"Он был синеглазый и рыжий" (гет)

И снова вокзал. Вокзал, дождь и ветер. И кажется, будто Сумрак здесь, на земле, сейчас. Нет никакого первого, второго, третьего слоя, есть только Сумрак — везде, всегда и во всем. Потому что так холодно может быть только там. И еще в сердце.

* * *

— Но не тут-то было! Молодая ведьма вскинула заговоренный кинжал и бросилась на врага. Хоть она и была маленькой по сравнению с огромным воином, но сейчас силы их сравнялись, и никто не знал, чем закончится великая битва.

Белоголовая девчонка — одуванчик и растрёпушка — перевела дыхание, потерла расчесанную болячку на коленке, а затем, покрепче ухватившись загорелыми руками за цепочки качелей, оттолкнулась носком сандалии и взмыла вверх. Подружки на соседних качелях, до этого сидевшие с открытыми ртами, боясь шелохнуться, тоже задвигались, зашуршали юбками.

— А дальше?

— Ну и чего? Нин, потом-то что?

Трое парнишек помладше, стоявших чуть поодаль и делавших вид, что заняты очень важными мальчишескими делами, придвинулись поближе. Дела не дела, а окончание сказки узнать хочется!

Но пауза затягивалась. То ли у рассказчицы с болячкой на коленке резко отказала фантазия, то ли девочка задумалась о чем-то своем. Она продолжала раскачиваться на качелях и смотреть в сторону котельной. Возле низенького здания стоял мужчина, не по погоде одетый в плащ, с зонтиком в руке. С неба вовсю жарило июльское солнце, обжигая плечи и заставляя шелушиться носы, а он — в плаще. Нина поглядывала на него, и что-то ее беспокоило. Смутно и непонятно. Было ощущение, что мужчина слышал все, что она тут нарассказывала своей компании. Хотя он никак не мог, все-таки котельная далековато, да и вряд ли его интересовали сказки, которые она пачками выдавала каждый день всем желающим ее слушать. А еще от незнакомца словно веяло снегом. Ледяными крупинками, впивающимися в кожу, или метелью, слепящей глаза. Дурацкое ощущение, но девочка никак не могла от него отделаться.

— Нин, так чего дальше было?

— А?

Она вздрогнула, возвращаясь в синее небо, лето и выгорающую на солнце траву.

— Так вот! Огромный воин даже не успел вытащить меч, как его настиг удар ведьмы. Она была быстра, как молния…

История продолжалась еще минут пятнадцать, и храбрая ведьма с могучим воином могли бы выяснять отношения бесконечно, но налетевший ветер наволок откуда-то туч, а вдалеке раскатисто громыхнуло. Пыль у ног взметнулась от крупных тяжелых капель. И тут же, словно по команде, стали открываться окна и двери старенькой пятиэтажки, а оттуда — выглядывать чьи-то мамы, бабушки и старшие братья-сестры: «Маша, домой!» «Сережа, бегом домой, сейчас гроза начнется!» «Паша, Надя, Ира… домой!»

Нинка взглянула на крайний подъезд, дверь оставалась закрытой. Губы девочки чуть скривились, она опустила голову.

— Нинк, ты с нами? — крикнула Райка на бегу.

— Я сейчас… Еще немножко посижу.

Девчонки разошлись и ребята тоже исчезли со двора. Рядом с каруселью валялся забытый кем-то мяч. Накрапывало уже ощутимо, а Нинка все продолжала отталкиваться сандалиями от земли и раскачивать качели.

— Ты чего домой не идешь?

Девчонка обернулась. Рядом стоял один из ребят, подслушивавших сказку. Пашка, местный пацан, года на два ее младше, дерзкоглазый, с рыжеватыми волосами — из-за чего похожий на задиристого котенка. С Пашкой Нина иногда пересекалась: когда они всей дворовой компанией отпрашивались на речку или в парк аттракционов. В парк приходилось идти через две дороги, поэтому мелких пускали только с теми, кто постарше, вроде Нины, которой недавно исполнилось двенадцать.

— А сам чего не идешь? — невежливо буркнула девчонка в ответ.

— Ты не идешь, и я не иду.

— Тебя мама звала. Не надо меня ждать.

— Ну звала. А тебя чего не зовут?

Где-то вдалеке тучи на миг осветились молнией. Нинка резко дернула цепочку качелей на себя, чуть не слетев с сиденья.

— Не обязаны!

Ишь какой, все ему скажи! Нет уж. Зачем ему знать, что она не хочет домой. Туда, где отец снова небось орет на мать, а та швыряется в него вилками и пластинками Высоцкого. Потом бабушка вступается за маму, а папа страшно прижимает ее к стене и трясет так, что бабушкина голова раз за разом стукается о массивную раму зеркала. И не надо там быть Нинке, потому что если она там, то ее хватают за руку — цепко, до синяков, — тащат во вторую комнату и запирают, чтоб не мешалась. Чтобы не видела.

Но Пашка не отставал.

— Слушай, слезай с качелей, а? Дождь же идет, промокнешь.

— Отстань.

— Давай слезай с качелей, говорю.

Пашка заметно заволновался, повысил голос и подошел ближе, зачем-то бросая взгляд на сильно посеревшее небо. Дождь лил все сильнее и сильнее.

