Свет в сердце (гет)

— Уже темно. Ну, я пошёл.

— Погоди, ещё рано. И нравится тебе ходить к ней?

— Ходить не нравится, а видеть её — да.

— Слушай, ведь она уже не та, что прежде.

Строгий взгляд пронзил собеседника.

— Ну ладно. Ты рискуешь своей жизнью.

Двери открылись, и в комнату, окутанную всё сгущающимися сумерками, вошёл молодой фараон.

— Уже готов? — спросил он и после кивка продолжал: — Тогда пошли, Нейт пропустит тебя.

Трое мужчин вышли из комнаты и направились к стенам города. Три тени быстро пересекли город и оказались у Главных ворот, не проронив за время пути ни звука. Страж уже ждала их у летательной машины.

— Не забывай держать связь, — строго наказал фараон, следя за другом.

— А, собственно, зачем? — впервые за все ночные полёты спросил он, сев в машину. — Если меня убьют, вы уже помочь не сможете, при ранении шанс помочь, конечно, возрастает, но всё будет зависеть от неё.

На мгновение воцарилась тишина. Три пары глаз сверлили изобретателя, собравшегося лететь.

— Не пускай его никуда, Кефер, — наконец сказал разведчик, — он сегодня сам не свой. И вообще это неправильно.

— Не включай заботливого братишку, я тебя очень прошу, — съязвил изобретатель и хмуро посмотрю на него.

— Друзья, не ссорьтесь, — примирительно сказала Нейт. — Рамзес, он должен лететь, ты ведь понимаешь.

Рамзес вздохнул и что-то проворчал, скрестив руки на груди.

— Гиксос, связь держи, — сказал Кефер тоном, не допускающим возражений.

Изобретатель пожал плечами, обещал держать связь и поднялся в ночное небо.

Ночи в Египтусе достаточно прохладные, поэтому чаще всего спокойные, т.е. длятся без сражений; конечно, иногда Тёмный фараон нападает на Золотой город и своего младшего брата, но в последнее время это стало редкостью. Это очень радовало верховную жрицу Тёмного фараона, Эксатона, коей она считалась до того злополучного дня, когда внезапно начался метеоритный дождь. После этого происшествия Эксатон назначил её просто учёным и личным медиком. Сехмет не возражала, ибо пониженный статус обнулировал и некоторые её обязанности, которыми ей совсем не хотелось обладать.

История этой девушки-львицы была всем хорошо известна, но если в начале войны вызывала жалость, сейчас — полное равнодушие большинства жителей Египтуса. Однако некоторым она была небезразлична.

А история такова: когда Собек сломал печать и освободил Тёмного фараона, господин и слуга, пробегая по коридору, наткнулись на Сехмет, не ожидавшую нападения. Предатель-Собек хотел убить Сехмет, но Эксатон, знавший о её мастерстве и некогда росший вместе с ней и потому несколько привязавшийся к ней, предложил девушке место у своего трона. Она, чтившая его отца, Ра, который был против воцарения Эксатона, отказалась, предпочтя собственную смерть службе жестокому фараону. Тогда Эксатон, желавший умелого учёного в свои слуги, стал угрожать ей, что убьёт Осириса, её учителя, которого она чтила, и его сына, Гиксоса, которого она любила. Тогда Сехмет, скрепя сердце, согласилась. Это был единственный раз, когда Эксатон воспользовался её чувствами. Сехмет, ворвавшись в свою комнату, пока Эксатон собирал Анубиса и Тота, стражей, стороживших его темницу, собрала некоторые вещи и, быстро обняв вошедшего учителя и рассказав ему обо всём, выбежала, утирая подступившие слёзы. Потом, со временем, она попала под влияние мрачных коварных планов Эксатона и сама ожесточилась.

После того самого метеоритного дождя Гиксос стал навещать свою подругу раз в неделю, всегда в одну и ту же ночь, ближе к концу недели. Её покои находились наверху, на этаж ниже покоев Эксатона, но быть замеченными они не боялись, т.к. Тёмный фараон никогда не выходил на балкон спальни.

Вот и сейчас, когда старший сын Ра заснул, на горизонте показалась точка, быстро приближавшаяся к балкону Сехмет. Она открыла дверцы и приготовила устройство, маскирующее машину Гиксоса. Сам изобретатель не заставил долго ждать себя. Когда он слез, девушка прикрепила устройство на машину и вместе с другом вошла в спальню.

— Ты сегодня долго, — сказала она, закрывая дверцы.

— Они просят держать связь, но разве успеют они до меня добраться, если меня ранят? А если меня с первого выстрела убьют?

— Не говори о таких вещах, пожалуйста, — заметила она и по обыкновению поднесла ему кубок с напитком.

— Тогда давай поговорим о другом, — Гиксос принял беззаботный вид и решил сегодня ночью говорить только о приятном, словно предчувствуя, что следующая неделя будет очень богата на события.

Ра с печалью отнёсся к новой войне, развязанной Эксатоном, с радостью познакомился с Последним фараоном Земли, с грустью узнал о пропаже Мафдет, но с гневом отнёсся к истории Сехмет, ибо угрозы и шантаж не подобали принцу. Он не знал, сможет ли она вновь обратиться к свету и часто задумывался над этим.

Меж тем Гиксос не смог прилететь к подруге в назначенный срок и был хмур. Однажды Осирис попытался его успокоить, сказав, что он скоро сможет снова её увидеть. Гиксоса вдруг осенило, и он тяжело опустился на тахту. Осирису это не понравилось, и он внимательно посмотрел на сына.

— У нас ведь нет будущего, — почти с отчаянием прошептал изобретатель.

— Почему же нет? — Осирис сел рядом с сыном, успокоенный, что с его здоровьем всё в порядке.

— Отец, она на службе у Эксатона.

— А ей это нравится? — учёный вопросительно поднял бровь, зная ответ.

— Дело даже не в том, что она с радостью ушла бы от него, а в том, что ни фараон, ни Правящий Совет её не примут.

— Ну в этом ты не можешь быть уверен. Ты же знаешь, что она воспитывалась в семье Ра, да и Кефер помогал тебе увидеться с ней. Что насчёт Совета — Исида поддержит тебя, да и Бэс любитель счастливых финалов.

— Сет будет категорически против. Ещё и обвинит в предательстве. А Маат... Может, сохранит нейтралитет на этот раз, — он вздохнул.

Дело в том, что Ра восстановил Маат в правах Верховного судьи, выслушав её точку зрения. Однако не разделил её.

— Думаю, всё будет хорошо, — сказал Осирис, легонько пихнув сына в бок. — Но рассказать о твоих вылазках придётся.

И вот на собрании Правящего совета Осирис, предварительно велев младшему сыну остаться дома и обсудив всё с Кефером, рассказал о встречах Гиксоса и Сехмет. Сначала шёпот изумления, затем задумчивая тишина. Первым нарушил её Ра.

— И вы решились на такое? Кефер, — он посмотрел на сына.

— Да, отец, — ответил принц. — Я не мог отказать другу в просьбе, ведь он очень сильно её любит, а все мы знаем её историю, к тому же, за всё это время Сехмет не сделала ему зла, и Эксатон не использовал их чувства.

— Хотите сказать, что в её сердце ещё есть свет? — спросил Сет, недоверчиво глядя на Осириса.

— Иначе она убила бы его при встрече, — ответил Гор. Он всегда был в братских отношениях с Гиксосом и Рамзесом, ведь его мать и их отец были очень близки и одно время заменяли погибших супругов и родителей своим детям.

— Нужно спросить это у самого Гиксоса, он видел её глаза и слышал её голос, — сказала Исида.

— Если всё будет в пользу Сехмет, — сказал Ра, — предлагаю обсудить всё заранее. Сейчас. Так вот, если всё будет в её пользу, кто согласен на её возвращение? Сразу говорю, что я согласен, потому что верю в возможность той, для которой я некоторое время был вместо отца, найти свет в сердце.

— Я тоже, — отозвалась Исида, — поскольку она изначально не хотела идти за Эксатоном и, как я слышала, не любит своё окружение и теперь.

Кефер, Бэс и Гор сказали, что согласны, Маат просто кивнула, а Сет долго не хотел соглашаться. Осирис обрадовался, что не взял сына с собой, ведь он очень сильно волновался бы, а сейчас волнения ему вредны. Дело в том, что у Гиксоса дистония, а как раз сейчас в город прилетел циклон, влияющий на метеозависимых жителей Египтуса.

— Если Гиксос подтвердит добрую её сторону, я соглашусь, — наконец объявил своё решение Сет.

Послали за изобретателем и ждали долго. Даже очень долго. Наконец в зал собрания вошёл Рамзес, ведя брата под руку. Гиксос держался за голову и вцепился в старшего брата, весьма неуверенно переставляя ноги. Осирис сразу спросил про обезболивающее.

— Он принял, отец.

— Гиксос, ты сможешь сейчас рассказать о поведении Сехмет при ваших встречах? — спросил Ра.

— Д-да, мой фараон, — неуверенно ответил он, закрывая глаза. — В первую нашу встречу она очень удивилась, а потом быстро притащила меня в свою спальню. Не припомню настолько обеспокоенного лица, как было у неё в тот момент. Узнав цель моего визита, она образовалась. И даже не пыталась скрыть это. Она всегда радовалась при встрече со мной, когда мы могли спокойно говорить и забыть о том, что находимся на разных сторонах. Что мы враги... Мы никогда не говорили о планах и войне, только о чём-то мирском, например, нравятся всё ещё ей цветы лотоса или как часто после её ухода моя дистония давала о себе знать. Она всегда внимательно смотрела на меня, когда я рассказывал ей о здоровье отца, или брата, или Кефера и охотно соглашалась загадывать загадки... Сожаление и радость, даже нежность не сходили с её лица, пока я был у неё, они настолько искренни, что я продолжаю верить ей, как верил всегда... А в последний раз, когда я уже отлетал от её балкона и обернулся, я увидел ужасную тоску в её глазах, — Гиксос покачнулся и был подхвачен отцом и братом, не отпускавшим его во время рассказа.

— На сегодня хватит, — сказал Осирис.

Ра вопросительно взглянул на Сета. Советник смотрел на Гиксоса, затем перевёл взгляд на Ра и кивнул.

— Если это как-то улучшит твоё самочувствие, Гиксос, — сказал фараон, — Правящий совет разрешает Сехмет вернуться в город и принимает её.

Изобретатель кивнул, вместо одного Ра видя троих, и был сразу же выведен из зала родными.

* * *

Сехмет очень беспокоилась по поводу того, что Гиксос не пришёл. Её дальнейшая судьба сейчас была для её не так интересна, как неизвестность случившегося. Сначала она пыталась успокоить себя тем, что вернулся Ра, но беспокойство всё равно терзало её сердце.

Тихий шорох привлёк её внимание, и в следующую секунду перед девушкой стоял Рамзес.

— Гиксос рассказал о ваших встречах на Совете, — сказал он.

— Что с ним? — неожиданно глухо спросила она.

— Дистония. Если ты о последствиях Совета, то, не считая головокружения, которое, впрочем, из-за дистонии, он в порядке.

Сехмет вздохнула с облегчением.

— Ещё кое-что. Постарайся сохранить своё место до его выздоровления. Есть одна вещь, которую сказать лучше ему, а не мне. Так решил Правящий совет.

Обострение дистонии у Гиксоса затянулось на месяц. Мужчина не мог даже нормально ходить, а уж про то, чтоб писать и читать, пришлось забыть. Осирис давал ему лекарства и витамины, но, как бы ни были чудесны технологии и разработки Египтуса, они действовали медленно. Изобретатель не нервничал и не беспокоился, во многом благодаря специальным витаминам.

