Лебеди Туонеллы (джен)

Черны воды Туонелы. Когда от реки дует ветер, он несёт не прохладу, а смрад гнилой воды. Когда ветер к реке дует (а это значит, что прошла где-то война или мор), тысячи душ летят, воют и стонут, пока не упокоятся в мутной глубине.

Не плещется в Туонеле рыба, не растут, извиваясь, водоросли: не для живых течёт эта река. Только плавает, грациозно скользя по зеркальной чёрной поверхности, лебедь — хозяин Туонелы.

Встречает он каждого, кто, отжив свой срок, спускается к водам мёртвой реки. Человек праведный видит, как белоснежный лебедь подплывает к берегу и зовёт за собой. Тихий покой найдёт человек праведный в водах Туонелы.

К человеку дурному подплывает хозяин Туонелы в образе лебедя чёрного, как уголь. Шипит роковая птица. Словно змея, извивается тонкая шея. Покойник и рад бы сбежать, да не может — ноги сами влекут его в чёрную бездну вод. Боль и страдания ждут человека дурного в царстве мёртвых.

* * *

Судья Олли Руумис стоял на берегу Туонеллы, вспоминая, как уже ждал здесь, на берегу, решения своей судьбы... Долго ждал, неотрывно глядя в чёрные воды мёртвой реки. Так долго, что потерял счёт времени.

Ждал, пока не появился перед ним змей Айатар.

И рассказал змей судье, что дело его потеряли, а без бумажки не пройти ему в царство мёртвых. И помощь предложил — правда, не бесплатно.

— Души мне нужны, — объяснил змей, — только, я сам не знаю, какие. Ты — судья, ты и решишь, которые попадут ко мне. Нужно семь душ. Никаких контрактов кровью подписывать не придётся. Живём не в Средневековье — всё автоматизировано. Вот аппарат.

Змей щёлкнул хвостом, и в руках у Олли появилась тяжёлая чёрная зеркалка.

— Пользоваться просто. Сначала кнопочку нажимаешь наполовину, потом дожимаешь полностью, и готово: душа попалась.

Судья Руумис вновь оказался в мире живых. Сейчас он не помнил, кто попался ему в объектив. Никого не помнил, кроме девушки Оли, с которой, представившись вымышленным именем, познакомился в Москве, на Патриарших. Девушки, которую он так и не сфотографировал...

Оля отличалась от всех его предыдущих жертв: если раньше ему стоило посмотреть на любую из шести встреченных им душ, и он тут же откуда-то узнавал всю их подноготную, то на этот раз такого озарения не было, только смутные предчувствия. Да лебеди на пруду странно на неё среагировали.

Олли сомневался — не мог понять, в чём её грех.

— Ты — судья, ты и решай, — всплыли в мозгу слова змея.

И тут Руумиса озарило. Ему показалось, что он, наконец, разгадал ребус Айатара. Фотограф поймал жертву в видоискателе, положил палец на кнопку затвора. Но онтолько притворился, что сделал снимок, после чего обратился к девушке:

— Оля, а не могли бы вы меня здесь снять? Это просто: нажимаете кнопочку сначала наполовину, потом до конца.

* * *

И вот теперь Олли Руумис снова ждал на берегу Туонеллы. Но, как и в прошлый раз, перед ним появился змей Айатар.

— Мне понравилось, как ты работаешь, судья Руумис, — сказал он, — и я хочу взять тебя в штат в своё ведомство. Предлагаю и в загробном мире поработать судьёй. Дело тебе уже знакомо, техника тоже — надо будет раз в год выбираться с мир живых и делать семь снимков тем самым аппаратом, который сейчас у тебя в руках. Ну что, согласен?

— Работа везде работа, — пожал плечами Олли. — Всё лучше, чем маяться бездельем и ждать конца мира. Согласен.

— Тогда не будем терять времени. Садись в лодку, поплыли оформляться.

Теперь на реке появились лебеди. Их было двое — белый и чёрный. Как два старинных галеаса, подошли к самому берегу и развернулись. Оказалось, что они запряжены в маленькую лодочку. Олли скептически посмотрел на предложенное ему плавсредство — не потонуло бы под его весом.

— Забирайся смелее, — ухмыльнулся Айатар. — Не бойся, не потонет — и потяжелее груз выдерживала.

* * *

Олли Руумису доводилось читать разные описания загробного мира — обиталища богов и демонов — и нигде не говорилось, что он похож на контору. Но глазам судьи предстала контора.

Небесная (или подземная — кто там разберёт) канцелярия была именно канцелярией: длинный коридор, по обе стороны ряды дверей, за которыми слышались тихие разговоры, шуршание бумаг, стук пальцев по клавиатуре пишущей машинки. Из двери у дальней стены выпорхнула секретарша со стопкой папок, процокала по коридору — то ли на каблуках, то ли на копытах — и юркнула в другую дверь, мимо которой Олли только что прошёл.

Оформление было быстрым — бывший судья, а ныне судия душ человеческих, подписал несколько бумаг, расписался в получении техники, прошёл инструктаж.

— Теперь поселяйся, — Айатар положил на большой конторский стол ключи, — сегодня отдыхай, а завтра с утра приступишь к работе. Будешь постепенно входить в курс дела. А там и время командировки подойдёт.

Выделенное Олли жилище напоминало номер недорогой гостиницы для командировочных. Сразу за входной дверью была маленькая прихожая с вешалкой для одежды. Комната небольшая — в ней помещались только узкая кровать с прикроватной тумбочкой, стол и два стула. Маленькая ниша за занавеской в дальней стене играла роль платяного шкафа. Кухни не было. Олли задался вопросом, есть ли здесь столовая, или хотя бы кафе где-нибудь поблизости? И тут же одёрнул себя: "Я же, вроде как, умер. А покойникам есть не надо".