Девчонка возмутилась:

— Обалдел, что ли? Иди уже отсюда.

— Нинка, да слезай же! — Пацан вдруг подскочил к ней и принялся стягивать ее с качелей. — Так надо. Пожалуйста, так надо!

Та уперлась, пытаясь освободиться.

— С ума сошел?! Отстань от меня! Уйди!

— Слезай, дура! — уже не помня себя заорал мальчишка и изо всех сил сдернул девчонку на землю. Нинка не удержалась, полетела вниз, Пашка, воспользовавшись на миг утраченной девчонкой боеготовностью, оттащил Нинку еще дальше от качелей. А когда та вскочила на ноги с намерением хорошенько стукнуть нахала, схватил ее за запястье и посмотрел прямо в глаза.

— Пойдем, пойдем срочно! Очень надо, ну поверь же!

От неожиданности девчонка позволила уволочь себя аж до подъездной лавочки и только там остановилась. Белые с редкими темными прядями волосы облепили ей лицо, капли стекали по носу. У мальчишки вид был не лучше: рыжие вихры лежали как прилизанные, в ботинках хлюпала вода.

— Ну и чего ты меня сюда тащил?

Нина в сердцах толкнула пацана в плечо. Он не среагировал. Стоял перед ней, насупленный и молчащий, смотрел вниз, разглядывая трещины на асфальте.

— Дурак, — сказала она.

И тут же в глаза ударило резкой вспышкой. Оглушительный треск, раскат грома прямо в голове. Дрожь по земле и покалывание по всему телу…

Оба разом непроизвольно присели.

Когда Нинка проморгалась и поднялась с корточек, она уставилась на Пашку так, будто он в одночасье превратился в какого-нибудь джинна или Кощея.

— Откуда ты знал? — прошептала она.

Пожав плечами, мальчишка тяжело опустился на лавочку.

— Просто… знал.

Нина села рядом. Какое-то время они так и сидели под дождем, ничего не делая и ни о чем не разговаривая. Потом девочка вскочила.

— Пашк, посиди тут. Одну минуту! Я сейчас!

Сорвавшись с места, она унеслась к себе в подъезд и почти тут же выскочила обратно, сжимая что-то в кулаке.

— Вот, это тебе, — сказала она, протягивая руку и раскрывая ладонь.

На ладони лежал значок. Круглый самодельный значок с пластмассовой основой и картинкой, затянутой пленкой, которая была тщательно заправлена вовнутрь. У Пашки округлились глаза.

— Ты отдашь мне «Хранителей»?

Было чему удивляться. «Хранителей» в их дворе читали если не все, то многие. Но вот продолжения не знал никто. Кроме Нинки. Однажды ее дядя, про которого девочка всегда говорила, что он «зыкинский переводчик», привез из-за границы три томика на английском языке. Первый — те самые «Хранители». А сюжет второй и третьей книги дяде пришлось пересказывать любопытной Нине очень подробно и не один раз. Помимо книжек у дяди был небольшой яркий журнал, тоже на английском, где на пятой странице оказались иллюстрации к «Хранителям». Точнее, ко всем трем томам. Уступая Нинкиному нытью, дядя отдал ей журнал на поругание, и теперь у девочки был самый необычный значок во всем дворе — с невероятными эльфами и бородатым волшебником в серой шляпе, — а также новая захватывающая и совершенно нескончаемая история для всех желающих ее послушать.

— Бери, — твердо сказала Нинка. — Быстрее, пока не промок.

Пашка нацепил значок на футболку, и дети наконец-то скрылись в подъезде.

Мужчина у котельной, про которого Нина уже успела забыть, поправил выскочившую спицу раскрытого зонта, аккуратно отошел за угол и проговорил в пустоту перед собой:

— Да, Виталий Федорович. Да, именно, внезапно обнаруживший себя прорицатель. Насколько я могу судить, возможно, даже пророк… аура, серьезный выплеск Силы. Нет, с девочкой все в порядке. Этим своим предвидением он как раз ее и спас. Да, молния ударила прямо в качели. Да, странно… оказывается, у нас тут не один, а двое потенциальных Иных. Конечно, я прослежу и за ним тоже. Но лучше пришлите кого-нибудь на подмогу. Сами понимаете, надо действовать быстро, пока Ночной Дозор не успел разнюхать.

* * *

Лило третий день подряд. Если конец августа выдался совершенно дивный, с теплыми днями и ласковыми ночами, то с первыми днями сентября на областной городок обрушилась не то что месячная, а чуть ли не полугодовая норма осадков. По улицам плыли автомобили и автобусы, а кое-где прагматично настроенные люди рассекали пространство на надувных лодках. Водостоки не справлялись, тротуары были усыпаны обломанными ветвями лип и тополей.

