Искупление (джен)

Воскресенье, два часа дня. Отвратительная погода вполне соответствовала душевному состоянию мальчика-тигра. Натянув капюшон и спрятав руки в карманы, Накаджима плелся по размокшей дороге, пачкая обувь в грязи. Если бы в эти минуты кто-нибудь заглянул ему в лицо, то не увидел бы ничего особенного. Никакой скорби, никакой горечи. Равнодушное, немного туповатое выражение лица, весьма странное для того, кто решил посетить могилу погибшего наставника. Хорошо, что в душу так просто не заглянешь. Ибо в душе Ацуши бушевало цунами, смывая и унося в океан все то, во что мальчик верил, чему поклонялся. Больно. Адски больно.

Со дня смерти детектива-суицидника Осаму прошло уже две недели. Позади похороны, на которых Ацуши то и дело ловил на себе горящий злобой и ненавистью взгляд Акутагавы. Ну еще бы… Накаджима был с Дазаем в последние минуты, слышал его последние слова. Рюноске душу бы продал за такую возможность, за такую неслыханную честь, но садистка-судьба распорядилась иначе и Осаму умер на руках у Ацуши. Да тигра убить мало за это! Дазай так и не признал Акутагаву. Теперь уже никогда не признает.

Накаджима остановился у могилы Осаму, смотря на нее все тем же равнодушным взглядом. В его душе бушевал уже настоящий торнадо, но на лице это никак не отражалось. Мальчика захлестнули воспоминания, он скинул капюшон и запрокинул голову, подставив лицо дождю. Больно. Боль выворачивает душу наизнанку, выкручивает, сжимает. Хочется орать, царапать себе щеки острыми тигриными когтями, грызть руки звериными зубами, выть, рычать. А лучше всего было бы лечь на мокрую землю рядом с могилой Дазая и тихо, спокойно скончаться.

Началась эта страшная история с внезапного исчезновения детектива. Дазай не пришел на очередное собрание, вызвав ярость Куникиды и насмешки прочих членов Агентства. Со всех сторон посыпались глупые шутки о двойном суициде, но Ацуши не смеялся. Чувствуя странное беспокойство и сославшись на плохое самочувствие, он ушел пораньше и провел остаток дня в тревожных раздумьях. Интуиция Накаджимы в этот день просто взбесилась, он чувствовал, что должно произойти что-то страшное. И жизнь его после этого страшного уже не будет такой, как прежде. На следующий день Накаджима буквально ворвался в Агентство, хлопнув дверью и нервно обшаривая глазами помещение. Дазая не было.

Ацуши поделился своими раздумьями с Кекой, надеясь, что она немного развеет его мрачное настроение. Но она выразительно покачала головой и велела Накаджиме готовиться к худшему. Благодаря работе в Мафии у Кеки выработалось невероятное, звериное чутье, которым она вовсе не гордилась. Кека не любила Дазая, но испытывала жалость к мальчику-тигру, обожавшему Осаму. Ацуши открыл ей новый мир и Изуми не могла спокойно смотреть на его страдания. Девушка хотела успокоить Накаджиму, сказать, что с Дазаем все в порядке, но она не умела лгать. Она не смогла бы произнести лживые слова даже ради спокойствия друга. Чутье говорило ей о том, что Осаму мертв или находится на пороге смерти.

… Дазай отсутствовал три недели, поиски ни к чему не привели. Куникида высказал предположение, что Осаму наконец-то осуществил свою заветную мечту, но Ацуши не хотел в это верить. Накаджима набросился на Доппо чуть ли не с кулаками, защищая Дазая.

— А почему бы и нет? — пожал плечами Куникида. — Дазаю плевать на Агентство, на нас. И на тебя тоже. Для него в порядке вещей пойти и утопиться, подставив своих коллег. Да он нас и коллегами-то не считает. Так, бегают людишки какие-то, мешая размышлять о суициде.

Ацуши даже отвечать не стал, настолько сильны были боль и обида. Весь день Накаджима пребывал в каком-то трансе, а вечером, уходя с работы, даже не попрощался с Доппо и Кекой. На улице внимание тигра привлекла небольшая компания, разглядывающая нечто, лежащее на асфальте. Растолкав зевак, Ацуши пробился в центр и увидел, что на асфальте лежит человек, с головой закутанный в окровавленную простыню. Живой? Мертвый? Непонятно.

