Наследник (джен)

Это было странное лето, потому что все проходило как-то мимо, словно было не с ним.

После битвы за Хогвартс в Гарри что-то сломалось внутри.

«Это пройдет», — говорила Джинни, и пока ее сладкие губы, ну и, что там скрывать, все остальное, было рядом, «это» действительно проходило.

«Это посттравматическое стрессовое расстройство», — просвещала Гермиона. Когда она была рядом, Гарри было без разницы, как это называть, — оно тоже отступало. Ему приходилось работать головой, потому что подруга не перестала задавать вопросы, а значит, голова была занята.

«Ты жив, старина, значит, все поправимо», — хлопал по плечу Рон, стыдливо опуская рыжие ресницы. Гарри знал, что тот все еще не может простить себе то, что сделал тогда, в Королевском лесу Дин, и говорит эти слова не только для него, но и для самого себя. И то, что вина была в какой-то мере общей, ему помогало. А может, больше всего помогала пинта-другая эля.

«Пройдет, не страшно», — убеждал Гарри сам себя, но увы, это выходило наименее убедительным.

А потому он был рад письму от бывшего декана, ныне директора школы Минервы МакГонагалл, в котором за сдержанными строчками был явственно слышен крик о помощи. Конечно, он будет участвовать в восстановлении замка! Родной школы! Как иначе?

Тем более что Молли Уизли уже спрашивала о свадьбе, Кингсли — о том, когда тот будет готов приступить к работе в Аврорате «доблестного Министерства», Гермиона — когда и как он собирается сдавать ЖАБА, потому что в Министерстве не работает ни одного не аттестованного, а значит — «ты же понимаешь, Гарри, использовать то, что ты герой — некрасиво, ведь ты теперь пример для многих...» О чем спрашивали многочисленные журналисты, он уже не понимал, даже знать и слышать не хотел. И после сотни ответов невпопад и сотни откровенно дебильных от него в конце концов отстали.

Тьфу. На «доблестное» Министерство так особенно. Хотя он понемногу начал избегать Гермиону Грейнджер, пока неосознанно. И вполне осознанно стал все реже появляться в Норе. Им с Джинни и на Гриммо пока вроде как неплохо. Прекрасный дом, темный и спокойный, где не было и не будет никого, кого он сам не позовет.

Гарри сейчас понимал одного знакомого мизантропа как никогда. И никто из оставшихся в живых, увы, не был ему теперь ближе. Гарри снились мертвые. Его тянуло к ним — просто рассказать, чем все кончилось, поговорить, черт, может быть, даже поплакать, если получится. А кое у кого он бы и на костях станцевал…

Возле дорогих сердцу могил он чувствовал себя лучше. Хотя бы как сейчас, когда он стоял, прислонившись лбом к холодному мрамору могилы бывшего директора, несмотря на то, что его отношение к нему изменилось весьма значительно, Дамблдор оставался Дамблдором. И Гарри ощущал себя спокойнее и немного более… цельным, что ли?

Он все же пробовал говорить с каменными плитами, но это оказалось не то. Гарри чувствовал — нужны другие, совсем другие слова, но он не знал их и не представлял, где их искать. И понятия не имел, что с ним вообще происходит.

— Ш-ш-шляются тут, своими ножищ-щ-щами топчут… — услышал он из травы, торопясь в сторону школы на завтрак, которым кормили всех, кто прибыл работать, и совершенно автоматически послал змею ползти в одно место, которое в приличном обществе называть не принято.

— Говорящ-щ-щий? — вскинулась над травой плоская голова.

И вот тут Гарри сел. Да, просто сел прямо на землю. И потрогал лоб. Почти совсем ровный: шрам от крестража после смерти Волдеморта оставил совсем тонюсенький — с ниточку — след. Он сглотнул и попробовал заговорить со змеей, не без интереса наблюдающей за ним. В ответ та спокойно назвала свое имя. А потом уползла, шипя не хуже Снейпа по поводу глупости, тупости и общей неразвитости, надо же, единственного встреченного ею змееуста — до чего ж обидно-то! Потому что Гарри Поттер просто впал в прострацию.

Как оказалось, парселтанг никуда не делся.

