Ангел. Мертвый ангел (джен)

Ангел. Наверняка любой представит хрупкое, эфемерное создание в белых одеждах, голубоглазое и белокурое. Такое прекрасно-неземное.

Ангелина — кроткая, мягкая и нежная. Невозможная мечтательница, повернутая на ангелах. Но разве это плохо? Право, девушка не видит в этом ничего плохого. Ангел. Она сама такая — как ангел. Как ее статуэточка на верхней полке над кроватью. Или на кухне. Или у телевизора. Или где-то еще — их слишком много, она сама не смогла бы назвать все места, где они стоят.

Ангелина и вправду ангел. Такой мягкий, нежный, та, которую надо защищать. Ведь она сама не может — слишком привыкла утешать и поддерживать.

Ангелина ходит в приюты — всего за ней, кажется, двадцать одно подобное заведение. Везде ее любят, везде дети сразу подбегают к ней, делясь последними новостями. Она смеется и играет вместе с ними, каждый раз принося сладости.

Ее любят все. И бывшие одноклассники, и родители, и одногруппники, и дети из приютов, и местные бездомные, и даже одна из дворовых собак. Ее нельзя не любить. Мягкая улыбка слишком подкупает, а аккуратные руки с тонкими запястьями и длинными пальчиками, привычными к игре на скрипке и пианино, так нежно обнимают, что нельзя не улыбнуться в ответ.

На любые обиды она звонко смеется, пытаясь сдержать слезы. И чувствуешь, что она вот-вот заплачет, но она лишь отворачивается, изящной рукой не менее изящно поправляя белокурые волосы так, чтобы они закрывали лицо. Она не слабая! Она закусывает губу — только бы не стать слабой.

Она тоже, кажется, любит весь мир — как иначе можно объяснить то, что она идет ему навстречу с мягкой улыбкой и распростертыми объятиями?

А еще она любит воду. И это правильно. До безумия правильно. Ведь не может ангел любить огонь, уничтожающий все на своем пути? Что за глупость!

У нее, кажется, хватает жизни на всех, даже на самоубийц-подростков, с недовольством, но все же прислушивающихся к ее мольбам попробовать пожить еще чуть-чуть. И еще. И так — до бесконечности.

Она учится на психолога. И это правильно. Кем еще может быть ангел, словно чувствующий, что нужно сидящему перед ним человеку?

Она кривится на занятиях по биологии и им подобным — ей противно то, что внутри людей. Ей не хочется смотреть на их органы, она отворачивается и шепчет: «Мерзость…»

* * *

— Линочка, — воспитательница в детском доме слишком, слишком беспокоится о ней, используя это мерзкое сокращение не менее мерзкого имени, — Может тебе не стоит так надолго оставаться тут? Я, конечно, очень признательна тебе, и дети тебя любят… Но уже стемнело! А сама ведь знаешь, что в городе стали люди пропадать…

— Не беспокойтесь, Ирина Валерьевна! — весело смеется девушка, — я живу не очень далеко! А если идти дворами и наискосок через парк, то и вовсе двадцати минут нет. А про пропажи… Да ладно, Вам! Не может же мне так не повезти!

Ирина Валерьевна неодобрительно хмурится, но ничего больше не говорит — ее все равно не услышат. Лина упрямая как баран! И о безопасности совершенно не заботится…

— Подожди, дворами и через парк? — взволнованно спрашивает женщина уже почти вышедшую Ангелину в одной только довольно легкой курточке поверх белого платья чуть выше колен. Ирина не раз говорила девушку одеться теплее, а та только звонко смеется на любые просьбы, — Может, пройдешь лучше через ту, главную улицу? — никакая улица не главная, Ангелина прекрасно это знает, но молчит. «Главной» улица стала только из-за того, что в этом части города, на самой его окраине — самая широкая и загруженная.

— Ну что мне может угрожать, — мягко улыбается девушка, — Всего двадцать минут! А эти слухи — просто слухи!

Она задорно улыбается и выбегает за дверь. Девушка бежит по ступенькам, минут пять вдоль дороги и затормаживает, вопреки всем законам логики, только когда входит в темный двор, и мрачные длинные тени (в любой книге такие тени предвещали бы неминуемую и смертельную опасность) окончательно скрыли светлую фигурку.

