Колыбель для крестника (гет)

…1980 год…

Декабрьский вечер пятницы опускался на Лондон, как туман. Люди медленно выползали на улицу, собираясь большими шумными компаниями; пели и веселились. Подхваченные азартом и радостью предстоящих выходных, они гуляли по берегам Темзы, а потом шли в пабы и бары, окрыленные этим странным томящимся в груди чувством, которое человек испытывает, когда ощущает, хоть и временную, но все же свободу. А вспоминая о том, что скоро Рождество, чувство усиливалось, оплетая тело своими теплыми ладонями.

Конечно, значительного повода для всеобщего помешательства на спиртных напитках и прочем не было. Но… пятница! День, когда даже самый законченный клерк, мог найти отдушину в каких-то простых человеческих мелочах, недоступных в колее быта. Кто-то оставался дома и проводил время с семьей, запираясь от зимнего холода. Некоторые «выходили в свет» и направлялись в небольшие ресторанчики, которых за последнее десятилетие наплодилось в Лондоне в огромном количестве.

К сожалению, или к счастью, все сводилось к тому, что кто-то предлагал выпить. На столе тут же появлялась бутылочка Jameson или чего покрепче. Дальнейшее действие не нуждается в описании.

Поэтому Лондон заполонил запах спирта, смешанный с холодным зимним воздухом один к одному. Люди двигались в хаотичном движении, направляясь куда глаза глядят, что даже Роберт бы позавидовал*. Футбольный матч? Концерт Beatles? Нет, это просто местные жители решили расслабиться.

Находились, конечно, и те, кто хотел провести время спокойно, поэтому на отдаленных улицах можно было увидеть большое количество пар, которые спокойно прогуливались, вдыхая холодный воздух. Вокруг них, словно повторяя их неспешное действие, кружились густые снежные хлопья, которые медленно оседали на землю, покрывая ее ослепительно белым ковром.

Вдруг эта толпа как-то странно зашевелилась и из нее выбежало два человека. Как гром среди ясного неба, они бежали друг за другом, словно дети, хотя невооруженным взглядом было видно, что оба уже были потрепаны жизнью. Но было в них что-то живое, отличающее от обычных людей, которые просто шли по улице. Неожиданно один из них, странный, симпатичный очкарик с непослушными волосами, резко остановился и замахнулся рукой, в которой был зажат снежок, над его взлохмаченной головой. Он слегка прищурился, когда прицеливался в свою жертву, но вот он сделал бросок. Рыжеволосая девушка недовольно вскрикнула, когда снежок попал в ее затылок, и тут же развернулась, грозно смотря на своего обидчика. Желание мести сверкало в ее глазах.

Расстояние было небольшое так, что она за несколько секунд добежала до него, и вдруг выхватив откуда-то свой комочек снега, отправила его по назначению, прямо в лицо очкарика.

— Джеймс Поттер, — тяжело дыша, начала она, пуская молнии. — Только попробуй еще раз…

— …начать эту игру без моего спроса, — деланно нудным голосом закончил, тот самый очкарик, названный Джеймсом, закатив глаза, отряхиваясь от снега. Вдруг он поднял голову и с каким-то упреком посмотрел на свою рыжеволосую спутницу. — Лили, а где тогда азарт игры?

— То есть напасть исподтишка ты называешь азартом игры? — Лили сощурила глаза и попыталась заглянуть в лицо Джеймса, но тот, похоже, решил ретироваться, поскольку очень настойчиво игнорировал ее и протирал тканью куртки очки с видом «мне не до тебя». Похоже, что лучше пойти по пути наименьшего сопротивления, поэтому Лили подошла и взяла его под локоть, но все же не удержалась от язвительного замечания.

— О, и именно за этого человека я собираюсь выйти замуж… — буркнула она и тут же пожалела, потому что Джеймс вдруг с неожиданной прытью совершил пару резких движений, и Лили почувствовала, как земля ушла из-под ног. Поттер взял ее на руки и теперь крепко сжимал одной ладонью ее бедро, а другой спину. Она посмотрела на его хитрое мальчишечье лицо и почувствовала, как кончик носа обжегся об его дыхание.

— Будь осторожна в своих высказываниях, детка, — вкрадчиво прошептал Джеймс и вдруг быстро склонился над ней, прижимаясь к ее губам. Лили судорожно прижалась к его телу, и чувствуя, как сердце забилось галопом, ответила на его поцелуй, забираясь в сладкий плен. Ловушка захлопнулась и она положила руку на его плечо, чтобы стать чуточку ближе и теперь не чувствовала ни декабрьского мороза, ни жалящего ветра. Только теплые напористые губы Джеймса и его ладонь, что теперь сжимала не бедро, а ягодицу.

— Полегче, ковбой, — еле проговорила она, отстранившись через какое-то время.

Джеймс лишь нагло улыбнулся, до сих пор удерживая ее в своих руках. Лили почувствовала его томный лихорадочный взгляд, поднятый из-под съехавших на кончик носа очков, опутавший ее тело. Очевидно, он хотел большего, но Лили лишь с трудом покачала головой.

— Давай хотя бы дойдем до дома, — выдохнула она.

Джеймс серьезно кивнул и аккуратно опустил ее на землю. Пара неспешно зашагала по брусчатке, направляясь «куда-то». Лили оглянулась вокруг. Они целовались прямо посреди улицы и наверняка мешали движению других людей. Какая-то старушка на скамейке неодобрительно провожала их взглядом и Лили залилась краской, поняв в каком положении она их застала. Хотя, наверное, еще несколько десятков человек их видели, так что проще было забыть об этом нелицеприятном факте. По крайней мере, ей, поскольку Джеймсу всегда было плевать. Он неоднократно стремился продемонстрировать всем, как он хорош в любовных делах, и какой он (по словам Сириуса, во всяком случае) мачо. И несколько раз это даже становилось причиной их ссор, но в конце концов… все возвращалось на круги своя, и именно за это Лили так любила Джеймса. За то, что он не был злопамятным козлом, которому лишь бы поспорить.

Лили медленно переставляла ноги по тротуару и чувствовала, как все глубже и глубже погружается в свои мысли…

В их жизни все шло хорошо. Даже слишком. По крайней мере у них. Недавно Джеймс сделал ей предложение, и она согласилась. Конечно, наверное, следовало подождать, но вспоминая, что в магическом мире была война, Лили неоднократно впоследствии приходила к выводу, что лучше опробовать все прелести жизни сейчас, чем жалеть потом. «Хотя возможно с домом не стоило так спешить!» — много раз признавала она, когда находила разбросанные носки Джеймса в их съемной квартире. Она даже представить себе не могла, что будет с этими маленькими «мантиями-невидимками», которые бесследно исчезают и появляются в самый неожиданный момент, когда они все-таки переедут в новый, еще строящийся, дом в Годриковой Лощине.

— Лилз, — сквозь стену мыслей она услышала обеспокоенный голос Джеймса, который пытался достучаться до нее. — Прием!

— А? — Лили захлопала глазами, когда до нее наконец дошло. — Что такое?

— Так ты будешь глинтвейн или предпочтешь замерзать?

Глинтвейн?! Лили посмотрела по сторонам. Действительно, окружающее пространство недвусмысленно намекало на то, что они прошли уже несколько кварталов. Теперь Джеймс и Лили оказались в тесном переулке, соединяющем две крупные улицы. По обеим сторонам стояли яркие, украшенные рождественской символикой, брезентовые палатки, в которых продавали разнообразные сувениры, напитки и фаст-фуд. Проходимость была очень большая, и Лили начала чувствовать дискомфорт из-за такого большого количества людей. Естественно в этом были виноваты эти сезонные торговые точки, которые летом, наверняка, сносились.

— Эмм… Да-да, буду!

Джеймс быстро кивнул и отошел к одной из палаток, напротив которой, на удивление, не было очереди. Лили с улыбкой наблюдала за его неловкими движениями, которые он совершал, когда отсчитывал маггловские фунты. Пару раз он будто хотел удостовериться в подлинности купюры, поднося ее к своему лицу, и всматриваясь поверх очков, а потом как-то недобро посмотрел на продавца и стал снова копаться в кошельке

«Так и не привык за почти два года!» — с тяжелым вздохом подумала Лили, наблюдая, как Джеймс наконец получил два бумажных дымящихся стаканчика, и направился к ней.

— Вот дураки! — сердечно воскликнул он, протягивая Лили один из стаканчиков. — Представляешь, цена за один — три фунта. Я ей протягиваю деньги, а она: «молодой человек, ну неужели не видно, что цена у нас не три, а три девяносто!». В результате, как дурак искал эти ваши монеты.

Губы Лили дрогнули в невинной улыбке. Джеймса нельзя выпускать одного в маггловский Лондон — потом весь вечер будешь слушать эти мученические истории о взаимоотношении волшебника и бумажных денег.

— Ладно, пошли уже домой, наконец! — сказала она, глотнув горячего напитка. — А то я уже измерзлась вся.

— Глинтвейн в помощь, детка! — подмигнул ей Джеймс.

Лили негромко хохотнула и, наслаждаясь теплом, исходящим от стаканчика, взяла Джеймса за руку. Пара неспешно направилась в сторону своей обители — маленькой однушке, находящейся где-то в двадцати минутах ходьбы от тесного переулка с палатками.

* * *

— Господи, Лили! — Джеймс остановился в полупозиции и как-то устало взглянул на нее, сверкая светом фонаря отражающимся в очках. — Я думал мы давно решили этот вопрос!

Лили посмотрела на него самым суровым взглядом, который, видимо (!), как-то смогла унаследовать на факультативах по трансфигурации, поскольку более четкого отражения раздраженного взгляда МакГонагалл в чужих глазах не видел уже около года.

— Джеймс, это мой последний шанс наладить отношения с сестрой! — горько молвила она, смотря на непреклонное лицо Джеймса. — Неужели ты не понимаешь, что в такое сложное время, всегда лучше иметь родственников, которые могут помочь!

Джеймс почувствовал, как начинает закипать. Он прекрасно помнил, с каким громким скандалом они расстались с четой Дурсль пару лет назад. Похоже, что для Лили время значительно сгладило углы, и она забыла, каких гадостей они наслушались в тот вечер, проведенный в небольшом ресторане.

— Ну и как в случае нападения Пожирателей на нашу свадьбу твоя брезгливая сестра сможет защититься? Закроется своим толстопузым мужланом, который женщин за людей даже не считает?

