Wer den Wind sät... (джен)

Едва время перевалило за полдень, над горизонтом возвысился величавый силуэт торговой шхуны с кричащим именем «Владычица морей». Гордо рассекая волны под килем, она весело и беззаботно неслась в воды Новиградской гавани.

В этот час портовые доки новиградской гавани тонули в шуме, объятые неимоверным аншлагом. Отовсюду доносились крики, ругань матросов и грузчиков, снующих туда-сюда, разгружая очередное торговое судно. Различные шхуны, барки, бриги, когги входили и выходили из гавани, сменяя друг друга у причалов, скрипящих пропитанными морской водой досками под тяжестью грузов и тяжёлой поступью ног. Скрипели и стонали “журавли” портовых погрузчиков, перегружая тюки, ящики, гремящие бутылками, корзины со всякой всячиной, кучу иных различных грузов и товаров. Бешено орали чайки, сбиваясь в птичьи базары или кружа вокруг высоких мачт, так и норовя обгадить какого-нибудь незадачливого человека, коих в достатке суетилось на палубах. Впрочем, крикам чаек составляли достойную конкуренцию, если даже не в разы утирали клювы, зазывные речи купцов, мелких торгашей и спекулянтов. Обычно вся эта братия торговала неподалёку на портовом рынке. Сейчас же на торжище было не протолкнуться, из-за чего палатки, стойки и прилавки разбивались прямо на выложенном камнем берегу. Особо ушлые торговали прямо с палуб. Причём вскрывался один интересный факт: те, кому посчастливилось пробиться для торговли на рынок, без зазрения совести занимались спекуляцией, перепродавая товар тех, кто пытался торговать в порту. Естественно с выгодной для себя наценкой. Несмотря на всю эту торговую неразбериху, у тех и у других, если постараться, можно было найти всё: начиная со свежей рыбы и заканчивая различными украшениями, мехами и даже оружием.

И такой ажиотаж длился уже третий день. На то имелась вполне веская причина.

Наступившая ранняя весна, принесшая с собой жаркое солнце и тёплые деньки, всего за пару дней растопила стоявший намертво лёд, сковавший любые морские торговые пути, позволила оперативно наладить морскую навигацию. Всю зиму практически вся торговля шла сухопутным путём, что сильно усложнялось снегопадами, бурями и морозами. На конечных ценах товаров сие отражалось не самым благоприятным для торговли образом.

Несмотря на всего лишь начало марта, в природе установилась далеко не весенняя, а вполне себе летняя погода. Снег растаял за считанные дни, наполнив реки струившимися вездесущими ручьями. В колодцах вода стояла чуть ли не выше краёв. Скелеты деревьев скоро наряжались зелёными нарядами, распуская почки, расцветали душистыми цветами. Вместо снегов луга покрылись белыми одеялами подснежников. Жужжали пчёлы, осы, шмели. Суетились бабочки. По дорожкам потянулись муравьиные шеренги. В лесах из своих нор выбирались их обитатели. Зайцы сменили белоснежные шубки на серые. Рыжие лисы шныряли меж деревьев в поисках чего-нибудь вкусного. Фыркали недовольные ежи. Хрюкали кабаны. Вместе с ними зашевелились хозяева леса — лешие со своими верными спутниками волками. Из берлог нехотя выползали на свет заспанные косолапые. Всюду верещали птицы, вили свои гнёзда.

Природа просыпалась. Оживала после трёх месяцев ледяной и снежной зимы, когда от морозов застывал самогон.

Суеверные крестьяне, считавшие такую резкую смену суровой зимы на знойную весну даром Богов, тут же высыпали в поля. Ещё влажная после снегов, но уже тёплая от солнца земля как нельзя кстати подходила для ранней посевной. Мужики запрягали скотину в плуги и вспахивали землю, бабы занимались уборкой в домах, дети вовсю веселились на улице.

Иные поговаривали, мол, такая весна — это чародейские происки или лесных ведьм, а значит, сие недобрый знак. Были и утверждающие, будто это предупреждение — быть беде или, что еще страшнее, войне. Многое по сему поводу болтали, однако всё же не отнимешь явного факта радикальной смены погоды, когда чуть ли не вчера дети катались на коньках по замершим наглухо водоёмам, катались на санках с горок, укутавшись в полушубки и дохи, а сегодня уже бегают в рубахах по зеленеющей травке. Странные чудеса, да и только...

Но вернёмся в порт.

К пришвартовавшейся шхуне перекинули трап. Он коснуться палубы-то не успел, как застонал, героически терпя сбегавших на пристань немногочисленных пассажиров. Последний появился чуть погодя, задержавшись возле трапа. Приставив ладонь ко лбу и прищурившись, он с улыбкой взглянул на слепящее, собиравшееся в скором времени заходить солнце. Глубоко вдохнув тёплый солёный воздух с примесью типичных портовых ароматов с ярким преобладанием рыбного, Роланд Бувьер медленно спустился на дощатый пирс.

После долгого отсутствия в Новиграде Роланд начал забывать, как город выглядит, и радовался долгожданному возвращению в ставшие родными края. Оставалось добраться до дома, где можно расслабиться, прийти в себя после выматывающих событий, вкусно поесть, запив всё дорогим вином, затем, возможно, послать в Стратоцвет за какой-нибудь сладкой девочкой, дабы та усладила и развеяла плотские страдания. Увы, данные радости жизни надлежало отложить ради куда более важных дел — сперва предстояло попасть на ковёр к иерарху Жарнэ Вилльямсу.

Сомкнув руки за спиной, Роланд медленно двинулся к берегу. Там, среди разномастной толпы, его ожидали двое мужчин в сопровождении эскорта охраны вооружённых охотников за колдуньями.

Ступив на скользкий от морской воды, рыбьего жира и ещё чёрт знает чего камень, Роланд учтиво поприветствовал встречающих.

Один — невысокий, средних лет мужчина в чёрной сутане, обритый под нуль, обладатель пышных орехово-бурых бороды и усов. Второй — русый и помоложе, облачённый в бархатную ливрею. На груди покоился массивный медальон, подвешенный на не менее массивной цепи, говорящий о его принадлежности к церкви Вечного Огня.

— С возвращением вас, господин Бувьер! — поклонился моложавый. — Рады приветствовать вас в добром здравии!

Роланд ответил небрежным кивком.

— Его Первосвященство, Иерарх Новиградский, — без толики эмоций, не тяня время, пробасил мужчина в сутане, — поручил нам встретить вас и передать послание.

С этими словами он протянул Роланду свиток.

Получив его и окинув их взглядом, Роланд стянул обвязывающую суконную нить с Храмовой печатью и пробежался глазами по написанному. Едко выругался себе под нос. Жарнэ Вилльямс имел крайне кривой и слабо разборчивый почерки, но сути коряво выведенных букв это не меняло.

— Как это понимать? — Роланд вскинул руку со свитком.

— Его Первосвященство, — монотонно заговорил обладатель пышной бороды и усов, — не имеет возможности принять вас сейчас, господин Бувьер, в силу своей занятости.

— Это чем же он таким занят, что не имеет такой возможности? — скривился Роланд. — Что может быть важнее моего доклада?

Бородатый и моложавый потупились.

— Он будет ждать вас вечером за ужином, — наконец отозвался человек в ливрее.

— Просто замечательно! — сплюнул в воду Роланд. — Могли бы и гонца послать.

Те только развели руками.

 

Весьма неспешную дорогу от портовых доков до своего имения на Храмовом острове Роланд нещадно ругался, поливая помоями иерарха. В голове не укладывалось, что возложенная на него миссия, организованная и профинансированная из казны Новиграда не кем-то, а самим иерархом, заславшим Роланда к чёрту на куличики, на деле оказывается не столь важной, как какие-то иные дела?

Тем временем нестерпимая, режущая глаза вонь сменилась на дурманящую пестроту благоуханий различных духов и благовоний, на множество ароматов цветов вперемешку с привкусом дорогих пряностей и свежей выпечки. Улицы острова буквально пышели богатой жизнью и отчётливо выраженным престижем. Ладные, как новенькие, кирпичные здания с окованными железом дверьми. Чистенькие мощёные крупным булыжником улочки. Полным-полно стражи, охраняющей покой сливок общества Новиграда. Не зря Храмовый Остров являлся не только самым престижным, но и самым защищённым районом, практически эдакой неприступной крепостью.

В одном из самых крупных, по меркам всего Новиграда, престижных имений, недалеко от Храма Вечного Огня, и обосновался в своё время Роланд Бувьер.

Расположилось имение неподалёку от ещё более крупного дома Его Первосвященства иерарха и представляло собой внушительных размеров двухэтажный каменный особняк, обложенный понизу камнем, а выше отделанный белой штукатуркой. Под черепичной крышей обустроена мансарда. За кирпичной высокой оградой, исходившей по бокам из стен дома, раскинулся собственный уютный дворик, летом утопающий в зелени и море цветов, с несколькими плодовыми деревьями. Ровно в центре располагался пятиугольник резной беседки.

На кухне имения, тихо скучая от безделья, сидели две женщины: кухарка и домоправительница. Завидев и не сразу узнав заросшего хозяина, они мгновенно вскочили. На вопрос, где в такое время обитает Фабьен, те развели руками. Нахмурившись, Роланд приказал домоправительнице подготовить его комнату, а кухарке подать скромный обед.

Пожелания были выполнены в кротчайшие сроки. Вся дорожная одежда отправилась в стирку, так как неимоверно смердела, хоть за время поездки она стиралась минимум пять раз. На манекене ожидали чистенькая белоснежная рубаха, камзол и тёмно-синий кафтан, расшитый серебряной нитью.

Обед, как и велено, был скромный. Горячий огуречный суп на первое, толчёный картофель с парой мелких окуньков на второе. Подано все это было под дорогое Коте-де-Блессюр. Вполне скромно для такой персоны, как Роланд.

Удовлетворённо выдохнув после сытного обеда, он наконец-то расслабился, почувствовав, как отступает накопившаяся усталость, мысли стали вязкими, а тело ощущалось ватным. За время продолжительной поездки, помимо усталости и тоски по дому, он соскучился и по домашней еде. Почти постоянно Роланду приходилось питаться в различных заведениях: от богатых австерий до нищенских таверн. И если в австериях готовили не хуже чем дома, то в тавернах или корчмах блюда едой назвать получалось порой с натяжкой.

Переведя дух, Роланд, немного покачиваясь от ударившего в голову алкоголя, поднялся в свой кабинет и занялся неспешным, если не сказать — ленивым разбором накопившегося за его отсутствие. Кипы бумаг, каких-то писем, счетов, отчётов хаотично возвышались на столе покосившимися невысокими колоннами. Всё это надолго затянуло, от чего он чуть не прозевал назначенного иерархом времени.

Именно здесь позвольте сделать лирическое отступление.

 

Незадолго до отправления Роланда в свою, как назвал это Жарнэ Вилльямс, командировку, Новиград потрясли довольно значимые, но оставшиеся незаметными для непосвящённых изменения. Затрагивали они, по большей части, властную структуру, но и в равной степени криминальные. Данные подвижки, конечно же, хоть и деликатно, повлияли на дальнейшую судьбу вольного города.

Начнём, пожалуй, издалека.

В большинстве городов, в особенности крупных, существует свой криминальный, теневой, мир, где всё разделено на сферы влияния между теми или иными преступными организациями. Новиград не был исключением. Вольный город — лакомый кусочек, коим владеть — значит иметь важнейший порт континента, до кучи находиться близко к святая святых: здесь находится Церковь Вечного Огня со Священным Пламенем, откуда можно вести прямую религиозную пропаганду во все части континента от Синих Гор до Тор Тохаира.

Где-то в 1267 году в Новиграде возникает организация Синдикат, разделившая сферы влияния, объединённая единственной целью — деньги и власть. Контролируешь город — контролируешь тех, кто желает втереться к тебе в доверие. В свою очередь, доверие нужно купить. Купить за огромные деньги.

По истечении пяти лет Синдикат рушится. Производной от Синдиката становится Большая Четвёрка Новиграда. По иронии судьбы, и она просуществовала недолго. Трое из четырёх ключевых фигур: Сиги Ройвен, Карл «Тесак» Варезе, Ублюдок Младший распрощались с жизнями при различных обстоятельствах. Выжил лишь Франциск «Король Нищих» Бедлам.

Нет ни Синдиката, ни Четвёрки. Весь нелегальный бизнес фактически остался без присмотра. Подобное положение дел никак не радовало Жарнэ Вилльямса.

Будучи самопровозглашённым иерархом после свержения своего предшественника, Жарнэ возжелал возродить Синдикат и продолжить почти забытое им дело, полностью изменив состав участников. Из старого состава оставался один Франциск Бедлам с его «Невидимками». Однако Короля Нищих никто давно не рассматривал как достойную фигуру на новой шахматной доске.

Первые попытки предприняты были сразу, как Жарнэ уселся на трон иерарха, распределив имеющиеся сферы между собой, Роландом и Фабьеном Бувьерами. Нехотя терпел Бедлама.

По осени, аккурат после Велена, происходит вторая попытка возрождения Синдиката. Таким образом, Жарнэ успешно провозглашает новый состав. В него вошли сам Жарнэ, Роланд, Фабьен и два, скажем, новичка: Имке и Барингар Шас.

Жарнэ Вилльямс, являясь главой Церкви Вечного Огня, так и остался при своей должности, сосредоточив через остальных всю власть в городе в своём кулаке. Культ был, есть и оставался самой прибыльной машиной по выкачиванию денег из горожан, основываясь на откровенно бредовых проповедях. С другой стороны, люди верили в них, неся немалые пожертвования в храм. Именно с подачи Жарнэ церковь полностью вошла во власть, став, как говорят, истиной в последней инстанции.

Роланд Бувьер также сохранил прежнюю должность бургомистра. Теперь, наряду с разгребанием городских проблем, прибавились новые обязанности. Недолго думая, Жарнэ назначил Роланда начальником Тайной храмовой разведки, подмяв под того весь криминально-преступный мир Новиграда, заодно придавив к ногтю «Невидимок» и самого Бедлама.

Фабьен, в силу собственного не самого далёкого ума, получил в своё распоряжение то, что Жарнэ совсем не хотел ему возвращать, учитывая тот позорный процесс с краснолюдом Золтаном Хиваем. Увы, более уместной кандидатуры, чем Фабьен, попросту не находилось. Если вспомнить специфику «Сердцеедов», а именно контроль над подпольными казино, бойцовскими аренами, ростовщиками и борделями, и учитывая предыдущего лидера группировки Ублюдка Младшего... Фабьен ничем не уступал тому ни в жестокости, ни в хитрости, ни в изворотливости. По понятным причинам, Фабьен находился на особом контроле самого иерарха и Роланда Бувьера.

Самой сложной группировкой оставалась лишь одна — Златорубы. И неспроста. Златорубы состояли преимущественно из представителей Старших рас. Тут-то и возникли проблемы. Во-первых: после гибели их лидера, краснолюда Карла Варезе, большая часть её представителей скрылись в ещё большей тени. Во-вторых: в городе шло негласное притеснение нелюдей. То тут, то там находили трупы краснолюдов, эльфов, низушек. Изредка кто-то из них отправлялся на костёр. Церковь Вечного Огня объявила борьбу с нечистью — именно так называли нелюдей. Пока церковь не позволяла разгореться совсем уж открытой конфронтации между людьми и нелюдями, посему по приказу Вилльямса большинство нелюдей выселили в Застенье.

Вернёмся к Златорубам. Группировка, на пару с Эрнст ван Хоорном, имела монополию в кузнечном деле. По забавным обстоятельствам, ван Хоорн исчез. Кузнечка, доки и Застенье полностью отошли в ведение Тесака.

Упускать кузнечный бизнес Жарнэ, безусловно, не намеревался. Требовался надёжный человек, который сможет приструнить некоторых несогласных кузнецов-нелюдей, заставив тех работать на благо Церкви. Такой человек нашёлся в лице Барингара Шаса, пирата с островов Скеллиге.

Шас имел какие-то монструозные размеры. Под шесть с половиной футов росту. Широк в плечах и походил больше на огра, чем на человека. Нижняя часть лица полностью утопала в густой бороде, переходящей в ещё более буйные волны вокруг головы, нивелируя лысину в темени, как остров среди тёмных седеющих волос, собранных в конский хвост. В руках Шаса любая пивная кружка превращалась в мелкую стопку для водки, настолько они огромны. Носил исключительно медвежью шкуру поверх свободной рубахи, за что получил прозвище Шатун. Из-за спины торчала рукоять внушительной полуторной секиры. За кожаным широким поясом натыкано аж пять бродэксов. Вопреки общепринятому мнению о подобных исполинах, Шас был неглуп и хорошо подкован в финансовой и организационной работе. Хотя понимал “организацию” немного по-своему: с помощью могучего кулака и удара сапога пятидесятого размера. После его прихода в банде Златорубов появилось куча беглых скеллигийцев и немногочисленные краснолюды и скоя’таэли. Те, что отказались ходить под новым главарём, попросту сгинули.

Последними оставались «Тени прилива». Некогда влиятельная группировка Новиграда, оседавшая в доках, состоящая сплошь из пиратов. Возглавляла её скеллигийская разбойница Гудрун Бьорнсдоттир. Банда быстро разрослась вплоть до начала войны за территорию с Карлом Варезе.

Через какое-то время Гудрун покидает Новиград, доки переходят под контроль Варезе. Позже пройдёт слух, что пиратка погибла, а Тени распались.

Так думала и Четвёрка. Благодаря добытой Роландом информации, удалось узнать о тесной, даже любовной, связи Гудрун с некой Имке. Девушка взяла на себя Теней, скрывшись далеко в южных морях. Поговаривают, что та скрывалась в Офире. Так это или нет, но заметили её рядом с берегами Назаира, где её галеон «Corazon del Este» чинил разбой, нападая на торговые суда, но оставаясь неуловимой.

Имке по-глупому попалась в руки шпионов Роланда в Горс Велене, пытаясь сбыть награбленное добро. Осталось загадкой, где такая пиратка, как Имке, могла совершить ошибку. Правы люди: и на старуху бывает проруха. Вскоре её схватили наёмники Роланда и доставили вместе с судном в Новиград. Там она получила предложение, от которого не отказываются.

Описать девушку можно одним выражением: до неприличия хороша собой. Невысокая, смугленькая, стройная, обладательница шоколадного цвета локонов. Черты лица выдавали в ней офирскую кровь. Именно Имке сделала первый шаг к Гудрун, заполучив её сердце навеки.

Хитра, обворожительна и соблазнительна. Карие глаза могли очаровать любого мужчину, заставив того пойти на всё ради такой красавицы. Предпочитала в набегах носить мужскую одежду, хотя не могла себе отказать в шёлковой полупрозрачной приталенной рубахе с вызывающим декольте, а в свободное время её могли заметить в платьях различной степени экстравагантности. Отличительной её особенностью были многочисленные золотые украшения: слэйвы, цепочки на шее, огромные конго, увешанные пирсингом уши, ноздри, брови.

 

* * *

На улице порядком стемнело. С востока тянулось тяжёлое ночное покрывало, накрывающее всё под собой. Лишь на западе, где горизонт утопал в неровной глади морских просторов, оставалась тоненькая оранжевая полоса заходящего солнца. Немного времени — и горизонт потух яркой вспышкой последнего лучика. Откуда-то с севера потянул прохладный ветерок, как бы напоминая о совсем недавней холодной зиме. Отдельные клочки тучек, начавшие к вечеру гулять по небу, собрались воедино, образовав кучевое тёмно-синее дождевое облако, раскинувшееся на сотни миль. Попытавшийся пробиться сквозь него молоденький месяц скромно спрятался и больше не показывался. Посыпалась мозглая морось. От шныряющих по улочкам горожан исходили скудные клубы пара.

Жарнэ в привычной для него манере сидел за рабочим столом с наполненным кубком вина в руке. Напротив, в уютном кресле, устроился Роланд, покачивающий ногой в лакированном сапоге.

— Итак, — Жарнэ отпил из своего кубка. — С формальностями мы кончили. Перейдём непосредственно к делу.

Роланд взглянул на него исподлобья.

— Это тебя так интересует?

Бровь иерарха удивлённо поползла вверх.

— На что это ты намекаешь? — порозовел Жарнэ явно не от выпитого вина.

— Ни на что, — нисколечко не смутился Роланд, проведя рукой по ровно остриженной бородке.

Перед тем как отправиться на встречу к иерарху, Роланд заглянул к цирюльнику. Густая пышная борода ему шла, но делала его вид неопрятным и неподобающим его статусу. Вскоре цирюльник вернул Роланду привычный “утиный хвост” и тоненькие квадратные усики. Заодно, привёл его голову в порядок, сделав непривычный для Роланда свободный конский хвост.

— Кто-то обещал ужин, — напомнил Роланд спустя минуту. — Я что-то его не наблюдаю.

— Обещал — значит, будет, — Жарнэ со скрипом отодвинулся от стола и направился к двери, увлекая за собой Роланда.

В гостиной их ожидал накрытый стол. В центре, как главное блюдо, на серебряном блюде источала дурманящий аромат специй утка с яблоками. В различных глиняных горшочках дымился разнообразный гарнир: варёный картофель, тушёные и свежие овощи, многочисленная зелень. На десерт в вазе разложены привезённые из южных стран заморские фрукты и не только. Ну и как при таком изобилии без вина, коего стояло аж два графина?

При такой снеди почему бы и не вести беседы?

— Как съездил? Всё получилось? — Жарнэ закинул две виноградины в рот.

— Если не считать условий поездки, — Роланд отложил вилку и промокнул губы салфеткой, — то вполне удачно.

— Хотелось бы подробности, — иерарх положил голову на скрещенные руки.

— Подробности... — протянул Роланд. — Что ж. Извольте.

 

* * *

Ударившие в декабре суровые морозы чуть не поставили под вопрос всю намеченную авантюру. Ни один капитан не желал выходить в море, рисковать своим судном, своей жизнью и жизнями экипажа. Частые сильные снегопады лишали какой-либо приемлемой видимости, особо крупные дрейфующие куски льда без труда повреждали корабли или же те попросту застревали в них. С другой стороны, на морских просторах это не было чем-то опасным. Но суда, отважившиеся на выход в море, старались держаться как можно ближе к материку, огибая каждый утёс, отмель и вообще любой изгиб суши, даже если это увеличивало путь вдвое.

Порой подобное заканчивалось плачевно. В первой четверти декабря, всего в нескольких сотнях ярдов от берегов Бремервоорда столкнулись два торговых судна. Первое — «Бесстрашный» — шло из Цинтры в Новиград. Второе — «Сладкая Ветреница», наоборот, направлялось в Цинтру, правда, из Ковира. Из-за начавшейся непроглядной пурги, вперёдсмотрящий «Бесстрашного» поздно заметил приближающийся в снежной стене тусклый огонёк «Ветреницы». Впрочем, как и вперёдсмотрящий последней. Чудом избежав лобового столкновения, оба судна вплотную притёрлись бортами, зацепились верхушками мачт. И был бы тому конец. Ан, нет. «Бесстрашного» круто развернуло на правый борт, которым он и напоролся на кусок дрейфующей льдины. Образовалась пробоина, судно стремительно набирало ледяную забортную воду и так же стремительно шло ко дну, утаскивая за собой «Ветреницу», намертво вцепившись в её мачту. В какой-то момент «Бесстрашный» оглушительно хрустнул, словно чёрствый сухарь, и разломился пополам. Мачта с ужасающим хрустом обломилась, натужно скрипя, рухнула на палубу «Ветреницы», опрокинув судно на левый борт. Крушения мачты с последующим падением хватило, чтобы борт треснул, и в нём образовалась трещина, куда незамедлительно хлынула вода.