В очередной раз пожалев, что выкинула старые резиновые сапоги, а новые так и не купила, Нина в растоптанных (из тех, что не жалко) туфлях прыгала к офису Дневного Дозора, пытаясь одной рукой держать зонт, другой — прижимать к груди сумочку. Наверное, здорово сейчас было бы оказаться Иной, уж тогда каким-нибудь хитрым заклинанием она бы решила проблему дождя и промокших ног. Но вот незадача, столько лет Нине говорили, что она потенциальная Иная и что «когда-нибудь обязательно», однако «когда-нибудь» все не наступало. И не потому что она не старалась. Старалась и она, и ее нынешний шеф, и даже Светлые, заинтересовавшиеся неинициированной Иной и тайком от Темных проводившие с ней беседы и попытки войти в Сумрак. Не получилось. Не пускал ее Сумрак, или что-то в ней самой отказывалось поднимать тень и шагать в неизвестное. В общем, так она и осталась не пришей кобыле хвост — ни человек, ни Иная, ни нормальной работы (ну что это, днем — журналист, вечером — на побегушках в Дневном Дозоре; да любая ведьмочка, хоть бы даже седьмого уровня, невольно хихикала, глядя на Нину), ни нормальной жизни. Семью, конечно, пыталась устроить, да и та вышла какая-то калечная. Хотя это не только из-за ее, Нинкиной, неприкаянности. Все-таки был он. То есть не то чтобы «был». Как раз не было. В другом городе, с другой жизнью, другими людьми. И все же… был. Начиная качелей и той нежданной летней грозы. А потом — редкими всполохами.

Его же тогда почти сразу Темные забрали в областной центр. Наплели родителям про спецшколу и прочее. А Нинка стояла на вокзале — ей разрешили — и смотрела, как мальчишка с рыжеватой шевелюрой и вызывающим, пусть и слегка испуганным, взглядом заходит в вагон, а затем оборачивается, чтобы еще раз увидеть родной городок и ее.

И прижимает руку к груди, где приколот круглый значок.

Впрочем, спецшкола была. И Сила была. И пророчества были. Он стал тем, кем стал — сильным Темным предсказателем и — выплесками — пророком. Очень сильным. Говорили — второй, а то и первый уровень.

Иногда он приезжал сюда по делам. Иногда по делам отправляли в областной центр Нину. Они виделись. И однажды даже остались вместе. На два дня. Два странных дня, в которые не случилось ничего. Гуляли, держали друг друга за руки так сильно, словно отпусти — и кто-то из них сорвется в пропасть, ужинали в кафешках, сидели на лавочке, разговаривая о всяком или не разговаривая вовсе. И — ничего. Нина металась, хотела признаться, сказать… сама не знала что, но сказать! Однако не понимала, что происходит, и молчала. А он не сделал ни одной попытки что-то изменить. Только в самом конце, на вокзале — опять на вокзале — вдруг обнял, выбивая дыхание, и поцеловал. Быстро, нежно, крепко.

И уехал. Он всегда уезжает. Ее, или нет, не ее Па…

— Паша? — Рука с зонтиком опустилась, струйки воды потекли по свежеуложенному ламинату. — Привет.

— Здравствуй.

Пашка, широкоплечий, с едва заметными конопушками на носу, шагнул к ней, приобнимая и тут же отпуская.

— Так, Нина, раз ты изволила прийти, давай вливайся в обсуждение. Через пять минут у меня в кабинете, — раздался баритон Виталия Федоровича, шефа. — Вливайся не в прямом смысле, — добавил он, глядя на растекающиеся от ее туфель ручьи.

Преодолев растерянность, Нина ответила коротко, по-деловому:

— Сейчас.

Что ж, не девочка уже, чтобы запинаться и мямлить, застыв на пороге. Да и журналистская работа долгому столбняку не благоволит. Так что теперь Нина пойдет и сделает, что нужно: уберет зонт, переобует офисные туфли, быстро поправит макияж и зайдет в кабинет шефа. А там уж выяснит, как здесь оказался Паша и зачем Виталию Федоровичу потребовалась она.

Собственно, потребовалась она для несколько неожиданного дела.

— Наши уже давно заметили, что Светлые зачастили в каменоломни, — размеренно объяснял шеф, почесывая то правую, то левую бакенбардину и время от времени проводя рукой по обширной лысине. — Проследить за ними пока не удалось, но то, что там, под землей, что-то происходит, уже ясно. Зафиксированы всплески Силы и выбросы энергии. Возможно, Ночной Дозор спрятал в пещерах какой-то артефакт, возможно, ведут несанкционированные эксперименты. Думаю, пора это выяснить.

— И зачем вы меня вызвали? — с прохладцей спросил Паша. — Сами бы и разбирались, или оперативников пригласили бы, раз своих не хватает.

— Своих не хватает, — охотно согласился Виталий Федорович. — Здесь, Павел Анатольевич, не Москва и даже не Смоленск. Мои, аж целых три штуки, все при делах. Оторвать тоже никого не оторвешь, все важное. Да и не оперативники мне сейчас нужны. Разведчики. Посмотреть, что там да как, и доложить.

Паша выразительно поднял бровь.

— Мне с Исидой ссориться не с руки, сам понимаешь, — буркнул шеф. — Если не будет конкретики, что предъявить, я к ней не полезу.

Это понимал не только Паша, но даже Нина. Исида Петровна — глава Ночного Дозора их городка была волшебницей второго уровня. Кроме того, немолодой (не в смысле внешности — тут Исида держала себя отлично, больше сорока ей никто никогда не давал) и гораздо более опытной начальницей. Виталию Федоровичу с его третьим уровнем и не такой уж серьезной искушенностью в делах портить отношения со Светлой никак не стоило.

— Павел, тебя ко мне твое начальство отрядило, значит, считает, что именно ты здесь и требуешься. Так что давай не будем препираться, а сделаем одну маленькую, но нужную работку.

