Проверено на грамотность 
|
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
|
Просыпаясь, я всегда вижу одно и то же. Вот уже двадцать два года я пленник общества, игрушка в руках бездушного компьютера. Я — Масамуне Акай, потенциальный преступник с самого детства. Я — тот, кого наше общество не принимает, ведь такие, как я, «не одобрены» Сивиллой.
Сивилла контролирует каждую сферу современной жизни, но тех, у кого коэффициент преступности превышает сотню, она не признаёт членами общества.
Белые стены, белая кушетка с белым постельным бельём. Стол. Прозрачная дверь и окошко — для предметов. Еда появляется при помощи механизма, встроенного в стену. Вот уже двадцать два года я живу в этой клетке размерами два на пять метров. И отсюда нет выхода.
В моей «клетке» много книг. Нам разрешают читать. У меня есть турник, созданный восемь лет назад специально для меня. Мой коэффициент преступности всегда неизменен — сто девяносто один. Так было в детстве, так остаётся и сейчас.
«Стабильный потенциальный преступник...»
Через пять минут появится голографический помощник и будет зудеть над ухом… Его болтовню я привыкла пропускать мимо ушей. Он всё равно ничего нового не скажет, я уже выучила все его речи наизусть… Вот и сейчас.
— Доброе утро, потенциальные преступники! Сегодня — двенадцатое июня две тысячи сто четырнадцатого года, восемь-ноль-ноль утра! Рекомендуемые лекарства будут добавлены в ваш завтрак, — питайтесь правильно, поправляйтесь и в скором времени выйдете отсюда!
Я шевелю губами, повторяя всё за голограммой. Я знаю этот текст наизусть — выучила его от и до. Встаю и потягиваюсь. Уже привычно — зарядка, разминка, растяжка. Я игнорирую завтрак, вот уже десять лет, до тех пор, пока не сделаю разминку. Всё, что остаётся делать тут, сидя в клетке, это развивать тело и разум. Более — ничего.
— Выдача вещей! Выдача вещей! — зудит бот.
А, ну да, сегодня же приходят посылки. Стучу по стеклу в ожидании, пока бот выдаст мне причитающееся. Плоская коробка протискивается в отверстие с трудом, но это не важно. Тут новые эластичные бинты для рук, несколько книг — «Государство» Платона, «Маленький Принц» Антуана де Сент-Экзюпери, «Хроники Амбера» Роджера Желязны, переведенные на японский. А ещё — тут опять нет ни красок, ни кистей. Рисовать мне нельзя. А даже жаль… Бросаю посылку, наполовину распакованную, на стол, и сажусь завтракать. Не спешу — всё равно спешить мне некуда. Нас не выводят на прогулки, нас не выпускают из наших клеток. Некоторые умирают здесь же… И я, похоже, буду одной из них — идеальная во всём, кроме психопаспорта. Да, я не скромничаю, потому что не вижу смысла. Я могу врать другим, но не себе. Я — та, что сделала себя сама, и могу гордиться своим творением.
Так проходит почти весь день… Я читаю новые книги, отжимаюсь, подтягиваюсь, делаю растяжку. И мимо моего сознания проходит, что усыпляющий газ заполняет почти все соседние камеры, кроме моей. Чужие, непривычные слуху шаги раздаются по металлической поверхности пола. Я стою на локтях, вытянув тело в струнку, и читаю «Маленького принца». Книга рассказывает о многом, и я как раз дошла до фразы «Мы в ответе за тех, кого приручили». Что же — интересно: все те, кто сидят тут — это больше зверушки в зоопарке или всё же прирученные лисы, не желающие менять клетку с лёгкой жизнью на трудности и невзгоды неволи?
Я знаю, как звучат шаги каждого, кто тут есть. У врача, посещающего меня чаще всего, шаг тяжёлый, чеканный. Он похож на властелина этого места, на кормчего для пленных лис. Медсестра Цунамори ходит легко, её шаг похож больше на шелест ветра — его звук я помню из детства. Медсестра Аой миниатюрная, и её шаги похожи на перестук капель дождя. Тоже детское воспоминание. Но эти шаги… Так ходит пёс у ноги хозяина. Он опасен, но не дёрнется без команды. И за шагами пса — стелющимися, лёгкими и с отчётливым стуком воображаемых когтей по металлу — слышатся ещё одни. Это чеканный, слегка пружинистый шаг, так идёт по питомнику охотник, выбирая себе нового пса. Но вряд ли он идёт ко мне, а даже если и так… Что же, я негостеприимна, и пусть всё, что у меня есть — это клетка, это все же моя клетка.
— Масамуне Акай, двадцать два года, — раздался бархатный баритон. Меня решили испытать на прочность? — потенциальный преступник, определенный в центр реабилитации в возрасте семи лет. Коэффициент преступности — сто девяносто один, стабильно. За пятнадцать лет показатель не изменился ни разу, поразительно. Рост — метр семьдесят четыре, вес — пятьдесят два килограмма.
Я скосила глаза на стоящих у стеклянной перегородки и усмехнулась. Заложив закладку в книгу, я закрыла её, но больше действий не предпринимала. А зачем? Тем, кто пришёл надо мной насмехаться, я не вижу смысла отвечать…
— За пятнадцать лет пребывания тут прочла множество книг, с первого дня занимаешься своей физической формой. Зарядка, растяжка, упражнения на гибкость, элементы рукопашного боя — и как только позволили?.. Ты в хорошей физической форме, многое знаешь. И очень хочешь рисовать, как я посмотрю, — к прозрачному стеклу поднесли голо-экран с количеством отклонённых заявок на кисти и краски.
— Обо мне ты знаешь много, но вот кто ты? — я повернула голову к стеклянной решётке.
Что же, по крайней мере, мой собеседник — симпатичный молодой человек. Чёрные волосы средней длины, тренированное тело и странная куртка поверх офисного костюма. Интересно, кто он?..
— Когами Синъя, исполнитель бюро общественной безопасности.
Я вернулась в исходное положение — ногами вниз, головой кверху. Что нужно от меня ищейкам бюро?.. Отсюда я не выходила ни разу, преступлений за мной не числится, а значит, я нужна им для другого.
— И что же цепным псам Сивиллы понадобилось от лисы, которую вырастили в неволе? — хмыкнула я. Мой собеседник ухмыльнулся уголками губ и бросил взгляд куда-то за пределы моего поля зрения. Хозяин пса, вторые шаги. Чеканные, но слегка пружинистые… Нестабильный человек, переживший потрясение…
— У нас к тебе есть предложение, от которого ты вряд ли окажешься. Мы предлагаем тебе так же стать исполнителем.
— И променять одну клетку на другую? Когами, я ведь правильно запомнила твоё имя? — мужчина кивнул. Что же, посмотрим, каков ты на прочность, хозяин цепной ищейки… — Послушай, Когами… Посмотри на меня. Я единственная, кто продолжает развиваться. У меня стабильный психопаспорт, мне предоставляют почти всё, что я заказываю. Я живу в этой клетке почти всю сознательную жизнь и не вижу смысла отсюда выходить. Что я получу там, вне этих стен? Я изгой, Когами, и я не знаю, кем был ты до того, как стать исполнителем, но мне там не место. Я слишком обособленная личность, не социальная, и работа… да пусть даже и на цепи — это не для меня. Я хочу развиваться, а не гоняться за призраками под началом сурового дядьки с шилом в заднице и Сивиллой вместо мозгов.
— МОЛЧАТЬ! — рявкнули со стороны, и в поле моего зрения показался ещё один мужчина.
Худой, бледный, с растрепанной причёской. Синие глаза за стёклами очков, сжатые до побледневших костяшек кулаками, плотно сжатые в тонкую линию губы. Взгляд сверкал гневом. Интересно, он всегда такой?.. А его можно разозлить ещё больше?..
— Ты не знаешь о чём говоришь, и даже прогулка на поводке для тебя будет приятнее этой, как ты выразилась, клетки. Цени то, что тебя вообще не устранили как угрозу обществу, а заботятся о тебе!.. — что он там ещё хотел сказать, меня не волновало. Типичный раб системы.
— Ты когда-нибудь занимался сексом, красавчик? — вскинула я бровь, подходя к стеклянной перегородке почти вплотную. — Говорят, это очень приятно. А у тебя, наверное, такая страстная натура… Вон как глаза сверкают. Ты не считаешь себя рабом системы? Или ты считаешь, что я должна молиться на Сивиллу до конца своих дней?
Я смотрела в глаза этого «охотничка» и понимала, что хожу по тонкой грани. Но меня было не остановить, ведь… хоть какое-то развлечение за последние годы!..
— Красавчик, я не помню, как выглядит небо. Я не знаю, каков на вкус кофе и чем отличается осень от зимы. Я не знаю, живы ли мои родные или Сивилла сгноила их в такой же клетке, в какой сижу я. Я не прикасалась к человеку уже пятнадцать лет, я не выходила отсюда столько же времени. Ты действительно предлагаешь мне пойти с тобой и с этим сероглазым красавчиком, твоим цепным псом?.. Подумай хорошенько. Тебе придётся приставить ко мне куратора, ведь одно дело — читать и слышать о том, что вне этих стен, а совсем другое — уметь это использовать. Попробуй понять, чего ты хочешь на самом деле, и тогда приходи. Я буду ждать, — я ухмыльнулась и поцеловала стекло прямо напротив губ инспектора.
Пусть подумает над тем, чего хочет, и действительно ли хочет, чтобы я была там, рядом с ним. Для гончей собаки нужен не ошейник, а гаррота.
Вообще-то я не всегда играла с огнём. Просто мой психопаспорт всегда один и тот же, и я не контролировала это. Я стрессоустойчива; один из докторов бил меня шокером, чтобы изменить показатель моего психопаспорта… Что же — у него не вышло. Но с тех пор у меня остались ожоги. Один медбрат изнасиловал меня, с тех пор он сидит двумя этажами выше. Оно и понятно — живая красивая девушка всегда предпочтительнее виртуальной куклы или робота. А у меня есть на что посмотреть!..
Инспектор со своей ищейкой остались по ту сторону стекла, наблюдая за мной. Я понимала пса: ему интересно, на что способна гончая, всю жизнь не знавшая азарта погони за добычей. Но мне было интересно, что держало тут инспектора?.. Впрочем, одна провокация ничуть не хуже другой — к тому же, я не принимала сегодня душ. Я начала расстёгивать рубашку и увидела в отражении, как расширяются глаза инспектора. Пёс — Когами — только ухмыльнулся и покачал головой. Я пожала плечами — мне нечего стесняться. Они наблюдали за мной круглосуточно, и ничего нового никто не увидит. Все мы — люди взрослые…
Следом за рубашкой на пол упали и штаны, и я скорее почувствовала, чем увидела, изумление и неверие пса, а за ним и инспектора. Да. Там было чему удивляться…. Они просмотрели всё моё личное дело, но не добрались до старых копий, в которых ещё не было цензуры. Ведь из официальных отчётов вырезали детали о том, что происходило тут со мной… не вполне законного. Изнасилование, насилие, избиения… На моей шкурке, столь нужной им за какие-то заслуги, полно отметин. Спина в ожогах, на бёдрах несколько длинных рваных шрамов, а на шее — странгуляционная борозда и немного выше — следы от ошейника. На запястьях тоже следы от заживших кровавых мозолей — подтверждение того, что тут не всё было гладко. Я распустила пучок волос, завязанный на затылке, и почти всё тело, до самых колен, скрыла густая копна рыжих волос, слегка вьющихся. Сидя тут, я могла себе позволить уход за ними, вот и отрастила такую гриву…. Состригут, наверное, если соглашусь.
Двери в душ разъехались передо мной, и я, не оглядываясь, махнула назад. Двери с тихим шелестом закрылись за моей спиной, и инспектора с его псом отрезало от меня. Или меня от них — не важно.
В любом случае, они оба ещё вернутся за мной. В этом я была уверена.
Эта система, Сивилла, она эгоистична. Это проявление, которое следовало назвать современным оксюмороном, потому что бюрократический эгоизм — это что-то новое, с чем человечество ещё не сталкивалось. Эгоистичная система, определяющая степень всего в нашей жизни, в том числе и степень необходимости нас в этой системе. Мы — лишь детали машины, запасные и рабочие винтики, шестерёнки и гайки, которые сменяли друг друга по мере износа. Мы жили в коробках, которые для нас красили в разные цвета, давая видимость контроля и свободы воли. Ради интереса я бы посмотрела, что будет, если обвалить эту систему и лишить людей заранее предопределенного пути в этом городе. Что будет, если развалить эгоизм системы?
Эгоизм не в том, что человек живет как хочет, а в том, что он заставляет других жить по своим принципам.
Это — слова Оскара Уайльда, и я считала, что он полностью прав. Ведь Сивилла — это тот разум, что вознёс свой эгоизм в недостижимую для нас степень. Мы теперь всего лишь части этого эгоизма, способ подавления сопротивления через заранее предопределенные пути развития каждого индивидуума в закрытой системе. И если этот мир лишится таких, как мы — потенциальных преступников, не вписывающихся в систему, портящих идеальную картину эгоизма сверхразума, — то вскоре этот эгоизм сгниёт и будет разрушен. Для существования творения должны быть критики, которые постараются его уничтожить. Этот мир — как те стеклянные шарики с замками и снегом внутри. Он так переполнен собой, что совершенно пуст — и это не мои слова. это очередная цитата, в этот раз — Томаса Фуллера. «Так полон, что пуст...» И только те элементы, что портили картину — преступники и кандидаты в них, ищейки системы и их поводыри — лишь мы заставляли систему развиваться, делая её эгоизм ещё более совершенным, а контроль — более полным.
Но что толковать о системе, сидя в клетке?.. Я ведь даже не знала, как оно — жить снаружи….
Выйдя из душа, ни инспектора, ни исполнителя я не обнаружила. Что же, они либо придут, либо нет, и я склонялась к первому варианту. Осталось только ждать…
* * *
Ждать пришлось недолго. Меньше чем через неделю за мной пришли старик, девчонка в куртке инспектора и Когами. Я лишь вежливо приподняла бровь, выходя из стойки на руках через шпагат. Стоило мне только подойти к стеклу, как Когами мне улыбнулся.
— Привет. Мы за тобой.
— Масамуне Акай, вы согласны стать исполнителем бюро общественной безопасности? — спросил меня старик. Я только ухмыльнулась.
— Я дала своё согласие ещё в прошлый раз. То, что красавчик в очках его не понял, — это его проблемы.
— Масамуне Акай, меня зовут Цунамори Акане, инспектор бюро общественной безопасности. Ваши вещи будут собраны дронами и доставлены в жилой комплекс бюро для исполнителей. Прошу, воспользуйтесь выбором одежды на всплывающем терминале. После того, как вы будете готовы к выходу, на вас наденут контролирующий браслет, а затем ваш куратор — Когами Синъя — расскажет вам о вашей роли в работе бюро общественной безопасности и работе по охране правопорядка. Ожидаем и рассчитываем на вас! — и девочка поклонилась мне.
— Инспектор, а вы милашка. Спасибо за заботу. Скоро буду, — и я прикусила губу, пытаясь понять, что же за одежду такую мне предлагает этот терминал. В чём-чем, а вот в этом «голопроекторе одежды» я явно не разбиралась…
— Впрочем, трудный выбор и мучения — это сарказм, если что, — прервал Кагами.
Этот ищейка постучал по стеклу, отвлекая меня. На гневный взгляд он только ухмыльнулся мне и указал на терминал.
— Листай ниже. Ещё.
Я выполняла его рекомендации-советы. Ну, и что же он мне предложит?..
— Стой, — я остановила листер. — Третий снизу, выбирай чёрный.
Через пару мгновений бот-разносчик просунул в отверстие запакованную в вакуумный пакет одежду. Кружевной комплект нижнего белья — интересно, пёс об этом знал? — кожаные брюки в обтяжку, со множеством карманов, чёрная футболка с вырезом, куртка-косуха со стоячим воротником и высокие, до колена, сапоги на шнуровке. Перчатки без пальцев, шарф, бархатка — широкая мягкая лента с медальоном посредине в виде головы гончей собаки. В общем, приодел он меня так, чтобы не было видно шрамов. Переодеваться я решила в ванной — всё же смущать девчонку не хотелось, такая забавная… Переодевшись, я вышла из ванной и с лёгким налётом неверия уставилась на отсутствующую стеклянную перегородку и Когами, сидящего на моей кровати и листающего «Маленького Принца».
— Интересно? — спросила я, беззастенчиво разглядывая ищейку системы.
Он был высоким, намного выше меня. Его тело было тренированным, с рельефными тугими жгутами мышц, которые не скрывала даже свободная белая рубашка. Под чёрными брюками классического кроя крылись берцы. Да, он надел чёртовы берцы под официальный костюм, странный человек. Поверх был накинут пиджак, из кармана которого торчали сигареты. В другой руке он крутил какой-то браслет, но я пропустила это мимо внимания.
— Да. Дашь почитать? — вскинул он бровь.
Я только кивнула и весьма недоверчиво глянула на отсутствующую стеклянную перегородку. А ещё мне жутко хотелось провести там рукой, чтобы убедиться, что я не спятила окончательно от одиночества и замкнутого пространства своей клетки и меня действительно решили выгуливать под поводком.
— Вопрос, который ставит меня в тупик: сумасшедшая я или все вокруг меня? — прошептала я.
— Скорее всего и то, и другое.
Я не услышала, как Синъя подошёл ко мне. А потом я едва не взвизгнула: он толкнул меня в сторону выхода из камеры, и я вылетела за её пределы. Первое мгновение у меня был шок, и я не сразу поняла, что этот… этот… этот пёс шелудивый обнял меня со спину и взял за запястье правой руки.
— Гаррота для породистой ищейки, — прошептал он мне на ухо, защёлкивая браслет на моей руке.
Не знаю, от чего — от его голоса, от его действий или от непонятного ощущения лёгкости и предвкушения, — но у меня по телу прошла дрожь. Синъя выдохнул мне в шею, хотя это было больше похоже на хмык, и отстранился. Я тряхнула головой и задела этого пса волосами. Мы двинулись на выход из здания, а боты собирали мои вещи…
Люди не могли бы жить в обществе, если бы не водили друг друга за нос. В эту игру можно играть вдвоём, Когами Синъя…
* * *
Когами Синъя
Зачем нас отправили в центр реабилитации, я догадывался. За очередным исполнителем, которого нам предстояло уговорить. Кто это будет, Гинозе не распространялся, но по его лицу было понятно, что он не особо доволен кандидатурой, да ещё и эта новая инспектор… Дурёха дурёхой!.. Наивная девочка, первым делом которой стало уничтожение одного преступника и парализация жертвы. Ей трудно пришлось, хотя этому мелкому недоразумению придётся трудно в бюро. Но — это не моё дело. Я был инспектором — а стал цепным псом системы, и теперь моя задача… Найти ещё одного пса и уговорить его не кусать руку, что надевает на него ошейник.
Нам пришлось подниматься на сороковой этаж — тот этаж, на котором содержались потенциальные преступники более десяти лет. Кого же нам пророчили в ищейки в этот раз?
Стоило нам только выйти из лифта, как в камеры начали подавать сонный газ. Странно, на самом деле, и весьма, весьма необычно. Раньше я такого не видел. Гинозе шёл к дальним камерами, и я наконец-то заметил одну-единственную камеру, в которую не был пущен газ.
Девушка, стройная и миниатюрная, стояла на локтях и читала какую-то книгу. В камере стоял турник, лежало множество книг и альбом для рисования. Но ни красок, ни карандашей там не было. Гин остался вне поля зрения потенциальной, а я как обычно пошёл собирать шишки. Что же, такова доля пса, и кто, как не пёс, лучше всего поймёт другого пса?.. Девушка вытянула тело в струнку, и идеально вертикальное положение её тела говорило о том, что её физическая форма весьма хороша. Я открыл досье на эту девушку, которое только что мне скинул Гин. Что же, любопытно…
— Масамуне Акай, двадцать два года, — прочитал я, смотря на фотографию нагло улыбающейся красавицы. Факт, не более, — девушка была весьма привлекательна и явно следила за собой и своим состоянием. — Потенциальный преступник, определенный в центр реабилитации в возрасте семи лет. — Это же сколько она тут уже? Пятнадцать лет? Она явно сойдётся с Кагари… — Коэффициент преступности — сто девяносто один, стабильно. За пятнадцать лет показатель не изменился ни разу, поразительно. Рост — метр семьдесят четыре, вес — пятьдесят два килограмма.
Она действительно поддерживала себя в отличной форме. У неё идеальные пропорции тела, баланс она держало отлично и видно, что не устаёт. Скосила на меня глаза — ну, что же, смотри, будущая ищейка. А я пока что посмотрю на тебя… Одно меня удивило — рукава кофты были натянуты до самых костяшек пальцев.
— За пятнадцать лет пребывания тут прочла множество книг, с первого дня пребывания тут занимаешься своей физической формой. Зарядка, растяжка, упражнения на гибкость, элементы рукопашного боя — и как только позволили?.. Ты в хорошей физической форме, многое знаешь. И очень хочешь рисовать, как я посмотрю.
Я открыл количество отклонённых заявок. Восемьдесят четыре заявки на карандаши, краски, кисти… И все их отклонили без объяснения причин.
— Обо мне ты знаешь много, но вот кто ты?
Девушка повернула ко мне голову. У неё были поразительного оттенка зелёные глаза, большие и — если бы не общее выражение лица — наивные. В обрамлении пушистых рыжих ресниц они казались ещё зеленее, но в глубине этих глаз плясали черти. С ней не будет скучно…
— Когами Синъя, исполнитель бюро общественной безопасности.
Она выгнулась дугой и через шпагат вернулась в исходное вертикальное положение, заложив книгу закладкой и отложив её. Что же, посмотрим, какие ты поставишь правила игры — и смогу ли я поменять их под себя… Каждый цепной пёс бюро — это отдельная история. Где-то это игра, а где-то это гитарный риф или повесть…. Каждый исполнитель и каждая ищейка — особенные, и мне было интересно, что же такого в ней — помимо стабильно-преступного психопаспорта, — что Сивилла сочла её пригодной для работы исполнителя.
— И что же цепным псам Сивиллы понадобилось от лисы, которую вырастили в неволе?
Я ухмыльнулся — она всё же интересная. Скосив глаза на Гина, который постукивал указательным пальцем по уголку губ, я посмотрел на девушку, почти глаза в глаза. Она заинтересовала меня, хотя после того дела трёхлетней давности я мало чем интересовался, кроме того, кто же убийца моего напарника. Моего бывшего напарника, ныне превратившегося в горстку пепла…
— У нас к тебе есть предложение, от которого ты вряд ли окажешься. Мы предлагаем тебе так же стать исполнителем.
— И променять одну клетку — на другую? Когами, я ведь правильно запомнила твоё имя? — я кивнул, попутно отмечая: хорошая память, способности к анализу находятся под вопросом. — Послушай, Когами… Посмотри на меня. Я единственная, кто продолжает развиваться. У меня стабильный психопаспорт, мне предоставляют почти всё, что я заказываю. Я живу в этой клетке почти всю сознательную жизнь и не вижу смысла отсюда выходить. Что я получу там, вне этих стен? Я изгой, Когами, и я не знаю, кем был ты до того, как стать исполнителем, но мне там не место. Я слишком обособленная личность, не социальная, и работа… да пусть даже и на цепи — это не для меня. Я хочу развиваться, а не гоняться за призраками под началом сурового дядьки с шилом в заднице и Сивиллой вместо мозгов.
— МОЛЧАТЬ! — рявкнул неожиданно даже для меня Гинозе.
Он весь побледнел. губы сжались в плотную линию, а костяшки сжатых в кулаки ладоней побелели. Гина я столь злым не видел с того момента, как стал исполнителем, и мне было понятно, что девушка играла с огнём. Она ходила по тонкой грани, и её стоило отвлечь от Гина — ведь если и он станет потенциальным преступником… Я себе этого не прощу, а сам Гин вскоре съедет с катушек окончательно, потому что для него это будет крах всей его жизни.
— Ты не знаешь, о чём говоришь, и даже прогулка на поводке для тебя будет приятнее этой, как ты выразилась, клетки. Цени то, что тебя вообще не устранили, как угрозу обществу, а заботятся о тебе!.. — лицо девушки враз поскучнело, и слегка дрогнули губы.
Гин, ты слишком прямолинеен, дипломатия — это явно не твоё…
— Ты когда-нибудь занимался сексом, красавчик? — Гин квадратными глазами уставился на рыжую девку, а я ухмыльнулся. Что она хотела этим добиться? — Говорят, это очень приятно. А у тебя, наверное, такая страстная натура… Вон как глаза сверкают. Ты не считаешь себя рабом системы? Или ты считаешь, что я должна молиться на Сивиллу до конца своих дней?
А потенциальная быстро преобразилась. Акай смотрела на Гинозе и улыбалась, хитро и призывно, ну точь в точь лисица. Она медленно двигаясь к перегородке, разделявшей её камеру и нас, и смотрела в глаза Гину. Я же отмечал, что походка у неё плавная, да и фигура, пусть и скрытая бесформенной больничной формой, ничего так.
— Красавчик, я не помню, как выглядит небо. Я не знаю, каков на вкус кофе и чем отличается осень от зимы. Я не знаю, живы ли мои родные или Сивилла сгноила их в такой же клетке, в какой сижу я. Я не прикасалась к человеку уже пятнадцать лет, я не выходила отсюда столько же времени. Ты действительно предлагаешь мне пойти с тобой и с этим сероглазым красавчиком, твоим цепным псом?.. Подумай хорошенько. Тебе придётся приставить ко мне куратора, ведь одно дело — читать и слышать о том, что вне этих стен, а совсем другое — уметь это использовать. Попробуй понять, чего ты хочешь на самом деле, и тогда приходи. Я буду ждать, — с ухмылкой она поцеловала стекло прямо напротив губ Гинозе.
И, пока он осознавал, что только что произошло, развернулась к нам спиной и начала раздеваться.
Я не мог понять, чего она этим добивается, пока не заметил шрамы на шее. Странгуляционная борозда — след от удушения. След от протёртой кожи — как будто от ошейника. Мелкие и средние ожоги по всей спине. Запястья — по всей окружности руки следы от заживших кровавых мозолей. Но этого не было в её личном деле!.. На её шее были и другие следы, а на бёдрах — несколько длинных, рваных шрамов. Я всматривался в это совершенное тело с испорченной шкуркой и кое-чего не понимал. Что произошло с ней? В досье были её детские фотографии — этих шрамов не было. И на дальнейших её фото — тоже. Что-то тут было нечисто.
Когда она буквально укрылась волосами и исчезла в душевой, я потащил Гина к машине. Он всё ещё находился под впечатлением, и это надо было обдумать.