Возможно, при иных обстоятельствах, подобное столкновение не оказалось бы чересчур разрушительным. Если бы не морозы, при которых борта кораблей леденели от носа до кормы, делая судно более хрупким, таких последствий катастрофы удалось бы избежать. Ведь бывали и более серьёзные происшествия, и суда отделывались малыми пробоинами, а то вообще обходились мелким ущербом.

Экипажам колоссально повезло. Погода значительно улучшилась в тот момент, когда оба судна устремились ко дну. Люди на истощение гребли руками и ногами к близкому берегу. Ни про какие лодки не могло идти речи, ибо те оказались сразу обречены.

Не всем морякам повезло добраться до заветной суши. Часть погибла во время крушения, часть погибла, так и не коснувшись земной тверди. Холодная вода быстро истощала, сковывала и утягивала на дно. Двух человек утащили шныряющие под водой сирены, некоторых подрали утопцы прямо на берегу. Выживших спасли подоспевшие местные жители, заметившие тонущие корабли и людей на поверхности морской глади, услышали их крики о помощи.

Доподлинно неизвестно, сколько выжило и погибло. Известно о ещё трёх умерших от переохлаждения, скончавшихся в госпитале Бремервоорда. Про затонувшие грузы там и говорить нечего. Глубина в тех местах приличная. От трёхсот с небольшим ярдов. Шансов поднять их со дна не было.

После этого кораблекрушения желающих выходить в море поубавилось на порядок.

Безопасно не было и в открытых водах. Немногих осмелившихся моряков там поджидала напасть куда пострашнее капризов погоды. Имя такой напасти — пираты. Те нападали и терроризировали любые суда, какие могли только заприметить. Грабили, убивали, брали в плен целые экипажи вместе с кораблями. Орудовали далеко от берегов континента, оставаясь неуловимыми.

Подводя итог всему вышеописанному, для Роланда ситуация складывалась неутешительная. Но кости брошены, назад дороги нет. Ему пришлось изрядно попотеть, дабы отыскать судно с капитаном. Желание отправляться в долгий путь, то и дело пересекая границы, пробираться по снежным дорогам, мёрзнуть на стоянках, когда поблизости нет какой-нибудь захудалой корчмы, попросту отсутствовало, от слова «совсем».

По счастливой случайности, нашлось и то, и другое. «Владычица морей», так именовали нарядную торговую шхуну, выкрашенную в ореховые цвета. На реях покоились сложенные алые паруса, а на макушке мачты развивался флаг Ковира.

Шхуна следовала из Лан Эксетера в Цинтру через Новиград, рассчитывая прихватить дополнительного груза. Капитан шхуны Маэр Руглис, мужчина в летах и побитый жизнью, о чём говорили седина, потрёпанные руки и сияющая на солнце лысина, не боялся отправиться в опасное плавание. На тот момент в каждом порту гудели о случившемся кораблекрушении у берегов Бремервоорда.

Сама по себе «Владычица морей» выглядела и была крепким судном, имела две мачты, длинный киль. Под гальюном красовалась смотрящая вдаль фигура обнажённой женщины, вытянувшая руку с бохоленсисной ракушкой на ладони. Малая осадка при вполне вместительных грузовых трюмах, внушительная грузоподъёмность. Главным же качеством являлась устойчивость к боковым ветрам, а укреплённое днище могло выдержать столкновение с дрейфующими льдинами, если это, конечно, не был айсберг, кои редко в здешних водах водились, но могли доставить огромную мороку.

Договорившись за кругленькую сумму с капитаном, Роланд покинул дом сразу через день после Мидинваэрне в компании Грихта и Балзи — двух охотников за колдуньями, приставленных для охраны. На всё время командировки ему пришлось пользоваться другим именем — Дрэго Торрегросс.

 

* * *

— В Цинтру мы прибыли спустя несколько дней, — Роланд отставил пустой бокал. — Пару раз чуть с курса не сбились из-за грёбанных сирен. Если бы не капитан, я, наверное, сейчас покоился бы на дне, вместе с «Бесстрашным» и «Ветреницей».

— Там по-прежнему правит эта нильфгаардская подстилка Цирилла? — поморщившись, поинтересовался Жарнэ, откинулся на высокую спинку. — Эта цинтрийская шлюшка?

— Возможно, — рассеянно ответил Роланд. — Но, учитывая охрану королевского дворца нильфовской стражей, то... Да, правит.

— Грязная девчонка! — выругался иерарх. — Ничего. Придёт время и её за предательство родины протащат по площади!

Роланд молча налил себе вина.

— Мне откровенно плевать, что с ней будет, — небрежно бросил Роланд. — Как добрались до Цинтры, я арендовал коней. С капитаном Маэром Руглисом договорились, что тот заберёт меня обратно по моем возвращении в Цинтру.

 

* * *

Первая Северная война для Цинтры, одноимённой столицы некогда свободного королевства, не прошла без следа. Во время сражения за город нильфгаардцы предали его огню и мечу, учинив там невообразимую резню. Прежде величественную столицу, возведённую на эльфийских руинах, завоеватели сожгли, разграбили, фактически разрушили до основания. По прошествии времени столицу восстановили, но былое величие оказалось утрачено на веки вечные. Иными словами, Цинтра, как столица и само королевство, потеряла прежнее значение, став всего лишь провинцией Нильфгаардской империи.

Об этом говорило многое. По городу свободно передвигались имперские войска с золотыми солнцами на чёрных доспехах. Всюду наравне с цинтрийскими знамёнами трёх жёлтых львов на голубом фоне развевались чёрные с золотым солнцем. Королевский дворец охранялся исключительно нильфгаардской гвардией. На троне восседала наследница престола, супруга Его Императорского Величества Эмгыра вар Эмрейса — Цирилла Фиона Элен Рианнон, Львёнок из Цинтры.

В отличие от Новиграда, в Цинтре после наступления темноты город не просто затихал, а погружался в культурно-аристократическую тишину. На улицах ты не споткнёшься об валяющегося пьянчугу, нищие на каждом шагу не выклянчивали милостыню, за соблюдением закона строго присматривала цинтрийская гвардия, жёстко пресекая беззаконие. Отсутствовали женщины с заниженной планкой социальной ответственности, собирающие в Новиграде вокруг себя толпы зевак, виляя бёдрами в такт уличных музыкантов, готовые за отменные чаевые уединиться. Единственное местом в Цинтре, где можно было их найти — это единственный городской публичный дом — «Rose Rubrum», крайне элитарное заведении, куда имела доступ исключительно аристократия, а девушки-куртизанки, именно так называлась эта древняя профессия в Цинтре, предоставляли только эскорт-услуги. Всё остальное могло идти за отдельную плату, а каждая куртизанка состояла на обязательном внутреннем учёте. Это накладывало ограничения на тех, кто любит пользоваться подобными услугами. Любое надругательство, насилие или же убийство жестоко карались штрафами и компенсациями с последующим заключением в темницу, вплоть до казни.

Несмотря на вечернее время, складывалось ощущение белой ночи, настолько было белым-бело от валившего крупными хлопьями снега, подсвечиваемого городскими огнями. По заволоченным белоснежной простынёй мощёным улочкам медленно прогуливались мужчины в шубах с тростями в руках, сопровождаемые дамами в полушубках из песцового меха, элегантных шапках из чернобурок. Большинство являлись приезжими, говорили с нильфгаардским акцентом. Цинтрийские горожане одевались проще, предпочитая простенькие тулупы, дохи на овечьем, волчьем или собачьем меху.

Вблизи центральной площади расположилась богатая австерия «Regiam majestatem», имеющая репутацию одной из лучших на континенте. Вход охраняли два бравых бойца цинтрийской гвардии. Без лишних вопросов гвардейцы пропустили Роланда вместе с Грихтом и Балзи в заведение, попросив всех сдать оружие.

Внутри оказалось людно, но на удивление нешумно. Музыканты играли спокойную музыку, посетители мирно беседовали друг с другом, обсуждая последние новости, сплетни различной ценности. Свободных мест, как ни странно, оказалось тоже в достатке.

 

Поздний ужин пришёлся Роланду по душе. Всё-таки горячая еда под хмельное пиво после собачьего мороза — самое милое дело. Мир становился ярче, жизнь счастливее, на сердце радостнее. Что ещё нужно для счастья, после нескольких дней нахождения в море, где из еды лишь рыбная недосоленная похлёбка? Схожего мнения с ним были Грихт и Балзи, вдоволь напившиеся пива. Комнаты для отдыха были сняты в соседней с австерией гостинице. Спешить куда-либо смысла не было.

Досидев почти до полуночи, Роланд с охотниками засобирался и хотел было покинуть «Regiam majestatem», как к ним бесцеремонно подсел мужчина со шрамом на белёсом глазу.

— Вас что-то интересует? — максимально интеллигентно спросил Роланд, глядя на незваного гостя за их столом.

— Интересный случай, — без какого-то мало-мальского приветствия, задумчиво произнёс мужчина. — Роланд Грей собственной персоной. Да ещё и в нильфгаардской провинции, почитай, под задницей у императора.

Роланд ничуть не смутился. Глазом не повёл, смиряя того взглядом. В свою очередь, Грихт и Балзи напряглись, чувствуя нехватку на поясе своих мечей.

— Значит, не помнишь старого товарища, — с омерзительной ухмылкой констатировал мужчина со шрамом на белёсом глазу. — А вот я тебя помню. Помню, как вы с Мясником драпали, когда нас накрыли под Сальмом. Многих тогда на эшафоты отправили, кого добить не смогли.

Незваный мужчина смачно шмыгнул носом.

— А знаешь, — мужчина аккуратно схватил Роланда за воротник и притянул к себе, — какие пытки мы прошли, сколько померло от раскалённого железа? Сидеть! — негромко, но жёстко он приказал охотникам остепениться.

— Оставьте нас, — Роланд спокойно попросил охотников удалиться. — Мы сами разберёмся.

Ошалевшие от такого, они переглянулись, но выполнили приказ.

— А теперь пусти ворот, — вежливо и так же жёстко Роланд попросил мужчину, надавив ему на сгиб локтя.

— Узнал?

— Узнал, — Роланд поправил воротник. — Узнал.

— Это всё, что ты можешь сказать? — в белёсом глазу плясали огоньки стоящей на столе свечи. — Зато мне есть что сказать. Вы, крысы, сбежали, спасая свои шкуры. Судя по одёжке, вы неплохо устроились. Ты, как посмотрю, дорого одет, сидишь в престижной харчевне, жрёшь недешёвые блюда. Мне кажется, Жарэк также не бедствует, а зная вас обоих, предположу, что ты продолжаешь на него работать.

— Если ты находишься в этом заведении, — резонно заметил Роланд, — ты тоже не из бедных. Одет по последнему писку нильфгаардской моды. На покойника или запытанного, знаешь ли, тоже не походишь. И это ещё бабка надвое сказала, кто ещё большая крыса, Шрам.

Физиономия Шрама налилась пунцовой краской. Желваки безустанно двигались, зубы скрежетали, костяшки побелели на сжатом кулаке. Подпорченная уродливым шрамом на отсутствующем глазу физиономия никак не сочеталась с ладно сшитым тёмного дамаста кафтаном и накинутой поверх плеч шубой, украшенной меховой каймой.

— Не стоит напрягаться, — посоветовал ему Роланд. — Вредно для здоровья.

Судя по выражению сухого лица Шрама — ещё чуть-чуть, и он готов сорваться.

— Давай начистоту, — Роланд опустил ладонь на стол, не давая собеседнику более произнести ни слова. — Не обманывайся. Ты ничем не лучше. Скажи только, что мы с Мясником сбежали, таким образом сохранив себе жизни. Ты спасал свою шкуру, судя по всему, по-своему, неплохо так молотя языком, ощущая скворчащую раскалённую железяку у своих яиц. Мы от Нильфгаарда сбежали. Ты ей присягнул. Поправь, если я не прав?

Ноздри Шрама сопели как у разъярённого быка.

— Ты носишь герб Эббинга на дублете, — продолжил Роланд, — работаешь на Нильфгаард. Твой поступок выглядит предательством в худшей мере. Нет, ты не сбежал. Зато сдал всех, как ты выразился, “наших”. О, да! Я слышал о массовых казнях и двух свидетелях, что помогли впоследствии отыскать все наши схроны оружия, места награбленного хабара за все годы. Один из них — ты, Шрам.

— Ты ничего не знаешь! — свирепо процедил Шрам, сотрясаясь от гнева вперемешку с отчаянием.

— Мне хватит того, что знаю. На этом прошу прощения, но мне пора откланяться, — Роланд встал из-за стола, перекинув через руку свою шубу. — Не могу более уделить тебе времени, кое ты украл у меня своей пустой болтовнёй. Tu non vides!

Оплатив счёт, Роланд, последний раз бросив небрежный взгляд в сторону старого товарища по разбою, гордо удалился, нарочито спокойно притворив за собой дверь.

 

— Что это за тип? — недоумевающе спросил Балзи, поигрывающий ножом, у вышедшего из австерии Роланда.

— Старый знакомый, — отмахнулся Роланд.

Отойдя подальше от «Regiam majestatem», он остановился, обернувшись к охотникам.

— Сделайте так, чтобы он не доставил нам проблем.

У Роланда не было ни единого сомнения в возможности таковых. “Предавший однажды предаст ещё сотни раз”. Ему хорошо было известно о судьбе тех немногих, кто не погиб после ликвидации их банды. Лишь двоих волею императора миновала казнь: Корвуда Халсо, прозванного Шрамом, и Густафа Рельсхора. Они оба присягнули на верность империи, рассказав имперской службе разведки всё, о чём знали. Оставалось загадкой, по какой причине император сохранил им жизни. Но он получил желаемое от “свидетелей” в полной мере, в сущности, купив их тщедушные душонки.

 

* * *

— Вот же-ш шельма! — усмехнулся Жарнэ.

Роланд смолчал, покручивая в руке десертный нож.

— Интересный факт, — иерарх зевнул. — До меня недавно дошли слухи, что некоего Корвуда Халсо, мелкого чинушу Клармона, нашли в Цинтре со свёрнутой шеей в сточной канаве.

— Поделом, — пожал плечами Роланд.

— Ну-ну.

 

* * *

Январь выдался самым снежным, морозным и богатым на бураны месяцем. Сначала и до середины Йуля жизнь едва ли не остановилась. Наметённые за ночь сугробы без труда превышали средний рост человека. На наезженных дорогах снегу лежало по колено, а где-то и по пояс. Любая колея от саней за какие-то часы, даже минуты, исчезала под валящими без устали снежными хлопьями размером с детскую ладошку. Постоянно пасмурно-серая гамма погружала в уныние. Ночами резвился буран, завывая вьюгой. Днём застилала глаза метель.

Неизвестно, насколько холодно было на Севере, но на Юге, в нильфгаардских провинциях, таких, как Назаир или Метинна, стоял сущий дубак. Именно он заставлял купцов отказываться от дальних дорог, несмотря на убытки. Путников мороз загонял в любое заведение с царящим в нём теплом, с едой и кровом. Найти в такие времена хотя бы не переполненную корчму, тем более, постоялый двор — та ещё задача! Большая часть городов попросту закрылась, не справляясь с огромным потоком тех, кому не посчастливилось оказаться в пути. Исключением не стал и Нойнройт.

Преодолев границу Назаира с Метинной, Роланд рассчитывал добраться до него, но подгоняющая ещё с Марнадальских ступеней пурга настигла его, обогнав далеко на юг. Ему не хватило всего каких-то пары десятков миль, дабы укрыться за надёжными городскими стенами. Налетевшая сильнейшая непогода перечеркнула планы, заставив искать укрытие на ближайшем из постоялых дворов.

Ближайший оказался в деревне Бжезови, где главной достопримечательностью был сам постоялый двор с корчмой «Клюв Грифона». Полукругом от двора выстроились бедные избёнки с покосившимися крышами, со щелями в бревенчатых стенах, набитых либо смолой, либо соломой, а то и тем и другим, если вообще были чем-то забиты. Над каждой крышей из каждой печной трубы струился скудный дымок. Глядя на эту деревню, как-то не было заметно, что после прихода Империи тут стали жить лучше.

Чего не скажешь о постоялом дворе. Вот он-то выглядел дорого-богато. Утопающая под снежным настом ровная невысокая околица не шла в сравнение с покосившимися низенькими плетёными оградками остальных домов. Огромный двор позволял заезжать целым экипажам, что не могло не радовать купцов, с их-то возами. Выстроенная из сруба неровной формы «П» двухэтажная корчма с недавно отремонтированной крышей была тщательно подготовлена к зимним морозам. Над крышей интенсивно пыхтели сразу две трубы. Стоял стойкий смоляной и угольный смрад. Тут же, чуть за корчмой находились конюшня, хлев, общий нужник.

Наверное, только слепой не замечал и кое-каких странностей. Деревушка Бжезови появилась здесь на многие годы раньше недавно отстроенного постоялого двора. Казалось, будто бы с его появлением жители превратились в обслуживающий персонал, а их имущество стало имуществом хозяина двора. Это подтверждалось и тем, что многочисленных путников из-за переполненности «Клюва Грифона» отправляли на постой к местным селянам, вынуждая тех покидать свой кров, порой ютиться у односельчан. За предоставление своих домов хозяин постоялого двора, конечно же, выплачивал скудные компенсации.

Подобная ситуация могла тронуть многих, кто прекрасно знает о нищете. Когда за несколько монет местные, работая исключительно на благо хозяина двора, обязаны вкалывать круглогодично, не говоря про суровые зимы. Мужчины ходили в лес за дровами, на охоту, рыбалку, несмотря на погодные условия. Подрабатывали конюхами, разгребали хлев, вычищали нужник. Женщинам приходилось обстирывать путников, латать им одёжу. По очереди занимались готовкой и уборкой в корчме. Молоденьких девушек, за несколько флоренов сверх, заставляли оказывать интим-услуги. При этом не забывать предоставлять собственный кров для заезжих.

Каждый житель Бжезови всё прекрасно понимал. Сделать, увы, ничего не мог. За хозяином постоялого двора — купцы и дворяне Нойнройта, спонсирующие заведение. Он весьма удачно расположился близ крупной торговой артерии Севера с Югом. За местных жителей вступиться некому. Поэтому и Роланду на их бытие, нищету, прочие проблемы было глубоко плевать. Если местным властям нет до них дела, на кой ляд ему страдать по ним душой?

«Клюв Грифона» — типичная корчма. Множество столом, лавок, небольшой прилавок, за которым находился либо сам хозяин, либо его подчинённые. Рядом, потрескивая дворами, пылала жаром одна из побелённых печей. Тут и там на верёвках развешаны вязанки душистых трав, пучки чеснока, ожерелья луковиц. Стены изукрашены разноцветной краской, изображающей абстрактные пейзажи. Наравне с душистыми травами, корчма полнилась приятным ароматом горящих поленьев и угля в печах, витал привкус хмельного пива, пахло мясом, рыбой и пряностями.

 

Как и все предыдущие дни, утро вновь разочаровало бушующей за окном, казалось, нескончаемой, вьюгой. Небольшие оконца перестали пропускать дневной свет, были полностью залеплены снегом, вследствие чего помещение корчмы пребывало во мраке, чуть-чуть развеиваемом расставленными по столам мерно чадящими каганцами. Уморённые, укрывшиеся от ненастья постояльцы пребывали в унынии, раздражении, безысходности. Товар простаивал, время неизбежно уходило. Купцы глубоко вздыхали, потирая затылки. Застрявшие гонцы тряслись, нервничали. Единственным развлечением среди товарищей по несчастью были карты, кости, борьба на руках. У кого были шахматы, играли в шахматы. Те, кто умел читать и был грамоте обучен, читали какие-то книжонки. Каждый коротал время как умел.

Безысходность набирала обороты с каждым днём, постепенно достигая апогея. Провизия таяла на глазах. Хозяин ввёл нормы питания, дабы все могли хоть как-то поесть. Торгующие продовольствием купцы, махнув рукой, передали свои товары на благо корчмы. Увы, и того не хватало.

Худшее произошло одним утром, когда хозяин «Клюва Грифона» Алберт Лигсин сообщил всем о продовольственном обозе, вышедшем пару дней назад из Нойнройта и исчезнувшем. Неясно, откуда он знал про обоз, но подтверждения этому ждать пришлось недолго. К вечеру в корчму зашёл укутанный в толстенную фуфайку, в валенках и бобровой шапке старичок. Стянув перчатку, смахнув пот со лба, поведал всем о найденном обозе на большаке в миле от постоялого двора. Груз уничтожен, сопровождающие убиты жестоким образом.

По корчме тут же прокатились ещё более тяжёлые вздохи, досадливые ругательства. Дамы тех, кому не повезло с ними попасть в такую передрягу, падали в обморок, причитали, рыдали, некоторые закатили истерики, изрядно раздражая и без того закипающее общество. Даже случились две драки. По сравнению с ними, местные жители, привыкшие к простому деревенскому быту, приспособленные любую погоду воспринимать как что-то обычное без прикрас, поглядывали на весь этот привыкший к роскоши бомонд и тихо посмеивались. Некоторым образом злорадствовали: мол, пока проблем нет — они на коне, а как происходит нечто подобное, тут же превращаются в скорпионов, запертых в банке.

У Роланда такое поведение товарищей по несчастью также вызывало смех. Да, он давно живёт в городе, в тепле и уюте. Однако из памяти не выветрились воспоминания о тех годах, когда после побега из дома ему приходилось питаться, чем повезёт, жить в канавах, бомжатниках, порой ночевать под открытым небом. Непогода не была для него чем-то необычным. Скорее, в данном случае она мешала достижению его цели, не более. Посему и смотрел он на эту массу расфуфыренных, и не очень, людишек с некой долей цинизма.

 

Вскоре из еды осталась только солонина, совсем немного крупы. Хлеба не было, мука закончилась. Вызываемую солониной жажду заливали талым снегом. Чего-чего, а этого добра хватало в достатке. Открой только дверь. С дровами и углём началась напряжёнка, топить становилось нечем. Люди мёрзли, укутываясь всем, чем могли найти. Забыв про разногласия, прижимались друг к другу, стараясь согреться. На всю корчму горел всего один каганец.

— Сколько ещё так сидеть? — жалобно простонала Сарита Еррера, одна из дам, потирая озябшие в варежках руки. — Ведь до нас как-то добрался тот человек, сообщивший об обозе.

— Это местный отшельник, — отозвался Алберт Лигсин, сидящий, прислонившись к стене. — Обособленно живёт в хате на окраине Глухого Леса. Всё про него знает, все тропки, все опасные места. Для него что мороз, что жара — одна вода.

Он тяжело вздохнул, закашлялся.

— А сидеть нам здесь до одного из двух: либо пурга закончится, либо пока не перемрём с голоду.

— Или с голодухи не перебьём друг друга, — иронизировал Роланд.

— Может, хотя бы одну коняшку зарежем, а? — предложил купец Бальти Крас. — Жрать же охота...

— Коней не тронь! — гаркнул на него краснолюд Грегор Фальстоун, сидящий в обществе двух сородичей. — Жрать коней — крайний случай.

— А сейчас не крайний? — возмутился Бальти Крас.

— Да я лучше тебя зарежу, чем дам тебе лошадь забить! — вскочил Грегор Фальстоун.

— Успокоились! — вмешался Балзи, встав между купцом и краснолюдом. — Нашли время! В иной ситуации я бы сам краснолюда почикал. Но сейчас он прав. Солонина пока есть, воды, благо, вдоволь. Не всё же время буре бушевать.

— Пока она закончится, и того не останется, — понурился Алберт Лигсин.

Все замолчали. Мёртвую тишину нарушали лишь завывания ветра, бушующего на улице.

 

Чем дольше они сидели, тем хуже становилось положение. Последние остатки провианта доедены, закрома опустели. На днях сдохла оголодавшая лошадь. Наплевав на предрассудки, разделали тушу, сообразили водянистую похлёбку с мелкими кусочками конины. А и хватило того не дольше суток, учитывая запертую непогодой ораву. На это ушли остатки печного топлива.