Нине показалось, что при этих словах шеф Паше подмигнул, а тот как-то понимающе улыбнулся в ответ. Но зрелище длилось меньше секунды, поэтому она тут же потеряла уверенность, что действительно это видела. Нина открыла рот, чтобы спросить, а она-то зачем им понадобилась, однако не успела.

— А ты, Нина, насколько я помню, как раз недавно делала репортаж о наших катакомбах. Газетенку, правда, не назову.

— О каменоломнях. И не для газеты. Для краеведческого журнала.

Шеф отмахнулся.

— Ты ведь туда лазила?

— Да. В сопровождении единственного в нашем городе геолога, бывшего.

— Сориентироваться сможешь?

Нина задумалась. Ответила неуверенно:

— Наверное, да. Там есть отметки на стенах и некоторые характерные гроты, мне все показали. И фотографии я делала. Но в самую глубь мы не забирались. Там все-таки лабиринт.

— Этого достаточно. Ты же с прорицателем пойдешь. Если что, прорицнет он тебе, куда сворачивать. — Виталий Федорович рассмеялся собственной шутке, затем сделал суровое лицо. — А теперь к деталям. Пробовать будем прямо завтра…

Выглядело это достаточно бредово. Странное задание. Странный выбор напарников. И странное место — заброшенные каменоломни рядом с городом. Нина пробиралась по коридорам с низкими, нависающими сводами, вспоминала последние фразы их разговора с шефом. «Виталий Федорович, если честно, зачем вам я? Я же не Иная, особо в делах Дозоров не разбираюсь. Вы не забыли?» «Нина, мы очень на тебя рассчитываем, — совершенно серьезно отозвался шеф. — У тебя большой потенциал». И хотя явно темнил, Нина, вздохнув, смирилась. Даже если это часть какого-то сценария, не хватит у нее мозгов, чтобы его разгадать. Тут и журналистский опыт не поможет, слишком много неизвестных ей факторов. Отказаться можно. Но… но правила игры Темных она усвоила давно. Не стоило пренебрегать их просьбами, а тем более приказами. И кроме того, что себе врать? Пашка. Просто он тут. Она не могла взять и вот так потерять целый день, если он рядом. Она до сих пор здесь, в Дневном Дозоре, только потому, что…

Луч от фонарика осветил ее голову. Пашина рука неожиданно поправила выбившуюся у нее из-под банданы прядку волос.

— Каре тебе идет, — сказал он вполголоса.

Нина хмыкнула. Очень вовремя сделанный комплимент. Сейчас, когда она одета не пойми во что — камуфляжные брюки, спортивная куртка, бандана, чтобы волосы не мешались. И это она еще каску не надела, как в первый раз, памятуя о том, что опасности обвала там нет, а совсем уж низкие проходы попадаются редко.

— Хотя мне и длинные нравились. — Его улыбку, так и не проявившуюся на лице, не услышать все же было невозможно.

— Да кому эти длинные теперь нужны?

— Мужу? — Пауза. — Прости, у тебя кольцо на пальце.

У Нины резко сжалось в груди.

— Оно уже пять лет там. Мы с тобой давно не виделись. — Усилием она прогнала из горла застывший ком, продолжила с внезапной хрипотой: — Мужу все равно, что у меня на голове. Мне кажется, он не заметит, даже если я стог сена на бошку напялю.

— Как… весело, — на этот раз без малейшей улыбки в голосе сказал Паша.

Нина промолчала. Точнее, хотела промолчать, но слова вырвались сами:

— Было весело. Первые пару лет. А потом… он… мы… и я…

— Ты иная. Даже если не Иная, все равно — иная. А он человек.

Нина кивнула. Сглотнула еще раз, прогоняя из горла этот гадкий хрип.

— Паш, скажи, тут действительно Светлые что-то прячут? И Виталий Федорович на самом деле хочет, чтобы мы… ты выяснил что?

— Здесь однозначно что-то есть. Я чувствую. Именно там, куда ты меня ведешь.

— Я иду предположительно к центру каменоломен. Точнее не скажу, извини. Я вообще не понимаю, зачем тебе я, ты же можешь пройти все пещеры через Сумрак.

— Могу. Но во-первых, это требует затрат энергии, во-вторых, есть нюансы. А выяснить… ну да, план — чисто посмотреть, что там такое. Если нас поймают — мы не боевые маги, не оперативники. Взять с нас нечего, убить Светлые нас просто не смогут, так что риска никакого.

— Все равно несуразность какая-то получается, — пробормотала Нина. — Ладно ты. Но я? Обычный человек. — Она совсем понизила голос. — Никто. И звать никак. Зачем тут я?

Остановившись, Паша взял ее за руку, чуть развернул к себе.

— Не выдумывай. Ты никогда не была «никем». Еще тогда, в детстве. Ты же… самая необычная девчонка нашего двора. — Он отпустил ее ладонь. — И я знаю, чего ты добилась.

— Знаешь? Что?

— Я читал твои статьи. Не все, но почти все, что вышли на данный момент. Ты хороший журналист, лучший в этом городе. И была бы лучшей где угодно, если бы не сидела привязанная к офису Дневного Дозора. А еще ты нравишься людям. Уж не знаю, нужно тебе это или нет.

Нина уставилась на него широко распахнутыми глазами:

— Ты читал мои статьи?

