Визиты (гет)

Лидия — младшая из сестёр Беннет и новоиспечённая миссис Уикхем — едва не вываливается из коляски, стремясь показать всем сплетницам и сплетникам Меритона сверкающее колечко на своей изящной ручке. Она просто сияет и кажется настолько искренне счастливой, что Джорджу Уикхему почти совестно столь неделикатным способом возвращать её обратно на сидение — по правде говоря, он просто весьма резко дёргает её за руку, заставляя сесть рядом с ним.

Лидия громко взвизгивает, бросает на супруга недовольный, обиженный взгляд и довольно ощутимо, пусть и не больно, бьёт его по рукам. И тут же подскакивает снова, завидев одну из своих подруг. Уикхем на это лишь снисходительно фыркает. Сегодня он в удивительно хорошем расположении духа — вопреки всем опасениям Дэнни — и готов снисходительно спускать Лидии её мелкие капризы.

На Лидии неприлично роскошное платье — она всё-таки сумела выторговать его у мистера Гардинера и настояла на том, чтобы в нём же появиться в Лонгборне перед матерью и сёстрами.

Уикхем по-прежнему продолжает порой одёргивать её, когда Лидия, как ему кажется, наиболее близка к падению из коляски. Эта взбалмошная девчонка не успокаивается ни на секунду. Она вертится, смеётся, толкается, щебечет без умолку, не в силах и минуты просидеть спокойно. Лидия слишком счастлива и слишком взволнована предвкушением восторженных взглядов всех вокруг — взглядов, которых она вряд ли дождётся здесь, но вполне способна придумать себе самостоятельно. Уикхему не хочется её разубеждать.

Теперь, когда все его долги выплачены, жизнь кажется Джорджу Уикхему такой же прекрасной, как и в лучшие дни его детства и юности.

Да и что ему унывать?

Его супруга — самая беспечная и неугомонная девица Меритона, если не всей Англии. Она весьма недурна собой, к тому же в достаточной мере бестактна, легкомысленна и вполне способна заставить Уикхема расхохотаться даже тогда, когда он совсем не в том расположении духа, чтобы хотя бы улыбнуться.

То, что долги оказываются выплачены именно Фицуильямом, в первый миг отчего-то кажется ему почти унизительным — и оттого он просит сначала гораздо больше той суммы, которой, должно быть, ограничился бы человек, имеющий хоть какое-то представление о скромности и такте. В ту их встречу в Лондоне Уикхем словно наяву вспоминает своё детство в Пемберли. Вспоминает и годы после смерти старого мистера Дарси. И в груди вспыхивает желание стрясти с надменного и гордого Фицуильяма, столь не похожего на своего отца, как можно больше. Деньги есть деньги. И совсем неважно, кто их платит. А платит Фицуильям Дарси много и к тому же является тем самым человеком, которого Джордж Уикхем на дух не переносит. Что вообще может быть лучше получения большого количества денег от человека, который совершенно неприятен?..

Уикхем прекрасно знает — причина подобной щедрости может крыться лишь в нежных чувствах Фицуильяма к другой из сестёр Беннет, ибо в противном случае Фицуильям не выплатил бы Уикхему ни единого пенни. Это кажется ему забавным. Он почти уверен, в том, что вот-вот станет свояком Дарси — если только Элизабет Беннет окажется достаточно благосклонна. И Джордж Уикхем с усмешкой думает, что всё-таки детская мечта породниться с семьёй своего — покойного ныне — благодетеля вполне может свершиться.

Уикхем почти не страшится встречи с новоприобретённой роднёй — в конце концов, пару дюжин возмущённых и презрительных взглядов он легко переживёт. Пожалуй, неодобрение лишь одного человека в этой семье может быть ему хоть сколько-нибудь неприятно. Да и его он снесёт без особых душевных мук.

