Хроники Га'Хуула (сборник) (джен)

Когда гаснет последняя надежда, разгорается новый огонь, и имя ему — Жар Хуула.

Из элегии короля Великого Древа Га'Хуула

Пелли беспокойно выдохнула и проснулась. Усталость в теле никуда не исчезла, а голова даже стала тяжелее — похоже, прошло совсем немного времени с тех пор, как грустная песнь мадам Плонк окутала нежной дымкой Великое Древо.

Прошлый день стал тяжёлым испытанием для Ночных Стражей, когда измотанные войной и измученные долгим перелётом они все прилетели на остров, и тем ужаснее было слышать крики радости и восторги тех, кто не отправился на войну. Затухающее ликование сменилось испуганным перешёптыванием: «Почему они такие печальные», «Кого они несут?» И крики отрицания разрывали застывший воздух, когда недвижимое сердечко с перечёркнутым шрамом осветило свечи большого зала. Дрожь и слёзы стали близкими спутниками прошедшего дня и горе витало среди них: поникшие плечи, потухшие взгляды, воины, окровавленные, лишённые перьев, когтей, глаз; все совы с потрёпанными перьями, помятые, ещё не успевшие смыть грязь и кровь с себя, и в каждом ряду взгляд вылавливал слипшиеся перья. Раненых внесли на носилках, — одни стремились подняться и почтить память падшего короля, другие стонали, а в дальнем углу лежали погибшие Ночные Стражи, над телами которых столпились родные и друзья. А Пелли стоит крепко, напряжённо. Она боялась, что если даст слабину, то не сможет взять себя в крылья вновь, и тогда вся накопленная ярость, страх, печаль, боль новой волной нахлынут на неё.

Боком она чувствовала Сорена. Он сильно дрожал и крепко прижимался к ней, словно совёнок к маме. За эти сутки он постарел, и от того больнее её сердцу. Слёзы давно высохли и новых не осталось. Стая, обнявшись, была рядом. Гильфи, чей взгляд опустился к полу, а на глазах всё ещё осталась мокрая дорожка. Сычик-эльф, и без того крошечная, сжалась как никогда прежде и ей было жаль видеть Гильфи такой хрупкой и слабой. Копуша время от времени бросал взгляды на Сорена, и в какой-то момент сделал движение, будто хотел подтянуть друга к себе, но передумал. Сумрак невидящим, затуманенным взглядом смотрел на Корина. Клюв здоровяка шепчет неслышимые слова, а когти раздирают дерево под ним. Между стаей и Сореном с Пелли скрючилась миссис Плитивер. Чувствительная змея свернула в колечко хвост, вытянула голову, и застыла.

Пелли вздрагивает, когда молчание нарушается раскатистым ударом гонга. Она только сейчас обращает внимание, что зал окрасился золотом рассветного солнца. Все собрались вокруг Корина, держась на почтительном расстоянии, и всё чаще их головы поворачиваются в сторону Сорена. Все знают, кто теперь их король, но никто не произносит этого вслух; от него что-то ждали. И вот Сорен глубоко вдыхает, сильнее к ней прижимается, словно на миг потеряв опору, и Пелли крепкой скалой поддерживает его. Краем глаза она замечает мелькнувший хвост миссис Плитивер, коснувшегося его лапы, но когда поворачивает голову, змея как обычно сидит в колечке. Долгий, безнадёжный выдох, и Сорен начинает говорить.

Сейчас настала ночь. Лишь ближе к закату нашлось время отдохнуть, но спать ей удавалось только урывками. Беспокойство грядущих тягот, горе за Корина и многих других погибших, нелегкие слова для жителей, вдов, осиротевших, — всё это свалилось на неё и дорогого Сорена. Она вспоминала мальца, который вопреки приказам раздобыл оружие и каким-то образом, не замеченный никем, попал на поле сражение. Он погиб сразу же. И все то, что будоражило наяву, виделось ей в сновидениях, и Пелли просыпалась раньше, чем успевала отдохнуть. Сновидения были лишь о войне, криках и крови.

Глаза со страшной силой смыкались, чтобы вновь окунуть в ужасы войны, но вдруг холод окружил её и Пелли заставила себя открыть глаза. Спросони она не сразу заметила, что жёрдочка Сорена, обычно чистая и ухоженная, но сейчас поцарапанная и скошенная, пустовала, и лишь лунный свет собирался на шесту. Она бросила взгляд на выход и обнаружила свисающий хвост.

Ночь встретила её свежим, морским воздухом, таким привычным и родным. Пелли осторожно выбралась, стараясь не шуметь и не задевать веточки, и присела рядом с супругом. Их тела прижались друг к другу.

Луна висела тонким пёрышком на самом краю остроконечных деревьев острова. Даже сейчас она видела в ней тот страшный шрам на лице Корина и эта навязчивая мысль никак не желала покидать голову. Никогда прежде остров в это время не погружался в такую тишину.

— Думаешь о нём? — его хриплый голос был ниже обычного и ломким. Сорен не поворачивал голову, а продолжал смотреть на луну. Она кивнула:

— Как я могу не думать о нём?

— И я тоже. Я закрываю глаза и вижу его сияющие глаза. А когда открываю — всё ещё вижу его. В огне, в звёздах, и в луне. В каждом из нас. В тебе, в наших детях. Я смотрю на каждого Ночного Стража и улавливаю яркие искры во всех них. Уголь Хуула, может, вновь обрёл покой в вулканах Дали, но его жар живёт здесь. И я не дам ему угаснуть. Это мой долг, как короля Великого Древа Га'Хуула.