Лили как-то странно опешила от слов Джеймса и поникла, склонив голову. Она была очень красива в этот момент. Холодный воздух поднимал рыжеволосые пряди над головой и вежливо гладил ее тело своими холодными пальцами. Зеленые глаза пронзительно смотрели в пространство, а румяные щеки горели красным пламенем. Если бы не ситуация, то Джеймс точно бы поцеловал ее. И никак минут тридцать назад. Нет, он бы просто съел ее своими губами, так она была хороша. Вдруг она подняла голову, собираясь что-то сказать, но тут…

— Лия? Это действительно ты?

Лили вдруг неожиданно резко развернулась и увидела странного парня, одетого в черный пуховик и красную, как нос Санты, шапку. Она всматривалась в юношу, как любопытная кошка, склонив голову набок, но что-то в его мимике и интонации не давало ей покоя. А еще эта смуглая кожа…

И вдруг она буквально бросилась в его сторону, падая в объятья парня, который радостно прижал ее к себе.

— Эд! — сердечно воскликнула она и, посомневавшись, быстро чмокнула его в щеку и затараторила. — Невероятно, Эд! Я думала, что… — она запнулась, поскольку вдруг увидела, как он стал красив и насколько возмужал с их последней встречи.

— Ты думала, что Австралия съест меня? — довольно пробасил он. — Нет, Лия, родина зовет! Я вернулся полгода назад, мне тут предложили работу…

Они все также стояли, обнявшись, и очень тепло разговаривали друг с другом. Со стороны они были похожи на типичную Лондонскую пару, что ежедневно ходила в местный университет. Но конечно, все было иначе. Лили познакомилась с Эдом после пятого курса Хогвартса. Тогда он был щуплым пацаном ее возраста из обычной маггловской семьи, который носил брекеты и дурацкие поломанные очки, за что ежедневно подвергался нападкам местными задирами-скейтерами, любившими довольно поржать над «ботаном», параллельно пару раз ударив его. Каждый день он терпел побои, но когда они гуляли с Лили в парке, он ни разу не жаловался ей, отвечая что «в школе все нормально». Естественно скрыть фингалы было трудно, поэтому Лили очень быстро обо всем догадалась и стала помогать ему. И, конечно, они были просто друзьями. Ничего большего.

А потом они расстались. Летом после шестого курса он вдруг уехал в Австралию с семьей и Лили думала, что никогда больше его не увидит. Звучит, как дурацкий роман о школьной любви, но все было столь скоротечно и безэмоционально, что вскоре Лили совсем забыла о нем. А сейчас…

И тут произошло сразу несколько вещей. Очень быстрых и резких, как будто кто-то резко прокрутил кинопленку. Лили почувствовала как кто-то очень рьяно и сильно отпихивает ее от Эда. Она в страхе закрыла глаза, так как боялась, что крепкая мужская ладонь заденет ее лицо. А потом послышался глухой звук удара и жалкий вскрик Эда. Лили в панике осмотрелась, гадая кто же это мог быть, и вдруг увидела его. Джеймс.

Губы были поджаты, а брови очень сильно нахмурены. Он тяжело дышал и слегка покачивался на нетвердых ногах. Очки съехали на нос и рисковали вот-вот упасть на землю, но, судя по всему, он не обращал на это внимание. И вдруг он снова замахнулся и опять нанес тяжкий удар прямо в челюсть Эда. Тот отшатнулся и попытался ответить, но лишь опустил голову в приступе рваного кровавого кашля.

— Не смей. Трогать. Лили.

Новый удар. Но теперь послышался леденящий хруст, от которого душа уходила в пятки. Полилась кровь. Эд буквально истекал ею и пытался одновременно отойти от Джеймса и остановить обильные кровопотери сломанного носа, но безуспешно.

И вот Джеймс уже собирался снова пойти в атаку, но тут Эд вдруг упал на колени и судорожно схватился за сердце. В глазах его плескался неведомый страх жертвы, что видит последние секунды жизни. Он облизал дрожащие синие губы и повалился тряпичной куклой на землю.

А дальше… Ужас. Крики прохожих и ее крики, Лили. Застывший и парализованный Джеймс, что молча взирал на происходящую картину. Люди, склонившиеся над телом Эда, пытавшиеся сделать ему массаж сердца. Ругань и брань мужчин, всхлипы женщин, лай собак, свет фонарей, темная ночь декабря, окутавшая Лондон.

А внутри как будто стало пусто. И не было этой драки, этого дня и всех этих двадцати лет, что Лили прожила на этой планете. Только страшный пугающий неизвестностью вакуум, что отравляющим газом, разливался по венам.

— Я могу помочь?

— Девушка, господи, только вас не хватало… — отмахнулся темнокожий мужчина и снова склонился над Эдом.

И теперь мимо Лили проносились люди, машины и метры брусчатки, что она пересекала, уходя прочь. Прочь отсюда, от этого одинокого фонаря, что бросал свет на застывший «стоп-кадр» воспоминаний. И от этой жизни. Дальше и дальше. Картинка сверкала бликами от наплывших слез и чувства, что приходит в самый неожиданный и обыденный момент. Оно подкрадывается сзади невесомой поступью и вонзает нож в спину, когда ты, казалось, меньше всего ждешь его.

Разочарование.

И этот нож, что за короткую жизнь Лили уже вонзал один грустный черноволосый мальчик, увлекающийся зельями, и родная сестра, снова оказался в ее теле. Возможно, она приняла все близко к сердцу, но вспоминая какие издевки Эд переживал в детстве, ее выворачивало наизнанку. Становилось тошно и неприятно, но Лили бежала вперед, уже не осознавая направление своего движения. Прочь. Люди удивленно оборачивались на нее, но Лили уже было все равно. Окружающее пространство проносилось мимо, оставляя место лишь ужасным картинам прошлого.

— Да как тебе… — Лили запнулась, потому что в очередной раз забыла его имя, и еще раз окинула с ног до головы очкастого мальчишку, будто это могло помочь ей вспомнить его.

— Поттер, — произнес он одними губами. — Джеймс Поттер.

Лили смерила его уничижительным взглядом.

— Я пожалуюсь МакГонагалл, что ты не делаешь домашние задания, Джеймс Поттер!

— Мне то что, — насмешливо фыркнул он. — Жалуйся сколько влезет.

Халтурщик.

— У тебя есть хоть капля совести, Поттер? — окликнула она его из толпы. Балбес что-то сказал своему сотоварищу — Сириусу Блэку, еще более наглому и законченному хулигану — и направился к ней.

— Нюнчик пожаловался тебе? — Поттер прямо-таки расцвел. — Я знал, что тебя это заденет.

Лили не совсем поняла смысл этих высказываний.

— То есть… — Мерлинова мать, да с этим придурком нельзя поговорить, не словив хотя бы одной его «улыбочки»! — Понятно, чтобы привлечь мое внимание тебе обязательно потребовалось накачать школьных сов слабительным и подставить Северуса?

— Почему нет?

Ленивый приставучий хулиган — четкое определение Джеймса Поттера в глазах Лили с первого по третий курс.

— Ты… мерзкий, отвратительный, грязный, — последнее слово комом застряло в горле, — таракан. Выскочка!

— Да что же ты говоришь, Эванс, — самодовольный наглец довольно посмотрел на нее и развернулся, чтобы уйти. В последний момент все же не удержался и произнес: — Учти, рыжая, завтра я жду тебя в Хогсмиде!

Нахал.

— Эй, Эванс, покажешь сиськи? — проносилась мимо ушей невероятно остроумная фраза. Лили чувствовала, как к глазам подступают слезы, а потом до нее долетал дурацкий гогочущий смех дружков Поттера.

Озабоченный.

— Джеймс Поттер, — она пыталась придать своему голосу уверенность, но получалось так себе. — Только попробуй еще раз ущипнуть меня за… — Лили оступилась, поскольку не привыкла произносить такие слова.

Джеймс насмешливо посмотрел на нее.

— За задницу? — деланно удивленным тоном спросил он. — Лили, я делаю тебе комплимент!

Самодовольный болван — четкое определение Джеймса Поттера с четвертого по шестой курс в глазах Лили. Хотя конечно к нему можно прибавить и определение с первого по третий.

А теперь и это.

На самом деле Лили помнила все. И все перебирала, если ссорилась с Джеймсом. Но в результате плохие воспоминания заканчивались, а их место занимало все то хорошее, что случилось, с ней и Джеймсом за последние три года.

И она возвращалась к нему. Или он к ней. Все-таки даже такой задавака, как Джеймс (уж этого не отнять, но Лили смогла немного подкорректировать это) умел признавать свои ошибки. Или прощать Лили за ее проступки.

Но то, что произошло сейчас…

Лили никак не могла ожидать, что Джеймс со звериной яростью набросится на ее, хоть и потерянного временем, старого друга. Дурацкая штука ревность, приравнивающая любого человека, с которым ты хоть чем-то связан в объект своей собственности.

Еще обидно, чертовски обидно, что Эд скорее всего, решит, что она теперь его враг.

* * *

Джеймс аккуратно закрыл входную дверь и пару раз провернул ключ, снимая пальто. Костяшки пальцев, на которых уже запеклась кровь, невольно тряслись от боли. А может из-за какой-то другой, душевной боли…

На кухне горел одинокий и блеклый какой-то свет. Джеймс ожидал найти Лили тут, сидящей ее за столом, и агрессивно нарезающей продукты для салата или что-то в этом роде. Но видимо все настолько плохо, что даже готовка (любимое занятие Лили после чтения) не может ее успокоить.

Джеймс свернул в единственную комнату в квартире и лицезрел огромную кучу одеял, накинутых друг на друга в углу комнаты близ книжного шкафа. Светила настольная лампа, бросающая тень на «кучу», которая тихонько подрагивала и всхлипывала время от времени.

— Мяу? — Джеймс посмотрел под ноги. Рыжий кот по имени Живоглот пристроился около него и задумчиво смотрел на скопление одеял, подняв хвост торчком.

— Не сейчас, Живик, — печально пробормотал Джеймс, тихонько погладив кота за ушком. Тот сразу оживился и потянулся за новой порции удовольствия, но Джеймс тяжело покачал головой и выпрямился.

И почувствовал, что не может сделать ни одного шага по направлению к Лили, спрятавшейся под кучей одеял и простыней. Джеймс ни разу не видел ее в таком состоянии. Никогда. Максимум она немного плакала, а потом ходила по квартире в пассивно-агрессивном режиме со взглядом «я-тебя-уничтожу».

На самом деле Джеймс сам не понял, что им двигало. Он просто увидел, как Лили побежала к тому шатену по имени Эд, а потом… Он краем глаза увидел, как ладонь Эда, обнимающего Лили, неожиданно быстро опустилась по ее спине и была на грани того, чтобы дойти до ее задницы.

Этот гад лапал Лили. Откровенно так лапал.