Лидия же и вовсе с восторгом предвкушает эту встречу. Ей кажется, что мать и сёстры кинутся к ней с объятиями и поздравлениями. Она представляет — и в красках описывает Уикхему — как выбежит к ней её несравненная матушка, как кинется её целовать и обнимать, как будут с завистью выспрашивать все подробности «её маленького приключения», как она это называет, её старшие сёстры, «вовсе не такие удачливые в любви и замужестве». Она представляет, как будут охать и поздравлять её слуги — и обязательно миссис Хилл, что вечно твердила, что с нравом Лидии хорошего мужа ей никогда не найти. Она предвкушает так же и то, как покажется Марии Лукас — сестре «этой дурнушки Шарлотты» — и миссис Филипс, и остальным соседям (а главное — соседкам), которым она ещё не успела ткнуть в лицо своим обручальным колечком.

Об отце Лидия не говорит ни слова. За все те дни, что они провели в бегах, она ни разу его не упомянула — хотя непрестанно твердила о матери и сёстрах (нечто вроде «О, Китти с ума сойдёт, когда узнает!», «Мистер Бингли обязательно женился бы на Джейн, будь у неё хоть капля моей смелости!» или «Лиззи, должно быть, кусает себе локти от зависти!» Уикхем слышал от неё постоянно).

Уикхем едва ли вправе осуждать её за это. К своему отцу — ныне уже лет пять как покойному — он до сих пор питает не самые лучшие чувства.

Лидия, кажется, ликует от одной мысли, что она замужем за офицером. Ещё в большем восторге она от мысли, что ей ещё нет шестнадцати, что она младшая из пяти сестёр Беннет, но теперь её сёстрам следует обращаться с ней много почтительнее, нежели раньше, и — хотя бы некоторое время — заходить в обеденный зал после неё. Лидию просто распирает от гордости и осознания — пожалуй, не в полной мере верного — своего нынешнего положения.

Уикхем тайком — ладно, пусть не совсем тайком — посмеивается над своей маленькой жёнушкой, но не говорит ни слова о том приёме, который им на самом деле могут оказать. Он намерен провести все десять дней в Лонгборне как можно приятнее. В конце концов, им предстоит почти сразу же отправиться в Ньюкасл. И Уикхем не собирается упускать ни единого шанса повеселиться, вкусно поесть и выпить вдоволь, пока представляется такая возможность.

Уикхем помогает Лидии вылезти из коляски, когда они, наконец, оказываются на месте. Лидия второпях всё равно спотыкается и почти падает ему в руки. И тут же заливисто хохочет, принимаясь рассказывать супругу, что точно так же споткнулась, когда уезжала из Лонгборна в Брайтон. Уикхем уже привычно пропускает мимо ушей большую часть болтовни Лидии, лишь улыбается ей и иногда кивает. Вероятно — порой невпопад. Впрочем, его маленькой супруге нет до этого никакого дела.

Лидия влетает в Лонгборн шумным вихрем, по-детски счастливым и беспечным, сотканным сплошь из глупостей и голубых кружев и лент. Она всё та же нелепая, взбалмошная и бестактная девчонка, что уезжала погостить к подруге в Брайтон.Она улыбается, смеётся, почти бегом пересекает холл и, не дожидаясь, пока Уикхем с ней поравняется, врывается в комнату, где уже собралась её семья.

Матушка Лидии — поистине замечательная женщина — встречает младшую дочь и её супруга с поразительным радушием, учитывая все обстоятельства свадьбы. Она бросается к дочери с распростёртыми объятиями — почти так, как Лидия себе и представляла, — а вошедшему следом Уикхему протягивает руку с такой нежной улыбкой, что у него самого в груди разливается нежность и щемящее чувство потери, которое когда-то нахлынуло на него при известии о смерти его собственной матери.

Он безжалостно сбрасывает с себя это воспоминание, отмечая, что теперь совсем не время им предаваться. И улыбается. И целует руку миссис Беннет со всей возможной учтивостью (о, как часто приятные манеры защищали его от заслуженной кары, что в детстве, что теперь).

Отец Лидии, к которому они затем подходят, не столь сердечен. Однако Уикхем спокойно и смело — другие сочли бы это наглостью — улыбается ему и пожимает руку. А Лидия и вовсе щебечет нечто столь легкомысленное и бестактное, что лицо мистера Беннета приобретает и вовсе суровое выражение, а на лицах двоих сестёр Лидии — Элизабет и, кажется, Джейн — появляется крайнее негодование.

