Следи за языком (джен)

«Всё хорошо», — говорил он себе каждое утро и смеялся над нелепостью ситуации. Всё было совсем не хорошо, но без этого самовнушения даже вставать с постели не хотелось.

«Всё нормально», — говорил он себе днём, снова убеждаясь, что аппетит так и не вернулся. Но не есть — не нормально. Он знал это и заставлял себя проглотить хотя бы пару кусков бутерброда.

«Ничего страшного», — уговаривал он сам себя вечерами и едва сдерживался, чтобы не приложиться головой о стену. Было страшно оставаться одному, страшно засыпать и видеть кошмары, страшно просыпаться посреди ночи с колотящимся в горле сердцем. Жить тоже было страшно, но этот страх, единственный, он ещё не подпускал близко.

* * *

Третьего мая счастливый от победы и несчастный от смертей Гарри Поттер оказался наедине с Джинни в первый раз. Она сама потянулась за поцелуем, возможно, в попытке забыть о свежей трагедии. Объятия, поцелуи, ласки — всё было замечательно и обещало стать ещё лучше, и тогда Гарри скрутил приступ боли. Длился тот не дольше секунды, но желание уничтожил напрочь. Джинни, казалось, была немного разочарована, но не обиделась — сама отступила, пробормотав что-то о неуместности.

Четвёртого мая Гарри, Гермиона и Рон отправились в Нору — отдохнуть и набраться сил перед тем, как приступать к восстановлению школы. Мирная атмосфера расслабляла и настраивала на спокойный лад. Смерть Фреда, разумеется, всех опечалила, но погибших было много, и даже Рон понимал, что совсем без потерь было не обойтись. Они старались думать о будущем в позитивном ключе, натужно улыбались друг другу… И когда у Гарри мелькнула мысль, что теперь в его жизни всё будет хорошо, приступ боли повторился. Рон с Гермионой как раз в тот момент о чём-то заспорили, поэтому не обратили внимания на Гарри, у которого перехватило дыхание, на его бледность и ужас, отразившийся в глазах. Всё закончилось так же внезапно, как и началось, боль не продлилась и пары секунд, однако тогда впервые в его сердце поселился страх — маленький комочек, чьё появление Гарри постарался проигнорировать.

Пятого мая наконец-то выспавшийся и отлично отдохнувший Гарри вернулся в Хогвартс вместе с друзьями. Со всех сторон ему кто-то улыбался, незнакомые люди подходили, чтобы пожать ему руку или хлопнуть по плечу, и каждое такое действие сопровождалось вспышками боли. Окружающие ничего не замечали, да Гарри и сам не желал показывать, что что-то не так, но терпеть с каждым разом становилось всё сложнее. Ускользнув, он наведался к мадам Помфри, но, поскольку признаваться и рассказывать всё не счёл нужным, та не сумела ничем помочь: «Может, вы мышцу потянули?» — предположила она и вернулась к лечению пострадавшего от проклятия во время битвы мужчины.

Думать о плохом не хотелось, но приступы повторялись, усиливались, и Гарри становилось всё страшнее. Он перебрался в дом на Гриммо — в Норе скрыть такое точно бы не удалось, — где и узнал, что с ним творится. От Кричера.

— Долг жизни, недостойный хозяин, — проскрипел домовик со злорадной ухмылкой.

Гарри не верил в это — потому что не верила Гермиона.

— Глупый хозяин не должен слушать грязнокровку, — презрительно прижал уши Кричер. — Что эта маггла может понимать в магических законах?

Гарри накричал на домовика, но пошёл в библиотеку, где и выяснил, что эльф не лгал. Оказалось, приступы боли продиктованы страданиями той из сторон, перед которой долг, а интенсивность боли зависит от разницы между состоянием (и настроением) сторон. Гарри подумал, повспоминал, и понял, что боль накатывала именно в те моменты, когда ему было хорошо: близость с Джинни, теплота с друзьями, доброжелательность и благодарность волшебников в Хогвартсе.

— Кричер, — позвал он, обдумав всё и не придя к решению, — и что мне теперь делать?

— Помогать леди Нарциссе конечно, — оскалился тот.

«Нарцисса», — выдохнул Поттер. Он совершенно забыл подумать о том, вернее, той, перед кем у него долг жизни.

Скосив глаза на открытую книгу, Гарри вздохнул с облегчением: миссис Малфой действительно оказала ему огромную услугу, и он это признавал и не пытался умалить её заслугу — иначе одной лишь кратковременной болью не отделался бы. Теперь предстояло решить, что предпринять.

* * *

Несколько дней Гарри терпел боль, не в силах разобраться, как поступить, и решился обратиться за советом…

Разговор с друзьями ничем не помог и даже наоборот — испортил настроение. Когда Гарри дождался момента, чтобы без лишних ушей поговорить с Роном и Гермионой, его уже подташнивало от боли, поэтому вместо развёрнутого рассказа он озвучил лишь итог своих размышлений:

— Миссис Малфой спасла меня там, на поляне. Я должен поговорить с Кингсли, попросить, чтобы он её отпустил.

Рон тут же разорался, кипя от одной лишь мысли помогать этой семейке, а Гермиона, стоило Гарри только упомянуть долг жизни, сразу же начала читать лекцию о вредности веры в глупые суеверия.

