Цветы, кентавры и зелёные кабинки (гет)

Ветка громко хрустнула под ногами. В лесной тишине этот звук был сродни выстрелу из ружья. Сова, прятавшаяся в буйных зарослях, возмущенно ухнула и шумно захлопала крыльями, покидая свое дерево. Труха посыпалась прямо на макушку Сириуса. Тот раздраженно поджал губы и затряс головой, как пёс, смахивающий воду с шерсти после купания.

— Почему бы тебе не сорвать обычных цветов? — спросил Ремус, уворачиваясь от ветки, что отрикошетила от впереди идущего Джеймса. — Они же тоже красивые.

— Потому что это Лили, умник, — Джеймс поднял вверх указательный палец, подчеркивая важность своего заявления. — Она необычная девушка, значит, и цветы у нее должны быть необычные, — он перепрыгнул через торчащие из земли корни, и последнее слово ухнуло где-то в его груди.

— А почему бы не найти лилий? Лилии для Лили, — Сириус поднял взлохмоченную голову и зябко запахнул кожаную куртку. — Спёр их из теплиц профессора Спраут, и дело с концом.

— Как все пошло и банально, не ожидал от тебя такого, Бродяга, — Джеймс на его реплику скривился так, словно проглотил дольку лимона.

— Пошел ты, — усмехнулся Сириус, одним движением головы откинув угольно-черную челку.

Чем дальше они продвигались в лес, тем темнее и гуще он становился. Ветки тянули крючковатые пальцы к их лицам, стараясь зацепить их, исцарапать, захватить в свой сучковатый плен.

— Какие цветы ты хочешь найти, Джеймс? — спросил Питер, порывисто отпрыгнув от шороха в кустах рядом с ним. Не рассчитав, он с размаху врезался в Сириуса, едва не повалив его в опавшие листья.

Хвост страшно не любил эти походы в Запретный лес. Если бы ему дали выбор: сходить в Запретный лес или на свидание с Филчем, Питер, пусть даже почти умирая от стыда, выбрал бы Филча. Потому что стыд лучше, чем страх. Но, так уж вышло, что ему такого выбора не предоставляли, и сейчас он семенил за друзьями в попытках найти какой-то диковинный цветок и не умереть, зажатым в жвалах паука.

— Свали, Хвост, — Сириус отпихнул Питера от себя, да так, что он чуть не свалился в тот же куст, от которого только что шарахнулся.

— Прости, — Питер выпрямился и виновато опустил глаза, отряхивая с плеча нападавший с деревьев мусор.

— Мы ищем афлорис, — сказал Джеймс, запрыгивая на поваленное дерево, укутанное мягким темно-зеленым мхом. Засунув руки в карманы, он вальяжно прошелся по нему, ни разу не пошатнувшись.

— Серьезно? — Ремус удивлённо распахнул глаза и посмотрел на Сохатого как на умалишенного. — Он же в самой чаще растет!

— Ну и что? — беспечно пожал плечами Джеймс и спрыгнул с бревна.

— Я до сих пор не въехал, о каком цветке вы говорите, — Питер зарылся носом в ворот своей толстовки так, что было видно только маленькие бегающие глаза и покрасневшие кончики ушей.

— Лепестки у него белого цвета, похож на тюльпан, но, когда рядом появляется влюбленный человек, он начинает изнутри пульсировать красным светом, как будто сердце бьется, — быстро разъяснил Ремус.

Сириус подкрался к уху Питера, натурально изображая сердечный стук. Для пущей убедительности, он слегка сжимал и вновь разжимал растопыренные пальцы, будто бы в его ладони действительно билось невидимое сердце. Питеру, чье воображение учтиво нарисовало отсутствующий в руке Сириуса орган, стало дурно.

— И растет он в самой чаще, — продолжал Ремус. Он остановился возле дерева, уперся в жесткую кору ладонью и, пыхтя, попытался соскрести об торчащий корень налипшую на подошву кроссовка грязь. — Если нас поймают, меня лишат значка старосты, и мы, в лучшем случае, не вылезем из отработок, а в худшем — со свистом вылетим и школы.

— Зато я подарю цветы Лили. Не унывай, Лунатик, — Джеймс звонко хлопнул Ремуса по спине, выбивая из легких Люпина весь воздух.

— Когда-нибудь вы станете причиной моей смерти, — Ремус покачал головой, последний раз чиркая подошвой по корню, и вновь двинулся за друзьями.