«Кто я?» — чуть не заорал Гарри, когда припомнил некоторые моменты своего же поведения, словно увидел их со стороны. Капание ядом в Министерстве. Волдемортовские ухватки по отношению к журналистам — и, о ужас! — совершенно четкое желание перебить, придушить, прикопать или еще как-нибудь угробить половину магической Британии. Тех, кто его недавно носил на руках, и тех, кто до сих пор иногда порывался это сделать.

Неужели крестраж теперь — часть него самого? А может… Мысль о том, он ли это сам или он уже не он, а Волдеморт, пронеслась по позвоночнику ледяным ветром и сдавила грудь так, что он едва смог вдохнуть.

Спасла его на сей раз не Грейнджер, не Уизли, не… он и подумать не мог, но на пути оказался Драко Малфой, которого приговорили к работам по восстановлению школы, кажется, пару дней назад. Плевать Гарри было на Малфоя, да и тому на Гарри, кажется, тоже, но столкнуться нос к носу и не сказать ничего они не могли.

— Быстро ты… — начал Гарри, но осекся от того, что услышал:

— Возвращаешься к истокам, Поттер? — бесцветным голосом спросил Малфой. — Давно пора.

— Что ты имел в виду? — Гарри готов был ухватиться за любой намек, хоть от кого, только бы не оставаться одному с тем, что на него только что свалилось.

— Гробницу, естественно, — фыркнул тот.

— При чем тут истоки? — удивился Гарри. «Там не было никакого ручья или родника», — чуть не сказал он, но почему-то промолчал.

— Ты что, до сих пор ничего не выяснил про свое происхождение? — поразился Драко. — Ну ты даешь, — Малфой посмотрел так, словно ему стало его, Гарри Поттера, жаль. — Придурок.

И это звучало совершенно не оскорбительно, скорей сочувствующе, как тяжелобольному.

— Да пошел ты… — привычно ответил Гарри в удаляющуюся спину бывшего врага.

Бывшего. Врага. Или не бывшего?

Ответа внутри себя Гарри не нашел, но это его скорее обнадежило.

* * *

Странное времяпрепровождение, именуемое жизнью, неожиданно обрело смысл. Гарри таки сопоставил намеки Малфоя на предков и гробницу и наконец закопался в историю — точнее во все, что могло, по его мнению, пролить свет на историю его предков.

Не раз и не два поблагодарил он про себя Гермиону Грейнджер: выяснилось, что на него кое-что после их многочисленных библиотечных эскапад все-таки налиняло. По крайней мере у него не возникало проблем с тем, как управляться со всеми этими каталогами, где искать оглавление и куда смотреть в первую очередь, если оглавления нет и куда во вторую. Поиски увенчались успехом.

Он взахлеб читал про Поттеров — артефакторов и зельеваров, понимая, что и у него мог бы быть такой дар, если бы вовремя начал его развивать. Нет, зельеварение его не привлекало по понятным причинам, хотя… Гарри представил себя в черной мантии возле котла, и в груди снова заныло. Нет, он просто не сможет.

Довольно быстро он вышел на захватывающие истории про «копушу» Линфреда Стинчкомбского, а потом не без трепета открыл для себя Певереллов. Темных колдунов, некромантов и чрезвычайно сильных магов, рискнувших пообщаться с самой Смертью и оставшихся даже в детских сказках. Подумать только… они были на самом деле. И один из них, между прочим, самый классный, был его предком!

Значит, не просто так у него со Смертью, кажется, тоже были свои взаимоотношения, ничуть не менее странные. А когда до него дошло, что представляют собой Дары Смерти…

«Я что… правда могу быть некромантом? — как ни странно, теперь эта мысль не вызывала у него содрогания. — Я могу… действительно могу вызвать их и… поговорить?»

В зеленых глазах за новыми очками — узкими и стильными, которые весьма удачно выбрала ему невеста перед награждением героя в Министерстве, зажегся опасный огонек, на который среагировала только Джинни — постепенно начала отходить от него все дальше. Или это произошло, когда она обиделась на то, что Гарри предпочитает сидеть в темной библиотеке Блэков, вместо других, куда более приятных вещей? Гарри запамятовал.