Небольшая размолвка благотворно сказалась на Гарри — боль стихла, однако поведение друзей разозлило, и он поспешил вернуться на Гриммо — сил на отстаивание своей позиции не было, а ссориться не хотелось. Чем больше он думал о ситуации, в которую угодил, тем яснее понимал, что бездействовать не выйдет. И всё же идти на поклон к Малфоям не хотелось категорически…

Гарри заперся дома и свёл все контакты к минимуму — на время это помогло. Ему было плохо от невозможности увидеться с друзьями и помочь с восстановлением Хогвартса, и физическая боль отошла. Но Гарри не мог оставить всё так и жить затворником. Гадая, как же поступить, он наконец вспомнил, что не только его спасла Малфой — он тоже спас Малфоя! Ободрённый, он узнал, что миссис Малфой отпущена под подписку и написал ей, прося о встрече, и тем же вечером получил записку со временем.

Кричер что-то бухтел о недопустимости визита к Малфоям в маггловской одежде, но Гарри лишь досадливо отмахнулся и вошёл в камин.

Малфой-мэнор мгновенно всколыхнул воспоминания о визите в этом дом, закончившийся смертью Добби, и Гарри непроизвольно нахмурился и сжал зубы. Но при виде миссис Малфой его злость испарилась, как роса в знойный полдень. Меньше всего Гарри ожидал увидеть эту красивую и надменную женщину сломленной. Она выглядела безупречно, но синяки под глазами, бледность и искусанные губы не могли укрыться от его взгляда. Как бы Гарри ни относился к Малфоям, ему было искренне жаль женщину, потерявшую в одночасье всё: мужа, сына, доброе имя, возможно, свободу.

И всё же несмотря на сочувствие Гарри твёрдо был намерен раз и навсегда разобраться с этой семейкой и больше никогда не иметь с ними дела.

— Добрый день, — тихо сказала миссис Малфой, указывая на кресло, а когда Гарри сел, молча уставилась на него светлыми глазами чуть навыкате, словно самой ей нечего было сказать.

Смешавшись, Гарри не сразу смог заговорить, а когда начал — принялся мямлить. Нарцисса безучастно слушала и почти не моргала, словно уснула, и как бы Гарри ни хотел твёрдо и уверенно высказаться, под конец импровизированного монолога откровенно бормотал. И всё же не понять его было невозможно — Гарри Поттер хотел взаимозачёта долгов.

— Мистер Поттер… — прошелестела Нарцисса, откашлялась и прямо взглянула на него. — Вас воспитывали магглы… Вы как Маугли в волшебном мире. — Гарри оскорблённо засопел. — Вы действительно спасли моего сына, и я искренне вам за это благодарна. Однако от долга жизни вы сами отказались.

— Что?! Когда? Я не…

— Когда отмахнулись от его слов благодарности.

Ошарашенный Гарри припомнил, как Малфой что-то бубнил, когда они пытались отдышаться после бешеной гонки над Адским пламенем, и то, как он отмахнулся и сказал, что не нуждается в его благодарности…

— Но я не имел в виду…

— Следите за словами, мистер Поттер. Это вам не маггловским мир, где можно трепать языком, а потом просто сказать, что не то имел в виду. Магия не прощает глупости.

— Но что же мне теперь делать?!

— Служить.

— Что?! — вскочил Гарри, хватаясь за палочку.

Нарцисса даже не моргнула.

— Вы можете отказаться. И умереть, — равнодушно пожала она плечами и, пока Гарри хватал ртом воздух, невозмутимо вызвала домовика и приказала подать чай. — Или отработать долг.

Кипящий от праведного негодования Гарри плюхнулся обратно в кресло и зло уставился на миссис Малфой.

— Что вам надо?

— Для начала вы должны освободить моего сын и мужа.

— Да вы хоть понимаете?!.

— Это ваши проблемы, мистер Поттер, — перебила та, поморщившись от его крика. — Наши судьбы теперь неразрывно связаны. Я сказала, чего жду в счёт уплаты долга. Но только вам решать, как поступать.

— И всё? На этом мы будет в расчёте? — едва сдерживаясь, процедил он.

— О, конечно же нет, — чуть улыбнулась Нарцисса. — Но это будет началом. — Пригубив напиток, Нарцисса одобрительно кивнула и чуть склонила голову к плечу. — Не смею вас больше задерживать.

Хотелось закричать, перевернуть столик с серебряным подносом, схватить бессовестную лицемерку и трясти-трясти-трясти — пока она не откажется от своего долга, пока не скажет, что всё это было просто глупой шуткой, но Гарри понимал, что этого не будет.

— Зачем вы помогли мне? — глухо спросил он. — Вы же могли выдать меня Волдеморту. Так зачем помогли? — надеясь разбудить в ней совесть.

— На всякий случай, — вполне доброжелательно сказала она и пожала плечами. — И, как видите, этот случай наступил. Ах, и ещё… В счёт долга… Я не хочу, чтобы вы с кем-либо обсуждали нашу с вами ситуацию. Это ведь наше личное дело, мистер Поттер, не так ли?

Шагая к границе аптиаппарационного барьера, Гарри пытался придумать выход и не мог. Как он ни старался, как ни рисковал собой, чтобы оставить позади все проблемы военного времени, у него не вышло. Он победил, но предотвратить катастрофу так и не смог. Гарри Поттер, Мальчик-Который-Выжил и победил, который так надеялся на то, что смог изменить мир к лучшему, проиграл. Потому что обрёк себя на болезненное служение Малфоям.

Сколько раз Снейп говорил ему эту фразу — «Следите за языком, мистер Поттер!» — а он так и не научился этому простому, но такому полезному качеству. Импульсивность снова сыграла с ним злую шутку.

Вздохнув, Гарри аппарировал в Министерство. Не для того он так долго выживал, чтобы позволить долгу жизни себя убить теперь, когда у него наконец появился шанс на нормальную счастливую жизнь.