Однако жилось ему ужасно скучно. Отец запретил Гиксосу часто вставать с кровати (хотя это было ему тяжело, но учёный знал характер своего сына) и что-то мастерить. Изобретатель не мог ничего возразить, т.к. любое умственное действие, хотя бы попытка что-нибудь вспомнить, оканчивалось сильной головной болью, а про физическое и говорить не стоит — на него просто не было сил. Семья Гиксоса решила скрасить его времяпровождение, и днём кто-нибудь из родных приходил к нему и рассказывал о новостях или читал какую-нибудь историю.

Семья изобретателя состояла из Осириса, его отца, Рамзеса, его старшего брата, Нейт, невесты Рамзеса, Исиды, воспитательницы, заменившей сыновьям Осириса мать, и Гора, сына Исиды, состоявшего в братских отношениях с сыновьями Осириса (к слову, Осирис заменил ему отца).

Однажды, когда Гиксос уже пошёл на поправку, к нему пришёл Осирис, чтобы что-нибудь рассказать. Новостей не было, истории лучше знала Исида, и отец не знал, о чём можно поговорить. Тогда Гиксос предложил:

— Отец, расскажи о том происшествии. Знаю, тебе больно его вспоминать, но я немного его подзабыл.

Осирис внимательно посмотрел на сына. Да, иногда после дистонии можно было что-то забыть. Вздохнув, он начал рассказ.

— Когда тебе было шесть лет, а Рамзесу двенадцать, ваша мать, Мосвен¹, считавшаяся великим воином, вместе с отцом Гора, Акэнатеном², матерью Кефера и Эксатона, Санерой³, и отцом Сехмет, Лизимбой⁴, отправились на сражение с Панахази*, грозившимся захватить Египтус. Против его войска мы выставили своё, и началось жестокое сражение, длившееся не одну неделю.

В один из томительных ожиданием дней прискакал гонец с двумя вестями. «Ура! — воскликнул он после приветствия. — Убит жестокий Панахази, войска его захвачены в плен! Но цена ужасна, — сказал он уже тише, — половина нашего войска пала, в том числе великий Лизимба и доблестная Мосвен. Великий Акэнатен тяжело ранен, а госпожа Санера лишилась левой руки». Я сорвался с места, собрал свои приборы и в один день долетел до стоянки. Акэнатен умер у меня на руках, взяв слово, что я позабочусь о его семье. Санере мне удалось помочь, и механическая рука стала признаком царицы.

Прошёл год. Боль моя поутихла, и я согласился с Исидой, тоже горевавшей о муже, что мы должны заменить нашим детям мать и отца. Однако в брак решили не вступать и жили как близкие друзья, как родственники. Санера и Ра же взяли под опеку Сехмет и её мать. Однако вскоре объявился сын Панахази — Камбизэт**. Я до сих пор не могу понять, зачем чужеземцы взяли наши имена. Возможно, чтоб у народа было меньше вопросов.

На сражение с молодым царём повела войско царица, в последнее время страдавшая от боли в левой руке. Мы долго отговаривали её, особенно Ра, но она, напоив его на ночь снотворным, чуть свет пошла к войскам и повела их на битву.

Через пару недель её внесли в город, как победительницу... Она была при смерти. Мы окружили её, и она, извинившись перед мужем за свой хитрый ход и сказав, как всех нас любит, вдруг обратилась к матери Сехмет. Она попросила её позаботиться о сыновьях и... — Осирис на минуту закрыл глаза. — С тех пор вы и росли в почти родственных отношениях. А теперь отдыхай, — он налил воды в кубок, кивнул на обезболивающее и ушёл, оставив сына вспоминать детство.

«Ну что ж, теперь я хоть могу предаваться воспоминаниям», — подумал Гиксос.

Примечание к части

¹Мосвен (ег. «белая») — на момент повествования в возрасте 30 лет (людское времяисчиление); женщина с длинными чёрными волосами, примерно до лопаток, белом калазирисе с золотым поясом и золотым клафтом, карими глазами и вечной нежной улыбкой. Оружие — копьё.

²Акэнатен (ег. «тот, который работает для Атона») — в возрасте 42 лет; мужчина в синих одеждах, с резкими чертами лица, строгим взглядом голубых глаз и чутким сердцем. Оружие — лук и стрелы.

³Санера (ег. «котёнок») — в возрасте 47 лет; женщина с нежным взглядом карих глаз, хрупкой фигурой и выступающими скулами, в золотом калазирисе и серебряном немесе. Оружие — кнут.

⁴Лизимба (ег. «лев») — в возрасте 40 лет; мужчина с львиной головой в красном схенти и голым торсом, золотым ожерельем и золотистыми стальными когтями, бирюзовыми яростными глазами. Оружие — когти.

*Панахази (ег. «варвар») — царь соседней страны, мужчина в чёрном халате и фиолетовой чалме. Оружие — сабля.

**Камбизэт (ег. «красивый король») — парень лет 20; в фиолетовой одежде. Оружие — сабля.

Месяц тянулся мучительно долго. За это время Лео Уолкер, Последний фараон Земли, не единожды побывал в Египтусе, навещая друзей. Однако миру скоро должен был наступить конец.

Сехмет, понимая, что дистония обострилась, терпеливо ждала выздоровления друга и положилась на своего учителя. Однако в это же самое время ей приходилось следить за здоровьем своего господина. Эксатон стал моложе и обрёл какую-то новую силу. Какую именно — выяснить не удалось, потому что он разболелся, по мнению Сехмет, как раз из-за своей новой силы. «Это как вирус, — объясняла она, — сначала слабость, зато потом устойчивость.» Эксатона это мало утешало, даже раздражало. По правде сказать, в последнее время его раздражали все действия Сехмет, которая после возвращения Ра стала словно витать в облаках.

Он поправился через пару недель и всерьёз задумался над поведением своего учёного. Он относился к ней, как к сестре, но, как это часто бывает, действия «сестры» раздражали его, и он даже подумал, что хорошо бы отослать её на пару деньков в какую-нибудь лабораторию в пустыне. Но Эксатон всё никак не мог решиться объявить ей о своём решении и поэтому терпеливо ждал удобного случая.

* * *

Когда Гиксосу объявили, что его жизнь вернулась в обычную колею, он сразу же попросил разрешения слетать к Сехмет и объявить о решении Совета. Ра дал добро, и изобретатель ели дождался ночи. Однако в коридоре его окликнул Кефер.

— Следуй за мной, — сказал он. — У меня кое-что есть для тебя.

Изобретатель удивился и немного огорчился — ему так не терпелось увидеть Сехмет, но он не смел ослушаться принца.

— Я знаю, ты сгораешь от нетерпения, — продолжал Кефер, — но ты ещё недавно был не в состоянии даже ходить, поэтому хочу помочь тебе избежать нежелательных последствий.

Сын Ра привёл друга в отсек с летательными машинами, где стоял Осирис.

— Сядешь на мою, — сказал Кефер. — Она быстрее и бесшумнее. А от отца тебе прибор в подарок.

Осирис улыбнулся вслед за принцем и протянул сыну небольшую пластину:

— Прикрепи к браслету. Она усилит доспех, а в случае надобности введёт тебе обезболивающее и выведет к выходу. Не забудь: делегация прибудет к Эксатону завтра. Удачи, сын, — учёный хлопнул Гиксоса по плечу. Тот улыбнулся, поблагодарил за помощь и улетел.

Свежий ветер дул в лицо, над головой проносились звёзды. Гиксос чувствовал удовлетворение от полёта и радость от предстоящей встречи. Обрадуется она? Забеспокоится? Смогут ли они сегодня поговорить? Он не думал об этом, он просто летел.

Тихо войдя в спальню львицы, Гиксос сразу увидел её у стола, стоящую к нему спиной.

— Кажется кто-то уже перестал меня ждать, — сказал он.

Она повернулась к нему, удостоверилась, что это именно он, и крепко обняла его.

— П-полегче, — улыбнулся он, обнимая её, — я ещё не до конца поправился, — её руки ослабили хватку, но не отпустили его.

— Тебя так долго не было, — сказала она, не поднимая головы с его груди, — неужели так серьёзно?

— Ты ведь знаешь о циклоне. Но да, я почти не мог ходить.

Сехмет посмотрела в его глаза. Он был спокоен и весел и с улыбкой смотрел на неё, поглаживая плечо подруги. Он любовался её лицом, освещённым красным светом, видел, как свет отражается в её глазах и делает их немного больше. Девушка увидела красный отблеск на его глазах, и ей вдруг стало не по себе — ей привиделся Гиксос с красными глазами. Это достаточно жуткое видение напомнило ей о решении Эксатона.

— Ты как раз вовремя, — сказала Сехмет, — Эксатон решил отослать меня в дальнюю лабораторию. Полагаю, я ему надоела своей задумчивостью. Завтра я улетаю.

— Как завтра? — Гиксос почувствовал, как больно сжалось сердце. — Завтра же придут послы.

— Какие послы? — удивилась она.

— Видишь ли, Правящий совет разрешил тебе уйти от Эксатона и присоединиться к Ра. Делегация прибудет завтра просить Эксатона отпустить тебя от имени твоих родных.

Девушка покачала головой:

— Каких родных? Отец погиб, когда я была маленькой, а мать исчезла вскоре после погружения Ра в усыпальницу.

— Ты забываешь о друзьях и самом Ра, — улыбнулся изобретатель, — он же заменял тебе отца и готов принять тебя обратно.

— Я не могу спорить с Эксатоном, — вздохнула она и закрыла глаза. Время словно остановилось. Её обняли и прижали к себе, держа так крепко, словно она сейчас же улетает. Она снова вздохнула и уткнулась в плечо любимого. Да, Сехмет и Гиксос могли называть себя и друг друга возлюбленными, ибо их любовь зародилась ещё в юности.

— Возможно, ещё не всё потеряно, — сказала она наконец, поднимая глаза. — Тёмный фараон не сказал, когда именно завтра я должна лететь. Послы должны прибыть утром, и тогда есть шанс успеть.

Гиксос кивнул, понимая, что дальнейшая их судьба зависит от него.

* * *

Утро выдалось неспокойное. В Золотом городе послы собирались буквально на бегу, стараясь не забыть чего-нибудь важного, и часто даже врезались друг в друга. Благо, их было всего пятеро. В Тёмной же пирамиде Сехмет всеми силами старалась задержать свой отлёт. Конечно, она могла бы улететь, потом послы бы прибыли за ней, но неизвестно, отпустил бы её Эксатон. «Отпустит ли он меня сейчас? — внезапно подумала Сехмет. — Надо ему побольше надоесть, тогда он с радостью избавится от меня.» И она стала с каждой мелочью, касающейся отлёта, приходить к Тёмному фараону.

Когда Эксатону надоели частые вопросы и указания «на будущее» своего учёного, Карнак вдруг доложил, что прибыли послы из Золотого города. Старший сын Ра удивился и велел их впустить.

Послы чётко и ясно изложили цель своего прибытия, когда в тронный зал вошла Сехмет, держа какое-то устройство. Она удивлённо посмотрела на послов, среди которых был и Кефер, но не успела и рта открыть, как снова вошёл Карнак и с поклоном сказал:

— Великий фараон, к пирамиде подходит войско в тёмно-фиолетовом облачении, которое ведёт, кажется, женщина верхом на коне.

— Это ваше средство убеждения, Кефер? — спросил Эксатон.

— Только ты убеждаешь силой, Эксатон, — ответил брат. — Тем более, коней у нас нет уже около двух тысячелетий.