Темные искусства открывались перед ним с совершенно неожиданной стороны и манили — нет, не властью и вседозволенностью, а возможностью выйти Туда, за Грань, найти тех, кого он все никак не мог отпустить.

Гермиона Грейнджер готовилась стать Уизли, так что самым близким друзьям было не до него. Семейство Уизли, тяжело переживавшее потерю, словно с цепи сорвалось: слово «свадьба», как показалось Гарри, можно было услышать с разных сторон раз двадцать за одну минуту. Джинни, его невеста, пока еще не бывшая, посматривала с опаской — чутье у нее всегда было неплохим, так что пока они мирно договорились о том, что еще год она будет спокойно учиться, а Гарри — разбираться наследством. Матриарх семьи, услышав, что будущий зять занят таким серьезным и важным делом, успокоилась.

«Главное, чтобы на сторону не смотрел, а за этим дочь приглядит», — решила Молли и с головой окунулась в праздничные приготовления.

Сторона, куда смотрел Гарри Поттер, представляла собой груды старых свитков и опасения вызывала пока только у Джинни, но их никто не разделял — все оказались просто заняты. А потом Гарри исчез. Точнее, перестал откликаться на любые послания и подходить к камину.

«Пропавший Герой», «Жив ли Гарри Поттер?», «Кто виноват в пропаже Героя?» «Кто знает местоположение Гарри Поттера, просьба срочно сообщить в Министерство, лично аврору Уилкису… вознаграждение...» — пестрели страницы всех печатных изданий магической Британии, но толку не принесло ни одно сообщение, даже когда награду повысили вдвое.

* * *

Гарри Поттер нашел-таки дом Певереллов. И сумел войти. Конечно, не всех троих братьев, хотя он теперь и остальные дома сумел бы без особого труда обнаружить, а своего прямого предка, Игнотуса. А пропал потому, что и дом, и то, что в нем было, удивительным образом прекрасно сохранилось. И приняло — его, полукровку. Правда, как потом выяснилось, полукровкой он вовсе не был. И не так уж давно прервался род, то есть даже и не прервался, раз Эвансы были его последними сквибами. Единственными сквибами, сохранившими талант общаться со змеями. Да, это был поворот.

Из библиотеки Гарри вышел только тогда, когда в голове стало мутиться от голода, и тут же был накормлен невесть откуда взявшимся домовиком. В голове кипело, а душа просила… ритуал. Так просила, что больше он ни о чем не мог думать. И только обязательство тщательнейшего, от буквы до буквы исполнения инструкций предков дало ему небольшую передышку: Гарри вынужден был поститься. Странно, он думал, у некромантов жизнь несколько проще.

Аукс, эльф, едва узнав об этом, радостно вымел пол ушами и унесся готовить «специальное меню». Чтение, разбор документов и снова чтение опять поглотили Гарри, так что время, которое было необходимо выдержать, пронеслось для него незаметно.

И вот — пентаграмма, черные свечи, кровь — его кровь льется на жадный, впитывающий ее едва ли не на лету камень…

И ничего.

Может, он ошибся, когда читал заклинания?

Нет… кажется, за углом мелькнул край черной мантии! Гарри бросился туда.

Пустой коридор.

— Чертов недоучка… — Гарри смял лицо ладонями, чтобы немного прийти в себя. — Ничего, попробую еще раз.

На сей раз Аукс неделю откармливал дорогого хозяина мясом. Гарри не задавался вопросом о том, откуда тот его берет, пока не зашел на кухню и не увидел странные приготовления и чьи-то свежие шкуры. Оказалось, эльф преспокойно браконьерствует в соседнем лесу… Но когда его носа достиг запах жареной оленины, Гарри стало все равно.

Снова перепроверка всего, до буквы и знака. Еще три дня поста, и все повторилось снова. Он продолжал жить как во сне, одержимый одной идеей, одним желанием. Ему мерещились взмахи черной мантии в тенях от дверей, в глубине коридоров появлялись удаляющиеся силуэты профессора…

И еще раз... Гарри проснулся и резко сел. Он не помнил, как оказался в своей кровати, видимо, снова Аукс. Он подвинулся, чтобы встать, опираясь рукой на постель, и тут же ее отдернул.

