Точка невозврата (джен)

Ворвавшись, словно ураган, в гриффиндорскую спальню шестикурсников, Джеймс Поттер замер на несколько мгновений, а затем подскочил к своей кровати и принялся остервенело пинать её.

— Что случилось, Сохатый? — лениво поинтересовался лежащий на соседней кровати его лучший друг Сириус Блэк.

— … Эванс! — буквально проревел Поттер.

Сириус устало закатил глаза: можно было и не спрашивать. Действительно, кто ещё мог довести Джеймса до такого состояния, кроме этой маглорожденной выскочки?.. С самой первой их встречи в купе Хогвартс-экспресса эта наглая девчонка строит из себя чёрт знает что. Круглая отличница, любимица всех преподавателей, ревнительница правил, а с прошлого года ещё и староста, Эванс смотрела на Мародёров как на дерьмо и постоянно утверждала, что их развлечения непременно закончатся Азкабаном. Из всей четвёрки более-менее общаться с этой особой мог только Лунатик, да и то не всегда. А уж Джеймса вместе с ним, Сириусом, Эванс всегда окатывала при встречах ледяным презрением. И вот надо же было такому случиться, что Сохатый ещё на первом курсе ухитрился втюриться в эту выскочку, да так, что других девчонок не замечал вовсе. Что его лучший друг нашёл в чёртовой Эванс, Блэк не мог понять уже который год. Все попытки Джеймса начать встречаться неизменно игнорировались, что приводило его в ярость, которую он норовил выплеснуть на первом, что (или кто) попадалось под руку. Видимо, что-то подобное произошло и сегодня…

— Что она опять сделала? — прежним тоном спросил Сириус.

— Она, — Джеймс наконец прекратил пинать свою кровать и плюхнулся на неё, — заявила, что если я ещё раз посмею прикоснуться к ней, то меня не расколдует даже Мерлин! А ведь я всего лишь взял её за руку!

— И зачем ты это сделал?

— Ну, — смутился Поттер, по привычке взлохматив волосы, — я хотел отвлечь её от какой-то толстенной книги, в которую она зарылась с головой… Мы же целое лето не виделись…

— Ну ты даёшь, Сохатый! — усмехнулся Сириус. — Небось это ещё и в библиотеке было? Если так, ты легко отделался.

— Заткнись, Бродяга, — проворчал Сохатый.

В этот момент в спальне появился основательно взъерошенный Питер Петтигрю, ещё один из четвёрки Мародёров.

— А, Хвост, — протянул Блэк. — Что это с тобой?

— Нарвался на слизеринцев, — пропыхтел пытающийся отдышаться Петтигрю, — еле ноги унёс. С этим своим Тёмным Лордом они совсем обнаглели. А где Римус? И что это с Джеймсом?

— Лунатик в библиотеке, как всегда, — хмыкнул Сириус, — а Сохатого укусила одна муха, рыжая такая, с зелёными глазищами.

Хвост понимающе захихикал, но вмиг осёкся при виде вскочившего на ноги разъярённого Поттера.

— Не смей! Так! О ней! Говорить! — выпалил тот.

— Чем орать, лучше бы подумал наконец, почему эта Эванс постоянно отшивает тебя, — демонстративно зевнул Блэк.

— Чего тут думать! — не унимался Джеймс. — Это всё Снегг!

— Нюниус? — Сириус недоумённо приподнял бровь. — А он тут при чём?

— Я видел, как они переглядывались друг с другом в Большом зале. Наверняка они встречаются, как раньше, и этот сальноволосый ублюдок всячески настраивает Лили против меня!

— Но разве они не поссорились после… ну, того, что случилось во время СОВ? — встрял Петтигрю. — Нюниус тогда ещё всю ночь простоял у портрета Полной дамы, помните?

— Я тоже так думал, — угрюмо бросил Поттер. — Но, похоже, летом у них всё наладилось, они ведь живут в одном районе.