— Да. И…

Паша не договорил, прислушиваясь. Видимо, сработало его следящее заклинание — Нина не могла сказать с уверенностью, в конце концов, магическая сфера оставалась совершенно для нее недоступной.

— Оставайся здесь. Я на минутку в Сумрак, посмотрю, что там.

Вот он стоял на месте, а в следующее мгновение исчез, Нина только моргнуть успела. Столько лет, а до сих пор вздрагивает от таких «уходов». Сумрак был для нее лишь словом, понятным, объясненным, но… каким-то пустым. На всякий случай она отошла к стене, прячась за выступом, хотя умом понимала, что ее прятки сработают лишь для человека, не для Иного. Через пару минут Паша появился почти на том же месте, быстро вышагнув из небытия.

— Ты сможешь провести меня еще метров шестьдесят, общее направление — налево от центра?

— Да, но, если я ничего не путаю, скоро будет отрезок с низким потолком, придется ползти. А если ты через Сумрак? Тебе тогда лазить не придется.

— Вот тут и появляются наши нюансы. В Сумраке проход закрыт на двух слоях. На третий я не пойду, не имеет смысла тратить столько сил. А люди вполне могут пройти лабиринтом, через «сферу невнимания» я тебя протащу, ты и не заметишь, — он хмыкнул. — М-да, каламбур. В общем, здесь самая бестолковая система защиты, какую я видел. Светлые где не надо перемудрили, а где надо недомудрили.

Нина только пожала плечами:

— Хорошо, идем.

К моменту, когда они, грязные и уставшие, выползли в грот с высоким потолком, Нина уже основательно вымоталась. Паша же отряхнулся и, похоже, снова был бодр и сосредоточен.

— Стой тут, — сказал он. — Я пойду один.

— Светлые там?

Он кивнул.

— Может, я с тобой?

— Стой, — повторил Павел, на этот раз более жестко. Миг — и он снова исчез. Видимо, все-таки ушел через третий слой.

Попереминавшись с ноги на ногу, Нина уселась на ближайший камень и подперла голову ладонями. Что еще ей делать? Она повела фонариком по сторонам. Грот как грот, похоже, естественный, не от горных работ образовавшийся, с небольшими сталагмитами по краям и одним здоровенным — в центре. А вдруг Паша не вернется? От этой мысли внутри у Нины все облилось жаром, но, глубоко вздохнув и заставив себя мыслить логически, она решила, что ничего особо страшного не произойдет. Светлые его не убьют. А она просто возвратится ко входу в каменоломни. Сама. Она помнит дорогу… помнит же? Да! Вот и славно, нечего себя всякими страшилками пугать.

Следующие пятнадцать минут ничего не происходило, Нина успела заскучать. И оказалась совершенно не готова к тому, что на нее вывалится незнакомый бородатый мужик с ножом в одной руке и какой-то мерцающей штуковиной — в другой.

— Так! Вот она где! — закричал мужик.

Нина вскочила, стукаясь затылком о стену (вот когда пожалеешь о каске), отпрыгнула подальше.

— Ты человек, — констатировал мужик.

И тут Нина поняла, что он не такой уж незнакомый. Она его видела раньше. В офисе Ночного Дозора.

— А вы Иной? Светлый? — спросила она, осторожно пятясь к выходу из пещеры.

— Да. Витя меня зовут. Ой! — Мужик наконец заметил лезвие в своей руке и поспешно убрал его в ножны на ремне. — Не бойся, я тебя не трону.

— Ага, — сказала Нина и бросилась бежать.

Но куда ей было тягаться с магом. Спустя минуту она тащилась вслед за «Витей», и в голове не имелось ни одной путной мысли. Но Пашка-то где?

Павел нашелся быстро. Он стоял в огромном гроте, в который Нина не смогла бы попасть при всем желании, не протащи ее туда бородатый маг. Рядом с Пашей вертелось двое Светлых (а кем еще они могли быть?), и от них веяло какой-то безнадегой, которую, не будучи Иной, уловила даже Нина.

— Ну и что с ними делать? — тоскливо спрашивал высокий нервный блондин у крепенького приземистого брюнета, судя по повадкам — мага-перевертыша.

— Исиде сдадим.

— А что она сделает? Темные такой хай подымут.

— Вот пусть сама и думает, что с ними делать. Не наша забота.

— Но он все видел…

И тут Нина наконец тоже увидела.

Посередине грота стоял шкаф. Хороший, добротный английский платяной шкаф, века эдак девятнадцатого навскидку. Ну, или очень хорошая подделка под викторианскую мебель. Нина перевела взгляд на Пашу. При всей серьезности ситуации тот едва сдерживал смех.

Конечно, он же не только пророк, еще и маг высокой категории и вполне может справиться даже с тремя Светлыми, если захочет. Но смеется он не поэтому. Взгляд Нины превратился в вопросительный.

— Знаешь, что это такое? — произнес он. — Действительно артефакт. Да еще какой! Многоразовый портал, которым могут пользоваться не только Высшие, но и все желающие. Они его долго Силой накачивали.

Светлые раздраженно покосились в его сторону, но промолчали.

— Спроси их, как он называется, — уже откровенно ухмылялся Паша.

Нина робко посмотрела на бородатого мага.

— «Кэр-Паравел», — пробурчал тот.