— Откуда взяться коню и новой армии в Египтусе? — спросила Сехмет.

— Они одеты в восточную одежду, примерно как персы, — сказал Карнак.

Эксатон вдруг стал серьёзен.

— Нужно встретить их, — сказал он.

— Чем ты так обеспокоен? — спросил Кефер, следуя за братом.

— Лучше тебе не знать, — мрачно ответил Эксатон.

Они вышли из пирамиды и встали лицом к приближающемуся войску. Сехмет заметила сыновей Осириса и подошла к ним.

— Вы тоже здесь? — удивилась она.

— Хотелось поскорее тебя увидеть, — улыбнулся Гиксос и посмотрел на войско.

На коне гордо восседала девушка с орлиным носом, голубыми глазами и хвостом-колечком на голове, одетая в тёмно-фиолетовый, почти чёрный, бюст, тёмно-фиолетовые бриджи с красным поясом и красные восточные туфли. За спиной у неё развевался сиреневый плащ, на шее и груди было затейливое золотое ожерелье с цветком лотоса, в ушах мощные серьги, на руках браслеты, а на поясе прикреплён кнут. Сама она была худенькой и достаточно костлявой, а чёлка скрывала её брови, лицо же было не особо приятным.¹

Эксатон и Кефер вышли ей на встречу и поприветствовали, после чего представились и попросили её назваться.

Девушка с минуту молча смотрела на них, сияя золотом. И вдруг Эксатон вспомнил этот знак — лотос — и сразу напрягся.

Наконец девушка сказала:

— Моё имя Изис², я дочь Камбизэта и пришла отомстить за своего отца.

Примечание к части

¹Внешний вид всадницы на втором сайте (может быть получится https://forum.ficomania.com/threads/svet-v-serdce-egiptus-get-pg-13-hurt-comfort-prikljuchenija.2367/#post-49042)

²Изис (ег. «королева трона») — дочь Камбизэта, наследница мятежной провинции, египтянка по линии отца и деда и персиянка по линии матери.

Изис развернула коня и направилась к своим войскам. Эксатон отдал приказ вывести своих солдат и готовиться к бою. «Так я и знал, — бормотал Тёмный фараон и вдруг сказал Кеферу и его людям: — Лотос — символ мятежной провинции Египтуса, из которой родом Панахази. Часть Персии. Видимо, сам Панахази египтянин. Возвращайтесь к Ра и расскажите о происшествии.» Кефер отослал послов и остался со своими воинами сражаться. В тот момент никто и не подумал, что, если они проиграют, Ра останется без наследников, и тогда престол придётся занять Лео, не готовому к этому.

Мумии подоспели как раз вовремя и с разбегу скрестили копья с саблями солдат Изис. В сражении участвовали все, кроме Изис, сидящей на коне и издалека наблюдающей за ходом битвы. «Они хорошие воины, — думала царица, — если мы проиграем это сражение, я, пожалуй, соглашусь вступить в переговоры.»

Обстановка с каждой минутой накалялась. Персы — как их уже успели прозвать воины Египтуса — явно были настроены на победу и бились всё яростнее. Эксатон вводил всё новые войска, пока на поле брани не очутились все его подчинённые. «Неужели они так сильны?» — думал Эксатон о персах.

— Эксатон, — Кефер сшиб ближайшего к брату врага, — предлагаю объединить наши удары для большей мощи и бить одновременно.

— Ты хочешь использовать «Силу солнца»? — удивился старший брат, откидывая мощной волной сразу пятерых. — В последний раз мы разгромили половину арены Аписа и сами чуть не погибли.

— Если честно, о «Силе солнца» я после этого забыл, но можем попробовать. Тогда у нас была слишком большая разница в силе, а сейчас она равна.

Эксатон хмыкнул, очистил место от персов и вынул из браслета центральный камень. То же сделал и Кефер. Братья обменялись камнями, затем вытянули вперёд правые руки и одновременно выпустили мощные потоки, лучи пересеклись, образовав единый поток фиолетового цвета, который через сантиметров пятьдесят стал жёлтым и ударил в гущу персов. Образовалась брешь, и Изис занервничала. «Сила солнца» действовала на «ура!» и настигала самые гущи врагов, а разделённых персов добивали войска.

Царица подозвала к себе генерала и велела разъединить принцев. Генерал обходными путями добрался до них, но его сбил Рамзес, и между ними завязался бой. Изис решила сама разъединить принцев и поскакала к ним.

Всё случилось так быстро, словно в одно мгновение: Рамзес откинул генерала и, заметив Изис, сообщил Кеферу, сыновья Ра развернулись и еле успели выстрелить, однако их потоки немного разъединились, и мощь вышла из-под контроля, причинив вред всем окружающим. Взрывная волна откинула и их, и Изис, и Рамзеса с генералом, и нескольких солдат.

Гиксос бросился на помощь. Он успел достичь только своего брата (а Кефера с Эксатоном не успел найти, поскольку их откинуло слишком далеко), когда второй генерал Изис начал отступление персов и решил прикончить хотя бы одного врага. На глаза ему попался Гиксос, и генерал быстро стал приближаться к нему. Сехмет, находившаяся поодаль, заметила, что генерал приближается сбоку и решила перехватить его.

Вы никогда не замечали, что одна минута может тянуться мучительно долго и всё никак не кончаться? А вам в это время кажется, что могло бы пройти уже минут десять. Но минута всё тянется и тянется...

Сехмет, быстро добежав до любимого, направила удар на генерала, который столкнулся с его ударом, и загородила Гиксоса. Её откинуло, и изобретатель успел услышать лишь вздох, повернувшись на шум. Он видел, как она отлетела, разбрызгивая фонтан крови.

Сердце защемило, он ударил генерала, размозжив ему голову копьём, и стал искать свою Сехмет. В это время очнулся Рамзес и, увидев где-то за дюной золотое поблёскивание, которое скоро исчезло, решил разыскать Кефера и Эксатона, видя, что с братом всё в порядке. Однако, когда персы унесли свою царицу и сами убрались, он не увидел нигде сыновей Ра. Гиксос упал на колени.

— Ты в порядке? — спросил Рамзес, садясь рядом с братом.

— Её нет, — тихо ответил Гиксос, водя пальцами по окровавленному песку, — её нигде нет. А с такой раной она далеко уйти не могла.

— Кстати, Кефер и Эксатон тоже исчезли. Уж не персы ли их унесли? — и вдруг до разведчика дошёл смысл слов воина: тяжело раненая Сехмет исчезла, а для его брата это тяжёлый удар.

— Зачем персам раненые воины? — безучастно спросил Гиксос, чувствуя дрожь в теле. — Она спасла меня, понимаешь? — воскликнул он неожиданно. — Она заслонила меня от удара, это я должен был погибнуть, а не она!

— Почему ты думаешь, что она погибла? — попытался смягчить трагедию брат.

— С такой раной не выживешь, — покачал головой тот и снова уткнулся в окровавленный песок.

Ра прибыл в Тёмную пирамиду вместе с Правящим советом и Осирисом. Рамзес им всё рассказал, и поиски троих пропавших возобновились. Их искали два дня, но всё было тщетно.

— Если они у персов, те их точно убьют, — мрачно сказал Ра и ушёл.

Осирису пришлось разрываться между своим фараоном и своим сыном: отец, потерявший сразу обоих детей, и мужчина, потерявший свою возлюбленную, не могли в этот вечер сдержать бессильной ярости и горя.

* * *

Эксатон очнулся первым. Они вместе с Кефером лежали в небольшой палатке нежно-бежевого цвета, накрытые двумя голубыми одеялами. Негромкое протяжное мычание ознаменовало пробуждение Кефера.

— Что дальше? — спросил он, сидя и держась за голову, не открывая глаз. — Кто победил?

— Не знаю, но мы точно не у Сехмет, — ответил Тёмный фараон.

— И не у Осириса, — Кефер тоже осмотрелся. — Гляди-ка: еда, — он протянул Эксатону вазочку с фруктами.

— Ты в своём уме? — тот очень странно посмотрел на брата. — Просто у меня ощущение, что ты немного-о...

— Не знаю, в голове какое-то банановое пюре, — Кефер с какой-то беспомощностью посмотрел на брата.

Эксатон изумился, но виду не подал. Как давно он не говорил с братом нормально? И почему Кефер так доверчиво говорит? Он что, считает, что после совместного боя их отношения стали нормальными? Эксатон задумчиво надкусил персик. Ему почему-то захотелось наладить отношения с родным младшим братом.

— Ты почему не ешь, банановое пюре? — усмехнулся Тёмный фараон.

— Давненько я не слышал от тебя насмешек, — внимательно посмотрел на него принц. Может, Эксатон желает наладить отношения?

— Хватит болтать, банановое пюре, — Эксатон придвинул к брату вазочку.

— Ты впал в детство? Почему ты зовёшь меня ба..?

Кефер не успел договорить, потому что Эксатон всунул в его рот банан.

— А я говорил: хватит болтать, — съехидничал старший брат.

Младшему сыну Ра захотелось высказать Эксатону всё, что он думает о нём с бананами, но он вдруг понял, что разговор это детский и ужасно комичный. Тем не менее радость от поведения Эксатона грела ему сердце. Эксатону же хотелось, чтоб Кефер что-то возразил, разозлился, съехидничал или просто что-то сказал, хотя он сам не понимал, почему вдруг захотел «капризов» Кефера. Но Кефер молчал. Тогда Эксатон решил подтолкнуть брата и сказал:

— Наконец-то тишина. Банан лучше всего сочетается с банановым пюре.

Кефер лишь театрально откусил следующий банан, давая понять, что полностью согласен. Эксатон хохатнул, подпихнул брата локтем в бок и принялся за фрукты.

Когда дети Ра набрались сил и обыскали всё вокруг в поисках своего спасителя, они никого не нашли — палатка одиноко стояла под пальмой у ручья. Уходить не поблагодарив хозяина им не хотелось, и дети Ра стали ждать. Всё это время братья разговаривали о прошлом, и Эксатон признался, что скучал по семье и хороших отношениях, отчасти поэтому и взял Сехмет тогда с собой. Когда наступила ночь, они легли спать, а утром уж не стали ждать хозяина и собрались уйти, как вдруг Кефер заметил на половом ковре золотой волос и показал его брату.

— Кефер, это волос хозяина. Чему ты так удивляешься? — проговорил брат, скрестив руки на груди.

— Эксатон, золотой волос. Только у Мафдет такие волосы. Понимаешь, что это значит?

— Кефер, даже если это Мафдет, нам пора возвращаться. Подумай об отце. И, если это Мафдет, она не обидется на нас, мы и так потеряли один день, — с этими словами старший брат вышел из палатки.

* * *

Ра с золотыми воинами вернулся в Золотой город. Весть быстро разлетелась, и город погрузился в траурную тишину. О спасательной операции не могло быть и речи — за всё это время персы наверняка убили его детей, тем более что не является посол с требованием выкупа.

Нейт и Рамзес стояли на стене города, над воротами, и смотрели вдаль.

— Несчастный Ра, сразу двоих детей потерять, — тихо сказала Нейт. — И Гиксос. Ведь он только обрёл её... А мы потеряли доблестного воина, — добавила девушка со вздохом.

— Потеряем и ещё одного. Считай, уже потеряли, — Рамзес тяжело вздохнул.

— О ком ты?

— О брате. Посмотри на него — он оделся в чёрно-серое и надел медный браслет на предплечье в знак скорби. Но и это ещё не всё, — разведчик стал говорить тише, — ночью, когда мы прилетели, нам не спалось и мы гуляли. И вдруг я заметил при полной луне, что его глаза...светятся красным. Он теперь так мрачен и так резко на всё реагирует, что мне, честно признаюсь тебе, Нейт, страшно за него... И за нас.