— Эй, парни! — Сириус сел на кровати, и его глаза хищно блеснули, — а не преподать ли нам Нюниусу урок, чтобы не смел заглядываться на гриффиндорок?

— Точно! Ты молодец, Бродяга! — воскликнул Джеймс. — Так, где там наша карта?..

Порывшись в своей сумке, он достал из неё свиток пергамента, дотронулся до него волшебной палочкой и произнёс: «Торжественно клянусь, что замышляю только шалость!». Тотчас на пергаменте проступили очертания всех помещений Хогвартса.

— Ага, вот он, идёт к своим подземельям, — удовлетворённо заметил Поттер. — Итак, Мародёры…

— Вперёд! — хором закончили его друзья, после чего все трое покинули спальню, отправившись на очередную шалость.

* * *

Северус Снегг, шестикурсник-слизеринец, медленно шёл по коридорам Хогвартса, не особо замечая, куда его несут ноги, поскольку был погружён в невесёлые размышления, буквально раздиравшие его надвое. С одной стороны, это были мысли о Лили Эванс, его личном рыжем солнце, девушке, которую он беззаветно любил — и которую сам же оттолкнул своим поганым языком. Конечно, немалая доля вины лежала на проклятых Мародёрах, вздумавших публично над ним поиздеваться, из-за чего он и вышел из себя, не замечая, кому и что говорит… Вот только легче от этого не становилось. К тому же унижение, которому его подвергли Поттер с дружками, не шло ни в какое сравнение с тем, которому он сам подверг себя, отправившись той же ночью вымаливать у Лили прощение. Стоя на коленях перед портретом Полной дамы, выслушивая издевательства гриффиндорцев, он упорно дожидался её. А когда Лили всё же вышла, то с презрением отчеканила, что не желает больше иметь с ним ничего общего, и чтобы он никогда не смел даже приближаться к ней. На начавшиеся вскоре летние каникулы Северус уезжал, находясь в жесточайшей депрессии. Ему казалось, что уже ничто на свете не сможет вывести его из этого состояния, однако…

Этим летом Люциус Малфой, близкий друг Снегга (если это понятие вообще применимо к слизеринцам), официально представил своего протеже тому самому Тёмному Лорду, который вот уже несколько лет будоражил покой волшебного сообщества своими политическими заявлениями. Северус так и не понял, специально ли Люциус выбрал именно это время, или же нет, но его уловка сработала. При личной встрече лорд Волан-де-Морт (именно так он требовал себя называть) произвёл на Снегга сильное впечатление: сразу чувствовалось, что это волшебник невероятной мощи и харизмы, неудивительно, что даже гордые аристократы готовы идти за ним в огонь и воду. Во время беседы Малфой рассказал своему господину о большом интересе Северуса к изучению тёмных искусств, особо отметив его страсть к созданию новых зелий и заклинаний. Тёмный Лорд воспринял эту информацию весьма благосклонно и заверил Северуса, что если тот присоединится к нему, то получит неограниченные возможности для реализации своего исследовательского потенциала. К счастью, он не потребовал от юноши немедленного согласия и предоставил время на размышления — до Рождества. Хорошенько взвесив за каникулы все «за» и «против», Снегг решился дать согласие — ведь ему улыбнулась такая удача, что за неё следовало немедленно хвататься всеми руками и ногами: членство в рядах Пожирателей Смерти (так называли себя последователи Тёмного Лорда) было для нищего полукровки из магловских трущоб единственной возможностью по-настоящему реализовать себя. Однако по возвращении в Хогвартс всё изменилось. Судя по взглядам, которые Лили бросала на него, Северуса, во время трапез в Большом зале, за каникулы она образумилась. Правда, она ещё не подошла к нему, чтобы извиниться за своё поведение, но слизеринец чувствовал, что это вопрос времени. И именно поэтому он сейчас и ощущал себя раздираемым надвое и впервые в жизни не знал, как поступить. Лили никогда не простит его, если он станет Пожирателем Смерти. С другой же стороны, Малфой прозрачно намекнул ему, что судьба тех, кто отказал Тёмному Лорду, бывает очень и очень печальной…

Поглощённый этими мыслями, Снегг машинально дошёл до входа в слизеринские подземелья, но внезапно едва не врезался в возникшую на пути фигуру.

