть все остается по-старому.

Людям — людское…

А…

А эльфийкам — брюки.

Мысли из головы…

* * *

27 октября (ос) 1440 года от Пришествия Скирии.

Мир Рошанский.

Королевская портняжная мастерская.

Примерка.

Нэй уже третий час сидел в примерочной Королевской мастерской в ожидании Элли и Рианы. Женская примерка — еще та головная боль, а если считать, что Нэй чуть ли не силой заставил Элли примерить, а теперь и надеть женское человеческое платье, то головная боль вдвойне. Ну, или месть эльфы Нэю, чтобы не командовал тут!

И эта головная боль началась две натиры назад.

Прошли все обеды и торжества по случаю Дня Основания.

Нэй на них блистал и был в центре внимания. Особенно 18 октября (ос).

Но до этого они посетили главную Королевскую Портняжную мастерскую, чтобы начать подготовку к балу.

И вот тут, в ней, среди готового платья, как рекламу, Нэй увидел это великолепие! Белое бальное платье! Именно для бала. Для Бала! И именно для человеческой женщины. Но ему просто захотелось облачить в это платье эльфу! Ну, конечно, не совсем в это, но такого же фасона, и обязательно более дорогое! Он был готов потратить все золото мира, чтобы Элли блистала!

Но она уперлась, и ни в какую! Вот хоть кол на голове теши! Пришлось встать на колени! И просто попросить… просто попросить надеть, ну хотя бы, один раз, чтобы он увидел и запомнил. А потом пусть делает, что хочет.

Вот перед коленопреклоненным любимым человеком она не устояла и согласилась. Но с условием, что видеть ее в этом платье он не будет до генеральной примерки! И вот уже восьмой день он провожал Элли и Риану на примерку и сидел вместе с орчем в ожидании ее завершения. Но сегодня хоть был последний день, и он должен был наконец увидеть Элли во всем великолепии!

Как и Риану должен был увидеть Сэм, влюбившийся в нее по уши. Но она, как уже было известно, ответила ему взаимностью!

Кстати, о Риане…

Она присягнула Нэю на верность. За ее спасение она решила принять на себя вассальные обязательства. Нэй препятствовать этому не стал, для его экспедиции лекарь был нужен. Ну, а то, что Риана решилась на такой шаг, то это был ее выбор и, видимо, мера защиты, в каком-то смысле. Сэм тоже не препятствовал, но, конечно, вассалом Нэя становиться не собирался. У него было и так два нурча, куда еще вплетать вассальность?

Вот Риана очень благодарно восприняла возможность облачиться в прекрасное и великолепное платье, но, конечно же, несколько иного кроя, чем у Элли. Королевские Портные клятвенно пообещали, что ни одна женщина на Балу, в честь Дня Рождения Короля, не будет в одинаковом платье. Да, фасон единый — это бальное платье, но отличия будут обязательно, как и различные красные вставки и шитье, так как дресс-код Бала — это красное и белое.

Ну, Нэй им верил.

И надеялся, что Элли все-таки согласится на это платье. К тому же у него было кое-что приготовлено для этого, о чем он ей пока не рассказал.

Четвертый час…

Он даже, кажется, задремал. Поэтому резко мотнул головой, встал с диванчика, прошелся по комнате туда-сюда. Поприседал и руками задвигал, затряс.

Понятно, что там все женские штучки, но что так долго-то?

Нэй как раз стоял спиной к примерочной, крутил руками, когда наконец за его спиной щелкнул замок, и он обернулся.

Учитель был неправ! В своем представлении, что эльфа в женском платье теряет свой шарм. Шарм не просто остался, он стал просто сверкающим. Недосягаемым. И, видимо, поэтому Риана оказалась за спиной Элли, чтобы не разбивать эту неземную красоту. Но и она выглядела великолепно, Мастера знали свое дело, ну, видимо, еще и магии немножко добавили.

А Нэй так и застыл с открытой челюстью, просто стоял как дурак и наслаждался этой красотой. Сногсшибательной и просто неописуемой.

А потом совершенно неожиданно упал на колени и, приложив ладони к лицу, заплакал. Даже разрыдался!

Теперь уже у Элли, да и у всех, кто был в комнате, отвисли челюсти на такое поведение Нэя.

Риана, Элли, Сэм, портные, все заозирались друг на друга, совершенно не понимая, что происходит.

Но как началось, так и закончилось.

Нэй хныкнул последний раз, убрал руки от красных глаз и резко встал. Вздохнул:

— Я плакал от того, Солнце мое, что больше никто, кроме нас, здесь присутствующих, не увидит этой красоты. Я насладился, видел, теперь ты можешь вернуться к своим традициям, — он хлюпнул носом. — Теперь я понял, почему тот Указ был отменен, вы так небесно-красивы в женских платьях, что Урбан VIII просто испугался этой красоты. Видимо испугался, — хлопнул он себя ладонями по бокам. — Но я счастлив хоть тем, что увидел.

И остался стоять этаким нахохлившимся птенцом.

И тогда к нему подошла Элли, так грациозно и так элегантно, как только могут эльфы, даже не подворачивая подол, как будто летела над землей. Подошла и обняла Нэя:

— Ты не прав, моя радость. Урбан VIII не поэтому отменил указ, а просто потому, что никто из эльфиек его не выполнил. И я в том числе! Мы так гордо ему наплевали в душу, что до конца своего правления он больше эльфов не приглашал на Торжественные Балы. Но, надев это платье, я поняла, что он был прав, мы должны отличаться друг от друга. Мы должны быть разными — мужчины и женщины. Я надену это платье на Бал!

— Ты футис? — он снова был прижат к груди эльфы.

— Нет! Я говорю искренне. И спасибо тебе, что заставил, иначе я бы никогда не поняла, какая это прелесть — быть женщиной!

И он поднялся над полом! На высоту ее глаз, и впился в ее губы своими губами.

Ох, что это был за поцелуй!

И ни до кого им не было дела. А все смотрели, расширив глаза и открыв рот, и даже никто не удосужился отвернуться для приличия хотя бы.

А когда долгий, очень долгий поцелуй закончился, она очень тихо, как только она могла, и только ему, прошептала:

— На слабо меня взял?

— Есть немного. Но плакал я искренне.

Она улыбнулась:

— Я люблю тебя, человек-сошо.

— И я тебя, солнце моей жизни.

* * *

07 ноября (оль) 1440 года от Пришествия Скирии.

Мир Рошанский.

Золотой (Розовый) Дворец Мирминора.

Торжественный Бал в честь сто двадцати пятилетия Владетеля Земли Рошанской и прочая, прочая, прочая — Его Королевского Величества Урбана IX.

7 ноября (оль) не являлся истинным Днем Рождения Урбана IX.

Традиция отмечать в этот День Дни Рождения сначала Королей Аркитара, а после Великого Катаклизма Королей Рошана, началась через несколько веков после смерти Сигизмунда II и создания Великого Аркитара.

Это именно Его День Рождения.

В оль (ноябрь) родился, в оль и умер.

На самом деле День Рождения Урбана IX это 25 мая (аль). И, конечно же, в этот День тоже происходят торжественные мероприятия, но менее масштабные и шумные.

Так как все величие Праздника, его апогей, совершается 7 ноября (оль).

Уже с утра к Золотому Дворцу начали подъезжать кареты с приглашенными гостями.