Они шли между деревьями, окутанными серой дымкой тумана. Джеймс шагал по Запретному лесу так легко и пружинисто, словно шел по полю с незабудками. Остальные едва поспевали за ним, не разделяя его приподнятого настроения. Однако и безмятежность Джеймса была потревожена, когда к ним навстречу выбежал акромантул. Он был ещё детёнышем, явно отбившимся от стаи, но и этого хватило, чтобы они успели перетрухать. Паук, голодный как оборотень в полнолуние, поднял свои мохнатые черные лапы в угрожающем жесте, клацнул жвалами. Но пущенное Сириусом в его несуразное восьминогое тело «Арания Экземи» умерило его пыл. Питер поражался своему мужеству и тому, как он не рухнул в обморок, при виде этой туши. Вернее, он хотел. У него даже в глазах помутнело. Но Сириус среагировал быстрее, и он не успел.

Однако Джеймса эта «неприятность» смутила лишь слегка. Уже через минуту он готов был продолжать путь с не меньшим рвением и оптимизмом. Тогда Сириус перекинулся в пса, чтобы лучше видеть, слышать и чувствовать пространство вокруг. Они блуждали по лесу ещё какое-то время. Один раз пришлось сойти с протоптанной тропы, чтобы избежать столкновения с кентаврами, чей клич и топот послышался совсем недалеко от них.

Но вскоре их поиски все же дали плоды.

— Смотрите! — крикнул Питер, указывая куда-то в темноту. — Мы не эти цветы ищем?

Среди густоты деревьев показалась круглая, словно кто-то очертил ее циркулем, поляна. Лунный свет лился на нее расплавленным серебром. Издалека казалось, что она была заботливо укутана снегом.

— Ну, сейчас проверим, — Джеймс решительно переступил через корягу и твердым шагом направился к поляне.

Сириус в один прыжок оказался в самой середине белой поляны. Он недоверчиво огляделся, нагнулся и зарылся носом в один из бутонов, а потом вдруг чихнул, мотнув лохматой головой. Ремус и Питер тоже вышли на поляну.

Джеймс опустился на корточки, стараясь не примять цветы вокруг. Ремус, Питер и вновь ставший человеком Сириус с любопытством наблюдали за ним. Отчего-то каждый из них был взволнован, но природу этого волнения они не могли объяснить.

Джеймс сглотнул, зажмурился и коснулся тонкого стебля пальцами. Несколько секунд ничего не происходило, и Мародеры уже начали разочарованно пожимать плечами. Когда Сохатый уже хотел выпустить стебель из рук, его снежно-белый бутон загорелся ярко-алым цветом. Мародеры удивленно распахнули глаза и по инерции отпрянули. Кроваво-красная пульсация отражалась в их завороженных глазах, и даже Сириус, который не особо любил все эти сопли, очарованно глядел на мерное мерцание. Этот цветок показывал сердце Джеймса. Сердце по уши влюбленного человека.

— Краси-и-иво, — протянул Питер, но сам брать в руки цветы не решался.

— Надо еще нарвать, — тихо проговорил Джеймс и на корточках пополз к остальным цветам.

Когда парни набрали уже большой мерцающий букет, в миллиметре от ноги Сириуса с характерным свистом упала стрела.

— Какого… — Сириус сурово нахмурился. Оперение стрелы касалось его штанины, и в этот момент Бродяга особенно чутко ощущал это прикосновение.

Друзья удивленно уставились на врезавшуюся в землю стрелу. Земля под их ногами заходила ходуном. Они вгляделись в темноту между деревьями. Тени, огромные, страшные, оживали и с бешеной скоростью неслись на них. Казалось, они могли бы снести деревья с корнем, если бы захотели. Ближе к поляне, они замедлились. Косые, неровные лучи лунного света осветили мускулистые, плечистые тела разозленных, суровых как зимняя стужа, кентавров. Сверкающие наконечники их стрел были угрожающе направлены на нарушителей.

— Вот влипли… — высоким голосом пискнул Питер, непроизвольно выпуская из рук все цветы, которые успел набрать.

— Джеймс, — Ремус подошел сзади и ткнул Поттера в бок. — Отдай им цветы, — взывал он к голосу разума, сглатывая и не спуская пристального взгляда со стражей леса.

— Не отдам, — тихо, но пылко ответил Поттер, с опаской глядя как кентавры нетерпеливо вспахивают копытами рыхлую землю.

— Они нас расплющат, Сохатый, — с нажимом проговорил Ремус.

