Раб иллюзии (джен)

Сигарета тлеет в пальцах, но Мерлин не подносит ее к губам. Он ждет. Он и есть само ожидание. Томительные секунды, что проносятся одна за одной, будто их и нет, будто это чья-то навязанная извне сознания иллюзия, превращающаяся в вечность. Одна. За. Одной. Кожу обжигает, и Мерлин стряхивает дотлевший окурок между колен.

На небо набегают тучи, и Мерлин с отстраненным изумлением замечает, что солнце больше не слепит глаза. Мгновение, и первая капля падает на кончик замерзшего носа. И Мерлин чувствует холод. Порыв промозглого морского ветра. Он пробирается мерзлыми пальцами за воротник и щекочет нервные окончания.

Мерлин встает, и колени с щелчком хрустят от резкости. Вселенная возвращает времени привычный, размеренный ход, и это кажется почти мучительным. Оказывается, сейчас осень. Черт его знает какого года, но это неважно. Если отключать сознание, то все размывается, оставляя одну точку. Константу. Только здесь и сейчас.

Здесь, на побережье, и сейчас, когда дождь смывает пыль с лица и мыслей — осень, как побочная декорация, не играет существенной роли. Мерлин замирает в нерешительности — уйти или остаться. Но куда уйти? И где остаться? Вопросы, приправленные более глубинным смыслом, копаться в котором нет желания. Ни сейчас, ни, в идеале, когда-либо еще.

Ветер подвывает, словно подгоняет: «Реши, реши уже что-нибудь, Эмрис». Мерлин решает не обращать внимания. На кончиках пальцев жжет фантомной сигаретой, и пыльцы сжимаются в кулак. Огонь превращается в надоедливый зуд и смолкает. Усталость толкает в спину, и Мерлин спускается вниз, к морю.

Металл под пальцами холодный и ребристый, с ржавыми кровоточинками. Доски под ногами стонут. Мерлин спрыгивает на гальку, чуть пошатнувшись. Нелепый взмах руками, и равновесие восстановлено. Опорная точка найдена.

Волны бьются о берег, бросают соленые брызги в лицо, словно что-то шепчут, любовно перебирая песок и гальку, и возвращаются в лоно стихии, утягивая и внимание Мерлина. Затягивают в завораживающую, мощную воронку. Внимание притупляется, и время нерешительно замедляется. Секунды настороженно замирают над пропастью… одна… за… одной…

Мерлин ясно и отчетливо видит каждый камешек, песчинку и каплю воды, как не мог очень и очень давно. Воспоминания подернуты дымкой сизого тумана, и приходится напрячься, чтобы разогнать клубы пара. Чтобы они не сомкнулись над головой вновь.

Неохотно проступают очертания белокаменного замка, утопающего в окружающей зелени. Мерлин воспаряет над холмами, простирающими до кромки горизонта, падает и вновь летит сквозь облачную вату, прямо к солнцу…

— Артур!.. — воспоминание, что ослепляет яркой вспышкой, бьет наотмашь. Мерлин открывает глаза.

Реальность кислотой въедается в сущность, причиняя боль. И это так по-настоящему, что хочется плакать. Впервые, спустя, черт их знает, сколько вечностей. Хронометраж ломается, лопается, как мыльный пузырь, и осыпается тысячами бриллиантовых осколков прямо под ноги.

Как по щелчку, прекращается дождь. И море превращается в гладкую, хрустальную поверхность.

— Артур, — хрипло повторяет Мерлин, как забытое заклинание. Учится произносить вновь. Потому что и правда забыл.

И солнце несмело проглядывает из-за туч.