В этот момент в Джеймсе полыхнуло что-то такое звериное, поддающееся объяснению только на уровне животного инстинкта, и он сорвался с места. А дальше все происходило слишком быстро. Он отпихнул Лили от него и нанес удар, а затем еще. И еще. Надо сказать, что Джеймсу это даже нравилось.

Наверное, у него осталось это еще со времен Хогвартса четвертого-пятого курса, когда он просто обожал маггловские драки.

А Эд отшатывался от каждого прикосновения и запутывался в колее ударов все сильнее. Его смазливое лицо заплыло кровью, от разбитой губы, а после третьего касания Джеймс услышал хруст ломающегося носа. Кровь полилась ручьем.

Неожиданно он как-то странно осел и схватился руками за сердце. А потом окончательно упал на землю, разбитый и побежденный.

Дальше все как в тумане. Какие-то истошные вопли Лили, ругань и крики прохожих, быстро окруживших Лили и, как он понял, сердечника Эда.

Джеймс сглотнул подступивший к горлу ком, продолжая наблюдать, как «куча» подрагивала во всхлипах Лили. Господи, он, наверное, разбил ей сердце.

Вдруг шмыгание носом и плач прекратились. Одеяла как-то странно застыли, будто парализованные.

— Да иди ты уже… — послышался голос Лили.

Джеймс на негнущихся ногах пересек комнату, в которую печально смотрело лунное сияние, смешанное с внутренним освещением. Он подошел к «куче» и опустился на корточки. С тяжелым вздохом поднял одеяло.

Лили сидела, поджав к телу ноги и руки. Рыжая копна волос лежала на ней, как самая последняя защита, что у нее осталась. Пальцы, обхватившие колени, мелко дрожали в ритм рваному дыханию, а мышцы вздрагивали при каждом всхлипе.

Она подняла голову и как-то затравленно посмотрела на Джеймса, сидящего рядом. Туманные зеленые глаза встретились с карими и вдруг выпустили новый поток слез, который прокатился по красным щекам. Губы дрожали, пытаясь сомкнуться вместе, будто она хотела что-то сказать, но видно у нее не получалось.

Джеймс поднялся на ноги, чтобы сходить за стаканом воды, но с удивлением обнаружил, что тот уже стоит рядом с ней. Он снова опустился на пятки и протянул стакан Лили.

— Лилз? — аккуратно, словно ступая по минному полю сказал он. — Ты хочешь пить?

И снова этот ужасный взгляд, от которого все нутро Джеймса как-то странно переворачивалось. В голове в очередной раз прокручивались события, и в какой-то момент Джеймс понял, как же это все, наверное, глупо выглядело со стороны. Он набросился на незнакомого человека, как на злейшего врага, и начал бить его, будто тот убил всю его семью. Джеймс почувствовал голос в своем теле. Голос совести, за которым всегда обычно являлся стыд. А потом по новой. Джеймс вспомнил, как лежал в своей кровати на третьем курсе, пытаясь заснуть, а в голове эхом стояло воспоминание о бедном плачущем мальчике с засаленными волосами, которого Мародеры подставили, засунув в кабинет Слизнорта подделанное письмо с признанием в том, что это именно напичкал сов слабительным. Точнее не о нем, а гневной рыжеволосой однокурснице, что впоследствии наорала на него, узнав правду. А сейчас у Лили даже сил на крики не осталось. Мерлинова мать, какой же он мудак.

Джеймс медленно подполз к ней и попытался приобнять, стараясь вложить в эти прикосновения все тепло и заботу, что вкладывала его мать, стараясь утешить.

— Уйди от меня, — послышался хриплый от рыданий голос. — Просто уйди и забудь, — всхлип, — Джеймс Поттер.

— Черт возьми, Лили! — выпалил Джеймс. — Да перестань ты уже! Чем тебя вообще привлек этот смазливый…

Лили вскинула голову и как-то уже совсем по-другому посмотрела на него.

— Д-договаривай! — прошептали ее дрожащие губы.

А в голове вертелся только один образ человека, который любил при любой возможности ненавязчиво полапать девушку. Джеймс никогда не говорил Сириусу, как называет таких людей, но каждый раз произносил про себя.

— Бабник! — выдал он, срывающимся голосом

Лили отпрянула от Джеймса и ошеломленно посмотрела на него. И вдруг взорвалась.

— А знаешь, как называют людей, которые без причины набрасываются на любого человека, с которым обнялась их невеста?! — в ярости прошипела она, с неожиданной прытью вскакивая на пол, и направляясь к входной двери.

Джеймс направился за ней, надеясь, что ее еще можно остановить, дать выговориться, а потом хотя бы превратить ее в режим «агрессивно-нарезаю-овощи».

Джеймс подошел к ней и молча наблюдал, как она свирепыми рывками набрасывает на себя одежду, а потом не оглядываясь выходит, за уже открытую дверь, и идет к лестнице на улицу.

— Нет, — только и смог выдавить Джеймс из себя. — Не знаю.

Лили обернулась и быстро подошла к нему, приблизившись на такое расстояние, будто хочет поцеловать.

— Таких людей называют ревнивыми оленями, — Лили скривила губы. — И ты их главный представитель! — добавила она и захлопнула дверь перед лицом Джеймса.

Примечания:

* — жирнющая отсылка для любителей физики и прочих зануд))

Итак, мы начинаем наше путешествие по миру драмы и разбитых сердец. Пишите, что думаете, думайте, что пишете. Увидимся в следующей главе, которая выйдет на этой неделе.

Он шел. Шел, проносясь по улице, словно бешеный вихрь, кружащийся в танце смерти, а в его голове, казалось, играла музыка. Такая задорная и веселая, прямо как он, наверное, уже давным-давно забывший о своих проблемах. Если они, конечно, были… Ритмично раздавались щелчки длинных пальцев, а ноги, будто попадали в движения ударника, сидящего за установкой. Плечи же наоборот поднимались или опускались, если гитара изменяла ноту.

Back in black!

I hit the sack.

I've been too long, I'm glad to be back.

I bet you know I'm…

А лицо, такое по-собачьи счастливое, изображало солиста. Губы двигались в тягучей, смыкающейся словно мед, проекции, беззвучно выкрикивая слова, и периодически делая остановку, когда, к примеру, в песне надо было взять ноту. Щеки и глаза в этот момент поднимались, уступая место воображаемому голосу, что должен исходить изо рта. Периодически прищелкивал язык, как правило, одновременно с пальцами, издавая более громкий звук, чем если бы они работали поодиночке. Иногда губы все же смыкались, если был проигрыш, конец или начало исполнения. Но тогда, тело, словно обретало второе дыхание, поскольку так, наверное, было проще скоординировать движения.

Yes, I'm let loose

From the noose —

That's kept me hanging about

I've been looking at the sky,

'Cause it's gettin' me high.

Такой странный и молодой. По нему было видно, что он вот-вот запоет, но что-то останавливало этот горячий сгусток энергии, хотя всем уже давно было ясно, что на прохожих ему — наплевать. Вьющиеся волосы опускались на тонкие и острые черты бледного лица и со стороны он был похож на наглого богатого сердцееда из школьных романов про любовь, и казалось, что прямо сейчас он бесстыдно украдет внимание щебечущей компании девушек, а то кого и постарше.

Forget the hearse 'cause I never die

I got nine lives

Cat's eyes

Abusin' every one of them and running wild*

Да, сегодня Сириуса ничто не сможет остановить. Толпа будет в панике бежать от толпы Пожирателей обратно по направлению его движения? Плевать, сегодня он точно дойдет до своей конечной цели, зная, что преодолел дорогу в один конец…

Почему?

Потому что пьяным трансгрессировать нельзя! И местный бармен, точно его удержит от такого сомнительного мероприятия, послав в один из номеров трактира трезветь. И хоть Сириус и пил нечасто, но в определенных кругах уже успел зарекомендовать себя, как главный по выпивке. Он уже предчувствовал диалог из разряда:

— Какой же ты пьяница, Сириус! — послышался возмущенный девчоночий голос. Так говорят, когда застают своего домашнего питомца за порчей тапочек. — Совесть то хоть есть?

— А? — гаркнул Сириус и поднял голову на две, аккуратно заплетенные, косички пшеничного цвета, садившиеся напротив него. — Это ты Маккиннон? — спросил он, получив в ответ категорический взор карих глаз, что настоятельно требовал убрать бутылку «пока преподы не заметят».

Девушка молчала, постукивая ногтями по столу Трех Метел. Очевидно, что именно она будет причислять себе лавры не спившегося (а именно так и будет!) Сириуса, что грозно смотрел на нее из-под упавшей на глаза челки. Оставить это так нельзя.

— Значит так, Марли, — деланно ласково оскалился он, вздергивая голову, дабы убрать челку. — Во-первых: прошу заметить, — он протянул ей бутылку огневиски, что вот-вот собирался вскрыть. — Испить я собирался вовсе не второсортный алкоголь, а вполне приличный Captain Morgan шестьдесят восьмого года. Смекаешь? — он еще более ласково и даже как-то пошло оскалился на нее и продолжил. — А во-вторых: я не пил уже четыре месяца и пока что, наверное, являюсь самым трезвым студентом Хогвартса из всех, когда либо учившихся здесь. У тебя есть два варианта: присоединиться ко мне или… — он показательно выгнул брови дугой, делая акцент на последнем слове. — или ты можешь поиграть в «Съебастьяна» и съеб…

— Да поняла я тебя, — отмахнулась она и встала из-за стола, направляясь к входной двери.

А таких разговоров у него было… примерно по полдюжины на каждый курс Хога, начиная с четвертого, точно. И каждый раз они заканчивались одним и тем же: зануды вроде Эванс или Вуд признавали свое поражение и в гордом одиночестве уходили делать конспекты, которые Сириус потом весьма успешно списывал.

Он вдруг резко остановился и как-то понял, что неприлично устал. Голова слегка кружилась, а тело немного болело, требуя отдыха. Мерлинова борода, он ведь только прошел, несколько кварталов танцуя! Хоть для людей вроде Питера это и было нормально, но Сириус отметил, что необходимо на выходных заняться физическими упражнениями. «Все-таки не только личиком девах цеплять надо!» — вспомнил он вдруг высказывание Джеймса.

И сразу погрустнел, поняв как давно, он не обращался к кому-то, не иначе как: «Эй олень!» или «Ну что ты так скис, Лунатик?». Если честно, с парнями они виделись в последний раз около месяца назад, когда ходили в какой-то маггловский ресторан. Вроде бы классно, а вроде бы и нет. Хвост и Ремус сразу стушевались, когда увидели цены, а Джеймс все время был ужасно мрачный, будто кто-то «сыграл в ящик». В результате все два часа Мародеры просидели в угрюмом молчании, периодически прерывающимся базовыми репликами вроде: «Ну как суп?».