Набрав в легкие побольше воздуха и обмирая от липкого ужаса, Ацуши сдернул с человека простыню, от чего тот громко вскрикнул. Увидев лицо Дазая, искаженное гримасой страдания, Накаджима невольно отшатнулся. Волосы Осаму слиплись от крови, обнаженное тело было покрыто страшными ранами, мутные глаза смотрели на Накаджиму, не моргая.

— Ужас какой! — подал голос один из зевак. — Его пытали, и страшно.

— Это же знаменитый Осаму… — произнес другой.

— Угу, детектив-суицидник.

— Вызовите «скорую»!

Ацуши присел рядом с Дазаем. Шок был настолько сильным, что Накаджима не мог произнести ничего связного, только мычал и скулил. Пока зеваки вызывали «скорую», тигр тщетно пытался произнести хоть одно слово. Слова застревали в горле, Ацуши давился ими. Руки тряслись, с большим трудом Накаджиме удалось положить голову Дазая к себе на колени, достать из кармана носовой платок и начать стирать запекшуюся кровь.

Рваные раны, коросты, нарывы…Ожоги… Гематомы... Зрачки Осаму расширились от боли, он пытался оттолкнуть Ацуши, но силы постепенно покидали изуродованное тело. Дазай застонал, когда Ацуши прикоснулся к ране на щеке, задергался в тщетных попытках вырваться. Накаджима старался не смотреть на кисти и ступни Дазая, так как они представляли собой отвратительное и ужасное зрелище. С них была полностью содрана кожа. Ацуши хотелось заплакать, но в глаза словно песок насыпали, спасительная влага из них не лилась. И тигр продолжал свои бесполезные действия, стирал кровь, прекрасно понимая, что это ничем не поможет Дазаю.

— Кто это сделал? — с огромным трудом произнес Ацуши, немного придя в себя.

Дазай вздрогнул, захрипел, прищурился. Каждая клетка его тела вопила от боли, которую детектив не выносил. Ответить Ацуши Осаму смог только с третьей попытки.

— Неважно. Совсем неважно,— на губах Дазая выступила кровавая пена.

— Почему неважно?! Кто? Кто? — Ацуши, забывшись, заорал в полный голос.

— Все правильно. Все так, как и должно быть. Я это заслужил. Око за око.

— О чем ты?

— И зуб за зуб, — произнеся эти слова, Осаму снова судорожно дернулся, а затем обмяк и затих. Тщетно Ацуши тряс его за плечи, кричал, срывая голос и обливаясь холодным потом. Кто-то из зевак оттащил Накаджиму, но тот вырвался, укусив мужчину за руку, и снова бросился к Дазаю.

Окружающий мир словно перестал существовать. Существовало только тело Осаму и кровавая лужа, расплывшаяся под ним. Ацуши набросил на тело простыню и закрыл погибшему глаза. Око за око и зуб за зуб? Выходит, это была месть? Дазай многим перешел дорогу. Накаджима почувствовал дурноту, отвернулся и его вырвало. Разум тигра отказывался воспринимать смерть наставника, перед глазами сгустился туман, Ацуши пошатнулся и упал в лужу собственной рвоты.

Дальнейшие события Накаджима помнил смутно. Какие-то незнакомые люди, бегающие, суетящиеся. Ужас в глазах сотрудников Агентства. Объяснения с Мафией. Ничего не давшие поиски виноватых. Похороны. Глупые утешения. Скорбные речи. Венки. Фотография улыбающегося Дазая на памятнике.

Ацуши мотнул головой, отгоняя наваждение. Сейчас не стоит предаваться болезненным воспоминаниям, он пришел почтить память Дазая. Это потом Накаджима будет сидеть в своей комнате, предаваясь тоске. Потом, не сейчас. Ацуши протянул руку и дотронулся до фотографии, на которой Осаму насмешливо улыбался и подмигивал. Этот человек был душой Агентства, хотя никто этого не осознавал. Поняли только теперь, потеряв веселого суицидника.

Накаджима вдруг вздрогнул, услышав за спиной шаги. Резко обернулся и увидел Акутагаву, приближающегося к могиле.