По протоколу аудиенции у Короля при входе в Большой Торжественный Зал — или воссиянии — могли испросить только несколько десятков высокородных персон. Так заведено было еще Маркитоном V, которому вся эта торжественная рутина, когда Король встречал чуть ли не каждого приглашенного гостя, была ему противна «до мозга костей» — его фраза. Поэтому был принят высочайший эдикт, а с ним и протокол, в котором расписывались все титулы и звания, которые могли и должны были получать аудиенцию — пять минут вместе с воссиянием — у Короля во время Торжественных мероприятий.

Этот эдикт взяли на вооружения все Короли Ликсии, и теперь большая часть гостей, а их ведь стало во много раз больше, чем даже при Маркитоне V, прибывала заранее и в назначенный час заполняла Главный Торжественный Зал.

И после того, как обычные гости собирались и заполняли Зал, а их подарки отправлялись в специальные кладовые, в определенное время, почти всегда в восемнадцать часов, в Зал, через Северные врата-двери, входили-воссияли все Восемь Королей Ликсии, во главе с Королем Рошана.

Да, 7 ноября (оль) как день Рождения Короля был принят всеми Королями и был отдан Рошанскому Королевству. Все остальные Короли отмечали свои Дни Рождения именно в свои Дни Рождения.

Так вот появление, воссияние, всех Восьми Королей — Великий Князь Дланский так же во всех документах и договорах назывался Королем Длании, хотя у себя дома больше употреблялось — Владетель Длании Великий Князь Дланский и Ново Холмский — и начинало Торжественную Аудиенцию, когда по протоколу появлялись гости, достойные аудиенции.

А уже после окончания Аудиенции начинался сам Бал, на котором протокол уступал место торжеству, где можно даже потанцевать с Королем Рошана или с любым другим Королем — белые танцы, или в последнее время вальсы, когда женщина приглашает мужчину, были достаточно частыми на Балах, и Королей, конечно же, приглашали. Это не возбранялось, на Балах дотронуться до Короля можно было без разрешения. Но только на торжественных Балах. И танец или вальс с Королем был хорошей возможностью попасть в фавор, если, конечно, уметь хорошо танцевать, а не просто прыгать.

Нэй с Элли оказались среди достойных аудиенции. Ну, это и понятно, кто же эльфу запишет в обычные гости?

Впрочем, как выяснил Нэй, на самом деле большие части делегаций эльфов, как Странных, так и Высоких, подчинялись королевскому протоколу и превращались во вполне себе обычных гостей. И только обязательная свита при Астре, то есть правителе эльфов, имела возможность участвовать в воссиянии и присутствовать при Аудиенции. То есть от эльфов были четыре делегации от всех трех анклавов Странных Эльфов: Дом Норвилион — родина Элли, Дом Арвилион и Дом Сорвилион — родина Леомираиса, и большая делегация Высоких эльфов во главе с Правителем Западных Земель Астрой Дома Орвилион — Эркариосом асто вис Арвисом.

Нэй не совсем понял. И Элли пришлось уточнить, что да, она является Астрой дома Норвилион, но на самом деле Правителей Дома несколько, можно сказать, целый Совет. Если кто-то уходит к людям, то он — или она — остается Астрой, но правят оставшиеся Астры. Но если происходят торжественные мероприятия, то для действующих Правителей существует порядок «быстрого прихода», когда они выходят к людям только на время торжества. Это происходит не каждый год, а было когда-то принято эльфами — один раз в двадцать пять лет. Но в празднование Столетия Короля Урбана IX Элли не выходила по «быстрому приходу», были кое-какие дела, и, как и сейчас, делегацию Дома Норвилион возглавлял ее двоюродный брат Кариоларис асто вис Нумис. И на самом деле они Элли и Нэй могли обойтись вполне обычными гостями. Но это было желание Короля Рошана, поэтому они и находились в ожидании Аудиенции.

Вот именно, что в ожидании. Ходили из угла в угол аристократического будуара в ожидании, когда Старший мажордом Зала вызовет их и, озвучив их титулы и звания, они двинутся, воссияют — на самодвижущейся повозке! — к Королевскому возвышению для Аудиенции с Королем!

Когда Нэй услышал о самодвижущейся повозке, сначала не поверил своим ушам. Но оказалось, да, существуют такие штуки, и не из каких-либо миров, а именно здесь придуманные. Угадайте, кем? Правильно, Ди Вирши!

Некое подобие колесницы — впереди на специальном уступе водитель; управление — рычаги за спиной, причем облаченный в сливающийся с самой платформой — красное с золотом — одежде, видимо, чтобы не отвлекал взглядов от гостей, кому выпала честь аудиенции. Сами же гости, по двое на каждой повозке, стояли на возвышающейся над полом платформе, сантимов пятьдесят от пола, почти в открытом пространстве, лишь впереди стенка, за которой и находился водитель, с ручками, чтобы держаться гостям. И вот таким образом королевские гости и преодолевали огромные шестьсот ярдов до возвышения, где сидят Короли.

Когда самодвижущихся повозок не было, применялись самые настоящие колесницы с лошадьми! Правда, маленькими, но очень сильными, но не пони, а пильпиками⁽¹⁾. Поэтому возле Большого Зала можно было обнаружить множество комнат, похожих на конюшни, но сейчас занятые совсем другими функциями, ну или как гаражи и ремонтные боксы для этих самых повозок. Но так как повозки занимали меньше места, то до сих пор находились комнаты, совершенно пустые и заброшенные. И это в Золотом Дворце? В общем, такие повозки очень сильно облегчили труд слуг и обслуживающего персонала. И воздух стал намного чище…

Элли надела платье, но для секрета и большей таинственности, Нэй воспринял ее предложение на ура, накинула еще вуаль, получилось очень даже загадочно. Ну, а Нэй добавил к ее платью драгоценный гарнитур из диадемы, колье, сережек — Элли редко надевала серьги, в основном в ее ушах постоянно сверкали этакие золотые запонки или кнопки, чтобы дырочки не зарастали — и браслетов. Когда он это все показал, даже у Элли сперло дыхание от такой красоты, а когда она это все великолепие надела на себя, то можно было солнцу не восходить, чтобы не приревновать Элли к себе!

А Нэю к своему красно-белому одеянию — красный камзол, белые штаны и сапоги, и лишь чёрная треуголка — пришлось надеть на себя уже здесь, в будуаре, ещё и орденскую, синюю с золотыми узорами, ленту через правое плечо. Он не совсем понимал это действо, так как не был ничем награжден. На это Элли только загадочно хмыкнула, но ничего говорить не стала. Что-то явно было сделано за его спиной. Ну, Артур, погоди! Ну, или Элли так по, хм… доброму мстила за платье.

Из специального слухового окна было все прекрасно слышно, кого объявлял мажордом. Хотелось бы посмотреть на этих персон, но двухстороннего зеркала тут не было, а жаль.

По появлению этих гостей можно было судить об их значимости на ступеньках иерархической лестницы — и на вершине есть ступеньки. Первые в списке высоких гостей, а их сегодня намечалось тридцать одно воссияние, на ступеньках чуть дальше от Трона, последние самые высокие гости почти равнялись с Троном. Или сами обладали Троном. Таким как раз и являлся Астра Дома Орвилион. И его воссияние было последним в списке Аудиенции.

А вот Нэй с Элли были где-то в середине этого списка. Хотелось поскорее, а то этот будуар уже осточертел.

Кстати, о самодвижущихся повозках.

Было две тренировки, чтобы высокородные господа не оплошали, передвигаясь на этих любопытных повозках. И во время первой тренировки произошел довольно неприятный эксцесс…

Почему Нэй вспомнил?