Впрочем, Лидия этого не замечает.

Она подходит к каждой своей сестре и практически заставляет их всех принести ей свои поздравления. Она каждой показывает своё обручальное колечко, красивые перчатки и платье, на которое мистер Гардинер едва согласился. Лидия вертится перед ними и едва не прыгает от восторга — только осознание себя в роли замужней дамы заставляет её вести себя самую малость более зрело.

Уикхем улыбается новой родне так любезно, как только может. Он любезничает — каких усилий стоит ему сдерживать себя, чтобы не расхохотаться, но выглядеть вполне учтивым и приятным в общении — с миссис Беннет, что расплывается в улыбке, кажется, от одного звука его голоса — умение хорошо и красиво говорить покойный мистер Дарси когда-то считал едва ли не наиболее важным из умений сына и воспитанника, и Джордж старательно постигал это мастерство. Должно быть, куда более старательно, чем все иные. Одна из сестёр Лидии (она старше Лидии, но младше других) всё вертится вокруг него, с восторгом глядит на колечко младшей сестры и на Уикхема. Тот говорит ей несколько слов, и она заливается румянцем и хихикает, но тут же с опаской глядит на отца и тушуется.

— А здесь ничего не изменилось! — заявляет Лидия ничуть не смущаясь, когда все, наконец, рассаживаются по местам. — А ведь с тех пор, как я покинула Лонгборн, прошло не так уж мало времени!

Две старшие мисс Беннет по цвету лица, пожалуй, вполне могут соперничать с клубникой. Это кажется Уикхему весьма забавным.

Цвет лица Лидии же совершенно не меняется. Уикхем готов поспорить на какую угодно сумму — его тоже.

Уикхему достаётся место рядом с Элизабет. Он слышит восторженные аханья, вздохи и расспросы, которыми вдоволь награждают Лидию миссис Беннет и младшая из её старших сестёр, и не слышит, но вполне может себе представить скрип зубов мистера Беннета.

На лице Элизабет такое выражение, что Уикхем никак не может сдержаться от весьма недостойного поведения и с самым беспечным видом принимается расспрашивать её о их общих хартфордширских знакомых. Он готов поклясться — будь Элизабет самую малость менее благовоспитанной, она бы уже залепила ему пощёчину.

— Ведь я уехала целых три месяца назад! — доносится до Уикхема звонкий голосок Лидии (за всё время их жизни в Лондоне он успевает понять, насколько громкими бывают юные легкомысленные барышни, которых не пускают в театр, и что через пару-тройку таких вечеров мигрень будет преследовать его постоянно). — А мне, честное слово, чудится, что пролетело каких-нибудь две недели. Однако за это время произошла уйма всяких событий. Боже правый, когда я уезжала отсюда, мне и в голову не могло прийти, что я вернусь сюда замужней дамой! Впрочем, мне всё же казалось, что это было бы очень забавно.

При этих словах мистер Беннет смотрит на Лидию с таким взглядом, какой в далёкие детские годы Уикхема обещал бы ему хорошую порку. Старшая из сестёр тут же тушуется, а Элизабет посылает Лидии не менее выразительный, чем у отца, взгляд. Но эта невозможная девчонка предпочитает ничего не замечать! Уикхем не удерживается от смешка, но никому, кажется, нет до этого дела — все взгляды (восторженные у миссис Беннет и, кажется, Китти и неодобрительные у всех остальных) прикованы к Лидии, которая продолжает весело щебетать.

Она принимается рассказывать о том, как они «с миленьким Уикхемом» добирались до Лонгборна (и, разумеется, о том, что Лидия продемонстрировала сверкающее на своём нежном пальчике колечко едва ли не доброй половине Меритона).

Элизабет вскакивает и выбегает из комнаты так скоро, что Уикхему едва-едва не становится совестно.

Джейн подавляет в себе вздох и с грустным неодобрением смотрит то на Лидию, то на Уикхема. Она кажется более бледной, чем в их последнюю встречу, и несколько исхудавшей. Переживания о судьбе беспутной младшей сестры и, кажется, несостоявшейся помолвке делают своё дело. Хотя Джордж Уикхем уверен — как только он и Лидия отправятся в Ньюкасл, большая часть тревог покинет старшую из мисс Беннет.