Избавление от страданий пришло, как и полагается, нежданно-негаданно, когда последние искорки надежды угасли, вера утратила силу.

Воцарившийся синеватый мрак бесповоротно овладей корчмой. Рассеивающий последнее время одинокий каганец давно изгорел, не оставив и дюйма фитиля в пустом блюдце. Ни у кого не находилось сил на разговоры, тем более праздную болтовню, беспочвенные ссоры, глупые конфликты. Сбившись в одну кучку, не важно, краснолюд ты или человек, богач или нищий, каждый старался выжить, несмотря на разногласия.

“Беда сплачивает”, — подумалось Роланду.

Исчерпав крупицы цинизма, он вместе с Грихтом и Балзи подсел к остальным старающимся согреться, поделился флягой так долго хранимого спирта. Сделанный по очереди глоток согрел всех изнутри, стало чуточку повеселее.

 

Ни с того ни с сего Балзи заёрзал на своём месте, стал крутить головой, щуриться одним глазом, стараясь к чему-то прислушаться. То и дело обращал ухо в сторону входной двери. Совершенно неожиданно подорвался с места, выхватив меч из ножен. К нему незамедлительно присоединился Грихт с оружием наизготовку.

— Ополоумели, чи шо? — спросонок вяло пробубнил Грегор Фальстоун. — Крыша поехала?

— Тихо! — шикнул на него Балзи, приставив палец к губам.

— Там кто-то есть, — шепнул Грихт, прислушавшись. — Кто-то тяжело пробирается сюда по снегу.

— Не может быть! — у ещё одной дамочки, Йитты Габбэ, глаза округлились от страха. — Кто? Там же... Там же не пройти! Нас... Нас убьют! Это... — голос начал срываться противными истерическими нотками. — Это монстр! Чудовище! Мы все умрём!

— Заткнись, дура! — одёрнул её кавалер Магнус Варне. — Прекрати истерику!

Балзи и Грихт на цыпочках подкрались к двери, проверили засов. Переглянувшись, с двух сторон обступили вход, прислонив рукояти мечей к груди, острием вверх. Роланд не остался в стороне. Выхватив свой палаш, направил остриём прямиком на дверь. Теперь и до его слуха дошёл отчётливый среди шума вьюги хруст снежного наста под твёрдой поступью неизвестного. Судя по бледным лицам постояльцев, хозяина и прислуги, те точно так же расслышали эти звуки.

Рядом с Роландом возник Грегор Фальстоун, сжимавший в руках чекан вместе с сотоварищами, Барси Булько с шестопёром и Ларусом Рихтом, похлопывающим о могучую ладонь “плечо” укороченного бердыша.

— Хоть ты мне и не нравишься, — Грегор Фальстоун разгладил кучерявую тёмную бородищу, — но в стороне не останемся. Негоже краснолюду за человеком прятаться, даже если тот ценою насранного говна не стоит.

— Считать это комплиментом? — не отрываясь от входной двери, осведомился Роланд.

Краснолюд расплылся в улыбке, ощерив жёлтые зубы.

Дверь сотряслась под увесистыми настойчивыми ударами кулака.

Последняя из трёх дамочек, Стефсия Горски, отвратительно закричала со страху, вырвалась, как ошпаренная, из рук муженька Радована Хара, опрометью метнулась в сторону кухни, снеся по пути двух прислуживающих Алберту Лигсину женщин. С кухни послышались звуки падения разлетающейся вдребезги посуды, какого-то стекла, ещё какие-то невнятные бряцанья и звон, наперебой со вздохами боли и разливной реки отборной брани, непристойной для барышни её полёта.

Алберт Лигсин хватил себя рукой по лицу, прикидывая ущерб. Судя по лицу Радована Хара, тот столь же чётко понял, что влетел на деньги. Те самые деревенские женщины, отряхнув передники и рукава телогреек, сплюнули в сторону кухни, послав туда ответные ругательства.

Настойчивый стук повторился.

— Открывайте! — послышался басовитый голос из-за двери. — Вам привет от отшельника!

— С чего нам верить? — прогорланил Грегор Фальстоун. — Представься, чей ты будешь?

— Может, не стоит его провоцировать? — тихо предложил Эврик Нурс, сопровождавший Сариту Ерреру.

— Э-э-эх... — протянул Грегор Фальстоун, махнув рукой. — Столько мужиков тут сидит... Как перед бабами бахвалиться, так яйца и хер есть, а как встать на защиту своей жизни и дамы сердца — так всё отваливается в момент. Люди, такие люди...

Вся мужская половина пристыженно замолкла. Никто не пошевелился. Деревенские поддержали краснолюда одобрительным хмыканьем.

— Не откроете сами — выбью я! — пригрозил голос.

Роланд переглянулся с Базли и Грихтом, отдав тем немой приказ отворить дверь и оставаться начеку.

— Открываем! — крикнул Роланд, готовясь к нападению.

Грихт отворил засов. Балзи рывком рванул на себя дверь.

Вслед за распахнувшейся дверью в корчму незамедлительно ворвался жгущий кожу сквозняк, внося с собой снег, закладывая уши, ослепляя глаза. Дверной проём в буквальном смысле заполнило нечто исполинских размеров, закутанное в шкуру, непонятно какому животному когда-то принадлежавшую, покрытое снежными наносами.

Отряхнув с себя горы снега, оно с трудом протиснулось в корчму, зацепившись лбом о дверной косяк. Над правым плечом возвышались рукояти двуручных мечей, спереди к кирасе приторочены скрещенные ножны кинжалов. Скинув меховой капюшон, исполин сбросил с плеча увесистый мешок.

Разглядев в полумраке его лицо, Роланд чуть не охнул. Лысый. Лоб уродовал огромным углом шрам, множество других поменьше. Левое ухо сломано. И жёлтые с вертикальными зрачками кошачьи глаза.

Из-за его спины, припрыгивая от холода, забежал всем знакомый старичок, укутанный в толстенную фуфайку, в валенках и бобровой шапке. Рядом с первым мешком, который был в разы больше и явно тяжелее, он сбросил свой, ощерился полупустым ртом.

— Шо? Испужалися? — радостно заговорил он. — Мы тута к вам на помошщ поспяшаем, а вы нас с железячками, значить, встрячаете?

Он обернулся к оторопевшим, всё ещё стоящим у распахнутой входной двери охотникам.

— Затворите дверю-то, молорики! Поколеем же к чёрту.

 

* * *

— В тот вечер мы наконец-то нормально пожрали, — Роланд вилкой выковыривал из зубов застрявшую утку. — За те несколько дней голода и холода наловленная старичком Уго из Керака рыба стала манной небесной. Чхать, что приготовлена на воде, что запивали всё той же водой. Чхать! Зато, благодаря мешку угля, мы смогли согреться, хотя и спали ночами пока рядышком.

— Это замечательно, я рад за вас, — безучастно ответил Жарнэ. — Меня интересует: ты в тот день смог поговорить с ведьмаком?

— Нет, — ответил Роланд, раздражённый подобным поведением. — Мы смогли поговорить только через два дня.

 

* * *

Как предвидел ведьмак-исполин, буран закончился спустя пару дней, уступив место морозным солнечным денькам. Селяне, коим не повезло застрять в одних домах с гостями постоялого двора, вениками, тряпками, пинками вышвыривали тех взашей.

— Нет, ну ты посмотри, Муля! — шумела молодая бабёнка, выпихивая кочергой разодетого мужичка. — Я его в доме держу, кормлю, пою. А он мне, падлюка, на днях юбку-то задрал, чуть не всадил! И это при том, что дети в соседней комнате. Благо сковорода под рукой оказалась.

— Я буду жаловаться! — завопил мужичок.

— Иди-иди, жалуйся! Вернёшься — ещё раз сковородой огрею. Падлюка какая!

Из другого дома вылетели ещё двое господ. У обоих сияло по фингалу.

— Воровать они у меня будут, да ещё жену лапать и дочуру совращать! Не позволю! — орал выкинувший их мужик.

— Они не сопротивлялись, — отозвался один из господ, сплёвывая снег.

— А вы бы им рты не закрывали и ночью не пристраивались — они бы вам отпор дали! Пальцы-то чего покусаны?

Кому-то, наоборот, повезло с гостями. Так, вывалившаяся из хаты группка из трёх человек, один из которых селянин, пьяные в дымину, напевали непристойные песни, пытались прорыгать полное имя Эмгыра вар Эмрейся, Белого Пламени, Пляшущего на Курганах Врагов.

Молоденькая девица щебетала со своими подружками, обхватив руку молодого благородного юноши, осознавшего, в какой капкан сам себя загнал. Девица хвалилась, что нашла своего единственного, и что тот обещал её увезти в город, жениться на ней и утопить в роскоши. И ведь ему придётся это сделать. От такой зазнобы ему теперь точно не убежать. Что поделать? Думать надо было раньше, когда языком трепал. Теперь выполняй обещания.

 

Выспавшийся, бодрый, радостный Роланд, проспав до полудня, вышел на улицу в застёгнутой шубе. Что было мочи, потянулся, аж в глазах зарябило. Ни единого облачка не мешало долгожданному зимнему солнцу поливать землю ярким светом, радуя всех своим присутствием. Белоснежные высокие сугробы слепили своей серебристостью, несмотря на кое-где оставленные кем-то жёлтые разводы. Расчищенные дорожки утоптаны многочисленными следами.

Постепенно те, с кем Роланду пришлось провести эти злосчастные дни, разъезжались, а новых посетителей не наблюдалось. Из всех, с кем пришлось испытать все тяготы холодного заточения, остались только краснолюды. Долго споря о своём, они договорились покинуть «Клюв Грифона» следующим утром. Местные занимались уборкой в домах, мужики потянулись по дрова, на рыбалку.

Поздним вечером добрался продовольственный обоз из Нойнройта, ожидаемый ещё днём. Дабы не повторять судьбу предыдущего обоза, он сделал значительный крюк, поэтому задержался в пути. Сопровождавший обоз купец крайне удивился, узнав, как людям приходилось выживать. Сказал, что им ещё крупно повезло. Двум другим постоялым дворам повезло куда меньше. Один попросту стала могилой для всех постояльцев и хозяина с его прислугой. На втором тоже не обошлось без жертв, но в меньших масштабах.

А в целом, жизнь налаживалась. Оставалось порешать оставшиеся вопросы и дела...

 

— Уго!

— М-м?

Старичок обернулся к подошедшему Роланду в сопровождении двух телохранителей. Стоял в одной рубахе, заправленной в штаны, и в валенках, поигрывая топором в руках.

— Вы чаво-то хочите, милсдарь?

— Уго, — приветливо улыбнулся Роланд. — Скажи. Ты же знаком с тем ведьмаком, что приходил с тобой?

— Вам, энтоть, сие, зачейм-ти? — старичок к размаху расколол сосновое полено.

— Разговор к нему имеется, — ответил Роланд. — Конфиденциальный.

— Кой-кой? — переспросил Уго. — Кофендецияльный?

— Да, — выдохнул Роланд. — Он самый.

— Таки с мяни кой, этоть, прок?

— Случайно, ты не знаешь, где он обитает? Я хорошо заплачу.

Балзи подбросил в руке увесистый мешочек с золотом. Ожидаемой реакции у Уго мешочек не вызвал. Скользнув по нему мимолётным взглядом, старичок поставил ещё одну чурку и расколол надвое. Затем две половинки ещё надвое.

— Мало? — скривил нос Роланд. — Могу подкинуть ещё.

— Эх, милсдарь... — Уго опустил топор, отёр пот со лба. — Упрячь свои гроши, пока кто не углядел. Та не смяши старяка.

Зажав большим пальцем ноздрю, Уго смачно сморкнулся.

— Я за таки можу казать. Токмо смыслу в сим нискока.

— С чего такая щедрость? Почему смысла в этом нисколько?

Набрав полную охапку колотых дров, Уго попросил двух сопровождавших Роланда молодцов:

— Эй, вы, двое, поможите старяку. Поколите дровиц, да вон в ту кладку покладите.

Он ткнул пальцем на ровную укладку дров вдоль стены его лачуги.

— А мы покамисть этоть, погутарим. Та не боитеся! У вас на вяду.

Он расплылся в улыбке.

Грихт и Балзи переглянулись, вопросительно уставились на Роланда. Тот кивнул головой. Вздохнув, Балзи подхватил топор, а Грихт начал перетаскивать колотые дрова в указанное место. Делали без особого энтузиазма, но, как ни странно, на совесть. Ещё и согрелись.

Отойдя чуток в сторонку, Уго накинул себе на плечи фуфайку, наброшенную на какую-то торчащую из-под снега жердь.

— Если не таина, — Уго сунул руки под фуфайку, — як к вам, милсдарь, обращаццать-то?

— Дрэго Торрегросс, — Роланд пожал огрубевшую от мозолей протянутую руку старичка.

— Уго из Керака, — кивнул старичок. — Хотя, чавой ти я? Ты ж мяне, этоть, сам по имяни кликнул.

— Я так понял, платой за твою информацию — помощь моих молодцов? — догадался Роланд.

— Прально, — Уго снова кивнул головой. — И не токмо. Мы с ведьмаком поможили вам, тяпереча вы мени.

Роланд тяжело вдохнул, задержал дыхание и резко выдохнул.

— Будем считать, мы в расчёте, — с придыханием выдавил он. — Так что с тем ведьмаком?

— Милсдарь, Дрэго, — не спешил с ответом Уго. — Если вы порешили убицца, так знайдите способ попрощще.

Заметив разгорающийся гнев в глазах Дрэго, Уго, помявшись, мысленно махнул рукой. “Была не была!”

— Обосновалси он в глуши сего леса, — Уго затылком указал на возвышающуюся стену леса за его лачугой. — Токмо крайни не советую туды сувацца. Мяста тама гиблая. Вродь как... Заколдованная. Кто туды не совалси, не вороталси. Сгинули.

— Но ведьмак-то туда ходит, даже живёт, — скептически заметил Роланд, растерев озябшие руки.

— Ну, тать! — демонстративно Уго вкинул руки, чуть фуфайка не сползла. — Эт ж ведьмак! Они ж и созданы для оберегания людей от нечисти, в волшбе обучены. Этоть их работа с колдовством, чудящем, марой аль ещё в сим поганом роди управляцси.

— А ты, — Роланд начал пританцовывать на месте, — как посмотрю, к ним относишься с пиететом.

— Чем-чем?

— С благоговением, — пояснил Роланд. — Глубоко уважаешь.

— А чавой-ти мени их не уважат-ти? — удивился Уго. — Разное талдычат о ведьмаках. Выродки, мутанты, богохульки, шельмы... Больше брешуть, чем правоту молвят. У любом цеху имеюца свои поганцы, шо усё портять. За усех ведьмаков молвить сам не стану. Но сий ведьмак из глуши — добрый ведьмак.

— Ты хоть знаешь, из какой школы он? — укоризненно поморщился Роланд. — Из Змей.

— Та мени хоть откель, — пожал плечами Уго. — Людям помажает, округу от скверны подчищает. А шо та школа кличитцца Убийц Королей, то знаёмо.

— Они людей убивали, — напомнил Роланд. — Монархов.

— И шо? Монарх не людь?

Уго глянул на сосредоточенно пыхтящих молодцов.

— Я те во чо кажу, — Уго понизил голос. — Любой ведьмак могёт меч супротив человека поднять. Уплатил не по уговору, обмишулил. Ежели у засаду угодить, за жизнь бороцца будет до последней капли крови. Не уважають у нас ведьмаков. А зазря...

Немного помолчали.

— А что можешь сказать об этом ведьмаке? — Роланд чуял, как застывают ноги.

— Шо можу? — почесал затылок Уго. — Чессный, спровядливый. Гроша лишняго не возьмёть. Плата аккурат апосля делу.

— Мы закончили.

Балзи и Грихт выглядели уморёнными, но довольными. Оба румяные и упревшие.

— Ай, да молорики! — радостно закричал старичок. — Ну, благодарствую! Ну, тяпереча не поколею от холоду!

Те любезно кивнули.

— И усё ж... Не суйтеся вы у те мяста, — настойчиво посоветовал Уго, когда Роланд и охотники собрались уходить. — Погожите яво. Он заказ узял... Должён у «Клюве Грифона» объявицца.

— Хм... — задумался Роланд. — Благодарю за информацию, Уго из Керака. Бывай!

— Бывайте!

 

— Ушли?

— Ушли, — Уго упал на лавку подле укладки, засунув руку в валенок.

Из-за угла показался высокий мускулистый ведьмак, своим видом напоминавший огромного медведя-шатуна. Размяв шею, присел рядом со старичком Уго из Керака, уставившись в ещё свежие следы ног гостей.

— Я, конечно, знал, что ты из деревенских, — задумчиво произнёс ведьмак. — Но даже представить себе не мог, как ты изобразишь безграмотного старичка-отшельника.

— Почему нет? — пожал плечами Уго. — До того, как попасть в Керак и обучиться грамоте, я с рождения прожил в деревне.

— Как ты себе язык-то не сломал, выговаривая такое?

— Как видишь, не сломал.

Старичок улыбнулся.

— А чего сам к ним не вышел-то? — спросил он у ведьмака чуть погодя.

Ведьмак вытянул скреплённые в замок руки, хрустнул пальцами.

— Мне нужно было приглядеться, — наконец ответил он. — Я ещё в «Клюве» обратил внимание, как он оживился, завидев меня. Свой серебряный фламберг могу поставить на то, что он тут неспроста объявился. Этот Дрэго Торрегросс. Хоть бы имя выбрал себе попроще.

— Тоже просёк?

— Просёк. Как и его охрану. Охотники за колдуньями на службе у новиградского иерарха.

— Да ты что? — подивился Уго. — Видать, ты им очень нужен.

— Позарез как, — ведьмак глядел куда-то вдаль.

Посидели. Помолчали.

— Ладно! — ведьмак поднялся с лавки. — Благодарю тебя за всё! Надо выполнять заказ и заняться этим Дрэго.

— Дался тебе этот Дрэго, — недоумевал Уго. — Плюнь на него. Скройся от греха подальше.

— Многого ты не знаешь, Уго из Керака, — холодно ответил ведьмак. — Ты не представляешь, какая рядом с тобой змея стояла, мило улыбаясь.

Отойдя от лачуги шагов на десять, ведьмак резко обернулся к всё ещё сидевшему Уго.

— Совет: покинь эти места до завтрашнего вечера. Учитывая твое реальное финансовое положение, отправляйся на Юг в Виковаро.

— Я тебя понял, — на удивление, Уго быстро посерьёзнел.

 

* * *

— В итоге, мне пришлось ещё несколько дней в «Клюве Грифона» сидеть. Благо, финансов хватало с лихвой.

Лицо иерарха Жарнэ Вилльямса играло всеми оттенками красного. Ему неимоверно осточертела эта вязкая, неинтересная ему история Роланда. Держался из последних сил, был готов сорваться.

В свою очередь, Роланд специально растягивал своё повествование, прямо-таки смакуя каждое слово. Важнее всего, он упивался нарастающим бешенством Жарнэ. Роланд хотел заставить иерарха прочувствовать всё им пережитое.

Тем временем, до развязки оставалось недолго.

 

Впрочем, не один Жарнэ Вилльямс мечтал услышать имя нанятого ведьмака, и удалось ли Роланду Бувьеру вообще его нанять.

 

* * *

Дверь «Клюва Грифона» раскрылась резко и неожиданно, словно бы муж вернулся, пытаясь застукать свою жену с любовником. Переступив порог, без лишних слов ведьмак направился прямиком к хозяину, обитавшему, где и полагается, за прилавком. На плече ведьмак нёс большой мешок. От того жутко несло мертвечиной, а с набухшего днища тягучими каплями капала непонятная тёмно-бурая жижа.

Завидев ведьмака с мешком на плече, Алберт Лигсин испуганно сглотнул. Хозяин рта открыть не успел, а перед ним на прилавок шваркнулся смердевший мешок и какая-то бумага, появившаяся в руках ведьмака из-за пазухи.

— Что это? — с дрожью в голосе пробормотал Алберт Лигсин.

— Чудище, уничтожившее ваш обоз во время бури, — ответил ведьмак. — А это бумага из торговой гильдии Нойнройта.

Алберт Лигсин уставился в бумагу. Глаза стремительно округлялись.

— Четыреста пятьдесят флоренов? — возмутился Алберг Лигсин. — Не жирно будет? За четверых-то утопцев.

— Утопцев? — издевательски переспросил ведьмак. — Тогда полюбуйся на утопца.

Перед Албертом Лигсином из мешка выпала огромная голова чудища с вывалившимся из пасти языком. Голову украшали витые закруглённые толстенные рога, во лбу небольшой третий глаз. На месте сочленения головы с туловищем зиял обломок позвоночника, торчащий из багрового месива.

В нос с удвоенной силой ударила трупная вонь. Немногие постоялицы, находившиеся в помещении, решившие по излюбленной привычке поглазеть, зажали носы, ругались, размахивали руками. Некоторых тут же стошнило вкусным завтраком, кто-то успел выскочить на улицу, очистив желудок прямо возле порога.

Зажав нос двумя пальцами через тряпку, Алберт Лигсин, пытаясь развеять второй рукой невыносимый смрад, закричал.

— Что это ещё за тварь? Уберите это щас же!

— Прошу любить и жаловать, — ухмыльнулся ведьмак. — Чёрт.

Алберт Лигсин даже моргать перестал от едкой вони, распространившейся почти по всему помещению.

— Но... — пытаясь сам не сблевать, выдавил Алберт Лигсин. — Четыреста пятьдесят флоренов — это слишком много. Я не в состоянии столько заплатить.

— Гильдия Нойнройта возместит ваши убытки, — ответил ведьмак, запихивая голову обратно в мешок.

— Знаем мы их! — фыркнул хозяин постоялого двора. — Где гарантии, что они возместят?

— Мне ваши проблемы глубоко до свечки! — отрезал ведьмак. — Заказ был? Был. Объявление заверено торговой гильдией Нойнройта? Заверено! Будьте любезны оплатить работу по достоинству.

— Сумма вписана вами! — упёрся Алберт Лигсин. — Откуда мне знать, что вы мне не притащили другой заказ или не пытаетесь получить за него двойную оплату?

— Послушай сюда, — выдохнув, ведьмак перегнулся через прилавок и схватил хозяина за грудки. — Я за этой тварью два дня гонялся. Учитывая время года, когда, по идее, она должна спать, ей приспичило выйти на охоту, да ещё и в бурю. Представляешь, насколько она была свирепой? Не стоит подобную свирепость вызывать у меня.

Не став более тянуть быка за рога, Роланд отвлёкся от подпорченного невыносимой вонищей завтрака и решительно направился к прилавку. Играющие за соседним столом охотники отвлеклись от игры в кости, готовясь последовать за ним, но Роланд дал им знак оставаться на месте.

— Я заплачу за чудище шестьсот флоренов.

Ведьмак, не отпуская Алберта Лигсина, взглянул через могучее плечо.

— Шестьсот флоренов, — повторил Роланд, облокотившись о прилавок рядом с ведьмаком. — И завтрак за мой счёт.

— С чего такая щедрость? — спросил ведьмак.

— Прошу за мой стол, милсдарь ведьмак, — Роланд пригласил широким жестом к своему столу. — Хозяин. Пиво ведьмаку, печёную картошку с рыбной подливкой. Да на порции не жлобись!

Ведьмак разжал кулак. Алберт, свисавший до сего момента с кулака, ухнулся ногами в пол. Выругавшись, он поправил воротничок и фартук, шумнул в кухню:

— Анка, Дуська! За работу! Срочный заказ.

 

Сидя напротив, Роланд не спускал глаз с ведьмака, уплетающего за обе щеки поданный ему завтрак. Наблюдали за ним и охотники, сидящие за спиной Роланда, продолжая поигрывать в кости.