Потому что в будуар, как к себе домой, зашёл пожилой слуга и принялся ремонтировать ящик столика под трюмо, левого от входа. Да, и в самом деле заедало его немного. Но, это ведь не время для его ремонта! Нэй постоял несколько секунд в удивленном размышлении, а потом резко подошёл к слуге, взял его под руку и со словами:

— Уважаемый! Ваша рабочая прыть мне очень импонирует. Но, может, вы в другой раз отвёрткой покрутите? — выпроводил его из будуара, благо он особо и не сопротивлялся.

А перед тем, как закрыть дверь, довольно зло проговорил секретникам на охране:

— Ещё раз воспользуйтесь своей сердобольностью, отправлю на Восточный фронт! — и под недоуменные взгляды охранников закрыл дверь.

— На Восточный фронт? — переспросила Элли.

Нэй пожал плечами:

— Ну не говорить же им про каменоломни Сирты.

Так вот, об эксцессе.

Тренировки, как это ни удивительно, проходили все достойные аудиенции аристократы и эльфы. Время у всех было разное, поэтому никто не с кем не встречался. Но при этом даже Астра Дома Орвилион проходил тренировку, как и все гости.

В общем, во время первой тренировки на специальном полигоне нужно было проехаться на повозке не шестьсот, а целых тысячу ярдов. Видимо, чтобы тренировка отложилась в памяти сразу, без повторения. Скорость не сказать что большая, но и не маленькая. Ветром не обдувались, но все-таки стоять нужно было уметь чтобы, держась одной рукой за поручни, другой махать зрителям, которые будут смотреть на воссияние любого из гостей Аудиенции. И, если честно, в первые секунды даже Нэю было не по себе и от скорости, и от движения. Но вскоре вестибулярный аппарат пришел в норму, и Нэй, как и Элли, даже начали получать удовольствие от поездки. При этом рядом с проездом, с правой стороны, на такой же тележке, двигался инструктор, средних лет мужчина, и лишь пару раз сделал замечание по поводу ног, которыми лучше бы во время повозки не двигать. Почему не сделать специальный поребрик, чтобы ноги не сдвигались? На это инструктор сказал, что делали, но люди начали спотыкаться. А представьте себе споткнувшегося аристократа перед королем? Впрочем, и без поребрика спотыкались.

И вот когда обе тележки уже почти преодолели свои тысячи ярдов, тележка инструктора вдруг резко развернулась влево, в сторону тележки Нэя и Элли, и совершила самый настоящий таран!

Но это было еще не все. С тележки инструктора, как заправский попрыгунчик, подпрыгнул ее водитель, уже с кинжалом в руках, и с криком: «Слава Герцогу!» — взвился в воздух, приготовившись вонзить свое оружие в Элли! То есть если и убивать, то любовь!

До этого момента Нэй и Элли падали. Удар был неожиданным и резким, их тележку подбросило и повернуло под углом, так что разумные стали заваливаться влево. А тут еще этот попрыгунчик…

Благо Элли была не в бальном платье, а в брючном, повседневном костюме, то есть зацепиться ей было не за что и не чем. Поэтому Нэй и вошел в «буриган», не боясь задеть ни Элли, ни ее платье.

То есть Нэй замедлил время.

Он тут же поменялся местами с Элли, оказавшись над ней, и теперь кинжал летел ему в грудь. Вложил в руки всю энергию и обрушил ее на готовящегося убить убийцу, а потом уже подхватил эльфу и, перевернувшись, вернул события в нормальное русло.

Упал, смягчив падение воздушной подушкой под спиной, и с очень злой на себя Элли в объятьях.

— Дура! Ведь чувствовала же!

При этом несостоявшийся убийца пролетел ярдов сто, не меньше, и упав, переломал себе все кости, Нэй на энергии не экономил.

Тут же набежали секретники — что да как?

Что как? Что как? Куда вообще все смотрели? Зачем вообще нужна секретная служба, если она не выполняет своих задач?

Перед Нэем и Элли извинились. И следующая тренировка проходила под неусыпным контролем человек двадцати секретников, при этом двое из которых водили еще тележки, надо сказать, очень умело.

Поэтому странный гость в будуаре и вызвал у Нэя некоторую озабоченность и очередные вопросы к секретникам. И хорошо, что это оказался не очередной заговорщик, а просто очень работящий слуга. Но с Бонифацием, через хм… Короля, нужно будет поговорить, чтобы он успокоил своих вассалов, а то так вскоре останется совсем без слуг. И с Секретной службой нужно поговорить. Не успели Гвардию распустить, а уже новые интриги кругом!

В будуар наконец заглянул помощник мажордома зала, молодой и очень верткий парнишка, с очень высоким воссиянием, низкородных здесь на службе не держали:

— Властительная, — поклон в сторону Элли. — Ваше Высочество, — поклон в сторону Нэя, — Ваша аудиенция!

В сторону все мысли глупые. Потом со всем разберемся, по ходу поступления проблем.

А сейчас нужно улыбаться.

И Нэй и Элли улыбались.

Взошли на самодвижущуюся повозку.

А голос мажордома, усиленный какой-то техномагической штучкой, уже объявлял Элли и Нэя.

Сначала эльфу:

— Властительная и Восхитительная Владычица Нордмундира Астра Дома Норвилион Хранительница Семи Рун — Эллионариэль Кина Мина Рина Орна Артана асто вис Нумис орви Кавис номи Ревис!

Нэй с некоторым удивлением посмотрел на любовь свою:

— Семь Рун? Нордмундир? Что это если не секрет?

— Секрет! — она улыбнулась. — Ты не спрашивал, я и не рассказывала!

Это камень в огород Нэя, что он многое знал, но не все?

Но, это-то ладно, а ведь себя-то услышал, ведь чуть не упал! Побратимство Побратимством, но зачем столько на его плечи взвалили?

— Его Пресветлое Высочество, Принц Слова, Герцог Норский, Граф Симур, Грандер Короны и Кавалер Ордена Неправильной Звезды — Нэй дер Вейн!

— А когда я Герцогом-то стал?

— В день Побратимства! — Элли усмехнулась.

— Что-то я не слышал этот титул во время Ритуала.

Они уже ехали на самодвижущейся повозке, улыбались, махали свободными руками. Было довольно удобно, оказывается, тележки для Аудиенции были чуть шире, но все равно, лучше было держаться за поручни. Они и держались.

Кстати, стоило уточнить, почему Нэй и Элли воссияли вместе, а не раздельно. Они ведь не муж и жена, как многие персоны на Аудиенции — хотя были и одиночные воссияния. Все дело оказалось в желании Элли. Она не хотела быть одна на воссиянии и Аудиенции, а так как Король пригласил на Аудиенцию и Нэя, то все решилось как бы само собой. Оба вместе на Аудиенцию. Хотя на самом деле это было нарушение кучи регламентов и правил, как людских, так и эльфийских — одно из которых заключалось в том, что человек и эльф не могли быть вместе на воссиянии на одной колеснице или повозке, если они, конечно, не муж и жена — уже забылось, когда такое было в последний раз. В общем, Нэй снова стал нарушителем правил, правда, теперь с полного согласия Короля.

А может, взять и пожениться?

О-о-о! Мечтать не вредно…

Когда проехали середину пути, Нэй улыбнулся и проговорил:

— Время пришло, Солнце мое! Освети этот Бал своим сиянием!

— Да, мой Господин! — и Элли сорвала с себя вуаль.

Вуаль сама по себе скрывала любую одежду, поэтому понять, что было надето на эльфе, было невозможно. Пока она не сорвала с себя вуаль — на самом деле если эльфийка надевала вуаль, то она ее никогда не снимала во время бала или присутствия в торжественном месте, так что Элли тоже в каком-то смысле нарушила правила.