Страж удивлённо посмотрела на него.

— Мы ведь с тобой влюблены и счастливы вместе, а ему сейчас тяжелее всего видеть пары.

— Наверно, мне пока стоит не ходить к вам. Пока его боль не утихнет... Смотри, что это там? — она указала в пустыню, где виднелись два путника.

Через десять минут Нейт уже открывала ворота Кеферу и Эксатону, уставшим, но счастливым. Эта новость ещё быстрее распространилась по городу, и встреча царственных особ прошла в счастливых крепких объятиях.

Когда Кефер спросил, почему они не видят Гиксоса, Рамзес рассказал ему. И тут вошёл Гиксос. В точности, как описывал его брат, только лицо не обычное приветливое, а холодное, и глаза горят красным пламенем злобы и безутешного горя. Всё в миг стихло. Изумлённые взгляды провожали изобретателя. Он спокойно извинился перед всеми за вторжение и сказал сыновьям Ра:

— Я рад, что вы живы. И, кажется, ладите, — слабая улыбка появилась на его губах. — С возвращением.

После этого он развернулся и вышел из зала. Чёрный, холодный, со смесью радости и скорби на лице и совершенно на себя не похожий. Конечно, все видели, как ему тяжело, и старшие прекрасно его понимали, но только Осирис знал, какие муки испытывает его сын, как растравляется и разбивается его сердце, как терзается его душа, как обессиливает он и как меняется...

— Пожалуйста, не надо.

— Не заставляй меня силой давать тебе лекарство. Ты ведь сам понимаешь, что это необходимо.

— Отец, голова уже не болит, — стоял на своём Гиксос.

— Оно не помешает. Ты целыми днями бродишь по городу и саду, совершенно отрешённый от мира. Не мне говорить тебе, как пагубно твои муки влияют на твоё здоровье.

Гиксос насупился, скривил рот, давая понять, что совершенно несогласен, и закрыл глаза. Он сидел в бархатном широком кресле, в которое рухнул несколько минут назад от головной боли. На его несчастье Осирис как раз в этот момент зашёл к нему проведать. Его отрешённость пугала отца. Тяжело перенося влюблённые пары, Гиксос, сам того не понимая, служил причиной долгих отсутствий Рамзеса. Наконец, когда он это осознал, попросил брата не уходить надолго и приглашать к ним Нейт, а сам же стал на весь день уходить из дома, выходя на рассвете и возвращаясь ночью. Такой расклад беспокоил всех друзей, но заставить Гиксоса изменить решение было невозможно, пока он сам, утомлённый недосыпом, не уснул на весь день. В конце концов Осирис напоил младшего сына снотворным и запер в комнате. И теперь у изобретателя заболела голова.

Гиксос с минуту не двигался, потом со вздохом открыл глаза и посмотрел на отца, сверлящего его взглядом.

— Хорошо, я приму лекарство. Но ты совершенно напрасно беспокоишься за меня, отец, — промолвил он, чувствуя, что хочет остаться один и просто полежать, бессмысленно глядя в потолок.

Учёный подал сыну кубок с растворённым в воде лекарством и сказал:

— Не отталкивай нас, мы ведь твоя семья.

Какие-то угрызения совести шевельнулись было в душе изобретателя, но семьёй являлась и Сехмет, воспоминание о ней больно полоснуло ножом по сердцу, и Гиксос снова ушёл в себя. Он отдал пустой кубок отцу и, когда тот ушёл, исполнил своё желание — завалился на кровать. Однако бессмысленно смотреть в потолок у него не вышло — воспоминания нахлынули на него огромной волной, с которой он был не в силах справиться и даже бороться и в которой ему было суждено утонуть.

Осирис сильно переживал за Гиксоса, иногда он даже не мог уснуть от беспокойства, и часто ему требовалась помощь, чтобы успокоиться после разговора с сыном. Так было и теперь. Поэтому учёный направился к единственному человеку, который мог ему в этом помочь — к своей первой любви, к Исиде.

Исида как раз закончила дискуссию с сыном по поводу истории Египта, в которую часто вступала с ним, и в хорошем настроении шла в свою комнату, планируя провести следующую пару часов в Энергетическом познании¹.

Осириса встретила милая улыбка, с которой женщина обычно разговаривала с ним, но от взгляда Исиды не скрылись разочарованность и беспокойство своего первого возлюбленного.

— Гиксос совершенно замкнулся? — спросила она, понимая, о чём пойдёт разговор, и повела учёного в свою комнату.

— Я боюсь за него, — честно признался Осирис. — Он пошёл характером в мать — такой же восприимчивый и эмоциональный. И глаза... — Осирис сел в кресло напротив Исиды. — С ним ведь обязательно что-то произойдёт, да уже произошло.

— Мы пережили, Осирис, сможет и он, дай только время, — Исида взяла его за руку.

— Нет, моя дорогая, нет, — покачал он головой, — он не переживёт: слишком слаб. Это ведь сильные эмоции и переживания, а дистония...

Минуты текли в молчании, сопровождаемые тиканьем часов. Осирис сидел сгорбившись, словно на него навалилась целая скала, а впрочем, так оно и было — скала переживаний и проблем давила на него почти так же сильно, как на Гиксоса горе. Исида не решалась нарушить молчание, поскольку видела, что Осирис глубоко погружен в свои раздумья, и ему сейчас нужно просто её присутствие, чтобы не сойти с ума.

— А знаешь, почему мы пережили? — сказал наконец Осирис. — Потому что у нас были дети, и мы не могли целыми днями горевать. Я пытался отвлечь его, но он замыкается в себе и просто уходит на весь день. Он словно отталкивает нас от себя, — вздохнул учёный, и Исиде показалось, что в его глазах стоят слёзы.

— Нужно провести семейный день, — предложила женщина, — мы с Гором что-нибудь придумаем сегодня.

Тем временем Гор и Рамзес сговорились растормошить своего братишку и хоть как-то отвлечь от Сехмет. Они пришли в его комнату с намерением привести на тренировку. Они очень удивились, застав изобретателя, ходящего по комнате и собирающего вещи.

— Гиксос, ты куда? — спросил Гор.

Тот вздрогнул, внимательно посмотрел на пришедших и ответил:

— В Тёмную пирамиду. В лабораторию Сехмет и её комнату.

— Зачем? — Рамзес положил руку на плечо брата, разворачивая того к себе лицом.

— Там всё говорит о ней... Может, это мне поможет перестать терзаться, — добавил он тихо и отвернулся.

Воины молча смотрели на него, не зная, стоит ли его останавливать и действительно ли поможет ему этот ход. И вдруг в комнату вошли Исида и Осирис. Отец сразу осведомился, что происходит, и ему ответил Гор.

— Ты же не думаешь, — сказал Осирис младшему сыну, — что Ра так просто тебя отпустит, или ты сможешь уйти без предупреждения?

— Я хотел предупредить тебя, — немного резко ответил сын. Он почувствовал, как сильно всё ему надоело, как он хочет куда-нибудь уйти от всех этих слов сострадания и утешения, подбадриваний и советов, просто от чрезмерной озабоченности о нём. И ради этого он даже был готов поссориться с родными.

Но Осирис слишком хорошо знал Гиксоса и не обиделся на его резкость.

— Хорошо, — сказал учёный, — в таком случае ходатайство я беру на себя. Как думаешь, разрешения фараона будет достаточно? — обратился он к Исиде.

— Вполне, — ответила она. — Только нужно проинформировать Эксатона.

(А Эксатон вернулся в Тёмную пирамиду — не бросать же постройку — чтоб ожидать новой атаки персов, которые, кстати, затихли.)

Осирис встретил фараона в коридоре. У Ра как раз было хорошее настроение, и учёный, после приветствия, сразу перешёл к делу:

— Мой фараон, прошу отпустить Гиксоса в Тёмную пирамиду на некоторое время.

— Вот как? — удивился Ра. — Странная просьба, тебе не кажется?

— Ему нужно сменить обстановку... Ра, он не выдержит. Он уже собрал вещи и, я готов поспорить, хотел поссориться с нами, лишь бы попасть туда, где была Сехмет.

Через несколько часов Гиксос вылетел в Тёмную пирамиду: Ра и Эксатон не были против. Изобретатель обнялся с каждым другом и родным человеком, не чувствуя при этом грусти от расставания да и, в общем-то, не испытывая никаких эмоций, и получил напутствие от отца — следить за своим здоровьем, после чего и улетел, оставив в сердцах своих родных беспокойство.

* * *

Тёмное воинство получило своего рода прощение за то, что первым встретило войска персов и не пустило их к Золотому городу. Эксатон, возжелавший наладить отношения, был прощён, и каждый день связывался со своими родными, сообщая, что персов всё ещё нет. Решение Гиксоса было для него удивительно, но раз Ра попросил дать изобретателю свободу действий, значит, так надо.

Сына Осириса встретил Анубис, что не очень обрадовало Гиксоса: обиды детства всё ещё были живы в памяти.

— С прибытием, — осклабился Анубис. — Я провожу тебя до лаборатории и спальни.

Гиксос сухо поблагодарил шакала и направился за ним, держа за ручку среднего размера сумку, в которой находились некоторые его вещи. Некоторое время они шли молча, но наконец Анубис спросил, почему Гиксос решил прилететь.

— А то ты не догадываешься, — недовольно ответил изобретатель.

— Мне велено лишь встретить и проводить тебя, — ответил разведчик, — а мои мысли — это всего лишь мои мысли, а не правда.

Гиксос промолчал. Разговор с Анубисом не входил в его планы и вообще был ему неприятен.

— Я знаю, что ты испытывал к Сехмет чувства, — продолжал Анубис, — но зачем заявляться к нам? Сидел бы спокойно в Золотом городе и тосковал, а тут — кому нужна твоя тоска?

— Я решил сменить обстановку и посмотреть, как она жила, — процедил сквозь зубы Гиксос, раздражаясь от вопросов шакала. Тем не менее тот продолжал.

— А, вот как. Ну посмотришь — а дальше? Завалишься на её кровать и целыми днями будешь лежать и смотреть в потолок? Тогда прилетать не стоило. Да, кстати. Помнится, у тебя было какое-то заболевание головы. Ты и сейчас больной на всю голову? — Анубис покосился на собеседника со злорадной ухмылкой.

— Дистония, — процедил Гиксос, пытаясь игнорировать издёвки и не вспылить.

— В этом вы с Сехмет похожи — просто заваливаете научными терминами и ничего не объясняете.

— Заболевание сосудов. Долго объяснять.

— То есть ты сумасшедший? Из-за этого у тебя изменился внешний вид?

— А ну-ка закрой пасть! — не выдержал Гиксос. Гнев обуял-таки его, и разум едва справлялся с эмоциями: лучше всего было не скандалить в чужом доме, а то ему придётся плохо.

— Наконец-то хоть какие эмоции! — воскликнул Анубис. — Но ты не очень-то распаляйся — здесь нет ни папочки, ни старшего брата.

— Всё меряешь детскими мерками? — усмехнулся Гиксос. — Мы уже давно не дети, — сказал он спокойно.

Анубиса задело замечание и спокойствие Гиксоса, поэтому он промолчал. «Благодатная тишина!» — чуть не воскликнул Гиксос, но вовремя успел остановиться.

Вскоре они пришли к спальне.

— Вход в лабораторию — первая дверь налево, — сказал Анубис и ушёл.