— Так с чего такая щедрость? — вновь спросил ведьмак с более добрым выражением, если это можно назвать таковым, лица. Мешочек с золотом, полученный от Роланда, покоился в его кармане.

— Считай это задатком к очередному заказу, — пожал плечами Роланд.

— Заказу? — у ведьмака приподнялась бровь.

— Я желаю нанять тебя для одного дельца. Правда, не в этих местах.

— Как интересно, — протянул ведьмак, потерев затылок. — Я тебя вижу второй раз, имени твоего не знаю, а ты мне и работу оплатил, так теперь про ещё какой-то заказ говоришь.

— Давай исправим досадную оплошность. Дрэго Торрегросс из Новиграда, — встав, Роланд протянул ведьмаку руку.

— Лето из Гулеты, — отерев жирную ладонь о штанину, ведьмак протянул руку новому знакомому.

— Чем же вы занимаетесь, что так деньгами сорите? — поинтересовался Лето после паузы.

— Да, так... — махнул рукой Роланд, продолжая играть свою роль. — Мелкий чинуша.

По лицу Лето Роланд почувствовал, что не убедил его.

— Хорошо, — Роланд облокотился на край стола. — Давай обсудим всё спокойно где-нибудь без лишних ушей.

Лето поправил шкуру, подхватил ножны с мечами и вытиснулся из-за стола.

— Стой! Ты куда? — вскочил Роланд.

— Сдам голову в Нойнройт, там и поговорим, — Лето буквально нависал над ним. — Встретимся завтра в полдень у дома отшельника. Знаешь, куда идти?

— Найду, — кивнул Роланд, и после покачал головой. — Всё-таки решил дважды поиметь награду?

Лето из Гулеты цинично ухмыльнулся, но слова более не проронил, быстрыми тяжёлыми шагами покинул «Клюв Грифона».

 

День выдался ослепительно солнечным, но чертовски морозным. Холод пробирал до костей, зубы невольно отбивали дробь. Не спасали ни варежки, ни шуба, ни тёплая шапка. Лицо пылало жаром, лёгкие наполнял огнем, словно стеклянный, ледяной воздух. Природа пребывала в покое. Все звуки замерли, поглощённые какой-то невообразимой безмятежной тишиной, нарушаемой лишь звонким хрустом снега под ногами. Ни дуновения ветерка, ни единой снежинки не сыпалось с белоснежных редких кучевых облачков, лениво проплывавших по небу. Только огромный наст снега съехал с лапы к подножию высокой ёлки, подняв едва заметный шум.

Изрядно подзамёрзнув, Роланд, Грихт и Балзи давненько добрались до лачуги Уго из Керака по заметённой ночным снегопадом тропе, вьющейся в ту сторону. Как ни странно, хозяина дома не оказалось. Дом был заперт на амбарный замок, окна закрыты ставнями. И ни одного свежего следочка.

“Интересно, — задумался Роланд. — Куда это исчез старичок? Неужто на старости лет решил съехать? Что-то тут не так”.

Никто так и не понял, откуда появилась бледная молоденькая дева в длинном сереньком полупрозрачном платьице. Фигурка стройненькая, на загляденье. Лоб обхватывала тесёмка, придерживая прямые, прямо-таки чернее чёрного длинные волосы, кокетливо заведённые за уши. На вид не старше тридцати, а может, и того меньше.

Появление незнакомки, да в таком виде, вырвало его из размышлений. Он наблюдал, как она порхает над землёй, оставляя за собой неглубокие отпечатки босых ножек. Смотрел на узкое личико, на удивление, с приятными резкими чертами. Она подошла молча, встала в их окружение, глядела на них антрацитовыми глазами. Молча рассматривала, будто бы прикидывала что-то в уме.

Все трое переглянулись.

— Простите, — Роланд прикоснулся к плечу странной девы. Прикосновение оказалось на редкость отталкивающим: тело ледяное, неестественная для молодой девы — твёрдая и какая-то шероховатая, но не морщинистая кожа.

Оно не вызвало у девы никакой реакции, кроме необъяснимо пустого взгляда, прыгающего с одного на другого. Её тончайшие губки изобразили невинную улыбку, платье соскользнуло, представив всему миру оголённое притягательное девичье тело.

Поговаривают: инстинкт самосохранения — это базовый инстинкт. К нему бы почаще прислушиваться. Глядишь, проблем меньше будет. Так и сейчас. Инстинкт настойчиво кричал — бежать, но Роланд неведомым образом игнорировал его. Сердце ёкнуло ещё в тот момент, когда незнакомка появилась невесть откуда. Оно же ёкнуло после прикосновения. Но он не спасался бегством. Стоял, словно околдованный гипнотическим антрацитовым взглядом и обнажённой фигурой, манящей видимой безупречностью. Не шелохнулись и двое охотников.

Следующие события развивались стремительно и неожиданно, не давая осмыслить происходящее. Невинная улыбка сменилась звериным оскалом. Ровные босые ножки срослись воедино, образовав змеиный хвост, превышающий в своей длине три роста самой девы. Кончик хвоста венчал костяной шип, а прямо под ним “погремушка”. За спиной распахнулся огромный, от шеи до бёдер, капюшон. Руки, ладони и пальцы вытянулись, ногти обратились бритвенными длинными когтями. Шея, плечи и предплечья, бока и бёдра покрылись флюоритового цвета чешуёй. Бледно-молочная полоска отвердевшей кожи, вросшей под округлые края чешуек, растянулась от горла, образовав к низу живота ровный угол. Лицо хоть и осталось подобно человеческому, но тоже претерпело некоторые метаморфозы. Так, глаза стали змеиными, губы исчезли, а сам рот растянулся и на мгновение открылся. Показались два ядовитых клыка, торчащие средь мелких заострённых зубов. Периодически мелькал раздвоенный язык.

Хвост бестии плотно заключил в свои удушающие кольцевидные объятия Грихта, обхватив вокруг шеи, плеч и груди, прижимая его руки по швам. Роланд получил тыльной стороной ладони точно между глаз. От удара его сорвало с места, и он, пролетев спиной пару футов, плашмя приземлился в мягкий снежный матрац, потонув в нём.

Первым распрощался с белым светом Балзи, поздно опомнившись и схватившись за рукоять меча. Откуда-то из глубины его гортани вырвался захлёбывающийся хрип. Чудище точным, подобно копью, ударом когтистой рукой насквозь пробило грудину охотника, вырвав сердце и сжав его в ладони. Через мгновение оно взорвалось багровым фонтаном брызг. Молниеносное движение — и туловище Балзи расслоилось поперёк в районе живота. Веер крови заливал, забрызгивал, кропил белоснежную округу неровными мазками. Разрезанные части тела разлетелись в разные стороны.

Грихт прожил немногим дольше. Невообразимо как умудрившись достать меч — было это, надо сказать, непросто — охотник попытался атаковать тварь в спину, метя в область сердца. Острие врезалось в покрытую чешуёй спину, так и не сумев пробить. Тогда он попытался резануть подмышку руки, удерживающей хрипящего, ещё живого, Балзи. Зашипев, тварь рванула хвостом как гимнастической лентой, закрутив крепкого мужика юлой, отбросив его в стену лачуги. Удар о стену оказался настолько мощным, что после охотника в брёвнах осталась вмятина. Захлебываясь воздухом от боли, Грихт рухнул на лавку, выронив меч, скатился с неё и сжался комочком, не в силах более подняться на ноги. Вероятнее всего, позвоночнику и тазобедренной кости пришёл конец. Ноги, руки не откликались, тело сковывала жгучая боль, изо рта потоками вырывалась кровь от пробитых осколками рёбер лёгких.

Бестии это показалось недостаточным. Разделавшись с Балзи, она метнулась к Грихту, шипя, изогнулась над ним. Змеиный язык телепался с бешеной скоростью. Нервно. Жадно. Ни с того ни с сего тварь схватила охотника за горло, подняла над землёй примерно на восемь футов, рывком подбросила и, сделав некое подобие грациозного пируэта, пригвоздила его шипом к стене. Взмах руки. Голова Грихта медленно отделилась от шеи, лениво покатилась под лавку.

Покончив с охотниками, эта дева-кобра наконец-таки вспомнила об одеревеневшем от ужаса Роланде, который был не в силах ни кричать, ни бежать. Он так и лежал в собственной лунке, приподнявшись на локтях. В сравнении, что белее — снег или он, Роланд победил бы с отрывом, насколько он был бледен.

Небрежно махнув кончиком хвоста, тварь стремительно, изящно извиваясь на змеином хвосте, направилась к нему, поигрывая языком меж клыков.

 

Сбагрив голову Чёрта в торговой гильдии Нойнройта, Лето поспешил поскорее покинуть душный от людей город. Для него идти по зимнему лесу и наслаждаться морозным воздухом было бальзамом на душу. Ведьмак предпочитал сторониться большаков, передвигаясь где-нибудь в стороне от людных мест, желательно лесными тропами. Хрустя приминаемым снегом, кое-где раздвигая покрытые ледяной прозрачной корочкой ветки редких кустарников, он пробирался сквозь сосновую чащобу, вдыхая полной грудью чистый, свободный от тухлых примесей городских ароматов, лесной воздух. Проходя мимо дикой рябины, не побрезговал сорвать гроздь и с удовольствием насладиться кислой ягодой. Недовольно “заругался” надутый снегирь, прятавшийся средь веток.

Лес жил своей жизнью, не обращая никакого внимания на бредущего ведьмака. Сквозь верхушки деревьев пробивалось яркое солнце. По снегу виднелись множественные путанные заячьи следы, рядом глубокие точки лисьих лапок. Следы тянулись параллельно, но потом лисьи следы резко стали уходить в другом направлении. Видать, надоело рыжей чертовке рыскать за зайцем. Либо банально потеряла след. Заяц постарался на славу. Невдалеке мелькнула тёмная тушка, раздалось хрюканье. Кабан. Один. Значит, навряд ли охотится. Скорее, сам пытается не стать добычей. Так и есть. Между ровными стволами деревьев замелькали серые силуэты. Стая волков загоняла жертву. Протяжно завыл вожак. Кабан, хрюкнув, ускорил бег, метнулся через покрытый сугробами валежник, обрушив на себя снеговые шапки. Постепенно охота удалялась от невозмутимо шагающего по колено в снегу Лето.

Проходя мимо какого-то холмика, ведьмак учуял странный запах. Принюхался. Несло аммиаком, со специфической примесью, напоминающей протухшую рыбу, мочи и экскрементов. “Дивный” аромат доносился из трещины отвесного каменного склона у подножия холмика. Лето прошёл бы мимо, если бы не знал, чем в действительности воняет и кому принадлежит это благоухание.

Ведьмак, поправив полосатую накидку из шкуры Беса, вытянул из ножен за спиной фламберг, скинул капюшон. Подошёл бесшумными, насколько это возможно, шагами к изогнутому и узкому для него проёму. Перед проёмом на снегу отчётливо проглядывалась глубокая и широкая борозда, переходящая в две пары женских босых ступней.

“Мама вышла погулять, — подумал Лето, ругаясь и протискиваясь в трещину. — Как же ты, падла, здесь проходишь-то?”

Спуск в десять шагов, не больше, уходил под небольшим уклоном. Сам грот предстал просторным, с высоким сводом. По всему своду зияла неширокая расщелина, через которую просачивалась тусклая полоска дневного света. Периметр занимали сталагмиты, стены украшали спелеотемы, списала сосульками “содовая соломка”. Подле стен валялись куски сталактитов, заботливо сбитых хозяйкой грота. Где-то журчали ручейки подземных вод. Посередине находилось огромных размеров гнездо из веток, соломы, еловых лап и прочего валежника. В центре гнезда, одно к одному, лежали пять, намного крупнее страусовых, змеиных яиц. По их виду было понятно, что отложены они всего пару дней назад. Отсюда и такая вонь. Теперь мамаша, оправившись и придя в себя, отправилась на охоту.

Лето не являлся сторонником гуманизма, тем более, не входил в фанатичную ассоциацию учёных, упорно боровшихся за сохранение вымирающих видов, будь то милая зверушка или опасная тварь, способная разорвать кого угодно в считанные мгновения. Посему, без лишней волокиты и моральных пререканий разбил яйца фрагментом сталактита, сжёг останки вместе с гнездом. Уходя, завалил Аардом вход в грот.

С этим было покончено. Оставалась самая малость: куда отправилась мамаша? Времени и желания ожидать её возвращения с охоты после наступления сумерек не было. Единственным верным решением было поступить подобно лисе, ищущей хитрого зайца — пройти по следам твари. Рано или поздно, если не начнётся снегопад, они выведут прямо к ней.

 

Следы босых ног вывели к дому отшельника. Лето безбожно бормотал проклятия и надеялся, что Уго давным-давно покинул свою лачугу. Не забыл про Дрэго Торрегросса, с которым была назначена там встреча.

Не доходя до окраины леса с лачугой Уго, Лето услышал звуки борьбы. Ну, как — борьбы? Хрипы умирающих и страдающих от невыносимой боли людей. Мягкое, почти невесомое скольжение увесистой, крупной в размерах туши, яростное шипение. Слышалось глухое громыхание погремушки.

Лето перешёл с шага на бег.

Выскочив сбоку от лачуги, ведьмак краем глаза успел рассмотреть поле боя. Море крови, одно тело разорвано надвое, второе, обезглавленное, притулилось возле лавки, где совсем недавно они сидели с Уго. Благо, самого Уго не наблюдалось, а дом полностью закрыт — знак того, что старичок давно слинял по просьбе Лето.

Напоминающая кобру-переростка бестия находилась к нему спиной, избивая землю шипастым хвостом, гремя “погремушкой” на всю округу. Шипела. Капюшон напоминал парус при попутном ветре. Она медленно на кого-то наступала. Размеры твари не позволяли разглядеть объект её вожделения. Медлить было нельзя. Двоих она уделала, заметно, без особых на то усилий. Нужно было спасать выжившего.

Лето, зная особенности твари, нашарил в кармане склянку с эликсиром. Одним глотком влил в себя, почувствовал, как температура повышается, мутнеет в глазах. Побочное действие эликсира не продлилось больше секунды, вернулся светлый рассудок. Он обеими руками сжал рукоять фламберга, изготовленную из пористой кожи. Глубоко вдохнул-выдохнул морозный воздух. Стараясь издавать меньше шума при беге, ринулся вперёд.

Уклонившись подкатом под хвостом ничего не подозревающей твари, Лето, извернувшись, глубоко рубанул снизу вверх прямо под погремушкой. Обрубок вместе с шипом описал кровавую дугу и упал поодаль. Не ожидавшая такого поворота событий бестия не зашипела. Нет. Она натурально заорала человеческим голосом. Криком боли. Начала извивать хвостом, разбрызгивая густую тёмно-тёмно-зелёную жижу.

 

Когда тварь неотвратимо приближалась к нему, Роланд, человек ни разу не религиозный, являясь закоренелым атеистом, впервые за всю прожитую жизнь взмолился всем известным ему богам. Готов был уверовать в ересь Вечного Огня, лишь бы этот кошмар побыстрее закончился.

Смерть в обличии этой ужасной девы-кобры нависла над ним. Ликующе шипя, извивая хвостом, она поигрывала языком, демонстрируя ядовитые клыки. Она готова была завершить начатое — отнять его жизнь.

Осознав неизбежное, Роланд нехотя, но скоро приготовился принять неминуемую участь, более не пытаясь закрываться руками, бежать или звать на помощь. Бесполезно. Кто услышит его крики там, где люди — редкость? Решил принять смерть достойно, без лишнего балагана в попытках противостоять такой дуре.

Внезапно тварь издала совсем людской вопль боли, начав, как сумасшедшая, извиваться, размахивать руками, и резко отвернулась. Прямо над его головой просвистел хвост, лишившийся шипа и погремушки, едва не окатив его фонтанирующей тёмной жижей.

Роланд уселся в собственной лунке, мгновение назад не ставшей для него могилой, протёр глаза, пытаясь осознать происходящее. Поднял голову и обомлел. Переключившись на кого-то другого, тварь исполняла какой-то невероятный танец смерти. Она размахивала хвостом, её когти со свистом разрезали воздух в попытках зацепить вёрткую цель. Присмотревшись, Роланд разглядел Лето, вступившего в этот смертельный танец, перетягивая всю инициативу в свои руки.

Его движения быстрые, выверены до последнего взмаха клинком. Для его внушительных габаритов и горе мышц ведьмак двигался легко и грациозно, получше многих щупленьких людей. Сразу видна многолетняя практика.

 

Переманив тварь на себя, Лето не собирался упускать инициативу. Обрубленный шип все же был той ещё угрозой, если замешкаться или на мгновение потерять его из виду, а еще в её арсенале оставались ядовитые клыки и острые когти. Она могла одним рывком обхватить в удушающей хватке своим хвостом.

Убрав меч за спину, Лето сжал кулаки, выжидая подходящий момент для ответных действий. Когти твари свистнули в дюйме от его лица. Уклон и рывок. Он целился ей в нижнюю челюсть. Кулак в перчатке, обшитой металлической обойкой, пришёлся точно в подбородок. Лето ощутил треск разлетающихся мелких зубов. Выпал раздвоенный язык, которому не повезло в тот момент оказаться между челюстями. Ведьмак уцепился за край капюшона твари. Второй рукой нанёс удар в щёку, выбивая ядовитые клыки.

Бестия с обезумевшими глазами схватилась руками за лицо. Зелёная жижа вперемешку с ядом стекали сквозь пальцы, крупными каплями падали на снег. В следующий момент ведьмак скользнул ей за спину, схватил прядь волос и с силой дёрнул голову на себя. Тварь охнула. Намотав волосы на ладонь, будто мокрую тряпку, Лето выхватил один из кинжалов и выверенным движением воткнул лезвие ей в глазницу.

Срубить голову не представлялось возможным, мешала твёрдая чешуя. Единственным менее защищённым местом было сердце. Первая попытка нанести удар в грудь не увенчалась успехом, а Лето едва не свалился с её загривка. Нужно было импровизировать.

Лето намотал волосы ослеплённой бестии на две руки, используя их вместо поводьев. Без глаз и языка тварь лишилась вменяемой ориентации в пространстве, беспорядочно размахивала руками и хвостом. Казалось, она изрядно покалечена, лишена двух важных органов чувств, но она всё ещё представляла угрозу. Она теперь полностью полагалась на обострившийся слух. Её кровь переполнялась яростью.

Ведьмак упёрся ногами ей в плечи и натянул волосы. Смысл импровизации прост: вымотать и покалечить. Он направлял тварь в стволы деревьев, заставляя биться лицом. Та от бешенства и безысходности ломала и выкорчёвывала вековые сосны яростными ударами хвоста, разрубала когтями. Пыталась сбросить с себя незваного наездника, но не дотягивалась. Лето с большим трудом направил ее на лачугу.

На подходе к стене он напружинился, сильнее вдавился в плечи. Выждав момент, резко оттолкнулся, используя инерцию для следующей атаки, попутно придавая силу удара лицом твари об стену.

Лицо и стена встретились со смачным хрустом ломающегося бревна. Обессилевшая, измученная, лишившаяся зрения бестия повернулась к ведьмаку окровавленным лицом. Тяжело дышала, но сдавать не намеревалась. Хотела рвануться вперёд. Лето на бегу запрыгнул на змеиное брюхо и врезал коленом меж кровоточащих глазниц. Затем тварь получила тяжелый удар ногой в грудь. Свистнули когти, Лето увернулся. Выхватив оба кинжала, он намертво пригвоздил её к стене, ударил в лоб.

Смысла затягивать и без того затянувшийся бой не было. Выхватывая серебряный фламберг, Лето придавил тварь ногой к стене, перехватил двуручник обратным хватом и вогнал его по самую гарду прямо между выпуклых округлых грудей.

Бестия завизжала, визг сменился стоном, затем хрипом. Умирая, она трансформировалась обратно в человека. Ту прекрасную деву — трудно сыскать ей подобную. Хвост исчез, обратился двумя ровными босыми ножками без ступней. Чешуя исчезла, но лицо не вернуло миловидность, превратившись в месиво. Всё девичье тело покрывали кровоточащие раны.

Лето вырвал волнообразное лезвие из её груди. Она сползла по стенке, оставляя за собой тёмно-зелёное смазанное пятно, скорчилась у самой завалинки. Хрипы постепенно прекратились. Слышалось едва различимое всхлипывание. Её ладонь в последний раз дрогнула, из неё вышли последние остатки жизни. Она замерла и больше не двигалась.

 

* * *

— Что это было? — Роланд сидел за столом напротив ведьмака, сжав голову ладонями.

Они остановились в скромной таверне на окраине Нойнройта. Возвращаться в «Клюв Грифона» Роланд не захотел. Рой мыслей после пережитого не давали покоя. Ему довелось видеть различную смерть, но с такой он столкнулся впервые. От смерти его спас подоспевший ведьмак. Двое охотников погибли, и нужно придумывать объяснения для иерарха. Сострадания к ним Роланд особого не испытывал, однако страх остаться одному в этом затянувшемся и довольно трагичном путешествии настойчиво тревожил. Он остался без охраны, а значит, стал лакомым куском для бандитов, разбойников и различных тварей, подобных той, что была убита ведьмаком.

— Кикропина, — ответил ведьмак, доедая рыбную похлёбку.

— Кто? — с трудом переспросил Роланд, пытаясь стереть из памяти её образ.

— Кикропина, — по слогам повторил Лето. — Эдакая старшая сестра Ламии. Только крупнее и намного опаснее.

Доев похлёбку, Лето отставил пустую миску к краю стола.

— Странно, — неожиданно подался в размышлении ведьмак, откинувшись на лавке, закинув руку на спинку. — Сперва Бес выбрался на охоту, да ещё и в лютую пургу. До этого, слыхал, Леший проказничал. Теперь эта вылезла.

Лето потёр лысое темя.

— Яйца отложила, не дожидаясь весны, на охоту вышла. Всё это дурной знак.

— С чего вдруг? — Роланд уставился на него.

Ведьмак сверлил его взглядом, отчего Роланду становилось не по себе.

— Давай начистоту, — Лето подался вперёд, налегая локтями на край. — Во-первых, мы в расчёте. Считай, те шестьсот флоренов — твоя жизнь. За Беса в гильдии мне заплатили куда больше, чем ты мне предложил в «Клюве». По-хорошему, с тебя бы ещё стряхнуть тысчонку за Кикропину, но ты мне заказа не давал, посему и шестисот хватит. Во-вторых, я не люблю, когда мне лгут.

— Лгут? — Роланд изобразил полное недоумение.

— Не строй из себя целомудренную проститутку, Дрэго Торрегросс, или как там тебя! — хоть выражение лица Лето не изменилось, говорил он холодным тоном. — Ты обманул меня, назвавшись этим дурацким именем. Ходил в сопровождении охотников на колдуний. Не надо отнекиваться! Я прекрасно знаю, кем были те парни. Всё понял, когда впервые увидел вас в «Клюве Грифона». Отсюда вытекает третье: те охотники отдали свои жизни, защищая твою тщедушную душонку, а тебе откровенно на них насрать. Это видно по глазам, по твоему поведению. В-четвёртых, ты предложил мне заказ. Откуда мне знать, что ты не кинешь меня? Или просто не используешь в каком-нибудь грязном деле?

Лето накинул капюшон и поднялся из-за стола. Остановился рядом с Роландом.

— Дам совет напоследок: покинь эти места. Завтра отсюда в Цинтру пойдёт вооружённый обоз. Притулись к ним и возвращайся в свой Новиград.

Роланд сложил руки домиком перед собой. Ему надоели эти шпионские игры, надоела конспирация. Надоела эта поездка. Всё надоело. У него не было желания гоняться за ведьмаком, искать потом где-то. Не было сил уговаривать. Он решил действовать напрямик. Терять уже нечего.

— Хочешь начистоту? Говно вопрос.