Вот, кажется, не было ничего, а тут…

О! Какой возглас прокатился по всему Залу! Как гости ринулись к дорожке, по которой ехали Нэй и Элли. А какие глаза были у женщин. У всех женщин, независимо от расы! Эффект именно такой, на какой и рассчитывал Нэй.

Удивить всех!

Вот они и удивили! Всех!

Правда, Нэй немного отвлекся от созерцания людского удивления и восхищения, потому что, пусть Элли не обижается, его привлекало уже Королевское возвышение.

Это была площадка или все-таки небольшая площадь, возвышающаяся над основным полом на восемь ступенек. И на этом возвышении и находились все Восемь Королей, по правую руку от Короля Рошана. А вот на две ступеньки ниже, то есть на площади шестой ступеньки и по левую руку от Короля Рошана, расположились еще три тронных кресла, на которых восседали Трое Носителей Права Рошанского Королевства.

Артур-Гарет вис Лонгбард, Герцог Лемосийский — Первый Носитель Права. О нем Нэй слышал только хорошее, от своего брата Артура.

Тром-Урбан вис Лонгбард, Герцог Совойский — Второй Носитель Права. Как говорил Артур человек так себе, хотя и военный. Правда, что он подразумевал под «так себе», так и не сказал.

Ну и, конечно же, Отон-Норвик вис Лонгбард, Герцог Умбрельский — Третий Носитель Права. Теперь уже, после Ритуала Слова и Побратимства с Артуром, приемный отец Нэя.

Такие все немного напыщенные, высокомерные, но все-таки вполне живые. И все смотрели на прибывающих Нэя и Элли.

Но Нэй уже и на людей больше не смотрел. Трон был в его глазах.

Трон, на котором восседал Король Рошана Урбан IX.

Истинный Трон!

Сгоревший Трон!

Или просто…

Головешка.

И сразу кое-что вспомнилось.

---

1) Пильпика — «малышка» в переводе с древне-ангулемского)

Вернуться к тексту

Историческая справка:

Легенда о Троне.

Когда-то он был просто дубом.

Могучим, гигантским, великим и прекрасным.

Быть может когда-то, под сенью его кроны отдыхали Кара и Крас, путешествующие по Миру и совершающие свои благонравные, добрые и великие дела.

Поэтому дуб был еще и древним.

Очень древним.

Но в одну ночь все изменилось.

Молния — или множество молний — вырвали это величие из земли, разорвали корни, растерзали зеленую, густую крону и низвергли на землю.

Превратив этот роскошный Дуб просто в дерево, которое потеряло всё — и славу, и силу, и все свое великолепие жизни.

Впрочем, существовала еще одна легенда, в которой говорилось, что это именно люди обрушили этот могучий дуб в пику эльфам, после окончания Первой войны.

Две натиры, дюжина человек рубила его ствол топорами и днем, и ночью, ну, а молния просто довершила начатое людьми, расщепив его огромный ствол, почти уничтожив его жизнь.

Но жизнь Дуба на этом все же не закончилась.

Хроники скрыли от нас имя того короля — тогда было время, когда короли еще не писали историю, или просто человека, а имена простых людей и не вспомнить вообще, который предложил вырубить из поверженного ствола, из его уцелевшей сердцевины, что-то вроде трона. А может, просто могучий стул или огромное кресло.

Нет в хрониках и легендах записей, что был вырублен именно трон. Но осталась память, что на нем сидели именно короли.

В то далекое время дерево редко использовалось, или вообще не применялось, для мест вседержителей людской власти. В основном, это был камень, поэтому появление деревянного места для власти должно было быть замечено эльфами. Они ведь так берегли зеленую жизнь. Но, как-то так случилось, что этот стул, или все-таки уже трон, оставался местом власти долгие десятилетия.

И только хроники Второй войны рассказывали нам историю, что после уничтожения города Орли — столицы небольшого королевства Тумб, названия остались в истории только благодаря Трону, эльфы наконец изъяли и спрятали от людей деревянный Трон — уже можно писать с большой буквы — Трон.

Но прошли еще столетия, и мы, к удивлению, узнали, что Сигизмунд I восседал и правил именно на Деревянном Троне!

Ходила легенда, что он выкупил его у эльфов кровью своих дочерей. Жестокая, надо сказать, история, но мало относящаяся к самому Трону.

А после отца на этот Трон воссел его сын — Великий Сигизмунд II.

А еще время спустя началась Последняя война…

Война, принесшая смерть тысячам и тысячам людей.

Война, пролившая море крови.

Война, принесшая горе в каждую семью, в каждый дом, в каждое сердце, еще бьющееся, но уже потерявшее жизнь.

Потому что казалось, что жизнь людей закончена и ничто не сможет ее вернуть.

Долгих двенадцать лет история была свидетелем падения людской цивилизации.

Но снова один день все изменил.

У эльфов сменилась власть, и новый властитель пределов Запада и Востока — Лигурии и Ликсии — Астра дома Орвилион — Эркариос асто вис Арвис — дал разрешение людям наконец вернуться в разрушенные города, в которые им был запрещен вход целых двенадцать лет после поражения в Последней войне.

Так же был освобожден, и Сигизмунд II, проведший в плену у эльфов все эти двенадцать лет.

Он вместе с небольшим отрядом, во главе с сыном Родериком, вернулся в Рейком — столицу Наргарского королевства, которая была почти стерта с лица земли, а на месте королевского дворца зияло жуткое пепелище.

Но, как это не удивительно, деревянный Трон, на вид весь обугленный, черный как головешка, с растекшимся по спинке, как слезы или как мед, золотом, был обнаружен на этом пепелище.

Впрочем, дотронуться до него никто не решился, пока сам Сигизмунд II не поставил его как положено и не сел на него. Это его действие разогнало страх перед разрушениями и оживило людей.

На этом сгоревшем троне Сигизмунд II принял делегацию эльфов во главе с Эркариосом асто вис Арвисом, на нем вел переговоры, на нем и умер.

После его смерти Трон Сигизмунда, как в начале он был назван, был помещен в восстановленный Королевский дворец Наргарского Королевства, но ни один Король так на него и не сел.

До создания Великого Королевства Аркитар тремя братьями, не по крови, а по духу, Носителями права своих Королевств, когда наконец на престол образованного ими Великого Королевства не воссел Король от Трех — Маркитон IV.

Трон не чистили и не обрамляли по новой ни золотом, ни бархатом, ни драгоценными камнями. Он продолжал стоять черным как уголь, при этом проведи пальцем по его черноте — и на нем останется черная сажа.

Но!

Истинный Король, восседающий на нем, всегда оставался и остается чистым и не запятнанным! Никогда ни одного дремма сажи!

История гласила, что Узурпатор специально носил черные одежды при аудиенциях, потому что он всегда уносил с собой сажу, вставая с Трона, так как истинным Королем он так и не стал.

При этом история умалчивала, как принял Трон Королеву Альфину, так же считающуюся узурпатором власти. Или Трон ее принял, или все ее окружение не обмолвилось об этом и словом. Потому что нет сведений, что Альфина оставляла сажу на своих одеяниях.

Не совсем понятно, как Трон вообще оказался в Мир Рошанском после Безумной войны и Великого Катаклизма. Так как Аркитар — столица Великого Королевства Аркитар — был разрушен еще до Бельвеленской битвы и следы Трона должны были потеряться.

Но, как известно, по историческим хроникам, что Альфина принимала аудиенции, уже восседая на сгоревшем Троне, и подписала отречение тоже на нем.