Ацуши почувствовал, как по позвоночнику стекла струйка холодного пота. Сейчас он меньше всего на свете желал увидеть Рюноске, этого психопата, вымещающего на других злость. Умом Накаджима понимал, что Акутагава имеет полное право навестить могилу бывшего наставника. Рюноске тоже больно.

Ацуши понимал это разумом, но внутри все равно кипела злость, он хотел крикнуть мафиози, чтобы тот убирался с кладбища. Только, если Ацуши начнет качать права, завяжется драка, а кладбище — не самое подходящее место для потасовок. Надо держать себя в руках, несмотря на бешенство, кипевшее внутри.

Акутагава подошел к могиле, слегка задев плечом Ацуши и смерив его презрительным взглядом. Посмотрев на фотографию Дазая, Рюноске разместился на небольшой удобной скамейке около могилы. Просидев несколько минут молча, мафиози повернулся к Ацуши.

— Привет, тигр, — совершенно спокойно произнес Акутагава.

— Здравствуй, Рюноске, — сквозь зубы ответил Ацуши. — Надеюсь, обойдемся без драк.

— Обойдемся, — кивнул Акутагава. — Если я убью тебя, то только не здесь.

— Ты смотришь на меня так, словно хочешь о чем-то спросить,— осмелел Ацуши. Задав этот вопрос, он криво усмехнулся, постаравшись вложить в усмешку как можно больше презрения.

— О как! — присвистнул Рюноске. — С каких это пор ты стал таким проницательным?

— Тут особой проницательности не требуется. Спрашивай.

— Какими были последние слова Дазая?

— Очень простыми, — пожал плечами Ацуши. — «Око за око и зуб за зуб»

— Хм… — глаз Рюноске нервно дернулся. — Скорее всего, его убили родственники одного из тех, кого он запытал до смерти, работая в Мафии. Как именно изуродовали тело Осаму?

— Я плохо помню, все как в тумане, — признался Ацуши. — Но одно помню точно — с кистей и ступней содрали кожу.

— Одна из любимых пыток Дазая,— сказал Акутагава. — Осаму просто обожал проделывать эту штуку со своими врагами.

— Прекрати! — Крикнул Накаджима, побледнев от волнения. — Зачем ты оскверняешь его память? Тебе это доставляет удовольствие?

— Не думаю, что правдой можно что-либо осквернить. А я говорю правду. Осаму был очень жесток, а я иногда присутствовал при пытках. Рассказать тебе, какие еще пытки он применял? Плохо не станет? — Акутагава откровенно издевался над Ацуши, давя на больное место.

— Дазай изменился. Он стер свое прошлое и начал жизнь с нуля. Он решил жить, как порядочный человек, а не как жестокий мафиози. И я его за это уважаю.

— Такие люди не меняются, — фыркнул Акутагава. Резким движением он задрал рукав плаща. На бледной тощей руке красовался след от сильного ожога. Рюноске горько усмехнулся и посмотрел в глаза Ацуши.

— Дазай подверг меня этой пытке всего лишь за то, что я уронил на него кружку с кофе. А затем, несмотря на мои мучения, продолжил тренировку.

Накаджима долго молчал, уставясь в землю. Что -то, похожее на сочувствие шевельнулось в его душе, ведь Накаджима тоже испытал на своей шкуре немало боли. Но ненавидеть Дазая он не мог. Да, Осаму убивал и пытал. Да, его называли Бессердечным псом и дико боялись. Несмотря на все это, образ Дазая в памяти Ацуши оставался светлым.

— Как бы то ни было, Дазай искупил все грехи мучительной смертью и теперь ему хорошо, — наконец произнес Ацуши.

— Ты действительно в это веришь? — спросил Акутагава.

— Верю. Он все искупил. Там, наверху, его наверняка простили.

— Ну, я-то точно его простил,— сказал Рюноске. — У меня нет злости на Дазая. Я жив только благодаря ему.

— Прощай, Осаму… — тихо произнес Накаджима. — Прощай, жестокий мафиози, искупивший свои деяния страшной смертью. Прощай, веселый суицидник. Прощай, наставник. Прощай, человек, подаривший мне надежду. Прощай.