Она снова перевела взгляд на шкаф и расхохоталась самым беспардонным образом.

— Темный, пойдешь с нами миром? — спросил перевертыш, обходя Пашу сзади.

— Я-то да, — развел руками тот. — Но вот они не пойдут.

— Дневной Дозор! Не сметь входить в Сумрак!

Из проема и прямо из стен возникли трое Темных. Оперативники Виталия Федоровича. «Значит, соврал шеф, — подумала Нина. — Хотел захватить артефакт. Светлые не смогут подать протест, слишком мощная штука, на такие их городку разрешение нужно». А больше она ничего подумать не успела, потому что Светлые решили не сдаваться без боя. И грот расцветился первыми файерболами.

Нину оттолкнули в сторону, Витя закрыл ее собой, отразив заклинание и послав свое в ответ. А затем неведомо как возле нее оказался Пашка.

— Уходим, — сказал он. — Без нас разберутся. Держись.

Он крепко схватил ее за руку и потащил в ближайший проход.

Выбравшись на поверхность, они повалились на землю, тяжело дыша и вытирая пот со лба. Посмотрели друг на друга — чумазые, всклокоченные — и захохотали. Как-то неожиданно обнялись и сидели так пару минут. Затем Паша встал сам и поднял Нину.

— Пойдем. Моя гостиница ближе. Надо вымыться.

— А они там как?

— Да все с ними нормально, никто там на поражение не бьет.

Он расстегнул куртку, вытряхивая засевшую на подкладке каменную крошку.

— Паш! — Нина вдруг шагнула к нему, отодвигая полу. — Ты что, сохранил его? — Она неверяще дотронулась до старого потемневшего значка, маленького самодельного значка, приколотого к внутренней стороне куртки. Показалось, будто бородатый волшебник в шляпе подмигнул ей и приветственно помахали эльфы.

— Ношу иногда. — Уголки его губ предательски поползли вверх. Он тут же качнул головой, будто отгоняя видение, и указал Нине в сторону дороги.

Дойдя до трассы, Паша взмахом остановил первую попавшуюся машину; водитель, естественно, подчинился ментальному приказу. Сели оба на заднее сиденье. «Его гостиница ближе…» Нина устало привалилась к Пашкиному плечу, так и ехала всю дорогу. И еще чувствовала. Чувствовала едва заметную дрожь, пробежавшую по его телу, когда она к нему прикоснулась, чувствовала охватившее его странное смятение, чувствовала бережность, нежность и… что-то большее?.. когда он аккуратно высвободил руку и мягко обнял Нину, прижимая ее к себе чуть теснее, чем надо бы. Чувствовала, и для этого не требовалось быть Иной.

Ванна была роскошной, а чай крепким и сладким. Нина пила его, сначала жадно, потом успокоилась. Паша тоже заглянул в душ, вернулся оттуда свежим, с влажными волосами, едва заметно пахнущий травой и древесной корой — его любимый парфюм. Надел джинсы. Больше ничего.

Босой. Хочется подойти сзади, прикоснуться ладонью к плечам, провести, опустить руку ниже, к животу, ровному, напряженному…

Нина украдкой осмотрела себя. От предложенной Пашей рубашки она отказалась — ну что это еще за клише! — нашла в шкафу белый гостиничный халатик и сейчас стояла у окна, держа чашку обеими руками.

— Кэр-Паравел, — хмыкнул Паша. И Нина непроизвольно улыбнулась. — А помнишь, ты вечно сочиняла какие-то безумные сказки? Весь наш двор заслушивался.

Нина кивнула. Паша подошел ближе, встал рядом, тоже с кружкой. Во рту у Нины почему-то пересохло, и она сделала один долгий глоток. Не помогло. Он поставил свою кружку на стол. Затем разжал ее пальцы, отбирая у нее чашку.

— Паш… — прошептала Нина.

Он не ответил. Просто стоял и смотрел на нее. Так, как умел смотреть только он. Видя за лицом и телом что-то еще. Не ее «иную» сущность, нет. Может… ту самую душу? Человеческую ли, Иную ли. Темную, светлую… Он видел ее. Всегда. Еще с тех пор, когда они носились по дворам маленького городка, гоняясь за собаками, бабочками, приключениями и немного за летом. Всегда за летом.

Поднял руку. Медленно провел по ее лбу и носу, задержал пальцы на губах, гладя и чуть раздвигая их. Опустил ладонь к шее, к ключицам, легонько коснулся ямочки между ними. Наклонился, стягивая с ее плеча рукав халата и — после паузы, словно прося разрешения, — прижался губами к обнажившейся коже. Нина выдохнула, тихо-тихо, хрипло-хрипло, приникая к Пашке всем телом. Ее руки легли на его талию и сами, без малейшего ее участия, потянули из джинсов ремень. А он… Поясок от халата упал вниз, будто его и не было. Потому что были только Нина с Пашкой. Их глаза, ладони, теплая кожа и влажные после душа волосы…

Сказка еще витала в воздухе, когда на следующее утро Нина открыла глаза.