— О как заговорил, — Лето скривил губу. — Ну, попробуй. Заставь меня тебе поверить.

— Есть для тебя работа, — выпрямился Роланд. — По твоей профессии. Давай обсудим всё, не горячась. Потом сам решись, возьмёшься или нет.

 

* * *

Иерарх глубоко вжался в кресло и, втянув шею, крутил перстень на пальце, уставившись в крышку стола. Он даже не шевелился, казался каменным изваянием. Его молчание казалось неимоверно затянутым и мучительным. Беззаботно молчал и Роланд, расслабленно развалившись на стуле.

Ночь окончательно поглотила город в своих объятиях, перевалив за полночь. Молодой месяц застенчиво заглядывал в кабинет резиденции Жарнэ Вилльямса сквозь незашторенное окно, тускло стелясь холодным серебром под подоконником, отбрасывая пугающие тени горшков с цветами. Поднявшийся ветер шелестел ветками, лениво посыпались мелкие снежинки вперемешку с моросью.

— Не нравится мне эта затея, — медленно разорвал тишину Жарнэ, уперевшись лбом в оттопыренные указательные пальцы скреплённых кистей рук.

Роланд тактично промолчал, пожав плечами.

— Если ты, остолоп, похеришь всё мною задуманное, — заскрежетал зубами Жарнэ. — Если из-за тебя на нас выйдет имперская секретная служба... Если!.. Наши головы будут лежать рядышком. А уже там, в Аду, я с тебя спущу шкуру по лоскуточку, не сомневайся.

Иерарх поднял на Роланда горящие гневом глаза.

— Я долго не мог понять, когда мне сообщили, что ты вернулся один, — цедил он. — По твоей вине погибли двое людей. Плевать, что они охотники, но всё-таки они люди. Что мне говорить остальным? Что говорить их семьям, которые не знали, куда они отправляются?

— Тебе ли говорить о человеческих жизнях? — ехидно хмыкнул Роланд. — Это уже твои проблемы.

— Заткнись! — рявкнул Жарнэ, хватив рукой по столу. — Мало того! Ты наплевал на анонимность, так ещё и слил цель мною задуманного! Ты хоть понимаешь, чем это грозит? Ты! Идиот проклятый, прости меня Вечный Огонь! — он воздел руки к небесам. — Теперь он знает всё! ВСЁ! Сдать нас императору и получить за нас нехилую награду — плёвое дело.

— Знаешь, что! — тут не выдержал Роланд. — Ехал бы и сам договаривался с ним! Раз уж на то пошло, то жизнью и здоровьем рисковал я. Мне до сих пор снится эта тварь! Ты в это время сидел в тепле! И не тебе, повторюсь, говорить о людских жизнях! Когда мы сматывались из-под Сальма, ты не очень-то думал об оставшихся на поле боя.

Роланд залпом опрокинул в себя бокал вина.

— Плевать я хотел на этих двоих, и что ты будешь плести их семьям! — Роланд сплюнул на пол. — Мне моя шкура дороже двух ничем не примечательных охотников. Главное, я выполнил задание! А как оно выполнено — вопрос десятый.

— Лучше бы ты отправился на Тот Свет от рук той твари за такие слова и тобою сделанное! — прорычал Жарнэ. — Молись! Молись, чтобы он пошёл на сделку с нами, а не привёл нильфгаардские войска к нашим стенам. Измена родине местных властей — отличный повод безнаказанно войти в Новиград.

— Да пошёл ты! — вскочил Роланд. — Коли рядышком головам лежать, мне не страшно. А адом пугать не надо! Котелок будет один на двоих. Глядишь, ещё спинки друг другу тереть будем.

 

* * *

Из глубокого сна её вырвал настойчивый стук в окно.

Картия нехотя вылезла из-под тёплого одеяла и уселась на краю постели. Глаза с трудом разлиплись. Растрёпанные прядки волос неопрятно свисали со лба. Поправив сползшую с плеча тоненькую бретельку шёлковой сорочки, ненавязчиво приоткрывшей левую грудь, Картия поднялась с кровати и, пошатываясь, отодвинула штору. За окном, непонятно как попав на балкон, стоял Талер. Он жестами велел срочно открыть ему фрамугу.

— Талер! Ты совсем охренел? — зло шикнула на него Картия, впуская мужчину в неизменном плаще поверх свитера. — Ночь-полночь!

— Прости, дорогуша, но дело, сука, срочное!

— До утра не подождёт? — зевнула Картия, поправляя норовившую соскользнуть бретельку.

— У нас проблемы, — отрезал Талер. — Бувьер договорился с ведьмаком. И судя по описанию горы мышц, треугольного шрама на голове и медальона сплетённых змей...

— Лето из Гулеты, — докончила Картия.

Она осела на кровать.

Бретелька всё-таки нахально сползла с плеча, максимально оголив левую грудь.

Вот только теперь это заботило Картию в последнюю очередь...

Пока весь прочий мир пребывал в некой эйфории и недоумении от прихода столь необычайно тёплой ранней весны, Брокилон толком и не заметил суровой зимы. Слабыми её отголосками были немногочисленные обвалы снежных шапок с верхушек многообразной палитры, от сосен и буков до таких, что нигде более не произрастают, многовековых деревьев. Чуть чаще лес затягивало густой, как парное молоко, мглой. В остальном зимний Брокилон мало чем отличался от летнего, неизменно оставаясь в буйстве растительности и цветении.

Ко всему прочему, обитатели, а точнее, прекрасные обитательницы, предпочитали оставаться подальше от всего происходящего во внешнем, как они сами его называли, мире, стараясь не нарушать собственный мир и гармонию. Политика, войны, передвижения границ и междоусобицы интересовали дриад не больше, чем роса поутру. При этом они ревностно готовились, вплоть до кровопролития, отстаивать священные границы собственного лесного государства Брокилон, не давая и малейшей возможности чужаку не то что попасть, пересечь её без их разрешения... Даже подойти к лесу. А уж заслужить подобный жест доброй воли могли единицы из единиц.

Где-то в недрах Брокилона раскинулась глубокая, одна из множества иных, богатая горячими источниками и пещерами котловина Col Serrai — обиталище местных целительниц. Место, прекрасное своей простотой и скромностью видов. Место, где всегда жарко, пахнет сыростью, цветами и различными целебными снадобьями. Место, где могли выходить тех, кому суждено умереть от страшных ран и увечий. И было в Коль Серрай притягательное местечко, на которое незнающему сии края можно наткнуться чисто случайно, — небольшой утопающий в толстых стеблях цветущих лиан водопад, скрывшийся за стеной ельника, цветущих кустарников можжевельника и шиповника, в море разнообразных цветом и зелени. Ледяные воды брали своё начало из небольшой скальной расщелины неистовым шумным пенящимся потоком, ниспадая ширящимся каскадом, разбиваясь о косые скальные уступы, впадали в обложенный гладким, кое-где замшелым булыжником бассейн, питающийся подземными горячими источниками. От такой песни льда и пламени по поверхности неустанно клубились полупрозрачные барашки пара, а вода переставала быть невыносимым кипятком.

Али расположился на прогретых булыжниках бережка, задумчиво наблюдал за роящимися повсюду светящимися точками светлячков. Наблюдал, как покачиваются на прозрачной глади, на которой невозможно разглядеть и своего отражения, настолько чистейшей была вода, белые нимфеи. Видел мерцание переливающихся в слабом свете луны, пробивающейся сквозь густые кроны, камешков на покрытом мелкой галькой дне. Видел при поздне-ночном полумраке яркое мерное сияние зеленоватого холодного пламени брокилонского мха, создававшее своеобразное обрамление вокруг водопада, подобно художнику, украшающему своё полотно изысканной рамкой. Холодный огонь не мог навредить ни лесу, ни окружающим, а к огонькам непременно слетались бражники и мотыльки. То и дело слышалось фырканье носящихся всюду ежей, где-то ужасающе ухала неясыть, зудели надоедливые комары. Издав ленивое “ква!”, упитанная лягушка, усевшись неподалёку от Али, несколькими малозаметными движениями языка, не моргнув глазом, поймала нескольких комаров. Удовлетворённо и протяжно квакнув, она смачно плюхнулась в воду, пустив по поверхности круги ряби, приятно омыв окунутые в бассейн икры ведьмака, распугав носящихся водомерок.

Как бы ни нравилось Али место, куда он частенько любил приходил, сейчас он перебирал серебряную змеиную голову на шее, погруженный в мысли о состоявшемся поутру разговоре.

 

— Просыпайся, соня! — дриада сорвала покрывало с Али. — Новый день настал!

— М-м… Который час? — простонал он, нехотя усаживаясь на лежаке.

Миновало добрых полгода с момента появления его, тяжело раненого, в Брокилоне после сражения с вроницким высшим вампиром. Вплоть до Мидинваэрне ведьмак не выходил из бессознательного состояния, балансируя по тонкой грани жизни и смерти. При помощи магии дриад и целительных снадобий ему удалось только под конец Йуле самостоятельно подняться на ноги. Главная целительница Коль Серрай, Аглайиса, до последнего не питавшая и крупицы надежды на его выздоровление, странно сему удивилась. С её слов, все полученные им травмы являлись несовместимыми с жизнью, и ей слабо верилось исключительно в собственные усилия и магию. Ни одному человеку, даже ведьмаку, не пережить разрыва внутренних органов, тем более, лёгкого, не говоря про куда более жизненно важные. Тем не менее, Али с трудом, но выкарабкался.

Время неумолимо неслось вперёд. Март сменил февраль. Али затосковал по ведьмачьим заказам на утопцев по паре крон за голову. По понятным причинам, Аглайиса строго-настрого запретила подобные развлечения на ближайшее время. Единственная, кто вносила яркие краски в тягучие скучные деньки была дриада Нисса, добровольно взвалившая в ту злополучную августовскую ночь на свои хрупкие плечи все тяготы по уходу и дальнейшему выхаживанию Али.

Ведьмак и дриада, сами того не заметив, сблизились. Они вместе гуляли по котловине, проводили дни напролёт в беседах на разные темы. Нисса обладала не только красотой и идеальной, присущей большинству молодых дриад, фигурой и формами, но и чутким умом, открытым для новых познаний. На удивление замечательно владела всеобщим языком, умела писать и читать, качественно выделяясь на фоне остальных представительниц лесного народа. Её сёстры редко могли похвастаться знанием всеобщего, чаще общаясь на Старшей Речи или собственном диалекте.

Нисса везде следовала за ним хвостиком, во всём старалась помочь. Ругала и отчитывала за отказ от приёма микстур или попытки Али начать изнурительные ведьмачьи тренировки. Наблюдавшая со стороны Эитнэ такие близкие отношения между дриадой и ведьмаком крайне не приветствовала. Прежде была у королевы Брокилона печальная история, связанная с её дочерью и белоголовым ведьмаком, и она не хотела повторения похожего кому-то ещё.

— Скоро полдень, — ответила дриада, усаживаясь рядом. От неё повеяло смесью розы и алое. Интересное сочетание нежности с фруктовыми нотками и мягкой свежести. — Как себя чувствуешь?

— Если скажу, что бывало и лучше, — пробубнил в ладони Али, — это будет наглой ложью.

Он поднял сонное лицо, взглянул на Ниссу. В который раз не смог отказать себе в наглом любовании её красотой. Впрочем, дриада нисколечко этому не противилась, кокетливо отводя большие выразительные глаза цвета пожухлой осенней листвы, наматывала ореховый с зеленцой локон на палец.

С виду Нисса казалась хрупкой. Стройная миниатюрная фигурка. Волнистые волосы, обязательно украшенные каким-нибудь цветком, струились по плечам и спине, а длинные локоны прикрывали слегка вздёрнутую девичью грудь. Виднелись заострённые ушки. Талию обхватывало подобие повязки из лиан и листьев, пытаясь хоть что-то как-то прикрыть. Дриады в принципе не стеснялись своей наготы, отдавая предпочтение подаренной им от природы собственной красоте.

Поджав ноги к груди, Али размял затёкшие шею и поясницу. Острая боль от раны в боку сковала всё тело, отдавшись в голове. Он схватился за повязку. Чертыхнулся.

— Болит? — встрепенулась Нисса.

— Нормально... — выдохнув, отмахнулся Али. — До свадьбы заживёт...

— Я всё собиралась спросить, — Нисса порхнула тонкими пальчиками по шрамам на его груди. — Как ты их получил?

— Подарок от экимм на восемнадцатилетие, — не потерял ни малейшего самообладания Али, осторожно прикоснувшись к её руке.

Нисса и не думала останавливаться, продолжая порхать по его груди, незаметно опускаясь ниже.

— Не расскажешь? — она просто-таки пылала страстью и нетерпением.

— Как-нибудь в следующий раз, — ведьмак предпринял вторую попытку молча намекнуть на неготовность ответить той взаимностью, что от него ждёт дриада.

Дриада нравилась ему и внешне, и внутренне, с этим глупо спорить. Его поведение обуславливалось иным. Тем, о чём говорить он пока не решался. Он мог с лёгкостью срубать головы негодяям, головорезам и подонкам, но ему иногда нелегко давалось решение убить какого-нибудь монстра. Что говорить о взаимоотношениях с прекрасным полом? Наиболее часто он вёл с ним дружеские беседы, не переходившие в нечто большее, хотя таковых возможностей сложно было бы подсчитать. На такие случали имелась привычная отмазка, мол, ему кодекс и религия не позволяют. Она не раз выручала его, помогая слинять в нужный момент.

У него на языке уже крутилось, но ситуацию и возможность обидеть Ниссу, всё-таки дорогой души, спасла вошедшая в грот, ставший временным домом для Али, Аглайиса. При виде своей наставницы, Нисса молча удалилась, понурив голову, не получив того, о чём мечтала.

Выждав приличную паузу, Аглайиса разложила на постели баночки с резко пахнущими мазями и без лишних церемоний занялась перевязкой.

Целительница Коль Серрай выглядела молодой девой, по виду не переступившей порога четвёртого десятка, хотя её возраст исчислялся десятками, а то и сотнями лет. Голову украшала диадемка с крошечным александритом. Левую и́кру уродовал еле различимый шрам от когтей.

— Обычно, — Али обратился к Аглайисе левым боком, — этим занимается Нисса. Что-то изменилось?

— Решила лично осмотреть раны, — холодно ответила Аглайиса.

— Хм, — не поверил ведьмак. — Боюсь, причина в Ниссе. Раны — предлог.

— Yea.

Аглайиса аккуратно отклеила сморщившийся лист скороцеля. В глазах Али пробежали звёздочки, пальцы рук рефлекторно сжались в кулак. Раны затянулись, оставив отчётливые отметины, продолжая нещадно напоминать о себе.

— Через несколько дней смысл в повязках отпадёт, — констатировала целительница, обильно нанося на них слой жирной синеватой лечебной мази, пахнущей терпкой ласточкиной травой со сладковатой примесью берберки. — Я здесь по поручению госпожи Эитнэ, — докончила она.

Али покосился на неё через плечо.

— Почему я не удивлён...

— Послушай меня, — Аглайиса приложила свежий лист скороцеля. — Оставь Ниссу в покое. Я вижу, как она бегает за тобой, мечтает, чтобы именно ты стал её любимым и партнёром… Подними руки!.. Но ты ничего не можешь ей дать, кроме пустого удовлетворения низменных потребностей. Ты бесплоден! Ты, можно сказать, для нас — мусор, раз не можешь подарить нам никакого потомства, — целительница выдержала коротенькую паузу. — Пока это дружелюбная просьба госпожи Эитнэ.

— Спасибо, что не приказ, — иронично хмыкнул Али. — Раз я такой мусор для вас, зачем вы меня выхаживали? Восстановили лёгкое, залатали раны, спасли руку, вернув естественный вид? Вышвырнули бы, и дело с концом.

— Thaess aep! — чуть ли не рявкнула Аглайиса. — Если бы за тебя не поручились, с тобой здесь никто бы носиться не стал!

Она затянула узел повязки.

— Опускай, я закончила, — сказала она более спокойным тоном, собираясь уходить. — Надеюсь, ты меня услышал, vatt’ghern.

Али насколько смог потянулся, размял затёкшие никак не желавшие возвращаться в прежнее натренированное состояние мышцы.

— Позвольте ей самой решать, — он стиснул зубами тесьму для волос. — Если Нисса пожелает, я заберу её с собой.

Заслышав это, всё тело Аглайисы покрылось крупными мурашками, а овальное лицо вытянулось и стало чем-то напоминать почти зрелый помидор.

— Будем считать, я этого не слышала! — в её словах между строк читалась ненависть. Аглайиса вообще славилась равнодушием ко всем мирским событиям, происходящих в мире, относясь ко всем живущим извне негативно. Между тем, для неё не существует ничего важнее её пациентов. Этим обуславливалось некое терпение к Али. Он всё ещё оставался её пациентом.

— Если это дойдёт до госпожи Эитнэ, — предостерегла целительница, — она точно выгонит тебя взашей.

— Тогда передай госпоже Эитнэ, — сухо произнёс Али, — что я от своих слов не отступлю, покуда того не пожелает Нисса.

— Ей не место в вашем мире! — отрезала Аглайиса. — Её дом — Брокилон! И уж тем более, ей нет места на пути ведьмака. Она погибнет в вашем мире, и виноват в этом будешь — ты!

— Возможно, и так, — пожал плечами Али. — Но так она увидит другой мир и не будет пленницей постепенно увядающего под ударами топоров Брокилона. Ей не придётся рожать очередную дриаду, в призрачных попытках сохранить вид. Это страшно звучит, Аглайиса. Пора смириться, что мир нещадно меняется. В нём скоро не будет места для монстров, ведьмаков, их истребляющих. Не станет вас! Тех, кого люди “мило” называют нелюдями. Увы, этот мир давно перестал быть вашим.

Аглайису всё передёрнуло от услышанного. Гладкая нежная кожа опять покрылась ещё более крупными мурашками. Она старалась подобрать слова, но Али не дал ей такой возможности.

— Позволь, мы сами решим этот вопрос без чьих-то подсказок и наставлений, хорошо? — произнёс он самым ледяным тоном.

— Как знаешь, — наконец ответила Аглайиса, собрав всю гордость в кулак. — Я предупредила.

 

Али не заметил постепенного затихания леса, и только водопад продолжал шуметь своими водами на всю округу. Замолкли цикады, уступая место вялой трескотне кузнечиков.

За спиной хрустнула можжевеловая ветка, зашелестел листьями медонос. Ему не нужно было оборачиваться, чтобы в плавных скользящих шажках узнать Ниссу. Помявшись, дриада опустилась рядом с ним, не решаясь произнести ни звука. Не спешил нарушать молчание Али. Они сидели и молча смотрели в бурлящую водную силу, бившую из скалы.

— Благодарю.

— За что? — уточнил Али, отпустив медальон.

— За твои слова, — ответила Нисса.

— Подслушивала, значит, — не удивился он.

— Да, — кивнула дриада. — И у меня к тебе всего одна просьба.

— М?

— Аглайиса права. Я не смогу с тобой покинуть Брокилон, даже если бы сильно захотела, а ты пошёл бы на такое. Я связана с этим лесом. Посему... Побудь со мной, до тех пор, пока ты не покинешь его. Обещаю, что и после этого я сохраню к тебе любовь даже через сотни лет. Но сейчас... Сейчас я просто хочу побыть вместе. Большего и не требую… Пообещай!

Али молчал.

— Обещаешь? — повторила она срывающимся голосом.

— Обещаю, — тяжело выдохнув, твёрдо произнёс Али. — Только есть загвоздка.

— Какая?

— Госпожа Эитнэ.

— Для тебя важно её мнение?

— Мне важно, чтобы ты потом не имела проблем, — нахмурился ведьмак.

— Будь что будет, — отмахнулась Нисса. — Будешь? — в ее руке зеленело яблоко.

— Благодарю, — кивнул Али, приняв его.

Дриада собралась уходить, но Али перехватил её запястье.

— Останься. Давай просто посидим. Вдвоём.

Лицо Ниссы украсила слабая грустная улыбка. Она перебралась ему за спину, крепко прижалась.

Они просидели так почти до первого всполоха зари над далёким горизонтом. Побледнел зеленоватый свет, потускнели огоньки в воде, уступая место предутреннему сумраку.

— Надо возвращаться... — прошептал Али, беря на руки уснувшую дриаду. — Потом вопросов не оберёшься...

 

* * *

— А твой ведьмак умеет зубы показать, — проворчала Эитнэ. — Никто бы в здравом уме не посмел дерзить Аглайисе.

— Ну, дорогая! — Ида Эмеан укоризненно смерила владычицу Брокилона, поигрывая в руке серебреным фужером, наполненным «Сансретур Пино Нуар». — Думала, он будет покорно выслушивать, что и как ему делать? Не выйдет! Так что придётся потерпеть.

— Я и так его теплю, — Эитнэ с недовольством села напротив своей гостьи. — Но в моём лесу он обязан соблюдать хотя бы примитивные нормы приличия!

Ида Эмеан оставила ответ без колкого комментария, ехидно скрыв улыбку в кулаке, ничуть не постеснявшись владычицы леса и по совместительству хозяйки дома.

Родной дом Эитнэ Сереброглазой раскинулся в самом сердце Брокилона, в ещё одной котловине, названной Duén Canell — Место Дуба — замкнутой кронами огромных зеленеющих деревьев. Обитающие в Дуэн Канэлл дриады создавали свои домики, которые напоминали шары омелы, при помощи особой магии позволяющей контролировать направление роста растений, облепливая ими деревья высоко над землёй.

Имелся свой дуб и у госпожи Эитнэ. Если быть точнее, сразу три дуба, некогда сросшихся стволами. Сколько столетий миновало, а их кроны ничуть не поредели, не утратили пышной зелени. Вот только внутри этих дубов зияла пустота. Там-то, в крупном дупле, и обустроила своё уютное жилище королева дриад.

— Ладно, хорошо! Опустим это, — недовольно наморщила лоб Эитнэ. — Так, значит, ты пока не намереваешься с ним встретиться, поговорить? Помнится, последний раз ты заходила к нему за пару дней до того, как он пришёл в себя.

— Ему пока ни к чему знакомиться со мной лично и беседовать, — отставив фужер, Ида облизнула застывшие капли вина с губ.

— Ваши извечные эльфские тайны, — Эитнэ не смогла себе отказать в удовольствии лишний раз подчеркнуть свое отношение к эльфам. — С одной стороны, ты спасаешь этого leath’elf, с другой — скрываешься от него. К чему такие сложности?

Ида призадумалась, перебирая скромное янтарное ожерелье.

— Трудно усложнить там, где и без того всё запутано, — пространно произнесла эльфка, направив взор сквозь Эитнэ.

Королева фыркнула.

— Как скажешь, — Эитнэ откинула серебристую прядь. — Впрочем, я пригласила тебя немного по другой причине.

— Так-так-так, — встрепенулась Ида, закидывая ногу на ногу. — Я вся внимание.

Эинтэ прошлась по мягкому ковру из оленей шкуры, сплетя руки за спиной. Немного подумав, она обернулась к Иде Эмеан.

— Аглайиса несколько суток спасала жизнь твоего leath’elf, — начала она. — Несколько суток вырывала его из лап смерти. Хирургия, эликсиры, магия. Очень много магии. Пару раз её рвало, кровь шла носом, но она не отступала, хотя сама ни во что не верила.

Эитнэ замолчала, выдерживая долгую гнетущую паузу.

— Но она справилась. Точнее, не совсем она. Нет... — наконец продолжила она, качнув в воздухе указательным пальцем. — Аглайиса недавно со мной кое-чем поделилась. Думаю, ты понимаешь, к чему я клоню.

— К чему? — лицо Ида внезапно перестало выражать эмоции, а его черты обострились.