Гиксос вошёл в спальню и запер за собой дверь. В комнате стоял затхлый воздух, т.к. окна и балкон были заперты, и сюда никто не входил с момента сражения с персами. Изобретатель стал проветривать помещение и осматриваться. Здесь всё напоминало о ней: вот её стол со множеством чертежей, свитков и планшет, вот кровать, вот дверь, ведущая в лабораторию, вот два кресла, на которых они сидели ночами, вот шкаф с одеждой, в котором она любила прятаться от него, а вот их кубки и вазочки, с которыми его визит превращался в трапезу. Здесь всё напоминало о ней.

Дыхание спёрло, голова закружилась, перед глазами поплыли картины прошлого, и Гиксос рухнул на кровать, потеряв сознание.

Примечание к части

¹Энергетическое познание — своего рода медитация, при которой медитирующий освобождает внутренние потоки энергии (в прямом смысле) и очищает сознание.

Это было странно — стоять в её лаборатории, когда её самой нет. Видеть её творения, когда её самой нет... Гиксос не знал, лучше ему или хуже — горечь так и была в его сердце. Он осмотрел лабораторию Сехмет, где нашёл любопытные разработки и изображение себя рядом с ней, от чего ему стало вдруг немного легче. И вдруг изобретатель понял, что должен завершить её проекты в память о ней. Гиксос поставил на стол голографическое изображение себя и своей любимой и приступил к работе.

* * *

Не сказать, что Анубис чувствовал угрызения совести, но было что-то, что заставляло его постоянно мысленно возвращаться к разговору с Гиксосом и к своим шуткам в детстве. Шакал понимал, что они были обидными для ребёнка, но что поделаешь с природой хулигана? Вот и сейчас он нарочно издевался над изобретателем. А теперь ему вроде как и совестно. «Всё, хватит! — подумал Анубис. — Спросить что ли у Рамзеса, что делать? Дружили же раньше.» Он развернул свиток-устройство и связался с Рамзесом. Сначала сигнал никто не принимал, но потом появилось изображение разведчика золотого воинства, который выглядел очень удивлённым.

— Что тебе нужно, Анубис? — холодно спросил Рамзес.

— Это касается твоего брата. Мы немного поговорили и...

— Решил поиздеваться над ним? — перебил его Рамзес грозно. Уж кто-кто, а он знал характер Анубиса.

Анубис посмотрел куда-то мимо Рамзеса.

— Эта его болезнь — дистония — можешь объяснить, в чём её суть? Тёмный фараон поручил мне приглядывать за Гиксосом. А я...ну ты понимаешь.

Удивлению Рамзеса не было конца, но он всё-таки решил объяснить другу детства, что главное — не давать Гиксосу переутомляться и изредка напоминать о лекарстве.

— Остальное тебе не нужно, а чётких объяснений я не дам — не врач, — закончил Рамзес.

Изображение пропало, и Анубис остался наедине со своими мыслями. Забота о бывшем враге — так себе затея, но приказ есть приказ. «Вместо старшего брата», — проворчал шакал и занялся своими делами.

Стук в дверь прервал труды Гиксоса. Сначала он удивился, обнаружив себя в чужой лаборатории, но потом быстро всё вспомнил. Стук повторился. «Кого там ещё принесло?» — недовольно подумал изобретатель и пошёл отпирать дверь. На пороге стоял Анубис.

— Соскучился? — изобретатель облокотился на дверной косяк и поднял бровь.

— Пришёл напомнить о лекарстве, — пробормотал шакал. — Мне приказано приглядывать за тобой.

«И тут надзор», — раздражённо подумал изобретатель, бросил на Анубиса яростный взгляд и ушёл, громко хлопнув дверью. Анубис изумился: Гиксос никогда не вёл себя так.

Сын Осириса же был до того раздражён, что не мог продолжать работу, а следовательно в его голову полезли различные ненужные мысли.

* * *

Мальчик лет пяти в одежде оливкового цвета спокойно шёл по коридору, когда из-за угла внезапно выскочил страшный монстр: чёрная шерсть стоит дыбом, глаза горят красным пламенем, огромная пасть с торчащими зубами открыта, и из неё стекает слюна. Ребёнок вскрикнул и дал стрекоча, а чудище побежало за ним, кровожадно рыча.

На повороте мальчик поскользнулся и грохнулся на пол с характерным глухим ударом, разбив колено. Чудовище приближалось. Не в силах бежать, ребёнок попробовал ползти, но резкая боль пронзила ногу. Чудовище приближалось. Вот оно уже почти нависло над ним. Он вскрикнул в испуге «Мама!» и закрылся рукой.

И тут раздался оглушительный хохот, и вместо монстра появился юный шакал — Анубис.

— К мамочке захотел, малыш Гиксос? — стал он издеваться. — Маменькин сынок. Прав я был — ты жуткий трус, — он разразился новым взрывом хохота. — Передавай привет Рамзесу, — бросил он, уходя.

Семья Осириса через 4 года после случая с монстром.

Было около десяти вечера.

— Куда он делся?! — крикнул юный Рамзес, и послышался грохот. — Он мне нужен завтра на тренировке!

— Рамзес, что ты потерял? — спокойно спросила Исида.

— Хопеш! Ну, деревянный хопеш. Апис сказал, что завтра тренировка будет с ними. Гикс, где он?!

— Кто? — показался в дверях Гиксос.

— Мой хопеш! Тебе он нравился, ты брал?

— Нет, — признался брат.

— Тогда где он? — спросил Анубис, гостивший тогда в семье Осириса.

— Не знаю, — Гиксос покосился на Анубиса.

— В таком случае ты не будешь против обыска? — продолжал шакал.

— Да пожалуйста.

Рамзес и Анубис пошли в комнату маленького изобретателя. Тут как раз из библиотеки вернулись Осирис с Гором. Отец сразу спросил, что случилось, и Исида ему объяснила. Тогда все вошли в комнату Гиксоса.

Старшие дети открывали шкафы и сундуки, но ничего не находили. Наконец Анубис залез под кровать.

— Ну угадай, что я нашёл, — сказал он, встав, и протянул другу его деревянный хопеш.

Все изумились, причём Гиксос больше всех. Но Осирис строго сказал:

— Гиксос, объяснись. Ты не только взял без спроса, но и спрятал чужую вещь.

— Но я не брал, отец! Я не знаю, как он туда попал, — попытался оправдаться совершенно сбитый с толку мальчик.

— Гиксос, — ещё строже сказал отец, — не нужно лгать. Зачем ты спрятал хопеш?

— Я не брал его, отец. И я не лгу.

— Гиксос, — в глазах Осириса мелькнул недобрый огонёк, — за ложь наказание будет ещё строже.

— Почему ты мне не веришь? — крикнул Гиксос со слезами на глазах. — Ты же знаешь, что я не поступил бы так!

— Доказательства против тебя, — вставил Анубис.

— Это неправда! Я не брал его! — слёзы обиды потекли по щекам мальчика. — Мама бы мне поверила! — с этими словами он резко развернулся и выбежал из дома. Обида разъедала его сердце, слёзы горечи обжигали щёки, и он мчался по ночным улицам куда-то вдаль, не разбирая дороги, не понимая, куда и зачем бежит, лишь бы уйти от несправедливости.

* * *

Постепенно гнев утих, и Гиксос смог вернуться к работе. Но ему было тяжело — он ощущал острую нехватку слов Сехмет, звука её голоса, выражения её глаз, её прикосновений, просто её присутствия. Он стал невнимателен и был вынужден переделывать уже сделанное, но потом постепенно снова всеми его мыслями завладела работа.

Стук в дверь заставил изобретателя разогнуть затёкшую спину, немного потянуться и прикрыть уставшие глаза. Плохо владея своим телом, он приоткрыл дверь и снова увидел Анубиса.

— Рамзес был прав, ты засиделся, — сказал он, — ты хоть знаешь, что уже два часа ночи?

— Тебя как-то беспокоит моя бессонница? — поднял одну бровь Гиксос. — Сам не спишь. К Сехмет ты тоже приходил?

— Я проснулся. И хочу напомнить, что я в некоторой степени в ответе за тебя. И в первую очередь перед Ра.

Изобретатель фыркнул.

— Больно ты заботливый стал, — ядовито сказал он. — Приглядываешь за мужчиной, когда издевался над мальчиком.

— Ты всё ещё обижаешься за тот случай с туникой?

— Интересно, понравилось бы такое унижение тебе? — он захлопнул дверь, не дав Анубису оправдаться. Он ещё спрашивает! Сорвать бы с него тунику, как бы ему понравилось?! Гиксосу не хотелось вспоминать этот ужасный эпизод, и он отогнал мысли прочь.

Зевнув, сын Осириса принял лекарство и снотворное, запер все двери и окна и завалился спать. Почему-то ему приснился бал в пирамиде, на котором он стоял с Анубисом, как с братом, а потом вошла Сехмет в оранжевой одежде и с голубым камнем на клафте.

Анубис пытался объяснить себе, почему его волнует Гиксос. В детстве он всегда задевал мальчишку, младше его на пять лет, несмотря на то, что с его старшим братом и своим ровесником — Рамзесом — он сам крепко дружил. А Рамзес, как примерный старший брат, всегда следил за Гиксосом и часто брал его с собой, так что двое «меняющих форму» редко могли ввязаться в какое-нибудь длительное и опасное приключение. Да, именно из-за этого Анубис начал ревновать и злиться на Гиксоса. Шакал вспомнил, как прекратилась его дружба с Рамзесом, когда им было всего по четырнадцать лет — выбор пал на нюню-брата. Хотя, признаться, нюней назвать Гиксоса никогда было нельзя. Так почему же его сейчас волнует судьба того, с кем он воевал столь длительное время? Сначала Анубис решил, что у него самого расстройство (и пожалел, что Сехмет исчезла), но ему-то с чего расстраиваться?

Тёмный разведчик схватил устройство и связался с Рамзесом.

— Что ты сделал со мной? — зарычал он на него. — Это был гипноз? Признавайся!

— Ты о чём? — непонимающе уставился на него ещё не до конца проснувшийся золотой разведчик, думая, уж не повредился ли Анубис в уме?

— О моём сознании! Почему меня волнует твой брат?!

— Вот этого уж я не знаю, — усмехнулся Рамзес. — Тебе что-то приснилось?

— Я не сплю так же, как и ты.

— Я сплю, — признался Рамзес, — сейчас половина шестого, и во всём Египтусе так рано никто не встаёт. Даже Нейт.

Анубис проворчал что-то невнятное.

— Погоди, ты волнуешься за Гиксоса? — окончательно проснулся Рамзес.

— Да! И я не могу понять, почему. Я ведь всегда задирал его.

— Кхм... — многозначительно кашлянул Рамзес.

— Что?

— Я помню, когда нам было по восемь, ты желал иметь младшего братишку. Потом уже перестал, но до десяти лет мы оба нянчились с Гиксосом.

— Ты помнишь..?

— Знаю, — перебил его Золотой воин, — и поэтому я до конца не понимаю, почему ты за него волнуешься. Кажется, у тебя проснулась совесть, — лицо Рамзеса расплылось в улыбке.

— Ну тебя с твоей совестью, — недовольно проворчал шакал.

— Поговори с ним.

— Он меня ненавидит. И...он очень изменился. В плане поведения.

— Ещё бы, — ответил Рамзес на все утверждения Анубиса и после молчания сказал: — Я поговорю с ним. В конце концов ему в Тёмной пирамиде больше не к кому обратиться.

Они распрощались как друзья.

Гиксос проснулся с головной болью. Спина ломила. Во всём теле была слабость. На душе было тяжёло из-за сна. Изобретатель сел и помассировал виски. Ничего не изменилось. Завибрировало устройство связи. Первый час дня!