— Ну, привет, Нюниус, — произнесла та самым ненавистным Северусу голосом.

Застигнутый врасплох слизеринец потянулся было за палочкой, но тут же услышал из-за спины: «Экспеллиармус!».

— И о чём это ты так задумался, что ничего вокруг не замечаешь? — издевательски протянул Сириус Блэк, поигрывая отобранной палочкой. Рядом с ним нетерпеливо подпрыгивал Петтигрю.

— Наверное, решил наконец вымыть голову и теперь выбирает шампунь, — расхохотался Поттер. — Кстати, Нюниус, как там твои подштанники? Интересно, ты удосужился их постирать? Если да, то сколько тонн грязи с них сошло?

Рассвирепевший Северус с кулаками кинулся на своего обидчика, но был отброшен блэковским Ступефаем.

— Ты только посмотри, Сириус, кажется, Нюнчик осмелел, — злорадно усмехнулся Поттер. — Прошлого урока хороших манер оказалось недостаточно, ты как считаешь?

— Пожалуй, ты прав, Джеймс, — театрально вздохнул Блэк. — Некоторые змеи ничему не учатся. Нужно закрепить материал.

— Согласен, — подойдя вплотную к лежащему слизеринцу, Поттер буквально навис над ним и прошипел:

— Значит, опять протянул свои грязные руки к Эванс, да?! Что ж, пеняй на себя!

Взмахнув палочкой, Поттер произнёс первое заклятие…

* * *

Пробираясь школьными коридорами к слизеринским подземельям, Лили Эванс нервно озиралась по сторонам: как-никак, она находилась на вражеской территории. В последнее время отношения между Слизерином и остальными факультетами Хогвартса (в первую очередь Гриффиндором) обострились до предела. Стычки в коридорах случались всё чаще и становились всё ожесточённее, даже профессора ничего не могли с этим поделать. А уж декан Слизерина Гораций Слизнорт, которому следовало бы утихомирить своих змеёнышей, и вовсе занял позицию страуса с головой в песке. Разумеется, Лили знала, что вызвало такую агрессию со стороны слизеринцев — непомерно возросшая активность пресловутого Волан-де-Морта, которого большинство волшебников боялось даже называть по имени, предпочитая дурацкое прозвище «Тот-Кого-Нельзя-Называть». Своими бреднями о превосходстве чистокровных волшебников над всеми остальными («Как можно вообще верить в эту чушь?!») он с каждым днём набирал всё больше сторонников. Война была не за горами, однако безмозглое Министерство магии упорно твердило, что опасаться нечего, поскольку ситуация под контролем.

В очередной раз шарахнувшись в сторону от промелькнувшей впереди тени, Лили прислонилась к стене, ожидая, пока утихнет бешено колотящееся сердце. Сейчас бы очень пригодилась мантия-невидимка наподобие поттеровской, мелькнула у неё мысль, однако девушка тотчас отогнала её. Но само имя несносного Поттера вновь напомнило Эванс, зачем она поздно вечером пробирается в подземелья Слизерина — поговорить со своим другом детства Северусом Снеггом.