Отлично мать его!

Сириус вдруг резко захотел курить, и не найдя в карманах куртки сигарет направился к небольшому магазинчику рядом. Крохотное двухэтажное помещение, покрашенное в цвет ночи, арендованное в фасаде дома, резко контрастировало с общей атмосферой праздничного Лондона, украшенного в такие тошнотворно-яркие, по мнению Сириуса, цвета, что даже сам Санта потянулся бы к ближайшему унитазу. Только броская вывеска: «Рай табачника», позволяла понять, что направлялся Сириус не в контору ритуальных услуг.

Старался он, конечно, покончить с этим делом как можно скорее, поскольку задерживаться в компании местных «ненавязчивых» консультантов не хотел. Но, как и всегда бывает в таких случаях, он пережидал огромную очередь, а затем еще дольше ждал, когда продавец найдет Richmond cherry.

— Благодарю, — максимально сухо, как мог, произнес он и направился на улицу.

Щелчок зажигалки потревожил местных голубей, что приютились около крыльца, на котором Сириус решил закурить. Они сразу же поднялись в воздух, осыпая окружающее пространство снегом, накопившемся за их, наверное, недолгое, пребывание на земле.

Сириус затянулся, вдыхая приятный вишневый аромат сигареты. Выглядел он невероятно пафосно в этот момент, больше походя на бандита из фильмов про мафиозные банды. Кожаная «косуха» слегка распахнутая на небритой груди. Черные джинсы, опоясанные широким ремнем, и конечно, ослепительно по-блэковски черные вьющиеся волосы, шелковистой гривой ложащиеся на плечи.

По таким парням обычно и сохнут девчонки.

Правда не хватает бас-гитары, чтобы уж точно окончательно украсть сны какой-нибудь школьницы, что недавно начала испытывать влечение к лицам противоположного пола.

В Хогвартсе Сириус был некой чумой, которой нужно переболеть, чтобы выработать иммунитет. Тонна вызывающего макияжа и дорогущей туалетной воды, купленные для «того-самого»; красные пунцовые щеки и просвечивающие рубашки; капроновые колготки и ночной плач в подушку, когда за день ни разу не удавалось увидеть наследника древнейшего и благороднейшего рода. Типичные симптомы. Но у некоторых получалось переболеть, а кто-то так и бегал за ним до конца седьмого курса, надеясь получить в ответ хотя бы яркий блеск печальных серых глаз, направленный на бедолаг-поклонниц. Или что-то большее, о чем очень любили рассказывать те, кто все же смог получить настоящий «взрослый» поцелуй, а иногда и что-то интимное…

Сейчас Сириус вырос и был более спокоен ко всему этому, но черт возьми, как же классно получать женское внимание, осознавая что именно ты являешься чьим-то объектом вожделения.

Но также неприятно понимать, что ты законченный эгоист.

Сириус потушил сигарету и направился дальше к своему персональному «чистилищу». Зима приносила свои плоды, и поэтому он немного замерзал на морозе, но как говорила матушка (единственный совет Вальбурги, которым Сириус воспользовался): «Блэк не должен демонстрировать слабость!». И поэтому он все шел и шел дальше.

Остался последний поворот, он почти дошел до бара. Молясь, чтобы тот не был закрыт по случаю подготовки к Рождеству, Сириус старался быстро обогнуть толпу мчащихся по улице велосипедистов, но тут…

Они так страстно целовались, словно прямо сейчас умрут, и действительно, эти секунды были последним, что у них осталось. На ощупь пробираясь к кровати, сбивая всю мебель, они пытались как можно скорее снять с себя одежду, ругаясь матом и шипя друг на друга. Это, наверное, был самый невероятный и фееричный момент, что они когда-либо испытывали.

Похоже, она не заметила, как столкнулась с Сириусом, и решительным шагом направилась дальше прочь от него. Обычный, черный, невзрачный бомбер и узкие джинсы, которые дополняла огромная копна рыжих волос, ниспадавших из-под простой вязаной шапки. А ведь год назад Лили обещала, что пострижется под мальчика! Но видно кто-то сыграл очень важную роль в отсутствии принятия этого решения. И Сириус даже догадывался кто.

Поскольку свободного времени у него было более, чем достаточно, он довольной расхлябанной походкой быстро направился к ней, словно толстопузый ленивый кот, нашедший интересную птичку, чирикающую на подоконнике.

Черт, а если это не она? О, да Мерлин с ней!

— Привет, подруга, лицедея! — довольно начал он, подойдя к «птичке» и приобняв ее за плечи. — Что так клялась давным-давно, что пострижется под злодея, другое видно решено!

Знаете это чувство, когда понимаешь, что все совсем не так, как разум обыгрывал изначально? Вместо радостного «Сириус!», Лили, как к счастью и оказалось, неожиданно резко остановилась и с тяжелым вздохом повернулась к Блэку. На него был направлен сухой, печальный и какой-то уставший взгляд, что появлялся у людей ближе к тому возрасту, когда седые волосы начинают терроризировать шевелюру. Лили же была самой рыжей из всех самых рыжих, и Сириус не мог представить, что стало причиной такого подавленного состояния.

Сейчас он почувствовал себя маленьким ребенком, случайно вторгшимся в беседу взрослых, задав глупый вопрос. Даже не так, это было скорее то неловкое ощущение, когда начинаешь говорить с тяжелобольным о его проблемах. Он весело смеется, глядя на тебя, как на старого друга, а ты просто сглатываешь ком сажи и боли, появившийся от осознания того, как сильно собеседник похудел и побледнел, как впали его щеки и появились характерные синяки под глазами.

«Не переживай, со мной все хорошо!»

И вдруг она заговорила.

Они повалились на кровать, как два огонька пламени, слившихся вместе, чтобы устроить пожар. Тихие стоны, оглашали небольшую комнату трактира, и наверняка застройщик сэкономил на звукоизоляции, так что… Плевать! Небольшой перерыв на то чтобы расстегнуть ремень и снять штаны. А потом игра началась вновь. Два жадных молодых зверя набросились друг на друга, словно желали убить, покалечить и просто прожить этот миг, как можно более ярко. Какие глупцы! Им остается только посочувствовать, ведь они еще не знают, какую страшную ошибку совершили.

— Лицедея… — горько простонала Лили и вдруг бросилась прямо на грудь Сириуса, давая выход эмоциям в нечеловеческом диком плаче, нет, скорее реве, державшемся на остатках, уже разрушившийся воли. — Мерлин, Сириус, какая же я дура! — она на миг подняла голову и посмотрела на Блэка, пытаясь найти ответ в нем, но тот лишь добродушно улыбался в ответ, пытаясь утешить.

— Что же я наделала, Сириус! — всхлипнула она, прижимаясь изо всех сил к груди Мародера, пытаясь найти хоть каплю тепла в этом холодном и душном мире. — Что же я наде…

— Солнышко, я с тобой, — мягким бархатным голосом пробормотал он, поглаживая Лили по ее хрупкой дрожащей спине. — Я не знаю, что стряслось, но ты все можешь объяснить мне. Тут рядом есть, — Сириус запнулся, поскольку понимал, что нельзя напрямую называть пункт назначения, иначе Лили туда точно не пойдет. — Э-э место, там вполне можно поболтать и отдохнуть.

Вдруг странная робкая улыбка тронула губы Лили.

— Ты про трактир «Горюющий пони»? Я слышала про это место. Ну, пошли, — неожиданно она опять сощурилась и так же резко погрустнела, как улыбнулась. — Все равно пути назад нет…

Мерлин, Сириус никогда не думал, что станет собутыльником Лили Эванс, главной отличницы Хогвартса и непревзойденной мастерицы зелий!

— … и вот, — продолжала она, выпивая очередной коктейль. — Этот козел… Ик! Он, он просто набросился на Эда! И-ик! П-прикинь! — Сириус уже чувствовал, как Лили приходит в практически невменяемое состояние. Он никогда не видел ее такой.

На самом деле он думал, что они выпьют чего-нибудь некрепкого и спокойно разойдутся. Сириус даст ей совет, она выговорится, помирится с «козлом» и все будет как прежде. Но похоже сегодня Лили решила, что бутылки пива будет мало, и поэтому уже полностью вылакала пару шотов огневиски под названием «Прямиком из ада!» и теперь принялась за «Секс на пляже».

Естественно Лили не умела пить. Прям, вообще не умела. Уже после первой стопки виски у нее начал заплетаться язык и появилось нарушение координации, да и сама она, если честно, больше не походила на кроткую девицу-красавицу из Хогвартса. Скорее на жалкое ее подобие, сделанное на скорую руку: аккуратно причесанные волосы сейчас растрепались, словно наэлектризованные, бомбер неряшливой кучей лежал рядом с ней, а шнурки кроссовок расплелись, но видно ей было все равно.

Сам же Сириус пил по-маленьку, осторожно, чтобы оставаться в трезвом виде. Все-таки, если Лили начнет чудить, нужен человек способный ее остановить. Хотя учитывая, что сейчас она, наверное, и пройтись ровным шагом не сможет, не стоило надеяться на ее пьяный «бум».

Он медленно опускался вниз, стараясь как можно сильнее растянуть прелюдию. Она шипела на него и больно дергала его волосы, запущенными туда пальцами, уже не в силах ждать. Что может быть слаще и мучительнее, чем это?

— Я обошла все местные больницы, Сириус! — сокрушалась Лили. — И… и знаешь что? Ни в одной из них не было Эда! — она вдруг резко остановила свой монолог и посмотрела на Блэка, ожидая ответной реакции. Тот с видом самого заправского психолога тяжело покачал головой, мол как это все плохо. — А если он умер? Вдруг это сердечный, ик! Приступ? Я ведь и сама не знала, что у него проблемы с сердцем. Какая же я дура! — воскликнула она, опрокинув стакан с таким громким звуком, что местные посетители трактира недовольно заозирались на них.

А сам Сириус только и мог делать вид абсолютного понимания и сочувствия. На самом деле нет. Он вообще ничего не понял из услышанного, ведь со временем Лили начинала свой рассказ все снова и снова. Теперь в повествование вплетались какие-то неожиданные подробности из разряда того, что Джеймс еще успел где-то зажать в переходе какую-то девчонку и что она, Лили, хотела улететь с ним в Австралию, чтобы помириться с Эдом.

Но горе-друг же работает на постоянной основе в Лондоне? Или нет, вдруг он просто прилетел навестить семью?