— Привет, братишка, — весело сказал Рамзес. — Уже пять раз пытался с тобой связаться. Ты спал или работал?

— Спал, — простонал Гиксос. — И утро не доброе.

— Конечно, уже день.

— Не смешно.

— Голова болит? — озабоченно спросил старший брат.

— Да... Ты чего хотел-то?

— Я насчёт Анубиса.

Гиксос удивлённо поднял брови.

— Он, вроде как, переживает за случившееся. Вам бы поговорить.

— Даже не проси! Он опять что-нибудь выкинет. Я не буду с ним говорить, — злобно подытожил он.

Рамзес ошарашенно посмотрел на брата.

— Куда ты дел моего неконфликтного брата? — спросил он после минутного молчания. — Гиксос всегда находил компромисс и стремился к миру.

— Нет больше того Гиксоса! — крикнул Гиксос и вдруг закрыл лицо руками. Боль разъедала его душу ещё сильнее.

— Эй...

— Не надо, — глухо сказал Гиксос и отключил связь. Его трясло, в горле был комок, в голове пульсировала боль. Ему нужна была она, но её не было.

Он сунул голову под подушку, накрылся одеялом и уснул.

Проснулся он через час. Тикали часы, и в дверь лаборатории кто-то стучал. Изобретатель понял, что проголодался. Приведя себя в порядок, он пошёл открывать, зная, кто будет его посетителем.

В нос ему ударил вкусный запах банановых лепёшек, которые на подносе принёс Анубис.

— Ешь, — сказал разведчик, протягивая поднос, — а то помрёшь от истощения.

Гиксос ненавидел себя. Ненавидел эти лепёшки, так вкусно пахнущие. Ненавидел свою любовь к ним и свой голод. Он ненавидел всё и всех в этот момент, потому что поддался искушению и взял поднос. Анубис прошёл в лабораторию и закрыл за собой дверь. Гиксос со злостью съел лепёшку и мрачно посмотрел на пришедшего, взглядом спрашивая, что тому надо.

— Ты не даёшь мне поговорить с тобой. Послушай, мне не хотелось ссориться с тобой. А теперь, понимаешь, мне вроде как и совестно.

— Не поверю, ты же знаешь.

— Как хочешь, — Анубис дёрнул уголком рта. — Но ты и так измотан её смертью.

Смертью. Смертью! Слово резко врезалось в мозг, рубило корень сознания, подтачивало веточки мыслей, пилило самообладание. Нет, он не верил в её смерть! Но... Но. Одно лишь «но» до предела напрягло нервы изобретателя, напрягло до того, что Гиксос, у которого и так пошаливало здоровье, зашатался, схватился за сердце, бросив на пол лепёшку, которую откусил было, и рухнул в кресло.

— Чёртовы персы, — пробормотал он, затем вскрикнул от ужасной колющей боли в сердце и потерял сознание.

Анубис стоял в полной растерянности и лихорадочно соображал, что делать дальше.

* * *

Гиксос очнулся. Но глаз не открыл. Он просто лежал, соображая, жив он ещё или мёртв. Тиканье дало понять, что жив. Открылись двери, кто-то вошёл. Послышался тяжёлый печальный вздох. Изобретатель открыл глаза и сел. Да, перед ним стоял его отец.

Осирис вдруг печально улыбнулся и сел рядом с сыном на кровать. Они были в его комнате, в Золотом городе.

— Ты очень нас напугал своим обмороком, — печально и устало сказал отец.

— Не стоило волноваться, — мрачно сказал сын.

Осирис положил руку на его плечо. Минуты текли в молчании. Учёный был без сил, изобретатель это чувствовал. Говорить о самочувствии — мучать отца, заставлять его волноваться. Снова. Этого Гиксосу не хотелось. Однако, он чувствовал, поговорить нужно. О чём-то лёгком.

— Как я попал сюда? — он старался сказать мягко, но получилось недовольно.

— Анубис помог тебе. Он быстро сориентировался, вызвал Рамзеса, и пока мы летели, уложил тебя на кровать.

— Странно.

— Лучше скажи мне, из-за чего случился обморок.

— Видимо, переволновался. Не знаю, — мрачно добавил он. — Мне нужно возвращаться, я начал доделывать её проекты.

— Ты всё-таки отвлёкся, — улыбнулся Осирис. На душе отца стало легче. — Ну хорошо. Только примешь лекарство, — немного строго добавил он.

— Гиксос!

Изобретатель обернулся и увидел принца, подходящего к нему.

— Как ты себя чувствуешь? — продолжал принц.

— Лучше, спасибо, — выдавил изобретатель.

— Ты собрался возвращаться? — послышался грубый голос. — Мне кажется, одного обморока с тебя хватит.

— Это не тебе решать, Анубис, — резко ответил Гиксос. — Спасибо, что помог, но судьбой распоряжаться не тебе.

Шакал хмыкнул.

— Я бы на твоём месте стал мстить персам.

— Персы, между прочим, давно не появлялись, — заметил Кефер.

— Персы, между прочим, пытались убить тебя, — заметил Анубис.

Убить. Убийство. Смерть. Гибель. Гиксос ощутил лёгкое кружение в голове, и поспешил к отцу. Однако по пути передумал и вошёл в свою лабораторию. Как это было странно — всё привычное и родное вдруг стало чужим, глухим звоном отдавалось где-то в глубине души, все его разработки стали безразличными. И вдруг на глаза попалось изображение себя и её рядом с Осирисом — учитель и ученики. Голова мгновенно закружилась, он пошатнулся, но был подхвачен чьими-то руками, обладатель которых заботливо усадил его на табурет. Когда зрение нормализовалось, Гиксос увидел перед собой отца.

— Так я и знал, — сказал Осирис, тяжело вздохнул.

Гиксос внезапно почувствовал комок в горле: горе и отчаяние сильной волной нахлынули на него. Пришло странное желание — излить душу отцу.

— Я не могу больше, отец, я с ума сойду, — с каким-то внезапным стоном проговорил он.

— Я был безутешен, когда погибла твоя мать. Но знаешь, что помогло мне не закрыться в себе и растить вас? Я принял её смерть. Я помню о ней и скорблю, но погибших не вернёшь.

— В том-то и дело, — внезапно прохныкал Гиксос, — мне постоянно кажется, что она ещё жива. Я не могу отпустить её. Но... её нет, — слеза потекла по его щеке, первая слеза с момента ранения Сехмет. За первой последовала и вторая, и третья. Непродолжительные рыдания вдруг помогли — Гиксосу стало намного легче. Он вытер лицо и только тут заметил, что сидит в объятиях отца. Его глаза стали совершенно обычными. Успокоенный и совершенно опустошённый, он смог наконец вздохнуть полной грудью, смог принять исчезновение Сехмет, хотя где-то в глубине своего сердца всё же чувствовал, что она ещё жива.

К великому сожалению, именно в этот день он отправился на поиски редкого растения в пустыню, и ни в Золотом городе, ни в Тёмной пирамиде не могли сказать где он и когда вернётся. Связи же он не держал.

Утром к воротам города приблизились две фигуры в плащах и капюшонах охрового цвета. Они прошли главные ворота беспрепятственно и достигли поста Нейт. Страж спрыгнула и воинственно преградила им путь.

— Кто вы такие и что вам нужно? — грозно спросила девушка.

Они сняли капюшоны, и Нейт изумилась: перед ней стояли хорошо знакомые ей женщины.

— Я сообщу о вас фараону.

— Не стоит, — сказала старшая, — он простит нам внезапное появление.

Они прошли в город, снова надев капюшоны, а Нейт последовала за ними, оставив на посту двух надёжных воинов. По пути она пыталась узнать об их появлении и исчезновении, но та же старшая ответила, что всё расскажет позже.

Удивительно, что в ту же минуту, когда они пришли, закончилось собрание Правящего совета, и женщины встретились со всеми сразу, поскольку ещё на улице к ним присоединились друзья Нейт.

— Кто это с тобой, Нейт? — спросила Исида.

И тогда пришедшие сняли плащи. Первая была рыжая кошка с бирюзовыми глазами и золотыми волосами, менявшими свой оттенок в зависимости от движений женщины, её немес и калазирис с широкой бретелей на правом плече были белыми, пояс и кайма клафта синими, и хотя у неё был знак Сумеречных островов, все знали, что она жительница Золотого города. Вторая, молодая, была львица в белых топе и схенти, а также белой каймой нежно-бежевого клафта, того же цвета, что и пояс.

— Мафдет.¹ Сехмет, — изумился Ра, как, впрочем, изумились и все присутствующие.

Женщины кивнули.

— Значит, ты жива, — сказал Кефер. — Он будет счастлив. Но как?

— Благодаря матери, — ответила Сехмет.

— Я видела ваше сражение с Изис, — пояснила Мафдет. — Тогда, много лет назад, я ушла как раз из-за замеченной активности царицы мятежной провинции. Да, за это время я узнала, что Панахази, египтянин по происхождению, объявил себя царём и поднял персидский народ на восстание. Чтобы укрепить свою власть, он женился на персиянке. Его сын мстил за отца, как и его внучка. Когда Египтус перенёсся сюда, перенеслась и провинция, и многие другие земли.

— Так они всё это время были здесь? — удивился Сет.

— Именно, — подтвердила Мафдет. — Иногда я жила у своей троюродной племянницы Бастет. Она сейчас царица Сумеречных островов. Когда Изис выступила, я возвращалась к своему убежищу и подоспела только к концу сражения, когда Кефер и Эксатон использовали «Силу солнца». Я оттащила твоих детей, Ра, в безопасное место и снабдила едой. Вы ведь не подумали, что она отравлена? — обратилась женщина к Кеферу.

— Нет, — ответил принц. — И более того, мы ждали хозяина, чтобы отблагодарить его. И нашли твой волос.

— Ну вот, улика, — улыбнулась Мафдет.— Однако я должна была вернуться к умирающей дочери, рана слишком глубока. И поэтому Сехмет так долго отсутствовала. Но теперь мы обе здесь. Про Изис с её армией, увы, сказать ничего больше не могу.

— Только, наверно, мне придётся вернуться к Эксатону, — мрачно изрекла Сехмет.

— Если ты хочешь, — сказал Ра, — но, помнится, мы хотели тебя возвращать.

— И он меня отпустил? — недоверчиво спросила Сехмет.

— Да, — ответил Кефер. — Но теперь это не так важно, потому что у нас мир.

Выражение крайнего изумления отобразилось на лице львицы.

— Детка, тебе немного отшибло память, — пояснила Мафдет.

— Насколько сильно? — нахмурился Кефер. — Ты помнишь его?

— Кого? — задумчиво спросила девушка.

— Гиксоса.

— Конечно, — она вдруг перевела дух и, беспокойно оглядевшись по сторонам, спросила: — Где же он? Я думала, что не заметила его, но...

— Сехмет, он несколько изменился, — сказал Осирис. — Пойдём, я тебе всё расскажу по дороге. Мафдет?

— Я бы тоже желала послушать, — ответила мать.

По дороге в лабораторию Гиксоса учёный рассказал об изменениях Гиксоса, как внешних, так и внутренних, обо всех его терзаниях и о зародившейся жестокости.

— Неужели он настолько изменился? — со вздохом проговорила Мафдет. — Я помню доброго мальчика с чуткой душой и нежным сердцем. Это всё звучит так ужасно, Осирис.

— Он страдал из-за любви. Но есть и хорошая новость, — он повернулся к Сехмет, на лице которой выражалась боль, — его глаза уже обычные.