Некоторое время она валялась просто так, лениво потягиваясь на широкой гостиничной кровати. Дождь за окном то прекращался, то возобновлялся снова, и тогда мягкий шуршащий звук пробивался даже сквозь пластиковые стеклопакеты. Пашки рядом не было, но в первые минуты Нину это не обеспокоило. Мало ли, отошел куда. Может, на завтрак — принесет ей чего-нибудь оттуда. Может, утренняя прогулка. И лишь когда, встав, она обнаружила возле чайника тарелку с двумя бутербродами и маковой булочкой, прикрытую салфеткой, а на телефоне эсэмэску, Нина догадалась, что Пашка ушел.

Но и это еще было не страшно.

Она посмурнела, однако что делать, ясно — одеться, доехать до дома, сменить одежду и отправиться в офис Дневного Дозора. Пока план такой.

То, что план не из лучших, Нина поняла сразу, едва переступила офисный порог.

Бедлам внутри царил образцовый, на загляденье. Пара оперативников с побитыми физиономиями, зло и угрюмо зыркающие на начальскую дверь, ведьмочки, жмущиеся по стенам, и… Светлые. Четверо Светлых, стоящих тут же, с лицами, изображающими полную и абсолютную непричастность к чему бы то ни было.

За дверью и вовсе творился апокалипсис местного разлива. Прекрасное низкое контральто, украшенное шикарными обертонами и расцвеченное всеми существующими эмоциональными красками, гремело так, что сотрясались стены.

— Да как вы смели! Это юрисдикция Ночного Дозора! У нас разрешение из самой Москвы! Впутали посторонних!

— Исида приехала, — шепнул Нине стоящий возле стены юный оборотень.

— Угу, — кивнула та, на всякий случай отодвигаясь поближе к выходу.

Но вроде пронесло. Устроив для всех, и Светлых, и Темных, показательные выступления, Исида Петровна удалилась, не добившись, впрочем, какого бы то ни было внятного результата. Темные свои права знали.

Но и тогда еще Нинкина сказка держалась.

Разбилась она в тот миг, когда Нина поняла, что Пашка уезжает.

Выйдя из кабинета, он прошел мимо нее, взглянув коротко. Что там, во взгляде — серьезность? тоска? насмешка? тяга? отторжение? — нет, не разобрать. Почему он не скажет? Просто скажет, простыми словами. Нина дернулась было за ним, но остановилась в нерешительности.

— До свидания, Павел, — прорычал Виталий Федорович, вываливаясь следом и на ходу приглаживая свои бакенбарды и три волосины на лысине, после разборок с Исидой стоявшие дыбом.

— Уезжаешь? Опять? — вырвалось у Нины прежде, чем она успела прикрыть себе рот.

Паша задержался на пороге, дождался, пока она подойдет, вместе с ней вышел на улицу.

Уезжает. Снова. И… как будто не было этой ночи. Как будто не было дня в пещерах. Как будто не было этого значка на внутренней стороне куртки. Как будто не было всех предыдущих лет их жизни. Он опять… не холоден, нет, но неприступен. И ничего не изменилось, совсем ничего.

— Тебя можно проводить? — спросила Нина, мысленно ругая себя за срывающийся голос.

— Если хочешь.

— Хочу, — твердо ответила она. — Паш… если это из-за моего замужества, ты не думай, там уже давно ничего…

— Нет. Просто нам не надо. Поверь.

— Но я так не считаю.

Он опустил глаза, затем отвернул лацкан куртки и отстегнул от него значок. Вложил ей в ладонь.

— Пусть будет у тебя. Не выбрасывай.

И кивнул подъехавшему таксисту.

И снова вокзал. Вокзал, дождь и ветер. И кажется, будто Сумрак здесь, на земле, сейчас. Нет никакого первого, второго, третьего слоя, есть только Сумрак — везде, всегда и во всем. Потому что так холодно может быть только там. И еще в сердце.

Поезд отошел от перрона. Нина отвернулась, сделала несколько шагов.

Опять. Снова. Как всегда.

Что она должна сделать? Какой психологический прием применить? Как внушить себе, что счастье, разумеется, в ней самой, что надо «просто перестать страдать» и увидеть, как прекрасен мир, как много у нее возможностей? Взять и перестать. Ага.

Взять и перестать, когда человек, который столько лет носил твой дурацкий значок, уезжает из города. Без тебя. Опять.

Вокруг сновали люди, провожающие, встречающие. Они пихались рюкзаками, отдавливали пальцы колесиками чемоданов, обнимались встречаясь и обнимались прощаясь; распускались над головами разноцветные зонты. Люди шли. Но шли все медленнее и медленнее, словно кто-то включил замедленную съемку. И зонты тихо выцветали, теряя краски и серея на глазах. По цоколю вокзального здания поползли синие узоры, прокладывая дорожки к дверям и обвиваясь вокруг окон.

…Отец хватает маму за оба запястья, кричит в лицо, изо рта вылетает желтоватая слюна, дышит старым перегаром и свежим алкоголем. Мама орет на него в ответ, вырывается, бежит по коридору. Бабушка прячет Нину за собой, закрывая широким подолом застиранного халатика.

…Она же, любимая бабушка, лежит тихо на высокой больничной кровати, на подушке ее домашняя наволочка в сиреневый цветочек. «Завтра приходите». Завтра их уже не пускают.

…Наташка, подруга, выскакивает на дорогу, оборачивается: «Ну давайте скорее!» Девочки бегут за ней, одна из них замечает краем глаза движение рядом, губы раскрываются, чтобы предупредить. Крик проваливает куда-то вглубь глотки и остается там навсегда.