Хруст смятого пергамента — такого старого, что Гарри потом расправлял его с великой осторожностью — разбудил его окончательно. А через пару секунд в висках застучало — он увидел знакомые строки. Небольшие четкие, совсем чуточку рваные буквы, те самые, что составляли язвительные замечания на его работах по зельеварению, начали складываться в слова…

«Мистер Поттер, (зачеркнуто) убедительно прошу, первый и последний раз (зачеркнуто), оставьте меня наконец в покое! Вы уже трижды вытаскивали меня из перерождения, причем в последний раз — вместе с вашей матерью (это не ругательство, мистер Поттер, просто мы сейчас вместе, хотя (много раз зачеркнуто) хотя дела мертвых вас совершенно не касаются. Впрочем, как и чужие дела вообще, но у вас же ума и такта как (зачеркнуто). Ваша мать, Лили, (какой ужас, я даже не могу вас как следует выругать), обещает в этом случае навестить вас во сне.

И прекратите уже показывать на каждом шагу ваше вопиющее невежество! «Кровь мага» — специальное ритуальное зелье, а вовсе не то, что течет в ваших жилах!»

И приписка круглым, почти детским почерком:

«Гарри, милый, отпусти Сева, пожалуйста, с него и правда уже хватит. Прости, мне трудно писать, держать пальцы овеществленными очень тяжело. Я тебя люблю. Мы тебя лю…

Мама».

Почему, почему, почему он не помнит сегодняшнего сна?! Гарри в слезах от ярости растер свеженачерченную пентаграмму, которую сделал вчера просто так, на память, в качестве тренировки. В дальний угол полетели свечи, кажется, пара даже сломалась. А потом он посмотрел на пергамент… Письмо. Ему. От Снейпа и от мамы. Оно до сих пор не исчезло, значит, не было плодом его воображения, а это… Все по-настоящему. Ему стало странно легко, и он рассмеялся — сначала грустно, потому что все равно было больно в груди, но постепенно и боль, и грусть уходили.

Он погладил пергамент. Надо же, его первый трофей из-за Грани. А «Кровь мага» он как-нибудь сварит, ведь он оказался вовсе не бездарностью.

«Дай Мерлин, не последний», — шепнул кто-то внутри, но теперь ему было не страшно, и он только шикнул на ту свою часть, чтобы замолчала, и она послушно замерла.

Какая разница, чья она. Какая разница, если он теперь знает самое главное — хоть кто-то получил кусочек справедливости. От осознания этого стало легче дышать.

«Sapientia et iustitia» — проступило над дверной аркой, когда он выходил.

«Мудрость и справедливость» — он найдет это потом, а пока Гарри даже не заметил надписи — девиза Певереллов, той ветви, что пошла от Игнотуса. Пока перед ним расплетались только ветви осеннего сада, откуда-то пахло яблоками… Он словно очнулся. Осень? Сколько же его не было? Надо послать сову!

* * *

Стоило ему сомкнуть глаза ночью, как они пришли к нему — оба. Хотя Снейп предпочитал держаться от него как можно дальше, ему все равно пришлось ответить на все вопросы, правда, их у Гарри к этому времени оставалась всего пара-тройка. Больше всего он говорил с мамой, которая, как оказалось, и сама не знала, кем на самом деле была.

Об изысканиях Гарри с большим интересом и даже ни разу не перебив слушал и Снейп.

«Не иначе, влияние мамы его сдерживает», — подумал Гарри и тут же получил в ответ, что некоторые мыслящие индивиды способны ради важной информации отойти от стереотипов и забыть на время о вражде — в отличие от кое-кого, до сих пор не научившегося элементарнейшей защите сознания. «Поверь, Лили, я сделал все, что мог, но твой мальчишка должен был меня ненавидеть, а потому — какая там могла быть учеба?»

«Какая и вражда, профессор. Как это все было глупо. Глупо, грустно, неправильно!»

«Идиотски».

«Точно».

«Вы согласились со мной, Поттер?»

Почему-то в этой фразе Гарри послышалась улыбка?

Ночь была достаточно долгой, чтобы обсудить все. Оказалось, не так этого было и много.

* * *

Он возвращался.