Они вошли в лабораторию. Раскиданные вокруг в страшном беспорядке вещи говорили о срыве у их владельца, а также о его частом отсутствии.

— И Вы отпустили его в Тёмную пирамиду, туда, к этим..? — Сехмет в упор смотрела на Осириса и пыталась подобрать ругательство помягче.

— Если бы я не отпустил, он перессорился бы со всеми и сбежал. Он слишком изменился.

— И неужели его нельзя исправить?! — чуть ли не с отчаянием воскликнула Сехмет.

— Он мучается из-за твоей смерти, но ты жива, так что, я полагаю, ситуацию легко исправить, — отозвался Осирис.

— Так когда он вернётся? — спросила мать.

— В этом-то и проблема, — вздохнул учёный, — мы не знаем... Послушай, Сехмет, я хочу представить ему твоё возвращение как сюрприз. Когда он вернётся, я отправлю его к тебе, в какое-нибудь укромное место, тогда, думаю, он получит больше впечатлений.

Сехмет кивнула. Попробовать стоит в любом случае, а исправить Гиксоса, вернуть его, стало для неё смыслом жизни.

Примечание к части

¹ https://forum.ficomania.com/threads/svet-v-serdce-egiptus-get-pg-13-hurt-comfort-prikljuchenija.2367/page-2#post-50829 — вниз до слов Ра.

Я прошу прощения за перекрашенную Бастет. Просто рисовать Мафдет было несколько проблематично.

«Отчаялся. Да, я отчаялся. Да на что мне надеяться? Это даже глупо. Но всё-таки где-то там... — Гиксос задумчиво посмотрел вдаль. — Вот я иду по пустыне, у меня в руках редкий цветок, который я собирался применить, но не применю... От меня шарахались в испуге дети, особенно когда я был с красными глазами, потому что я похож на приспешников Эксатона, хотя с Эксатоном у нас теперь мир. И отец извёлся из-за меня, хороший из меня сын, — с иронией и даже какой-то злостью подумал изобретатель. — И Рамзес тоже. А про то, что я им с Нейт мешаю, и говорить нечего... Я всем только мешаю», — так размышлял Гиксос, направляясь к своей летательной машине. Решение проблемы не приходило в голову, и он долго молча сидел, уставившись на руль. Наконец он решил лететь в Тёмную пирамиду.

Его никто не встретил, никто не видел и поэтому ничего не сказал. Сын Осириса прошёл в спальню, взял оружие, положил цветок в воду и вдруг заколебался. А стоит ли? Сколько крови он должен пролить? Какая реакция будет у отца и брата? «Нет, это безумие. Я не могу, — подумал он. — Но я должен.» Изобретатель посмотрел на свою руку, потом расправил ладонь и полоснул по ней ножом. Резкая обжигающая боль пронзила руку, и кровь алой струйкой побежала из раны, крупными каплями падая на пол. Кровь вызвала тяжёлые воспоминания, и решимость сразу пришла. На этой крови он поклялся. Оставалось малое — исполнить клятву. Гиксос поднял своё копьё...

У Сехмет сжалось сердце, да так сильно, что она согнулась от боли и села на край фонтана. Лёгкие брызги воды приятным холодком летели на спину, вода шумела и искрилась на солнце, но львице было не до этого — она почувствовала, что с её любимым случилось что-то ужасное. Скоро боль прошла, и Сехмет с безумно бьющимся от беспокойства сердцем побежала к учителю.

— Осирис! — крикнула она ещё издали. — Осирис! — она упала в вытянутые ей навстречу руки. — С ним что-то случилось! Я чувствую, он что-то сделал!

Осирис молча повёл её за собой. У отца сжималось сердце, поскольку ощущение, что что-то плохое случилось с сыном, было и у него. Учёный связался с Анубисом и попросил его проверить, нет ли Гиксоса в Тёмной пирамиде. Минуты текли в мучительном ожидании, разъедая сердце словно кислота. Наконец Анубис связался с ними.

— Его нигде нет, — сказал шакал, — но в спальне в блюде с водой плавает цветок, а... — Анубис замялся и внимательно посмотрел на собеседников. — Под столом я видел несколько капель крови, а на столе нож с окровавленным лезвием.

Сехмет побледнела и села на край тахты.

— Есть дорожка из капель крови? — спросил Осирис дрожащим голосом.

— У шкафчика с бинтами следы размытой крови, как будто пол вытерли мокрой тряпкой, — тихо ответил Анубис.

— Нет, он жив, Сехмет! — воскликнул Осирис. — Анубис, я прошу тебя остаться в Тёмной пирамиде на случай возвращения Гиксоса.

— А если здесь замешаны персы? — спросила Сехмет не своим голосом.

— Исключено, — заверил её шакал. — Иначе мы бы их заметили.

— Но его возвращение вы не заметили! — зло заметила девушка.

— Не ссорьтесь, — строго сказал учёный. — Сехмет, ты останься здесь, а я полечу на его поиски.

— Осирис, возможно, он пошёл мстить персам, — сказал Анубис. — У нас как-то зашёл об этом разговор.

Учёный кивнул. Что ж, это хоть какая-то зацепка.

Рамзес и Нейт летели по пустыне, смотря во все стороны. Однако нигде не было и признаков Гиксоса.

— Вода, — сказала Нейт и поднесла к губам любимого фляжку. Она сидела позади него и легко могла это сделать.

Рамзес запрокинул голову и сделал несколько глотков.

— Спасибо. Видишь что-нибудь?

— Нет. Думаешь, он действительно мстит?

— Да. Но я удивляюсь, почему он ничего нам не сказал или не передал.

— Боялся, что его отговорят. Но кровь почему?

— Думаю, это клятва, клятва отомстить.

— Смотри! — Нейт указала вниз. Там были персы и мелькало что-то чёрное. Да, это был Гиксос.

Но Гиксос ли это был? Воин так яростно сражался с персами, так быстро обходил их, так злобно убивал, что Рамзес и Нейт ужаснулись. Они смогли приземлиться, только когда последний перс упал замертво.

— А вы что тут делаете? — недовольно спросил Гиксос.

— Тебя ищем, — ответила Нейт. — Своим исчезновением и кровью ты всех напугал, у твоего отца чуть приступ не случился, хорошо, что он догадался, — помня наказ Осириса, она не сказала про Сехмет.

— Ты действительно поклялся на крови отомстить персам за неё? — спросил старший брат.

— Да. И намерен сдержать клятву, — он сжал перевязанную ладонь.

— Но зачем так жестоко? — Рамзес подошёл к брату и положил руку на его плечо: — Хорошо. Но сначала я должен показать тебя отцу. Вживую. А то он не поверит.

— Ему очень плохо?

— Интересно, было бы плохо тебе, если б был повод думать, что твой сын умер?

Гиксос отвёл глаза. Горечь и сожаление снова терзали его сердце.

— Полетели с нами, — Рамзес похлопал младшего брата по плечу и повёл к машине.

— У меня своя есть, — Гиксос пошёл к своей и через несколько минут летел следом за братом в Золотой город.

* * *

— Вот он, отец, — Рамзес подпихнул брата, когда все трое вошли в комнату Осириса. Учёный повернулся к ним и вздохнул: его сын был жив и цел, если не считать повязки на ладони.

— Гиксос.

— Успокойся, отец, я в порядке, — изобретатель почувствовал крепкие объятья отца. — Но я поклялся на крови отомстить персам за смерть Сехмет.

— Твоя клятва уже недействительна, — сказал Осирис. — Иди, — он подпихнул сына к выходу.

— Но... отец. Почему недействительна?

— Иди, — и Осирис закрыл двери.

— Куда идти? — Гиксос пожал плечами и подумал, уж не прогоняет ли его отец? — Да нет. Быть не может. Или я действительно так надоел ему? Хотя и это не очень похоже на правду.

В полной растерянности и задумчивости шёл он по коридорам. Рамзес с невестой как на зло куда-то делись, и Гиксос совершенно был сбит с толку. Если он так им всем надоел, зачем было приводить его сюда? А если они хотят, чтоб он был здесь, зачем послали куда-то?

— А, Гиксос, — сказал Кефер, и изобретатель понял, что вышел из пирамиды.

— Да-да, я жив, — поспешно ответил изобретатель.

— Куда ты идёшь? — спросил Гор. — Кажется, ты растерян.

— Отец сказал: «Иди», — но куда идти, он не сказал.

— В сад, — улыбнулся Кефер. — Там тебя кое-кто ждёт.

— Кто ещё? — недоверчиво спросил Гиксос, но Кефер и Гор всем своим видом дали понять, что больше ничего не расскажут. Гиксос насупился: эта таинственность начинала его раздражать.

В саду было прохладно и спокойно, умиротворение царило в каждом его уголке, и казалось невозможным, что какой-то час назад изобретатель пролил столько крови персов. Одно кровавое пятно всё ещё оставалось на носке его сапога. Над головой мужчины с весёлым щебетом пронеслись две небольшие пёстрые птички, кружась в каком-то своём танце. Послышался гул фонтанов. «Здесь что ли?» — подумал Гиксос и заметил у фонтана женскую фигуру в светлой одежде. «Это ещё кто?» — пронеслось у него в голове. Он вгляделся в незнакомую фигуру и заметил поразительное сходство с фигурой своей любимой, тут же вспомнились слова отца о том, что его клятва недействительна.

— Тебя так долго не было, — сказала фигура.

— Сехмет? Это в самом деле ты?

Она повернулась к нему и на минуту застыла от изумления — до того был непривычен внешний вид Гиксоса. Они рассматривали друг друга в полном молчании, но наконец сорвались с места и заключили друг друга в объятия.

— Ты жива, жива, и это правда! — он покачивался с ней из стороны в сторону, прижимая её к себе очень крепко.

— А ты! Дурашка, как нас напугал! — она вдруг всхлипнула.

Тогда он немного отстранил лицо от неё, погладил по щеке, вытер набежавшую слезу и поцеловал. Крепко и страстно. Наконец-то поцелуй двух влюблённых произошёл.

— Мези¹, ты здесь? — спросил Кефер шёпотом.

— Здесь, — шёпотом ответил нежный женский голос, и вскоре из-за виноградной лозы вынырнула его обладательница, красивая черноволосая девушка в коротком голубом платье, босая, с голубыми лентами на лодыжках, волосы которой были собраны в пучок.

Была ночь, и в саду, где они находились, было прохладно.

— Мези, я считаю, нам пора уже объявить о своих чувствах и просить позволения на брак.

— Кефе-ер, фараон никогда не одобрит брак своего сына с дочерью простого ремесленника, — покачала головой девушка.

— Почему ты так считаешь? Те времена прошли, да и порядки изменились. К тому же ты мой давний друг, и все знают, что ты и твой отец замечательные люди. Ты лечишь наших воинов, Мези. Если это не убеждение, тогда моя любовь к тебе убедит его!

Девушка улыбнулась и зашла за колонну. Кефер последовал за ней.

— А что Гиксос? Ты, я вижу, спокоен, значит, он в порядке?

— Сехмет жива, его клятва недействительна, и траур тоже. Он вернулся к нам прежним. Только-о... (Мези внимательно посмотрела на принца.) Всё-таки эта скорбь оставила свой отпечаток на нём.

— Он стал жестоким? Нелюдимым?

— Его глаза... Иногда кажется, что они источают ярость, даже если лицо спокойно. Не знаю, Мези, если он и исправится, то только благодаря Сехмет.

Девушка обвила шею принца руками и пристально посмотрела в его глаза. В эти родные, добрые, любимые глаза, в которых отражались звёзды.

— Ты сделал всё, что мог. Теперь это дело Сехмет. Лишь от неё и от него зависит его будущее.