Даже у слегка пьяного Сириуса уже кипела голова от этого непрекращающегося цунами фактов, начиная с того как все случилось, заканчивая стоимостью глинтвейна, что Джеймс с Лили купили незадолго до нежданной встречи.

Он припал к ключице и сладко засолал ее, получив ответ жгучий требовательный стон, от которого внутри все переворачивалось и ходило ходуном. Пальцы судорожно расстегивали лямку лифчика, а в голове только и было оно… желание, подчинять и властвовать. Владеть ею.

Он уже представил эту картину: пьяные, они вваливаются в квартиру к Джеймсу и Сириус, приобнимая Лили одной рукой, и яростно жестикулируя бутылкой пива, находящейся в другой, начинает:

— Здорово, Козел! — он трясущимся голосом заржал, наверное, находя, как это было остроумно и смешно. — Я тебе тут привел твою подружку, — он посмотрел на еле держащуюся на ногах Лили и продолжил: — Она велела кланяться и передать, что просит прощения за наш дебош. Но взамен! — Сириус вдруг с неожиданной прытью взмахнул рукой, рискуя разлить пиво. — Она просит тебя, достопочтенного Оленя, мсье Сохатого, также извиниться, за устроенную тобой драку, иначе ты рискуешь оказаться в пролете от вашей совместной свадьбы. Правда, Лилз? — склонился он над Лили.

— Да-да, именно так! — прочавкала она, вусмерть пьяная.

А какова будет ответная реакция Джеймса он даже, и представить себе не мог. Чем они занимались, что делали, когда напивались в хлам? Вели заумные светские беседы о политике? Ну уж точно нет — перемывали все косточки «Оленя» и вспоминали все его возможные грехи, начиная от случайно пущенного «шептуна» на уроке трансфигурации, заканчивая позорным провалом операции по разрушению кабинета Филча и дракой с Эдом.

И дело даже не в этом, скорее в том, что просто, как-никак, стыдно приходить, хоть и к виноватому, но все же другу, в таком состоянии, так с ним разговаривать и понимать, что ты повел себя по отношению к нему, как самый настоящий придурок, напоив Лили, а затем приведя ее домой со словами: «Ну, а дальше сам разбирайся!».

Нет, он должен просто помирить их. Сейчас тот самый момент, когда Лили находится в еще более-менее вменяемом состоянии, чтобы простить Джеймса, а сам Сириус способен остудить их пыл.

— Слушай, пойдем отсюда, — решительно сказал он и соскочил с барного стула, натягивая косуху.

— К-куда? — удивленно спросила она, поставив коктейль на стойку, и неожиданно достаточно осмысленно и сосредоточенно посмотрела на него. — Только не говори, что…

— Да, черт возьми! — рявкнул он, хватая Лили за руку, и ведя ее к выходу. — Мы идем мириться к Джеймсу, мы идем заканчивать весь этот цирк!

Но она вдруг как-то совсем странно резко остановилась, вырывая свое запястье из его ладони. На ее лице был написан страх.

— Нет, Сириус Блэк! — она резко топнула ногой, окончательно освободившись от оковы Мародера. — Я… я не желаю видеть этого человека!

Внутри Сириуса что-то разрушилось, острыми осколками раня все немногочисленное и ценное, что было внутри. Музыка громко звучала на весь трактир, и казалось, что она была лишней в этом разговоре. Время, словно остановилось после слов Лили. Два молодых человека смотрели друг на друга, не понимая, почему собеседник не может признать их правоту. Удар сердца. Вечность. Снова удар. Ничего на свете нет и не было никогда, только момент, когда тонкие, аккуратные как у куклы, губы произнесли: «Я не желаю видеть этого человека!».

Сириус помнил, что говорил Джеймс о Лили каждый год. Сначала он не признавал ее, считая очередной заучкой. Потом сам начал к ней приставать. А однажды, однажды ночью на шестом курсе, когда Лили вдруг получила опасный перелом ключицы, и лежала без сознания в Больничном крыле, истекая кровью, он дрожащим от волнения и страха голосом выдавил: «Сириус, я люблю ее, Господи, я люблю ее!». И в этот же момент он соскочил с кровати, натягивая на себя мантию-невидимку». Сириус услышал только топот бегущего вниз Джеймса, что проведет всю оставшуюся ночь около Лили, держа ее за руку.

И именно в этот момент, смотря на пробивающийся в их небольшую комнату лунный свет, он впервые понял. Понял, что все эти шутки и подколы, были не просто шутками и подколами. Это был Джеймс, его видение, его характер. Да, Сириус тоже любил кинуть красноречивый взгляд на красивую девчонку или ущипнуть ее же за задницу. Он точно также давал недвусмысленные намеки, перерастающие затем в грязный поцелуй за ширмой и сладкий стон, что раздавался под конец в постели. Но Джеймс добивался всего одного человека. Упорно и долго. Он бегал за Лили, как щенок, делал все для нее, правда Лили очень часто не замечала действительно хорошие поступки, обращая внимание только на глупые, отчаянные, самонадеянные попытки добиться внимания.

И она не желает видеть этого человека. Дура. И тут, слова понеслись бешеным вихрем. Сириус даже не осознавал, что говорит, он просто слышал собственный хриплый и уставший голос.

— Эванс, ты не понимаешь! Ты находишься в состоянии аффекта после этой драки, ты в конце концов пьяна! Да, Джеймс совершил ошибку, да — он виноват, — Сириус почувствовал, как его понесло еще сильнее, — Но люди совершают куда более ужасные вещи. Они обманывают, они предают, они ведут себя, как паразиты, выкачивая наши жизненные силы и материальные ценности! За все время, как ты сбежала от него, — он сделал паузу в поисках осознания в лице Лили. — Ты задумывалась почему он это сделал? Почему он напал на Эда? А я тебе отвечу: он любит тебя, мать твою, а ты даже не осознаешь этого. Ты, наверное, его тоже, но… — Сириус посмотрел в пространство и вдруг понял, насколько вся эта ситуация с дракой глупа и не стоит потраченных нервов. — Но разве стоит любить, если не умеешь прощать?

Он уже не мог говорить. Просто стоял, смотря на молчавшую Лили, и тяжело дышал, моля, что она поймет его.

День, закончись уже, наконец!

— Молодые люди, счет оплачивать будем? — Сириус вдруг почувствовал, как его что-то высасывает в обычный мир и посмотрел на грозного вышибалу, невесомой походкой пробравшегося из-за спины.

— Естественно, — сурово ответил Сириус протягивая тому несколько купюр. — Мы всегда отвечаем по заслугам и, конечно, оплачиваем счета. Можно без сдачи.

— Что-нибудь еще для вас? — пробасил мужчина, считая деньги.

«А что еще нам надо? Мы валим отсюда, ко всем чертям!» — пронеслось в голове.

— Номер на ночь, пожалуйста, — послышался вдруг робкий девичий лепет. Сириус повернулся к Лили и вдруг почувствовал сильное желание прибить кого-нибудь. Если получится контролировать себя, то ближайшую стену. — Двухместный.

Дура!

* * *

— Ничего не знаю, Эванс, ты ложишься на кровати, а я займу этот прекрасный диван! — безжалостно произнес он, кинув взгляд на старую обшарпанную и, наверняка, грязную от чьей-нибудь рвоты старую кушетку, обитую полуразвалившейся кожей. — Считай, что я и так сделал тебе одолжение, позволив отложить тебе вашу с Джеймсом встречу.

Они стояли в невероятно древнем номере с небольшой ванной комнатой. Атмосфера вокруг походила скорее какое-нибудь маггловское студенческое общежитие: облезлые обои в стиле, как любит бабушка, побитой люстры, из которой светилось только две лампы из шести, скрипящей мебели, состоящей из крохотного стола со стулом, и многострадальной кровати с диваном, которые они никак не могли поделить. В помещение мягко просачивалась луна, ласкающая окружающее пространство своими теплыми лучами, а Сириус и Лили стояли друг напротив другая, уже собираясь пойти спать.

Сам Блэк молился, что все будет хорошо и завтра он приведет Лили к Джеймсу, чтобы закончить весь этот сыр бор. Какой же он глупец.

— Конечно, — мягко ответила она и вдруг произнесла очень странным голосом, от которого Сириусу на миг стало нехорошо. — Пожалуйста, закрой глаза, мне надо раздеться.

Он послушался, но где-то в глубине души что-то екнуло, когда щелкнул выключатель света и в глубине комнаты послышались звуки, снимающейся с тела футболки. Ужас. Он никогда не думал о том, как выглядит Лили, когда раздевается. Какое у нее тело, лишенное одежды, как опускаются волосы на грудь… О, Мерлин, зачем!

И вдруг, послышался осторожный шаг, усиленный громкостью скрипа пола. О черт, что происходит, она же стояла около кровати, она уже должна лечь на нее!

Еще один шаг. Нет, Сириус, не боялся темноты, но что-то не давало покоя его бьющемуся галопом сердцу.

Еще и еще. Снова звук соприкосновения с полом. Было такое ощущение, что Сириус катается на американских горках. Ох, лишь бы она пошла в туалет. Это же…

Тишина.

Звонкая, непривычная после шума улицы и трактира, пугающая. Не было в ней ни крадущейся Лили, ни эха собственных мыслей. Что скрывается за этим пологом темноты и опасности? Свет, о котором любят рассказывать некоторые книжонки? Или что-то большее, способное принести беду?

И вдруг Сириус почувствовал тонкие аккуратные пальцы, запустившиеся в его волосы, а затем холодное дыхание обжегшее кожу со словами:

— Давай нарушим, — прошептала Лили и быстро поцеловала его прямо в губы. Сириус в панике, будто был парализован, он просто стоял, пытаясь пошевелить закостеневшим телом, оторваться от Эванс, от того, что она делала, и грубо послать ее куда подальше с такими эксцессами. Но она продолжала его целовать, упорно и грубо, как обычно девушки не делают.

— Мать твою, что ты творишь, Эванс?! — выругался он, еле отстранившись, и произнеся параллельно пару крепких матов.

Интимный полумрак хищно освещал темное лицо Лили, но Сириус все же смог разглядеть игривые искорки, плескавшиеся на дне ее глаз.

— Удивлена, что ты, раздолбай Сириус Блэк, отказываешься от этого, — тягуче произнесла она, смакуя каждую буковку. — Совесть не замучает? — подмигнула она напоследок и снова потянулась к его губам.

— Нет, блядь, не замучает! — увернулся он от нее и попытался отпихнуть от себя.

— Даже разок? — дыхнула Лили парами алкоголя, и в его голове что-то щелкнуло и в этот же момент угасло, как догорающий уголек костра.

Наверное, инстинкт самосохранения.