Гин поручил именно мне договориться с Масамуне Акай о становлении её исполнителем. И мне пришлось очень сильно потрудиться, чтобы не послать Гина, ведь что-то в деле этой рыжей было не так. Впрочем, как я ни пытался найти информацию, у меня не получалось. Пришлось идти на поклон к Каранамори. Она-то и пролила свет на это жутковатое дело: Масамуне Акай была несколько раз изнасилована в стенах учреждения реабилитации, а так же подвергалась избиениям, воздействию электрошокера и психологическому давлению. Один из докторов слегка тронулся на почве попыток сдвинуть показатель её психопаспорта хотя бы в одну сторону. Несколько медбратьев настолько сильно желали её тела, что опустились до изнасилования. Мне было искренне жаль эту девушку, но больше, чем жалости, я испытывал… восхищение. Она выдержала всё это, и осталась прежней, и смогла жить и развиваться дальше. Меня это восхитило, и я решил, что такое поведение достойно восхищения.
За день до следующего визита к Масамуне от Гинозе пришло сообщение, что куратором этой девчонки назначен я. На вопрос о логичности и справедливости, а главное — разумности такого решения — ответа не было; Гин свалил всё на руководство, и мне не оставалось ничего, кроме как подчиниться. Впрочем, я не был против. Это было познавательно и могло отвлечь меня от дела трёхлетней давности. Я понимал, что потихоньку съезжаю с катушек, но ничего не мог поделать с собой. Я поклялся себе отомстить за Сасаяму, и я сдержу это слово…. Но порой и мне был нужен отдых. И она обеспечит мне его.
* * *
Поездка в центр реабилитации на сей раз была куда как забавнее. Ехали мы с Цунамори — новенькой инспектором. Она всё время порывалась извиниться передо мной: всё же выстрел парализатора в позвоночник — это по меньшей мере больно. И тем не менее я сказал ей, что не нуждаюсь в её извинениях. Как обычно в самый пикантный момент вмешался старик, портя всё веселье. В этот раз усыпляющий газ не понадобился, мы решили обойтись без него. Я подошёл к камере первым, и когда Масамуне скосила глаза на меня, ухмыльнулся. Её было сложно прочитать, и её психологический портрет был пока ещё для меня загадкой.
— Привет. Мы за тобой.
— Масамуне Акай, вы согласны стать исполнителем бюро общественной безопасности? — влез старик. Что же, ему тоже хотелось развлечений… А ещё ему было интересно, что же в этой девчонке так зацепило Гинозе, что он решил спросит совета у собственного отца?..
— Я дала своё согласие ещё в прошлый раз. То, что красавчик в очках его не понял — это его проблемы.
— Масамуне Акай, меня зовут Цунамори Акане, инспектор бюро общественной безопасности. Ваши вещи будут собраны дронами и доставлены в жилой комплекс бюро для исполнителей. Прошу, воспользуйтесь выбором одежды на всплывающем терминале. После того, как вы будете готовы к выходу, на вас наденут контролирующий браслет, а затем ваш куратор — Когами Синъя — расскажет вам о вашей роли в работе бюро общественной безопасности и работе по охране правопорядка. Ожидаем и рассчитываем на вас! — и девочка поклонилась потенциальной. Что же, эта её дурацкая привычка меня скоро выведет из себя.
— Инспектор, а вы милашка. Спасибо за заботу. Скоро буду, — Акай прикусила губу.
Судя по мелкой моторике и мимике, она растерялась и не знала, что делать с голопроектором…. Я покачал головой. Это будет интересно… Где-то я видел то, что ей подойдёт. Слегка напрягая память, я вспомнил, что же я читал подходящим для Масамуне Акай. А заодно — и весьма провокационным для Гина, Кагари и конкуренцией для Каранамори.
— Листай ниже. Ещё, — она послушно листала. — Стой. Третий снизу, выбирай чёрный.
Пока потенциальная преступница забирала вещи и переодевалась — видимо, чтобы не смущать Цунамори, — я осмотрел комнату. Книги были сложены аккуратно, по тематике и алфавиту, сразу видно что Акай — перфекционистка. Аккуратная, ни единого следа беспорядка. Я поднял книгу, которую она сегодня читала, и посмотрел на обложку. «Маленький Принц», автор — Антуан де Сент-Экзюпери. Вещи сложены аккуратно, постель заправлена, свободного пространства большею чем кажется. Я уселся на кровать и открыл книгу. интересуясь содержанием. Через пару минут послышался звук открывающейся двери, и я скосил глаза на Масамуне. Да, ей определенно шло. А теперь… стоило бы её заинтересовать в сотрудничестве именно со мной, иначе из ищейки я превращусь в добычу цепных псов.
— Интересно? — спросила она, пока Цунамори в сопровождении старика что-то там обсуждали с докторами и раздавали команды ботам. Это могло затянуться…
— Да. Дашь почитать?
Акай кивнула и перевела взгляд на отсутствующее стеклянное заграждение. Потом она повернулась к нему всем телом, и на её лице явно читалось недоверие.
— Вопрос, который ставит меня в тупик: сумасшедшая я или все вокруг меня? — прошептала Акай.
— Скорее всего и то, и другое, — ответил я, подходя к ней со спины, а затем резко толкнул. Она вылетела за пределы камеры и остановилась. Реакция хорошая, глаза забегали в анализе ситуации и поиске потенциальной опасности. Хо-ро-шо… А теперь закрепим результат. Я подошёл к ней, прижал её к себе спиной и поднял её правое запястье, защёлкивая на нём контролирующий браслет, положенный каждому исполнителю.
— Гаррота для породистой ищейки, — прошептал я ей на ухо, а затем хмыкнул, тихо выдыхая ей в шею тёплый воздух. По её телу, всё ещё прижатому ко мне спиной, прошли мурашки. Её глаза на мгновение распахнулись ещё больше, а затем сузились, в предвкушении и угрозе. Отлично!..
Игра удалась. И теперь мы с ней ещё не раз сцепимся и будем провоцировать друг друга. К тому же было приятно играть не только с умным, но и с красивым соперником, а Масамуне Акай именно что была красивой. И столь же ненормальной, как и я, зацикленной на чём-то, чего я ещё не понял и не нашёл.
Я предложил ей игру — и она приняла её правила. Теперь жизнь станет интереснее…
Когами Синъя(1) — мой куратор. Цепной пёс, который играл со мной, как с шелудивым щенком… Хотя, с другой стороны, пёс, что жил в клетке, не может быть хорошей гончей, и мне был необходим пример перед глазами. И таким примером решили сделать именно Синью… Что же, время покажет, правы ли они оказались.
Когами вывел меня на улицу, где нас нагнали инспектор Цунамори и ещё один пёс, Масаока. Старик с железной лапой. Я, Когами и Масаока уселись в какой-то фургон весьма мрачного вида, в то время как хорошенькая девчонка уселась в незащищённый от нас отсек, и машина тронулась.
— Куда мы сейчас?.. — задала я интересующий меня вопрос.
На воле было необычно, всё было ново. А ещё — я обнаружила в себе весьма странную потребность в тактильном контакте, так что, сидя рядом с Когами, я едва касалась его руки кончиками пальцев. Живой человек оказался тёплым, и я чувствовала пульс на его ладони, под кожей.
— Ну, Масаока и Цунамори отправятся на дело, завезя нас в Бюро. Там я буду вынужден тебе всё показать, после чего проведу краткий инструктаж и проверю твои навыки, реакцию и прочее.
— А когда привезут мои вещи? — задала я очередной интересующий меня вопрос.
Когами был спокоен, собран и явно задумчив, только непонятно, о чём же именно он задумался. Он чем-то напоминал мне своим состоянием пресловутого Роденовского мыслителя… только тот был каменной скульптурой, а этот — живой человек из крови и плоти. Да ещё и потенциальный преступник.
— Цунамори сказала, что под вечер, — ответил вместо Когами старик, упираясь затылком в стену фургона. — Скажи, сударыня, как так получилось, что у тебя стабильный психопаспорт? Вечно потенциальный преступник…
— Я не знаю, — пожала я плечами. Как будто мне на каждом сеансе терапии не задавали этого вопроса! — Я устала отвечать на этот вопрос. Возможно, что я — дефектный пёс или мыслю не так, как другие, но что бы ни происходило… — в этот момент ладонь Когами дрогнула и сжалась в кулак. — Что бы ни случилось, мой психопаспорт остаётся неизменным. Человеческий мозг устроен так странно, что даже грандиозный душевный опыт и богатейшие познания не способны преодолеть врожденные слабости. Возможно, что мой мозг при попытке тематического анализа системой Сивиллы выдаёт на передний план именно эти самые врождённые слабости, продиктованные инстинктами, заложенными в самой глубине моего происхождения. Или же, как вариант, я слишком стремлюсь к обособленному самовыражению, что система считает потенциалом для развития преступного коэффициента в худшую сторону. Я не знаю… Шестьдесят процентов информации передается невербальным способом: как мы ведем себя, как одеваемся, выражение нашего лица, а не основано на том, что мы говорим. Лучшая стратегия поведения — все время выглядеть как можно более уверенно, даже если на самом деле это не так. И если защитная реакция моего организма — это агрессия на раздражитель, которую я выдаю неосознанно, то мы имеем постоянно присутствующий преступный коэффициент стабильного потенциально-преступного состояния, как броня, за которой прячется мой организм, мозг и… Что там ещё можно спрятать?..
— Ты много над этим думала, — пёс посмотрел мне в глаза. У Когами Синъи жёсткие, серо-стальные глаза, которыми он пытался заглянуть в самую душу.
— Да, мне пришлось. Ничего, кроме как думать и тренироваться, нам нельзя было…
— Тех, кто проходит лечение в центре реабилитации, должны выводить на прогулки, предоставлять возможность для развития и самосовершенствования при помощи средств, одобренных Сивиллой.
— Всех, кто находился на нашем этаже, никогда не выпускали из клеток. Мы не ходили на прогулки, нам запрещали многое из того, что боты возили другим. Мы даже не имели права общаться друг с другом, только с психологами и вирт-помощником. И это было… трудно. Я даже начала забывать, что за этими стенами что-то есть…
Я откинулась назад, прислоняясь затылком к стене фургона. Когами Синъя повернулся ко мне полностью, закинув ногу на ногу и достав сигареты. Почему-то закурить он не спешил, а только сверлил меня взглядом. Я прикрыла глаза и решила всё же продолжить начатую мысль.
— «Пока не увижу — не поверю». «Пока не докажут — не поверю». Такова природа технократической эпохи, таково мышление живущих в ней. Вот и получилось, что у большинства из нас перегруженные, нафаршированные фактами головы, мощный интеллект и железная логика. Но чем больше мы узнаем, тем острее мы ощущаем, что не знаем, что с этими знаниями делать; и все чаще замирает в растущей пустоте одиночества сплетенное сердце, у которого от этих знаний не растет способность сострадать и любить. И получается всем известный классический вариант горя от ума. Так сказал в двадцатом веке один из критиков, что оценивал работу «Горе от ума» русского писателя Грибоедова. В нашем же случае, в нынешний прогрессивный век, «горе от ума» заменилось коэффициентом преступности, и только тот, кто способен соизмерять объём знаний со своей способностью их рационально применить, может оставаться в «чистой» зоне психопаспорта, при этом развиваясь. В любом ином случае развитие — просто ещё один, более долгий и мучительный, путь в клетку, из которой выход в основном только один — вперёд ногами.
— Ты мыслишь слишком пессимистично, — заявил мне старик. Он потирал живую руку металлической и смотрел на меня как-то изучающе и сочувственно одновременно.
— Я реалистична, не путайте, исполнитель Масаока. Я прекрасно осознаю, что в какой-то степени мои суждения — это заблуждение, но не мне судить о степени этого заблуждения. В наши дни, — я фыркнула, — этим занимается система «Сивилла» и те, кто исполняет её волю, а определить самостоятельно истинность или ошибочность того или иного пути человек не способен. За него всё решает система.
— Мы ещё поговорим с тобой на эту тему, — кивнул Масаока, давая понять, что он свои вопросы исчерпал.
И всё это время мою кожу буквально прожигал взгляд второго исполнителя в этой клетке на колёсах. Цепная ищейка, Когами Синъя, всё это время наблюдал за мной и, похоже, делал выводы. Правда, не спешил ними поделиться, но меня это волновало мало. Двери фургона открылись, и мы вышли оттуда. Масаока сразу двинулся куда-то вовнутрь здания БОБ, а я в сопровождении Когами и Цунамори была отконвоирована на пятнадцатый этаж, в блок Б — жилой блок для исполнителей.
— Оставляю вас тут, — попрощалась с нами инспектор. — Желаю вам приятного времяпровождения! — и убежала.
А мы с Когами, как два истукана, стояли друг напротив друга и в буквальном смысле пялились друг на друга. Я беззастенчиво разглядывала его, задрав голову повыше, а он рассматривал меня со странной ухмылочкой на губах.
«Лицо у него примечательное — острый подбородок, высокий лоб, скулы с отчётливыми желваками, полные губы. Кроме складочки на лбу, мимических морщин нет. Он не особо эмоционален, скорее всего, но много думает и в моменты сильной задумчивости хмурится. Интеллектуал, образован и много знает, стремится… или стремился?.. Нет, скорее всего, стремился к саморазвитию, но что-то этот процесс застопорило. Улыбается редко, к работе относится серьёзно, личная жизнь… — я хитро усмехнулась, лукаво, провокационно смотря на моего куратора. — Личная жизнь у него под бо-ольшим вопросом! Особенно в свете моего появления тут».
— Насмотрелась? — хмыкнул Когами, улыбаясь краешками губ. — Тогда идём. Покажу тебе, где ты будешь жить…
Переходы, коридоры, мы миновали несколько дверей, и Синъя тихо чертыхнулся. Я же непонимающе посмотрела на него, но заметила краем глаза надписи на дверях. Его комната находилась справа от нас, а слева… слева — мои будущие апартаменты.
— Твоё начальство занимается сватовством, или это совпадение? — хитро промурлыкала я, провоцируя каменно-спокойного Синъю, который уже успел смириться.
— Ну, что ты, — он развернулся ко мне и медленно наступал, а я пятилась, спиной упираясь в двери своих апартаментов. — Просто решения принимает Сивилла, и если уж я твой куратор, то должен быть вечно поблизости. По крайней мере, так это обосновали мне, жаль, что я воспринял это как шутку. Иначе, — он прижал меня к двери и наклонился ко мне так близко, что я могла рассмотреть своё отражение в его глазах, а на губах почувствовала его тёплое дыхание, — я бы успел подготовиться…. — последние слова этот шелудивый пёс прошептал мне на ухо, и щелчок двери застал врасплох нас обоих.
Я начала заваливаться назад вслед за открывающейся дверью и, чтобы не упасть, уцепилась за Когами. Поняла я свою ошибку тогда, когда мы оба с грохотом рухнули на пол и тело этого пса придавило меня к полу, покрытому пушистым ковром. Более того, в весьма неловкой ситуации! Я, конечно, знала, что такое бывает, и даже читала о подобных ситуациях, но начала отчаянно краснеть, когда поняла, что лицом Когами уткнулся прямо между моих грудей! Ещё и не собирался вставать, сволочь!
— Тебе там удобно, псина шелудивая? — прошипела я, пытаясь скинуть его с себя.
Этот гад ещё и сопротивлялся! А я краснела всё больше, потому что мало того, что этот Синъя — первый, кто ко мне прикасался без агрессии за пятнадцать лет, так ещё и первый, кого добровольно коснулась я!..
— Удобно, — согласился он, а в следующий момент резко поднялся на колени.
Одной рукой он схватил меня за запястья, поднимая их над моей головой, а другой упёрся в пол в миллиметрах от неё и склонился почти вплотную к моему лицу. Я с расширенными глазами смотрела на него и чувствовала, как перекатываются мускулы в прижимающем меня к полу теле Синъи, чувствовала его пульс сквозь кожу запястий и его дыхание. В его серо-стальных глазах плясали черти, и шальная улыбочка играла на губах.
— И в другой раз я бы продолжил столь… тесное, — он ухмыльнулся, выдыхая каждое слово мне в губы, — знакомство, но сегодня ещё не время.
— Ты главное скажи, когда будет время, — огрызнулась я, расширенными глазами смотря ему в лицо. — Я подготовлюсь. Ну, знаешь, яд в бокале, свечи с каким-нибудь аммиаком или ботулотоксином, ещё что-то пооригинальнее…
— Договорились, — он коснулся моих губ своими и, как только я оцепенела от шока, поднялся с пола и протянул мне руку. Поняв, что я осталась в том же положении, в котором он меня оставил, я подскочила, как ужаленная в причинное место.
«Ах, значит, так?! Играем на грани фола!»
Я поняла, что мой гнев — это только часть того коктейля, что бушевал сейчас во мне. Тут были и предвкушение, и чувство опасности, и адреналин, и любопытство, и восхищение… Играть на грани фола дано не каждому. В природе человека заложено — избегать излишнего риска, сохраняя себя и свой генофонд для продолжения рода и воспитания последующего поколения. Вот только из любого правила есть исключения. Способные играть на грани фола, ходить по лезвию ножа — они были двигателями прогресса, теми, кто развивал уровень жизни, расширял кругозор общества и стремился познать ещё не познанное.
В нашем же случае мы — два цепных пса невероятно эгоистичной бюрократической системы, в которой нам не было места, но мы существовали. И у нас оставалось не так много развлечений, чтобы отказываться хотя бы от одного из них.
— Потрёшь мне спинку, пёс? — ухмыльнулась я, двигаясь вглубь комнаты. — Или сегодня ещё не пришло время для экскурсии по горячим источникам этой тюрьмы? — я снова шла на конфликт, и мне это, чёрт подери, нравилось.
— Не играй с огнём, ищейка, — Когами шёл ко мне спокойным, расслабленным шагом, а у меня внутри всё замирало. Так крадётся хищник, знающий, что его добыче некуда бежать. — Я могу и поддаться на провокацию, — он снова стоял вплотную ко мне, только теперь пятиться я не собиралась. — И что ты будешь делать тогда?
— Наслаждаться ситуацией, — задорно ответила я, понимая, что эта игра затягивала нас обоих. В коридоре послышался какой-то шум, но я проигнорировала его, отслеживая реакцию Когами на мои слова. За что мы оба и поплатились…
— Хэй, Ко, эта комната ведь свободна, что ты тут… О-о-о, так у нас пополнение! Познакомишь?! О, надеюсь, это прекрасная девчонка…
Когами сумел удивить меня во второй раз. Он развернулся, и я по инерции начала разворот вместе с ним. Цепной пёс, назначенный моим стражем, прижал меня спиной к себе и, ухмыляясь, заявил тощему рыжему недоразумению, которое стояло в дверях:
— Прости, Кагари, сударыня уже занята. Попробуй уговорить Каранамори или Яйой, возможно, в этот раз они согласятся? — я буквально кожей почувствовала, как Когами вскинул бровь.
— Понял, — наигранно-разочарованно произнёс рыжик. — Тогда не буду вам мешать, голубки! — и, смеясь, удалился. Вот ведь!.. Лисёныш!
Когами же отошёл на пару шагов назад и уселся на подоконник. Я же судорожно пыталась привести мысли в порядок: близкий тактильный контакт всё ещё вызывал во мне неоднозначные чувства и ощущения. В первую очередь — это был тактильный контакт. Человек получал информацию из окружающей среды посредством пяти органов чувств, и прикосновения играли немалую роль во взаимодействии между людьми. Я же, лишённая этих самых прикосновений пятнадцать лет, сейчас, можно сказать, получала тактильный шок.
— Когами, мне нужны перчатки.
Мне не нравились реакции моего организма. Меня начинало потряхивать, и холодный пот катился по позвоночнику. Ох, черт, мне это совсем не нравилось!..
— Держи, — он протянул мне пару перчаток, тонких, мягких на ощупь. Я натянула их и кивнула в знак благодарности. — Я думал, ты продержишься меньше. Стресс догнал только сейчас? — он закурил и вскинул бровь, внимательно смотря на меня.
— Не стресс, — я задумчиво понюхала воздух и полной грудью вдохнула понравившийся мне запах табачного дыма. — Скорее, я впервые за пятнадцать лет прикасалась к кому-то, и от новых ощущений и обилия информации мозг перегружается. При таком входящем потоке данных — скорость их обработки падает, и мозг в первую очередь вычленяет два главных фактора из окружающей среды. Это опасность и союзники. Несмотря ни на что, эти две категории очень тесно переплетены, и пытаясь различить факторы, первоочередные в подобной ситуации, мозг не справляется с обработкой, только и всего. Психосоматический шок на короткий период времени мне обеспечен, но я быстро с этим справлюсь.
— Это хорошо, — Когами выдохнул дым мне в лицо, и я вдохнула его с немалым удовольствием. Всё же, этот дым успокаивал, пусть даже это и эффект плацебо. — Идём, покажу тебе этот блок здания и проведу краткий экскурс по остальным.
Я согласно кивнула, потирая кончики пальцев друг о друга. Это всегда успокаивало… Когами прошёлся со мной по квартире, показывая на разные двери и сообщая, для чего они. Ванная, небольшая столовая-гостиная, комната, которую я могла оборудовать по собственному желанию, и кабинет. Когами посоветовал поскорее определяться со «свободной» комнатой, и я без колебаний выбрала спортзал. Развитие ума можно инициировать в кабинете, там почти хватит места для книг. Тело же требовало отдельного к себе внимания, и простой зарядки не будет достаточно для минимального поддержания формы. Остаётся лишь заниматься этим вплотную, день ото дня. И спортзал в этом случае — лишь одна из немногих привилегий, которые давала должность цепной гончей.
Когами также показал мне и свою комнату, мельком, но я успела увидеть там множество бумаг и что-то подобное «следственной доски», которая была раньше у детективов. Решила потом допытаться у Синъи, что же это такое, и следовала за ним из помещения в помещение. Кухня, на которой увлеченно предавался кулинарным извращениям Лисёныш, кабинет первого подразделения, в котором меня познакомили с гитаристкой Яйой; отдел терапии и компьютерной аналитики, лаборатория, по сути, в которой я познакомилась с Каранамори. Тётка оказалась с причудами, но забавная, мне понравилось. И особенно мне «понравился» её мимолетный оценивающий взгляд, слегка отдающий похотью. Правда, он тут же исчез, стоило только Синъе рыкнуть. Нет, серьёзно, этот человек в буквальном смысле тихо рыкнул, словно пёс, предупреждающий добычу, и всё — никаких поползновений! Только непонятная мне фраза «Куколка занята, понятно» — и всё.
А дальше привезли мои вещи и началась типичная рутина переездов так, как её описывали в книгах — бесчисленные коробки, которые я устала таскать, и попытки разложить всё точно так, как было у меня в клетке… Хотя зачем же так? Главное — по порядку. Но для начала я решила попросить помощи у того единственного, кого могла беспрепятственно дёргать в любое время суток. Когами Синъя, мой сосед, куратор и чёртов шелудивый пёс.
— Синъя! Синъя, псина шелудивая, мне твоя помощь нужна.
Очередной удар кулачком в двери пропал втуне. Ну, точнее, как — пропал… Попасть-то я попала, только не в дверь, а в грудь Когами. Тот вышел ко мне в одних штанах, абсолютно мокрый, то ли после душа, то ли после тренировки, просто облившись водой.
— Чего тебе, неугомонная? — недовольно скосил на меня глаза этот шпала. Нет, серьёзно, он был выше меня почти на две головы!
— Помощь нужна, — буркнула я. — Я одна и за неделю не справлюсь… Не думала, что за десять лет у меня так много всего скопилось.
— Ладно, с тебя полотенце, — ухмыльнулся он и мокрыми босыми ногами пошлёпал в мою комнату. Я на мгновение растерялась, а потом бросилась вдогонку.
— Стой, паршивец, там же книги! Вытрись или раздевайся к чёртовой матери! — я догнала Синью и попыталась провести подсечку. Как бы не так! Слегка подпрыгнув, он ушёл от неё, а затем дёрнул меня за руку вверх и снова прижал к себе. Смотря в его серые, слегка шалые глаза, я понимала, что мы играли постоянно, но что на кону, не знал ни один из нас. И мне нравилась эта игра! Два пса могли драться либо за кость, либо за место у ног хозяина. Мы же… мы дрались за право снова драться. И это было опьяняюще-прекрасно!..
— Если хочешь, чтобы я помогал тебе нормально, дай что-то взамен.
— И что же ты хочешь? — вскинула я бровь.
Когами ухмыльнулся, наклонился ко мне ещё ближе и заглянул в глаза, прижимая к себе ещё ближе. Моя одежда промокла, и стекающая с него вода намочила и мою кофту. Вода была холодной, тело Когами — горячим, и я ощущала рельефность его мышц сквозь ткань одежды. Правда, готова поспорить, что Когами тоже ощущал моё тело, на нём-то никакой одежды не было…
— Носить будешь то, что я скажу, — Когами усмехнулся.
— Но за каждый порочащий меня наряд ты должен будешь поцеловать либо очкарика, либо меня на глазах у первого отделения, — ухмыльнулась я.
— Идёт! — азартно воскликнул пёс и отпустил меня.
Оставляя следы босых ног на полу, он сходил в свою комнату и вернулся минут через пять — переодетый, но по-прежнему без какой-либо одежды на торсе, со слегка влажными волосами.
Разбирали вещи мы часов до двух ночи. Когами, видимо, сильно устал, потому что уснул прямо на диване в моей комнате. Я не имела ничего против и вдоволь насмотрелась на него. Конечно, не смогла обойтись без небольшой пакости и поставила ему засос на шее, но сон сморил и меня. В итоге я уснула рядом с Когами, на полу, отобрав у него подушку. Забавно, но последней мыслью моей было, что эта клетка — комфортнее и просторнее, нежели та, в которой я привыкла жить.
А ночью, когда Когами рядом не оказалось, а комната была погружена в лёгкий полумрак, мне приспичило не спать, а лазить в Сети. Я глотала информацию, словно путник в пустыне — родниковую прохладную воду, дающую жизнь оазису. Меня интересовало всё: политика, экономика, книги, картины, музыка, терминологический словарь, быт обычных граждан, новости о Бюро Общественной Безопасности, технологические достижения за последние пятнадцать-двадцать лет… В Сети оказалось много чего интересного.
Например, именно так я узнала, что только двадцать лет назад Бюро Общественной Безопасности приобрело тот облик, что имело сейчас. Ранее БОБ представляло собой только внутреннюю гражданскую полицию, даже для захвата преступников выделялись особые отряды. Силовые отряды и инспекторов — гражданскую полицию, также именуемую «патрульной», объединили двадцать лет назад. Позже, почти каждые полгода, в БОБ вливались всё новые отделы. Сейчас Бюро представляло из себя нечто совсем уж особенное. В него входили в общей сложности около двадцати подразделений, каждое из которых имело свою, особую функцию.
