Фениксом сгорая и вновь возрождаясь (джен)

Она кружится по полю, а ветер развевает огненно-рыжие волосы. Как же хорошо!

Год назад в автокатастрофе погибли ее родители. А она перестала чувствовать боль. Великолепно, правда?

Врачи говорят, что при ударе что-то случилось с нервными окончаниями. Ей не хочется лезть во всю эту «медицинскую глупость».

И в самом деле, так прекрасно — когда не тревожит ровным счетом ничего. Абсолютное, совершенное «ничего»!

И в душе почему-то совсем-совсем не больно. Немного пусто, но это так, глупая несуразность, странная мелочь. И только утренняя.

А потом растекается восторг. Огненно-горячий, он появляется где-то в груди, а после — разливается по всему телу, обжигая. Не больно, совершенно не больно.

Ведь что может быть лучше этого пьянящего счастья?

А родители… О них она даже не думает — зачем ей это? Зачем терзать себя воспоминаниями, заставлять помнить или приходить на могилы? Чем это лучше того огненного счастья, что пришло после?

Она только смеется, когда отчаявшаяся сестра обвиняет ее в том, что она совершенно не любила и не любит родителей, и это в ответ на их заботу!

Она только смеется, запрокидывая голову, и этот смех звенит под потолком небольшой комнатки сестры. Тогда они поругались — но ей-то какое дело?

Когда она возвращается домой, приходится признаться хотя бы самой себе — она любила родителей. Искренне любила. Но теперь они мертвы, а зачем ее привязанность, когда они уже лежат в земле более года? К тому же, если за ее огонь пришлось отдать именно такую плату — она, в общем-то, не против. И да, — ухмылка своему отражению, — да, да! Она их больше не любит. Предпочитает даже не помнить.

Как хорошо! Она бежит по парку, совершенно не заботясь о том, чтобы не врезаться во что-нибудь. Или в кого-нибудь. Да и зачем ей? Это все глупости. Ей нужно не это — только горячий восторг, только ощущение огня под кожей и в сердце. Зачем ей еще кто-то? Глупости какие!

Друзья давно ушли, назвав бессердечной змеей. Она только хмурится, не понимая. Почему они не могут за нее порадоваться? Она не помнит первого месяца после той автокатастрофы. Но ведь это только к лучшему, правда? Тогда, она почти уверена, было очень-очень больно. А сейчас ей так восхитительно-легко! Совсем… «Пусто», сказала бы она, не будь ее огня. Ее счастья. Если ее не хотят принимать такую — что ж. Ну и пусть! Тот самый огонь не заберут!

«Не позволю! Не отдам!» — как набатом гремит в голове. Да, она готова бросить все и всех — они ей совершенно не нужны.

Она кружится по полю, изящно поправляя рыжие волосы. Она и сама как тот огонь, что полыхает внутри. То, что не вытерпит ее, будет неминуемо сожжено. Хватит. Ей надоело. Надоело подстраиваться. Как было тогда, до ее огня… А теперь она горит. Огонь не просто ее. Она сама — огонь. И будет жечь, если захочет того.

Неправда. Она всегда была огнем. Просто раньше это были язычки каминного пламени, веселые, но скованные. Теперь она — пожар, свободный, выжигающий себе путь. И этот путь без боли. Без ее боли.

Ей легко, ей свободно — разве нужно что-то еще? Зачем ей быть человечней? Это больно и страшно. И пусть она все еще чувствует, как все внутри полыхает — она сгорит сама. Сгорит или потухнет, да какая разница?

В этом году на ней немало предательств, немало «выгоревших» людей. Она только пожимает плечами — разве для них новость, что огню, чтобы гореть, нужны хворост и воздух? Без того или другого огонь неминуемо потухнет. Она потухать не хочет. Не в этот раз. Не теперь, когда она полыхает. Не теперь. И точка.

Да, она многих бросила. Да, едва ли это было красиво и вежливо, человечно. Едва ли ее оправдают.

Но, а зачем? Зачем ей их пустые разглагольствования? Их прощение? Все, что ей нужно она получила. И получает. И получит. Так, зачем? Зачем сестра, друзья? Ей просто хочется гореть. И она будет. Потом потухнет, но какая разница? Пока у нее есть все. И свобода, и «хворост». И ее огонь. И отсутствие боли — и физической, и моральной.

А врачи и психологи в один голос утверждали — будет больно. Очень больно. И — совсем нет. Вроде, никакие нервы повредиться не должны были… Хотя, какая разница? Она свободна. А все эти люди, жалеющие ее… Неужели им кажется, что инвалидом, который не может даже встать из-за боли, она была бы счастливее, чем огнем? Бред какой!

* * *

Пламя зажигалки дрожит и лижет пальцы. На глазах уже выступили слезы, трясутся плечи. На таких она, такая огненная она всегда смотрела с каким-то презрением. Таких даже было жалко жечь. Слишком отсыревший хворост.

А родители? Почему их нет, а она есть? И есть совсем-совсем не она.

Ссора с сестрой ее сломала окончательно. Добили уже друзья. А ей так больно… А ей даже не встать, боль скрутила все внутренности в тугой узел. Не получается даже вдохнуть полной грудью. Да, теперь она действительно сгорает.

Первые лучи солнца осветили ее, совершенно пустую.

Спустя час вновь разлился горячий восторг — вспыхнул огнем в сердце, разлился лавой по венам.

На губах — снова улыбка. В янтарных глазах снова счастье. Снова получается дышать. Снова изящно поправить огненно-рыжие волосы. Снова легко подняться с кровати и засунуть зажигалку в карман. Снова.

Круг замкнулся. Феникс вновь возродился из пепла.