Вернется (гет)

Стайлз никогда не вернется к ней, к глупой. Она даже не помнит его, не может воспроизвести в голове его сгорбленную фигуру и горящие глаза. Лидия жмурится сильно, так, чтобы кожа на лице потрескалась, отпала, как ненужный материал. Потому что зачем ей весь этот долбаный мир, если его нет? Зачем ей этот кислород, лицо, жизнь, если Лидия не увидит е-г-о?

Лидия успешно (нет) справляется с новой жизнью без Стайлза и успокаивает собственное сердце липкой надеждой на то, что он вернется к ней. Он же не вернется, верно? Мартин закусывает губу до крови, ощущая холодные слезы на щеках и такую адскую боль внутри, что с радостью бы разорвала перепонки в мясо. Как же ей заполнить пустоту?

Мартин, может быть, и захлопнула бы свое сердце, чтобы оно не шептало эти убогие слова, но с голосом разума сложнее — он затихать не хочет. Он будто назло переламывает ей ребра с хрустом и воссоздает эффект удушья, от которого спасенья нет. Лидия клянется, она вытерпит все, лишь бы вернуть неугомонного Стилински назад. Лишь бы вновь ощутить его объятия и вспомнить, каково это — быть с ним.

— А если не получится? — неуверенно интересуется Малия, будто прочтя мысли Мартин. Лидия вздрагивает, бросая быстрый взгляд.

— Это единственный шанс.

И от убогого отчаянья, плескающегося в венах, хочется проломить череп, задохнуться в ледяном инкубаторе или вырезать собственное сердце прямо здесь. Мартин дрожит, смотря, как Скотт постепенно замерзает и держится за голову так сильно, что, кажется, еще немного, и черепная коробка будет снесена. И она ненавидит весь этот мир: за все эти испытания, за все увечья, нанесенные им. Сердце Лидии сжимается с ускорением каждую секунду подряд, когда она видит страдания МакКолла на лице.

Стайлз не вернется к ней, к глупой. Ведь она так долго отрицала его существование, убивала внутри себя пагубные чувства и крышесносящую ревность. Лидия так долго была слепа, что сама не заметила, как прыгнула вместе с ним в пропасть без замедления. И что же делать сейчас, когда ни Скотт, ни Малия не исправляют положения? Когда у них н-и-ч-е-г-о не выходит?

— Когда я вспоминал его, я видел вас двоих вместе. Я не знаю никого, у кого была бы такая связь, как у вас, ребята, — у Скотта в глазах жалкое подобие надежды, а у нее целое ничто. Лидия хлопает глазами, приподнимая бровь. Выход есть, выход должен быть, потому что иначе все это бессмысленно. Все это просто бесполезно.

Лидия Мартин, не боишься ли потерять его навсегда?

Только воспоминания, как ножевые ранения, разрезают ее сердце на полоски, заполняя легкие уже ненужной кровью и наносят непоправимый урон. Лидию шатает от нехватки кислорода, а еще ей хочется утонуть в пролетающих картинках перед глазами. Потому что Стайлз, как живой, стоит перед глазами и смотрит только на нее. Потому что каждый раз, стоит ей только приглядеться к нему, как внутри что-то горит голубым огнем. И это немое отчаянье переполняет ее, сгибает и без того ватные ноги, оставляя мокрые дорожки под глазами.

— Стайлз…

— Как ты это сделала?

— Я читала, что во время панической атаки нужно задержать дыхание, так что… когда я поцеловала тебя, ты задержал дыхание.

У Лидии внутри уже не остается ничего, кроме странного чувства потерянности, кроме убивающей пустоты. Мартин хватается за лицо ладонями, сдавливая виски, пытаясь не закричать. Фитиль свечки слабо качается, а потом и вовсе потухает навсегда, не оставляя ей ни малейшей надежды на хороший исход. И до отчаянья хочется увидеть Стилински хотя бы еще раз, хотя бы на мгновение. Запомнить наизусть неидеальные черты лица, пухлые губы и эти темные, без проблеска света, глаза.

Кажется, будто еще немного, и ее грудная клетка не выдержит, разорвется к чертям.

Кажется, будто боль раздробила сонную артерию, уничтожила последние остатки спокойствия и сил.

И Лидия задыхается, качает головой в разные стороны, срываясь на полукрик, не щадя голосовые связки.

— Когда я поцеловала его, в тот момент всё изменилось.

Лидия жмурится, прикрывает глаза, растирает потекшую тушь по щекам.

— Я его видела. Я была там, я была последним человеком, кто его видел! Призрачные Всадники его забрали!

Мартин замирает на мгновение, теряя связь с реальностью, а перед глазами всплывает голубой джип, слегка помятый на бампере. И Стайлз сидит напротив нее, сжимает их руки, скрещивая пальцы. У него на лице тревога и ужас. У него, черт возьми, на лице написано все, о чем он молчал так долго.

Дыхание пропадает, а губы приоткрываются. Лидия боится даже моргнуть, лишь бы не прогнать это видение. Что-то внутри в ожидании перестает биться, пульс и вовсе летит к чертям.

— Помни, я люблю тебя.

И сердце падает куда-то вниз, в самую бездну ее чувств. Любит? Любит. Л-ю-б-и-т. Мартин откидывается на стул, смотрит на своих друзей. Скотт облизывает сухие губы, поддавшись вперед. Малия с тревогой поглядывает на нее, сжав кулаки. А у Мартин внутри что-то расцветает с новой силой, заполняет опустошенность и будто кричит ей прямо в уши: «Ты не одна».

Господи, любит.

— Я так и не ответила ему, — шепчет Лидия, сдерживая потоки эмоций внутри себя. — Я так и не ответила ему…

Стилински вернется к ней, к глупой. Потому что чувства не проходят просто так, не тонут в обыденности, не умирают из-за других людей. И Лидия любит Стайлза. Так же сильно, как и он ее.