Первое подразделение, к которому была прикомандирована и я, как новый инспектор, занималось гражданской безопасностью — отловом потенциальных преступников и уничтожением тех, чей коэффициент потенциальной преступности вырос более трехсот. На нас же лежали и силовые операции небольшого масштаба. У нас было три отряда. Первый — это собственно мы, «Гончая-1» и «Гончая-2», в нашем ведении находились северный, северо-западный и северо-восточный районы мегаполиса, так как «Гончие» показали себя с лучшей стороны, несмотря на некоторые проблемы внутри самого подразделения. К нам же была прикомандирована Каранамори из отдела криминалистов. Второй отряд — «Ищейка-1» и «Ищейка-2», за ними закреплён западный и юго-западный районы города, а кто у них из криминалистов — в Сети выяснить так и не удалось. И третий отряд — «Койот-1» и «Койот-2». Они, соответственно, выезжали на вызовы в восточном и юго-восточном районах. Все мы принадлежали к Первому подразделению.
Второе подразделение специализировалось на массовых силовых операциях. Их больше, у них были штурмовые Доминаторы более мощной и дальнобойной модели, имеющие только два режима — «Уничтожитель» и «Разрушитель», а численность каждого отряда в подразделении — очень большая, группы от десяти до двадцати пяти человек. Почти все они — либо уже исполнители, либо потенциальные исполнители, так как прежде всего их работа — это жесткое подавление вооруженных мятежей и бунтов, при этом главной задачей являлось не столько подавление бунта, сколько недопущение распространения уровня психологического риска за пределы зоны проведения операции. Самая известная и обговариваемая в сети группа Второго подразделения — это «Каминари» — «Молнии». Они специализировались на подавлении бунтов и мятежей на открытом пространстве: различные лагеря в полях, на стадионах и так далее. Менее известными являлись «Ширудо» — «Щиты», специализация которых — предотвращение массовых терактов и подавление бунтов в закрытых помещениях и на узких улицах. Собственно, они соответствовали своему названию, так как их отличительная черта — это большие кинетические щиты с голопроекторами и множеством сканеров. Такие щиты были способны выдержать один прямой удар с небольшого расстояния от вамп-меха, оружейного самоходного робота с дистанционным управлением, которыми так кичился отдел БОБ по внешней безопасности. Ну и, конечно же, малоизвестные в Сети, но хорошо знакомые мне «Шакалы» — «Джакару». Эти… беспринципные существа, если я могла так о них говорить, специализировались на подавлении восстаний, бунтов и мятежей в исправительных учреждениях, типа той клетки, в которой я провела большую часть жизни. Увы, знакома не понаслышке — Шакалы оправдывали название своего отряда и гребли всех под одну гребёнку, не разбираясь, кто прав, кто виноват. За это их не любили большинство тех, кто о них знал… и ещё был жив.
Третье подразделение делилось на два. Под первое — патрульных и регулировщиков — ввиду их массовости выделили целый этаж БОБ. Собственно, о них и говорить было нечего — патрульные, регулировщики, которые в основном работали либо в голокостюмах, либо же с помощью полицейских ботов. А вот второй отряд Третьего подразделения, «Хого» — «Стражи» - уже вызывал интерес. Их задачи: конвои, сопровождение и охрана важных персон по типу министров, начальницы Косей — главы Бюро Общественной Безопасности, глав различных отделов и так далее. Среди них, как поговаривали в Сети, затесалось даже специальное подразделение, специально отвечающее за предварительное устранение угрозы — так называемые «Чёрные» телохранители…
«Вот уж не знаю, так ли это, и выяснять не намерена! Ну, разве что подвернётся удобный случай…»
Четвёртое подразделение — это, собственно, криминалисты, эксперты в различных областях: по типу хакеров, докторов психологии и психосоматики, физиогномистов и прочих очень интересных личностей. Среди них даже были кинологи! Что-то царапнуло в мозгу, какая-то мысль, при прочтении о кинологах, но я отбросила её, потому что чтиво было действительно интересным. Та журналистка, что писала о структуре БОБ и их взаимодействии, очень красочно всё описывала. В моём же вольном пересказе это выглядело по меньшей мере сухим изложением фактов.
Пятое подразделение — миграционная служба. Шестое — таможенный контроль. Седьмое — «Отдел проверки качества и допустимости использования продукции», эдакий «контроль качества» для граждан под управлением «мудрой» Сивиллы. Все товары, одобренные этим отделом, — одобрены Сивиллой. Восьмое подразделение — «ТБГ», «Техническая Безопасность Города». Хотя на самом деле в их обязанности входил не только контроль за техническим оборудованием города, от электропитания до обеспечения улиц сканерами цветового фона психопаспорта, но и установка, и ремонт оборудования любого уровня сложности или доступности, своевременная замена деталей, чей срок годности вышел, и так далее… Это подразделение занимало два этажа немногим ниже отдела криминалистов.
Девятое подразделение вобрало в себя разведку, контр-разведку, министерство обороны, фактически, оставшееся «городом-государством» в единой империи «Бюро», а также внешняя безопасность и подотдел, занимающийся отслеживанием беженцев из Японии. Десятое Подразделение занималось распределением и сортировкой участников для предоставления информации на анализ Сивиллы, эдакий кусочек «отдела образования», впаянный в систему тотального контроля эгоистичной демократической империи. Одиннадцатое подразделение — психоаналитики и «прогнозисты», занимающиеся исключительно внутренними делами Японии. Они также предоставляли Сивилле информацию для анализа, в каких слоях общества что происходило. Всё же, что бы там ни говорили, Сивилла — лишь компьютер, хоть и очень мощный, и она не способна была вычислить всё и сразу.
Двенадцатое подразделение, как и остальные, оставались для меня загадкой. В Сети информации о них не было, только и того, что «Общее количество Подразделений, входящих в состав Бюро Общественной Безопасности, превышает два десятка, но известны нам лишь…» — вышеперечисленные. По крайней мере, благодаря этой информации я смогла понять, что от меня требуется и в каких направлениях развивать себя дальше, чтобы не стать обузой для подразделения.
Технический же прогресс был для меня чем-то весьма новым. Найдя в коммуникаторе инструкцию, как пользоваться «проектором аватара», я подключилась к Сети через виртуальный шлем. Ощущения были новыми и странными, особенно если учесть, что Аватара в Сети пришлось создавать с нуля. Я решила посмеяться, и моим образом стала небольшая лисичка-фенек, маленький пушистый зверёк с большими глазами и ушками, а ещё — длинным пушистым хвостом. Аватар выглядел мультяшно и мило, и я подумала, что оставлю его на первое время. Только через несколько часов борождения просторов Сети я узнала, что Аватар почти невозможно изменить… Не сказать, что я не расстроилась, но — в конце концов, мой Аватар хотя бы не похож на выверт законченного наркомана, сидящего на лизергиновой кислоте, аммиачных парах и метамфетаминовых смолах! Ник я себе выбрала достаточно простой, хоть и на английском — «Foxtail», «Лисохвост». Моим полем стала одна из предложенных на выбор голопроекций, поляна с большим раскидистым дубом на скалистом уступе, в корнях которого стоял — вот странность! — большой красивый диван, мягкий даже на вид. Но заморачиваться этим я не стала, а продолжила поиск информации. Таким способом, которым я воспользовалась сейчас, информация обрабатывалась мозгом в несколько раз быстрее, и за более короткое время можно было узнать гораздо больше, чем при стандартном «копошении в Сети» через коммуникаторы и голо-платы.
Продолжая искать информацию о техническом прогрессе, я узнала о такой вещи, как «проектор внешнего вида». Вещь, выглядящая как небольшая пудреница, содержала в себе набор голографических проекций стандартных нарядов (официальный костюм, домашняя одежда, спортивная одежда, выходной и парадно-выходной костюмы), а так же за символическую плату в виде «очков рейтинга Сивиллы» давала возможность прикупить ещё что-то. Чем лучше ты выполнял ту роль, на которую тебя назначила Сивилла, тем дешевле всё стоило и тем больше очков рейтинга ты имел. В такую «пудреницу» также был встроены датчик передвижений, сканер, распознающий владельца, электронный кошелёк и экстренный коммуникатор. В служебных моделях — одна из таких затесалась где-то в моих вещах, выданная ботом обслуживания персонала БОБ, — было немного больше функций, но о них в Сети сказано не было.
Из технического прогресса меня также заинтересовали бытовые и спортивные достижения. В частности, больших успехов Япония достигла в кибернизации тела, а так же вживлении нанороботов, продлевающих жизнь человека, что тоже можно было считать кибернизацией, и в бытовой технике. Именно так я узнала о «голопомощнике», «проекторе обстановки» — домашней, стационарной версии «проектора внешнего вида», о некоторых полезных вещах в быту вроде кофе-машин, ботов обслуживания дома и прочих, весьма занимательных вещах.
Именно на этой ноте я перебралась к дивану вместе с коммуникатором, при помощи которого продолжила рыться в Сети. Правда, именно на некоторых особо заумных статьях о технологическом прогрессе я уснула.
* * *
Проснулась я от звуков ритмичных ударов. Коммуникатор был выключен и снят с моей руки, чего я сама точно не делала, а сама я оказалась укрыта пледом. Под головой оказалась всё та же стащенная у Когами подушка, хотя я в упор не помнила, чтобы ложилась на неё. Может, Когами постарался?.. Не знаю, который был час, но двери моих апартаментов были распахнуты настежь, а разбудившие меня звуки доносились из соседней комнаты — комнаты Синъи. Было странное ощущение, слегка зудела шея и чесались руки, но, вероятнее всего, последнее было как раз таки следствием отсутствия моего куратора рядом и моим внешним видом. Засыпая в одежде, проснулась я в одном только нижнем белье, так что неудивительно, что я была слегка… раздражена, скажем так. Зайдя в комнату Синъи — и даже не постучавшись! — я обнаружила его, методично избивающего грушу.
— И не стыдно? — скосил он на меня глаза, подходя к холодильнику. Из него он достал бутылку воды и начал достаточно жадно пить.
— Мне должно быть за что-то стыдно? — вскинула я бровь, наблюдая, как он поливает себя водой из бутылки. Одеваться перед визитом я даже не подумала — ну, серьёзно, как будто он увидит что-то принципиально новое!.. Мой куратор бросил на меня мимолётный взгляд и слегка покраснел, качая головой.
— Как минимум, за это, — цепной пёс постучал пальцем по засосу, оставленному вчера. Я фыркнула — сам виноват!.. — о чём и сообщила ему. Когами Синъя только фыркнул и, зачёсывая своей пятернёй волосы назад, к затылку, кивнул мне на комнату. Свою почему-то. Но мне-то что? Я прошла туда, а за мной и Синъя зашёл.
Комната любого человека способна многое сказать о нём. В комнате Синъи царило то, что называлось сейчас «творческим беспорядком»: вещи лежали вразнобой, но видно было, что система в этом присутствует. Стена, расположенная напротив входа, была похожа на «детективную доску» — на ней были перечислены факты, прикреплены фотографии. Я зацепилась взглядом за несколько фотографий и какую-то надпись, точнее, имя. «Макисима Сёго». Где-то оно мне уже встречалось, вот только где, я ещё не понимала. Ничего, в нужный момент моя память, как обычно, подбросит нужное воспоминание, а сейчас мне было интересно другое. Всё в этой комнате говорило о том, что Синъя помешан на этом деле и на том, чьё имя было центром паутины расследования.
— Что в этом деле такого, что ты помешался на нём? — задала я вопрос, проводя рукой по линиям связи в преступлении.
— Не твоё дело, — огрызнулся пёс.
Впрочем, я давно уже научилась игнорировать агрессию по отношению к себе и не отреагировала на этот предупреждающий рык гончего пса.
— «Я обязан выиграть! Не важно, кто мой противник… Не важно, что произойдет… Ведь единственное, что имеет значение в этом мире — победа. Победители попадают в историю. Проигравшие стираются из нее», — так, Когами Синъя?.. Человек, одержимый новой идеей, успокоится, только осуществив её, и ты, следуя словам Марка Твена, одержим этим расследованием и не успокоишься, пока не нагонишь цель и не перегрызёшь ей глотку на радость направившему тебя охотнику и на горесть захватившей твоё внимание добычи. Ты не думал, что за всем этим ты теряешь себя, пусть даже суть твоя — это следовать приказам охотника, бросаясь на добычу?..
В следующее мгновение я была практически отброшена к стене, а Когами прижал меня к стене и упёрся обеими руками по обе стороны от моего лица, отрезая пути к отступлению. Его лицо было слишком близко, и мне в голову снова пришло, что последнее время мы с ним слишком часто нарушаем личные границы друг друга.
«У каждого должен быть свой укромный уголок, своё личное пространство, где мы набираемся сил, где можно побыть в тишине и восстановиться. Это волшебное место, куда нет входа больше никому… Такое место не должно становиться постоянным прибежищем, отделяющим ото всех, но должно быть некой волшебной палочкой, помогающей опустошиться, чтобы затем снова наполниться. Всегда есть место, в котором тепло в любую погоду. Это может быть дом, может быть человек, может быть уголок внутри тебя. Отправляйся туда, когда устал, когда нужно просто расслабиться и набраться сил, тепла… А набравшись сил, отогревшись, сумей согреть того, кто придёт к тебе за теплом».
Когда-то я думала именно так. Теперь же… За несколько дней всё очень сильно поменялось, и я не понимала, как же мне вести себя в такой обстановке. Сейчас личное пространство стало тем местом, в которое был допущен ещё один человек — Когами Синъя, мой страж и одновременно — равный мне цепной пёс. Что-то в нём зацепило меня, и, похоже, мне удалось зацепить его, раз уж он столь неравнодушно относится ко мне.
Когами Синъя смотрел мне в глаза, а я читала в его глазах безумный коктейль эмоций. Вина, гнев, злость, раздражение, непонимание, уверенность и вопро, — казалось бы, несовместимые качества, но именно их сейчас выражала буря в его серых глаза.
— Не лезь не в своё дело! — рыкнул пёс, прижимая меня к стене.
В тот момент я поняла, что не хочу потерять первого своего…. пусть, друга, в этом мире. К Когами Синъе я могла прийти за советом, и он поддержал бы меня, я не знала, откуда такие выводы. Возможно, этому поспособствовала фотография — он в форме инспектора и цепной пёс рядом с ним. И подпись: «Я отомщу, Синасава». Он не бросил бы того, за кого отвечает, в беде. И я не могла понять, что же его так зацепило… Но я собиралась понять и перевести эту его манию в иное русло. А уж в какое — я придумаю позже.
Я поднялась на носочки, чтобы наши лица были на одном уровне, и обвила руками шею чёрного пса. Мимолётное удивление в его глазах — что же, слушай, чёрная ищейка, подарившая мне гарроту.
— Я не позволю тебе с головой уйти в это, — шепнула я ему прямо в ухо, сжимая объятия. Правда, я рисковала его задушить… — Ты — мой поводырь, и до тех пор, пока я рядом, я буду кусать тебя, бить тебя, целовать тебя — но я сделаю всё, чтобы по достижении своей цели, каковой бы она ни была, ты остался рядом.
Когами Синъя, чёрная ищейка системы, не понимал, что происходит. Мы были знакомы без малого три дня, а уже столько произошло между нами. И я не могла точно сказать причин своих поступков, но я всегда следовала на поводу у себя, своих желаний и интуиции. И если всё вышеперечисленное желало, требовало держать Когами Синъю рядом, что же, тогда я могла лишь удовлетворять желания собственной алчной натуры в угоду эгоизму личному, не заботясь о последствиях, потому что хуже уже не может быть — я и так уже изгой. А смерти я не боялась.
— Мы в ответе за тех, кого приручили, Когами Синъя. И сейчас ты — в ответе за меня, поэтому не смей даже думать о том, чтобы зациклиться на чём-то, кроме удержания меня на цепи. Или я последую с тобой в любое пекло, чтобы ты никогда не забывал о своих ошибках — в том числе и о том, что ты в ответе за меня, — я уже хотела было отстраниться, но Когами не дал мне этого сделать.
Этот гад хмыкнул. Громко и отчётливо, так, что от громкого звука лопнула какая-то особая атмосфера в его комнате. На мгновение мне стало страшно, потому что он оставался для меня непредсказуемым, и, тем не менее, я не собиралась отступать. Ещё одна попытка отстраниться не вызвала успеха — Когами Синъя, упираясь одной рукой в стену, прижал меня к себе второй рукой, и я своей кожей почувствовала жар его тела… И лёгкий намёк на желание, от которого я мгновенно покрылась краской. Наклонившись ко мне, так, чтобы говорить мне куда-то то ли в ухо, то ли в шею, Когами Синъя «нанёс» ответный удар.
— Осторожнее, моя породистая гончая. Ты играешь с огнём, — он прикусил мою шею, и продолжил. — Я ведь могу потребовать ответного: никогда не бросать меня, всегда быть рядом и следовать за мной в любой ад. И я также могу заявить тебе, что ты — моя, должна быть моей. И я сильнее, быстрее, умнее и хитрее тебя. Ты точно готова к такому? Не испугаешься?
Последние слова он прошептал мне прямо в ухо, а затем, легко закинув меня на плечо, понёс на диван. Буквально бросив меня на него, он навис надо мной и с ухмылкой, которая делала его лицо похожим на морду гончей, окончательно загнавшей добычу, смотрел на мою реакцию. Я всё ещё была красной, так как впервые меня желали — и не пытались даже скрыть этого, равно как и не пытались ни к чему принудить. Синъя пугал, но в глубине его глаз я видела, что ответа он ждёт не для продолжения игры: он нужен был ему для определения дальнейшей линии поведения со мной. И я не могла заставить его долго ждать. Пусть я и лежала красная, как помидор, но от своего не отступлюсь.
— Я не бросаю слов на ветер, пёс. Или мне стоит называть тебя волком? — я хитро ухмыльнулась и приподнялась на локтях, чтобы было удобнее смотреть в его глаза. — Только учти, что и тебе я сказанного не забуду.
Его плечи стали хорошей опорой. Я извернулась, сворачивая тело практически в бублик, а затем распрямилась, вытягивая тело в струнку, и спрыгнула с плеч Кагами как ни в чём не бывало. Теперь стоило пойти одеться…
— Раз так, то я должен тебе кое о чём напомнить. Ты одеваешься так, как того хочу я. Вот твой комплект одежды на сегодня, — Когами бросил мне вакуумный пакет. Что же, это будет интересно.
* * *
У Когами Синъи определенно был вкус. И понимание психологии тоже присутствовало. Костюм, подобранный Когами для меня, мне понравился, несмотря на все мои опасения. Чёрные кожаные брюки с глубокими карманами держались на моих бёдрах только благодаря широкому поясу бронзового оттенка с большой пряжкой-шестигранником. В них заправлялась чёрная майка в обтяжку из какой-то приятной на ощупь синтетики. Поверх была куртка из всё той же кожи, на молнии, с высоким воротником-стойкой и длинными рукавами. Дополняли образ чёрные же перчатки из всё того же материала, мягкие на ощупь и тонкие. Правда, в них отсутствовали кончики пальцев, но это не имело никакого значения. Несколько браслетов на обе руки, высокие «военные» сапоги на шнуровке, с толстой подошвой, дополняли образ ещё более гармонично.
Меня позабавила реакция коллег, особенно того забавного лисёныша, Кагари. Стоило только Когами войти в кабинет первого подразделения, а следом и мне, как этот мелкий засранец тут же начал возникать.
— Ко, ну ты и зараза! Сразу же оторвал себе самую красивую девчонку подразделения, ну ты даешь. Не замечал я, чтобы ты был ловеласом!
Он насмешливо переводил взгляд с меня на Когами. Я слегка покраснела, мой румянец выдавал меня с головой, в то время как сам Синъя оставался спокоен, как скала.
— Если ты не забыл, Кагари, то я её куратор, — отрезал чёрный пёс.
— О-о, блин! Почему не я?.. — обижено-наигранно произнёс рыжик, и перепалка бы продолжилась, если бы не сигнал аларма(2). У меня начиналось первое задание, и сердце застучало быстрее в предвкушении и опасении.
1) Я решила отказаться от типичных приставок японцев, типа "сан", "чан", "кун" и тому подобное, в угоду удобства написания. Смею предположить, что сильно ругать вы меня не будете, дорогие мои читатели, потому что...
Да, собственно, причин нет. Я — автор, это мой фанфик, что хочу, то и пишу.
2) Аларм (англ) — тревога.
Исполнителей усадили в полицейский фургон, а инспекторы поехали впереди нас, на машине. Нас сопровождали несколько дронов, едва ли больше десятка… Яёй сидела, как обычно, с каменным лицом — Когами упоминал, пока мы шли сюда, что она внешне всегда такая. Кагари, этот рыжий балагур, беспрестанно что-то щёлкал на приставке, которую взял даже сюда. Идиот. Масаока — старик с металлической рукой — задумчиво смотрел куда-то поверх меня, а я сидела, опираясь спиной на Когами и вытянув ноги. Все мы ждали, пока инспекторы начнут рассказывать о том, кого же убили на сей раз. Когами незаметно сжимал мою руку, потому что меня била дрожь — и он это чувствовал. Забавно, что даже сейчас у меня был стабильный преступный коэффициент, несмотря на то, что волновалась я изрядно. Первое дело, всё же…
— Как чувствуете себя, сударыня? — с усмешкой обратился ко мне старик. — Как ощущения перед выездом на первое дело?
— Скорее странно, непривычно, чем что-либо ещё, — я пожала плечами и лишь крепче сжала руку Когами. Тот сжал мою — в ответ. — Посмотрим по ситуации; всё зависит от того, что же будет нас там ждать.
Второй рукой, при помощи нейронного датчика, встроенного в коммуникатор, я продолжала своё неспешное шествие по Сети.
— Вы не боитесь, что там будет много крови, сударыня? — хитро посмотрел на меня старик, разминая здоровую руку — металлической.
— А есть ли смысл бояться крови? — я вскинула бровь. — Она у всех одинаковая, у преступника и инспектора, у гражданского и у гончего пса. Она у всех — красная.
— Тем не менее, сударыня. Будьте аккуратны.
— Обязательно, — я усмехнулась, — к тому же моя обязанность — всюду следовать за своим куратором, дабы набраться опыта работы. Так что вопрос об аккуратности нужно задавать не только мне…
Нас перебил голос инспектора Гинозе. Неизвестно ещё, до чего бы мы договорились, если бы не он. У Нобучики Гинозе был строгий, резкий голос с металлическими нотками, будто бы кричащий о субординации. Он говорил фразами лаконичными, законченными по смыслу и подчёркнутыми интонацией.
— Погибшего звали Сиаяма Дайске, ему было двадцать семь. Он работал на фабрике дронов в Хатяодзи. Тело нашли в четыре утра.
Перед нами на экранах появились изображение фабрики и записи с доступных ранее камер наблюдения. Фабрика была достаточно большим комплексом, дронов там было много, и все они были достаточно разными. Тем не менее это были не бытовые дроны, — я отметила это сразу. Скорее, промышленные, а потому стало понятно, почему же мы выехали сюда. Выход хотя бы одного такого дрона из-под контроля — это риск срыва всей партии и брака в ней же, а значит, либо министерство не хотело проблем с поставками, либо же… Что «либо», я ещё не поняла.
— Дрон разрезал жертву на части во время проверки.
— Думаете, несчастный случай? — послышался голос инспектора Цунамори. У этой же девчонки голосок был задумчив, мягок и как будто бы равнодушен. Готова поспорить, личное и работу она будет разделять до самого последнего конца, несмотря ни на что.
— Я слышал, что это уже третье подобное происшествие на фабрике за последний год. — я буквально видела, как Нобучика поправлял очки. Дурацкий аксессуар, зачем он ему нужен, если очки у него без диоптрий?.. — Здесь что-то не так…
Мы подъезжали, когда Гинозе продолжил. Видимо, обрабатывал информацию, поступающую ему на переносной терминал. То, что у нас так же носило функцию контролирующего браслета, у него было лишь средством связи и работы.
— Тело нашли в отделе по контролю работы дронов. Только там трудятся люди, остальные этапы производства полностью автоматизированы. Всего на фабрике круглосуточно работают около пятидесяти отладчиков.
— Они тут же живут? — влезла Цунамори.
— Конечно, тут же, — фыркнула я. — Сама подумай, фабрика — это огромный комплекс. Тут производится не меньше пары тысяч дронов в месяц, но их всех необходимо проверить перед вводом в эксплуатацию. Соответственно, при таком небольшом штате сотрудников им необходимо работать круглосуточно!.. И выезды куда-то за пределы фабрики — это прерывание процесса производства, а значит — потеря выгоды для хозяина фабрики. Смекаешь? — я снова фыркнула.
Это было очевидно. Ни один производитель не мог позволить себе, используя такие крупные поставки, терять в мощности производства. А всему виной — алчная человеческая натура, жаждущая выгоды в любой ситуации. Большинство людей при определенных обстоятельствах предпочтут загребать жар чужими руками, и не ясно, что из этого может выйти в данной ситуации.
— Исполнитель Масамуне почти права, — снова влез Гинозе, когда мы въехали на саму территорию фабрики. — Им нужно проводить осмотр более тысячи дронов в месяц. Рабочие живут тут же.
— Тогда интересно знать, какие у них тут развлечения. Замкнутое пространство, коллектив, в котором все всё обо всех знают... так и двинуться умом недолго.
— Тут вы правы, сударыня, — кивнул Масаока, — идеально чистых паспортов мы тут не найдём.
— Если до проверки дрона загрузить программу, которая вызывает неполадки, — опять продолжил Гинозе, — то можно легко обставить всё как несчастный случай.
Когами отчётливо фыркнул, повернув голову в сторону дверей фургона. Похоже, что он — как и все исполнители, судя по скепсису на их лицах, — не были согласны с тем, что это «несчастный случай».
— Хотите сказать… — снова влезла Цунамори.
Впрочем, логично: насколько я поняла, то она новенький инспектор, и даже минимального чутья у неё не было.
— Возможно, произошло убийство.
— Но, если у нас всего пятьдесят подозреваемых, — продолжила развивать мысль девочка. Хотя, скорее уж, девушка — я немногим старше неё, но, тем не менее почему-то чувствовала себя более опытной, несмотря на полное отсутствие социализации и знаний об окружающем мире. Хотя многие эти знания я почерпнула из книг, но всё же….
Пока инспектор собиралась с мыслями, чтобы продолжить мысль, я слегка постучала по руке Когами, которую всё ещё сжимала в своей. Ну, или он сжимал мою руку, не важно… На его приподнятую бровь я тихо начала развивать свою мысль.