Вполне возможно, Мир Рошанский был выбран для возвращения Трона — людьми или провидением — как вторая столица Аркитара, и ко всему прочему именно здесь происходил Выбор Предков. Но, именно здесь сгоревший Трон стал знаком и могуществом Королей Рошана.

Сгоревший Трон.

Головешка.

Трон Сигизмунда не прижился.

Как и Черный Трон.

Говорили, об этом есть свидетельства людей, оставшихся в живых после падения Аркитара — эльфы несколько дней пытались сжечь Трон дотла! Применяли все: и магию, и алхимию, и даже термитов, и казалось — каждый день, в течение шести дней, — что Трон вот все, сгорел! Но на следующий день он так же стоял на том же месте в прежнем виде.

Как Феникс из пепла.

А на седьмой день он пропал.

Ну, сначала подумалось, что наконец-то эльфам удалось уничтожить Трон, но оказалось, что это им только показалось.

Вот с этого времени его и назвали…

Сгоревший Трон.

Или Головешка.

Как дань тому, что жизнь не вечна, и она способна к разрушению.

И в то же время жизнь всегда пробьет себе дорогу и всегда будет сильнее смерти.

И как напоминание о том, что все, что упало, всегда может подняться.

Сгоревший Трон.

Головешка.

Своим огнем и золотом слез, сохранивший Силу, Веру и Величие Людей!

И в заключение история про истинность Королей, восседающих на Сгоревшем Троне.

На Головешке.

Конечно, наличие столь древнего артефакта, пусть и у самого Величественного из Королевств Ликсии Каракраса, всегда вызывала ревность у других Королей.

Поэтому еще в начале Новой Истории, Нового времени, все Восемь Королей Ликсии приняли решение, что Сгоревший Трон на веки вечные остается в Мир Рошанском, но при этом каждый из Королей имеет право воспринять его древнюю Силу и Власть.

Иначе говоря, был принят так называемый закон Восьми Глав, по числу Королевств, а проще говоря, создавался Совет Восьми, на котором Короли раз в определённое время — сейчас это полгода — собирались в Мир Рошанском для договоров и переговоров. При этом право возглавлять Совет передавалось по очереди. И каждый возглавивший Совет садился на Сгоревший Трон.

На Головешку.

Зал Восьми находился как раз за Большим Тронным Залом Золотого Королевского Дворца Мирминора, и это единственное место, куда переносился, на три дня Совета, Сгоревший Трон. Все остальное время он всегда стоял на своем месте в Тронном Зале.

Так вот эта история случилась лет двести назад, когда Рошанским Королевством правил дед нынешнего Короля Рошана Урбана IX — Урбан VIII.

Совет Восьми как обычно собрался для улаживания разногласий, заключения договоров или ведения переговоров по соли, единственному вопросу, который всегда стоял и стоит до сих пор в переговорах Восьми — суть его достаточно запутанная, но если коротко, то речь идет о постоянной борьбе соляных концессий Королевства Ривер с севера с соляными шахтами Королевства Солия на юге.

И в этот раз возглавить Совет пришла очередь как раз Королю Ривера — Симону IX, прадеду уже нынешнему королю Ривера Симона X.

Заседали долго.

Спорили, злились, ругались, смеялись, даже пели песни, ели и пили, не выходя из-за стола в течение нескольких часов.

А когда решили завершить разговоры и переговоры в этот день, то…

Надо сказать, что форма одежды по договору и принятому решению при создании Восьми Глав всегда обозначалась как белая, даже сапоги, лишь золотые гербы Королевств — цветы — придавали различия встречающимся Королям.

Белый цвет был выбран как цвет единства, света и чистоты мыслей и помыслов. И истины. Со временем к белому цвету добавилась желтая лента через правое плечо как знак Королевской власти.

Так вот, когда все встали со своих мест, то оказалось, что вся пятая точка Короля Ривера, да и спина, были измазаны в саже!

И Король Рошана Урбан VIII, никогда особо в выражениях не стеснявшийся, сказал прямо:

— Симон, демоны тебя побери! Что с твоим задом?

Хорошо, что на Совете Восьми у Королей не было оружия. Иначе…

Мы ведь знаем, что бывало с самозванцами.

Но драки не было, не пристало Королям драться, как простым мужикам, хотя все и обучались по традиции кулачному бою. Да, и Симон IX не стал ничего скрывать.

Точнее, и не Симон IX это был, а его брат-близнец — Артур. А Симон к любовнице решил заглянуть, совершенно забыв о том, что именно ему предстоит возглавить Совет и воссесть на Сгоревший Трон. Ну, а Артур не придал этому особого значения или вообще не знал об истинности Королей.

И хотя на следующий день в совете Восьми участвовал уже сам Симон IX, и он был истинным, и его белые одежды, после окончания Совета, остались чисты, как снег зимой в Ривере, с легкой руки Урбана VII, к нему прилипло прозвище — Чернозадый. Видимо, в назидание будущим Королям.

Что до обид, то никаких обид.

Во-первых, на обиженных воду возят.

А во-вторых, сначала дела, а уж потом развлечения.

И еще, вот теперь точно последнее.

Во всех Королевствах, со времен установки Головешки в Тронном Зале Рошанского Королевства, предпринимались попытки создать что-нибудь значимое, сравнимое с этим Великим Артефактом прошлого и современности.

Хоть раз кто-нибудь из Королей…

Король Солии Фредерик III сжег Королевский дворец! Историки заявляют, что это вышло случайно, но неофициально поджог был умышленным, именно для того, чтобы на пепелище…

Найти пепел трона Солии, и ничего более…

А вот Король Локии Ферт II в течение шести дней сжигал с помощью магии, алхимии и термитов Троны. Все шесть штук, в надежде, что один из них воспримет силу и превратится в…

И другие Короли действовали в том же духе и по тому же месту, в желании получить не копию, а именно…

Сгоревший Трон.

Но мы ведь знаем, что Сгоревший Трон единственный и неповторимый.

И эта история именно о нем и только о нем.

О Сгоревшем Троне.

Или просто…

О Головешке.

Мысли из головы.

Самодвижущаяся повозка приблизилась к восьмиступенчатой королевской площади и, не доезжая десяти ярдов, завернула вправо. Все достойные Аудиенции двигались по дорожке прямо перед королём Рошана. Но, не доезжая, всегда поворачивали направо.

Потому что, по протоколу, следовало подняться сначала на площадь шестой ступеньки и обменяться приветствиями с Носителями Права. При этом, так как Носители Права и встречаемые были одной силы Крови, то сидящим следовало встать. Поэтому, видимо, Нэю и даровали Герцогский титул, чтобы уравнять в силе Крови с Носителями Права.

Не совсем понятно, откуда пошла эта традиция: начинать Аудиенцию именно с Носителей Права. Одни считали, что таким вот образом воздавалось должное будущему Королю из Трех Наследников, но не объясняли, почему так происходит. Другие объясняли этот момент тем, что в старые добрые времена рядом с Королем всегда сидели Наследники, и чтобы подойти к Властителю, сначала нужно было поприветствовать его Наследников.

Но, так или иначе, Нэй с Элли свято соблюли протокол и уже после приветствия Носителям Права поднялись на площадь восьмой ступеньки. Тут же как из-под земли появился не слуга, а офицер, полковник, с золотым подносом, на котором находились подарки Нэя и Элли Королю Рошана.