* * *

— Ты тоже считаешь, что я изменился? — спросил Гиксос задумчиво.

— Немного, — ответила Сехмет. — Но ты и сам это видишь, — она налила в кубок напиток и подала ему.

— Да, действительно. Однако... я вряд ли смогу уже стать прежним.

Сехмет села на ручку кресла, в котором он сидел, и провела рукой по его голове.

— А тебе и не нужно. Хватит меняться, оставайся собой, какой ты есть.

Гиксос стащил её с ручки и усадил на свои колени, лицом к себе. Он всматривался в её глаза, излучающие любовь и нежность. А когда-то они были полны ярости! Как меняются люди с течением времени, особенно если случается что-то немыслимое. Сможет ли он унять свою ярость? Да, сможет. Она сказала, что принимает его и с его злобой, жестокостью — теми чертами, которых у него никогда раньше не было. Нужно избавиться от них. Ради неё. Ради отца. Ради семьи и друзей. Ради будущего.

Сехмет понимала, что он глубоко задумался, и что его сейчас нельзя отвлекать. Да, он изменился, но она всё равно любит его.

— Ты меня простишь? — вдруг спросил он.

— За что? — удивлённо и настороженно спросила она.

— За это, — он резко придвинулся и поцеловал её, на что она ответила.

Минута проходила за минутой, а сладкий поцелуй продолжался. Его прервал вошедший в комнату Рамзес.

— Эй! — воскликнул он и смутился: — Ой.

— Чего уж «Ой»? — влюблённые встали. — Что случилось?

— Эксатон сказал, что Изис пришла на переговоры. Ра велел собираться. Да, кстати, помнишь Мези?

— Ну?

— Она будет сопровождать нас, потому что врач. А отец с Сехмет остаются здесь.

— А я уж думал Кефер своего добился, — улыбнулся Гиксос.

— Добьётся, не переживай, — усмехнулась Сехмет. — Будь осторожен.

Изис, когда очнулась в своей комнате, сразу потребовала доклад о случившемся и, убедившись, что проиграла в честном бою, приказала не нападать на Тёмную пирамиду, да и на Золотой город тоже. Она всё думала, что делать дальше — продолжать войну или всё же заключить мир? Ей хотелось отомстить за отца, но потом она поняла, что в той войне наверняка погибли и их родители, и решила заключить мир. «А тот принц очень даже неплох», — вдруг подумала царица.

Когда персы приехали, Эксатон вышел им навстречу со своими верными воинами. Он готовился к обороне, но, когда Изис отделилась от своих воинов, вдруг остановился и велел своим воинам просто быть начеку. О переговорах послали сообщение в Золотой город.

Переговоры проходили в Тёмной пирамиде, в тронном зале.

— Воины Египтуса сильны и благородны, я поняла это, — говорила Изис. — Мой дед и мой отец хотели власти, хотели сами установить законы. Я не знаю, каких желаний был преисполнен дед, но отец хотел отомстить за своего отца, а я за своего. Но потом я поняла, что эта война бессмысленна и ненужна. У вас, наверно, тоже погибли великие воины?

— Погибли, — ответил Ра. — И в их числе моя жена. Что же ты предлагаешь, царица провинции?

— Я считаю, мы должны заключить мир. И чтоб народ принял его, считаю — не прогневайся, фараон, — нужно закрепить его браком.

— Согласен, — кивнул Ра. — Прошу несколько минут на совещание со своим Советом, — он, встал, когда Изис кивнула.

— Осталось решить, кто из принцев женится на ней, — сказал Сет.

— Брак означает, что муж Изис покинет родные края и отправится с ней, — заметила Маат. — Готов кто-то из вас на такую жертву?

— Давайте иначе, — предложила Мафдет, — кто из вас готов взять в жёны Изис?

Сыновья Ра молчали, обдумывая всё вышесказанное. Эксатон покосился на брата; Кефер был хмур и явно не желал вступать в брак с Изис.

— О чём ты думаешь? — спросил он у младшего брата.

— Я думаю о том, — отвечал Кефер, глядя в пол, — что мы с Мези влюблены, но никак не решаемся рассказать об этом, а я же не готов жениться на Изис, потому что не смогу жить с ней.

— Сказал бы раньше, мы могли бы дать ответ сразу, — заметил Эксатон. — Я готов закрепить мир с Изис браком с ней.

— Да будет так, — сказал Ра и объявил Изис о решении. Царица кивнула, явно обрадованная своим будущим мужем, и Эксатон попросил её остаться в Тёмной пирамиде. Ра же со свитой вернулся в Золотой город.

В своей комнате фараон провёл разговор с младшим сыном.

— Почему ты раньше мне не сказал, Кефер? И другой вопрос: ты собираешься жениться на Мези?

— Мези не верит, что ты одобришь наш брак, поэтому не хочет раскрывать наши чувства, отец. Но да, я хотел бы взять её в жёны.

— Я должен побродить по саду, — сказал Ра и вышел.

Фараон ходил по саду и боролся с собой: старые обычаи и новые порядки словно два волка сцепились между собой, не желая уступить один другому. Внезапно послышался чей-то женский голос:

— Помню тебя, он в молодости дарил мне цветы с твоих веток.

Раздвинув кусты, Ра увидел улыбающуюся Мафдет, с нежностью смотрящую на небольшой куст розовых магнолий.

— Это тот самый куст? — спросил фараон, подходя к женщине.

— Его и не узнать, так разросся, — ответила Мафдет. — Кефер намного увеличил сад и улучшил жизнь своих подданных. Неужели ты не одобришь его брак с Мези? — она внимательно посмотрела в его глаза. — Вспомни нас.

— Да, помню, мы любили друг друга, но мой отец сказал, что я должен жениться на принцессе.

— И ты выбрал самую лучшую. Нам обоим повезло с супругами, мы создали с ними прекрасные семьи, построенные на любви, но, Ра, первая любовь никогда не забывается. И Кефер её не забудет. Твой сын не должен жить по старым обычаям, когда всё вокруг новое.

— Ты меня убедила, — Ра взял Мафдет за руки.

Примечание к части

¹Мези (ег. «вода») — дочь ремесленника Птаха, давний друг Кефера. https://forum.ficomania.com/threads/svet-v-serdce-egiptus-get-pg-13-hurt-comfort-prikljuchenija.2367/page-2#post-52550

Ну не смогла я оставить Кефера без пары!

— Ты меня убедила, — Ра взял Мафдет за руки. Сейчас он мог быть со своей первой любовью. Мафдет, явно, тоже чувствовала прилив любви, поэтому хитро улыбнулась, приблизила своё лицо к Ра, но тут же отодвинулась, высвободив руки, и подошла к нему сбоку. Поцелуй вполне мог произойти, только...

— Мама? — удивлённо спросила Сехмет.

Ра и Мафдет обернулись. Фараон был раздосадован, а Мафдет смущённо улыбнулась дочери и её любимому.

— Извините, мы уходим, — поспешно сказал Гиксос и взял Сехмет за руку, чтоб увести её в другую часть сада.

— Нет уж, оставайтесь, — сказал Ра уже мягко. — Мне нужно к сыну, — он почему-то улыбнулся и пошёл прочь.

— Я тоже пойду, дети, — сказала Мафдет и ушла в другую сторону.

— Дети, — повторил Гиксос и посмотрел на любимую. Какая она красивая! И живая. Здесь. Рядом. С ним.

Сехмет хихикнула и небольно ткнула его в живот, после чего отстранилась.

— Э-эй, — улыбнулся Гиксос, потирая наколотое место.

— Мне сегодня так весело и хорошо! — смеясь, сказала Сехмет, зажмурилась и подняла руки вверх, подставляя солцу их, а заодно и плечи, и грудь. Когда она тянулась, её рёбра немного выпирали, этим-то и воспользовался Гиксос: он подошёл к ней сзади и сгёб её в охабку на уровне рёбер. Девушка охнула и немного согнулась.

— Э нет, не вырвешься! — победоносно воскликнул он и звонко чмокнул в щёку дочь Мафдет.

Сехмет откинулась на него и рассмеялась — они теперь были вместе и могли спокойно проявлять это на глазах у всех. Гиксос начал её щекотать. Он получал удовольствие от прикосновений к ней, но и не давал ей вырваться из своих рук, пока она не запросила о пощаде, задыхаясь от смеха. Она гладила свой живот и пыталась отдышаться.

— Больно? — обеспокоенно спросил изобретатель.

— Да нет. Но ты мне теперь должен.

— Готов отдать.

Она прищурилась и хитро на него посмотрела. Гиксос понял, что ему несдобровать, но его любимой нужно было отыграться, и он был готов вынести всё.

— Ну тогда ты мой! — Сехмет легонько начала водить по его плечам и груди кончиками пальцев, лишь немного щекоча. Гиксос улыбался и стрял с закрытыми глазами — до того это было приятно! Но в какой-то момент — Гиксос пропустил когда именно — Сехмет начала щекотать его с полной силой, так что он безумно смеялся и сгибался.

— Ой всё-всё! Не надо!

— Ну уж нет! Ты мой!

— Я тебя прошу, я умоляю тебя! — Сехмет свалила Гиксоса на траву, но и там щекотка продолжалась. — Пожа-а-алуйста-а-а! Охох, — стонал он, задыхаясь от смеха, больно давившего лёгкие. Воздуха нехватало. — Пощади! Умоляю! Пожалуйста! — он мог лишь выдыхать отдельные фразы. И тут щекотка прекратилась. Гиксос глубоко и тяжело дышал, иногда постанывая, а Сехмет, сидя возле него на траве, вытирала слёзы с его лица, брызнувшие от смеха.

— Что тут у вас произошло? — спросил вдруг появившийся вместе с Мези Кефер.

— Меня защекотали до полусмерти, — ответил изобретатель, переводя дух. — Хотя это была месть за щекотку, но меньшего размаха. Ой.

— Но ты живой, — улыбнулась Сехмет и погладила его по щеке. — Могу помазать якобы раны мазью.

— Не откажусь, а то бок у меня болит, — Гиксос сел.

— Доживите уж до свадьбы Эксатона с Изис и моей с Мези, — попросил Кефер, усмехаясь.

— Уже? — удивился Гиксос.

— А я говорила — добьётся, — чуть ли не с гордостью сказала Сехмет.

* * *

По обычаю жених надевал на себя особый белый костюм с золотым узором, похожий на халат, а невеста белый калазирис с прикреплённым на уровне плечей и груди белым покрывалом изо льна с тем же золотым узором. Затем они шли получать одобрения брака у фараона, который наливал в хрустальный кубок слабого вина и давал паре; жених и невеста пили по-очереди из него, и их обсыпали лепестками роз. После этого они считались мужем и женой. Ну а дальше, разумеется, было пиршество.

Эксатон и Изис прибыли на свадьбу Гиксоса и Сехмет с интересным подарком — хрустальной вазой, которая у персов символизировала единение. К слову, Кефер с Мези и Рамзес с Нейт уже поженились. Лео Уолкер тоже был на всех этих свадьбах, которые его немного шокировали супружескими парами и размахом.

Первая ночь супругов тоже проходила по древнему обычаю: родители новобрачных обрызгивали комнату и все в ней находящиеся вещи водой с ароматом лотоса, а новобрачные (вместо пижамы) надевали поверх нижнего белья специальные полупрозрачные длинные рубахи и закрепляли брак поцелуем.

Напоследок остаётся сказать, что брак Гиксоса и Сехмет был счастливым, а в Египтусе теперь царил мир, и все это случилось только благодаря тому, что воины нашли свет в своём сердце.