— И всё-таки, свадьба принесла бы всем гораздо больше удовлетворения, если бы были соблюдены все приличия! — произносит Мэри Беннет, морща носик (единственное, пожалуй, что есть в её лице красивого).

Уикхем отвечает ей на это лишь мягкой улыбкой, про себя отмечая, что лишь единственному человеку в этом дома хватило смелости — или бестактности — указать на это обстоятельство. Зато Лидия этим не ограничивается.

— Но, Мэри! — восклицает она с таким искренним возмущением, что становится просто невозможно с ней спорить. — Это ведь было бы совсем не так весело!

Лицо мистера Беннета приобретает то выражение, только взглянув на которое Уикхем сразу понимает — больше, чем на положенную сотню фунтов в год при жизни мистера Беннета в этом доме он и Лидия могут не рассчитывать даже тогда, когда гнев от их выходки поутихнет. Впрочем, тут же думает Уикхем, он не особенно на это надеялся и до визита в Лонгборн.

— Ах, Джейн, — говорит Лидия, пожимая худеньким плечиком, когда они направляются в столовую, — мне теперь полагается занять твоё место, а тебе — сесть подальше. Ведь я уже замужем.

Беспечное самодовольство Лидии, кажется, приводит Джейн Беннет в отчаяние.

Вместе с тем, в комнату так же входит Элизабет Беннет, несколько пришедшая в себя. Уикхем в это время как раз занят разговором с Мэри Беннет, и на лице Элизабет появляется весьма заметное чувство облегчения от одной мысли, что ей некоторое время не придётся говорить с ним.

Уикхема это уязвляет его гораздо сильнее, чем он предполагал

— Ох, маменька, Китти! — хлопает в ладоши Лидия, подскакивая и едва не снося со стола тарелку с супом. — Мне просто не терпится повидать Марию Лукас! И Энн Кроуфорд! И миссис Филипс! Ну и остальных тоже... Представляешь — они теперь должны звать меня «миссис Уикхем»! Не правда ли, это чудесно? Я так хочу услышать, как они обратятся ко мне: «миссис Уикхем»!

Миссис Беннет и Китти тут же принимаются убеждать совершенно в этом не нуждающуюся Лидию, что это действительно чудесно и что услышать подобное — предел всяческих мечтаний. Китти смотрит на колечко и на супруга сестры с плохо скрываемой завистью. И осторожно поглядывает на отца и старших сестёр — не слишком ли её поведение их злит.

Сразу после обеда новоиспечённая миссис Уикхем бежит показывать обручальное кольцо служанкам, а Джордж отправляется вслед за мистером Беннетом в кабинет, чтобы обсудить некоторые вопросы, касательно их с Лидией денежного содержания.

Уикхем видит, что мистер Беннет с удовольствием вышвырнул бы младшую дочь и её беспутного супруга прочь. Однако он оказывается гораздо более учтив (пусть сердечности его манерам и не достаёт), чем были бы многие на его месте. К тому же, мистер Беннет знает о Джордже Уикхеме совершенно недостаточно, чтобы привести его в ярость или смущение.

Этот разговор оказывается гораздо менее тяжким, чем Уикхем себе его представлял. Он как можно более искренне улыбается мистеру Беннету. Раскланивается. Рассыпается в фальшивых благодарностях. Уикхем думает вдруг, что он проделывает нечто подобное всю свою жизнь и так часто, что его самолюбие вовсе перестало от этого страдать (по правде говоря, оно перестало от этого страдать в первый же раз, когда маленькому Джорджу удалось избежать тяжести отцовской руки).

Когда они снова собираются в комнате для завтрака, у Уикхема отчего-то такое прекрасное настроение, что он готов расцеловать Лидию — совершенно бесстыдным образом — прямо у семейства Беннет на глазах. И он вполне убеждён — эта взбалмошная девчонка вовсе не будет против.

Лидия в это время призывает своих сестёр отправиться в Брайтон, чтобы «добыть себе мужей», а после выражает непоколебимую уверенность, что в Ньюкасле, где они пробудут, как минимум, всю зиму, обязательно будут устраиваться балы, а значит, если маменька и сёстры навестят её, у них, несомненно, будут отличные кавалеры.