Тут уже Король сидел. Он просто принял приветствие как Элли, так и Нэя. Благосклонно и величественно подал руку, которую Элли просто пожала, а Нэй поцеловал, он не являлся вассалом Короля, но был его подданным, хоть и в шаге от короны на иерархической лестнице. Поэтому и поцелуй руки в некотором наклоне — вассал при этом преклонял колено перед своим сюзереном.

Затем показ подарков Королю — Элли подарила что-то эльфийское, какой-то артефакт, а Нэй, как только он мог, самый большой темник из своих запасов, что вызвало восхищение у Короля, — и возвращение их на поднос полковника, который тут же исчез.

Вот с этого момента начиналась сама Аудиенции, пара минут из пяти. Король что-то спрашивал, гости что-то отвечали. Этакая традиционная рутина из слов, но для многих очень показательная и многими желанная.

Но, если считать, что у Нэя было еще два разговора с Королем в предыдущие дни, то эта аудиенция была чисто игрой на публику, показывающая, каких высот достиг Нэй. Очень опасная игра, надо сказать. Например, Родерик Аудиенции не удостоился — непонятно, зачем она была ему, но, по слухам, ему очень хотелось — и еще с того обеда стал поглядывать на Нэя искоса. А какое у него лицо было на Побратимстве! Вот Артуру эта аудиенция была не к чему. Он и так знал свое место под солнцем, и Нэй чувствовал его одобрительный взгляд на своем затылке. Вот у него никакой ревности, это факт.

Минуты Аудиенции наконец прошли. Нэй даже не понял, как Король это узнал, но при этом поговорили очень мило. И по дальнейшему протоколу Нэй и Элли должны были поприветствовать всех семь оставшихся Королей. Но теперь уже и Нэй только пожимал протянутые ему руки Королей, так как не являлся их подданным.

Последнее пожатие, и вот спуск с площади. Слуга в золотой ливрее принял треуголку Нэя, теперь он в Зале, и головной убор будет просто мешать. Ко всему прочему, по протоколу он мог любого приветствовать просто касанием к треуголке и ни разу ее не снимать, а вот ниже рангом должен был именно снять головной убор и совершить определенный ритуал приветствия.

Поэтому головные уборы и убирались, чтобы как бы уравнять всех присутствующих. Что касалось женщин, то им роскошные шляпки носить разрешалось, но на самом деле многие женщины старались обзавестись какой-нибудь даже не очень дорогой диадемой, взятой напрокат, чтобы они заменяли шляпки, ну, или хотя бы золотые заколки в волосы, или парики как короны. В общем, шляпки в последнее время среди женщин стали не модны. В залах и на балах. На уличных мероприятиях, например, на Рыцарских турнирах или Конных состязаниях, дамы старались блеснуть красотой шляпок на любой вкус, цвет и фасон. Вот там это приветствовалось и даже выбиралась Королева Шляпки!

Но Скачки Лока будут только через три дня, а сегодня Торжественный Бал в честь стадвадцатипятилетия Короля Рошана — Урбана IX.

* * *

07 ноября (оль) 1440 года от Пришествия Скирии.

Мир Рошанский.

Золотой Дворец Мирминора.

Торжественный Бал в честь сто двадцати пятилетия Владетеля Земли Рошанской и прочая, прочая, прочая — Его Пресветлого Королевского Величества Урбана IX.

Встречи, встречи, встречи.

После воссияния Нэя и Элли на Аудиенцию потянулись Великие Герцоги. Как известно, их было Пять, и они не вассалы и не подданные, можно сказать, почти независимые государи, но все же капельку зависимости от Королей имели, а от Рошана — тем более.

Здесь, конечно же, был старый знакомый Нэя, заядлый шашечник — Бенджамин Луку вис Охр ди Гартари — титул которого звучал очень громко — Двенадцатый Великий Герцог Норвудский, Принц Крови, Владетель Нимии, Граф Охр и прочая, прочая, прочая — Бенджамин Минкус Лукус асто вис Охр ди Гартари!

Нэй, конечно, оказался ближе к проезду Герцога, который будучи очень наблюдательным, конечно же, заметил Нэя, и они поприветствовали друг друга кивком.

Но самым последним из Герцогов появился…

Тоже знаковая встреча.

— Седьмой Великий Герцог, Принц Крови, Владетель Понтии, Граф Морн и прочая, прочая, прочая — Амброзио Форн Делакур асто вис Морн ди Лорки! — объявил мажордом. И: — Великая Герцогиня, Принцесса-Консорт, Владетельница Понтии, Графиня Дорхиз — Лайза Эрзея Мирна асто вис Дорхис ди Лорки!

Вот так встреча!

Как дал Нэй слово не следить за этой парой, так и держал. Поэтому их появление в таком качестве было для него некоторой неожиданностью. Не изучал он Великие Герцогства, поэтому и понятия не имел, кто такой на самом деле самый виртуозный мечник на его памяти — Брози ди Лорки.

Понаблюдать за проездом столь значимых персон собралось достаточно много гостей, но Нэю удалось пройти в первый ряд почти без усилий. Его как персону Королевской крови пропустили без какого-либо ворчания, поэтому он и видел и Герцога, и Герцогиню во всем великолепии.

И уже ярдов за десять до проезда он встретился с взглядом с Лайзой, у которой удивленно расширились глаза. Вот теперь она явно Нэя узнала. Даже обернулась, когда самодвижущаяся повозка проехала мимо, видимо, чтобы окончательно понять, что это не наваждение.

— Вот кто, значит, у него якорем стал!

Все, кто наблюдал за воссиянием-проездом Герцога, стали расходиться, поэтому услышать что-то рядом было довольно любопытно. Нэй повернулся на голос и увидел женщину в летах, но даже в этом возрасте обладающей притягательной красотой.

— Якорь? — переспросил Нэй.

Женщина улыбнулась, сделала реверанс.

— Арина ди Корде, Ваше Высочество! — представилась она и продолжила: — Когда-то Брози нагадали, что он остепенится лишь тогда, когда повстречает единственную и неповторимую, которая станет ему якорем — обуздает его нрав и глупости, и только она родит ему детей! — как-то грустно вздохнула: — Но я не смогла стать этим якорем. Не смогла родить ему ребенка.

— Вы неплохо осведомлены о его личной жизни, — Нэй улыбнулся, но надеялся, что это не Его очередные штучки.

— Я прожила с ним рядом шесть лет, а потом мы расстались.

Она, может, еще что-нибудь рассказала, видимо, потянуло на откровенность, такое бывает, но тут где-то за спиной Нэя послышалось чуть ли не душераздирающее, но все-таки скорее радостное:

— Нэй дер Вейн!

Брови Нэя дернулись от удивления, но не потому, что он не думал встретить тут этого человека, эту женщину, а из-за того, как она его приветствовала.

Он повернулся и увидел бежавшую к нему на всех парах, приподняв подол своего роскошного платья…

Алисию ди Фурк, в замужестве Графиню ди Хорн!

Нэй хлопнул ладонью позади себя, создавая невидимую воздушную стену, и вовремя, так как Алисия, никого особо не стесняясь, не просто подбежала, а подбежала и повисла на шее Нэя — не будь стены, упал бы точно. Без поцелуя, но все равно как-то уж очень интимно.

— Я так рада тебя видеть! — у нее всегда был звонкий голос, который нарушал все законы Межевого Вала и Королевского леса. Вот она никогда не терялась, так как ее голос был слышен всегда и везде.

— Я тоже рад тебя видеть.

Она наконец встала на ноги, взяла Нэя за руку и потянула за собой:

— Пойдем! Я познакомлю тебя со своим мужем! Он очень хороший человек!