Они познакомились, когда им обоим было по девять лет. Именно этот неряшливо одетый, бледный мальчишка из трущоб и открыл маленькой Лили мир волшебства. Очень быстро они стали друзьями, хотя родители Лили и её старшая сестра Петуния упорно настаивали, чтобы она перестала водиться «с этим грязным заморышем». Однако для самой девочки это не имело никакого значения: в ответ на очередную нотацию она топнула ножкой и заявила: «Северус — мой друг, и я не позволю никому обижать его!». Мистер и миссис Эванс, души не чаявшие в младшей дочери, смирились с её выбором; Петуния же что-то недовольно прошипела, но её мнение никого не интересовало. Дети стали видеться буквально каждый день, и при встречах Северус постоянно рассказывал Лили удивительные вещи: про школу волшебства Хогвартс, куда они непременно поступят; про Косой переулок с самыми замечательными на свете магазинами; про разнообразных сказочных существ, которые оказались вовсе не выдумкой…

Однако затем всё пошло не совсем так, как предполагали дети. При поступлении в Хогвартс Распределяющая Шляпа отправила их на разные факультеты, к тому же враждующие между собой. Хотя они не обращали на это внимания, продолжая дружить как раньше, но столкнулись с непониманием и давлением со стороны сокурсников, принимавших эту вражду как должное. Гриффиндорцы косо смотрели на Лили за то, что она водится с «мерзким слизнем», а слизеринцы (как догадывалась девочка) порицали Северуса за дружбу с маглорожденной — или, как было принято говорить на змеином факультете, грязнокровкой. Особенно же им обоим отравлял жизнь Джеймс Поттер — местная звезда квиддича и головная боль всех преподавателей. Этот наглый, высокомерный, заносчивый и донельзя избалованный мальчишка просто обожал издеваться над окружающими, однако, будучи ещё и трусом, нападал исключительно в компании своих дружков. И надо же было такому случиться, что этот мерзавец с самой первой встречи положил глаз на неё, Лили, и с тех пор постоянно требовал начать встречаться, игнорируя любые отказы. И, разумеется, заметив симпатию Лили к Снеггу, Поттер со своими Мародёрами избрали его главной мишенью для своих «шалостей». Но это бы ещё полбеды: к ужасу Лили, Северус серьёзно увлёкся изучением тёмной магии, благодаря чему начал набирать авторитет на Слизерине. Девушка пыталась отговорить его, как могла, опасаясь, что он примкнёт к ревнителям чистой крови, но Северус уверял подругу, что не собирается разделять слизеринскую идеологию, однако его отговорки казались ей всё менее убедительными. Отношения между друзьями дали трещину; начались первые ссоры, кульминация которых произошла несколько месяцев назад, во время экзамена СОВ. В очередной раз прицепившиеся к Северусу Мародёры подвергли его жестокому публичному унижению, а когда она, Лили, попыталась заступиться за него, то услышала в свой адрес: «Паршивая грязнокровка!». Это стало для девушки последней каплей, и той же ночью она окончательно объяснилась с бывшим другом, пришедшим вымаливать прощение. Уезжая на каникулы, Лили твердила себе, что больше никогда даже не взглянет в сторону Снегга, однако дома ей пришлось серьёзно пересмотреть свою позицию. Как ни странно, вправить мозги гриффиндорке помогла её несносная сестра Петуния. Услыхав, как Лили плачет у себя в комнате, она без стука вошла и ядовито поинтересовалась, что случилось. Младшей же Эванс нужно было выговориться, неважно перед кем. Выслушав тираду сестры о том, каким гадом оказался её друг детства, Петуния презрительно поджала губы и твёрдо отчеканила, что в этой истории нет большего гада, чем сама Лили, которая не пожелала «влезть в шкуру своего якобы друга» и понять, каково ему в тот момент пришлось. Сестрица изрекла ещё много нелицеприятных слов, но Лили уже не слушала её, погрузившись в размышления — растянувшиеся до конца каникул. И ценой множества нервных клеток Лили Эванс действительно поняла, каково все эти годы приходилось Северусу Снеггу. Выросший у ненавидящих друг друга родителей, он с детства жаждал любви — и повстречал её, соседскую зеленоглазую девчонку. Будучи полукровкой и попав в Слизерин (а к таким там относились немногим лучше, чем к маглорожденным), он был обречён оставаться парией — и мог добиться нормального отношения, лишь продемонстрировав недюжинные способности. И ко всему этому добавились ещё и бесконечно издевающиеся над Северусом Мародёры, лидер которых положил глаз на его подругу. К тому же, вспомнилось Лили, Снегга никогда не интересовали, так сказать, практические аспекты использования тёмной магии (в отличие от большинства слизеринцев). В общем, в Хогвартс девушка возвращалась с твёрдым намерением поговорить с Северусом и попросить у него прощения, но до сегодняшнего дня не могла заставить себя сделать это. Каждый день в Большом зале она ловила на себе взгляды Северуса и поняла, что он по-прежнему любит её. И вот сегодня вечером она наконец решилась, наплевав на школьные правила.