Нет, Гарри далеко не сразу и не особенно легко принял такое решение. Только когда получил два ответа и один вопиллер, понял, что так правильно. Его ждали. Он был нужен. Были те, кто не хотел его потерять, а значит, и теряться не надо. Теперь он знал, кто будет рядом, и знал, чем займется сам. И в курсе о том, кто он теперь, будут очень, очень немногие.

Он никогда не будет дрессированной обезьянкой, кивающей на каждое второе предложение Кингсли. Он — молодой темный маг Гарри Поттер-Певерелл. Нет, никаких особых богатств, кроме книг и потрясающих гримуаров, которые мог взять в руки только член семьи. Только дом и земля, но это многого стоило. Гарри Поттер нашел свои корни. А значит, был теперь по-настоящему силен. Хотя бурную встречу, что состоялась в узком кругу на Гриммо, долгое время предпочитал не вспоминать.

— Удивительно светлое место, ни за что не подумаешь, что это гнездо некромантов. Но лет десять придется все это разбирать, — оценила Джинни, когда он привел ее в просторный дом из серого камня. — Даже если примешь на работу Гермиону.

Идея была гениальной, и вскоре старый дом совершенно не напоминал о былой разрухе: комнаты реставрировались и обставлялись, в коридорах мелькали мантии магов — в семье Уизли у всех руки были на месте, так что работа нашлась и для Рона, и для Джорджа, и для папы Артура. Гермиона же была на вершине блаженства — ее самая большая и искренняя любовь всей жизни — книги — были перед ней, и разбираться во всех хитросплетениях родовой магии было восхитительным пиршеством для ее пытливого ума.

Некроманты знали, как снимать самые сложные проклятия крови, так что Джинни, оказавшаяся седьмой, пусть и дочерью, а не сыном, смогла исполнить то, о чем мечтали три поколения Уизли. Вот только плата была назначена довольно интересной — введение в род еще одной пары. О том, кто это будет, вопрос даже не стоял…

Сильнее всего это повлияло, кстати, на Рона: у него даже цвет волос изменился, потемнел. И характер словно подменили. «Второй Перси», — попыталась было поддразнить его сестра, но и она оценила, что лучшего управляющего поместьем найти было бы трудно. Нет, он по-прежнему звезд с неба не хватал, но ведь кто-то должен заботиться о земле, на которой стоят их ноги? У Рона Уизли это получилось, хотя все недоумевали, даже он сам.

Когда Гарри исполнилось тридцать, он заявил свои права на место в Визенгамоте, чем поверг в шок половину магической Британии. Пресса оживилась, но теперь Гарри Поттер умел останавливать людей — нет, не одним взглядом, способы были разные, и было их много, но не переходить границы закона он умудрялся.

— Почему? — спросил его Кингсли в первый день его официального возвращения.

— Сам уже не помнишь? — улыбнулся Поттер так, что министр почувствовал холодок. — Нет, не имею ничего против тебя, как не имею ничего против текущей политики Министерства, и не намерен вмешиваться. Но руку держать на пульсе буду. Властвуй, у тебя хорошо получается.

Пресс-конференцию, тем не менее, дать пришлось. Так сказать, освежить и улучшить память о себе. Зал любезно предоставило Министерство (читай: Кингсли), о чем Гарри не забыл проинформировать участников в самом начале. Долг платежом красен, так что лучше всего не иметь долгов. Красный цвет его не привлекал уже довольно давно.

Стоило помощнику Кингсли объявить о начале, как вопросы посыпались один за другим.

— Мистер Поттер, чем вы занимались все это время?

— Путешествовал. Отдыхал. Учился.

— Где успели побывать?

— Какие страны вы бы отметили?

— Я не мастер рассказа, — скромно улыбнулся Гарри. — Даже маггловский журнал «Вокруг света» сможет порадовать вас куда более интересной и качественной информацией.

— Вы были в маггловском мире?

— Я в нем провел первые одиннадцать лет жизни, и вы чему-то удивлены?

— И как там магглы?

— Спросите у них самих, я не особо интересовался.

— Каковы ваши дальнейшие планы?

— Разбирать наследство Певереллов. Восстанавливать дом и род.

— Что вы собираетесь для этого делать?

— Вам описать работу мага-строителя или интересуетесь восстановлением рода? Для первого имеются специальные курсы, для второго, полагаю, варианты вам известны.