— У меня есть два варианта событий, и оба мне нравятся. Либо у нас не всего, а аж пятьдесят подозреваемых, либо у подозреваемого — в единственном числе — есть сообщник. Я права? — и, дождавшись еле заметного утвердительного кивка Когами, продолжила слушать информацию о месте убийства и деле в общем.
Если опускать бессмысленно-долгий диалог инспекторов, то можно было вычленить только следующее: проблема есть, и проблема эта исключительно для нас. В здании фабрики не было сети, как и доступа Сивиллы к ней. Соответственно, просто войти внутрь и проверить всех Доминаторами мы не сможем, а это проблема. Как объяснил мне Масаока — а непонятные моменты разъяснил Когари, — сканеры определяли только цветовой фон. Они не могли проводить кематический анализ — для него необходимо было дождаться своей очереди, а это могло длиться некоторое время, скажем так. Тем не менее, БОБ с их Доминаторами лезли, так сказать, вне очереди, проводя кематический анализ мгновенно. И — исходя из его результатов — вынося приговор.
Мы остановились перед входом на фабрику. Фургон медленно открылся, и, потягиваясь, мы поспешили на выход. Кагари с сожалением оставил в машине приставку, Масаока деловито осматривался, Яёй просто оценивала обстановку, а мы с Когами просто вылезали из фургона, будучи последними. Тем не менее до нас донеслись слова инспектора Гинозе: «Говорят, идиоты учатся на собственном опыте, а умные — на ошибках других. Надеюсь, ты не идиот».
— Чего это с ним? — непонимающе перевела взгляд с Гинозы на Когами я. Когами только фыркнул.
— Гиноза считает, что есть обычные люди, есть инспекторы — а есть цепные псы, отбросы общества, изгои. И относиться к ним, как к другим людям, не имеет смысла. В его глазах мы все — лишь орудие для загонной охоты, псы, чьё предназначение — взять след и вывести охотника на добычу. У Цунамори же совершенно другое к нам отношение, она мягкотела и сентиментальна. Она считает, что мы такие же люди, как и все остальные, просто наше призвание — выполнять более грязную работу, чем их. Вот на этой почве они и собачатся.
— Понятно… — я тяжело вздохнула. — Глупцы замечают только промахи людей и не обращают внимания на их достоинства. Они подобны мухам, которые норовят сесть только на воспаленную часть тела(1).
— Абу-ль-Фарадж? — вскинул бровь Когами. Я только кивнула. — И почему же ты считаешь Гинозе глупцом?
— Всё очень просто, Когами. Только глупцы гребут всех под одну гребёнку, за стереотипами не замечая самого человека, его суть, его личность. Без подобного, более полного и объективного анализа, любое существо в первую очередь становится шаблоном.
— Возможно, — кивнул Когами и засунул руки в карманы.
Не было смысла продолжать диалог — нас догнали инспекторы, и охота на вёрткую дичь началась.
* * *
Нас встретил директор фабрики, приторно улыбаясь и разводя руками в гостеприимном жесте. Мне этот человек не понравился сразу. Толстый, я бы даже сказала, что жирный, с маленькими бегающими глазками, ровными белыми зубами и холодной льдинкой в глубине глаз. Такой станет делать только то, что принесёт ему выгоду, особенно в долгосрочной перспективе. Его голос был таким же, как и улыбка: приторно-сладким и насквозь лживым. Он был хозяином этого места, но чувствовал себя тут богом. Вслед за ним и инспекторами мы пошли на место преступления, и мне всё отчётливее казалось, что я участвую в каком-то фарсе.
Сама фабрика тоже не оставляла хороших впечатлений. Скучная, давящая обстановка, металл повсюду, гулкое противное эхо в коридорах. Тихий шелест автоматизированных производственных частей, противный скрежет лебёдок или частей для проверки дронов. Механизмы были повсюду — мне на мгновение показалось, что я тут совершенно одна, среди бездушных машин. Когами легонько тронул меня за плечо, выводя из транса, и я тряхнула головой. Ну и жуткое же место!.. Впрочем, наверное, это с непривычки. Коридор проходил мимо огороженного бронированным стеклом производственного цеха, в котором несколько десятков людей работали над тестированием дронов. Я не понимала этих людей — убили их товарища, а они продолжали свою жизнь как ни в чём не бывало. Хотя бы минимальное волнение должно было быть; конечно, смерть неизбежна, а жизнь вообще смертельная болезнь, от которой нет лекарства, но мне было непонятно другое. Улыбки людей. Едва заметные или выставленные напоказ, лживые насквозь, отдающие законченным эгоизмом и какой-то подспудной жестокостью. Я бы убила каждого из них — просто, чтобы таких вот людей становилось всё меньше и меньше. Пусть по отдельности у каждого из них психопаспорт мог бы быть и в пределах нормы, но общая давящая атмосфера не способствовала нормальному самочувствию. Интересно, в таких условиях мой психопаспорт изменится?..
Пока мы слушали разъяснения начальника фабрики, Кагари, закинув руки за голову. с непонятной мне усмешкой заявил:
— Какой же ужас! Полная изоляция… — и никто не отреагировал.
Впрочем, все были согласны. «Сеть» была создана для того, чтобы люди выпускали стресс и накопившийся негатив, оставаясь чистыми и создавая идеальное общество. Без способа сбросить напряжение психопаспорта здешних работников должны были стать едва ли не чёрными, но… Этого тут не произошло. Значит, у них был всё же какой-то способ сброса напряжения. Вот только какой именно?..
На месте преступления мы оказались спустя ещё минут десять.
— Дрон убрал тело вскоре после обнаружения, — начал свой рассказ начальник фабрики. — Здесь должна быть запись, — и он протянул Яёй дискету с информационным чипом.
Она вставила её в боковину «хранилища Доминаторов», как я назвала этот чемодан с колёсиками, и голографическое изображение расчленённого тела возникло на едва отмытом от крови полу, как будто возвращая к жизни ужасную картинку. Дрон действительно расчленил тело; нога, отрезанная до колена, валялась рядом с головой, неестественно вывернутые руки были разложены в стороны. Да и само тело было перерублено пополам. что тоже не добавляло картине эстетичности. Когами положил мне руку на плечо и сжал, вопросительно заглядывая в глаза. На удивление, я ничего не чувствовала, как будто передо мной был не труп, расчленённый и изуродованный, а очередная неинтересная книга. Я пожала плечами, и Синъя кивнул, улыбаясь.
— Судя по всему, дрон начал расчленять его тело, пока то ещё дышало, — продолжил начальник фабрики.
— Ну и ну, — покачал головой Кагари, с задорным весельем, каким-то даже бесшабашным, осматривая тело.
— Кто-нибудь мог желать господину Сиаяме зла? — стандартный вопрос в нашем случае задал Гинозе. Чем-то он мне напоминал Цербера, стража подземного царства из древнегреческой мифологии…
— Не думаю, — покачал головой теперь уже начальник фабрики. — Он был образцовым сотрудником, и его психопаспорт всегда был в норме. Вероятно, несчастный случай.
На это все исполнители дружно скривили губы в гримасах презрения, выражающих наше отношение к подобному заявлению. Серьёзно? Несчастный случай? Я бы поняла, если бы это был единичный случай, тогда происшествие можно было бы назвать случайностью. Но один раз — случайность, два — совпадение, а три — закономерность. Именно эту мысль я и высказала Когами, Кагари и Цунамори после того, как мы отправили запись с трупом в лабораторию к Каранамори.
— Масаока уже говорил о том, что это убийство. Вы тоже так считаете, Масамуне? — задала мне вопрос Цунамори.
— Это очевидно. Судя по состоянию жертвы и характеру ран, это была либо месть, либо обида, и обида очень большая. Исходя из данных о предыдущих происшествиях, — я открыла данные на коммуникаторе, — то кто-то затаил серьёзную обиду на остальных работников и планомерно их выбивает из колеи.
— А где ты достала эти записи? — выгнул бровь Когами. — И когда ты только успела?
— Ну, пока ты и Яёй сопровождали инспектора Гинозе, я пошла с Масаокой, Кагари и Цунамори, если помнишь. Там я просто отправила просьбу Каранамори, а она — проницательная женщина — уже давно всё подготовила и скинула мне. Что характерно, ни разу характер повреждений не повторялся, как будто на разных людей затаили обиду по разным причинам. В первый раз были отрезаны руки и ноги, работник умер от кровопотери. Второй раз — сначала была отрублена голова, а потом искромсано тело. В третий раз — сначала был вырезан кусок бока, потом отрублена рука, потом — разрез по линии черепа, а потом уже остальные раны. В любом случае, все три жертвы мучились перед смертью.
— И вы это поняли, только взглянув на всё это? — у Цунамори так забавно поднялись брови в удивлении, что я улыбнулась.
— Ваш преступный индекс, госпожа инспектор, не превышает нормы и чист как никогда. Мой же преступный индекс стабильно находится на уровне между нормой и смертельным режимом парализатора, и я мыслю иначе, как и все цепные псы Бюро. Для нас факт преступления — это как запах добычи, которая уже здесь, но её ещё необходимо нагнать. Преступление отличается от несчастного случая так же, как небо — от земли. И одна из основных черт преступления — это последствия. Дурные последствия преступлений живут дольше, чем сами преступления, так сказал ещё Вальтер Скотт. И он абсолютно прав. Преступление может быть мелким — отобрать конфету у ребёнка, толкнуть старика или коллегу, — но преступление совершено в один момент времени. Последствия же этого будут тянуться много дольше, чем сам проступок, — и я принялась за еду.
Масаока, старая, опытная ищейка, одобрительно смотрел на меня, порой переводя взгляд на задумчивую Цунамори. Когами улыбался мне одними глазами, сидя прямо напротив. Наконец к нам присоединился и Кагари.
— Никудышное тут место работы, — с какой-то лёгкой иронией заявил он, пережевывая весьма скромный обед. — Не могу представить, каково это — жить без доступа к сети, в наши-то дни…
— И всё же показатели цветового фона сотрудников достаточно стабильны, — Цунамори за обедом листала информацию о преступлении, просматривая данные о сотрудниках. Голо-экран она развернула к нам, как бы доказывая свои слова.
— Пф, — тряхнул растрёпанными волосами рыжик. — Везде можно найти себе развлечение, — помахивая вилкой с наколотым на неё омлетом, стал объяснять он. Правда, закончить ему не дали.
— Как идут дела? — с приторной улыбочкой и прищуренными глазами просил нас начальник фабрики, приближаясь. — Нашли что-нибудь подозрительное?
— Нет, — ответила Цунамори, твёрдо — чего я от неё не ожидала — встречая взгляд директора фабрики. — В ваших данных нет зацепок… — она хотела сказать что-то ещё, но нас прервали грохот и звон тарелок по полу.
Я перевела взгляд туда, откуда донёсся противный моим ушам звук. Пятеро сотрудников, окружив еще одного, насмехались над ним. Разнос этого самого, последнего сотрудника, был опрокинут, и еда, стоявшая на нём, была рассыпана по полу и частично растоптана. Бедняга пытался подняться, но пинки не давали ему этого сделать.
— Эй, жёлто-зеленый, сегодня опять собираешься обедать в своей личной комнатке? — спросил один из сотрудников, и затем снова грянул смех.
Потянувшегося за тарелкой с рисом беднягу ждало разочарование: тарелку пнули, и она со звоном укатилась дальше. Я тяжело вздохнула, понимая, что такое поведение — в отсутствие других развлечений — есть способ сбрасывать стресс, и тем не менее считала его неприемлемым. Есть настольные игры, караоке, словесные игры, книги, фильмы, записанные на дискетах и других И.Н., — так почему же они ведут себя так? Я бы за такое с собой обращение убила бы…. Я замерла, не донеся вилку до рта. Неужели этот малый — убийца?.. Не верю!..
— Что происходит? Какой ужас… — высказалась по поводу этой ситуации Цунамори.
Я хотела было встать, чтобы помочь парню, но Когами удержал меня и слегка покачал головой. На вскинутую вопросительно бровь он указал пальцем на себя — и на компанию ублюдков, и я кивнула. Пусть и была не согласна… Хотя да, это должна сделать не я. Ведь если ему поможет девушка, тем более такая симпатичная, проблем у него станет ещё больше; а если это сделает мужик — то сотрудники могут и понять, что, хотя бы пока мы тут, стоит отказаться от привычных развлечений.
— А, вы про них, — как будто говоря о погоде, ответил начальник фабрики, смотря в ту же сторону, куда и мы. Да вообще все взгляды в столовой были привлечены к этому сброду, к небольшой стайке шакалов, окруживших зайца. — Не стоит вмешиваться. Такое бывает время от времени. У нас на производстве нет особых развлечений, — продолжая говорить таким тоном, будто говорил о погоде, начальник фабрики даже начал улыбаться. Мои кулаки помимо воли сжимались, но я пока ещё держала себя в руках, в основном — стараниями Когами. — Так что нужен человек, который мог бы забавлять других. Если психопаспорт достаточно сильно потемнеет, — перебил хотевшую встрять Акане этот жирный боров, — мы немедленно переведём его на другое место работы. Как я уже говорил, мы заботимся о психологическом состоянии наших сотрудников.
Тем временем уже собравшего свой обед и поднявшегося «зайца» пнул один из «шакалов», отчего тот снова упал и рассыпал еду. Мне было противно наблюдать за этим.
— У него своя роль, как и у других. Возможно, Сивилла рекомендовала работать ему тут именно потому, что он лучше других подходит для этого, — закончил свою речь начальник фабрики.
Не выдержали мы с Когами одновременно; он встал и направился к бедняге-сотруднику, а я наконец-то получила возможность раскрыть рот.
— А тот, кто может посмеяться и закрыть на это глаза, как нельзя лучше подходит для управления подобным местом, великая милость системы Сивилла, — я посмотрела в глаза слегка удивлённому дьяволу этого места, который был прежде всего удивлён самим фактом того, что кто-то ему противоречил. В конце концов, он к такому не привык. — Таким людям, как вы, хочется подарить открыточку с цитатой Ганди: «Двуличность — не значит многогранность!»
Пока я высказывала начальнику фабрики всё, что я о нём думаю, Когами успел подойти к «зайцу» и помочь ему подняться. В это же время я заприметила и жёсткую усмешку Цунамори, адресованную очень удивлённому дьяволу этой фабрики.
* * *
Нам предоставили комнату, в которой мы могли проводить анализ ситуации и совещания. Там мы и собрались, анализируя данные. Я кожей чувствовала подвох, да и все остальные тоже. Масаока стоял у головизора и механической рукой отмечал интересующие нас моменты.
— Если начальник говорит правду, то всегда есть сотрудник, чей цветовой фон со временем ухудшается, — он показывал рукой на цветовые карточки сотрудников, перечёркнутых крест-накрест. — Его затем переводят на другое место работы. Однако за последний год никого не переводили, — он указал за досье «зайца», и я тихо прошептала, склонившись к своему куратору, свои догадки.
— Ещё в столовой я подумала, что убила бы за такое отношение, — Когами взглянул на меня в ожидании продолжения. — Он убийца, да?
— Скорее всего, — кивнул цепной пёс и продолжил слушать размышления Масаоки.
Меня же заинтересовала реакция на ситуацию у Нобучики Гинозе: он сидел, нахмурившись и подперев ладонью голову. Он выглядел не то чтобы хмурым, — скорее, до крайности раздражённым и злым.
— Первая жертва как раз умерла год назад? — влезла Цунамори.
— Да. По данным, которые отрыл Каранамори, первое убийство произошло именно тогда. Вот снимки, которые ей удалось достать из архива, — и я вывела на голопроектор расчленённое тело жертвы. Через буквально полминуты я его убрала, так как Масаока решил продолжить.
— И весь год сотрудники издевались над одним и тем же человеком. Данные ясно это показывают, — старый пёс отошёл и проследил механической рукой психопаспортные данные «зайца». — Цветовой фон других сотрудников чист, психопаспорт потемнел только у одного человека.
— Юджи Канехара, — воскликнула Цунамори, подрываясь с места. — Это над ним насмехались в столовой!
— Да, милашка, именно так. И заметь, цветовой фон его психопаспорта — жёлто-зелёный.
— Оттуда и прозвище, — кивнул на мои слова Когане. — Похоже, здесь все знают, какой у кого цветовой фон…
— Судя по последнему измерению, — скучающим голосом продолжил мысль моего куратора Лисёныш, — его цветовой фон был темнее всего за день до убийства, пятого ноября. А сейчас — его показатель улучшился.
— Как же так? — растерянно округлила глазёнки Цунамори. — Ничего не понимаю! — она плюхнулась на стул и подпёрла руками подбородок, опираясь на стол. — Как цветовой фон может стать лучше после убийства?..
— Всё просто, Милашка, — решила я ответить. — Другие сотрудники весь год вымещали злобу и стресс на Канехаре, а вот ему стресс было некуда сбрасывать. По всей видимости, когда Канехара осознавал, что находится на грани, он совершал убийство, сбрасывая стресс и ища отмщения, после чего его цветовой фон светлел.
— Раньше, когда мы ещё не проводили кематический анализ, — решил дать ещё немного разъяснений Масаока, — подобные происшествия не были такой уж редкостью.
— Прекрати! — рявкнул на стального пса инспектор Гинозе, и я непроизвольно дёрнулась.
Ор Гинозе, иначе и не скажешь, застал меня врасплох, и я едва не упала со стула. К счастью, меня удержал Когами и слегка приобнял, успокаивая. Почти тут же отпустил, конечно, но чувствовать такие ненавязчивые поддержку и заботу было прекрасно и ново. А Гинозе тем временем вскочил со стула и продолжал на повышенных тонах выговаривать стальному псу:
— Опять ты про свою интуицию детектива! — его лицо перекосилось, а глаза сузились, и блики от очков делали это выражение лица ещё более зловещим. — Ты сам себя обманываешь! Лишнее доказательство того, что потенциальные преступники вроде тебя бесполезны!!! — в ответ на эти слова Масаока только тихо хмыкнул и с усмешкой отвёл взгляд от инспектора. — Мы не можем опираться на догадки, построенные на косвенных уликах. Наша работа — поддерживать в обществе порядок, основа которого — коэффициент преступности, определяемый Сивиллой.
— Ну и что это за порядок, — я тяжело вздохнула, — если за год умерли уже трое? Или для вас смерть не имеет запаха, инспектор Гинозе?
— Положись на нас, Гино, — взял слово мой куратор. — Мы выведем Канехару на чистую воду и докажем тебе, что…
— Довольно! — стукнул кулаком по столу инспектор.
Правда, намечающийся скандал прервала Цунамори. Тонко девочка вмешалась, взяв всю ярость нашего Цербера на себя. Она вывела его из комнаты для какого-то разговора, а мы остались внутри, каждый думая о своём.
— Я понимаю, что подвигло этого «зайца», Канехару Юдзи, на убийство. Я могу понять его мотив. Но чего я не могу понять — зачем он повторялся?.. Убить можно по-разному, существуют миллионы способов! За годы своего развития человечество только и делало, что искало способы усекновения себе подобных. Так почему он выбирал постоянно один и тот же способ?..
— Это надо спросить у него, — покачал головой Лисёныш. — Ну, а что ты думаешь о наших инспекторах, новенькая ищейка? — и Кагари с ухмылочкой уставился на меня.
— Гинозе — Цербер, Цунамори — мать милосердия, — просто ответила я, выдавая свои ассоциации в ответ.
С тихим «хм?» Кагари даже откинулся на спинку стула:
— И почему же так?..
— Ну, — ответила я, — всё очень просто. Гинозе — как страж, он стоит на тонкой грани. Он считает, что охраняет мир от нас, от таких, как мы, и для него мы не более чем инструмент. В то же время он сторожит что-то внутри себя, не даёт сорваться себе и постоянно балансирует на лезвии ножа. С таким отношением к себе и своей жизни он может скоро упасть в ту сторону, от которой охраняет окружающих…
Закончить мне не дала вошедшая Цунамори. Видимо, разговор пошёл немного не в то русло, потому что у Милашки были нахмурены брови и поджаты губы. Тем не менее она каким-то чудом, не иначе, выбила у Гинозе добро на операцию.
В фургоне, в котором мы ехали, обнаружилось и нужное нам оборудование. Двести метров кабеля связи, спутниковая тарелка и ещё то немногое, что необходимо было для работы Доминаторов внутри здания. Жаль, что кабеля хватало только до холла перед лифтом на втором этаже, но что уж тут — хорошо, что и так есть. Выводить на чистую воду «зайца» пошли мы с Когами под контролем Цунамори — Гинозе самоустранился от «операции». Впрочем, без его сдерживаемой всеми силами импульсивности нам было куда как проще. Решили, что ловить будем по двум направлениям: провокация от меня и запугивание от Когами. Цунамори оставалось только наблюдать.
Пока Кагари, Яёй и Масаока копались в оборудовании, мы с Когами ждали завершения приготовлений. Нам не было нужды торопиться — необходимо было дождаться начала ужина, а он был только через полчаса. Оживлённый разговор с другой стороны фургона меня не интересовал, больше всего меня интересовал непосредственный мой куратор — Когами Синъя.
— Когами… — я тронула его за плечо, привлекая внимание.
В мыслях он витал где-то далеко, и пепел на сигарете уже дошёл до середины.
— Что, Акай? — повернулся ко мне чёрный пёс, и я улыбнулась.
— Научи меня курить, — я кивнула на сигарету и, увидев немного ошарашенное лицо ищейки, улыбнулась. — Мне нравится запах дыма и этих сигарет.
Я заложила руки за спину и подняла взгляд в небо. В ноябре темнело рано, и на небе уже были видны первые звёзды и яркий полумесяц. Именно из-за этого я пропустила тот момент, когда Когами зашёл мне за спину и прижал меня к себе; обвив одной рукой за талию, он поднёс к моим губам сигарету — ту, которую курил сам, — и тихо начал говорить.
— Вдыхай. Прикоснись губами к фильтру и втяни в себя воздух через сигарету, — когда я выполнила это указание, горло слегка оцарапало дымом, а потом он провалился в лёгкие, и я почувствовала на губах какой-то привкус. Интересно, это привкус сигареты? — Молодец, — продолжил наставления Синья, — а теперь выдыхай, как обычно. Понравилось? — когда сизый дым поднялся в небо, спросил меня цепной пёс.
А мне на ум приходили только стихи…
— Кружится сигаретный дым, в экстазе бьётся сердце.
Кури, мой друг, за вдохом вдох седую смерть питая.
Кури, безбожно одержимый кем-то, чёрный герцог, —
Ведь дым уносит страхи, что во мгле не тают.
Кури, ведь с каждым вдохом я тебя узнаю лучше,
Кури, мне открывая тайны все свои, даря печаль.
Как сизый дым — не улетучусь, чернокудрый друже;
О твою сталь не разобьётся мой хрусталь(2).
Несколько мгновений Когами молчал, лишь теснее прижимал меня к себе, пока звучали строки стихотворения.
— Красиво, — наконец отреагировал он. — Кто автор?
— Я не знаю, — я мотнула головой, задевая его хвостом, и потянулась сделать ещё одну затяжку. Дым снова оцарапал лёгкие, но приятный запах и облачка сизого дыма нивелировали этот недостаток. — Однажды кто-то прислал мне книгу со стихами неизвестных авторов. Она есть в моей библиотеке, если захочешь, я дам тебе её почитать.
— Буду рад, — кивнул Когами, размыкая объятия и туша сигарету в кулаке. — Нам пора, — и мы с ним двинулись к месту назначения, к той самой «отдельной комнатке», в которой ел Канехара Юдзи.
Первый выход был моим, так что, оставив инспектора Цунамори наблюдать из-за угла, мы с Когами неспешно двинулись в сторону — кто бы подумал? — кабинки туалета. Наши шаги гулко отдавались в этих мрачных металлических коридорах, и у меня в голове возникла немного сумасбродная идея.
— Знаешь, Когами, я бы на месте убийцы выбрала бы более разнообразные и мрачные способы устранения. Одно дело — просто расчленёнка, — я фыркнула, как бы выражая презрение, когда мы уже подходили ко входу в туалет, — а другое дело — голова, стоящая на разносе посреди столовой, и тело, прибитое «неисправным» дроном к стене. И кровью на стене надпись, что-то из великих цитат, например, Омара Хайяма.
«Один с мольбой глядит на небосвод,
Другой от жизни требует щедрот.
Но час придет, и оба содрогнутся:
Путь истины не этот и не тот».
Мы как раз зашли в туалет, и я опёрлась на перегородку, наблюдая за действиями Когами. А он принял условия игры:
— Как всегда красиво — несколько сухих хлопков, — но всё же это не его уровень. Хотя…
Когами резко развернулся на каблуках и дёрнул на себя дверь одной из кабинок. Именно в ней и находился наш «заяц», уже дрожащий и с бегающими глазами. Чёрный пёс схватил его за грудки и вытащил из кабинки, приговаривая:
— Так вот ты где засел, жёлто-зелёный ублюдок! — с этими словами он швырнул «зайца» на пол и бросил быстрый взгляд на меня. В глубине его глаз плясали черти, окрашивая стальной оттенок в какие-то неясные, но манящие блики. Я кивнула ему, улыбаясь, и сделала вид, что наслаждаюсь зрелищем издевательства, хотя единственное, чем я наслаждалась, это актёрской игрой Когами.
— Что, еда вкуснее, когда руки в крови?
Он склонился над скрутившимся в бублик Канехарой и снова притянул его к себе за шиворот. А я просто веселилась, наблюдая, как Когами корчит из себя злого ублюдка. Хотя, признаться честно, его глаза — да и весь он, в общем-то, — выдавали азарт и предвкушение. Либо он такой хороший актёр, либо предвкушал что-то другое…
— Ну, отвечай! — он склонился над подозреваемым ещё ниже и несколько раз тряхнул.
— Брось, Ко, — мурлыкнула я, и подошла к ним, покачивая бёдрами. — Смотри, как у него бегают глаза и сам он трясётся… Нам не нужны доказательства, — и я хитро улыбнулась, приподнимая коммуникатор-браслет. — Достаточно просто рассказать всем в сети, что Канехара Юдзи — убийца, его руки по локоть в крови, будем держать его на этой фабрике, чтобы он никуда не сбежал, а потом наслаждаться его мучениями… или дальнейшими убийствами. Ведь правда же, всё так просто! — и я провела кончиками пальцев по противной, липкой от пота щеке «зайца», зло ухмыляясь и проводя кончиком языка по зубам. Юдзи отчётливо задрожал и забился в руках Когами.
— Согласен, — Когами отшвырнул «зайца» от себя и поднялся в полный рост, доминируя над этим ничтожеством морально и физически. Он приобнял меня за талию и, ухмыляясь, заявил: — Меня всё равно бесит этот ублюдок. А нам ведь так нравится выводить убийц на чистую воду… Но здесь не ловит сеть, — он притворно нахмурился и потряс рукой с коммуникатором, — идём вниз, выложим заснятое тобой видео в сеть, пусть все знают, что жёлто-зеленый ублюдок Канехара Юдзи — убийца Сиаямы, Асамии и Кориямы.