Дойдя до коридора, ведущего к слизеринской гостиной, Лили остановилась перевести дух, как вдруг заметила на полу какое-то подозрительное тёмное пятно.

— Люмос, — прошептала девушка, наклоняясь поближе.

В ярком свете, исходившем из волшебной палочки, явственно виднелась… кровь, пролитая совсем недавно.

— Что за… — охнула Эванс, тут же заметив поблизости ещё одно такое же пятно. Внутри у неё всё похолодело, но кое-как взяв себя в руки, она двинулась по страшным следам, ведомая нехорошим предчувствием. И оно не замедлило оправдаться: у дальней стены девушка увидела…

— Нет!!! — забыв обо всём на свете, Лили бросилась к лежащему в луже крови телу.

В изрядно обгоревшей мантии, покрытый многочисленными ранами, практически не оставившими на нём живого места, Северус Снегг медленно открыл глаза.

— Лили… — с его растянувшихся в улыбке окровавленных губ сорвался еле слышный шёпот; в следующий миг глаза слизеринца потухли, а улыбка так и застыла на лице.

— Северус! Северус, нет!!! — упав на колени, Лили лихорадочно пыталась отыскать у него хоть какие-то признаки жизни. — Помогите! Кто-нибудь, помогите!!!

Сидя в тёмной и тесной камере Азкабана, Альбус Персиваль Вулфрик Брайан Дамблдор, бывший директор Хогвартса, бывший председатель Международной конфедерации магов и бывший верховный чародей Визенгамота, был погружён в донельзя мрачные размышления. Вновь и вновь он перебирал в памяти цепь событий, приведших его в тюрьму, а магическое сообщество Британии (как следствие этого) — под власть Тёмного Лорда Волан-де-Морта. И каждый раз, вспоминая об этом, Дамблдор приходил к выводу, что отправной точкой стала гибель студента Хогвартса Северуса Снегга, изувеченное тело которого было найдено в одном из коридоров замка.