На следующий день, как и было приказано, Олли пришёл в контору. Личные дела людей хранились из рук вон плохо, и на полках царил полный хаос. Не было никакого разделения — ни по возрасту, ни по странам, ни даже попросту по алфавиту. Да о чём говорить, если даже дела живых и уже умерших валялись вперемешку. Не удивительно, что не смогли найти его дело, когда он умер — попробуй-ка отыщи что-нибудь в этаком бардаке. Аккуратист и педант Олли Руумис не мог спокойно смотреть на подобное безобразие

И он с удивительным для мертвеца энтузиазмом принялся за наведение порядка и систематизацию. Сначала создал каталог разделов, а потом взялся за сортировку дел. Каждое надо было внимательно прочитать, чтобы определить, в какой раздел его помещать. Олли так закопался в эту работу, что дневал и ночевал в конторе, благо, не испытывал потребности ни в еде, ни в отдыхе. Ему, конечно, выделили помощника, но судья очень быстро понял, что тот не имеет ни малейшего понятия об организации рабочего пространства, и вытолкал недотепу взашей — чтобы под ногами не путался.

Наконец настал великий день — последняя из абы как валявшихся папок заняла отведённое только ей место на полке. Довольный собой судья Олли Руумис ещё раз обвёл взглядом идеальный порядок, усмехнулся, поднял со стола объёмистую тетрадь, в которой помещался полный каталог, и отправился к начальству — отчитываться о проделанной работе.

А через два дня он взял свой фотоаппарат и отправился в мир живых.

* * *

Олли Руумис снова стоял на Патриарших прудах и любовался закатом. С тех пор, как он был здесь в прошлый раз, минуло шесть лет. Он в шестой раз вышел в мир со своей чёрной зеркалкой, чтобы ловить души. За время предыдущих командировок он успел увидеть множество городов, в которых никогда не бывал при жизни. В объектив его аппарата попадали маньяки, коррумпированные политики, продажные судьи, просто бездельники и прожигатели жизни. Был в списке также основатель секты, практикующей бессмысленно жестокие ритуалы и активно промывающей мозги неофитам, а ещё террорист-фанатик, взорвавший бомбу в заполненном народом молодёжном клубе.

Вот только в Москву до этого дня так и не удавалось попасть.

И, наконец, он снова здесь, на Патриарших. Те же яркие краски заката, те же пруды, те же лебеди. Хотя изменения всё же были — у пруда стоял художник с мольбертом и сосредоточенно рисовал. Точнее, художница. Олли захотелось посмотреть, что же она рисует, и он подошёл поближе. На разелённом пополам листе ватмана были лебеди. Справа спокойно скользящие поводе, как сейчас, а слева на что-то разозлившиеся — чёрный яростно хлопал крыльями, а белый вытянул шею и раскрыл клюв. Услышав за спиной шаги, девушка обернулась, и судья с удивлением узнал Олю.

— Здравствуйте, Оля! — Улыбнулся он.

Девушка с удивлением посмотрела на поздоровавшегося с ней иностранца и недоумённо спросила:

— Мы знакомы?

— Юхан. Помните, я сфотографировал вас здесь, у пруда? А потом вы меня.

— Ах, Юхан… Я хотела найти ваш снимок в интернете, но не нашла. Вы не публиковали его?

— К сожалению, я потерял флешку, так что, фотографии не сохранились.

— Жаль... А знаете, наша встреча стала спасительной для меня. Я в тот год поступала в Академию художеств в Питере и срезалась на живописи. Была настолько расстроена этим фактом, что почти согласилась с рассуждениями тётушки о том, что художник — не профессия, что стоит получить специальность, с которой можно будет устроиться на хорошую денежную работу. Собиралась бросить живопись и пойти на курсы бухгалтеров, после которых легко было бы поступить на экономический. Только перед тем, как резко изменить свою жизнь, решила съездить к подруге в Москву. Два дня мы надирались до поросячьего визга и жаловались друг другу на вселенскую несправедливость, а перед отъездом я пошла прогуляться и забрела на Патриаршие. А там вы с вашим фотоаппаратом, и эта пара лебедей. Пришла я с прогулки, взяла лист бумаги и стала рисовать их по памяти. И поняла, что не могу не рисовать, что ни на какие бухгалтерские курсы не пойду, а буду на следующий год поступать снова. Устроилась работать художником-оформителем, а на следующий год успешно сдала все экзамены и поступила. Уже заканчиваю — будущий год дипломный.

Они проговорили до вечера. Олли тоже рассказал о себе всё. Теперь он понял, почему в прошлый раз он не увидел, какой же грех у Оли — он ещё не был совершён, а существовал только в мыслях. И грех этот тяжёл. Возможно даже, самый тяжкий из грехов человеческих — попытка отказаться от божьего дара. И как же хорошо, что он так и не был совершён.

* * *

Наступил вечер, начинало темнеть, в парке зажглись фонари. Олли уже собрался уходить, когда увидел прогуливающегося по дорожке уверенного в себе и явно не бедного мужчину. Приглядевшись, заметил, как за ним неотступно следует полупрозрачная тень худенького юноши с пухлой растрёпанной тетрадью. И понял, что этот человек совершил тот самый грех, от которого отказалась Оля — предал своё призвание и отказался от божьего дара ради обеспеченной жизни. Слегка сдвинувшись, чтобы призрачный юноша с тетрадкой не попал в кадр, поймал мужчину в видоискатель и без колебаний нажал на кнопку затвора.