Они припали друг к другу, как намагниченные, и впились, переплетаясь в вихрь смертоносного торнадо. Вокруг ничего не осталось, только они — Сириус Блэк и будущая Лили Поттер — два глупых и молодых создания, упивающиеся этим моментом, что кончится, когда наступит рассвет нового дня, когда возможно им придется забыть об этой ночи и продолжать двигаться, как друзья, соединенные нелепой нитью, происходящего.

Скорее всего, со временем они разорвут ее, но как же классно плести уже не нить, а прядь ниток, ведь забыть все это будет невозможно. Сириус в эйфории вцепился в ее задницу, а Лили в ответ больно царапала его спину своими ногтями и тихо стонала в такт движениям их губ, из которых уже давным-давно полилась самая сладкая кровь наследника древнейшего и благороднейшего рода Блэк, и кровь обычной девушки из маггловской семьи, что так нагло ворвалась мир волшебства, которое сейчас происходило.

Они повалились на кровать и принялись снимать одежду, не отрываясь друг от друга. Слетел лифчик, звякнул ремень, стон, хрип, секунды вечности, луна, два зверя в одной постели. Никто ничего не осознавал, позволяя проваливаться своему телу в яму блаженства, сладкой боли последствий, и мимолетной любви.

* * *

Сколько раз можно умереть за минуту? Ни Сириус, ни Лили не знают, но точно понимают, что столько, сколько захочешь.

И не в этом ли вся прелесть жизни?

Примечания:

* — AC/DC — Back In Black

Как часть? Оставляйте свои комментарии)

Утро. Мягкий зимний воздух окутал Лондон и неспешно пробирался по улицам, в компании с солнечными лучами, будя горожан. Те сонливо отодвигали шторы с окон и приоткрывали форточки, впуская холодный дух к себе в квартиры. Где-то уже ездили неспешно трамваи, ритмично постукивая своими колесами, а одинокие машины периодически вяло сигналили друг другу. Жители завтракали, умывались, спешили, опаздывали. Обычное начало дня.

Самого обыкновенного дня…

Но в темных закоулках столицы Соединенного королевства все было по-другому. У Сириуса точно. Нет, у него конечно, уже были ситуации, когда он просыпался в незнакомом помещении, в поисках уборной. По пути туда голова тяжело гудела, а мозг лихорадочно пытался найти в своих чертогах кассету прошлого вечера. В большинстве случаев на записи оказывалась громкая музыка и фонари танцпола, какая-то пьяная девчонка, откровенно флиртовавшая с ним. Номер, фиксирующий факт быстрого совокупления.

А затем Сириус спешно ретировался с места событий со словами: «Я, конечно, не крыса, но я бегу с корабля!».

Сейчас был тот самый момент, чтобы раствориться в жизни очередной бедолажки, надеющейся на что-то большее, чем произошедшее ночью, оставив после себя смятую постель, эхо хриплого голоса, запах дорогой туалетной воды и красивых вьющихся черных волос, которые только и сможет вспомнить инструмент утешения несчастной серой души.

Но сейчас исчезнуть, означало исчезнуть в принципе.

Из этого номера, Лондона, страны и, наверное, ближайшего континента, отправившись покорять дикие пустынные просторы Америки, или необъятную флору востока.

Потому что, смотря на нее, Сириус только такой вариант и видел.

Чуть приоткрытые губы, зеленые глаза, растрепанные огненно-рыжие волосы, устилающие большую и невероятно красивую голую грудь. Самая красивая грудь в жизни Сириуса, после его, конечно же. Она сладко сопела, приобняв краешек одеяла на месте, на котором десятью минутами ранее был он. Мягкие аккуратные пятки робко выглядывали из-под все того же одеяла, демонстрируя татуировку мордочки лани, расположившуюся на ее тонкой лодыжке.

Этого человека он узнает из тысячи. Лили Эванс.

Дерьмо!

Эти женщины его погубят.

На негнущихся ногах Сириус прошествовал к упавшей набок табуретке, поставил на место и сел на нее, неотрывно глядя на сладко сопящую Лили… Дерьмо! В голове уже возникали картины и образы проведенной вместе ночи, потревожившей ближайшие пару графств точно. Это было невероятно. Это было лучшее и, наверное, самое губительное, что он испытывал за всю свою жизнь.

Роковое и разрушительное, как лавина, как необъятное цунами, пропастью несшееся на него. Вернее не так. Сладкая убивающая пытка, доставляющая удовольствие как наркотик, опьяняющая, делающая счастливым.

Но похоже, что сейчас, он принял смертельную дозу этого препарата. И совсем скоро он в агонии будет молиться о прощении Бога. Но Сириус не знал, что тот уже его простил, предоставив возможность выбрать свой путь…

И Сириус выбрал.

— Мерлин, Блэк, что мы творим? — произнес сладкий грудной голос, а затем его лицо пронзил взгляд, проснувшейся Лили. Такой будоражащий и волнующий.

Он хотел ее снова! Черт возьми, он хотел ее снова!

Ну что за бред, где ближайший мост?

А Лили смотрела на него с кокетливой улыбочкой, и Сириусу показалось, что она упивается его бессилием. Его рушащейся в клочья воли и жизнью в целом. Ах, если бы он знал, что это не конец, а лишь начало. Волосы опускались на ее хитрое лицо, и Сириус понял, что никогда не видел Эванс такой красивой. Может он влюбился? Но во что, в голую, извивающуюся под ним девушку, или в настоящую Лили, скромную и ответственную, сосредоточенную и серьезную.

И что было между ними этой ночью? Любовь или природное побуждение, подкрепленное алкоголем?

Он помнил день, такой же, как и все прежние — прогулка по Лондону, случайная встреча с Лили, а дальше… Пустота, мрак, вспышка картинки бара, на удивление неплохая речь, номер, выключенный свет. И что на них нашло?

И Лили. Он продолжал смотреть на нее, хитрую как лису, и чувствовал, что она начинает бесить его. Своим беззаботным видом, отсутствием проблесков здравого смысла, касательно произошедшего. Неожиданно она быстро сбросила с себя одеяло, вскочила на ноги и непринужденной походкой голая направилась по направлению к уборной, слегка поводя своими бедрами. О, нет-нет-нет, чего она добивается?! Сириус почувствовал тугой узел, образовавшийся внизу живота. Руки лихорадочно дрожали, пытаясь согнуться в кулаки, а по телу пробегали мурашки возбуждения.

Уже почти закрылась дверь, блеснул пластик душевой комнаты и тут…

— Что мы творим?! — заорал он, брызжа слюной. Лили все также непосредственно повернулась к нему и снисходительно вперила в него свой взгляд. — Что мы творим? Эванс, мне куда более интересно, что ты творишь? И какова была твоя цель! — Сириус начал метаться по комнате в поисках одежды Лили. — Ты помолвлена, мать твою, твой жених совершил ошибку, но ты почему-то решила на кой-то черт соблазнить меня! — он бросил ей прямо в руки белую женскую футболку и джинсы. — Меня! Мало того, что ты знаешь, какую я имею репутацию в плане общения с женщинами, так еще, опля! Я, оказывается, лучший друг твоего будущего мужа, — он дико засмеялся, наверняка осознавая, как выглядит со стороны, и от этого был очень жутковат. Неожиданно Сириус резко остановился и с видом безумного маньяка посмотрел прямо в глаза Лили. — Бинго! Ты сейчас сгенерировала апокалипсис, и я это просто так оставлять не намерен. Я иду к Джеймсу, говорить правду.

Он решительным рывком направился по направлению к выходу из номера, отталкивая от себя Лили. Та смотрела на него, как на последнюю надежду, утопающую соломинку, что вот-вот поглотит свирепое пламя правды.

— Сириус не надо! — срывающимся голосом проговорила она. — Подумай обо мне, о Джеймсе, о… — всхлип. — О нашем с ним семейном счастье, которое ты разрушишь своим вмешательством.

Сириус остановился, тяжело дыша, и любопытно взглянул на Лили. От ее невозмутимого поведения не осталось и следа. По щекам скатывались слезы, а в глазах плескался нечеловеческий страх. Она робко держала в руках одежду, пытаясь закрыть грудь и промежность, как если бы он случайно вломился к ней в комнату, когда она переодевалась. Как если бы между ними ничего не было.

— Я не знаю, что на меня нашло. Тогда в темноте… — она начала озираться по сторонам, будто там был написан ответ на все невзгоды и проблемы. — Это была навязчивая мысль, понимаешь? Я… я подумала, а что если п-поцеловать Сириуса Блэка, что если поцеловать главный секс-символ Хогвартса минувших дней? Я никогда не думала о тебе в таком ключе, но похоже сейчас система дала сбой. Я виновата. Извини.

Сириус смотрел на нее, опираясь о ближайшую стену. Ему очень хотелось курить, весь этот цирк его достал, он даже не замечал, как нервно постукивает пальцами по своему бедру. А еще эти резкие эмоциональные перепады, когда он пару минут назад хотел наброситься на Лили в страстном поцелуе, а сейчас тоже наброситься, но уже с другой целью.

— Оденься, — твердо сказал он и начал смотреть куда-то в сторону, чтобы Лили не стеснялась. Странно, он же все уже видел. Зачем?

Лили же в свою очередь серьезно кивнула и начала быстро натягивать нижнее белье, джинсы и футболку, периодически пугливо поглядывая на Сириуса. Это молчание пугало ее куда больше, чем истерический хохот. Она чувствовала исходящую от Блэка опасность, казалось, что сейчас он может убить человека. Не зря про эту семью ходит столько леденящих душу баек и историй, что очень любят рассказывать друг другу подростки.

— И что же ты предлагаешь, Эванс? — апатично отозвался он, глядя в пространство. Лили как будто для него не существовало, и Сириус был обликом безразличия в густом океане загадок и вопросов.

— Оставить все так, как есть, — протянула она, больше походя на нашкодившего хулигана, пришедшего на ковер к директору. — И никому ничего не рассказывать.

Сириус вдруг как-то странно выпрямился, излучая холодную как лед ненависть, и Лили вдруг пришла в голову какая-то совершенно невероятная мысль о том, что он хочет ее ударить. Лили никогда не видела, чтобы Сириус обращался с девушками таким образом, но Блэк был гораздо выше, он источал тонкую, как стальная нить, злобу, и к тому же где-то далеко начала просыпаться совесть. Все это в совокупности строило невероятную страшную версию будущего и тут…

— Отлично, — фыркнул он и направился к входной двери, скидывая с вешалки свою косуху. — Только мне непонятно, объясни как-нибудь, пожалуйста, что ты понимаешь под семейным счастьем и всем прочим, — Блэк пару раз провернул ключ в дверном замке и уже вышел за дверь. Повернулся, бросая последний взгляд на Лили. — В очередной раз поздравляю с удачной помолвкой, Лилз, и желаю удачи.