— Не отдам, — стоял на своём Поттер, чувствуя как по виску стекает капля холодного пота.

— В таком случае, — Сириус слегка задыхался, — у нас есть только один путь. Бежим! — завопил Блэк, и друзья дружно бросились наутёк.

Они бежали со всех ног, ветки хлестали их по лицу, листья путались в волосах, ветер звенел в ушах, царапины отдавались болью, а позади не умолкал топот мощных копыт по холодной земле. Слышались чьи-то крики. Сириус посылал кентаврам под ноги заклятья, что вспыхивали под их копытами, отвлекая полулюдей ярким светом и хлопками, замедляя их ход. Питер петлял и, как назло, все время спотыкался либо о ветки, либо о кротовые ямы.

— Брось цветы! — кричал Ремус, продираясь сквозь заросли. На скуле у него саднили и наливались краской тонкие царапины. — Из-за их света нас видно в темноте!

Цветы, потрепанные, потерявшие половину белоснежных лепестков, все еще быстро пульсировали светом в руках Джеймса, копируя дробь его сердца. Поттер, задыхаясь от бега, только упрямо покачал головой из стороны в сторону.

— Я убью тебя, Рогатый! — кричал Сириус. — Клянусь своей аристократией, убью!

Они бежали так быстро, как только могли, ноги уже подкашивались, но даже тогда Сириус не прекращал виртуозно материться в спину Джеймсу. И вот впереди замерцали огоньки замка, чаща отступала, редела. И стоило только Джеймсу почувствовать каплю облегчения, что-то слизкое и твёрдое обернулось вокруг его щиколотки. Он рванулся вперед и упал ничком прямо на цветы. Очки слетели с носа куда-то в траву. Ремус и Питер испуганно обернулись.

— Черт, следить надо куда копыта ставишь, — тяжело дыша, раздраженно прохрипел Сириус. Блэк схватил его за шкирку и потянул вверх, ставя на ноги, как щенка. Ремус и Питер поднесли ему очки, которые отыскали в траве. Благо они упали на то место, где через прогалины в кронах пробирался лунный свет.

— Стойте… — Джеймс наклонился над раздавленными цветами, подхватил один уцелевший бутон и ринулся бежать дальше.

Они нырнули в просвет, вылетели за пределы леса, плюхнулись коленями на траву, тяжело дыша.

— Сохатый… я… я… засуну тебе… эти цветы в зад… чтобы и пятая точка светилась любовью к Эванс… — прохрипел Сириус. Даже сейчас, красному, как помидор, тяжело дышащему, растрепанному и потному ему удавалось каким-то образом сохранять свою изысканную аристократичную красоту.

Джеймс посмотрел на бутон, который он успел подобрать с земли. Он не горел. Видимо, повреждения были слишком сильными. Сохатый зажмурился и чуть не взвыл от досады.

— Меня сейчас стошнит, — заявил Питер. Лицо у него и вправду было нездорового бледно-зеленого оттенка.

— Тогда уйди от нас подальше, — Сириус махнул рукой куда-то в сторону и откинул челку со лба.

— Если бы у меня были силы, я бы вас убил, — послышался уставший голос Ремуса. Он лежал на траве, широко раскинув руки и ноги и смотрел на темное небо.

Джеймс только сейчас заметил, что за пределами Запретного леса было гораздо светлее. Звёзды уже поднялись высоко над ними и бриллиантовой пылью рассыпались по черничному полотну. Ветер обдувал разгоряченные лица, колыхал мокрые от пота челки.

— Да ладно вам, хорошо побегали, — прохрипел Джеймс, выпрямляясь и хватаясь за колющий бок. Питер наградил его осуждающе-возмущенным взглядом, но ничего не сказал. — Только вот цветы пропали, — Джеймс посмотрел на бутон с неприкрытым разочарованием.

— Нарвем еще завтра, — беспечно пожал плечами Сириус.

— Рехнулись? — из травы высунулась строгая физиономия Люпина. — Вы меня не заставите идти туда во второй раз. И задницы ваши я прикрывать не буду.

— Даже за шоколад? — спросили Джеймс и Сириус одновременно.

Ремус задумался и снова потерялся в траве.

— Смотря в каком количестве вы предложите.

— У меня есть настоящий, бельгийский, — Джеймс выдохнул. — Матушка привезла из путешествия.

— В таком случае, может быть, ещё один раз.