— Чёрт подери! Не прикидывайся, что не понимаешь, Ида! — голос Эинтэ утратил долю дружелюбности. — Аглайиса чётко намекнула на Старшую Кровь. Но не совсем ту, о которой ты мне говорила. Она ощутила в его жилах нечто, коим обладает другой человек. Кровь Лары Доррен. Не хочешь это как-то объяснить?

Ни один мускул на лице Иды Эмеан не шелохнулся. Эльфка всегда умела держать себя в руках, сохраняя гордость, полностью соответствующую представительнице Aen Seidhe и статусу Aen Saevherne.

— Во-первых, смени тон, Эитнэ, — посоветовала ведающая, ни на толику не повысив голоса. — Я искренне благодарна тебе и Аглайисе, но это не даёт тебе права разговаривать со мной в таком тоне. Он нуждался в помощи, умирал. Замечу, за свою помощь вы получили хороший гонорар. Во-вторых, я не обязана перед тобой отчитываться. В-третьих, всё касаемое Старшей Крови и Гена Лары Доррен аэп Шиадаль — не твоя забота.

Эинтэ замолчала, погрузившись в размышления. Её всегда раздражали характер и надменность эльфов, в частности представителей и представительниц звания Aen Saevherne. Справедливости ради, по мнению Эитнэ, на фоне таких чародеек, как Францеска Финдабаир — Энид ан Глеанна и Йеннифэр из Венгерберга, Ида Эмеан выглядела скромной.

— Я вспомнила, — протянула Эитнэ. — Я вспомнила ту августовскую ночь. Ты прибыла в сопровождении далёкой наследницы гена Лары Доррен — Цириллой Фионой Элен Рианнон. Я случайно обратила внимание на одинаковые перевязи на сгибе локтя у неё и leath’elf. Тогда я не придала этому особого значения. А теперь я поняла! И не говори, мол, это совпадение!

Никакого ответа от Иды не последовало. Та походила на каменное изваяние.

— Очередные чародейские тайны? — Эитнэ теряла остатки терпения и дружелюбия. — Опять какие-то грандиозные планы?

— Все наши грандиозные планы под контролем императора, — как-то рассеянно ответила Ида. — Об остальном тебе не стоит беспокойся. Разгребать будут чародеи, в частности — я.

Чувствуя бесполезность попыток вытащить что-то из эльфской чародейки, Эитнэ немного оттаяла, не видя дальнейшего смысла в разговоре. Впрочем, немой ответ она получила.

— Старшая Кровь... — задумчиво протянула Эитнэ, подпирая подбородок. — Этого ещё не хватало! Если в Цирилле только с Геном Лары Доренн сокрыта огромная разрушительная мощь, то какие последствия могут быть от смешения с кровью leath’elf. Если вспомнить твою версию убийства высшего вампира — он с собственными способностями представляет угрозу для самого себя. Обугленная рука тому наглядное подтверждение. С кровью Цириллы ситуация усугубляется. Чем оно может позже аукнуться?..

— Как только он окончательно оправится от ран — это перестанет быть твоей головной болью, — Ида поравнялась с хозяйкой дома. — Я исчезну на некоторое время.

По выражению лица Иды, Эинтэ поняла, что и тут прямого ответа не дождётся.

— Постой, — Эитнэ приостановила быстро засобиравшуюся эльфку. — Он не единожды выспрашивал о какой-то сумке с рукописью. Говорит, мол, она должна была быть с ним.

— «Теория Чудовищности», — поняла Ида. — Пусть не беспокоится. Скажи, она в надёжных руках.

— Что за «Теория Чудовищности»? — бровь Эитнэ поползла вверх.

— Трудно сказать, — задумчиво склонила голову Ида. — Скажу так: в нынешних реалиях она довольно опасна. Рукопись содержит некоторые щепетильные вопросы, касающиеся всех рас и монстров. И поверь — монстры там далеко не самые худшие создания.

— Хуже разумного существа Природа, увы, ничего не придумала, — понимающе кивнула Эитнэ.

Портал Иды оставил после себя небольшой вихрь. Вслед за ним, неведомо откуда ворвался сквозняк, принеся прохладный ночной воздух. Где-то далеко запели первые птицы.

 

* * *

Сон прервали чей-то плач и мольбы о помощи, стремительно приближающиеся к его гроту. Али недовольно замычал, накрываясь с головой и пряча её под подушку, пытаясь не упустить стремительно ускользающий хвост сна. Не вышло.

Слабо различимый бег трёх пар ног. Твёрдая поступь двоих — наверняка, мужчины, и одна лёгкая — женская. Вооружены, что-то несут увесистое и... тоже вооружённое?.. Шум усиливался, отдавался характерной вибрацией через почву и каменный пол. Крики постепенно заполнили эхом скальное жилище.

Чуткий слух и детское любопытство взяли верх над остатками сна. Выругавшись и всовывая ноги в сапоги, Али укутался покрывалом и, зевая, раздвинул стебли цветущих лиан, служивших естественной занавесью входа.

На улице прилично рассвело. Погода оказалась мозглой и противной. Всё вокруг затянуло густым туманом. Где-то сквозь кроны деревьев, высоко-высоко над головой, просачивался холодный моросящий дождик. Сам воздух заметно охладел по сравнению с предыдущими днями. Чувствовалось невидимое дыхание зимы, незаметно проникшее в Брокилон, и казалось довольно странным для таких мест.

Осмотревшись, Али заметил, что не его одного взбудоражили разорвавшие утреннюю тишину вопли. Непонятно откуда рядом с ним очутилась заспанная, с растрёпанными волосами Нисса. Поодаль показалась Аглайиса, проведывавшая кого-то из немногочисленных пациентов.

Среди серой мглы, усиливавшей все звуки гулким эхом, Али различил несколько бегущих в их сторону силуэтов. Слух его не подвёл. Два эльфа несли на импровизированных носилках третьего. Рядом, рыдая, бежала эльфка.

— Помогите! — подбегая, закричала та. — Он умирает! Сделайте что-нибудь!

Эльфы опустили носилки на землю. Лежащий на носилках эльф тихо стонал от боли и выглядел прескверно. И без того бледная кожа стала походить цветом на извёстку. От грудной клетки по диагонали через весь живот до правого бедра развезлась огромная изогнутая рваная рана. Кровь залила одежду, продолжая обильно просачиваться через побагровевшую дочерна повязку.

— Что случилось? — потребовала Аглайиса, опустившись к раненному.

Эльфы замялись. Только эльфка машинально продолжала причитать.

— Что случилось, я спрашиваю? — раздражённо повторила вопрос целительница.

— Чудовище с мощными жвалами или клешнями, — Али присел рядом с Аглайисой, задумчиво осматривая раненного. — Его, можно сказать, вскрыли словно консервным ножом. В ране имеется яд, края обожжены концентрированной кислотой. По-видимому, главоглаз, эндриага или сколопендроморф...

— Вам не всё ли равно? Помогите ему! — заистерила эльфка.

Краем глаза Али обратил внимание на светло-болотного оттенка усыпанное веснушками лицо Ниссы. Всё её тело и гримаса выражали неприкрытое отвращения к эльфке.

— В этом нет нужды, — выпрямился ведьмак. — Он умер. Повреждённый кишечник, разорванная бедренная артерия, яд в крови, кислота. У него не было шансов.

— Кто ты такой, чтобы... — один из эльфов напёр на Али.

— Ведьмак, — отозвалась Аглайиса, закрывая глаза умершему. — Не верите ему, так поверьте мне. А теперь я требую объяснений!

 

* * *

Обычно оживлённый большак нещадно размыло сильным пробирающим до мозга костей двухдневным ливнем. В спину то и дело прилетали мощные порывы не менее пронизывающего ветра. Вездесущая серость и плохая видимость по вине стены дождя застилали глаза.

Цири медленно двигалась по скользкой распутице, смеси песка и глины, и её душа сияла от счастья, несмотря на непогоду. Спустя столько времени она наконец-то забрала из другого мира свою любимую Кэльпи. Для Цири прошли несколько лет, а для лошади около пары дней. Цири знала, где и как оставить свою вороную кобылу. Она нашла мир, где время течёт намного медленнее, чем в её родном. Это сохранило кобыле годы, не дало успеть затосковать по своей пепельноволосой хозяйке.

Не став привлекать ненужного к себе внимания, Цири телепортировалась всего в двух с половиной милях от знакомого по давним временам города Горс Велен. Когда-то она бывала там вместе с Йеннифэр, вспомнила мальчишку Фабио Сахса Младшего. Вспомнила роскошные бани лучшей городской гостиницы, где отдыхала вместе с Йеннифэр и Маргаритой Ло-Антиль, будущей, на тот момент, её преподавательницей в Аретузе. Вспомнила... Много чего вспомнила, и огонёк радости слегка померк. Навернулись слёзы.

“Йеннифэр теперь на коротком поводке у Эмгыра, — думала Цири. — О судьбе Маргариты и других чародеек тоже ничего не известно. Помиловал их император? Сдержал слово?”

Отбросив мрачные мысли, Цири вдохнула полную грудь воздуха и клубами густого пара выдохнула. Встрепенулась, поудобнее устроилась в седле. В этот раз Горс Велена не входил в планы, а намеченный путь извилистой дорогой уводил на юг.

 

Невдалеке показались соломенные крыши деревушки Пшенки́. Пришпорив Кэльпи, Цири устремилась в сторону приземистых домишек. Дело приближалось к ночи, и ей требовалось место для ночлега. Под открытым небом в такую погоду не отдохнёшь. Хотелось согреться, поесть горячей пищи и крепко выспаться. На удачу в деревушке оказалась скромная корчма с не менее скромной вывеской «У Сурка».

Корчма пребывала в приглушённом свете свечей, народу в ней было три калеки с половиной. Судя по их внешнему виду, все заезжие. Путешественники, гонцы, купцы, ростовщики и куча прочих торгашей. Местные изредка захаживали, периодически покупали нужные товары у купцов и корчмаря, имевшего возможность достать дефицитные товары, не забывая продавать его с двойной наценкой. В скромном заведении пахло гуляшом и копчёной на углях рыбой. А самое главное, в корчме было тепло.

Выложив перед корчмарём десять золотых оренов, Цири удалилась в самую, какая только была, тёмную часть заведения, отгородившись ширмой. Она отставила меч, сбросила с себя ведьмачий панцирь и стянула прилипшую вымокшую до последней нитки одежду.

Устав от дороги, извечной опасности и, хоть и лёгкого, но доспеха, Цири была рада переодеться в сухую бургундскую с отстрочкой тунику. Оставалось дожидаться позднего ужина, вытянув затёкшие ноги вдоль лавки. По чуть-чуть её начало клонить в сон. Цири распустила пепельные волосы, встряхнула головой.

— Ваш ужин, сударыня, — появился корчмарь с подносом. — Ещё будут пожелания, сударыня?

— Накорми и напои мою лошадь, и пусть меня никто не беспокоит, — велела Цири, возвращая пустой поднос.

— Слушаюсь, сударыня, — корчмарь, раскланиваясь, удалился прочь.

Густой гуляш и копчёная рыбка с почерствевшим хлебом под пиво пошли на “ура!”. Еда и алкоголь неплохо согрели изнутри, а потрескивающая поленьями за ширмой печь грела тело.

— Ваши подушка и одеяло, сударыня, — вновь появился корчмарь. — Доброй вам ночи!

— Благодарю, — Цири проводила его взглядом.

Наконец-то! Наконец-то она позволила себе расслабиться. Раскатав жиденький матрас на широкой лавке и закинув под голову подушку, она упала, уложив рядом с собой Zireael. Сил не осталось, поэтому Цири задула свечу и закрыла глаза. Ей вообще не мешал тихий бубнёж, не тревожили нечастые тосты и стук посуды.

 

Браслет на руке завибрировал, засиял индиговым светом. Цири мгновенно вскочила и, схватив меч, в чём спала бросилась на улицу. Дождь окончился. Лунный диск исправно светил, несмотря на гуляющие тучи. Двор освещали пара фонарей.

Четверо мужиков типичной бандитской наружности пытались справиться с брыкающейся Кэльпи. Самый крупный ухватил кобылу за морду, не давая возможности заржать. Двое тщетно пытались вывести кобылу со двора за обвязанную вокруг шеи и морды толстенную бечёвку. Последний стоял на стрёме.

— Эй! — окликнула их Цири, появившись в дверях. — Отошли от неё!

От её вида те разом заржали.

— Слышь, братва! — сквозь смех гаркнул бугай. — Это она нам?

— Похоже нам, — коренастый, пытавшийся тащить Кэльпи, отпустил верёвку. Второй, поджарый, тут же подхватил и привязал её к столбу.

— Проваливайте, пока целы! — зашипела Цири, делая пару шагов вперёд.

Очередной дружный хохот прокатился эхом по деревне. В нескольких домах замаячили огоньки, зашевелились тени.

— Ты глянь-ка, Сэмс! — похотливо произнёс поджарый. — Боевая какая! И меч имеется! Люблю боевых. От такой куколки я бы не отказался? Может, это... За угол её? Лошадь не убежит.

— Можно, — оскалился редкими, побитыми цингой, зубами амбал Сэмс.

Бандиты окружили Цири, отрезали пути отхода. Поджарый приблизился к ней сзади практически вплотную и нагло запустил шершавую мозолистую руку под не самые длинные полы туники.

— Какая у тебя з...

Договорить поджарый не успел. Цири полу-пируэтом развернулась и ткнула эфесом точно в челюстную ямку. Скрипнули зубы, он отшатнулся. Не вынимая меча из ножен, Цири нырнула под клинок коренастого бандита, но угодила в стальные тиски бугая Сэмса. Получив затылком по носу, он крепче сдавил грудь Цири, ей стало нечем дышать.

— Ах, ты сучка! Ну щас мы скоренько тебя научим уму-разуму!

Коренастый и стоявший на шухере щуплый набросились на неё, как лисы на курицу, схватили за ноги, шире раздвигая их. Отерев окровавленные губы, поджарый, хрустнув шеей, двинулся в её сторону, попутно развязывая верёвку, удерживающую портки.

— Что? Прямо здесь? — прохрипела Цири.

— Прямо здесь, мразь! — зло процедил главарь шайки, а не бугай, как ей показалось вначале. — Пусть вся деревня видит. Другой бабе будет неповадно.

У Сэмса челюсть отвисла, когда девушка буквально растворилась у него в объятиях яркой вспышкой. Потеряли дар речи и остальные.

— Я здесь! — раздалось за спиной Сэмса. Тот резко развернулся и тут же получил оковкой ножен в кадык. Захрипел, схватившись за горло, опускаясь на землю на ватных ногах, жадно хватая ртом воздух.

— Габриэль! Сзади! — заорал щуплый, покрытый рытвинами после оспы.

Названный Габриэлем главарь, повернуться не успевал. Цири от всей души рубанула под коленную чашечку и огрела по шее убранным мечом, довершив пинком в затылок, отправив того лицом в хлябь. Она двигалась легко и непринуждённо, отправляя в нокаут незадачливых горе-воров. Хотя они и были лучше экипированы по бандитским меркам, имея на себе фуфайки, полушубки и панцири, им не тягаться с ведьмачкой в одной тунике, ни разу не выхватившей меча из ножен.

Каждым из них получил персональную порцию отменных побоев. Сотрясения мозга, выбитые зубы, трещины в рёбрах, сломанные носы и тому подобное. Правда, коренастому совсем не повезло. Поймав лицом рубящий удар боковиной ножен, он отшатнулся в сторону и... Кэльпи лягнула бедолагу точно в висок. Черепушка треснула не хуже яйца, лицо ужалось вполовину, а через трещины показались мозги и осколки кости. Разбрызгивая кровь и мозговую жидкость, тело пролетело несколько футов и мешком шмякнулось в серо-коричневую грязь, окрашивая её буро-красным.

— Ты!.. Ты... убила... его! — Габриэль с ужасом пятился ползком к бревенчатой стенке корчмы, спасаясь от пепельноволосой бестии в тунике бургундского цвета.

— Поделом, — Цири приставила оковку ножен под его челюсть. — Если бы вы только попытались украсть мою лошадь, отделались бы лёгкой профилактикой. Но ты совершил одну маленькую роковую ошибочку — ты распустил свои грязные похотливые лапы.

— Прошу! — взмолился Габриэль. — Пощади!

— С чего бы? — на фоне луны её развивающиеся пепельные волосы придавали ей ещё более ужасающий вид.

— Я... Я... Я знаю тебя! — дребезжащим от страха голосов замямлил бандит. — Ты... Ты та пепельноволосая девушка! Одна из трёх Демонов, наводившие страх и ужас на Эббинг в 1268 году!

— Тогда тебе стоит бояться меня ещё сильнее! — на лице Цири расплылся звериный оскал, её изумрудные глаза полыхали неукротимым огнём.

— Не убивай! — разрыдался Габриэль, падая на колени. — Я всё сделаю! Всё! Только пощади! Умоляю!

— У меня есть идея получше.

Клинок с сердечником из сидеритовой стали, окованный серебром, холодно блеснул в свете такой же холодной луны. Острая боль не сразу прошила спицей всё тело бандита, не сразу отдалась рвотными позывами в кишках. Слёзы прыснули из глаз. Габриэль не сразу сообразил, как огромная лужа крови растекается под ним, не сразу схватился за место точной кастрации, не в силах завыть, заскулить, пищать или издать какой-нибудь звук.

— Если поспешишь, у тебя будет шанс выжить, но трахать кого-то тебе будет нечем, — тихо, злорадно, прошептала ему на ухо Цири. — Пусть вся деревня видит. К другой бабе лезть будет неповадно. А теперь забирай своих калек и проваливай отсюда. Чтобы больше о вас никто никогда слышал. Ясно?

Постояльцы корчмы попрятались кто куда. Невозможно представить состояние хозяина, когда Цири целенаправленно приближалась к нему. Его ноги предательски подкашивались, руки тряслись.

— Жжёнка есть? — Цири опёрлась кулаками о столешницу.

— Д-да... — выдавил корчмарь, поспешно доставая из закромов бутылку с мутным содержимым.

— Принесёшь тёплой воды и таз, понял? — её глаза до сих пор искрились огоньками. — За счёт заведения.

— Слушаюсь, сударыня... — сглотнул хозяин, поняв, что эта пепельноволосая девушка догадалась, кто навёл на её кобылу. Осталось загадкой, почему его не постигла участь подельников. И он прекрасно слышал последние слова Габриэля о трёх Эббингских Демонах. Он знал эту историю. Он был в Клармоне проездом, когда девушку с пепельными волосами вытолкали на местную Арену Доминика Бомбаста Хувенагеля. Позже он слышал, что произошло спустя год. От воспоминаний и осознания, кто остановился в его корчме «У Сурка», в никому прежде не известной деревушке Пшенки, тряслись поджилки, стыла кровь в жилах. Девушка не устроила резню, но она дала понять: переходить ей дорогу — смертельная ошибка.

Как ни в чём не бывало, схватив бутылку, попутно прихватив с прилавка остатки ржаного хлеба, Цири, оставляя грязные следы босых ног, скрылась за ширмой.

 

* * *

Добиться какой-то мало-мальски внятной информацию от эльфов Али не удалось. Мало пользы принёс Аксий, незаметно применённый к истеричной эльфке Сальме. Битый час он вместе с Аглайисой и Ниссой выспрашивали о случившемся. Эльфы юлили, не давали прямых ответов. Из всего услышанного удалось разобрать, что они искали своих недавно пропавших собратьев. Всё! Ни о монстре, ни о месте, где всё произошло. Ни слова. Взъярённая Аглайиса пообещала эльфам добиться у госпожи Эитнэ Сереброглазой сурового наказания, назвав их “паршивыми скоя’таэлями”. Позже Нисса объяснила, что скоя’таэлями называют партизанское движение нелюдей, ведущих бессмысленную, по её словам, борьбу с людьми, они считаются террористами.

Не вызнав ровным счётом ничего нужного, Али плюнул на безрезультатные попытки и скрылся в гроте, перечитывать не счесть по какому кругу Школу Ведьмачества — дорогой сердцу подарок Трисс Меригольд. Если удастся сопоставить характер ран убитого эльфа, возможно, станет известна и тварь. И что-то его смущало. Что-то не сходилось в его голове. “Почему они боятся сказать, где были? — размышлял Али. — Неужто секрет стоит жизни своего собрата, а, возможно, и собратьев? Не-ет! Что-то здесь не так”.

 

Скверно выглядящий после встречи с когтями вампира ведьмачий доспех неприятно натирал раненный бок, несмотря на внушительный слой тугой повязки. Травмированная рука предательски отказывалась удерживать меч. Магический ожог, превративший её в обугленный кусок мяса на косточке, постепенно сходил, оставляя едва заметные неровности на коже и специфический полупрозрачный фиалковый, напоминающий каллиграфию, узор, сменив собою татуировку. Пальцы по-прежнему отказывались сжиматься в твёрдый кулак. Али повезло. Он в равной степени умело владел мечом обеими руками, хотя ощущался некий дискомфорт в левой.

Малозаметная тропинка вилась средь стволов деревьев, высоких кустарников, ныряла в бурелом, то и дело вовсе исчезая из виду. Если бы не свежие следы крови и эльфских сапог, Али давно заблудился бы, что сделать в Брокилоне не составит никакого труда. Дриады надёжно хранят свои тропки, сооружают примитивные, но действенные ловушки. Если же кому дозволялось войти в священный лес, дриады старательно ведут только известными им путями, предельно запутывая своих гостей. Остальные редко добираются до границ Брокилона.

Впитавшиеся, но вполне отчётливые следы крови уводили от Коль Серрай глубоко, очень глубоко в лес на восток, в самую его чащобу. Далеко. Али улизнул из грота под покровом ночи, не став никого предупреждать. В этом не было смысла. Никто не одобрил бы его вылазки, а сам он понимал, насколько рискует жизнью. Ещё не так давно он лежал при смерти, недавно заново научился ходить, без году неделя вернулся к более или менее привычному образу жизни, но пока без ремесла. И всё же ведьмак осмелился рискнуть и выследить чудище. Просто так. Задаром.

Забрезжили первые искорки зари. Тьма дрогнула перед лицом нового дня. За деревьями замаячил просвет, куда упорно вели следы крови и сапог. На подходе к прогалине Али обратил внимание на приличное количество различной свежести хаотичных следов.

Али вышел на обширную поляну, оказавшейся руинами некоего древнего сооружения, местом множества некрополей. Покрытые утренней росой огромные валуны, останки кладок, остовы, величественные статуи тех, кто давным-давно здесь жил, лежали под открытым небом, овеваемые всеми ветрами. Кое-где лежали горки снега. Несло смрадом разлагающихся трупов.

На первый, судя по следам разложения, недельной давности, он наткнулся через пять шагов от края леса. Эльф. Лицом в землю. Кости раздавлены под большим весом. Отсутствует нога. Али перевернул труп. Тело пересекала от подмышки до бедра знакомая рваная рана, будто вскрывали консервным ножом. Внутренности разорваны, частично выедены.

Второй труп. Эльфка. Прислонилась к останкам фундамента. Раны по обеим сторонам живота. Её стиснули клешнёй или жвалами, а потом швырнули о стену, сломав позвоночник. Умерла мучительно, захлёбываясь кровью. Красивое лицо застыло в страдальческой гримасе.

Третий. Грудная клетка пробита чем-то широким. Характер раны говорил о лезвие-видных отростках некоторых особей эндириаг. Возможно, главоглаза. Умер мгновенно.

Четвёртый и пятый трупы опознать не представлялось возможным, но судя по обрывкам лохмотьев, тоже эльфы. От их тел остались лишь фрагменты. “Вот кого, — догадался Али, — искали выжившие эльфы. Пропавший отряд”. Оставалось понять цель их посещения руин, и кто, всё-таки, на них напал.

Али медленно вытянул меч. Двигался бесшумно, осматривался. Небо бойко прогоняло ночь, тушило звезду одну за другой, окрашивалось в предрассветные пастельные тона. Тихо легли сумерки, но и они лениво таяли, заблестели капельки росы. Стало зябко, изо рта повалил пар.