Она мечтательно бредет между спящих домов — вопреки убеждениям и первому впечатлению всех ее знающих, темнота вовсе не пугала. Отнюдь — мягко прятала от лишних и совершенно ненужных глаз.

Тихий свист едва нарушает окружающую тишину.

Но вот и дворы кончились, теперь совсем уже пустяки остались — семь-девять минут ходьбы наискосок сквозь парк, и она уже дома.

Да, несмотря на окружающую ее тьму она счастлива.

Впереди замаячила темная пошатывающаяся фигура — мужчина лет сорока, явно сильно выпивший. Девушка в темном парке, при том ухоженная и красивая, наводит только на вполне конкретные мысли, которые едва ли понравятся ей самой.

Она, конечно, замечает его. Чуть позже, но все-таки замечает. Этого времени и расстояния вполне хватает, чтобы беспрепятственно обойти его. Пусть и по сугробам (март выдался чересчур холодным), но снег лишь приятно холодит. Да, она сглупила, нацепив только тоненькие капроновые колготки, только холодящие и ни капли не греющие. Да, она дура. Но что поделать?

Мужчина что-то возмущенно орет, но лезть в сугробы не решается — его держит выпитое, уже шатающее, но еще не до конца отключившее мозг, и он прекрасно понимает, что не пролезет с той же легкостью за ловкой и миниатюрной девушкой.

Ангелина скрывается за деревьями, и уже давно не видит того мужчину. Тихий свист вновь нарушает тишину — и она замирает на мгновение, внимательно прислушиваясь. Истошный крик и удар тела о землю. Космо вновь быстр. А мужчину… жаль.

До самого подъезда ее преданно провожает тень черного, волкоподобного дворового пса с горящими огненными глазами.

Прежде чем закрыть дверь она оборачивается.

— Спасибо, Космо. Иди уже, — она даже позволяет себе легкую ухмылку, граничащую с веселым смешком.

Пес тихо скрывается во тьме, словно и не было его — так, галлюцинация.

* * *

— Лен, идем. Тебя ждут твои новые родители, — мягкая улыбка в сторону приютской девочки, — Уверена, ты полюбишь их. И они тебя.

— Но, Ангелина… Почему ночью? — Лена сомневается. С одной стороны, идти куда-то ночью, выбираясь через окно — странно, дико и неправильно. С другой, это же Ангелина! Столько раз приходившая и игравшая с ней! Почему Лена не должна верить Ангелине?

— Ну, ты же не хочешь заставлять друзей тебе слишком сильно завидовать? К тому же, завтра утром они уже уезжают… — у Лены вспыхивают глаза. Теперь она готова идти хоть на другой конец света, даже зная, что ее может подстерегать убийца. Тем более, что Лина столько раз ходила этой дорогой к себе, что и не сосчитать! И ничего с ней не случилось.

— Идем, — решительно заявляет Лена. Девочка даже не берет с собой вещи, у нее нет даже «любимой игрушки». Тащить же всю одежду слишком сложно обеим.

Ангелина улыбнулась, выпрыгивая из окна и помогая выбраться и девочке.

* * *

Ледяная вода из-под крана льется на руки уже больше десяти минут. «Снова придется переплачивать за воду. Как обычно, впрочем», — лениво отмечает Ангелина.

После закрывает глаза и утыкается лбом в холодное стекло. Девочка, разумеется, не виновата. Да и кто вообще может быть виноват (хотя бы в теории), если кровь — это жизнь? Она будет себя ругать, сильно ругать, ведь, дура, и вправду привязалась к девчонке… Может быть, все снова пройдет почти незаметно. Девчонка из приюта, стало быть, мало кому нужна, да и на «ангела» ни за что не подумают… Да и район далеко не самый безопасный… Да и ночь, темень… Может быть, появится кто-то, кого не подкупит ни ее внешность, ни ее поведение. Может быть все. Но это потом. А сейчас… Мертвые глаза встречаются со своим же отражением.

А сейчас ангелу, мертвому ангелу, тоже очень хочется жить…

Примечания:

Нда, написала и что-то подумала, больно сильно Ангелина на Миледи (из "Трех мушкетеров", если что) похожа... Хотя мотивация, однозначно, другая. И все же...