Дверь захлопнулась.

* * *

…Месяц спустя…

Первоначально он хотел сжечь записку, но любопытство все же взяло вверх, и скомканный кусок пергамента нашел приют в нагрудном кармане пиджака. Только это, и еще определенная кругленькая сумма денег, запечатанная в красивом конверте, отправились с ним на торжество. Перед выходом он все же не удержался и еще раз проверил содержимое короткого предложения, словно что-то могло поменяться.

«Пожалуйста, не напивайся, нам надо будет поговорить!

Л.Э.»

Он бросил колкую ухмылку на аккуратный косой почерк и трансгрессировал, все-таки выпуская бумажку из рук во время перемещения. Все. Полученное буквально накануне, письмо уничтожено бытием межпространственной сети. Может это и к лучшему, но вряд-ли, просто так такое не шлют.

Небольшой банкетный зал встретил его на удивление достаточно роскошно и ярко. Двери открыл чудаковатого вида дворецкий, низко склоняясь перед ним, будто снимая ширму простенького серого здания, в которое он изначально зашел после трансгрессии. Действительно, все оказалось не так просто: в конец помещения уходил дорогой красный ковер, заканчивающийся небольшим постаментом, от которого п-образной формой, повторяя расположение стен, уходили величественные дубовые столы, уже набитые разнообразными вкусностями. Потолок украшала огромная люстра, сверкающая бриллиантами самых разных мастей, а стены по углам были расписаны медово-золотой краской.

«Черт, это точно не свадьба чистокровных?» — растерянно думал он, пытаясь найти взглядом виновников сего торжества, но повсюду сновали кучки эльфов, торопливо разносящих спиртные напитки огромному множеству гостей, также, но уже неспешно передвигающемуся по залу. Видимо, он пришел вовремя, потому что все были еще вполне трезвыми, а заранее подготовленные тарелки и приборы чистым блеском сверкали на столах.

Люди были одеты с иголочки: ни волоска или незаметного пятнышка не было на их нарядах. Многие надели классические брюки с белой рубашкой, кто-то, как он дополнили это деловым пиджаком или пальто. Женщины расхаживали в аккуратных блузках, скромных платьях.

— Невероятно, — прозвучал за спиной низкий бархатный голос, до жути знакомый, но далекий и уже забытый в паутине времени. Человек подошел из-за спины и добродушно подмигнул ему. — И ты здесь, Сириус? Я думал, что тебя обязательно… — человек посмотрел на свои часы, будто что-то забыл. — К этому времени кто-то будет, как минимум, поддерживать, чтобы ты не свалился пьяный на пол.

Сириус тяжело выдохнул, быстро считая до десяти. Дурацкие стереотипы.

— Спасибо… — он протянул ладонь собеседнику, небрежно оглядывая его с ног до головы. — Кингсли. Не ожидал тебя здесь увидеть. Кто-то из наших здесь еще есть? — с явным намеком спросил он.

Бруствер заговорщически улыбнулся.

— На самом деле бо́льшая часть отдела здесь, — он махнул рукой на переговаривающихся между собой людей. — И где-то половина гостей как раз они. Сам понимаешь, проводить свадьбу в такое время очень и очень опасно… Даже сам Дамблдор пытался отговорить их от этого мероприятия.

— И он… — Сириус и представить себе не мог, чтобы Дамблдор явился сюда. — Он тоже здесь?

— Ну нет-нет, конечно, нет, — пробормотал Кингсли, словно предположение Сириуса было какой-то глупостью. — Но я точно знаю, что он собрался проводить какой-то очень важный обряд с их участием.

— Ясно. Ладно, удачи, Кингсли, — махнул Сириус рукой и направился в поисках своего места.

— И тебе, — Бруствер мигом подошел к какому-то низкому человеку, наверняка его подчиненному.

* * *

— А сейчас, дорогие друзья и родственники, внимание! Наш новоиспеченный муж, Джеймс Поттер, хочет выступить со своим обращением! — излишне жизнерадостно произнес ведущий и быстро отошел в сторону.

Шум тут же стих и взгляды всех людей, находящихся в зале, устремились к постаменту, за которым сидел как раз-таки и сидел Джеймс. Где-то слышался звон бокалов, и скрип ножа, но он был ничтожным по сравнению с этой нетерпеливой тишиной.

Сириус поднял голову от своей тарелки с легким разочарованием: он уже представил, как будет есть эту невероятно вкусную, по крайней мере с вида, картошку, закусывая красивейшей жирной утиной ножкой, обильно политой изысканным соусом. Ему буквально только что принесли второе и после того скучного салата это блюдо с виду было спасительной соломинкой, которую отобрал Джеймс своей речью, справа от которого сидел Сириус. Он вот-вот собирался начать, деловито поправлял синий галстук и очки. Сохатый выглядел невероятно счастливым, он постоянно улыбался, глаза его жизнерадостно сверкали. Сириус почувствовал гордость за своего друга и принялся внимательно его слушать.

— Итак, спасибо, что вы все пришли, — неторопливо и неестественно дрожащим пьяным голосом начал он, окидывая взором весь зал. — Это, это очень важное событие для меня! Представляете, я с первого курса бегал за Лили, дергал ее за косички, надеясь получить хоть толику внимания, — зал оживленно зароптал, видимо гостям это показалось очень милым. Сириус же поймал себя на мысли, что Джеймс начал проявлять действительно волнующее поведение только на третьем курсе. — И вот, спустя столько времени, мы сидим здесь, — он посмотрел на красную пунцовую Лили, наверняка, стеснявшуюся от такого большого количества внимания, и быстро чмокнул ее в щеку. Та засмущалась еще больше. — Но, дорогие друзья, дело даже не в свадьбе, не в том, что мы счастливы. А… — его голос вдруг сорвался. — А в том, — слезливо промолвил Джеймс. — Мы с Лили! Мы с Лили станем родителями! Мы ждем мальчика! * — только и успел он произнести. Его последние слова потонули в радостном гуле присутствующих. Все хлопали, улыбались, кто-то одобрительно свистел, наблюдая за парой.

Те, казалось, ничего не замечали: Джеймс добродушно улыбался, наблюдая за кем-то из зала, а Лили…

И тут Сириус поймал ее взгляд. Она с неловкой осторожностью выглядывала из-за спины Джеймса, серьезно глядя прямо Сириусу в глаза. Это был очень напуганный и сосредоточенный взгляд, какой Лили уж точно не стала на него бросать.

Если только… Да нет, ну конечно, нет! Прошел уже целый месяц, она, наверняка, остыла к нему после того случая, как и он к ней. Но что-то не давало Сириусу покоя в выражении лица Лили, ее закрытости в течение всей свадьбы. С самого начала церемонии она робкой пташкой выполняла все «ритуалы» торжества, начиная от согласия, когда она еле выдавила из себя «Да», заканчивая редкими разговорами вообще с кем-либо. Глядя на нее, все списывали это на волнение, но Сириус помнил других, уже чистокровных девушек, вышедших замуж. Те превращались в расцветший цветок, они задорно с учтивой вежливостью разговаривали с людьми, ходили по залу, принимали поздравления и подарки. Они светились. А тут…

Нет на свадьбах чистокровных семей все все понимали: брак — всего лишь союз, заключенный между главами семейств и их представителями, что муж, скорее всего, притронется к жене только для зачатия наследника и ничего более. Что возможно оба ненавидят друг друга, пытаясь подсыпать в утренний кофе быстродействующий яд, который другой обязательно выпьет, даже зная состав напитка**.

В случае с Лили и Джеймсом все наоборот. Они действительно любят, действительно верят в свои отношения, это понимает даже дурак. Но что же было той ночью между Сириусом и Лили?

Блэк очень долго размышлял над этим, он вспоминал события того вечера, дословно проговаривал все произнесенные ими слова, и даже вновь ночевал в том номере, глядя в потолок, надеясь на приход ответа. И он пришел, но в глубине души Сириус понимал, что списывать все на действие алкоголя было слишком просто, слишком невозможно. Он вновь и вновь пытался решить задачу, но каждый раз приходил к неверному выводу. Все крылось в чем-то другом, вопрос только, в чем именно?

Лили обиделась на Джеймса и решила отомстить? Да обиделась, но через пару недель после этого случая, Сириус упорно расспрашивал Джеймса о поведении Лили, о том, помирились ли они на матче по квиддичу, на который вместе отправились. Через десять минут такого поведения Джеймс крепко послал Сириуса, параллельно сообщив, что они просто поговорили между собой и разрешили весь конфликт.

Ну ладно.

«Только это категорически идет вразрез с сегодняшним поведением Лили!» — истошно орал внутренний голос, и разум с ним был абсолютно солидарен. Да, Сириус ни разу не видел Лили с того случая и много чего могло поменяться, но он же вроде ясно дал понять свою, хоть и по-детски обиженную, но вполне здравую позицию молчания.

А если дело в речи Джеймса? В том о чем он говорил. Нет, это же глупость какая-то, такое точно невозможно, ведь…

— Друзья, — радостно продекларировал ведущий, разрушая внутренний диалог Сириуса, — а сейчас у нас танцы!

Отлично! Блэк быстро встал со своего места и решительно направился к Лили. Заскрипели ножки, отодвигаемых кресел, заиграла тихая сонливая музыка, свет аккуратно смягчился, становясь глубже и домашнее. Зал погрузился в Сонату номер четырнадцать…

— Мсье Сохатый, — деланно небрежно сказал он, подойдя к Джеймсу. — Разрешите на пару минут украсть вашу даму?

— Конечно, мсье Бродяга, — деловито бросил Джеймс, спускаясь с постамента, и точно также направляясь в зал в поисках возможной партнерши.

— Пойдем? — подмигнул Сириус.

— Пошли… — в пустоту ответила Лили и, приподнимая подол платья, спустилась на пол с помощью Сириуса.

Они медленно закружились по залу, неспешно, но с очевидной техничностью переставляя ноги. Единым целым, они были созданы друг для друга. Лили, словно идеальная муза, сошедшая с холста известного художника, и Сириус — опасный, но по-прекрасному красивый зверь в человеческом обличье. Вода и кровь, жизнь и смерть, других не существовало. Иногда Сириус быстро склонялся над ней, будто в попытке аккуратного чмока в щеку, а Лили в свою очередь больно стискивала его плечо, наверное, в попытке поцарапать. Они молчали, но это было так естественно, так живо и неподдельно, что все вокруг понимали настоящую природу этого молчания. Поддержка и опора.