— Вы можете одну или двух сестёр оставить у нас! — заявляет Лидия столь уверенно, что Уикхем едва не давится чаем и уже собирается начать молиться о том, чтобы благоразумие главы семейства Беннетов хоть этот раз взяло верх над желанием поскорее избавиться от дочерей — иначе объяснить разрешение столь легкомысленной девчонке, как Лидии, ехать одной в Брайтон он не может.

Впрочем, увидев выражение на лице мистера Беннета, он тут же успокаивается, вовремя сообразив, что подобный исход едва ли возможен.

Уикхем с лёгкостью сносит остаток дня — его юная супруга использует любой повод, чтобы назвать его «своим дорогим Уикхемом» и расписывает все его достоинства от умения весьма недурно держаться в седле до навыков стрельбы и фехтования, а в остальном разговоры становятся намного скучнее. Миссис Беннет со своими дочерьми вовсю обсуждают наряды, что следует надеть завтра на приём у Лукасов. И если Лидия и Китти почти визжат от ликования и счастья, трое старших ведут себя гораздо спокойнее и пристойнее. Мэри и вовсе утверждает, что обсуждение нисколько ей не нравится (и, Джордж Уикхем в этом почти уверен, по какой-то удивительной причине не менее старательно выбирает платье, чтобы казаться гораздо менее симпатичной, чем есть на самом деле). Разговор же Уикхема с мистером Беннетом держится лишь на несколько неловких шутках первого. Впрочем, в кои-то веки Уикхем может говорить вволю, не заботясь о желании собеседника тоже говорить, так что он чувствует себя вполне удовлетворённым таким стечением событий.

За весь вечер Лидия даже не говорит ничего чересчур глупого или совсем уж нескромного — так она увлечена тем, какое платье ей следует завтра выбрать (Уикхем слышит, что она решительно отметает кремовое, белое и светло-розовое, сочтя их недостаточно яркими для подобного случая, и, немного подумав, заявляет, что светло-голубое тоже не подходит, если она желает всех поразить).

Когда приходит время расходиться по спальням, Лидия всё не может наговориться с матерью и Китти. Уикхем, давно отправившийся в предоставленную им комнату, валяется на кровати — поленившись даже снять с себя мундир — и с усмешкой слышит звонкий голосок своей супруги, принявшейся со свойственным ей пылом убеждать сестру в прелести подобного бегства замуж под покровом ночи.

Наконец, голоса затихают. Зевая, Уикхем думает, что было бы неплохо раздеться. Через несколько минут — он уже практически засыпает — в его голову приходит мысль, что тишина за дверьми их с Лидией спальни должна его настораживать. В конце концов, в прошлый раз эта глупая девчонка, улучив момент, выбралась на улицу. Одному Господу Богу ведомо, чем это могло бы закончиться. Сон с Уикхема в одно мгновение слетает.

Он, вовсю чертыхаясь себе под нос, подскакивает, обувается и уже собирается отправиться на поиски своей несносной супруги.

— О, Лиззи! Ты и этот занудный мистер Коллинз составили бы прекрасную пару! — кричит Лидия за мгновение до того, чтобы всё-таки прошмыгнуть в супружескую спальню, и, повернувшись, сталкивается с уже почти покинувшим спальню Уикхемом.

— Я думала — ты уже спишь! — говорит она со смехом, принимаясь оглаживать пуговицы на мужнином мундире. — Папенька, маменька и все мои сёстры — кроме Лиззи — согласны, что ты просто прелесть!

Уикхем многозначительно фыркает, а Лидия, отстранившись, начинает поспешно скидывать с себя туфли, перчатки и платье. Она переодевается достаточно быстро — и почему-то ничуть не смущаясь его присутствия — и скоро оказывается в ночной рубашке.

— Скоро ты? — бросает она нетерпеливо, уже закутавшись в одеяло, не оставив супругу даже краешка. — Погаси свечи! Я хочу спать — завтра столько всего нужно сделать!

Уикхем с усмешкой гасит свечи и, раздевшись, забирается в постель.