— Это так, — ответила Пелли, — ты справишься, милый мой.

Они оба так и смотрели на луну, пока над горизонтом не начали подниматься новые звёзды. Целая плеяда мерцающих огней выглядывала из тьмы и вскоре над миром засияло сердце с перечёркнутой линией. Корин. Пелли опустила голову на плечо Сорена. Им всем тяжело, пожар войны разрушил много сердец, но они выстояли.

Теплота разлилась в её желудке и Пелли почувствовала, как расслабились плечи Сорена. Они справились. Они сумели одолеть темнодейство, чтобы их дети могли жить в хорошем мире — в мире, где Жар Хуула горит в желудке каждого из них.

Белоснежная сова опустилась на толстую ветвь и, как принято всякой приличной сове, деликатно постучала по дереву. Верхушку Великого Древа озарял пламенный свет солнца, чьи лучи медленно наползали всё ниже. Серые сумерки подходили к концу и Огненный рассвет вот-вот должен наступить — то была пора дневной колыбели и скоро её упругие трели и мелодичные мелизмы колокольчиками разнесутся по всему древу. Гильдия змей-арфисток уже приступили к настройке своих чутких инструментов. Даже отсюда мадам Плонк слышала змею-настройщицу, тянущую ноту ля, пока остальные натягивали струны. Она мысленно улыбнулась прекрасному голосу, горло трепыхало в неистовом желании.

Из дупла донёсся голос: «Э-э, да-да?»

Мадам Плонк заглянула внутрь и вошла. Молодая сова беспокойно переминалась с лапы на́ лапу.

— Настало время, милый, — пропела мадам Плонк и покровительственно посмотрела на него. Перед ней стоял сын пестропёрых, знаменитейших певчих сов в Южных Королевствах, но после смерти родителей бедный совёнок не нашёл места в мире и отправился на Великое Древо. Несомненно, сын Аузилии и Орфеона должен иметь чудесный голос и будет прекрасным дополнением в их хоре. Она даже знала, кому из концертмейстеров отдать юношу.

— Ох, Глаукс, я польщён, мадам, но... это слишком большая честь для меня.

Какая скромная молодая сова, и стесняется своего таланта! Белая сова не удержалась от умилительной улыбки и поспешила приблизиться к нему. Она потянула крылья и коснулась его дрожащих плеч.

— Милый мой, — каждое слово будто бархат, натянутый на нежный мох, — все мы боялись, и даже сейчас этот страх не искоренён, но разве научились бы совы летать, не научись мы его покорять, подобно ветра потоку? И кроме всего, я уже поручилась за тебя королю Сорену.

Мягким объятием мадам Плонк постаралась подарить всю уверенность и тепло. Его дрожь унялась.

— Спасибо, кажется, сейчас я готов, мадам Плонк.

Они вылетели из дупла и направились на самую высокую ветвь, где их дожидались змеи. Яркие, тёплые лучи коснулись её и перья окрасились в огненные палитры. Совёнок, летящий позади, на миг зажмурил глаза: ему показалось, словно сами огненные всполохи откололись от неба и сопровождают его к самым музыкальным существам на свете. Но мадам Плонк и в самом деле была живым огнём, дарующим тепло и успокоение всем жителям Древа.

— Мадам Плонк. — Старая змея поспешила встретить прибывших и кивнула.

— Миссис Талла. Мой желудок поёт от радости при виде вас, — засмеялась Плонк. — Почему же вы столь редко навещаете нас?

— Дорогая моя Плонки, разве могу я своим старым голосом уродовать прекрасную песнь?

— Вовсе нет! Мы все рады вас слышать в любое время!

— Вот-вот, и мы вам говорим то же самое! — подхватили остальные.

— Мадам Плонк, — сильный голос прорезал все прочие слова, — пора начинать. Огненные сумерки подходят к концу!

— И правда, вам пора начинать. Кто же этой ночью будет солировать?

— Этот юноша, — гордо произнесла Плонк и отошла в сторону, чтобы все его видели. — Он сын знаменитых Аузилии и Орфеона. А я буду вторым голосом.

Белая сова обернулась на съёжившегося юношу:

— Начинай, милый мой. Я в нетерпении услышать твой дивный голос.

Совёнок глубоко вздохнул, обвёл взглядом всех присутствующих, и прежде чем взлететь, одарил мадам Плонк беспокойным взглядом. Худая фигура одиноко взлетела в чистое небо и все приготовилось слушать, прикрыв глаза.

«Ночь прошла, погасли звезды в небесах».

Мадам Плонк широко распахнула глаза. Желудок непроизвольно скривился, содрогнулся, и недавнее мясо летучей мыши полезло назад в горло. Ушные щели обиженно закрылись, но даже сквозь них она слышала необычайно скрипучий и хриплый визг. Самые высокие ноты срывались и затихали, а те, что ниже, были фальшью, как ложные белые ягоды, которые в снежные периоды легко спутать с побледневшими ягодами молочника.

«Тьма растаяла, как дымка на холмах».

Змеи позади зашуршали; послышались голоса сов с отпуганными снами, а она, мадам Плонк, застыла и не могла пошевелиться, и только одна мысль крутилась в голове: «И это их сын? Что я наделала?»