Питер испустил шумный, полный мучений вздох, а Сириус и Джеймс переглянулись и громко рассмеялись.

— Бродяга, карта у тебя? — спросил Джеймс, ткнув Сириуса в плечо.

— Ага, — Сириус кивнул, расстегнул косуху и достал из внутреннего кармана Карту Мародеров.

Джеймс выхватил ее, произнес клятву и стал быстро переворачивать и искать точку с заветным именем. Он нашел Лили на первом этаже. Точка с её именем перемещалась очень быстро. Кажется, она бежала, а за ней так же быстро двигалась Марлин Маккиннон. Джеймсу это не понравилось. Он свернул карту и нахмурился.

— Пойдемте в замок, — он поднялся наспех запихивая карту в карман.

— Я не могу двигаться, — простонал Питер, к которому уже вернулся здоровый цвет кожи, но выражение лица было все таким же измученным.

— Поднимайте свои пушистые задницы, — упрямо твердил Джеймс, расталкивая Ремуса. — Если МакГонагалл увидит, что мы около Запретного леса разлеглись, устроит нам экзекуцию.

Глубоко вздохнув, друзья поднялись с мягкой травы, отряхнулись и поплелись к замку.

Проходя по первому этажу, они увидели Марлин, стоящую возле туалета Плаксы Миртл. Она выглядела встревоженной и злой. В голове у Джеймса сразу вспыхнула картина, как две точки очень быстро перемещаются по коридору первого этажа.

— Марлин, — позвал он миловидную светловолосую девушку.

Она обернулась на него, нервно теребя в руках кулон на золотой цепочке.

— Где Лили? — спросил Джеймс вопрос, который волновал его больше всего сейчас.

Девушка будто еще сильнее напряглась и прикусила нижнюю губу. Марлин смотрела на него оценивающим взглядом, думая, можно ли рассказать ему или нет.

— Она тут, — все же решилась Марлин, кивая в сторону туалета. — Закрылась в кабинке и плачет. Ее обидел кто-то из слизеринцев. Мальсибер, кажется.

Джеймс ошалело уставился на Марлин. Его Лили? Всегда сильная, гордая, упрямая как гиппогриф, Лили Эванс плачет из-за того, что её обидел змеёныш? Руки у него мелко затряслись от злости. В нем вдруг кипятком забурлила такая ярость, которая не смогла сравниться с яростью демона из Преисподней.

— Мальсибер? — Сириус выплюнул эту фамилию таким презрительным тоном, какому позавидует любой настоящий чистокровный ублюдок. — Какого хрена он нападает на наших львиц?

— У меня есть пароли от гостиной Слизерина… — мрачно отозвался Ремус.

Люпин всегда считался совестью их безбашенной компании, но когда что-то угрожало его друзьям и близким, он мог становиться, что говорится, страшным человеком. Джеймс считал, что в такие моменты просыпается что-то вроде его волчьей природы, которая и глотку перегрызть может.

— И ты молчал? — вырвалось у Сириуса. Он обернулся на Лунатика и красноречиво посмотрел на него металлическими глазами.

— Я берег для лучшего случая, — Ремус поднял руки в капитулирующем жесте.

Джеймс улыбнулся друзьям. В такие моменты его распирала гордость за то, что они — его друзья. Нет. Его братья.

— Лили наслала на него отменный летучемышиный сглаз, но если Мальсибер в придачу к этому обрастет шерстью или покроется волдырями, я сделаю вид, что не знаю, кто наградил его такими «подарками», — сказала Марлин, и Джеймс хохотнул, испытав внезапный приступ благодарности.

Однако, как бы ни хотелось ему расправиться с Мальсибером, успокоить Лили было намного важнее. Сохатый уверенно толкнул дверь.

Он сразу услышал тихие всхлипы в одной из кабинок, и сердце у него сжалось от этого звука. Джеймс подошел и постучал костяшкой пальца в дверь.

— Эванс, — позвал он осторожно. Если честно, утешать людей, тем более девчонок, Джеймс никогда не умел. — Выйди, пожалуйста.

Ответом на его просьбу служило молчание и тихие шмыганья носом.

— Слушай, — он выдохнул, положив руку, которой стучал, на ручку кабинки. Он хотел бы так много ей сказать, но ему никак не удавалось составить хоть немного внятное предложение. — Что бы ни сделал и ни сказал тебе этот змееныш, это всё брехня. Он всегда балаболит всякую хрень, не стоит его даже слушать, — он запнулся и облизал губы, собираясь с мыслями. Лили притихла, и он решил, что это хороший знак. — Эванс, ты… Ты слишком замечательная, чтобы тратить нервы на таких скотов, как Мальсибер. Он ни стоит ни одной, ни единой слезы, которую ты из-за него пролила.