— А он пусть сидит тут, с дрожащими руками и коленками, и ждёт, пока мы не разрушим его никчёмную жизнь! — я засмеялась от абсурдности ситуации, и мой смех подхватил Когами.
Смотря то друг на друга, то на офигевшее, даже шокированное и слегка не верящее выражение лица Цунамори, мы двинулись к выходу. Нужно было дожать Канехару, и я уж раскрыла было рот, как…
Договорить мы с Когами не успели. Трясясь, спотыкаясь и нервно, истерически икая, мимо нас пронёсся тот самый Канехара Юдзи. А мы тем временем вышли из помещения и нос к носу столкнулись с недовольной, слегка разгневанной Цунамори.
— Что вы наделали?! — её лицо было бесценно, а мы с Когами уже приняли спокойный и безмятежный вид. — Когами, Акай!!!
— Так было нужно, инспектор Цунамори, — я вздохнула. — Сейчас есть два варианта развития событий. Первый — мы легко доберёмся до выхода, а сотрудника с потемневшим психопаспортом переведут в другое учреждение.
— Или второй вариант, — продолжил мою мысль Когами, смотря в ту сторону, куда убежал Канехара. — До выхода мы добраться не успеем, потому что Канехара Юдзи попытается нас убить. Сейчас у него не было времени что-либо спланировать, и он вынужден будет действовать точно так же, как и в прошлый раз. Идём.
И мы достаточно неспешн — для потенциальных трупов — двинулись в сторону лестниц и эскалатора для спуска дронов.
— Это — безумие! — Милашка восприняла наш план в штыки, судя по всему…
— Инспектор, что, по-вашему, произойдёт? — задала я вопрос, быстрым шагом поравнявшись с Когами.
— Я не… — договорить Цунемори не смогла.
Нас что-то в последнее время перебивали всё чаще и чаще…
Навстречу нам из-за поворота вырулили два дрона, с тихим шелестом сервоприводов. Верхом на одном из них и был Канехара Юдзи, собственной ничтожной персоной. Его взгляд бегал туда-сюда, руки тряслись, но факт оставался фактом.
— Вы сами виноваты, — дрожащим, полным злобы голосом сказал этот выкидыш мироздания.
— А вот и наш ответ… — в пустоту сказала я.
— Если бы не вы… я бы остался ЧИСТ!!! — и этот урод рванул к нам на полной скорости. Протяжённости коридора и максимальной скорости дронов хватало на то, чтобы мы сумели сбежать. Первой мы вытолкнули в сторону лестниц инспектора, затем Когами дернул в сторону меня, а сам побежал замыкающим. По дороге я обогнала инспектора и выбирала путь побега, благо на память не жаловалась и помнила здание со всеми поворотами, в которых побывала. Плюс, кое-где висели планы эвакуации, помогающие в ориентировании. А вслед нам нёсся злобный голос, слегка заглушаемые жужжанием сервоприводов дронов:
— Вы не уйдёте, я вас не выпущу…. Прикончу вас здесь и сейчас!!!
Справа от нас была дверь, ведущая на лестничную площадку. Выход с этой лестницы, помнится, был в одном коридоре от вестибюля лифта, так что я дёрнула ручку двери и втянула на площадку Цунамори. Следом забежал и Когами. Я невольно просканировала его взглядом — цел! — и тут же немного покраснела от осознания того, что я только что сделала. Впрочем, в подобном полумраке не было видно моего румянца, а времени зацикливаться на этом не было. Канехара нагнал нас, и рукоять дрона с трёхпалым «хватом» пыталась протиснуться в слишком узкий для дрона дверной проём. Мы продолжили убегать от проблем, несясь вниз по лестнице, и через несколько минут уже были у означенной точки. Ни Кагари, ни Яёй ещё не было на месте, так что нам оставалось только ждать — жертвы загонной охоты тоже не было в означенном нами капкане.
— Зачем, зачем вы так поступили? — упёршись ладонями в колени и сдерживая небольшую одышку, задала вопрос инспектор.
Ответил ей Когами.
— Нам нужно было отыскать правду в деле о жизни и смерти, — процитировал он Конан Дойля. Я улыбнулась. — Ради такого вполне можно рискнуть собственной жизнью!
— Преступник пойман с поличным, нам нужно вызывать подкрепление! — всё ещё пытаясь отдышаться, почти выкрикнула Цунамори.
Вот только до подкрепления ещё надо было дожить — потолок прорезала искра, затем другая, и с треском и грохотом в потолке образовался круг. Двадцатисантиметровый слой металла грохнулся на пол под весом дрона, верхом на котором восседал Канехара. Следом за ним появился и ещё один дрон.
Наконец-то за нашими спинами послышалось жужжание, и голос Яёй воскликнул:
— Когами!
С этими словами она швырнула чёрному псу Доминатор, который Когами и поймал.
— ТВАРИ-И-И!!! — почти завизжал доведённый до предела Канехара.
Дрон под его управлением начал охоту за Когами, в то время как второй был прижат к металлической стене Кагари верхом на «доминаторовозке» — ну… я не знала ещё тогда, как эта штука называется… Когами — я уверена — справился бы там сам, а вот Лисёныш, каким бы раздражающим он иногда ни был, нуждался в помощи. Я окинула взглядом дрона, как будто бы мне это могло чем-то помочь… Хотя у меня возникла безумная идея. Дрон имел несколько слабых мест, в основном — блок питания в задней части корпуса и сочленения суставов. Машина всегда сильнее человека, но человек всегда хитрее машины.
Я разбежалась и, оттолкнувшись от слегка шокированного Кагари, запрыгнула на спину дрона. Тот был в несколько раз больше меня банально по высоте, но меня сейчас это мало волновало. Панель управления со встроенной программой, обычно под ней и пряталась основная управляющая плата. Вторая же, резервная плата управления, пряталась немного глубже. Упершись руками в поручни по бокам от панели управления, я размахнулась ногой и со всей своей маленькой дури саданула по панели. Защитное стекло треснуло, и я повторила операцию. Кагари, прижимающий дрона к стене, не давал ему развернуться и размахаться руками, а я пыталась вывести дрона из строя. С третьего удара панель разлетелась вдребезги, и дрон на мгновение остановился. Этого мне хватило, чтобы, засунув руку по самый локоть в образовавшуюся дыру, слегка тёплую и еле-еле дымящуюся, выдернуть пук проводов, отключая дрона окончательно. Правда, саднило поцарапанное плечо, но это были мелочи. Одновременно с этим прозвучал и выстрел Разрушительного режима Доминатора, и Кагари спрыгнул с «доминаторовозки». Хотя, честно, у меня было дикое желание назвать эту штуку гробом на колёсиках.
* * *
Пока Яёй, Кагари и Масаока «паковали» к нам в фургон парализованного Канехару, фотографировали для отчёта место происшествия и составляли протокол, мы с Когами вышли покурить. Он почему-то притянул меня к себе, а я и не сопротивлялась, тоже непонятно от чего. Впрочем, Когами был тёплым и сильным, ощущать его за своей спиной было очень приятно. Мы курили одну сигарету на двоих, когда чёрный пёс заговорил.
— Когда-то я хотел быть детективом. Судить честно, уважая и закон, и честь. Следовал каким-то принципам… — он затянулся и с протяжным звуком выдохнул дым в ночное небо. — А теперь я понимаю, что я гончий пёс, которому не место среди охотников на опасную дичь, и я постепенно теряю себя, зацикливаясь на чём-то мифическом и несуществующем…
Когами обнял меня ещё крепче, до хруста костей, и опустил подбородок мне на голову. Я сначала и не знала, как реагировать на это, а потом… потом поняла. Он искал того, на кого может положиться, и я вчера сделала первый шаг к нему навстречу. Теперь же главное — не дать ему уйти в это самое пресловутое «никуда», в которое он так стремился. Спокойствие сильнее эмоций. Молчание громче крика. Равнодушие страшнее войны. И я не могла себе позволить ни капли из вышеперечисленного — Когами сейчас моя опора, и я надеялась, что это так и останется… Ему нужно твёрдое плечо, на которое он сможет опереться. Пусть оно будет моим — женским и хрупким, но я не могла позволить себе роскоши бросить кого-то, когда он тонет в болоте.
— Ты не детектив, — согласилась я, — но и не гончий пёс. Ты — их гибрид, охотник, что впитал в себя азарт погони, и пёс, что способен трезво мыслить. Ты страж спокойствия, такой же, как и все служащие Бюро, и неважно, что ты думаешь о себе, — я положила ладонь на обнимающую меня руку и слегка сжала в знак поддержки. — Важно то, что на самом деле ты всё так же должен чтить закон и хранить его, ты всё так же должен соизмерять свои поступки как с законом, так и с честью. И если какая-то мысль затягивает тебя, если ты преследуешь призрака — оглянись вокруг. Рядом много достойных целей, отличных от бессмысленного сумасшествия и намного более достойных тебя, чем ты можешь предположить. «Дайте человеку цель, ради которой стоит жить, и он сможет выжить в любой ситуации», — но что делать, если цель ведёт к гибели? Жизнь без цели равноценна медленной смерти. Зачем тебе такая цель? Выбери другую. Ты не изменился с изменением своего преступного коэффициента, изменилось лишь отношение окружающих к тебе. Сам ты остался таким же, каким и был, лишь слегка ужесточившись и отбросив компромиссы. Но подумай, так ли они не нужны тебе?
— Почему ты говоришь об этом с такой уверенностью?.. — спросил меня Когами.
Я затянулась сигаретой из его руки и, выдыхая дым, прикрыла глаза.
— Знаешь, что самое страшное в жизни? Когда не знаешь, ради чего живешь. Ты просыпаешься утром и долго придумываешь причину, чтобы подняться с постели. Когда не знаешь, для чего ты существуешь. Когда на тебя смотрят, как на опостылевший экспонат старого музея, который на фиг уже никому не нужен, но его почему-то всё ещё не снесли со всеми экспонатами к Сивилловой бабушке. Человек ощущает смысл и цель своей собственной жизни, лишь когда осознает, что нужен другим. Я же, до твоего прихода, не была нужна никому. Меня никто не навещал, доктора лишь выполняли свою работу и не говорили со мной. Нас не выпускали из наших клеток, и вся моя сознательная жизнь прошла под штампом «ненужная». И вот сейчас я нашла для себя цель, но я не знаю, как до неё дойти… Покажи мне, как это сделать. Покажи мне, что такое детектив в шкуре охотничьего пса. Покажи мне этот город, этот мир. Покажи мне себя, если захочешь. Но не лишай меня смысла. Попробуй, хотя бы просто попробуй, и я обещаю, что ты не пожалеешь ни на мгновение!..
— Ты понимаешь, что ты мне предлагаешь и во что пытаешься ввязаться сама?
— Я-то как раз прекрасно это осознаю, — я горько усмехнулась и отобрала у чёрного пса сигарету, затягиваясь вновь. Курить мне понравилось, хоть горло и нещадно саднило. — Просто… давай попытаемся?..
— Попытаемся… — как эхо повторил Когами. — А что ты предлагаешь делать сейчас? В этот самый момент времени?
— Пойми, кто ты есть, и не изменяй себе, — просто ответила я.
До самого нашего возвращения в бюро мы стояли в обнимку и курили, глядя на звёздное небо. Я понимала, почему именно ко мне Когами Синъя обратился с этим вопросом. Я — в его власти, и вместе с тем я — попытка понять, что же он делал с этой жизнью. Он доверился мне по той же причине, по которой я доверилась ему: у нас больше не было никого, кому мы могли бы доверять. Да и, плюс ко всему, женщина — любая — она всегда хороший психолог. «Только женщинам дано одним словом выразить полноту чувства и точно передать тончайшую мысль. Они с неподражаемой естественностью нанизывают одну тему на другую, связывая их единством смысла», — так сказал Жан де Лабрюйер, и он был совершенно прав. На каком-то интуитивном уровне мы чувствовали собеседника, тему разговора, окружающий нас мир — по-другому. Это не изменить, это в природе человеческой, так заложено внутри нас самих, и нам не изменить этого, а значит, оставалось только воспользоваться.
Когами сам загнал себя в ловушку. Я не знала точных причин, но почему-то он ненавидел себя и своими действиями старался искупить свою же вину. Возможно — только возможно, — что это либо страх одиночества, либо страх довериться… Каждое человеческое существо жило за непроницаемой перегородкой душного тумана, внутри которой существовал только он и никто другой. Порой человек улавливал сигналы из глубины пещеры, в которой жил другой человек: может, звал на помощь, может — хотел что-то сказать. Но потому, что они не знали друг друга, и не могли понимать друг друга, и не осмеливались доверять друг другу, но при этом с детства ощущали страх и опасность полной изоляции, — возникла предательская ненависть человека к человеку.
Мы с Когами были чем-то похожи. Мне достаточно было этих нескольких дней, чтобы понять, какое место в моей жизни займёт этот человек. Бывало ли такое, чтобы две молчаливые души, такие непохожие, так подошли друг другу? Конечно, мы часто чувствовали одинаково, но даже когда мы ощущали что-то по-разному, мы все-таки понимали друг друга, хоть у нас не было общего языка. Мы не нуждались в словах, произнесенных вслух. Мы для этого слишком непонятны и загадочны.
И мы оба, как ни прискорбно это осознавать, всего лишь марионетки, танцоры балета абсурда, действующие лица пьесы о слугах сатаны. И если уж нам не дано вырваться из этого порочного круга, то стоило бы хотя бы насладиться происходящим в полной мере.
На черных виселичных балках
Висят лихие плясуны.
Кривляясь в судорогах жалких,
Танцуют слуги сатаны.
Как дернет Вельзевул их за ворот и, шлепнув
Поношенной туфлей по лбам, едва-едва
Совсем не оборвав, — как пустит их, притопнув,
Плясать, плясать под звон седого рождества.
И лбами чокаются тощие. И в лязге
Шарманочном трещат их ребра, загудев.
Сшибаясь грудью в грудь, трясутся в гнусной ласке,
Вполне приемлемой для полногрудых дев.
Ура! Сигают вверх — просторно в балагане.
Легко весельчакам без мышц и животов.
Бой это или бал, — но в диком содроганье
Сам Вельзевул смычком пиликать им готов.
Их пятки жесткие без туфель обойдутся.
С них кожа содрана. Лишь кое-где клочки,
Не зная срамоты, болтаются и бьются.
Да на головы снег наляпал колпачки.
Да ворон встрепанный, на черепе торчащий.
Да мясо вместо щек свисает бахромой.
Ты скажешь, вкрученный в их призрачную чащу,
Что это рыцарей в картонных латах бой.
Ура! Вопит метель, на пары расколов их.
Проклятые столбы качаются, мыча.
И слышен волчий вой во тьме лесов лиловых.
И горизонт, как ад, краснее кумача.
Пусть оборвутся вниз молодчики! Довольно
Им четки позвонков перебирать, молясь.
Тут им не монастырь с божбою колокольной,
Не отпевают их, а приглашают в пляс.
Но вот из толчеи мертвецкого вертепа
Выпрядывает тень огромная вперед.
Как лошадь на дыбы, встает она нелепо
И грубую пеньку на длинной шее рвет.
И пальцы длинные заламывает с криком,
На издевательство похожим, — а потом
Захлопывается в своем бараке диком,
И слышен хруст костей над рухнувшим шутом.
На черных виселичных балках
Висят лихие плясуны.
Кривляясь в судорогах жалких,
Танцуют слуги сатаны(3).
1) Все цитаты, приведённые в тексте, являются реально существующими, если не указано иначе.
2) Стихи, в которых нет отсылки к иному автору, написаны мной.
3) Артюр Рембо — "Бал повешенных".
После поимки Юджи Канехары у нас наметилось затишье. Убийств не было, и нам в принципе нечем было заняться, — бумажной работой занимались инспектора, а нам только и оставалось, что томиться в ожидании какого-нибудь оперативного задания в многогранных стенах Бюро. Устаешь ждать, но насколько хуже было бы, если бы ждать стало нечего(1). На часах неспешно тикал секундомер, отмеривая время до противного писка и отметки «06:00». Пусть тут не было возможности заняться чем-то разнообразно-интересным, застенки Бюро лучше, чем камера в «исправительном» карцере. Тут и физическую форму можно спокойно подтянуть, и в Сети пошарить, и с другими исполнителями парой словечек перекинуться. К тому же за ночь тихо жужжащие дроны установили в соседней, свободной комнате апартаментов небольшой тренажёрный зал, если это можно так назвать.
Я встала и потянулась, откидывая одеяло. Голографические проекторы, засекая движение, пришли в работу. Включился свет, яркий, но не бьющий по глазам; комната приобрела вид современной квартиры в стиле хай-тек в молочно-пастельных тонах, появилось назойливое изображение голопомощника. Именно их я недолюбливала всю жизнь — за время, проведенное в карцере, они успели мне надоесть хуже горькой редьки, и терпеть их с каждым разом было всё невыносимее.
— Настройки голопомощника, — ляпнула я. Передо мной высветился экран с голосовым управлением, и я не задумываясь продолжила разговор с самой собой. — Изменение голоса.
— Пожелание принято! — доброжелательная механическая бухтелка предоставила мне небогатый выбор. Из возможных вариантов были голоса известного певца и смутьяна, «сиятельно-блистательного» Какоюмико Дикарихато, оперной дивы Симэн Шукон, детский голос — по умолчанию, а также голос неизвестной мне женщины и мальчишеский бойкий альт, слегка ломающийся. Я выбрала незнакомую женщину — приятный голос, с мягкими бархатистыми нотками, спокойный и уважительный, радовал намного больше, чем писклявое приветствие ежеутреннего мучителя моих мозгов из карцера.
— Изменение внешнего вида, — заявила я, снова вглядываясь в голографический экран.
— На данный момент ваши очки репутации позволяют купить пять моделей внешнего вида голопомощника и использовать стандартные три внешних вида. Желаете просмотреть? — выразил «заботу» обо мне виртуальный надоеда.
— Желаю! — согласилась я.
На выбор мне предоставили те экземпляры, что я не так давно видела в сети как «базовый набор настроек виртуального голографического помощника», а также «начальные доступные варианты улучшений», которые стоили минимальное число очков репутации. «Вареник с ручками» — розового, белого и чёрного цветов — на выбор, меня не радовал. В «клетке» был белый, тут — розовый, чёрный смотрелся мрачновато и слишком трагикомично, чтобы я остановила свой выбор именно на нём. Из стандартных так же были предложены «пузырь с лицом», в цветовом ассортименте радуги, и летающий кубик, который светился диско-шаром, когда издавал звуки. Ни одно из предложенных «стандартных» обличий виртуального помощника мне не нравилось, и я решила посмотреть варианты, покупаемые за очки репутации.
Там всё было немного получше. Первым предложенным вариантом был чиби-котёнок, со смешной и непропорционально-большой головой, который куда надо и не надо — это я уже знала из Сети — вставлял «мяу», «мур» и тому подобное. Вторым вариантом был аналогичного вида щенок, что тоже меня не устраивало. Третьим вариантом был какой-то забавный робот, из старых фильмов. Кажется, из «Звёздных Войн»(2), и подписана модель внешнего вида была, как «Астромеханический дроид ВВ-8». Белый, с оранжевыми и серебристыми вставками, он мне понравился. Состояло это чудо древней фантазии из сферы, сверху на которую крепилась полусфера с антеннкой и «глазом»-камерой.
«ВВ-8» при разговоре мигал красновато-розовым, голос у него был забавный и не раздражающий, а передвигался он, в отличие от стандартно предложенного «вареника», не просто паря по воздуху, как мыльный пузырь, а обозначая своё движение наклонами в разные стороны. И ещё, ожидая приказа, он забавно кувыркался в воздухе вокруг своей оси. Расцветки были вариативны — чёрно-оранжевая, бело-оранжевая и фиолетово-зелёная. Бело-оранжевая мне нравилась больше. И ещё одним несомненным плюсом этого внешнего вида было то, что если он становился первой покупкой за очки репутации — то в подарок покупатель получал обновление базы «проектора внешнего вида», как карманного, так и стационарного, с добавлением в них тематики Звёздных Войн, а также дополнительный протокол безопасности — защита от взлома. Дальше я смотреть не стала и приобрела именно этот внешний вид. О чём не пожалела ни разу, но об этом — потом…
— На сегодня у Бюро Общественной Безопасности не запланировано никаких операций. Чем желаете заняться? — вопросил голопомощник новым, намного более приятно звучащим голосом.
— А тебя это ебёт? — хмыкнула я, потирая разнывшееся за ночь плечо. Его мне когда-то очень неудачно сломал один из «лечащих» врачей, после чего желание сотрудничать с кем-либо пропало напрочь и надолго, и на сеансах терапии я больше отмалчивалась, чем что-то говорила.
— Я вынуждена повторить вопрос, — немного более настойчиво заявила помощница. Да чтоб тебя! Хотя… Вполне логично. Контроль порождал тех, кого необходимо контролировать, спрос порождал предложение — всё честно. Люди делятся на две половины: те, кто сидит в тюрьме, и те, кто должен сидеть в тюрьме…(3) Так и Сивилла решала, кто чего достоин и кому что стоит делать.
— Водные процедуры, физическая форма, ознакомление с общедоступной информацией в Сети, общение с коллегами, — отрапортовала я, направляясь в душ.
Стоя под тёплыми струями воды и закрыв глаза, я размышляла над тем, как же круто повернула моя жизнь. Ещё недавно, меньше двух недель тому назад, я и помыслить не могла о том, чтобы выбраться из карцера исправительного учреждения, а теперь вот — считай что на свободе! «Мы должны быть рабами законов, чтобы стать свободными», — если не ошибаюсь, так говорил Марк Туллий Цицерон, о котором мне рассказал всё тот же «любвеобильный» лечащий врач… Для таких, как я, потенциальных преступников, шансов «выйти» было ничтожно мало — либо ногами вперёд, либо в исполнители. Смерти я себе не желала, хоть и не боялась её, а быть исполнителем — хоть и то ещё удовольствие, но всё же свободы больше, чем в любом другом случае…
Встряхнув головой, я выключила воду и вышла из душа, на ходу оборачиваясь в мягкое и пушистое махровое полотенце. Вот ещё один плюс бытия исполнителя — принимаешь душ когда хочешь. В Исправительном я начала забывать, что такое душ — нас усыпляли и дезинфицировали специальные дроны, в основном; и простой душ был радостью, хотя ванная и имелась. Видимо, во избежание самоубийства, до воды нас допускали редко, хотя понять логику содержателей исправительных учреждений мне не было дано. Они, как по мне, такие же преступники, как и мы, просто индекс у них был поменьше, и Сивилла их за угрозу не считала.
У шкафа я задумчиво остановилась. Когами переправил мне в шкаф одежды на месяц вперёд, в пронумерованных пакетиках — я всё же проспорила ему как-никак. И теперь, надевая чёрный миник и доставая из шкафа пакетик под номером «2», я задумчиво осматривала его — смогу ли я в этом тренироваться?.. Выяснилось, что да, смогу. На сей раз Когами Синья, цепной пёс Сивиллы, предложил мне что-то вроде спортивного костюма. Брюки из мягкого материала сидели на бёдрах и ничего, кроме моего филея, не облегали, и это было приятно. Широкие и свободные, они отлично подходили для задуманного сегодня. Топ, резинкой держащийся немного выше талии, на рёбрах, открывал мой плоский живот. И вот что ему неймется? Спермотоксикоз или просто издевается, кобель брехливый? Впрочем, эти мысли можно было оставить и на потом. Я тряхнула головой и потянулась. К такому костюму прилагались и широкие кроссовки на достаточно высокой пружинистой подошве. Пре-крас-но!
Тем не менее тренировка могла и подождать. Не удержавшись и оставив одежду на полке у шкафчика, я надела «Сетевой коммуникатор» и нырнула в бесконечные просторы Сети. Очередной мой поисковый интерес выражался в новых фильмах, сериалах, картинах, книгах, а также основных веяниях моды и направлениях развития искусства. Попутно подписавшись на несколько пабликов(4) вроде «Типичная Япония», «Слухи и сплетни», «Новостной канал» — правда, последних было много. У каждого района в Японии был свой новостной канал, а общие для всей страны — таких было много — и так автоматически добавлялись в подписки при первой авторизации в Сети. Также нашла и подписалась на новостной канал Бюро, министерства обороны, министерства психологической безопасности и несколько других, не менее интересных сообществ. Но основной своей цели я достигла — нашла-таки портал культуры и развития искусства в Японии. В принципе, ничего нового или интересного почти что и не было. Я видела множество книг, которые прочла, сидя взаперти в клетке исправительного учреждения, я видела фильмы, снятые по этим книгам. Скучные одобренные Сивиллой куски информации и обрубки шедевров, практически недоступные тем людям, что имели нестабильный психопаспорт или же колебались между добропорядочным гражданином и потенциальным преступником.
Мой интерес вызвало нечто другое. На одном из новостных сайтов стояла ссылка на «засвеченный» секретный материал, по которой я, потакая своему любопытству, перешла, особо не таясь. Почти на весь разворот, объёмная и ужасно прекрасная, во всех смыслах этого выражения, в качестве «изюминки» и «шедевра», стояла статуя. Точнее, я так сначала подумала. На фоне бубнила девушка-диктор, объясняя, что статую, сделанную из распиленного, сшитого и каким-то образом украшенного трупа, установили «сегодня в самом центре национального парка». Статуя была, с одной стороны, красива. Девушка, совсем молодая, ещё даже, наверное, не окончившая школу, целым и нетронутым не имела почти ничего. Её руки были отпилены в плечевом суставе, и, переплетаясь, поддерживали раскрытыми ладонями голову. Отрубленная голова с раскрытым в беззвучном крике ртом не прибавляла картине приятности. Умело нанесенный макияж, розы и шиповник, вплетённые в волосы, отбеленные зубы, вгрызающиеся в зажатое во рту сердце. Руки обвивал терновник. Ноги, отрубленные в основании тазобедренного сустава, служили опорой для всей конструкции. Они оплетали рёбра и небольшую грудь, серовато-синюшного оттенка, в которую вместо сосков вставили розы, а в дыру в грудной клетке, откуда было извлечено сердце, воткнули терновую ветвь и цветы шиповника. Ноги уходили во вторую часть торса, от рёбер и ниже, — талия, тазобедренный сустав, промежность и то самое место, где спина теряла своё приличное название. Именно в это самое «пониже спины» и были вставлены ступни, а к обрубку хребта розами и шиповником были примотаны руки, поддерживающие голову.