— И все же, какова цель вашего появления?

— А просто вернуться уже нельзя? Или магическая Британия — не моя страна?

— Претендуете ли вы на титул Темного Лорда?

— Только если вы меня ославите, — Гарри ответил как можно ласковее, но у вопрошающего, видимо, что-то случилось с организмом, так что тот предпочел очень быстро покинуть помещение.

Гарри удивился только отсутствию Риты Скитер — уж чтобы эта акула прыткопишущего пера, да не явилась, чтобы подлить грязи на его геройскую репутацию?

Только потом Джинни узнала, что та несколько лет как уехала. «Просто исчезла, почти как ты, Гарри. Но ведь и хорошо, правда?»

Он согласно кивнул. Просто надо будет узнать, кто вместо нее.

* * *

Эти двое столкнулись во время перерыва пресс-конференции, и Гарри протянул руку первым.

— Малфой.

— Поттер. Ах, простите, Певерелл, — Драко выдержал паузу, но руку все-таки принял. — Вы уже лорд или еще до…

— Я твой должник, Малфой, — перебил его Гарри, и ледяные глаза бывшего недруга расширились от удивления. — И я не шучу.

— Я запомнил. Однако, иметь в должниках Певерелла, — Драко усмехнулся. — Звучит заманчиво. Не опасаешься?

— Ты забыл нашу любимую фамильную специализацию?

— Настолько уже врос?

— Эвансы были сквибами по линии правнучки Иоланты Певерелл, если тебе это о чем-то говорит.

Драко едва сдержался, чтобы по-мальчишески не присвистнуть. Надо же, Певереллы и по линии матери, и по линии отца!

— Так вот где была собака зарыта!..

— Я еще не всех откопал.

— В устах некроманта звучит многообещающе, — хохотнул Малфой.

— Да, есть чем заняться.

— Успехов, — Драко скорчил многозначительное лицо, а потом вдруг резко посерьезнел. — Поттер, ты там был? За гранью?

— Неоднократно. И кто тебя интересует? Насколько я в курсе, твои предки еще здравствуют.

— Снейп, — коротко выдохнул Драко. — Я… Мы все ему были обязаны. И ничего не смогли сделать.

Гарри прищурился. Нервные пальцы, теребящие манжет, напряженный взгляд, готовность к чему угодно… Как знакомо. Надо же.

— Я покажу, если хочешь, — предложил он. — В счет долга.

— Ты встречался…

Гарри кивнул.

— Согласен. Только тогда считай не одного меня.

— Только твою семью, Малфой. Это личное.

* * *

Это был новый мир, похожий и не похожий на старый.

Он побывал в школе к большой радости совсем постаревшей Минервы МакГонагалл — каким игрушечным ему там все показалось! «Как в прошлой жизни», — подумалось вдруг. Хотя это же и была прошлая жизнь.

В этом мире не было настоящих врагов. Они закончились очень быстро после того, как он слил воспоминания в Чашу Памяти у Малфоев. Да, лазейку в клятве о неразглашении он оставил сам, слишком хорошо понимая, что если уж он был так одержим, и Драко почти так же, это будет важно для многих. Малфои ничего не могли рассказать только про его мать. А остальное они использовали по полной — недаром Гарри начал получать письма от бывших сокурсников-слизеринцев — всего лишь вежливые признания его имени и статуса, но если внимательно читать, во всех можно было найти и кое-что другое. Враги словно растворялись в небытие, и в конце концов их не осталось.

«Пока не осталось», — сказал сам себе Гарри.

Друзья, те немногие, кто его действительно ждал, всегда оставались с ним. Можно было просто жить своими интересами — хватит с них подвигов. Можно и нужно спокойно осваивать этот мир и держать на контроле такие перегибы, как появление очередного Темного Лорда.

Просто жить совершенно не скучно, а если кому вдруг начинает так казаться, достаточно бодрого шлепания босых подошв, а затем устраивающегося на коленях шилопопого потомка, порой до безобразия напоминающего тебя самого в те чудесные или не совсем чудесные годы.

— Папа, а про то, как тетя Гермиона была кошкой, ты расскажешь? Розе уже рассказывали, а она нам не хочет!