Нэй в этом не сомневался. Она тянула Нэя, и все перед ними кланялись и улыбались. Даже не заглядывая им в душу, можно было понять, о чем они думают, ну некоторые, не большинство. Стало смешно и весело — уже у Нэя на душе.

Наконец, она дотянула его до группы офицеров. Кстати, офицеры — единственные приглашенные, кому было разрешено нарушить дресс-код, так как они все были облачены в парадные военные мундиры.

Группа стояла из шести офицеров, таких же высоких, статных, с выправкой не одного года службы. Пять полковников и один генерал-майор, и все с бокалами вина — столики с напитками и фруктами были расставлены по всему Большому Залу. При виде Нэя все выпрямились, собрались, но бокалы явно звучали диссонансом и вызвали у Нэя улыбку, а у офицеров небольшой дискомфорт. Но не парад ведь, можно и расслабиться.

Генерал-майором, в черной с золотом форме Ордена Меченосцев, и с пенсне на левом глазу, оказался Лим фон Штурф. Пожимая руки, оба немного задержали рукопожатие, видимо, вспоминая давно минувшую, но такую недавнюю встречу. Оба друг друга узнали. Но это было еще не все.

Двое офицеров, Номир маркиз ди Фукуа, и Симор маркиз ди Кун, в малиновых камзолах — пехотные войска. Один — Артрик маркиз ди Арон, в коричневой с золотом — кавалерия. Четвертый в сером с золотом, Нэй даже переспросил имя полковника, и тот, огромный, выше даже своих товарищей, а Нэя на все три головы, пробасил, повторив:

— Полковник Внутреннего Конвоя Фаргон ре Коста!

Пожали руки.

Нэй усмехнулся про себя, как порой тесен мир. Слишком тесен.

Ну, и пятый в зеленом камзоле, с золотом и серебряными аксельбантами пограничные войска — не Граничный Патруль, а именно пограничные войска, части которых расположены на Бамбатуре, на границе колоний и земель орков, а серебряные аксельбанты у тех, кто участвовал в боевых действиях. И как Алисия его отпускала на фронт?

— Максимилиан Горис Граф ди Хорн, Ваше Высочество!

Нэй всем улыбнулся, спросил, как полагается, о службе. Выслушал заверения, что служба достойна и все офицеры готовы жизнь положить за Королей и Великую Ликсию. Нэй сдержался, чтобы не сморщиться — он перестал любить смерть как таковую, а убивать тем более — это как раз после прицела снайпера. Но это не трусость, просто переосмысление жизни. Конечно же, принял приглашения Ди Хорна, к вящему удовольствию жены, посетить их домен, но, к сожалению, в ближайшее время это было невозможно, что немного расстроило Алисию.

И теперь уже Нэй прервал беседу, увидев еще одного знакомого. Откланялся офицерам, пожал всем руки, поцеловал ручку Алисии и быстро зашагал в сторону знакомого.

Но снова был остановлен.

Проходя мимо группы женщин, совершенно неожиданно услышал:

— Нэй!

Лайза!

Нэй повернулся, улыбнулся подошедшей к нему женщине, поцеловал ее руку и чуть задержал ее в своей руке; ее кожа будоражила воспоминания, и хорошо, что рядом не было Элли, она отлучилась к своим эльфам, иначе можно было получить ревнивую эльфу, хотя та ревностью и не страдала. Но Нэю очень хотелось вспомнить, но и забыть.

— Ваше Высочество! — проговорил он.

— Ты тоже изменился, — она не стремилась вырвать руку из его руки, видимо, тоже вспоминая.

— Время летит, наши годы как птицы летят, и некогда нам оглянуться назад, — он улыбнулся, наконец выпустив ее руку.

Но сделал это не потому, что воспоминания закончились, а скорее из-за того, что заметил приближающегося к ним Амброзио ди Лорки с двумя бокалами игристого вина.

— Вот ты где, солнце мое! — и протянул ей бокал.

Но Нэй довольно ловко перехватил этот бокал, забрав себе, что вызвало у Герцога очень даже жесткое удивление. Были бы катаны в руках, разрубил бы наглеца пополам, это точно. Но Нэй очень быстро развеял его удивление:

— Ваша жена беременна, Ваше Высочество, и поэтому, я думаю, алкоголь ей сейчас уже противопоказан, — и сделал глоток. — У меня дар, я это вижу, — и как-то виновато пожал плечами.

И оставив и Герцога, и его жену в некотором недоумении, повернулся и снова двинулся за тем, кого собирался догнать. И хоть его уже не было видно, но Нэй знал, куда тот человек свернул.

Но снова его движение прервала встреча. Точнее, очередное и последнее воссияние Аудиенции:

— Владетель Запада, Земель Лигурии и Ормии, Пресветлый и Вседержащий Астра Дома Орвилион, Владыка Нордмундира Хранитель Семи рун — Эркариос Номус Орвус Симус асто вис Арвис орви Лавис номи Ревис!

М-да! Нэй порядком чего-то не знал. И если вспомнить провозглашение воссияния всех прибывших Астр Странных Эльфов, то они тоже являлись хранителями Семи рун. И владыками этого таинственного Нордмундира! Хотя э… все-таки не все — двоюродный брат Элли, Каралиос, только Владыка Нордмундира, а вот Хранителем Семи рун из Дома Норвилион провозгласили только Элли. Что за руны такие и владычество? Но хранителей всего четыре, если считать прибывших на Торжество Дома эльфов, а где еще три? Может, руны как кольца всевластия? Во куда занесло-то. Хм… Однозначно нужно у Элли будет спросить. И Нордмундир — это их центр власти, что ли? И где он стоит? И стоит ли вообще? А единое окончание имён? Это их основатель? А как же Кара и Крас? М-да, сколько вопросов!

Но пока Нэй стоял рядом с дорожкой, по которой должна была проехать самодвижущаяся повозка, точнее, целых три повозки свиты Эркариоса — Властителя Запада, так как переходить эту дорожку, пока гость не проехал мимо, было запрещено.

И он наконец увидел Эркариоса, о котором много слышал.

Это был величественный эльф, с зелеными с золотом волосами. Не блондинистыми, а именно золотыми заплетенными косами. Может, и в самом деле золото. А может, и волосы такие. Они же радужные!

Одеяние на нем было свободное, похожее на тогу, белого, очень яркого цвета, но при этом был воротник, который обрамлял затылок и поднимался над головой какими-то странными рогатыми, но очень красивыми структурами. И, конечно же, корона на голове, но не золотая, а странно-черная с зеленью, сплетенная из растений, как лавровый венок, но при этом не сомневаешься, что это самая настоящая Корона Власти!

Рядом с ним ехала его жена, по информации —Латаниель, с копной совершенно непослушных рыжих волос! Рыжая эльфа — это что-то, конечно!

И две самодвижущихся повозки за главной. В одной явно сын Эркариоса — Эрикаринис, с синими волосами и жутко надменным взглядом. Причем он ехал один. И в последней двое людей! Как знал Нэй, это были Балдуин II, Король Дарийского Королевства, и его жена Эжен. Большая честь, надо сказать, для Короля Запада.

Когда повозка с Эркариосом проезжала мимо, Нэй даже не понял, что его подтолкнуло на это, но когда их взгляды, Нэя и Эркариоса, встретились, он приложил ладонь к виску и, отдернув, как бы поприветствовал самого могущественного эльфа Запада и Лигурии! Но самое любопытное то, что Эркариос усмехнулся на этот довольно наглый знак внимания, и… И кивнул головой, принимая его. А вот Эрикоринис, видевший это, явно был не в восторге. Но времена уже были не те, чтобы хватать и рубить.