Брызги крови, множество мелких следов вперемешку с эльфскими, борозда. На этом месте эльфов из поискового отряда застигли врасплох, ранили одного, отшвырнули. Десятки стрел. Некоторые сломаны, у некоторых обломаны наконечники. Али перемахнул через край полуразрушенного фундамента. Каменный пол застилало несметное количество скелетов, в основном женских, от месяца до года давности. Дриады. От сгнивших и полуразложившихся тел ноги разъезжались в разные стороны. Присутствовали останки животных, валялись выеденные панцири сколопендроморфов.

Медальон задрожал на шее аки умалишённый. Более чем в двадцати шагах от него с грохотом обвалились остатки каменной кладки, вспорхнули гнездившиеся в руинах птицы. Каменная пыль взмыла вверх. Али резким движением развернулся на одной ноге, принимая боевую стойку. В пыльной гуще прорисовалось размытое очертание чего-то огромного. Оно издало невнятный стрекочущий звук. И молниеносно сигануло в сторону ведьмака.

Рефлексы сработали безотказно. Али кувырком отскочил в сторону, выхватывая заранее заготовленный флакончик с отвратно пахнущим содержимым. Откупорив пробку, залпом осушил эликсир. Всё его тело перетряхнуло, он ощутил, как обостряются все чувства. Время на мгновение остановилось. Одного мгновения хватило рассмотреть чудовище.

— Ya alqirfi!.. — вырвалось у Али. — Что ты такое?

 

* * *

Цири пересекла условную северную границу Брокилона у истока реки Адалатте за четыре дня перед Бирке — весенним Эквинокцием. День назад она уехала из Пшенки, где отступившая зима напоминала о своих незавершённых делах снегом, градом и заморозками, угрожая уничтожить посевы. Крестьян, радовавшихся не по времени года солнцу и жаре, обуял настоящий ужас возможного голода. Хочешь не хочешь — природа всегда возьмёт своё и самой высокой ценой.

Спешившись, Цири осмотрелась, плотнее укуталась в полушубок. Она давно могла быть у границ Брокилона, телепортироваться в сам лес, не теряя времени в дороге, избежала бы стычки с бандитами в Пшенках. Всему виной магическая аура леса, и был велик риск выскочить где-нибудь в сотне футов над землёй, или оказаться заточённой в дереве или камне. Ида Эмеан, например, пользовалась обыкновенными порталами и стабилизирующими заклинаниями. А вот Цири перемещалась в пространстве и времени силой мысли. Такое перемещение имеет ряд нюансов, одним из которых являлась аура Брокилона, и она не искушала судьбу, добравшись до Адалатте по старинке.

Ночь ещё не успела отступить, взирая мириадами звёзд, пугая вездесущей непроглядной теменью и присущими ей звуками. Цири собралась развести костёр, чтобы согреться. Дриады обратят на неё внимание не раньше рассвета. Самостоятельно пересекать полосу ровных деревьев, за которыми начиналась глухая чаща, желание отсутствовало. Жительницы леса посчитают это нарушением священных границ и точным выстрелом сразят нарушителя. Если в первой же ловушке не сгинешь.

На удивление, её ожидания не оправдались. Кэльпи зафыркала, затанцевала на месте. Из чащи, средь буков и пихты показалась едва различимая фигура, махнула ей рукой.

— Тише-тише! — Цири схватила поводья и погладила кобылу по морде. — Нам нечего бояться.

— Ceadmil Zireael! — дриада наклонила голову перед подошедшей Цири. — Мы тебя ждали.

— Ceadmil Braenn, — она поклонилась в ответ.

— Cáemm et us, — мягко приказала дриада, поправляя колчан за спиной. — К полудню доберёмся.

В давно минувшие дни Цири довелось побывать в Брокилоне, будучи юной девчушкой сбежав из дворца. Много воды с тех лет утекло. Многое изменилось, мир изменился, да и она сама изрядно повзрослела. Ушёл страх, ушла нерешительность. И та наивная побитая жизнью девочка ушла. Им на смену пришли уверенность в себе, в своих силах. Она больше не пряталась, а с гордо поднятой головой выходила навстречу своей судьбе. Напоминанием прошлого служил лишь шрам, и то выглядел он скорее изюминкой, чем отвратительным дефектом. А может, просто Цири восприняла его по-иному? Об этом знает только она сама. Про безграничную любовь к Геральту и Йеннифэр и говорить нечего.

Цири сопровождали четыре дриады, одной из которых оказалась Браэнн, также знакомая по временам её юности. Они плутали тайными тропами, шли быстро. Упрямилась Кэльпи, то и дело фыркала.

Внезапно сердце Цири без какой-либо на то веской причины ёкнуло, перехватило дыхание, бросило в холодный пот. Пространство вокруг неё поплыло. Она схватилась за лоб, ноги подкосились. Сильный импульс из глубины леса пронзил тело, кровь в венах вскипела, готовясь испариться.

— Цири! Цири! — над ней нависла Браэнн. — Что с тобой? Ты меня слышишь?

— Что?.. Что находится в той стороне? — выдавила Цири, массируя переносицу.

— Ничего особенного, — пожала плечами дриада. — Руины Крааг Ан.

В голове и перед глазами Цири предстала чёткая картинка: ведьмак с мечом в левой руке уворачивается от удара огромной клешни, теряет равновесие и падает.

Не раздумывая ни секунды более, Цири вскочила в седло, подняв кобылу на дыбы.

— Встретимся в Коль Серрай! — крикнула она, развернув лошадь в самую чащу, и исчезла в яркой вспышке, оставив в полном недоумении лесных дев.

 

Тварь, невзирая на свои исполинские габариты, ничуть не уступающие самым крупным особям главоглаза, даже в чём-то превосходящие их, на своих четырёх парах кикиморовых лап двигалась чрезвычайно резво, без проблем преодолевая тридцать с лишним футов одним прыжком. Да и весила, примерно, навскидку, больше двухсот фунтов. При её приземлении содрогалась земля. Она пыталась насадить жертву на огромные острые отростки, ухватить клешнями. Серпы жвал, способные перекусить стальной прут толщиной с палец иерарха Химмельфарта, жадно клацали, предвкушая добычу. Восемь аспидно-чёрных безумных глаз паучьей головы, отражающие светлеющее небо, не упускали цель из поля зрения.

Али метался по руинам, постоянно уклоняясь от “булавы” на конце хвоста, оставляющей глубокие выбоины, в яростных атаках, норовя сбить с ног прыткого ведьмака. Отступать было бессмысленно. Упусти эту тварь из виду, и ты гарантированно покойник. Она постоянно прессинговала, не давала продыху. Пару раз Али удалось проскользнуть под её тушу, тщетно ища уязвимое место. Увы, от головы до хвоста нижняя часть туловища эндриаги покрывала прочная лазурная чешуя. Пробить спинной хитиновый горбатый панцирь, усеянный вдоль позвоночника ровными рядами ярко-зелёных огоньков кислоты, не выйдет даже при помощи тяжёлого снаряда усиленной баллисты.

Очередной раз перемахивая через покрытый мхом фундамент, Али поскользнулся на хляби. Он заскользил на пятках, кое-как удержавшись на ногах. Рванувшее на опережение неведомое чудовище перегородило дорогу, довольно выпячивая отростки вперёд. Али вольтом ушёл в сторону, звякнув клином об отростки, придал себе инерции, сохранив равновесие. Хвостовой набалдашник монстра пронёсся у самого носа, чуть ли не снеся голову. Ведьмак пошатнулся, машинально использовав меч заместо трости, и в прыжке увернулся от клешни, выбившей из-под него опору. Он упал, а тварь, ехидно застрекотав, нависла над ним, свирепо клацая жвалами.

С едва различимым свистом закрученная стрела вонзилась в один из самых больших глаз. Следом лопнул второй. Тварь истошно завыла. Прилетевшие со стороны леса ещё две стрелы разлетелись щепами от “козырька” панциря втянувшейся головы. Воспользовавшись моментом, Али секанул снизу вверх по жвалам. Из обрубков закапала грязно-болотная смесь яда, кислоты и крови.

— БЕГИ! — Нисса выпустила ещё одну стрелу.

Убежать не удалось, да и как говорилось ранее — бесполезно. Тварь, несмотря на потерю обоих основных глаз, неплохо видела остальными. Не будет удивительным, если они в скором времени регенерируют. Окончательно рассвирепев, она пронеслась над отступающим спиной ведьмаком, снеся того в попытке увернуться от изогнутой скорпионьей клешни. Али опять повалился, стиснув зубы от острой боли в левом боку.

— АЛИ! — закричала Нисса.

Тварь снова нависала над ведьмаком, готовая наконец-то покончить с ним и заняться новой добычей в виде дриады.

От сковавшей боли в голове ведьмака всё перемешалось. Мир окрасился тошнотворными красками и пульсирующими узорами. Различив тёмный её силуэт, Али сложил пальцами левой руки Игни и выпустил в паучью морду расплавляющий поток огня. Тварь заверещала пуще прежнего.

Яркая бирюзовая вспышка окутала его, он почувствовал руки на своих плечах и спустя мгновение очутился у самого края леса. Кровь забурлила, рьяно забилось сердце. Необъяснимое внутреннее ощущение исходило от склонившегося знакомого лица обладательницы пепельных волос.

— Цири?! — Али поперхнулся от неожиданности.

— Позже! — перебила девушка, выхватывая клинок.

Паучья морда твари покрылась гноящимися и шипящими взбухшими волдырями ожога. Каким-то чудом уцелевшие мелкие глазки заблестели от переполняющей их животной свирепости, клацали клешни и жвала. Издавая невнятные стрекочуще-завывающие звуки, она устремилась на ведьмаков.

Цири вспышкой очутилась на хитиновом панцире твари, закрутила восьмёрку, ловко отразив хвост, ткнула ей глаз. Чудище заплясало в бестолковых пытках сбросить назойливую наездницу. Ухватившись за две глубоко засевшие в глазницах стрелы, ведьмачка потянула их на себя, постаравшись задрать чудовищу голову. Не выдержав сопротивления, стрелы с хрустом лопнули, а Цири чуть не свалилась, отбив клацнувшую у самого бедра клешню. В свою очередь, Али зашёл с тыла и подсёк ноги твари, от чего та тяжело осела. Цири же, перехватив меч обратным хватом, с двух рук вонзила клинок между головой и панцирем посередине. На этот раз, под стон гнущегося клинка, ей удалось заставить тварь подставить уязвимое место, задрав ей паучью голову. Между рядами крупных чешуек, в месте, где предполагалась шея, образовалась достаточная брешь. Одним рывком Али подскочил к голове и вогнал клинок по рукоять, метя в примерное расположение сердца.

От кислотной крови омерзительно зашипела земля. Из пасти твари вырвался хлюпающий скрипучий визг, лапы подкосились, разъехались в стороны. Она обмякла, начала заваливаться, но грузно рухнула на брюхо, испустив последний дух.

Вынутый клинок источал кислотные испарения, серебро окислилось, пошла коррозия, а кровь, стекающая по кромке и долу, была готова разъесть гарду и рукоять. Можно сказать, что меч можно отправлять в мусор. Клинку Цири повезло, и тот избежал незавидной участи.

— Холера, — тяжело вздохнул Али, аккуратно стряхнув кислоту с клинка, и осмотрел его.

— Что это за мерзость? — Цири легко спорхнула на землю.

— Хотел бы я знать, — убрав меч в ножны, он присел напротив твари, сосредоточенно всматриваясь в чешую под головой. Его внимание привлекла выделявшаяся на фоне остальных единственная золотая чешуйка. На обратной стороне выгравированы слова и буквы: «ZRS HF Ex. XVII 003 Prot.2». — Ясно одно — эта дрянь рукотворная.

— Погоди-ка! — Цири присмотрелась к чешуйке чистого золота на ладони Али. — Геральт упоминал каких-то чудищ с такими же номерными пластинками.

— Надо будет его расспросить, — задумчиво протянул ведьмак, пряча пластину в карман.

— А это кто? — девушка махнула головой на приближающуюся к ним дриаду.

Али скверно выругался.

 

Тёмно-серая кучевая хмарь заволокла едва поголубевшее утреннее небо, скрыла робкие лучи небесного светила. Хлынул проливной дождь, отбивая барабанную дробь о листья. В носу защекотало от сырости, по коже пробегали мурашки. Звонко захлюпало под сапогами. Но чем ближе они подходили к Коль Серрай, тем меньше их беспокоили крупные виноградины дождя, сыпавшие сквозь плотную завесу крон над головами, становилось теплее и суще. То тут, то там раздавалось пение птиц, голосил соловей, молотил клювом дятел.

Руины Крааг Ан остались далеко позади. Там же остался предусмотрительно взорванный бомбой труп никогда ранее не виденного чудовища со странной золотой чешуйкой и загадочной гравировкой «ZRS HF Ex. XVII 003 Prot.2» на ней. Понять значение этих символов было сложно, но Али готов был поклясться, что это некий шифр. Инвентарный и модельный код.

Но мысли об убитой твари вытеснялись мыслями о Цири. Девушка, ведя Кэльпи, не уступающую грацией и красотой Асии, старалась скрыть лицо за пепельной прядью, украдкой поглядывая на него. Рядом с ней Али буквально ощущал нечто необъяснимое внутри себя, и второй раз он был готов поклясться, что Цири чувствует то же самое.

— Я забыл тебя поблагодарить, — начал Али, поравнявшиссь с девушкой. — Спасибо.

— Не за что, — как бы рассеянно ответила Цири, крепче ухватывая поводья. — Без тебя я бы тоже не справилась.

— И всё же, — настоял ведьмак.

Впереди идущая Нисса обернулась, проверив, не отстают ли ведьмаки и, фыркнув, быстро отвернулась.

— Она к тебе неровно дышит, — подметила Цири. — Кто она?

— Дриада, — отозвался Али.

— Я вижу, что не краснолюд, — усмехнулась девушка. — Кто она для тебя, раз так злится?

— Нисса, — нехотя пояснил он. — Она была со мной с первых дней в Брокилоне. Ну и мы как-то привязались друг к другу. Её гнев понятен. Меня вообще не должно было быть в руинах, тем более, я не должен был вступать в схватку с превосходящим по силе противником.

Али потёр разболевшийся бок. Его немного мутило, когда сошёл адреналин.

— Думается мне, она покажется мне лёгкой грозой по сравнению с Аглайисой. Впрочем, я не об этом хотел поговорить.

— А о чём? — по изумрудным глазам становилось понятно, что Цири догадывается.

— Для начала: как ты меня нашла?

— Почувствовала, — отчасти слукавила девушка.

Ведьмак вздохнул, набрался духу.

— Давай начистоту, — Али остановил Цири, схватив её за предплечье. Кэльпи заржала, Нисса рывком обернулась, но вмешиваться не посмела. — Что произошло в тот злополучный августовский вечер?

Цири вырвала руку, но почему-то тут же замялась. Она отчётливо запомнила тот вечер, когда добровольно отдала часть своей крови ведьмаку, не задумываясь о последствиях. Первый росток неладного произошёл по зиме. Она видела хромающего Али во сне. Второй — буквально утром, когда она почувствовала — Али в опасности. Третьим ростком стало нахождение рядом с ним, вызвавшее бурный горно-ревущий поток крови в венах. Что-то произошло полгода назад. Что-то, о чём она сама не знала, но предполагала. Ответы могли дать Йеннифэр и Ида Эмеан. И тут имелась загвоздка. Обе чародейки исчезли, и ответы брать было неоткуда.

— Кровь, — выдавила Цири. — Это из-за крови. Когда ты умирал, я поделилась своей...

— Bloede arse, — нецензурно выразился Али. — Этого я и боялся.

— Ты знал?! — опешила девушка.

— Боялся предположить, — Али со вздохом поднял взор к макушкам деревьев. — Теперь уже ничего не попишешь.

 

Оставшиеся немногим больше полторы мили они прошли молча, каждый погружённый в собственные мысли. Расхлябанная тропка сменилась дорожкой из влажного от испарин камня, нырявшей под арку переплетённых бордово-кремовых диких роз.

Возле грота их ожидала Браэнн, прислонившись спиной к отвесной, покрытой мягким зелёным ковром, скале.

— Вы изрядно заставили понервничать госпожу Aen Saevherne, — дриада оттолкнулась от камня. — С первого взгляда по ней не скажешь, но это так. А тебя, — она обратилась к Ниссе, — немедленно ожидает Аглайиса.

Та вздохнула и последовала за Браэнн. Можно было догадаться, для неё разговор с главной целительницей ничего хорошего не сулит.

В гроте, погружённом в приглушённый свет свечей, находилась читающая книгу статная эльфийка необычайной красоты. Ида Эмеан в привычной для себя манере смерила вошедших Али и Цири взглядом поверх края зелёного переплёта, тиснённого золочёной нитью, и отложила книгу в сторону.

— Ceádmil, госпожа Ида Эмеан, — Цири уважительно поклонилась эльфийке.

— Ceádmil, Zireael, — слегка наклонила голову та, переводя взгляд на Али, — Долго же вы возвращались.

Али ограничился взаимным, не шибко учтивым кивком.

— Вот наконец-то мы и встретились, — сухо произнёс Али. — Поначалу вы мне казались только сном, госпожа Ида Эмеан.

— Возможно, я и была всего лишь сном? — прищурилась эльфка.

Али скривил лицо в недовольной мине, цыкнув языком, скрестил на груди руки.

— Я думаю, — Ида Эмеан пригласила ведьмаков присесть, — нам стоит очень многое обсудить. Вина?

По мановению её рук на маленьком каменном столике появился пузатый затемнённый сосуд Метиннского Розового в окружении трёх серебреных бокалов. Не обошлось без твёрдого сыра и оливок. Цири, явно голодная с дороги, без лишних слов приняла предложение Иды Эмеан. Али же, несмотря на урчание в животе, не спешил, недоверчиво взирая на эльфийскую Ведающую.

— Не стесняйся, — улыбка Иды Эмеан была строгой, но искренней. — Присаживайся.

— Primo. Мне пока что алкоголь противопоказан, — вполне мягко отклонил предложение ведьмак. — Secundo. После слов о “сне” кредит моего доверия к вам, госпожа Ида Эмеан, порядком просел. Tertio, — он покачал головой. — Мне сложно иметь дело с теми, кто берёт чужие вещи без спроса. Даже если это представительница Aen Saevherne.

— Али! — Цири недвусмысленно повела взглядом. — Ты с ума сошёл? Это же... — но её жестом прервала Ида Эмеан.

— Что ж. Этого следовало ожидать, — чародейка гордо выпрямила спину и вздёрнула подбородок. — Придётся навёрстывать упущенное. Цири, ты не могла бы нас оставить?

— Конечно, — нехотя отрываясь от трапезы, улыбнулась Цири.

— Primo. Я прощу тебе дерзость уличить меня в краже, — медленно, певуче растягивая слова, проговорила Ида Эмеан, когда Цири покинула грот. — Если ты про рукопись «Теория Чудовищности», то она в безопасности. По крайней мере, куда большей, чем когда мотается с тобой по всему свету. Так что за её сохранность можешь совершенно не беспокоиться. Secundo. Выслушай меня сейчас крайне внимательно и не перебивай. Поверь, тебе следует кое-что узнать о себе.

— Предположим, с рукописью разобрались, хорошо, — недоверчиво нахмурился ведьмак, усаживаясь напротив эльфийки, поджав под себя ноги. — И что же я о себе ТАКОГО не знаю?

— Ох, Морок... — вздохнула эльфийка, перекидывая ногу на ногу. — Много чего...

 

В глубокой ночи водопад оставался неизменно прекрасным и радующим душу. Али, вновь втихаря улизнув из-под крова мимо уставшей и сладко спящей Цири, поудобнее устроился на прогретом укрытом мхом булыжнике и впервые за долгое время раскурил свою утончённую длинную трубку. Трубка по всей длине была покрыта эльфскими узорами и куплена у офирского купца за приличную сумму. Купленный у того же купца привезённый из Зеррикании табак отличался терпкой горчинкой с сладковатым привкусом, а выпускаемый дым погружал в аромат зерриканских пряностей.

Первая затяжка пошла плохо. В носу нещадно засвербело, глотку ободрало множеством когтей. Али невольно раскашлялся, скорчившись от покалывающей боли в бочине, при этом распугав всю живность в округе.

— Зараза!

Вторая, третья. Постепенно организм вспомнил его старую дурную привычку, прошли кашель и дискомфорт. Остались шум водопада, назойливые мошкара и насекомые, зеленоватые огоньки, приятное тепло замшелого булыжника и тепло трубки внутри. И снова думы и мысли.

Рассказанное Идой Эмеан аэп Сивней выглядело небылицей и, возможно, бредом. Но и не доверять услышанному, учитывая её статус не кого-нибудь, а Aen Saevherne, уже казалось бредом ничуть не меньше. Многое в голове не складывалось в единую мозаику, противоречило тому, что он знал и помнил. А может, не помнил? Может, не знал, забыл? Или помнить не хотел? Не могли ли мутации и эльфская кровь сыграть с ним злую шутку? Вопросы. Вновь одни вопросы без крупицы ответов. Казалось, Ида Эмеан дала всему ответы, но они порождали лишь всё новые и новые вопросы.

— Опять здесь? — из-за шиповника показалась устало выглядящая Нисса. — Ещё и куришь.

— Доброй ночи, Нисса, — Али выпустил долгую кучерявую струю дыма, скрывшись за ним, как в тумане. — Сильно Аглайиса злилась?

— Нет, — дриада опустилась в воду, блаженно раскинув руки на края водоёма. — Она заставила меня помогать ей с лекарственными снадобьями. Отправила на помощь наставницам в яслях. У меня уши с волосами огнём горят от этой детворы. Нет... Я тоже была маленьким и непослушным ребёнком, но не припоминаю, чтобы дёргала кого-то за волосы и за уши.

— Видать, хорошее воспитание было. Кстати! — встрепенулся Али, устраиваясь поудобнее. — Ты мне ни разу ничего не рассказывала о своём детстве. Почему ты каким-то странным образом отличаешься от остальных своих сестёр, откуда так хорошо владеешь всеобщим?

— Тебе вправду это интересно? — утомлённо простонала Нисса, погрузившись чуть ли не с головой под воду. — Ладно...

— Если честно, — пробулькав, начала она, — рассказывать, вроде бы, и много, а нечего. Можно начать с того, что мой отец был родом из Цидариса. В Брокилоне очутился нелепейшим стечением обстоятельств. Будучи курьером на королевской службе, направлялся в сторону Бругге через Темерию. Там и поспокойней, и чуть короче. Только он пересёк границу, за ним пустилась погоня каких-то наёмников. Кое-как, спустя сутки погони, домчался до границ леса. Дриады патрулирующие северные границы помогли бедолаге. Не бескорыстно, само собой. У дриад цена одна — потомство. А он мог его дать, что он и сделал. Моей матерью стала та самая дриада, возглавлявшая отряд, спасший его. Редкий случай, когда дриады рождались в любви. Наверное, моя мать была такой же дурой, как я или Браэнн — одной из тех немногих, влюбившихся в человека, от которого рождался ребёнок. Порой ошибаются. Жестоко ошибаются, но давай это опустим.

— Погоди! — прервал её ведьмак. — Незваных гостей обычно срезают на подходе. А тут — спасли и пустили в лес.

— Тут я ничего сказать не могу, — ответила Нисса, выбравшись на берег и выжимая волосы. — Эитнэ всячески пытается хоть как-то сохранить наш вид. Вот только правда на твоей стороне, Али. Сколько бы мы ни боролись за выживание, мы действительно, что называется, пережитки прошлого, и нам пора покидать этот мир, искать новый. Человек, рано или поздно, ворвётся в Брокилон и уничтожит всё живое. Ему будет безразлична здешняя красота, уникальность этого леса. Лишь бы выжечь огнём и крушить каленым железом всё непохожее и непонятное для их скудного умишка. Но это другая история.