Вообще, смерть ученика в стенах школы, считающейся самым безопасным местом во всей магической Британии, — само по себе из ряда вон выходящее событие. И самое ужасное, что на его, Дамблдора, веку это было уже второе подобное происшествие. Но если в первый раз, тридцать лет назад, он, пользуясь влиянием на тогдашнего директора Диппета, сумел скрыть случившееся от широкой общественности (руководствуясь благом школы, которую могли закрыть), то сейчас, в условиях накалившейся политической ситуации, этого сделать уже не удалось. Во-первых, погибший студент учился в Слизерине, да ещё и успел завоевать там определённый авторитет как знаток тёмных искусств; а в нынешнее время слизеринцы стояли друг за друга горой и тотчас сообщили обо всём своим родителям. Во-вторых, Северус приходился сыном Эйлин Принц, наследнице одной из самых древних и влиятельных чистокровных семейств. Хотя Эйлин и рассорилась со своими родичами, выйдя замуж за магла, но тем не менее сохранила связи в верхах волшебного сообщества — и не замедлила ими воспользоваться. Дамблдор так и не узнал, кто именно сообщил матери Снегга о случившемся, но подозревал, что это была Лили Эванс, подруга детства убитого. Во всяком случае, только этим можно было объяснить то, что уже на следующий вечер после трагедии в Хогвартс прибыли мракоборцы с приказом об аресте Джеймса Поттера, Сириуса Блэка, Питера Петтигрю и Римуса Люпина. Директор и остальные преподаватели были взяты под стражу, во избежание вмешательства в ход расследования. Проверка волшебных палочек Мародёров установила виновность троих из них — Люпин, как оказалось, в момент происшествия находился в библиотеке и ничего не знал о «подвигах» своих друзей. Тем не менее, в ходе расследования всплыл тот факт, что Люпин является оборотнем, после чего он тотчас был арестован и отправлен в специальную резервацию для подобных существ. Что касается остальных Мародёров, то по совокупности обвинений (включающих, помимо убийства Снегга, многократные жестокие издевательства над другими школьниками, а также незаконные занятия анимагией) и степени виновности они были приговорены к различным срокам в Азкабане: Джеймс Поттер и Сириус Блэк получили по десять лет каждый, а Питер Петтигрю — пять; к тому же на всех троих наложили специальные заклятия, не позволяющие превратиться в животных (во избежание побега). Семейства Поттеров и Блэков всячески пытались помешать расследованию, но противостоять влиянию Принцев (узнав о случившемся, родичи Эйлин простили блудную дочь, тем более что она тотчас ушла от своего мужа-магла, хорошенько прокляв его напоследок), поддержанных Волан-де-Мортом, было им не по силам. Но этого Принцам показалось мало, и они развернули в прессе кампанию по дискредитации руководства Хогвартса, с попустительства которого в замке бегает оборотень и орудуют кровожадные садисты. И за считанные дни эта кампания превратилась в глобальную травлю. Возмущённые родители учеников обвиняли его, Дамблдора, в том, что он совершенно не заботится о безопасности детей во вверенной ему школе; представители чистокровных семей, возглавляемые Волан-де-Мортом, — в попрании вековечных традиций и потакании маглорожденным ублюдкам, разрушающим магический мир; Министерство магии (которому независимый Хогвартс стоял поперёк горла) — в разжигании межфакультетской вражды и фаворитизме по отношению к гриффиндорцам…

Ошеломлённый таким поворотом событий, Дамблдор даже не стал сопротивляться и настаивать на своей правоте, а потому вместе с деканом Гриффиндора и заместителем директора Минервой Макгонагалл они были сняты со всех постов и предстали перед специальным заседанием Визенгамота. Сама процедура суда прошла для него как в тумане; запомнилось лишь выражение злорадного торжества на лице младшего брата Аберфорта, пришедшего насладиться крахом великого Альбуса. Даже суровый приговор — пожизненное заключение (и то же самое для Макгонагалл) — не смог вывести Дамблдора из этого состояния. И лишь в камере Азкабана к бывшему директору вернулась способность осознавать окружающую действительность.