И наконец, когда эльфы проехали, Нэй снова двинулся к своей цели.

И теперь его уже никто не останавливал.

Большой Торжественный Зал был точно позиционирован — Трон на севере, Торжественный вход в Зал на юге. На востоке от Большого Зала как раз и было расположено большинство комнат, бывших конюшен; пройдя их, можно было выйти в Малый Сад.

А вот на западе располагался Большой Сад с многочисленными беседками, домиками, где можно было вполне себе уединиться. Но прежде гость попадал на большой балкон, с которого можно было увидеть всю панораму Тропического Сада, и уже потом спуститься с него. И на этом балконе так же было множество небольших балкончиков и столиков, где так же можно было расположиться для беседы.

И вот как раз возле перил одного из таких балкончиков Нэй и заметил человека, появление которого здесь на Балу он предвидел, но не думал, что встретится с ним так быстро. Видимо, так сложились обстоятельства. Но это было даже хорошо.

Увидеть и поговорить. Просто поговорить. Так как прошлое уже далеко. Очень далеко.

Он подошел все с тем же с бокалом игристого, постоял немного за спиной, и когда понял, что человек, стоявший у перил, ощутил его присутствие, проговорил:

— Ну, здравствуй, старый… друг!

Человек вздрогнул, напрягся и проговорил немного скованно:

— Надеюсь, я сейчас могу обернуться?

— Можешь, я вполне себе живой.

И Сатр Леко обернулся.

Да, жизнь его потрепала, появилось больше морщин, он постарел, но в глазах оказалось больше спокойствия, чем раньше, и они не были жестоко пронзительными. Просто пронзительными, без забирания в душу. Меньше стало в нем и злости, и ненависти к миру. Ну, женился человек, остепенился, детей воспитывал. Такая жизнь многих меняла или просто заставляла надеть маску.

Но Сатр Леко именно изменился, без всяких масок. Если верить Файнсу. Да и своим впечатлениям Нэй тоже верил.

Сатр повернулся и увидел протянутую Нэем руку. Недолго колебался, протянул свою. И они крепко пожали руки и чуть задержали рукопожатие. Нэй задержал.

— Ну, надеюсь, драться не будем, потому что я первым тебя нашел! — он улыбнулся и наконец отпустил руку Сатра.

— Честно говоря, я не стремился тебя искать, а тем более драться. Время изменилось, и мы изменились вместе с ним.

— Смотрю, ты в графья выбился, — ну, немножко стоило поддеть человека, почему бы и нет.

Но Сатр в долгу не остался:

— А ты в Принцы, даже не представляю, каким образом.

— Через постель! — с усмешкой ответил Нэй.

Сатр мотнул головой, соображая, серьезно или нет ответил Нэй, и наконец рассмеялся. Он прекрасно знал Нэя, как многих людей, с кем сталкивался. Ну, или считал, что знает.

— Да! — Нэй дернул левым рукавом своего камзола, и как фокусник выудил из его манжета свернутый пакет. Хорошо, что послание Файнса было не таким толстым, поэтому уместилось в потайном кармане на рукаве, без внешних изменений.

Выудил и протянул Сатру:

— Это послание для тебя от Файнса.

— От Файнса? — Сатр искренне удивился.

— Мы с ним были… очень дружны.

— Не знал, — Сатр очень нежно принял пакет.

— Не бойся, не читал, нет привычки читать чужие письма, если меня об этом не просят.

— А где он?

— Погиб, защищая мою дурную голову. Удивительно цельным и смелым человеком оказался. Достойным, чтобы помнили.

— Да, он был единственным, кого я… любил… — вздохнул Сатр.

— И еще, — Нэй посерьезнел: — Я собираюсь на Запад в Лигурию, возможно ли присоединиться к обозу Болдуина II?

— Я спрошу у Короля, но вряд ли он согласится.

Нэй усмехнулся:

— Ну, мне, он, конечно, может, и откажет, но вряд ли он откажет ей! — проговорил и указал на идущую в их сторону Элли.

Как она сияла и сверкала!

— Вот ты где! Я тебя совсем потеряла! — проговорила она и взяла Нэя под локоть. — Представишь меня своему другу?

Нэй улыбнулся:

— Сатр Леко Граф Орст — это Элли Нум. Элли Нум — это Сатр Леко Граф Орст, мой старый, очень старый… друг.

— Сатр Леко? — взгляд ее сделался жестким. Но руку свою для поцелуя Элли протянула.

Сатр Леко поцеловал, выпрямился:

— Разрешите, я вас покину, господа! Властительная, — поклон в ее сторону: — Ваше Высочество! — поклон в сторону Нэя и очень быстрый шаг в сторону.

— И ты так просто с ним разговаривал? — Элли удивленно уставилась на Нэя.

— Я не скажу, что он перестал быть опасен, но нам обоим смерти друг друга в данный момент не нужны, поэтому мы и беседовали мирно.

— С фигами в кармане?

Нэй рассмеялся:

— Нет, Солнце мое, никаких глупостей за пазухой. Хотя я кое-что ему и приготовил, — и загадочно улыбнулся.

Прозвучали фанфары, означающие окончание Аудиенции и начало основного действа — Бала!

— Пойдем! Пойдем! — от серьезности Элли не осталось и следа. Она схватила Нэя за руку и потянула в Зал.

Ну, танцы так танцы.

Когда вбежали в зал, то Нэй увидел удивительное зрелище. Все столики с яствами неожиданно принялись опускаться в пол. А через какие-то минуты отверстия, в которых исчезли столы, снова открылись, и в Зал на этих лифтах поднялись молодые пары — курсанты военных училищ, в разноцветных и сверкающих мундирах, в паре с милыми и очень красивыми девушками в белых, сияющих платьях.

Они очень ловко и быстро соскочили со своих круглых подъемников и в едином порыве побежали в центр зала, причем так синхронно, что все две сотни пар собрались в центре почти одновременно.

Собрались, замерли.

И…

Зазвучал вальс!

Вальс Цветов!

Хотя к справедливости стоило сказать, что здесь он назывался Розовый вальс, а сам балет — «Эльфийская сказка». Но, при этом все, или почти все, было…

Всё-таки, как Нэй уже размышлял, «многия» знания только усложняли жизнь. И, конечно, Великого Константа Шартуса, открывшего вальс и балет миру Каракраса, пару веков назад можно было бы назвать большим мошенником. Но, это если знать его настоящую историю жизни — Нэй знал, поэтому и «многия» знания. Для всех остальных, знавших только его официальную биографию, Констант Шартус — Великий Композитор этого Мира. И вальсы считались его созданием.

А «Эльфийская сказка» — шедевром на века!

Поэтому не будем о грустном.

А просто слушаем вальс Цветов!

Когда вальс зазвучал в исполнении живого оркестра, так же появившегося из-под земли, молодые пары рассыпались и стали кружить, все увеличивая и увеличивая пространство. Отодвигая гостей и освобождая место для танцев.

А где-то на середине вальса эти пары вдруг растворились среди гостей, наконец освободив пространство.

Но вальс в пустоте звучал секунд пять, не больше…

Элли выдернула Нэя, и они, выбежав в центр этого танцевального пространства, стали первой парой, которая закружилась в ритме великого вальса.

А за ними потянулись и остальные.

Не менее сверкающие и великолепные. Удивительные и счастливые.

Красивые и величественные.

Всех закружил вальс.

Так пусть же порезвятся демоны наших сердец в этом прекрасном вихре жизни и счастья…

А враги?

Враги пусть подождут.

Почему?

Потому что…

Бал начался!