Вся картина с одной стороны была прекрасной, но с другой стороны… Если бы я встретила такого вот скульптора — без раздумий бы убила, жестоко, с отсечением головы. С другой стороны, картина как будто бы несла какое-то послание, которого я, возможно, пока что не понимала… «Неопровержимая логика — отличительное свойство маньяка»(5). Но волновало меня другое; где-то на периферии сознания маячил тоненький голосок, утверждавший, что подобное зрелище, только нарисованное, я уже где-то видела! Я начала вспоминать, и Сеть восприняла эту попытку как запрос «найти похожее». Вскоре я уже любовалась картинами Орио Роити, художника с невероятным талантом, но, увы, подхватившего так называемый «синдром нехватки положительного стресса». Эта городская байка тоже попадалась мне в сети, и неоднократно. Но верить в неё больше я от этого не стала… Орио Роити был талантливым художником, и его работы были такими же талантливыми… но вместе с тем меня от них воротило. Пусть его работы отдавали мрачной красотой и изяществом декадансовской кисти, но я не могла даже мысли допустить о том, чтобы его работы воплощали в жизнь. От этого меня начинало подташнивать…. Сняв с себя шлем и выйдя из Сети, я пошла одеваться. Время пусть и раннее, но разминка не помешает!
Одевшись, я прошла в «тренировочную» комнату. И зачем, спрашивается, я одевалась?.. Хотя, с другой стороны, — «Самое важное в женской одежде — женщина, которая ее носит»(6), а я несомненно заслуживала восхищения в любой одежде. Ну, по крайней мере, я на это рассчитывала! Скинув с себя только что надетые вещи, я натянула спортивный топ и шорты и, отставив так и не надетые кроссовки, приступила к исполнению «дневного плана».
За лёгкой разминкой последовала пятнадцатиминутная пробежка на беговой дорожке, а затем — почти час издевательств над боксёрской грушей. Остановилась я, только лишь когда услышала короткий смешок. На мне, к тому моменту, была целая куча пота, а ещё болела как-то неправильно ушибленная рука, так что я обернулась с намерением разорвать «смешливого» гостя на части. Но желание тут же пропало, стоило мне только увидеть Когами, в расслабленной позе облокотившегося о косяк, с лёгкой улыбкой на губах. В этот момент он смог меня удивить — я и не думала, что у чёрного цепного пса может быть такое, скажем, умиротворённое выражение лица. Да не только выражение лица — вся его поза была расслабленной, как будто он наблюдал за чем-то весьма приятным его глазу… Или думал о чём-то таком же приятном. Он напомнил мне одну цитату, читанную мной в одном из произведений Морихэя Уэсибы: «Тебе не нужны дома, деньги, власть или положение, чтобы практиковать Искусство Мира. Небо — там, где ты сейчас стоишь, и это как раз то место, где можно тренироваться». Эта цитата, как по мне, как нельзя лучше подходила такому Когами — расслабленному, улыбающемуся, умиротворённому.
— Доброе утро, псина, — фыркнула я, снова становясь в позицию. Вот уж правду мне сказала одна медсестричка: ехидство — верный спутник женской дружбы. Порой и дружбы нет, а ехидство — есть… Хотя в оригинале она злобненько так ухмылялась и говорила, что на самом деле дружбы либо «уже» нет, либо «ещё» нет, и промежуточной стадии между ними не предусмотрено. А у нас с лохматой псиной, интересно знать, как будет?..
— Доброе, — Когами отошёл от косяка и неспешно, почти бесшумно двинулся ко мне. Я немного напряглась. — Ты делаешь немного неправильно, позволь, я помогу, — и, когда этот гад зашёл ко мне со спины, намереваясь исправить мою стойку, только досадливо цокнул языком.
Несколько мгновений мы стояли так, как два идиота. Я, повернувшись спиной к сопернику, напряжённая до предела, как туго скрученная пружина, в абсолютном нежелании двигаться и что-либо менять; и Когами, приобнявший меня со спины, стоящий почти вплотную, так, что я чувствовала мускусный запах его тела и лёгкий цитрусовый флёр не то одеколона, не то геля для душа. Когами был горячий, какой-то странно расслабленный и совершенно спокойный, я же, наоборот, подсознательно ожидала подлянки. По прошествии этих нескольких мгновений коллега-исполнитель тяжело вздохнул.
— Успокойся, пожалуйста, — тихий, размеренный голос с бархатными обертонами резанул по оголённым нервам раскаленным прутом, и я крупно вздрогнула, но Синья прижал меня к себе, не дав вырваться в порыве приступа инстинктов. — Я не собираюсь причинять тебе вред… Расслабься, вдохни поглубже… Я не враг тебе.
Мой куратор говорил что-то ещё, а меня начинало бить крупной дрожью, хоть я и старалась это скрыть. Сенсорный и эмоциональный шок последних дней, так сильно подкосивший меня, давал о себе знать. И меня это невероятно раздражало!!! Тем не менее, то ли Синья не в первый раз был куратором, то ли просто действовал по наитию, но он крепко обнял меня со спины и прижал к себе. У него очень громко билось сердце, так размеренно и спокойно, что я поневоле и сама начала успокаиваться. Он говорил мне что-то ещё, тихим успокаивающим голосом со спокойными бархатными обертонами, завораживающе и затягивающе, но для меня сейчас был важнее этот звук бьющегося сердца. «Тук… тук… тук… тук…» — я даже дышать начала под этот странный звук, похожий на живой метроном. Дрожь медленно отступала, а на смену ей приходил небольшой прилив сил. Когда я наконец-то осознала, как мы смотримся со стороны, мои щёки залил предательский румянец. Что бы я там ни говорила и что бы ни делала, я оставалась неопытной двадцатидвухлетней… ну, скажем, не девицей и не девственницей, но весьма неопытной особой, для которой не то что человек ближе, чем на расстоянии пары метров, вообще «внешний» мир и окружающие люди были в новинку и оставались загадкой. Хотя это не относилось к тем, за кем Б.О.Б. гонялись в несвободное время по долгу службы.
— Отпустило? — невозмутимо, спокойно и дружелюбно поинтересовался Синья.
— Да, — ну, хоть голос не дрогнул. Уже достижение!..
— И не красней так, сейчас продолжим, — фыркнул Когами, возвращая меня к «рабочему» настрою. — Смотри, стойка у тебя была почти правильная, только её надо немного подправить. Расслабь тело, особенно спину и плечи, — он слегка похлопал меня по плечам, всё ещё оставаясь на слишком маленьком расстоянии от меня. Я чувствовала его тёплое дыхание на своей шее, где-то у темечка, и оно меня щекотало. Это, знаете ли, бесило немного! Я сердито фыркнула и постаралась расслабить спину и плечи. Не с первого раза, но получилось. Когами придвинулся ближе, не обращая внимания на моё недовольное шипение, и продолжил меня «корректировать».
— Какая у тебя рука ведущая? Правая? Хорошо… Смотри, тебе надо её немного согнуть в локте, вот так, и опустить предплечье и кисть ниже. Руку поставь вот так, — он мягкими движениями согнул руку «как надо», и перешёл к другой руке. — Левую, наоборот, немного приподними и выдвинь вперёд, ею тебе будет сподручнее защищаться. Наполовину раскрой ладонь, вот так, — он сначала продемонстрировал на своей руке, а потом и мою поправил. — Корпус поверни чуть больше, в сторону ведущей ноги, — плавный полуоборот меня за талию немного странно мог смотреться со стороны, но моё смущение уже прошло, и появлялись азарт и предвкушение. — Ведущую ногу согни больше, — сначала я думала, что он наклонится, чтобы меня поправить, но этот чёртов пёс сделал по-другому. Он поправил меня мыском ноги, удерживая равновесие на одной, и я едва не потеряла концентрацию от удивления. Вовремя успела затолкать его куда подальше — удивляться я буду потом! — Опорную ногу так сильно сгибать не надо, наоборот, приподнимись немного, но вес на ведущую ногу не переноси, у тебя должно быть пространство для манёвра, — и Когами поправил и мою правую ногу. Я только хмыкнула.
Последующие полчаса слились для меня в круговерть познания нового. Когами направлял и корректировал мои движения, показывал сам, что к чему, объяснял мои немногие ошибки. Я оказалась способной ученицей, но, замечая всё большую усталость в моих глазах, Когами предложил сходить в душ и встретиться через полчаса в коридоре — неплохо было бы и позавтракать. Что же, я не спорила, его предложение было рациональным донельзя, и только кивнула. Хотелось пить, но питьевой воды поблизости не было, а из-под крана я не рисковала пить — в исправительном иногда добавляли в систему водоснабжения то снотворное, то слабительное, то ещё какую пакость. То ли из-за большого «человеколюбия», то ли от отсутствия оного… Я решила потерпеть до столовой. Увы, хоть холодильник в «кабинетно-гостевой» комнате и был, он был пуст так, что даже мышь постеснялась бы там повеситься.
— Помощник, добавь в список покупок питьевую воду, холодные сандвичи и готовый салат, на постоянной основе, — сказала я в пустоту. Где-то сбоку мигнул голопроектор, и просвечивающий образ ВВ-8 сказал своим новым голосом: «Добавлено! Будут ли ещё указания?» Ответив, что нет, я быстренько ополоснулась, оделась в «выданную» Когами одежду — навыдавал, блин, на месяц вперёд! Что я со всем этим делать буду? — забрала волосы в высокий хвост и, раздражённо потряхивая своей рыжей гривой, вышла в коридор.
Когами уже ждал меня в коридоре, небрежно опираясь на стену. Путь в столовую прошёл за неспешным разговором, который продолжился и там.
— Как тебе ощущения от пребывания в бюро?
— Странно, на самом деле, — пожала я плечами, засунув руки в карманы. — Слишком много новых впечатлений и незнакомых мне вещей и понятий. И слишком много того, о чём я успела забыть.
— Например? — Синья вскинул бровь.
— Например, душ. Нас в основном дезинфицировали дронами, обыкновенная вода и душ были праздником, и это непривычно. Но приятно. Или возможность получить что-то, только заказав… Не всё, конечно, но тем не менее…
— Да уж, — он невесело хмыкнул. — А в остальном ты довольна?
— Как видишь, — я снова пожала плечами. — Это не то, от чего я могу отказаться, раз попробовав. Хоть мне и предстоит многое наверстать. Сеть помогает…
— Хм. — он улыбнулся, почти незаметно, но всё же! — А как тебе первое задание?
— Это что, допрос? — я шутливо пихнула Когами в бок. Вообще, мой куратор был непонятным мне, но всё же очень, очень интересным человеком. — Странновато, но ничего сверхсложного. Единственное, что вызывает подозрения — это возможность возникновения непредвиденных ситуаций. В этот раз к потенциальному преступнику не пришлось приближаться, но эти дроны… Доминатор не всегда быстро реагирует на угрозу, как я поняла; а времени на спасение собственной жизни — или жизни инспектора, заложника, или Сивилла знает, кого ещё — может и не быть. Без хорошей физической формы и некоторых навыков тут не обойтись…
— Хорошо, что ты это понимаешь, — мой куратор одобрительно кивнул, пропуская меня в двери столовой. — Не многие исполнители сразу приходят к такому выводу.
— Я — не все, — я фыркнула.
— Я знаю, — Когами улыбнулся мне уголками рта, и я не сдержала ответной улыбки. Но хитрый блеск его глаз меня насторожил, и не зря…
Когами Синья сделал почти что незаметный шаг ко мне, настолько он был быстрым. Притянув меня к себе, он уставился мне в глаза — для этого ему пришлось немного наклонится ко мне. Всё же Синья был выше меня на порядок. Смотря мне в глаза, он приблизил своё лицо к моему и, азартно блестя глазами, прошептал мне почти что в губы:
— Иначе я бы не стал с тобой возиться, моя породистая ищейка.
Его горячее дыхание почти обжигало, как и азартный, слегка отдающий безуминкой взгляд. Впрочем, мы, потенциальные преступники — цепные псы для общества — все такие, с придурью. У кого она больше, у кого — меньше… По спине пробежались стада мурашек, крупных и раздражающих, но я проигнорировала их, потому что серо-стальные глаза Когами были слишком близко. Точнее, он весь был слишком близко ко мне.
— И что ты предлагаешь? — так же тихо спросила я, якобы обнимая его.
Одной рукой я приготовилась, в случае чего, зажать его сонную артерию, а другую запустила в его недлинные густые волосы на затылке, хватая их и зажимая в крепкой хватке кулака.
Пусть я и не до конца понимала мотивов поведения Когами, но свои реакции я понимала весьма хорошо. Всё же врать себе — не лучший способ остаться в живых. Так что я прекрасно понимала, что иду на поводу у желаний своего тела. Близость была скорее физиологической потребностью, нежели полноценным желанием, хотя мой куратор и был мне интересен именно как человек, как личность. Он знал те цитаты, которые я бесперебойно выдавала, он следил за моими реакциями и в случае чего — приходил на помощь. Я не до конца понимала, что это: ответственность к поставленной задаче или же просто игра, в которую ему нравится играть? Водить меня и окружающих за нос, чтобы в конце сказать «спасибо» за интересную партию и снова стать… Стать кем?.. Я ничего не знала об этом человеке, но хотела узнать — как можно больше.
— Сыграем в игру?.. — ухмыльнулся мой куратор и отступил на шаг.
Мне было немного не по себе, но охотничий азарт, азарт игры с этим волком в овечьей шкуре, постепенно разливался по венам, хоть тогда я его и не заметила. Это было приятное чувство. Вы когда-нибудь его испытывали? Вы знаете, как обостряются все чувства в азарте погони? Как разливается по венам адреналин, будоража кровь; как начинает быстрее биться и замирать в предвкушении сердце? Как расширяются зрачки и всё становится ярче, чётче, объёмнее, приобретая небывалую привлекательность?.. Нет?.. А я только тогда познала это чувство в полной мере.
Мы прошли к раздаточным столикам. Разнос выплыл из автомата с голографическим интерфейсом, и всплыло меню сегодняшнего дня. Я неспешно выбирала себе сытный завтрак, сбалансированный автоматическим помощником, Когами не глядя тыкал в предложенное меню, полагаясь на удачу. Я молчала буквально полминуты, и потом ухмыльнулась. Игра? Что же, была не была!
— В какую игру ты предлагаешь сыграть, Когами Синья?
В ответ я получила торжествующую, абсолютно не подходящую ситуации ухмылку и азартный блеск глаз гончей, напавшей на след добычи. Ну-ну, посмотрим ещё, кто тут добыча! Я ответила такой же ухмылкой.
Под неспешный завтрак мы продолжали оживлённую беседу.
— В какую игру? Хм-м-м…. У неё нет названия, но есть правила, — Когами уплетал за обе щеки, и я с улыбкой, как на маленького ребёнка, смотрела на его волчий аппетит.
— Так расскажи их, — я ела медленнее, но с тем же аппетитом.
— Я задаю тебе вопрос — ты отвечаешь. Ты задаёшь вопрос — я отвечаю. Увильнуть от ответа нельзя, ответить нечестно — нельзя. Недоговорки считаются «проваленным» ответом, если это вскрывается, и проваливший ответ должен выдавшему вопрос желание. Ограничений по темам вопросов, их каверзности и направлению нет.
— А когда игра считается оконченной? — я вскинула бровь, отпивая томатный сок, заморскую экзотическую хрень. Помидоры в Японии современного образца приживаться не хотели.
— Когда оба игрока могут предугадать как следующий вопрос оппонента, так и его ответ на любой вопрос. Когда не просто нечего спрашивать — когда просто нет смысла, потому что ответ известен заведомо.
— А если один игрок уже достиг такого уровня, а второй ещё нет?
— В этом-то вся и прелесть, — Когами усмехнулся. — Не достигший подобного уровня понимания оппонента игрок поступает в пожизненное распоряжение победителя.
— Заманчиво, — я улыбнулась в стакан с соком. Запотевшие стенки приятно холодили кончики пальцев. — Я согласна, Когами Синья, сыграть в эту игру с тобой, — я так же загадочно и торжествующе улыбнулась, как и он. Пока что мы оба были неизведанными величинами друг для друга, и игра обещала быть интересной. Мы зеркально усмехались друг другу, и готова поспорить, у нас был абсолютно одинаковый азартный блеск глаз.
* * *
Когами Синья
Интересная девушка. Я наблюдал за её реакциями с первого дня встречи. Её биография, полная тёмных пятен и странностей, манила, как мёд манит муравья. Я не знаю, откуда у неё эти шрамы, пусть она и намекнула… Я не знаю, откуда она так много знает и почему ей было позволено больше, чем многим другим в исправительном учреждении. И в то же время её сильно ограничивали… Я смотрел её запросы в Сеть, и напоминание об Орио Роити и деле трёхлетней давности меня снова повергло в состояние, близкое к безумию. Я понимал, прекрасно понимал, что так быть не должно. Безумие и одержимость — они притупляют критичность мышления, не дают адекватно мыслить, снижают скорость реакции… От одержимости местью стоило избавляться. С одной стороны, виновным был признан так и не найденный нами Козабуро Тома. И тем не менее мне покоя не давали ни смерть моего друга-исполнителя, Сасаямы. Я одержим тем делом, я буквально схожу с ума. У меня в комнате висят вечные напоминания моей вины и некомпетентности, и если появится ещё хоть одна зацепка — я попросту сорвусь, и мне плевать будет на последствия. Не хотелось бы прослыть на старости дней конченным психом, хотя и пробирочным — тоже… Эта девчушка, что-то в ней всё же цепляет меня. Пусть я и не верю в Судьбу и не уважаю Сивиллу, но, возможно, кто-то из них дал мне шанс вправить свои мозги обратно? Девчонка увлекает своей загадочностью. Неприступная и в то же время отзывчивая, язвительная и ранимая, она — сплошной оксюморон, который мне хочется разгадать и присвоить.
Пусть это желание и продиктовано больным, одержимым мозгом, а сама Акай похожа на первую жертву того дела, в чём-то, но я не собираюсь отступать. Она уже согласилась на «игру»… Дурацкий повод! Но увы, ничего лучше в мою больную, одержимую местью голову так и не пришло. Пусть пока ещё я способен сохранять остатки разума и выполнять своё предназначение цепного пса в тех рамках, в которых это от меня требуется, я больше не смогу мыслить адекватно вне стрессовой ситуации. И то… та же стрессовая ситуация после смерти Сасаямы свела меня с ума, и сейчас, скорее всего, подтачивает барьеры разума. Уже почти ничего не помогает, а прибегать к седативным, ещё больше снижая критичность мышления… Нет уж. Пусть показатели психопаспорта и летят к ёкаю в пасть, но я надеюсь продержаться ещё немного. А там, глядишь, и привяжусь к этой неугомонной рыжей заразе, и одержимость моя перекинется на неё, а там и вовсе сойдёт на нет. Нужно только потерпеть, уговорить себя и своё больное сознание, что я правда увлечён ею до безумия, и сделать так, чтобы это безумие оказалось сильнее жажды мести за Сасаяму. Так надо. Так просто надо…
Ну вот, опять отвлёкся от неё. А она и правда заслуживает одержимости, от такой внешности любой мужчина слюнками капать будет!.. Талия тонкая, стан гибкий, волосы ещё, рыжие, и густые, косы ниже того места, где спина уже называется неприлично… Глазищи разные, один зелёный, другой голубой, как будто смотрит двумя половинками души. И как это я раньше не заметил, что у неё гетерохромия?.. Ест аккуратно, как будто бы всю жизнь провела в высшем обществе. Улыбается ещё чему-то, красиво улыбается, не знай я, кто она такая — принял бы за ангела… Когда последних мозгов бы лишился, и остался бы только нижний. Ну да ладно, это не столь важно. Повторяй, Когами, повторяй постоянно: «Я без ума от новенькой. Я влюбился в Акай. Я хочу, чтобы Акай принадлежала мне»… Может, это и спасёт меня из той задницы, в которую я сам себя загнал.
* * *
От завтрака нас отвлёк вызов по браслету-коммуникатору. Вызов исходил от инспектора Гинозе.
— Да, инспектор? — взял слово Когами, и вызов на моём коммуникаторе прекратился. «Повелевай малым, и станешь большим»… Марк Аврелий. К Гинозе — подходило.
— Когами, я надеюсь, что твоя подопечная сейчас с тобой? — голос инспектора Гинозе был уставшим, серьёзным и довольно тихим, как по мне. На заднем фоне аудиовызова угадывался смутный шум и чей-то спор.
— Да, инспектор, — по всей форме ответил мой куратор. Честно говоря, мне казалось, что он далеко не всегда прибегал к такому обращению, но именно это я решила выяснить позже. — Мы сейчас в столовой.
— Отлично. До конца этого дня вы поступаете в подчинение пятого подразделения, к инспектору Ичиносе Гайтаме, — из коммуникатора донёсся тяжкий вздох. — Ваша задача — поимка и обезвреживание нескольких объектов, а затем я дам дальнейшие указания. Выполнять, — и вызов прервался.
Я недоумённо посмотрела на Когами.
— Поступаем в подчинение инспектору из другого подразделения? А разве у них нет своих исполнителей?.. — я неспешно допила томатный сок.
— Есть. Но они не специализируются на силовых операциях, это прерогатива первого и, отчасти, второго подразделения. Пятое подразделение Бюро Общественной безопасности является отделом, отвечающим за поимку и депортацию нелегальных эмигрантов, а также безопасность международных гостей, типа олимпийцев на соревнованиях, гостей всевозможных референдумов и так далее. Если к делу привлекли нас — значит, предполагается силовая операция. Дождёмся инспектора тут, всё равно без нас не начнут.
Мы стали неспешно доедать ранний завтрак — кроме нас, в огромной столовой было всего-то несколько исполнителей и один инспектор. Немолодой мужчина направлялся неспешным шагом в нашу сторону, — по всей видимости, он и ьыл Ичиносе Гайтаме. Высокий, но не выше Когами, в коричневом пальто летнего образца — совсем лёгком. На нём был такой же коричневый костюм, туфли кофейного цвета, а в его каштановых коротких волосах, остриженных ёжиком, проглядывали седые пряди. Глаза у него были тёмно-зелёные, цепкие и внимательные, но без той колкости, которой обладал взгляд Гинозе.
— Исполнители Синья и Масамуне? — спросил он, подходя к нам.
У него на коммуникаторе был открыт голоэкран с фотографией какого-то молодого мужчины, и ровные рядочки иероглифов скользили вдоль изображения. По ним инспектор пробегал глазами, бегло знакомясь.
— Инспектор Ичиносе? — ответила я той же монетой, поднимаясь.
Когами ухмыльнулся, когда взгляд инспектора задержался на моём декольте, плоском открытом животе и фигуре в общем. «Рай есть парк, в котором могут оставаться только звери, а не люди. Поэтому грехопадение есть вечный миф человека, именно благодаря ему он становится человеком».(7) Нас отрядили в разряд животных, но чем этот человек — якобы живущий в созданном Сивиллой Раю — отличался от животного? Инстинкт размножения у него явно не на последнем месте, а стоило бы думать о работе, в первую очередь!.. Я улыбнулась Когами — мягко и зазывающе, но повёлся, похоже, инспектор — Когами я, судя по неторопливо обласканным губам, интересовала и так, без этих демонстраций.
— Д-да, — заторможено ответил мне инспектор и тряхнул головой, сбрасывая временное наваждение. Правда, косить глазами на меня так и не перестал. — Вы готовы к выполнению своей работы?
— Так точно, — отрапортовал Когами, а я синхронно со своим куратором пожала плечами. У нас и выбора-то другого не было.
И, пока мы неспешным шагом двигались к полицейскому фургону, инспектор Ичиносе просвещал нас в детали предстоящего дела.
— Ваша будущая цель — это нелегальный китайский иммигрант, Чен Ва Шунь(8). Возраст — тридцать пять лет, род деятельности — предприниматель. Пять лет назад он приехал в Японию на Олимпийские соревнования по карате и у-шу, после чего остался «погостить» у своего японского друга — Такаясамы Сёдайске. У друзей образовался бизнес, Чен Ва Шунь завязал отношения с девушкой, женился. Тем не менее, не уплаченные три месяца назад налоги позволили выявить нелегальное проживание Чен Ва Шуня на территории Японии. Он подлежит депортации.
— Так, а в чём проблема и при чём тут мы? — я вскинула бровь, вполоборота разворачиваясь к инспектору.
Тот едва не подавился слюной, мне даже стало немного противно.
— Дело в том, что Чен Ва Шунь имеет степень мастера спорта по карате в среднем и тяжёлом весе, так что мы предпочитаем не рисковать. Наши Доминаторы будут предоставлены вам в полное распоряжение, если понадобится…
— Этого не понадобится, — и мы с Когами синхронно фыркнули.
Штурмовые Доминаторы, которые использовало в своей работе первое подразделение, были самой удачной — и самой ограниченной моделью. За время, проведенное тут, я смогла откопать в Сети информацию об основании Бюро Общественной Безопасности, а также — пройти виртуальный курс обучения обращению с Доминатором. «Штурмовой» вариант использовался только Первым и Седьмым подразделениями — Внутренней безопасностью и безопасностью Внешней. Они были строго контролируемы Сивиллой и при первой регистрации пользователя становились именными. Штурмовой вариант имел три режима стрельбы, в зависимости от степени угрозы цели — парализатор, если цель — живое существо и коэффициент потенциальной преступности менее трёхсот; смертельный режим — если коэффициент более трёхсот; и, наконец, разрушительный режим, если цель небиологического происхождения и её атака грозит смертью пользователю Доминатора.
Вторая модель Доминатора — «Страж». Ее использовало третье подразделение, обеспечивающее безопасность в тюрьмах, исправительных учреждениях и тому подобных местах большого скопления потенциально полезных разумных с коэффициентом преступности от ста и выше.
Третья модель — «Ловчий» — использовалась всеми остальными подразделениями. В них отправлялись служить — и наверное именно это было первоочередным фактором — только те, кто, по мнению Сивиллы, не мог выдержать результатов действия Штурмового Доминатора в психологическом варианте. Давление на психику, когда ты видишь разрывающийся после попадания труп, и на тебя брызгают ошметки плоти и брызги крови, это слишком.
Так вот, в Пятом подразделении использовались Доминаторы модели «Ловчий». Они не имели жёсткой привязки к пользователю, были слабее и очень неудобны в использовании, так как решение о выстреле принимала не Сивилла — а всего лишь компьютер, удалённо подключённый к серверной базе нелегальных иммигрантов и потенциальных нелегалов. Скорость обработки информации в нём была ниже, да и точность тоже. Так что понятное дело, мы решили обойтись без Доминаторов. Загрузив нас в фургон, инспектор сел в машину, едущую впереди. Двери фургона с шипением закрылись за нами, и мы двинулись в путь.