Он стоял в ожидании с минуту. Сердце у него будто замерло и совсем остановилось. Он смотрел на зеленую дверь и ждал хоть одного единого словечка.

И тут вдруг послышался щелчок, и дверь отворилась. Лили вышла к нему. Она глядела очень недоверчиво и в то же время заинтересованно. Ее лицо опухло от рыданий, пошло красными пятнами, на щеках еще не высохли мокрые дорожки, но глаза ее, хоть и покрасневшие и влажные, все ещё оставались такими яркими и красивыми, что Джеймс чувствовал, как дуреет, глядя в них.

— Ты правда так думаешь? — спросила она тихо, опустив свои глаза, и к Джеймсу медленно стал возвращаться разум.

— Да! — решительно ответил он. — Я всегда так думал и буду думать.

Она шмыгнула носом, замялась, глянула на него, быстро улыбнулась, так что на её веснушчатых щеках показались премилые ямочки, а затем снова опустила глаза и поджала губы. Было видно, что она смущается того, что он видит её такой заплаканной.

— Спасибо, — все же сказала она.

У Джеймса внутри все подскочило. Эванс ему улыбалась, слушала его, благодарила и в кои-то веки не отталкивала. Так вот каково это ощущение, когда тебе кажется, что ради человека ты будешь готов засунуть голову в пасть оборотню, согласиться на свидание с дементором или прыгнуть в гнездо акромантулов.

Акромантулы…

И тут Джеймс вспомнил. Он достал из кармана куртки цветок, который так и не выбросил, и протянул его Лили.

— У меня был целый букет таких цветов для тебя, но появились… — Поттер запнулся. — Непредвиденные обстоятельства, — он сделал неопределенный жест рукой.

Лили, глядя на него, прищурилась. Это был тот самый прищур старосты. Когда она понимала, что они сделали что-то абсурдно-идиотское, но предпочитала никак это не комментировать. Лили потянулась к цветку увитой фенечками и браслетами дружбы рукой, но прежде чем она успела коснуться, бутон вдруг быстро запульсировал неярким алым светом. Джеймс удивленно распахнул глаза. Эванс отдернула руку.

— Он мерцает, — произнесла она, подходя ближе. Она, как настоящая отличница, пахла яблоками и мёдом. И волосы у неё такие рыжие… Просто ослепнуть можно от их рыжины. — Почему?

— Ну, — Джеймс замялся. — Он начинает пульсировать в такт человеческому сердцу…

— У тебя оно так быстро бьется, — заметила Лили.

Джеймс поджал губы. Ему и самому казалось, что он проглотил нервную, вечно просящуюся наружу птицу.

Лили взяла цветок своими тонкими пальцами. На несколько секунд он перестал гореть, а потом засиял с новой силой в руках Лили. Эванс восторженно ахнула, а Джеймс завороженно переводил взгляд с нее, на пульсирующий алым цветок и обратно.

Сначала его захлестнуло счастье. Эванс влюблена. Влюблена, дементор подери! Но тут противоположная мысль контузила его. Влюблена, но вдруг не в Джеймса? Что если это сияние обращено не к нему, а к кому-то другому? Что если ее мысли и ее сердце, занимает кто-то другой, а не Джеймс?

Лили провела руками по мокрым щекам, вытирая их. Краснота с ее лица почти спала, уступая место легкому румянцу.

— Джеймс, — позвала его Лили по имени. Его от этого всегда как током прошибало. Казалось, разы, когда она звала его по имени, можно было на пальцах сосчитать. — Ты ведь пригласишь меня на свидание еще раз когда-нибудь? — на губах у неё вдруг заиграла лукавая улыбка.

— Конечно, — ответил Джеймс, не понимая, почему она спрашивает.

— Хорошо, — кивнула она, — потому что в следующий раз, я соглашусь.

Сказав это, она вдруг подобралась и юрко проскользнула к выходу. Всполох огненно-рыжих волос было последним, что Джеймс увидел, когда за ней закрылась дверь.

С минуту Джеймс смотрел туда, где исчезла Лили, и улыбался как последний придурок. А потом, не выдержав собственного счастья, он подпрыгнул, победно взмахнув кулаком и издав полный триумфа клич.