С тех пор прошло около двух лет. Несчастная Минерва не смогла выдержать постоянное присутствие дементоров и вскоре скончалась прямо в камере. Сам же Дамблдор благодаря своей силе стойко сопротивлялся воздействию этих существ. Гораздо больше его терзали новости из внешнего мира, сообщаемые плохо скрывающими злорадство тюремщиками. Как и следовало ожидать, Волан-де-Морт мигом воспользовался падением своего главного врага и без особых усилий подчинил себе магическую Британию, предпочтя при этом оставаться в тени. Пост Министра магии занял Люциус Малфой, принявшийся рьяно воплощать в жизнь идеи своего господина. Маглорожденные волшебники были объявлены низшей кастой со всеми вытекающими последствиями. Отныне они могли жить только в специальных резервациях, учиться в школе по особой программе, включающей только самые основы магии, и занимать лишь самые низкооплачиваемые должности. Если же среди маглорожденных (или, как было теперь предписано говорить, грязнокровок) появлялись сильные, талантливые маги, чистокровные семьи предлагали им своё покровительство в обмен на беспрекословное служение, а в случае отказа просто стирали память. Таким образом, возможность восстания маглорожденных пресекалась на корню. Положение же полукровок было не в пример лучше, ведь многие из них являлись бастардами чистокровных родов. Даже самые фанатичные чистокровки признавали, что без регулярного вливания свежей крови они просто вымрут, и поэтому время от времени отправлялись в магловский мир в поисках достойного партнёра/партнёрши. Конечно, полностью приравнены к чистокровной элите полукровки не были, но и без этого обладали немалыми привилегиями. Что касается нечеловеческих магических рас, то те из них, кто не пожелал подчиниться новой власти (например, кентавры) были истреблены, а остальные существенно расширены в своих правах (гоблины, к примеру, получили возможность носить волшебные палочки). Глобальные изменения затронули и школу Хогвартс, директором которой стал Родольфус Лестрейндж. Система четырёх факультетов была начисто упразднена; вместо неё было организовано два отделения — одно для чистокровных волшебников и полукровок, другое для маглорожденных. Из прежнего преподавательского состава в Хогвартсе остались только Филиус Флитвик (находившийся в родстве с гоблинами, с которыми новая власть не хотела ссориться), Помона Стебль (не нашедшая сил расстаться с любимыми теплицами), Аврора Синистра (которую вообще не заботили земные дела) и Гораций Слизнорт (привыкший к комфортной жизни в стенах замка). Все остальные были уволены и заменены на верных Волан-де-Морту людей.

Из тягостных воспоминаний Дамблдора вырвали раздавшиеся поблизости шаги двух человек, явно направлявшихся к его камере. Когда нежданные визитёры вышли из-за поворота коридора, бывший директор невольно вздрогнул: не узнать в одном из них некогда лучшего ученика Хогвартса, а ныне Тёмного Лорда, было невозможно. Его спутник был закутан в плащ с полностью скрывающим лицо капюшоном.

— Ну, здравствуйте, господин директор, — с издевкой произнёс Волан-де-Морт, остановившись напротив камеры. — Вы помните, какой сегодня день?

— Что? — столь неожиданный вопрос весьма обескуражил Дамблдора.

— Вижу, что нет. В таком случае позвольте освежить вашу память: ровно десять лет назад вы отказали мне в должности преподавателя защиты от тёмных искусств.

— Да? — только и сумел произнести Дамблдор, пытаясь выудить из своей памяти поблекшие воспоминания об этом событии.

— Ну конечно, вы об этом забыли. Ведь это же сущая мелочь, не стоящая внимания такого великого волшебника. Но я не забывал никогда! — глаза Тёмного Лорда полыхнули красным. — Каждый день, каждую минуту этих десяти лет я помнил, как вы отказали мне, заявив, что я прискорбно невежественен в магии! Я, который продвинулся в её изучении гораздо дальше, чем любой из ныне живущих магов! В тот день я поклялся себе, что это будет последний раз, когда мне посмели отказать, и что я сделаю всё, дабы магическое сообщество лежало у моих ног! И я добился своего! Несмотря на все чинимые мне препятствия!

— Зачем вы пришли, Том? — устало прервал его Дамблдор. — Похвастаться своими успехами, о которых я и так наслышан?

— Не смей называть меня этим вульгарным магловским именем, старик! — прошипел Волан-де-Морт, вплотную приблизившись к решётке. — А насчёт цели моего визита — ты не поверишь, но я хочу поблагодарить тебя.

— Что? — Дамблдору показалось, что он лишился-таки разума под влиянием дементоров, а всё происходящее ему только мерещится.