В пути я решила поддержать хоть какой-то разговор, но Когами опередил меня. Мой куратор похлопал рукой по месту возле себя и, когда я нагло разлеглась у него на коленях,(демонстрируя к тому же всё то, на что так активно капал слюной инспектор Ичиносе, только улыбнулся. Пакостно и весело, краешками губ, больше даже глазами, но сам он напоминал в этот момент кота, поймавшего канарейку.
— Итак, я согласилась сыграть, принимая правила игры. Но кто задаст первый вопрос, м? — я прищурилась, глядя на Синья.
— Давай, наверное, я? — он вскинул бровь в вопросительном жесте. — Всё же инициатива имеет инициатора… Итак, откуда всё же шрамы на твоём теле?
— Ходишь с козырей? — недовольно скривилась я. — Это не тот разговор, который я хочу начинать в полицейском фургоне в преддверии захвата цели. Отвечу, но позже, тет-а-тет.
— Согласен, — скривился Когами. — Тогда твой вопрос.
Я пакостно ухмыльнулась. Не то чтобы я хотела сразу же заставить его отвечать на неудобные вопросы… Но Когами просто не оставил мне выбора. Я прикусила губу, задумываясь, как точнее сформулировать вопрос. «Кто изображён на фото в твоей комнате»? — нет, это однозначно не то. Понимание того, кто там изображен, мне ничем не поможет. «Что тебя так сильно тревожит»? — тоже нет. На этот вопрос можно ответить как развёрнуто, так и коротко, по типу «Живот болит»… Не то. Пока я размышляла, Когами каким-то механическим жестом, не отрывая взгляда от моего лица, запустил мне в причёску руку и теперь аккуратно, но, похоже, неосознанно, массировал мне голову. Это было… Приятно, но весьма неожиданно. И нужный вопрос как-то сам собой всплыл в голове, и я, практически не анализируя, выпалила его:
— Кем и почему ты одержим?
Когами аж дёрнулся от этого вопроса. Правильно писал Марк Твен, «Человек, одержимый новой идеей, успокоится, только осуществив её». Вот и Когами, похоже, что-то завлекло настолько сильно, что он не мог найти покоя даже на работе. Неужели он постоянно думал о том… или о чём?.. Мне ещё предстояло в этом разобраться. Внимательно посмотрев на меня, мой куратор тяжело вздохнул. Фургон замедлялся.
— Я отвечу тебе на этот вопрос наедине и намного позже. После того, как ты — ответишь на мой вопрос.
— Договорились, — пожала я плечами.
В конце концов, обмен действительно был равноценным.
Вышли мы из полицейского фургона на среднестатистической улочке с типичными магазинами и лавками.
— Конкретно нужная нам лавка находится через квартал. Её владельцы — Такаясама Сёдайске, — нам показали фотографию японца, — и Чен Ва Шунь.
Нам показали ещё одну фотографию. Узкоглазый даже для японца, смуглокожий, с длинными тонкими усами и бровями, совершенно лысый мужчина лет тридцати — тридцати пяти на вид, с хитрым выражением лица, смотрящий куда-то за кадр. Опознать его в случае чего было бы делом мгновения, о чём мы и заверили Инспектора.
— Я устроюсь с чашечкой кофе напротив лавки, в кофейне, на уличном столике. На мне будет голокостюм типа три-це, вашу же маскировку оставляю на ваше усмотрение.
Голокостюм маскировки типа «3-с» был знаком нам. Почти типичным представителем такого «костюма» был исполнитель Масаока — добрый пожилой мужчина в летах, седоватый и одетый по старой моде. То есть нам предстояло видеть инспектора в виде благообразного старичка, неспешно попивающего кофе. Что же, хорошо. А нам — я ухмыльнулась, глядя Когами в глаза — и маскировка не потребуется. Я распустила волосы, немного потрясла головой, чтобы длинная шелковистая шевелюра выглядела слегка растрёпанной, расстегнула несколько пуговиц на костюме у Когами и, взяв его под ручку, неспешно двинулась в сторону указанного квартала, как обычно повиливая бёдрами. Бессмысленный поток слов, которым я одаривала Когами, был призван в первую очередь сбить с толку вероятных наблюдателей или саму цель. От предвкушения слегка чесались руки, и по венам с быстротой лесного пожара распространялся адреналин.
— Милый, ты видел, какая у неё кофточка?.. Нет, ну разве же так можно? Так позорно пародировать какую-то там Цугимаси Сёске! Это же не честно! Милый, ну вот почему она надела именно эту кофточку? Она же в ней смотрелась, как маленькая ручная собачонка в балетной пачке! Которую только-только достали из сумочки, и она не понимает еще, куда попала. А на меня, такую изящную и красивую, никто не обращал внимания, ну разве это справедливо?
Когами терпел мой трёп со стоическим терпением. Хотя я бы скорее сказала, что лицо у него выглядело «обреченно-смирившимся». Главным было, что моя легенда и его «недовольная мордашка» полностью дополняли друг друга. Впрочем, в такую легенду вписывалось даже то, что он постоянно крутил головой по сторонам, чтобы выследить нашу цель. Я же, вживаясь в образ вычитанной в каком-то романе гламурной дурёхи, вертела головой по сторонам вслед за «любимым» — якобы ища ту девушку, на которую он засматривается.
— Милый, не вертись! Смотри, какой милый магазинчик! Давай зайдём, купим что-нибудь, а то ты так давно не делал мне подарков просто так! Ну, милый, ну, котёночек мой, давай заглянём! Хоть на минуточку! Дорогой, ты меня слушаешь?..
* * *
Когами
С одной стороны, это было даже смешно. Девчонка, знакомая с оперативной работой только по книжкам да фильмам, которых она в избытке начиталась за пятнадцать лет просиживания штанов в изоляторе, изображает эту самую оперативную работу. С другой же стороны, она поступала достаточно мудро. Конечно, для тех, кто знал исполнителей и инспекторов в лицо, это было равносильно огромному яркому флагу «Группа захвата тут!», но, с другой стороны, Чен Ва Шунь был всего лишь нелегальным эмигрантом, и знать исполнителей в лицо не мог, а значит, игра стоила свеч. Стоило только скривиться, как внимание — и абсолютная незапоминаемость — нам были обеспечены.
Исходя из опыта того же Масаоки… Возможно, я и не прав, относясь к ней так презрительно. Пусть она и новичок, но существуют же люди, просто предназначенные для оперативной работы. Интуитивное чутьё, и то, что, можно сказать, называется «детективной чуйкой», у неё определенно присутствовало. Люди на улице оборачивались на нас, как будто мы были музейным экспонатом. Конечно, смотрели в основном на неё, но… Девушки смотрели с завистью и презрением — в человеке всегда вызывает такие чувства то, что ему недоступно. Мужчины же смотрели то на мою подопечную, роняя слюну, то на меня, — пополам с сочувствием и уважением, даже какой-то бесшабашной радостью. Знали бы они, в чём тут дело на самом деле, так бы себя не вели…
А вот, наконец, и наша жертва. Чен Ва Шунь так же посмотрел на нас. И, так же как и все на этой улице, сначала осмотрел мою спутницу с ног до головы и улыбнулся. Но, услышав её речь, очень быстро потерял к нам интерес. По его траектории движения отчетливо было видно, что он направлялся в ближайшую к нам лавочку. Это было нам на руку, и более того — это был наш шанс на тихий и быстрый захват. Как говорят: «Без шума и пыли». Очень не хотелось сегодня бегать за кем-то. Да и, в конце концов, меня уже успел достать этот шум в районе правого уха, и мне хотелось поскорее избавиться от этого надоедливого жужжания. Оно, конечно, раздражало и било по ушам, затрагивая что-то внутри, отчего хотелось её придушить, но годами натренированная воля мне не давала этого сделать. Оперативная работа есть оперативная работа, стоило бы продумать захват цели — раз уж представился такой удобный случай… В надежде, что моя напарница знает азбуку Морзе, я простучал по её пальцам простенькое «тут».
В ответ лёгкие касания женских пальцев отстучали ответ. Значит, знает… Продолжая идти и держать её за руку, под неугомонный щебет и трескотню — и как только у неё самой мозги от этого не плавятся? — я обсуждал с коллегой захват. А инспектору, что сопровождал нас, стоило бы выдать хороших таких люлей — просто за то, что не дал нам времени ни на разведку местности, ни на детальную проработку плана. Ладно, успею поразмыслить об этом на досуге. А сейчас пора действовать, и главное, чтобы моя «приманка» сделала все как надо.
— Дорогая, вот тебе кредитная карта, выбери себе что-нибудь по своему вкусу. А мне нужно по делам позвонить…
Не дожидаясь ответа, я отвернулся в сторону, вдел наушник коммуникатора в ухо и продолжил неспешным шагом идти дальше по улице. А эта рыжая бестия не промах. Даже не стушевалась. Лёгкой походкой, что-то восторженно попискивая и щебеча в неработающий коммуникатор, она направилась вслед за целью… Так, пока что всё ишло по плану, главное, чтобы инспектор не взбунтовался.
Впрочем, о чём это я? На поле боя, как всегда, найдётся идиот, которому уставные правила важнее выполнения задачи.
— Какого черта ты делаешь, Синья?!(9) — раздалось в коммуникаторе, и я невольно поморщился, готовясь выслушивать. — Ты отправил зелёного новичка на захват цели, а сам решил прогуляться за хот-догом? Ваша задача взять цель, а не спектакли мне тут устраивать! — проревел в наушник инспектор, не выдержав нашего импровизированного перфоманса.
Из-за чего пришлось выдернуть наушник посреди фразы. И это было самое время, ибо из-за его рева в микрофон я мог пропустить «тот самый момент» моего выхода. И я его не пропустил.
Итак, Акай выдвинулась к своей позиции бодрым подпрыгивающим шагом. Ну, точно радостная школьница! И почему это единственный человек, который таким поведением меня не бесит? Главное — это не выдать мимикой. Не дай бог, она догадается, что меня это её поведение забавляет…
Пока я витал в своих мыслях, она уже успела допрыгать вприпрыжку до входа в лавочку. И всё ещё действовала в рамках оговоренного плана. Незаметно рука с карточкой сделала вращающее движение, и я направился к цели — и своей коллеге. Как раз в тот момент, когда «цель» была в паре шагов от этой неугомонной. Она растерялась, что-то уронила и в целом вела себя довольно неловко — обычно, по статистике, у мужского пола это вызывает желание помочь, уберечь… В общем, пробуждает инстинкт защитника, что нам и нужно было. В любом случае, мой выход вперед…
— Эй, красавчик, не поможешь мне? Я сегодня что-то очень неловкая… — обратилась Акай к нашей жертве. Завороженный её красотой и милой лисьей улыбкой Чен Ва Шунь не смог отказаться и пройти мимо. Он поднял с пола оброненные вещи, отдал рыжеволосой бестии и собирался уже направиться в сторону двери, видимо, чтоб галантно открыть её перед дамой, как я подошел к нему сзади.
* * *
Тень накрыла и меня, и нашу цель, когда мой наставник подошёл к китайцу сзади. Словно тигр, он двигался настолько бесшумно и незаметно, что пробирала дрожь. Чен что-то заподозрил, и потому его тело сместилось. Когами схватил его за плечо и собирался развернуть, как вдруг Чен качнулся вперёд, смещаясь. Там, где должен был быть захват, болевой, кажется — осталось только неловкое, шаткое положение. Понимая, что Ва Шунь скоро сбежит и тогда тихий захват превратится в догонялки Тома и Джерри, я выставила ногу в аккуратненькой туфельке, ставя цели подножку. Опорная нога потеряла равновесие, и хотя Чен Ва Шунь был неплохим бойцом и успел сместить точку опоры на вторую ногу, момент был упущен. У Когами не доставало длины рук для захвата, но вот на удар — на удар его вполне хватило.
Быстрое, короткое, как бросок тигра, движение. Удар пришёлся на два пальца ниже мечевидного отростка, в солнечное сплетение, и Чен пошатнулся, хватая ртом воздух. Попытка сбежать не удалась! Впрочем, китаец не собирался сдаваться так просто и попытался куда-то рвануть. Чему Когами успешно помешал; схватив цель за руку, он со всей дури саданул его головой о дверной косяк, а затем добавил кулаком в солнечное сплетение, окончательно выбивая дух из спорстмена.
Я улыбнулась своему надзирателю, собирая волосы в выской хвост.
— Пакуем?
Ответом мне послужили короткий кивок и лёгкий облегченный вздох. Видимо, моя болтовня его немного раздражала…
«Упаковав» Чена в фургон, мы уселись в соседнем отсеке этого монстра на колёсах. Большую часть дороги мы молчали — я обдумывала разговор, который нам предстоит, Когами просто молчал, пожирая меня глазами. У меня создавалось впечатление, что он пытался запомнить мои черты лица, мелкую моторику и мимику, незначительные реакции, как-то прищуренные глаза при ухабах на дороге, или лёгкое поджатие губ, когда Чен начинал буянить. Впрочем, это не имело ровным счётом никакого значения, потому что мой сёрфинг в Сети продолжался практически непрерывно: виртуальный помощник способен подбирать и каталогизировать информацию по запросу, составленному пользователем, чем я и бессовестно воспользовалась.
А когда фургон припарковался возле отделения Бюро и мы, отконвоировав Чена в отсек для временных заключённых, поднялись на этаж Пятого Подразделения, инспектор, всё это время бросавший на меня — злобные, а на Когами — весьма недовольные взгляды, всё же не выдержал.
— Какого чёрта ты делаешь, Синья?!* Исполнитель Синья, потрудитесь объясниться!
Цель захвата уже уводили дроны, закованную в наручники и молчаливо сверлящую меня взглядом. Интересно, почему именно я, если моей вины тут нет и не было? Виноват он был сам, и только себя ему и стоило винить. Инспектор самозабвенно орал на равнодушно глядящего по сторонам Когами, курящего свои извечные сигареты, к запаху которых я успела прикипеть.
— …Оперативной работы, а не для того, чтобы вы под ручку гуляли с другим исполнителем!!!!
— Заткнись, — короткое и ёмкое слово как будто тот удар, выбило из инспектора весь дух. — Ты прекрасно знаешь, что отчёт будем писать и ты, и я. И несовпадения в отчёте — а я уж постараюсь отобразить реальное положение дел — могут… мягко говоря, насторожить шефа Косей. А она ошибок не прощает. Мы выполнили поставленную задачу?
Когами равнодушным взглядом прошёлся по инспектору, у которого, кажется, тряслись поджилки. В конце концов, Доминатора у него с собой не было, а без него он мало что мог противопоставить тренированному, заточенному на бой цепному псу.
— Д-да… — успокоившись и поняв, что не на том решил сорвать злость, инспектор мелко дрожал и всем своим видом выражал страх и презрение к тому, кто ниже него по званию — но во много, много раз сильнее.
— Ну так в чём проблема? — вскинул бровь мой куратор.
Я только ухмыльнулась.
Когами жестом подозвал меня к себе и направился в сторону жилого блока. Я пошла следом, спиной ощущая злобный взгляд инспектора пятого отдела. Это было даже забавно, если бы не влекло за собой, скорее всего, кое-каких проблем.
— У тебя проблем после этого не будет? — задала я вопрос, когда мы отошли достаточно далеко.
Лифты жилого блока неспешно скрипели, опускаясь к нам.
— Да нет, — пожал плечами Синья, тряхнув чёрной шевелюрой. — Дело даже не в проблемах, а в отношении инспектора к исполнителю
— Поясни, — мне было интересно, как обстоят дела на самом деле, а кто, как не тот, кто варится в «системе» достаточное количество времени, мог объяснить мне все тонкости лучще всего?
— Да всё, на самом деле, просто, — тихо тренькнул опустившийся лифт, и мы вошли в него. Когами нажал кнопку нашего этажа, лифт дёрнулся, и мы поехали вверх. — Он считает, что его слово для меня должно быть истинной в последней инстанции, в то время как для меня первоочередной задачей является выполнение поставленной цели. Сказано захват — значит, захват, сказано — устранение, значит — устранение. Принцип «Я начальник — ты дурак, ты начальник — я дурак» в действии. Но пдчиняться ему совершенно не обязательно. По той простой причине, что это не всегда означает эффективность выполнения той работы, которая под силу только нам.
— Полагаешь, что инспектора в большинстве своём неспособны на жёсткие действия, которые для нас, потенциальных, являются нормой?
— Именно, — кивнул Когами. Двери лифта распахнулись, выпуская нас наружу, и мы неспешно двинулись по коридору к нашим комнатам. — Лично я устал. Этот хлыщ бесил до невозможности…
— Кофе? — предложила я, предчувствуя трудный разговор по душам, обещанный нами друг другу ещё в фургоне, когда мы только выдвигались на захват.
— Не откажусь, — тонко усмехнулся Когами, поворачивая вместо своей двери — к моей.
Кажется, он тоже предвкушал наш разговор.
1) «Устаешь ждать, но насколько хуже было бы, если бы ждать стало нечего». Дж. Б. Шоу
2) "Робот" из Звёздных Войн, один из вариантов внешнего вида голопомщника, действительно взят из вышеупомянутого фильма, а именно из «Звёздные войны: Пробуждение Силы», дроид ВВ-8
3) «Люди делятся на две половины: те, кто сидит в тюрьме, и те, кто должен сидеть в тюрьме». Марсель Ашар.
4) Паблик — сетевое пространство, которое принадлежит не одному, а группе пользователей
5) «Неопровержимая логика — отличительное свойство маньяка» — Агата Кристи, «Автобиография».
6) «Самое важное в женской одежде — женщина, которая ее носит» — Ив Сен-Лоран.
7) «Рай есть парк, в котором могут оставаться только звери, а не люди. Поэтому грехопадение есть вечный миф человека, именно благодаря ему он становится человеком» — Гегель.
8) Чен Ва Шунь — также известный китайский мастер боевых искусств, известный особо изощрёнными техниками ближнего боя. (Информация взята с Пикабу: https://pikabu.ru/story/10_legendarnyikh_masterov_...)
9) "Какого чёрта ты делаешь, Синья?!" — у японцев обращение по фамилии — способ как выказать уважение, так и унизить. Если бы я оставила хонорифики (-сан, -чан, -тян, -кун), то в данной фразе стояло бы пренебрежительное «Когами-кун», как намёк на его некомпетентность и непрофессиональное поведение. Аналог нашего «сопляк».
После поимки Чен Ва Шуня наступило… правильно, снова затишье. И все было бы ничего, но мой организм — и особенно моя психика — все еще не приспособились к тем условиям, которые меня окружали. Перепады настроения, которые я не могла контролировать, жутко меня раздражали. Но помимо этого были еще и нервные срывы, вернувшиеся кошмары и самое главное — психосоматический шок. Понятие это, как мне удалось выяснить, было ничем иным, как очередным нововведением. Еще в XX веке оно считалось мифом, наравне с нынешним «синдромом нехватки положительного стресса» — очередной городской байкой. Тем не менее на данный момент это понятие было реальным и даже более того, считалось, что те, кто подвержен психосоматическому стрессу, могут поступать нелогично, имеют проблемы не только с психикой, но и с физическими данными, такими, например, как внезапные судороги.
Собственно говоря, сейчас я переживала как раз один из таких неприятных моментов. Левую ногу свело очень сильной судорогой во время тренировки, и я повалилась прямо на маты в своей тренировочной комнате. Поскуливая от боли, я пыталась достать до вытянувшейся в струнку ноги и хоть как-то размять мышцы. Увы, у меня не очень-то это получалось. Как раз в этот момент — нет, ну надо же, какое невезение! — в комнату вошёл Когами. И, к моему величайшему удивлению, бросился ко мне.
— Эй! Ты в порядке? Что с тобой? — начал он, ощупывая моё тело на предмет повреждений. Поняв, что это судорога, куратор начал довольно сильно разминать сведенные мышцы. Мне повезло, что это был Когами и что он знал, как действовать в такой ситуации. Мое поскуливание перешло в тихие маты сквозь зубы, потому что это было адски больно. Было такое ощущение, что в том месте, где он сжимал мышцы, мне в ногу втыкали раскалённую иглу.
— Жива? — спросил Когами, помогая мне подняться.
А меня такая злоба на него взяла! И я, без предупреждения, ударила его ногой в корпус. Когами повалился на маты и усмехнулся. Да уж, мне стоило выпустить пар — чем я и занималась бы, если бы не эта гребаная судорога! Когами подскочил и провёл «тройку» в корпус, от которой я уклонилась, а затем попытался взять меня на болевой. Воспользовавшись тем, что я намного легче, чем он, я банально сменила своё положение прыжком, оказавшись у него за спиной, и взяла уже его на болевой. Когами кувыркнулся вперёд, увлекая меня за собой, мы оказались на полу. Он взял в болевой мою руку, я — взяла его ногами на удушающий, благо в гибкости не было недостатка. Мы повалялись так с минуту где-то, после чего отпустили друг друга и раскатились по разным концам татами.
— Ну и какого хрена ты творишь? — вскинул бровь Ко.
— А что, не видно? Пар выпускаю! — и я снова набросилась на своего куратора.
Да, нога, еще недавно сведенная судорогой, болела нещадно, но за годы издевательств в изоляторе я привыкла терпеть боль. Мы начали обмениваться ударами. Корпус-корпус, уйти от контратаки, ответный в голову, попытка пробить в «солнышко», после чего ойкнуть, когда меня взяли в полицейский захват и прижали к себе. Из такого захвата, конечно, легче вырваться, но только в том случае, если ты с соперником находишься на равных или хотя бы в одной весовой категории. А мне, увы, не повезло — я была легче, ниже и вообще более хрупкой, чем мой соперник, и потому для меня вырваться не представлялось возможным. Я тихо рыкнула.
— Объясни, что с тобой, и я отпущу, — смилостивился Когами.
Он мне еще условия ставить будет?!
— Да пошёл ты! Какое тебе дело?! — зашипела я и крутанулась в захвате. Не ожидавший такого Когами потерял равновесие, и мы упали на пол. Я — снизу, он сверху, придавливая меня своим телом к татами. У меня перехватило дыхание — еще бы, такая туша сверху грохнулась!
— АРГХ! — снова рыкнула я. Этот «синдром психосоматического шока» начинал меня бесить. Умом-то я понимала, что набросилась на него ни с чего, еще и обвиняла непонятно в чём, но блин, какого такого хрена?! Что со мной творилось?! Тело стало действовать на рефлексах, пока я пыталась обуздать очередной приступ. Раньше мне удавалось если не скрывать их, то хотя бы переводить в пошлые шутки. Теперь же, похоже, прорвало основательно. Мы буквально кружили, как два хищника в борьбе за территорию. И этой территорией сейчас был татами. Между нами мелькали и боксёрская груша, и беговая дорожка, которую мы оба не раз перескочили. Наконец Когами подошёл на расстояние удара. Он выбросил правую руку вперёд в прямом ударе, от которого я ушла в сторону и попыталась достать его ногой. Неудачно, потому что он поставил скользящий блок.
Сколько продолжались такие «танцы», я точно сказать не могла. Но в какой-то момент я вернулась в реальность и поняла, что лежу на татами, придавленная весом Когами сверху, а он держит обе мои руки в болевом захвате. Судя по тому, что Когами настороженно замер, я до этого отчаянно трепыхалась. Мы пролежали так с полминуты, когда он слегка ослабил хватку.
— Успокоилась?
— Вроде да… — задумчиво ответила я, с ужасом думая, что же будет, если я вот так впаду в подобное состояние на задании. А вот это уже будет катастрофой!
— И ты не хочешь объяснить, что с тобой такое? — Когами сел, наконец-то отпустив меня, и пристально посмотрел на меня.
— Тут и объяснять нечего, — пожала я плечами. — Логичное завершение моего привыкания к свободе цепной ищейки Бюро — синдром психосоматического шока.
— Я догадываюсь, что это, но можешь рассказать поподробнее?
— Вам должны были показывать… Человек, которого вырастили в чёрно-белой комнате, всё было чёрно-белое. Даже сотрудники. А потом выпустили в мир. Внезапные смены настроения, неадекватные реакции, неверная работа рефлексов и так далее… Ну и, плюс ко всему, физические ненормированные повреждения, вызванные сенсорным шоком. Там много чего. Из симптомов: перепады настроения, судороги, тошнота, рвота, временные слепота и глухота, отсутствие тактильных ощущений и так далее. Всё это лечится, но только грамотным психологом, а я такого здесь, в Бюро, не знаю.
— Зато знаю я, — он поднял бровь, внимательно осматривая меня, как будто я только что предстала для него в новом свете. — Что тебе необходимо на данном этапе?
— Сейчас? — я задумалась. — Да, в принципе, ничего. Психолог, немного средних по действию седативных, ну и, как вариант — мягкая игрушка.
— Мягкая игрушка? — вскинул бровь Когами. — По-моему, только что я был именно игрушкой… для битья… Не находишь?
— Ну да, — я пожала плечами — а что такого? — и пусть думает себе что хочет. Сам виноват! — В Сети есть рекомендации, как действовать, если у вас или у кого-то обнаружен этот самый синдром, — фразу про игрушку я намеренно проигнорировала. — Мне даже не надо было ходить к специалисту и дёргать кого-то из инспекторов…
— А ты не думаешь, что самостоятельно поставленный диагноз только ухудшает твоё положение? Что ты сама начинаешь подгонять себя под рамки диагноза?
— Скорее уж, осознанно остаюсь в рамках диагноза. Кто знает, что у меня там еще может быть наворочено?
Когами набирал на коммуникаторе номер профессора. Сайго был одним из тех, кому Когами был готов доверить всё, что угодно, в том числе, и помощь такой странной и необычной девушке, как Акай. Масамуне действительно могла стать его якорем, как и советовал всё тот же Сайго, но только при том условии, что с ней самой всё будет в порядке. Так что, набирая номер профессора Сайго Дзёдзи, Когами рассчитывал не только на помощь Акай, но и на помощь самому себе.
Вообще, несколько лет назад у него состоялся похожий разговор, только в роли пациента был он сам, а в роли «заботливой мамаши» был его на тот момент напарник — Гинозе. Когами усмехнулся, пока шла обработка запроса связи со внешним миром: перед глазами всплывал тот самый день, когда он, по крайней мере, понял, в чём его проблема.
* * *
2110 г., Япония, окрестности Токио-сити.
Особняк профессора прикладной психологии и психоанализа, Сайго Дзёдзи.
Когами удивлённо осматривался. Молодому человеку было непонятно, зачем именно его сюда привёз Гинозе, тем более, в такое необычное место. Вокруг не было ни одного скан-дрона, не было датчиков Сивиллы, не было даже завалящего передатчика сети!
— Куда ты меня притащил, Гин?
— Тебе понравится этот старик, Ко. Даже не сомневайся, — и обычно серьёзный и строгий Гинозе подмигнул напарнику.