Через шесть лет после моего рождения мама погибла в очередном бою с очередными притеснителями в южном пределе. Отнять ребёнка у отца дриады не смогли. Он нашёл и нужные слова, и дела, чтобы убедить их оставить меня на какое-то время на его воспитании. Понятное дело, их это взбесило, но против слова госпожи Эитнэ не пойдёшь. Она нашла ему применение по... назначению. Каждая пятая дриада — моя кровная сестра по отцу. Я же, будучи его любимым дитя, росла, окружённая сказками и рассказами отца, плохо говорившего на языке дриад. Нет, конечно, я свободно владею Старшей Речью, периодически пополняю словарный запас из подслушиваемых немногочисленных разговоров, но знание всеобщего — заслуга моего отца.

Дриада замолчала, перевела дух.

— Несколько лет назад мой тоже отец погиб. На моих глазах та огромная тварь из Крааг Ан разорвала его на кусочки, но он дал мне возможность спастись, — Нисса едва различимо шмыгнула носом. — Начиная с тех пор, я упорно талдычу госпоже Эитнэ об этой твари, но она меня не слышит. Говорит, мол, привиделось мне, отец погиб якобы от когтей главоглаза. Вот только дриады тоже пропадали целыми отрядами. Но почему Эитнэ не предпринимала никаких действий — непонятно. Просто запретила приближаться к руинам, велела обходить их дальней дорогой.

— Зачем искоренять проблему, если можно закрыть глаза? — Али прикусил загубник. — А то, что тварь рано или поздно может начать охоту по всему Брокилону, выбраться за пределы леса в окрестности, начать бесчинствовать, где ей вздумается — конечно, никто не задумался? И ведьмакам потом разгребай это дерьмо.

— Уже, — поправила его Нисса. — Уже нападала далеко за пределами Крааг Ан. За последние годы эту тварь неоднократно видели вблизи Коль Серрай, а те, что видели — сгинули от её клешней. Но всё списывается на yghern, эндриаг и главоглазов. К слову, на моего отца эта скотина напала всего в сотне стае от Дуэн Канэлл.

— И никто не пытался её прикончить? Даже попытаться?

— Убить? Ты смеёшься? — едко фыркнула Нисса. — Мы втроём-то с трудом справились. Панцирь не пробить, в глаза попробуй попади, когда она вертится волчком, размахивая хвостом направо и налево, снося всё и вся вокруг себя.

— Но ты же попала, — заметил Али. — Не каждый сможет с полсотни ярдов вогнать стрелу в глаз. Ты попала дважды.

— Она допустила ошибку, — без тени гордости пояснила дриада. — Задержалась на одном месте достаточно долго, чтобы я успела дважды метко выпустить стрелы.

— Отличные выстрелы! — похвалил её ведьмак.

— Могу научить, — зевнула дриада. — Если научишь так же махать мечом.

— Зачем? — не понял Али. — Вы же стараетесь поразить противника на расстоянии.

— Почему? — Нисса развеяла клубы дыма от трубки. — Иногда приходится полагаться не только на лук и стрелы. В конце концов, я просто хочу научиться, без каких-либо “зачем”.

— Ладно, — Али откинул голову, выпустив очередное облако. — Скучаешь по отцу?

— Скучаю... Хотя и запрещают. — Нисса пристроилась рядом, положив голову ему на плечо. — Я — дитя Брокилона. Дефективное, но дитя.

— С чего дефективное-то? — ведьмак приобнял её.

— С того, — пробормотала дриада, перебирая его медальон на груди. — Видите ли, им не нравится, что я воспитывалась в большей степени человеком, а не только ими. Всеобщим владею лучше, чем Старшей Речью. И вообще, я больше дитя человеческое, чем дитя леса. Будто бы я прошла обряд обращения брокилонскими водами, а не родилась дриадой.

— И это всё? Весь камень преткновения? — её волосы пахли вплетённым цветком лотоса и чем-то медовым.

— Очень по-человечески, правда? — ядовито усмехнулась Нисса. — Прямо как люди, истребляющие эльфов из-за формы ушей. Давай сменим тему...

 

Верхушки деревьев густо смыкались над просторной поляной, раскинувшейся невдалеке от Коль Серрай, и создавали естественный свод с опейоном по центру, сквозь который солнечным потоком лился свет. Вся поляна представляла собой сплошной зелёный цветущий ковёр из одуванчиков, чистотела, ромашек, васильков и многих других луговых цветов. Жужжали пчёлы, грузно гудели мохнатые шмели, порхали бабочки. Сидящие на ветках соловьи вовсю надрывали глотки, радуясь солнцу. Высоко метались стрижи и ласточки. Из чащи доносился галдёж всеми переливами птичьих голосов. Наступила пора середины апреля.

С самого утра Али и Нисса искали что-нибудь подходящее под мишени. В лесу нашлась тройка металлических кирас. Потрёпанных, видавших виды, покрытых рыжиками, кое-где откровенно проржавевших. Судьбы владельцев не вызывали никаких вопросов, ибо в Брокилоне такие вещи могут оказаться одним-единственным путём. Тем же утром они наведались в лагерь скоя’таэлей, заарендовав у эльфов тяжёлый и лёгкий арбалеты, самострел с медной накладкой «Габриэль», болты и парные затупленные мечи, вызвав неподдельную озадаченность. Ко всему прочему, до эльфов давно дошла весть об убийстве бестии из Крааг Ан. Командир отряда, типичный представитель народа Aen Seidhe, молодой внешне, но старый душой, искренне поблагодарил ведьмака, вручив ему мешок с тремя с половиной сотнями темерских оренов и один новенький небольших размеров лук красного дерева и обшитый чёрным бархатом колчан.

Стрельба из любого стрелкового оружия, кроме, наверное, баллисты, Али была хорошо известна. В далёкой пустынной школе ассасинов их обучали ведению стрельбы из лука, пращи, арбалетов, хотя он предпочитал метальные ножи из-за неожиданности их применения в бою. Как для ведьмака, все эти приблуды плохо применимы в борьбе с монстрами, но против людей они имели успех. Ассасинов ведь учат убивать именно людей, а чудовищами в тех краях занимаются маги и, как доходили слухи, специально обученные охотники. Были ли они ведьмаками или нет — никто не знал.

Несмотря на свои познания, Али слушал Ниссу без тени скуки и хотел научиться чему-то новому. И поучиться было чему. Дриада со знанием ремесла объясняла разницу между луком, арбалетом и его младшим собратом. Рассказывала, что у каждого есть свои явные достоинства и недостатки. Например, арбалет имеет высокую убойную мощь, позволяет пробивать лёгкие и средние доспехи, чему доказательством служила насквозь пробитая бронебойными болтами кираса, с грохотом завалившаяся за валун, служивший постаментом, с жестяным грохотом. Он не требовал от стрелка выдающихся навыков. Достаточно зарядить, навести и нажать спуск. Остальное сделает механика. Но арбалет шумный, громоздкий. Обладает очень сомнительной скорострельностью. Приблизительно то же самое можно говорить о «Габриэль».

Лук подобного результата не показал, но сказать, что был далёк, тоже нельзя. Стрелы пробили лист стали, но застряли в своих собственных отверстиях, покачивая оперением.

— Вот поэтому мы — дриады, целимся в уязвимые места, — Нисса натянула тетиву, но спускать не спешила. — Лицо, шея, подмышки. Стрела пробьёт кольчугу, но с тяжёлой бронёй и латами может не справиться. Чего уж там... Не каждый арбалет на такое способен.

Нисса замечательно владела луком. Она умела стрелять из любого положения, даже вниз головой. Более всего Али поразило её умение стрелять в движении, в прыжке и после кувырка, раз за разом всаживая стрелу за стрелой в кирасу с немыслимой скоростью и точностью — стрела к стреле в районе сердца и живота. Из всего ею показанного ведьмаку удалось повторить лишь стрельбу из разных позиций, без попыток вниз головой.

— Завтра продолжим, — выдохнула дриада, падая в цветущий ковёр. — Передохнём, и твоя очередь.

— Ты не устала, задрыга? — Али опустился рядом с ней, опершись на локоть.

— А ты?

— Не очень, но с непривычки — сложно, — честно признался он.

— Можем отложить, — насупилась Нисса.

— Не. Отдохнём и продолжим.

Утопая в цветах и зелени, они развалились, уложив головы себе под головы и глядели на чистое небо сквозь опейон, ослепляемые ярким палящим светилом. Где-то глубоко-глубоко под землёй рыли туннели сколопендроморфы, отчего земля отдавалась характерной дрожью по всему телу. Али отчётливо слышал, как в шести дюймах под его головой роет свои ходы крот. Запахи цветов переплетались в пьянящий букет, но перебивались ароматом вплетённой в волосы Ниссы гардении.

— Ты готов? — её голос проник сквозь множество стеблей.

— Ну если ты готова, то я не против, — Али приподнялся руках.

Если дриады славились непревзойдённой точностью стрельбы, то ведьмаки славились своим умением владеть мечом. Для ведьмака меч это не просто инструмент. Это его доход, его пропитание, его жизнь. Ведьмак без меча не ведьмак. Спорное утверждение, но вполне точное.

Как и Нисса, Али начал с азов. Коротко и без лишней воды. Наряду с этим не забывал, что перед ним не будущий ведьмак, не мальчишка, умудрившийся выжить после мутаций. Перед ним находилась дриада. Хоть и одна из воительниц гордого лесного народа, но при этом создание хрупкое и нежное.

До наступления сумерек Али успел поведать ей очень многое из того, чему его самого учили в Школе. Дриада исправно усердствовала, но едва поспевала за финтами и пируэтами ведьмака. Другая бы бросила бы всё и более не пыталась, но нет. Сама Нисса была действительно другой. Эдакая чужая среди своих.

— Не спеши, следи за ногами, — говорил ей ведьмак. — Помни: каждая атака должна быть под защитой. Откроешься — и противник тут же воспользуется твоей оплошностью.

— Ай! — вскрикнула Нисса, получив слабое касание клинка после, казалось бы, удачного выпада. — Ты слишком быстрый. Я не успеваю за тобой.

— Согласен. Но разве ты будешь просить уступок и снисходительности у противника?

— Я попытаюсь, — дриада удачно парировала, но едва не получила пощёчину обратной стороной ладони.

— Не забывай про свободную руку противника. В реальном бою такая пощёчина может выбить из равновесия, оглушить. Если в тяжёлой латной перчатке — выбить зубы, сломать челюсть.

— Ы-ы-ы! Сложно!

— Тяжело в учении, легко в бою, — Али отразил выпад. — Обращай внимание на стойку, положение рук. Двуручный или одинарный хват. При одиночном пощёчины, пинки и удары под дых — привычное дело. При двуручном в большинстве случаем наносятся рубящие удары, но и в этом случае велика вероятность получить рукоятью в лицо. Поверь, это больно. Ещё раз. Спокойнее, увереннее.

С наступлением сумерек за происходящим на поляне, скрываясь в тени, наблюдала Цири, прислонившись к стволу дерева, грызя грушу. На её лице сияла улыбка.

— Что он делает? — рядом с ней из ниоткуда возникла Ида Эмеан.

— Пытается дриаду научить владению мечом, — едва не подавившись, ответила Цири.

— И как? Получается? — края губ Иды Эмеан коснулась улыбка.

— Как видите, — усмехнулась Цири.

Али постоянно уходил из-под атак, обманывал ложными выпадами, переводя их в ещё один ложный, а потом в рассекающий снизу вверх. Если бы не затупленные мечи и шутливость действий, которыми он обозначал атаки, Нисса давно бы проиграла ему.

— Госпожа Эмеан, — обратилась к ней Цири. — Я хотела бы у вас кое-что спросить.

— Спрашивай.

— Когда Али был в опасности, я только въезжала в Брокилон. Я почувствовала мощный импульс, почувствовала, что он в серьёзной опасности. До этого я пару раз видела его во снах. Как мы видим друг друга с Геральтом, когда кому-то грозит смертельная опасность. Но то Предназначение, а тут что? Когда я оказалась рядом с Али, у меня кровь в жилах вскипела. По дороге с Коль Серрай он сказал, что он чувствовал то же самое, и предположил, что дело в моей крови.

Ида молчала выслушала.

— Али меня тоже выспрашивал по этому поводу, — ответила Ида Эмеан. — Сказала ему, скажу и тебе: я сама не знаю, что именно произошло. Пока что оставим всё на потом.

— Но...

— Никаких “но”! — строго и довольно грубо отрезала Ида Эмеан. — Хватит с меня пока тех тайн, что имеются. Как только разберусь — смогу всё подробно объяснить.

Она действительно не знала и всячески пыталась разобраться в сложившемся положении дел. Тревога от неведения ширилась в её сознании.

— Во время уклона и после него не забывай про защиту! — раздалось с поляны.

Нисса отскочила, впервые отразив верхний замах ведьмака, перекувыркнулась и зайцем нырнула ему под ноги. Не ожидав подобной наглости, он рухнул на землю, а дриада, придавив его, нависла пантерой, осыпая Али ударами. Они оба полностью исчезли в высокой траве.

— Хватит! Сдаюсь! — захохотал ведьмак.

Нисса тоже смеялась, как ребёнок. Тяжело дыша, замерла на мгновение. Её глаза цвета пожухлой осенней листвы игриво блестели. Лёжа на нём, Нисса приблизилась к его лицу. Её губы коснулись его губ. Она хотела этого, и она сделала это. Долгожданный взаимный поцелуй. Долгий. Казалось, время для них остановилось.

— Эитнэ это не понравится, — обеспокоилась Цири.

— Ей многое не нравится, — Ида Эмеан похолодела, от улыбки давно не осталось и тени. — После Беллетэйн мы покидаем Брокилон.

— Так приказала госпожа Эитнэ?

— Она долго ждала этого и с превеликим удовольствием выставит надоедливого ведьмака. Того, кто не может дать потомства.

 

На днях пышными гуляниями отгремел Беллетэйн — праздник Цветения — ознаменовав извечный цикл обновления природы. Огни полыхавших в полях костров, казалось, своими языками дотягивались до самых усеянных звёздами ночных небес. По случаю праздника народ устраивал пир, развешивались гирлянды. Всю майскую ночь звучали песни, крестьяне водили хороводы вокруг костров, лился мёд, пахло выпечкой. Из числа празднующих, чаще всего среди молодых, выбирались Майская Королева и Майский Король, которые обязаны были в течении всей ночи находиться вместе. Возносились мольбы о благоприятной погоде и урожае. Беллетэйн был важен исключительно для кметов Северных Королевств, не более. Что же до жительниц Брокилона, то те относились к нему как к чему-то естественному, закономерному и незыблемому. Для них наступило, по древнему календарю эльфов, время Блатхэ.

Али давно проснулся, когда задолго до рассвета в гроте появилась Эитнэ Сереброглазая. Он отметил красоту и статность повелительницы дриад, мудрость в глазах, сопоставимую только с её возрастом. И нескончаемую гордость.

— Не рановато? До рассвета далеко.

— Не спится, — поклонившись, ответил ведьмак, продолжив укладывать вещи в седельные сумки и тюки. — Нужно подготовиться в дорогу. Раньше соберусь — раньше покину Брокилон. Вы же этого желаете?

— Желаю, — резко призналась Эитнэ.

Он ничего не ответил, осмотрев покрытый изрядной коррозией серебреный клинок.

— Странно, — протянула дриада после долгого молчания. — Ты не интересуешься судьбой Ниссы, не спрашиваешь, где она?

— Имеет ли оно смысл? — Али присел передохнуть. — Ответ очевиден.

— Я здесь, чтобы ты кое-что понял, — её голос струился мягкой настойчивой речушкой. — После того, что недавно произошло между вами, я была обязана выкинуть тебя сей же час, но не стала. Пойми. Я несу ответственность за всех своих дочерей и желаю им только добра. Любовь между дриадами и мужчинами — жестока и безрассудна. Некоторые дриады кончают жизнь самоубийством, когда их партнёр, в которого им не посчастливилось влюбиться, покидает лес. Некоторые готовы найти смерть в постоянных стычках на окраинах Брокилона. Не все способны пережить расставание. Нисса одна из таких.

— Зачем вы мне это говорите? Я всё уже слышал и принял к сведению. И моя позиция вам известна.

— Ты готов был бороться за неё, — напомнила ему Эитнэ. — А сейчас опускаешь руки.

Али тяжело вздохнул.

— Я не опускаю руки. И я не дурак. Просто прекрасно понимаю, чем может обернуться жизнь дриады вне леса. Её попросту убьют, а я не всегда смогу её защитить, как бы жестоко это ни звучало. Более того, мы с ней всё давно решили: я уйду — она останется.

— Рада, что ты многое понял, — кивнула гордо посаженной головой Эитнэ.

— Надеюсь, и вы поняли многое, — Али взглянул на неё исподлобья.

Эитнэ снова кивнула. Ей был дословно известен разговор между ведьмаком и Аглайисой, и она вполне разделяла его мысли, хоть и гнала их прочь.

— Я позволю Ниссе проводить вас до границ леса и попрощаться с тобой, — сообщила она, собираясь уходить. — В знак моей благодарности за убийство твари из Крааг Ан, и чтобы не считал меня бездушной. Но по возвращении она изопьёт воды Брокилона и забудет о тебе. Для её же блага.

Али ничего не ответил, понурив голову.

 

Ведьмаки получили достаточно провианта, чтобы им хватило на ближайшие несколько дней пути. Али повторно проверил ремни седла и седельных сумок, похлопал Асию по гладкой шее. Вымытая и вычесанная кобыла топнула копытом, коротко фыркнула. Ей не терпелось поскорее вернуться на большую дорогу, расправить крылья и пуститься в карьер.

— Я готов, — Али обернулся к Цири, вычёсывающей гриву Кэльпи.

— Я тоже, — ответила девушка. — Скоро выступаем.

Рассвет едва затронул горизонт. Настала тяжёлая пора покидать Брокилон. Али настолько привык к спокойной размеренной жизни в лесу, не ведал о происходящем за его пределами. Он отвык от постоянной опасности, голода и холода. Однако, придётся вспоминать и навёрстывать упущенное, и ведьмак был готов.

— Браэнн выведет вас к Ленточке в юго-восточном пределе, — сообщила Ида Эмеан. — Дальше вы сами.

— А вы? — спросила Цири.

— Я покину вас на какое-то время.

— Где встречаемся? — Али запрыгнул в седло.

— В Вызиме. Таверна «Новый Наракорт».

— Когда?

— Я сама узнаю, когда вы там окажетесь.

— Хорошо.

— И ещё, — Ида протянула Али небольшой оправленный рубин на верёвочке. — Носи его не снимая. Он поможет контролировать твои силы. Удачи!

 

Эитнэ сдержала слово. Владычица Брокилона отпустила Ниссу до реки Ленточка, дав возможность попрощаться с Али. От самого Коль Серрай до Ленточки Нисса прижималась к ведьмаку, наслаждаясь и впитывая каждое мгновение рядом с ним. Её не смущала идущая впереди Браэнн, изредка посматривавшая назад. Не смущала пепельноволосая ведьмачка Цири, едущая рядом. Ехали в глухом от тоски молчании. Не радовали ни песни птиц, ни скачущие по веткам белки, красующиеся пышными хвостами. Но чем ближе они подбирались к границе леса, тем скорее испарялись безмятежность, покой и вечное лето.

Невдалеке меж деревьев замаячил тусклый свет, донёсся запах сырости и шум речных вод. Юго-восточный предел Брокилона встретил их серым небом, косым проливным дождём и пронизывающей прохладой. Идеальный момент и место для болезненного расставания...

Цири отъехала немного вперёд, давая возможность Али и Ниссе спокойно попрощаться. Браэнн взгромоздилась на сосновую ветку, аки филин, что-то выглядывая, и была настороже. Патруль, который они миновали некоторое время назад, сообщил о какой-то подозрительной активности южнее их выхода.

Они стояли, не произнося ни единого слова — мешал подкатывающий комок в горле при попытке элементарно открыть рот, пошевелить губами. Они вымокли до костей, их мокрые волосы тяжело обвисли, липли к щекам, прикрывали глаза, которых так не хватало в этом безмолвии. Стекающие по лицу ручьи дождя искусно скрывали льющиеся слёзы дриады. Их глаза, её, цвета пожухлой осенней листвы, и его, карие с вертикальными зрачками, не отрывались друг от друга, тонули друг в друге. Ниссу сотрясало от волнения и душевной боли. В его лице не читалось изобилия эмоций. Его выдавали лишь лежащие на её дрожащих плечах руки. Тёплые, нежные, несильно огрубевшие от рукояти меча. Родные руки любимого человека.

— Нисса! — окликнула её Браэнн. — Поспешай!

Она склонила голову, упёрлась взором в змеиную голову на его груди. Изумруды в серебреных глазницах поблёскивали даже при такой серо-пасмурной погоде. Её пронзила, сдавила боль в сердце. Дриада съёжилась, сдержалась, стараясь не поднимать головы, чтобы окончательно не разреветься, встретившись с его глазами.

Али заметил это. Он приподнял её голову, в волосах которой потерял свою красоту цветок орхидеи. Её лицо, можно сказать, потеряло цвет, в глазах не было ничего, кроме боли и тоски, даже желания жить дальше. И он ничего не мог с этим поделать. Знал, что по её возвращении Эитнэ сделает обещанное. Нисса забудет его, вновь станет одной из дриад, хоть и не совсем такой, как все. “Для её же блага”, — подумал Али и поцеловал её.

— Нисса! Несносная девчонка!

Она оторвалась от его губ, обхватила его голову и шею, буквально повиснув, прижалась к нему всем телом.

— Прощай, Али... — тихо прошептала она ему прямо в ухо. — Я сохраню свою любовь к тебе, как и обещала. Сохраню её вечно юной и горячей.

“Нет... Не сохранишь...” — вновь пронеслось у него в голове, но сказал он другое.

— Я буду помнить тебя, Нисса! Спасибо тебе за всё! За твою заботу, за твою любовь. За... За то... За то, что ты появилась в моей жизни.

Он не смог сказать, что любит её, ибо сам не понимал своих чувств. Впрочем, Ниссе было достаточно искренне сказанных слов. Сказанных от сердца.

— Прощай, Нисса...

Дождь усилился, далеко всполохнуло небо, прокатился раскат грома. Вся гладь Ленточки влёт покрылась нескончаемыми оспинами и пузырями. От ливня и довольно шквалистого ветра шум листвы стал совсем навязчивым, сливаясь с гулом дождя. Поникли растущие по бережку густой растительностью высокий рогоз и камыш. Из зарослей доносилось довольное протяжное кваканье. После Брокилона внешний мир пах свежестью, но был лишён утончённых ароматов вечного цветения экзотических и не только цветов. Тут же примешивались запахи леса с хоть и далёкой, но разносимой на десятки миль вонью деревень.

Али обернулся. Браэнн, сидя на ветке, помахала ему рукой и тут же исчезла в гуще. Нисса тоже помахала Али вслед. Ведьмак придержал Асию и поднял руку вверх в знак прощания. Когда он второй раз обернулся, уже никого не было.

“Прощай, Нисса. Прощай, Браэнн. Прощай, Брокилон”, — Али отвернулся и устремился за Цири.

— Ты так ей и не сказал? — спросила у него Цири, когда они поравнялись.

— Ты о чём?

— О своих чувствах, о том, что её ждёт.

— Не сыпь ты соль на рану, — огрызнулся ведьмак.

— Как скажешь...

Они перебрались через Ленточку и, пришпорив пятками лошадей, пустились в карьер, устремляясь вдоль реки на юг, огибая приличный массив леса по свою сторону реки, чтобы потом сразу уйти на север.