— О, ты удивлён? Что ж, позволь объяснить. Я думал, что мне придётся выдержать длительную борьбу с тобой и Министерством, в которой прольётся немало волшебной крови с обеих сторон. И тут судьба преподносит мне такой подарок! Ты не представляешь, Дамблдор, как я веселился, узнав, что тебя подставили твои же разлюбезные гриффиндорцы! Неужели ты не осознавал, что сам же копаешь себе яму, всячески поощряя этих красно-золотых болванов и натравливая их на Слизерин? Ещё и Макгонагалл втянул в это дело… В молодости она была гораздо благоразумней, пока не заразилась от тебя гриффиндорством головного мозга. Но, как говорится, всё, что ни делается, всё к лучшему, и твоя слепота сыграла с тобой же злую шутку. Жаль только, что за это заплатил Снегг… Ты, разумеется, и не догадывался, какой у этого парня был потенциал, ведь он учился на неправильном факультете. Кстати, перед тем, как заглянуть к тебе, мы наведались к его мучителям.

— Мы? — Дамблдор старался, чтобы его голос звучал как можно более равнодушно, хотя сердце так и сжалось при мысли, что Джеймс и Сириус уже мертвы.

— Да, именно мы, — язвительно усмехнулся Волан-де-Морт. — Узнав, что я собираюсь навестить тебя, один человек попросил взять его с собой, — он повёл рукой в сторону своего спутника, и тот сбросил с лица капюшон.

В отличие от Тёмного Лорда, узнать Эйлин Принц было непросто — в ней почти ничего не осталось от той некрасивой девочки, которая когда-то была капитаном хогвартской команды по игре в плюй-камни. Сейчас это была гордая надменная аристократка с пронизывающим насквозь взглядом.

— Эйлин, я… — голос Дамблдора дрогнул, — сожалею о том, что случилось с вашим сыном…

— Не может быть, — презрительно процедила женщина. — Великий Альбус Дамблдор сожалеет о погибшем слизеринце! А где вы были, когда ваши гриффиндорские любимчики отравляли Северусу жизнь?! Вы, никогда не имевший детей, что вы можете знать о том, каково это — хоронить своего родного сына, попавшего под руку решившим поразвлечься подонкам! А директор школы в это время делал вид, что всё в порядке, ребята просто играют! Молчите?! То-то же! Не знаю, сохранилась ли у вас совесть, но если да — надеюсь, она хорошенько вас мучает!

Дамблдор сокрушённо опустил голову: возразить ему было нечего. Каждое слово Эйлин вонзалось в его сердце словно острый кинжал. Он и сам понимал, что оказался худшим из директоров Хогвартса — даже Финеас Блэк, самый непопулярный из них, гораздо больше заботился о школе, чем он.

— Знаете, Дамблдор, — продолжала Эйлин, — когда я помирилась со своими родичами, они спрашивали, что заставило меня выйти замуж за магла. Так вот, это были именно вы. Да-да, и нечего на меня так смотреть. Ваши слова о том, что маглы — такие же люди, как мы, изрядно затуманили мой разум, и я захотела пожить в их мире. И, разумеется, вскоре жестоко разочаровалась — мой супруг Тобиас оказался самым типичным представителем этого племени: тупой, ограниченный, неспособный видеть дальше собственного носа, ненавидящий всё, что не укладывается в его плоском умишке. О, с каким наслаждением я с ним расправилась! Так же, как и с вашими Мародёрами!

— А теперь, полагаю, пришли убить меня, — тяжело вздохнул Дамблдор. — Что ж, я это заслужил.

— Убить? О нет! Просто умереть будет для вас чересчур милосердно. Я хочу, чтобы вы на своей шкуре испытали то же, что и Северус, — Эйлин выхватила волшебную палочку…

… Зверски изувеченное тело Альбуса Дамблдора было обнаружено тюремщиками два дня спустя. Его зарыли в безымянной могиле у стен Азкабана. Магическая Британия узнала об этом из пары строк на последней странице «Ежедневного Пророка».