…Пашка. Уходит…

Нина упала на колени. Задышала часто-часто. И — увидела свою тень, разлитую перед ней, словно черная лужа. Там в тени был покой. Она знала — покой. Поэтому со всего размаху она рухнула туда, как в омут. С головой. Не думая.

И реальный мир почти остановился. Нина, падающая в свое забвение и не желавшая ничего видеть, вдруг увидела людей. Тех самых, что шли — вернее, уже не шли, а тягуче скользили — по вокзалу. Увидела, и окончательно задохнулась.

Сколько боли. Господи, сколько боли. Как им больно всем. Сколько же ее, этой сволочной боли, вокруг. Как может быть ее столько везде? В каждом. Человек! Человек, стой! Почему тебя год за годом убивали твои же родители?! Почему отец лупил тебя, четырехлетнего, с огромными от ужаса глазами, до крови, а мать равнодушно тушила сигареты об твою руку? А тебя, зачем тебя так обманули? Друзья, они же были твоими друзьями! Ты верила им, но они лишь глупо хихикали, когда та сволочь лапала тебя в сарае. А ты, вон ты, девчушка в смешных сапогах в ромашку, почему тебя бросили? Да так, что до сих пор горит алый шрам через всю ауру? Больно. Я знаю, это больно. Сколько же этой боли. В каждом. И во мне.

Надо что-то сделать. Господи, надо! Потому что нельзя, нельзя, чтобы человеку было так больно. Просто нельзя! Потому что это смерть. Самая глупая, самая дурацкая смерть. И я сделаю, сделаю. Не будет больше боли, не будет слез. Я. Не. Хочу.

…Шелестит чуть высохшая уже за это жаркое лето трава, солнце заливает оранжевым светом маленький дворик. Девочка взлетает на качелях ввысь, к вечернему теплому небу и чертящей на нем невидимые полосы ласточке. Внизу девочку ждут — через пять минут наступит время сказки.

…Буквы складываются в слова, бегут легко, как солнечные зайчики по подушке утром. Склонившись над ноутбуком, Нина печатает. Улыбается.

…Пашка вынимает ее из пальцев кружку, стоит близко, касается горячим животом, бедрами, наконец — руками. Развязывает пояс на махровом халате…

Где-то внутри возник раскаленный прут или спица. Спица прошла сквозь Нинин живот, легкие, расплавила шею, добралась до черепа, пробила и его и наконец вырвалась наружу. Над Ниной стало сгущаться, а потом разворачиваться спиралью огромное облако.

Она уже не видела, как резко затормозил поезд, остановленный не стоп-краном, а приказом Иных. Как выскочил на перрон Пашка, как подлетел к нему Виталий Федорович…

— Павел! Павел, ты же сказал, что всё получится! Я из-за тебя влез в это дерьмо со шкафом, с Исидой посрался, оперативников под ранения подвел! — Он никак не мог отдышаться. — Ты сказал, сказал, что ей нужна серьезная завязка на тебя и адреналин. Я экскурсию эту в каменоломни вам устроил! Cказал, что как только ты ее бросишь, она сможет войти в Сумрак и станет наконец этой гребаной Высшей Темной!

Паша стоял, широко расставив ноги, смотрел на скрючившуюся на коленях Нину. Сквозь Сумрак было видно, как от ее груди, от потрепанного самодельного значка, приколотого к теплой рыжей кофте, тянется тонкая голубоватая нить. Пророк опустил глаза. От его груди к этой нити ринулась ее сестра-близнец. И где-то посередине вокзальной площадки они встретились, сплетаясь в одну, развеваясь на сумеречном ветру.

— Думал, сделаю его амулетом, силу волью и все, — глухо проговорил он куда-то в серую пустоту. — Будет ей защита. А оно теперь во мне. И в ней. Врос. Связаны… Она права. Как будто сам не знал, идиот. Но нельзя. Теперь уж точно нельзя, теперь, когда она такая. Вечно у нас с ней…

Паша опустил глаза, со злостью сжал на миг кулаки, затем медленно провел рукой в воздухе, и нить застыла, скованная льдом. А потом рассыпалась голубоватым хрусталем.

— Ты же говорил мне! — снова возопил Виталий Федорович, терзая последние оставшиеся на голове волосы.

— Я говорил, она когда-нибудь станет Высшей. И она ей станет.

— Да! Но… Светлой!

Уголки Пашиных губ чуть приподнялись.

— Попытайтесь остановить ее, — негромко ответил он. — Только учтите, всплеск Силы тут огромный, можете не удержать. Или уходите. Она сейчас реморализует всех в радиусе пары километров.

— Но… — Виталий Федорович глянул на ползущее во все стороны белое облако, яростно сплюнул и изо всех сил придавил плевок ботинком. — А черт с ней! Сгинет в Сумраке, тем лучше. А не сгинет, пусть Светлые с ней разбираются. Выставим официальный протест.

Паша кивнул, провожая взглядом Темного. Нинку сейчас надо вытаскивать из Сумрака, сама не выйдет. А затем уезжать. Снова.

— Нет, ну вы подумайте, Светлая! — долетел до него горестный возглас Виталия Федоровича.

Паша невесело усмехнулся. В отличие от предсказателей пророки не ошибаются. Никогда.