— Хоть скажи, кто он! — Когами не любил чего-то не знать или не понимать.
— Я — профессор прикладной психологии, психоанализа и порой — внештатный судмедэксперт Бюро Общественной Безопасности. Зовите меня Сайго Дзёдзи.
Когами оглянулся. Перед ним стоял старик — не старик, но явно многое повидавший мужчина. Короткие каштановые волосы с проблесками седины были в творческом беспорядке, на лице — морщины, в основном мимические. Карие глаза, достаточно широкие как для японца, смотрели с доброжелательным любопытством. В общем и целом вся поза и вид этого человека говорили о том, что он не опасен, но какой-то червячок сомнения всё же оставался, заставляя быть настороже.
— Когами Синья, приятно познакомиться…
— Я сделаю кофе, а вы пока поболтайте, — ухмыльнулся Гин и смылся куда-то вглубь дома. И когда они только умудрились в него зайти?..
Сайго жестом пригласил Когами присесть и сам устроился напротив. Когами счёл за лучшее молчать и сцепил руки в замок, положив на них подбородок. Исподлобья он рассматривал своего потенциального собеседника. «Этот старик тебе понравится!» — вспомнились слова Гина. И к чему он это? Фигуры у профессора как таковой не было — среднестатистический гражданин да и только. Ни бегать, ни стрелять он явно не мог. Плюс ко всему, то, как он беспечно сидел, эти огромные панорамные окна, отсутствие датчиков Сивиллы и передающих — Сети… Всё это наводило на мысли о беспечности и глупости… или о намеренном искажении впечатления о себе.
— Итак, Когами Синья, — первым начал разговор профессор. — Исполнитель БОБ, стал им… не более года назад, скорее всего. До этого был уже знаком со структурой изнутри, скорее всего, был инспектором. Преступление… или даже, серия — точно, серия преступлений, к которой вы имели непосредственное отношение и в которой пострадал ваш близкий человек, надломила вас. Вы стали потенциальным преступником и из разряда инспекторов перешли в разряд исполнителей. Забросили хобби, мало времени уделяете социализации и общению. Много читаете, много анализируете, — с каждым словом у Когами расширялись глаза: да откуда он, чёрт подери, знает?! — Постоянно зациклены на одной и той же проблеме, она стала для вас идеей фикс. Вы развили в себе лёгкую степень паранойи, которая грозит перерасти во что-то большее, если вы не перестанете её холить и лелеять. Больше близких, по-настоящему близких людей, у вас нет; скорее всего, вы сирота. Я ничего не забыл? — и Сайго Дзёдзи насмешливо поднял бровь.
Когами пришлось признать, что этот старик хорош!
— Почти ничего не забыли, — хмыкнул Когами. — Со всем, кроме хобби, угадали.
— И что же вы почитаете за хобби? — выгнул бровь профессор, принимая кофе от Гинозе.
Свой Когами получил секундой позднее, но не стал отрываться от разговора с профессором ради только одной благодарности. Впрочем, Нобучика в ней и не нуждался, он просто вышел на веранду и решил ждать там, удобно устроившись на кресле-качалке.
— Поиски виновных, — неприятно и немного кровожадно усмехнулся Когами.
— И именно в этом твоя проблема, — покивал Сайго.
— Да что ты об этом знаешь?! — рыкнул Когами, сдерживаясь, чтобы не заехать этому книжному червю по роже.
— Расскажи о преступлениях, и я составлю полный психологический портрет того, кто тебя так интересует. А потом ты внимательно, не перебивая, выслушаешь меня и последуешь моему совету. Согласен?
Впрочем, согласие тогда и не требовалось. Этот профессор мог потребовать всё, что угодно в обмен на любую крупицу информации о преступнике. А тут — даже психологический портрет!..
И Сайго Дзёдзи сдержал своё слово. Запинаясь, иногда прерываясь, чтобы успокоиться, Когами рассказал судмедэксперту обо всём. Даже о том, что ему запретили писать в официальном отчёте. Проформалиненные, вощёные фигуры, скульптуры из людей. Каждый раз в новом месте, с новой жертвой — а иногда и с двумя — и со скрытым посланием. Он описал всё, что помнил: от того, какого цвета была кожа трупа в определенном месте, до того, сколько и каких человек крутилось рядом при обнаружении той или иной скульптуры. И Сайго Дзёдзи именно тогда впервые вызвал у Когами уважение, потому что дал ему необходимое — и спас от опрометчивого.
— Что же, Когами, — покачал головой профессор. — Это непростой, весьма сложного характера, человек. Он много времени проводит в обществе других, но отстранён от них; он достаточно тих и незаметен, вряд ли ты найдёшь о нём хотя бы что-то в Системе, и Сивилла не даст ответа на вопрос о том, кто же он. Он достаточно много читает, не всегда современную — я бы даже сказал, слишком редко современную — литературу, поклонник тонкого юмора и цитат великих людей. Первое преступление говорит о нём как о жертве, он чувствует себя обиженным теми, кто выше; он радеет за справедливость, эдакий Робин Гуд нашего времени, и считает, что лишь он прав. Он эгоистичен, властолюбив; он не приемлет никакого другого мнения, кроме своего, и болезненно относится не только к ударам по собственному самолюбию, но и к попыткам оспорить его первенство, уникальность в чём-либо. Последнее его преступление — акт вандализма, более похожий на каприз ребёнка, чем на выверенный шаг с двойным, а то и тройным дном, как это было в предыдущих случаях. Тебе не стоит воспринимать его ни как обычного маньяка, ни как кого-то уникального и равного тебе — просто потому, что это не так. Он желает выделяться, оставаясь в тени, он жаждет битвы умов, но не тел, когда интеллект отвечает за мускулы и за тактику боя; такого очень легко взять на слабо, оскорбить настолько сильно, чтобы он начал действовать во вред себе, открываясь с каждым шагом всё больше. Но это такой человек, который без толчка не станет ничего делать; ему нужны опора и поддержка в подобном преступлении, сам он на него никогда не решится. Такие люди легко поддаются влиянию, и даже более того — свои преступные мысли и мечты они лелеют глубоко внутри себя ровно до того момента, как не появится кто-то, кто подтолкнёт. Кто скажет: «Я буду стоять за твоей спиной и поддерживать тебя, я дам тебе всё, что тебе будет нужно, только исполни свою тайную грязную мечту». Так что вместо одного преступника вы ищете двух; исполнителя, пусть и недурного мозгами; и направляющего, того, кто ведёт его — а, возможно, и не только его — по пути в их персональный Ад. О втором пока ничего не смогу сказать наверняка; но, если хочешь, я помогу тебе понять его…. и рано или поздно поймать.
Тогда Когами надолго задуматься; они остались ночевать у профессора, и Гинозе странно его избегал. Позже, где-то полугодом позже, Когами узнает, что профессор был отстранён от преподавательской деятельности и остался консультантом, а всё только из-за того, что после общения с ним темнел психопаспорт.
«Что же, — подумал тогда Ко, — за такие ценные сведения и науку чтения характеров добычи, — это не такая уж и большая плата».
А позже состоялся разговор о самом Когами, и он был намного тяжелее, чем ему хотелось бы. Как бы ни был разумен Когами Синья как инспектор и сотрудник правоохранительных органов, он не хотел признавать, что болен психологически. Что его зацикленность — не дань работе и погибшему Сасаяме, а скорее, одержимость, которая рано или поздно сведёт его в могилу. Именно тогда он понял, что еще неоднократно вернётся к этому странному профессору, просто потому, что так необходимо.
Саго объяснил шокированному и раздражённому Когами, как опасна его одержимость. Он перечислил почти все его занятия за день — за исключением, может, выбора спортивных тренировок — и назвал подоплеку каждого из них. По всему выходило, что смерть Сасаямы слишком сильно ударила по Когами, что он стал одержим тем преступником, что у него действительно едет крыша. Ни на секунду он не забывал о том страшном дне, и из-за своей зацикленности не замечал основных деталей в других делах. Такими темпами он мог свести себя в могилу, потому что питался нерегулярно, нагрузки у него были чрезмерные, а работа никуда не девалась и следовала за ним по графику. Сайго рассказал, как с этим можно бороться — так Когами стал читать фантастику, фэнтези и приключенческие книги; стал слушать музыку и перекидываться с коллегами большим количеством слов, нежели «Да», «Нет», «Добрый день» и «До новой встречи». А ещё Сайго рассказал, как от этого избавиться. И почти два года с того момента Когами тщетно пытался найти такого человека, который бы смог полностью переключить его внимание на себя; и похоже. только сейчас нашёл. Масамуне Акай, потерявшийся щенок волкодава в страшном мире каменных джунглей…
* * *
Нынешнее время, здание Бюро Общественной Безопасности.
— Сайго Дзёдзи, чем могу быть полезен? — раздалось в наушнике, присоединённом к коммуникатору.
— Здравствуй, Сайго, это Когами, — поздоровался тот.
— Меня начинает раздражать засекреченность номеров ваших коммуникаторов. Что-то случилось, Ко? — голос профессора был немного уставшим.
— Можно сказать и так. Я последовал твоему совету и, кажется, нашёл себе якорь, — но существует проблема. — Когами замолчал ненадолго, собираясь с мыслями. — Это девушка, Масамуне Акай, наш новый исполнитель. Проблема заключается в том, что у неё, по нашим догадкам, синдром психосоматического шока, и самостоятельно она не может с ним справиться.
— Синдром психосоматического шока? Интересно, — Сайго Дзёдзи был заинтересован. — Откуда он мог взяться у нового исполнителя Бюро? Неужели вы извлекли её из изолятора для максимально коэффициентных преступников?
— Не совсем, профессор. Она провела в изоляторе около пятнадцати лет, если мне не изменяет память. С детского возраста. Сейчас у неё наблюдаются…
— Перепады настроения, физические отклонения, временные слепота и глухота, отсутствие тактильных ощущений, возможно появление тошноты и булимии(1). Возможны судороги, потеря координации, депрессия в запущенной стадии, в сложных случаях могут проявляться суицидальные наклонности. Девушку могут преследовать кошмары, плохой сон приводит к стрессу, нервным расстройствам и срывам. Стандартные симптомы, но какая же это редкость! Когда мне прибыть к ней, Когами? Ради этого я даже готов проехаться в вашу электронную тюрьму!
— Не будь так категоричен, Сайго. Не всё у нас тут так плохо. Полагаю, что завтра тебя устроит? Потому что пока что у нас затишье, и надо пользоваться моментом.
— Как скажешь, Когами. Мне будет в радость, к тому же, судя по всему, случай тяжёлый…
— Как всегда, наблюдателен, Сайго. До встречи, — и Когами отключил коммуникатор.
Он с силой протёр глаза и прислонился головой к холодному металлу входной двери в свои апартаменты. Это был не то чтобы тяжёлый разговор, просто ему показалось, что что-то всё же пойдёт не так. Когда дело касалось его — закон Мёрфи постоянно вступал в действие. И как обычно, это случится в самый неподходящий момент.
Когами прошёл в тренировочную комнату. После того, как удалось успокоить Акай и достать ей седативные у Каранамори, её клонило в сон, и он, убедившись что Масамуне действительно спит, ушёл к себе. Этот разговор с Сайго о многом заставил его задуматься. Даже будучи «в неадеквате», в подобном состоянии, Акай уже положительно на него влияла. Он раньше категорично был против того, чтобы к кому-то привязываться, и тем более, против того, чтобы искать себе своеобразный якорь, чтобы замедлить так называемое «сумасшествие». Да, то происшествие — скульптура из расчленённого тела Сасаямы — очень сильно на него повлияла, но на данный момент он понимал и своё глупое поведение прежде, и то, что якорь ему необходим — в противном случае велика вероятность того, что он мог наломать дров.
Когами с тихим выдохом потянулся и направился в тренажёрную. Металлические роботы как нельзя лучше подходили для спарринга и выброса адреналина. Ведь… Впрочем, о сексе в своём положении Когами предпочитал не задумываться. Не тот у него был случай, чтобы желать еще больших свобод и удовольствий!
По крайней мере, он запретил себе об этом думать.
* * *
Для меня следующий день начался с весьма странного ощущения слабости и подавленности во всём теле. Побудка вышла не очень, потому что я свалилась с кровати. Жутко хотелось разреветься и плакать навзрыд до тех пор, пока кто-то не придет и не утихомирит меня, но я пыталась не позволить себе лить слёзы. Цепным псам не положено плакать! «Если ты плачешь не от счастья, то перестань!»(2) — напомнила я себе. Слёзы потихоньку начинали успокаиваться — всё же заплакала, вот ведь дура! В таком состоянии меня застал Когами: свернувшейся в клубочек на кровати и отчаянно пытающейся сдержать слёзы. Ничего не говоря — даже не поздоровался, гад! — он присел на кровать и обнял меня. Слёзы полились с новой силой.
— Ну что ты расплакалась? Успокойся! — говорил Когами, хотя сквозь слёзы я понимала едва ли каждое второе его слово. — Знаешь, я бы, наверное, заплакал бы с тобой — если бы смог. Но… Дело не в том, что мне не хочется плакать — даже наоборот! Просто кто-то же из нас должен быть сильным, чтобы не пришлось всем остальным(3). Так что, давай, моя хорошая, успокаивайся и посмотри на мир чистыми ясными глазами. Разными, но от этого ещё интереснее…
Он говорил еще всякую чушь, просто чтобы я успокоилась, кажется, даже рассказывал разные истории из «жизни» Бюро, но мне не было до этого дела. Я просто сосредоточилась на его голосе и постепенно выплывала из истерики. Когами уже некоторое время молчал и просто поглаживал меня по спине, и стоило только слезам окончательно затихнуть, как он встал. Я недоумевающе смотрела на него, не понимая, что он забыл в моей комнате в такую рань.
— Одевайся и приводи себя в порядок, — мой куратор тяжко вздохнул. — Психолог, о котором я говорил, приедет сегодня к десяти часам дня. Так что к тому времени рекомендую встретить его во всеоружии. И… не пей сегодня седативных, хорошо? Они только помешают.
Я только кивнула. Спорить сейчас было бы глупо, да и незачем. Лёгкая апатия, которая часто преследовала меня во время пребывания в исправительном изоляторе, вернулась вновь. Впрочем, именно это чувство я научилась игнорировать уже давно. Когами вышел, оставляя меня наедине с моими проблемами и чувствами. Душ помог окончательно проснуться, прохладная вода — прийти в себя, а старый как мир разминочный комплекс из муай-тай — привести тело в тонус.
Психолога я дожидалась за завтраком, потягивая через соломинку вишнёвый сок. Мой любимый — наверное, потому, что опробован был не так часто. Когда Когами махнул рукой следовать за ним, я не сразу послушалась — собиралась с мыслями. Тем не менее когда мы вышли из столовой, то прошли не в мою комнату и даже не в его, а в комнату для «бесед» с начальством. Хоть там и никого не было, мне стало немного не по себе. Когами открыл дверь какому-то мужчине, и я вперилась в него взглядом.
Если бы не колючий взгляд карих глаз, он был бы даже красивым. Высокий лоб, «вдовий треугольник» волос, коротких зачесанных назад, костюм-тройка серого цвета, коричневые «оксфорды» под него. Мужчина держал осанку, высоко поднимал подбородок и едва-едва улыбался краешками губ. Нос с горбинкой придавал ему необычности и шарма, а прямоугольные очки с тонкими стёклами придавали внешнему виду еще больше интеллигентности. Мужчина прошёл в комнату и слегка поклонился в мою сторону.
— Профессор прикладной психологии, Сайго Дзёдзи, приятно познакомиться, юная леди.
— Масамуне Акай, исполнитель первого подразделения Бюро Общественной Безопасности при министерстве благосостояния, — ответила я поклоном. — Приятно познакомиться, профессор Сайго.
— Итак, Когами, ты можешь быть свободен. Юная леди, вы предпочитаете кофе, или какой-то другой напиток? — профессор смотрел на меня почти доброжелательно.
Когами только усмехнулся.
— Вишневый сок, — усмехнулась и я.
— Что же, хорошо, — кивнул мне профессор.
Мы просидели в тишине некоторое время, пока Когами не принёс нам напитки, после чего удалился. Сайго Дзёдзи смотрел на меня очень внимательно, как будто просвечивал рентгеном насквозь. Его взгляд был цепким и немного колючим, мне, мягко говоря, было неуютно под таким пристальным вниманием. В груди начала подниматься горячая волна гнева.
— Не сердитесь, барышня. Я пытаюсь понять, с чего начать… Расскажите мне о себе.
— Неужели вам еще не доложили о новой цепной собаке?.. — фыркнула я, хорохорясь и скрывая гнев под напускной маской высокомерия и наглости.
— Не стоит так. Всё, что я о вас знаю, только то, что сказали мне вы, и единственную фразу Когами: вы пробыли в изоляторе что-то около пятнадцати лет, с детства. И сейчас я хочу узнать подробности; мне необходимо отталкиваться от чего-то, чтобы я мог помочь вам стать собой и прийти в гармонию.
Такая манера речи, мягкая улыбка, доброжелательный, но пристальный взгляд… Меня это нервировало, но, с другой стороны, я понимала, что это необходимо…. и с тяжёлым вздохом заговорила. Потягивая вишнёвый сок, я, сначала запинаясь и прерываясь, начала свой рассказ. Мирную жизнь я хотела пропустить, но потом — это перестало иметь смысл, Сайго Дзёдзи хотел знать всё. Я так давно не вспоминала свою семью, что позабыла их лица; тем не менее я помнила, что от матери пахло мёдом и молоком, и она носила длинные красивые платья; а отец всегда был строг, но улыбался нам и всегда приносил сырные кексы после работы из пекарни на углу Тайкомёдзи. Ещё у меня, кажется, был то ли брат, то ли очень близкий друг, но подробности стёрлись из моей памяти. А потом — как шок, как гром среди ясного неба — отряд Бюро по захвату преступников с высоким коэффициентом и изолятор. Разлучение с семьёй, с которой неизвестно, что стало.
И ровно через год пожизненный приговор — стабильный психопаспорт с коэффициентом в сто девяносто одну единицу. И персональный изолятор на специальном уровне №10. Эксперименты врачей, издевательства, побои… изнасилование. Увлечение книгами, гимнастика, саморазвитие. И — приход Когами. Я и сама не понимала, почему именно так реагировала на окружающих людей, на окружающий мир, о котором я почти ничего не знала, на… на Когами.
— Акай… могу ли я тебя так называть?
Я кивнула. Пусть называет, как хочет, лишь бы избавил меня от этого поганого состояния.
— Так вот, Акай, что тебя так удивило в этом мире, за пределами изолятора?
— Он… Ну, он другой. Тут есть люди, и они не боятся общаться друг с другом, никто не считает всех вокруг грязью под его ногами… Никто не ждёт, что миловидная девчонка с грустным лицом вдавит кнопку детонатора, обиженная на парня; а вон тот пожилой джентльмен в расхристанном пальто может в любой момент достать из рукава нож и пырнуть ближайшего человека просто потому, что ему так захотелось. Люди тут беспечны, они не осознают опасности реальности, они живут так, как им удобно, предпочитая не замечать проблем и полагаться на других. Это… неправильно. Непривычно, глупо, в конце концов!..
— Что же… ты права и неправа одновременно. Современные люди полагаются, прежде всего, на систему Сивилла и на Бюро, на Министерства и жизнь, чётко распределенную по секторам и кастам. Это как в Индии, если ты сарки — не быть тебе женой брахмана, а связь матвали и тагандахти(4) неприемлема. Всё потому, что у них чётко определенная роль в этой жизни, и они придерживаются её потому, что им так проще. Те же, кто полагается лишь только на себя, не доверяют окружающим и пытаются понять самостоятельно, кто они и какова их роль в этом мире, чаще всего, становятся рука об руку с тобой. Есть те, кто меняют систему снаружи — и пропадают с радаров общества; а есть те, кто меняют систему изнутри.
— Но тогда получается, что… нет разницы, внутри ты системы или снаружи, ты сам определяешь своё бытие? И навязываешь другим своё понимание… — я немного растерялась: то, что говорил профессор, было логичным, но мне не верилось в то, что кто-то не захочет изменить предопределенное и изменить своё положение в обществе; я не могла и представить, что существующий общественный строй, действительно подобный индийским кастам, и правда настолько удобен для большинства.
— Именно. Навязывать своё видение мира другим бесполезно; тебе стоило бы принять всё таким, какое оно есть. И я сейчас говорю не только об обществе, скорее, о твоём отношении ко всему в целом.
— Что вы имеете в виду, профессор Сайго?
— Всё очень просто. Пойми, Акай, никто — тем более тут — не запихивает тебя в рамки. Тебе нет нужды оправдывать чьи-то ожидания или подгонять себя под чужие рамки; это бессмысленно. Так ты лишь усилишь свой стресс. Тебе стоит просто принять всё — и свои чувства, и чувства окружающих — такими, какие они есть. Изменения не происходят через намеренную попытку переделать себя или другого человека. Постарайся быть собой — попытайся вникнуть в настоящее со всеми своими эмоциями и желаниями. Они не плохи и не хороши; они — твои, и только это определяет степень их важности. Если это твоё желание, действительно твоё, и оно естественно для тебя — прими его и живи с ним, оно часть тебя, такая же, как сердце, мозг или глаза, они просто есть. Пусть тебя постарались приучить к тому, что любое изменение в тебе должно приходить извне и проходить через пресловутые пять стадий принятия — это не так; твои желания и стремления должны быть такой же частью тебя, как и мысли; ты не избавишься от них, даже если очень того захочешь. Где-то на задворках сознания они всё равно будут присутствовать и точить твой разум до тех пор, пока не прорвутся наружу, каким бы способом они это ни сделали. Запирая себя в каких-то рамках и условных границах, ты сковываешь себя и порождаешь стресс, неприятие реальности давит как гранитная плита, это тебе не надо.
— То есть вы предлагаете просто… принять всё окружающее как данность и наслаждаться жизнью?
— Именно! Пойми, это тот самый способ, который гарантирует для тебя спокойствие в любом его виде. Многие не могли бы решиться даже на то, на что согласилась ты, а для некоторых свобода — это слишком многое, но они не могут выйти из изолятора; им сказали, что так нельзя, и всё, они загнали себя в эти рамки.
— Это как-то… бесчеловечно, что ли?
— Несомненно, дорогая Акай. Я вижу в тебе ту силу духа и воли, которой не достаёт большинству современных людей. Когда я еще практиковал, люди писали мне, звонили мне — ради консультаций. Я не буду рассказывать тебе каждую историю, на это не хватит и месяца, но есть кое-что, что их объединяет. Во многих историях, с которыми мне пишут, люди и так понимают, чего они хотят, но стесняются своих желаний. Они хотят быть более привлекательными, хотят сменить работу, закончить отношения, но стесняются этого, потому что считают такие мысли неправильными. С отношениями это особенно показательно.
Как-то парень описал мне историю измен своей девушки длиной в год с чередой взаимных обвинений и спросил: «Что мне делать?» Я ответил: «Уходить». Он сам это понимал. Через каждые два предложения в его речи звучали фразы вроде «я не знаю, зачем мне такие отношения», «я продолжаю оставаться, потому что не хочу остаться один», но мысль, что всё нужно закончить, казалась ему порочной. Он считал, что так думать неправильно, что он предаст свою женщину, что сделает ей больно. Возможно, и сделает. Скорее всего, сделает, но ещё больнее они уже делали друг другу на протяжении последнего года. И продолжат делать в таких отношениях ещё достаточно долго. В итоге он сказал, что сам думал о расставании последние несколько месяцев.
— Профессор… А что, если… — я не знала, как сказать; хотя, кажется, он и сам понял.
— Если нравится коллега? Речь ведь о Когами-куне, я прав?
Я несмело кивнула. Сайго доброжелательно улыбнулся; ни подначек, ни ехидства на эту тему не последовало.
— Вы — якоря друг для друга, вам необходимо быть вместе. Он — твой оплот спокойствия в новом мире, он понравился бы тебе и так, только позже; сейчас же — ты больше нужна ему, чем он тебе, как бы парадоксально это ни звучало. Если ты хочешь быть с ним, быть рядом — но считаешь это то ли неправильным, то ли постыдным, то ли еще по какой причине отказываешь себе в подобном желании, считая, что бы ты там себе ни надумала, всё это не так. В таких случаях остаётся помочь человеку принять, что его желания не плохие, что он сам не плохой и что нет ничего страшного в том, чтобы хотеть начать отношения с тем, кто тебе по душе(5).
— И вы считаете, что будет так просто?
— Возможно, не так просто. Когами скрытен и недоверчив, но у тебя больше шансов, чем у кого-либо другого, поверь мне. Я знаю Когами, а ещё я знаю, что так, как на тебя — с теплом и заботой — он не смотрел ни на кого на моей памяти. Ты не потеряешь ровным счётом ничего, если попробуешь; но приобрести можешь гораздо большее.
— Хорошо, это мне понятно… Я буду думать об этом на досуге. Но ответьте тогда на еще один вопрос — а как же быть с тем, что я не знаю этого мира? Не знаю, что тут можно, а что — нельзя?
— Обо всём этом тебе расскажет Когами, только попроси. Попроси искренне и с улыбкой, он не устоит, даже зная, что эти хитрые приёмы ты используешь специально. А теперь, Акай, пожалуй, нам необходимо заканчивать, на пятки нашему разговору наступает ночь. Но мы обязательно еще увидимся, и я уверен, что ныне с вами будет всё в порядке.
В тот вечер мы распрощались с Сайго Дзёдзи, и Когами провёл меня до комнаты, пожелав спокойной ночи и обняв напоследок. Мне даже показалось, что объятия он задержал, но в моей голове была такая каша, которая перекрывала всё остальное, и я решила не думать об этом. Мне необходимо было просто переварить наш многочасовой разговор с Сайго Дзёдзи, и только тогда я смогу сказать, помог он мне или нет.
1) Булимия — болезнь анорексиков, когда при поглощении пищи через короткий промежуток времени она выходит обратно в виде рвоты.
2) «Если ты плачешь не от счастья, то перестань!» — Филлип Джей Фрай.
3) Цитата Джоди Пиколт, из книги «Хрупкая душа»
4) Сарки, брахманы, матвали и тагандахти — различные индийские касты разного назначения и социального положения.
5) Монолог Сайго и последующие вставки сделаны на основе парадоксальной теории изменений, информация о которой взята из статьи с пикабу. Ссылка ниже.
https://pikabu.ru/story/paradoksalnaya_teoriya_izmeneniy_kak_ne_stesnyatsya_svoikh_zhelaniy_7009696?utm_medium=social&utm_term=7009696&utm_source=vkmain&utm_campaign=longread&utm_content=life
|
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
|
Популярное
VKontakte
WhatsApp
Telegram
Отключить рекламу