Возможно, этот танец и есть тот прощальный поцелуй, который они должны были отдать друг другу тем утром и расстаться навсегда…

— Ну что, детка, — ласково оскалился он, делая очередное движение. — С чем я могу тебя поздравить, м-м? Дом, брак или…

— Ты видел мое письмо? — прервала она его.

— Ну конечно, — Сириус, скрывая свое волнение типичными флюидами, пытался быть обычным Сириусом — элегантным нахалом, которому все прощалось. Это проявлялось и в его движениях во время танца и в манере речи. Но ему казалось, что Лили уже давным-давно сняла его маску. — Конечно, я видел, дорогуша.

— Блэк, я замужем! — грозно прикрикнула она на него, демонстрируя свое недавно надетое сверкающее кольцо. Сириусу на миг показалось, что она стала прежней Лили, но вдруг она снова заговорила, печально и серо. — Об этом в таких местах не говорят.

Сириус кивнул и остановился. Лили схватила его за руку и быстро повела к выходу из зала мимо удивленных гостей, с любопытством оборачивающихся на них во время танца. Сверкнули тусклым блеском двери, пронеслась пара коридоров, и вот они уже вышли на холодный заснеженный балкон. Места было немного, несколько квадратных метров бетона и одинокая убитая временем лавочка, держащаяся на соплях и совести.

Сириус подошел к краю и достал пачку сигарет и зажигалку. Закурил.

— Я тебя слушаю, Лили, — холодно, уже без маски, произнес он, выдыхая дым, уносящийся в серый воздух столицы Соединенного королевства, витающий над точно такими же, как и тот, в котором они находились, домами.

Он услышал шаги подходящей к нему Лили. Она встала справа от него и точно также начала смотреть на ночной пейзаж, освещенный лунным диском.

— Я бы не рекомендовал подходить ко мне, — сказал Сириус и, поняв, как это прозвучало, добавил. — Я имею в виду: у тебя же малыш, это вредно для него, кстати, как назовете?

— В этом и проблема, — без улыбки ответила она.

Сириус недоуменно посмотрел на нее.

— В смысле имя выбрать не можете? — нахмурился он, предчувствуя, что речь будет идти далеко не об этом. — Я знаю несколько интересных, там, Дэниел какой-нибудь… А, или еще лучше, Гарри! Как тебе?

— Какой же ты наивный, Сириус, — безжалостно возразила она. — Дело в том, чей это мальчик.

— Только не говори что… — вскинулся он, потушив сигарету, и, с тающей на глазах надеждой, посмотрел на Лили. Все говорило само за себя.

— Пиздец! — сердечно воскликнул он и от души ударил ногой по скамейке, стоящей рядом. Та на удивление выдержала это испытание, тяжело скрипнув в ответ. — Ай, сука, больно! — схватился он за ногу и вдруг резко поднялся и вдруг с жалкой попыткой спросил. — Ты серьезно, Лили? Это не розыгрыш?

Она легонько кивнула и в этом, казалось бы, простом действии Сириус увидел всю боль сложившейся ситуации. Вся эта скованность Лили, ее замкнутость и неразговорчивость, списанные на волнение, они… Они просто были симптомами совершенной ошибки и бессилия от того, что сделать ты ровным счетом не можешь ничего. Только стоять и смотреть, как тонет твой корабль, вот-вот вышедший в открытое море.

Сириус начал в панике носится по балкону, срывая волосы на голове, и ругаясь отборным матом.

— А что если, — безумная догадка пришла в рушащееся сознание. — Что если с помощью Родовой магии сделать выкидыш? Или… — он лихорадочным взглядом пронзил зимнее небо. — Или пусть кто-нибудь украдет ребенка после родов. Я готов много заплатить! О да, наверное, это лучшая идея!

Отрезвляющая пощечина ударила вкупе с обжигающим воздухом, словно ток, находящийся под самым высоким напряжением. Далеко не самая болезненная пощечина Сириуса, но точно самая запоминающаяся.

— Блэк, ты совсем спятил?! — заорала Лили на него. — Ты говоришь о своем ребенке! Я никогда не думала, что ты можешь себя вести, как трус, но, похоже, ты куда трусливее, чем даже самые законченные из них! Ты можешь заплатить хоть все состояние семьи Блэк, но этот ребенок будет жить и расти, неважно, что он будет знать о тебе и случившемся между нами. Это. Мой. Сын! — прошипела она и снова ударила Сириуса.

Но это, наверное, уже было лишним, ведь он сам уже понял, как прозвучали его слова. Удивительно, что Лили еще не пустила на него какой-нибудь летучемышиный сглаз наивысшего уровня опасности.

— О, черт, извини, пожалуйста, — кающимся голосом затараторил он. — Мы чистокровные все такие безумные, извини.

Легкая улыбка тронула губы Лили.

— Я уже давно заметила, — с легким нажимом ответила она, похоже принимая извинения. — Ты теперь будущий папа, кстати, во всех возможных проявлениях.

— Не понял.

— Ну, так получилось, что Джеймс очень настаивает на том, чтобы сделать тебя Крестным, — беззаботно добавила она.

— Одна хорошая новость за другой, солнышко, — досадно промолвил он. — И что же мы будем делать?

— Извини, но, как и всегда сделал бы Сириус Блэк — молчать.

* * *

Темная ночь медленно уступала место своему приемнику, утру. Над темным городом тайн, обещаний, предательств и секретов медленно занималась заря, бледной полоской играющая в зимнем холодном воздухе. Все люди спали, укрытые пушистыми одеялами, дарующими уют и тепло, что так часто не хватает нам.

И только двое не могли найти покоя в этот момент. Наследник древнейшего и благороднейшего рода Блэк и простая девушка из самой обычной семьи. Наследник докуривал очередную сигарету, туша окурок о старую, как мир пепельницу, а девушка пыталась заснуть, горько роняя слезы на свою подушку, и слушая храп своего мужа.

В конце концов оба уснут, объятые сладким пленом снов, в которых и свершатся их мечты, но в новый день войдет лишь еще сильнее потрепанная душа, от которой отломился очередной невозвратный кусочек.

Примечания:

* — я в курсе, что на таком сроке еще нельзя определить пол ребенка, но давайте спишем все на магию, хорошо?

** — Жалкая попытка автора вставить намек на известную фразу Черчилля)

Итак, с гордостью могу заявить, что почти половина фанфика уже пройдена. Знаю, эта глава о-очень сумбурная на события, плохо это или хорошо решайте сами. В главе, кстати, много фансервиса, кто разгадает, тому печеньку.

Ну и пишите, как вам?

PS: следующая глава будет коротенькая, но и выйдет куда быстрее, чем эта)

…Октябрь, 1981 год…

Камин медленно поедал одно полено за другим, щелкая и взрываясь, когда очередное бревнышко превращалось в красные, как раскаленная лава, угли. Он сверкал ярким ослепительным пламенем, насквозь прожигая тонкую, но прочную как стальная нить, глазную оболочку. Он испускал красивейшие языки пламени, переплетающиеся, словно змеи в рушащийся и вновь соединяющийся калейдоскоп красок, мыслей и образов, возникающих в его бликах.

Камин горел, источая холодную спокойную мудрость, словно он был столетним мудрецом. Но это не так, он проживает короткий час или два, а потом умирает, чтобы вновь возродиться из пепла через несколько дней или недель, становясь фениксом, таким же ярким и мимолетным. Быть может именно из-за этого он и выглядел так величественно?

Камин горит редко и, конечно, не по своей воле. Он лишь служит инструментом света для такого же узника, как и он…

Сириус тихонько скрипел пером по пергаменту, часто оглядываясь на входную дверь, будто там кто-то вот-вот должен появиться. Давящее одиночество тяжелым прессом давило сверху и никак не отпускало, но перо продолжало низвергать из своего кончика тонкие размашистые слова. Они были такими резкими и временами нечеткими. Было видно, что он торопился, ведь тонкие длинные пальцы нетерпеливо постукивали по столу, а глаза критически осматривали пергамент. Тот в ответ демонстрировал лишь насмешливую сухость своей тонкой свертывающейся вместе структурой.

В очередной раз обернувшись, Сириус в бешенстве схватил злосчастный свиток и, комкая, бросил его в огонь, насмешливо проглотивший его, как песчинку. Сириус посмотрел в окно. Темная луна предстала такой блеклой и невзрачной в сравнении с поцелуями тепла, исходящими от камина. Луна была мертвой, и ее окружение точно таким же — мертвым и обособленным от мира сего.

А огонь дарил настоящую природную ярость и живость, когда хочется творить, когда хочется просто пробежаться по лесу, послушать шум деревьев и пение птиц, когда хочется окунуться в ледяную воду, а потом вынырнуть и чувствовать, как ты согреваешься и становишься суше от такого же живого, как ты, солнца.

Но это когда-нибудь потом…

Сириус взглянул на часы. Шесть двадцать семь. Снова на камин, письменный стол и окно. Шесть двадцать восемь. Уже почти приблизилась конечная точка, о которой они договаривались. Если они не появятся или не выйдут на связь, то придется, самому отправится туда. Шесть двадцать девять. Неужели… Шесть тридцать.

Ну сейчас, прямо сейчас! Портал должен сработать именно в этот момент! Может он ошибается?

Такого не может быть, они сверяли часы.

Шесть тридцать один. Никого.

Яростный удар кулаком по столу. Они не придут. Они погибли! Сириус принялся носиться по кабинету, круша все вокруг к чертям собачьим.

— Диффиндо! — стол с треском разломился напополам.

— Бомбардо! — от взорванного кресла остались лишь крошки.

Он не мог. Не мог поверить, что они погибли. Это невозможно. Все было оговорено, все было рассчитано. У них был план по транспортировке Поттеров. У них было все, но что-то пошло не так. Сириус помнил слова Джеймса: «Если мы не придем в назначенный срок — мы погибли».

Он солгал. Это неправда. Ни Джеймс, ни Лили не могли вот так закончить. Ни их сын, пускай Сириус видел его не больше десяти раз. Забавно, они назвали его Гарри. А ведь он просто случайно произнес это имя на том балконе…

Возможно, он зря тратит время на сжигание писем. Возможно, зря уничтожает картины, угрюмо висевшие на стенах. Но если ему действительно суждено отправится в Годриковую Лощину и понять, что Хвост их все-таки предал, то лучше уничтожить хотя бы одно место пребывания Сириуса в этом чертовом доме на площади Гриммо, чтобы сгореть потом точно так же, как и все эти вещи, находящиеся в этом кабинете.

Неожиданно, выбрасывая очередную стопку пергаментов, он нащупал рукой письмо. То самое письмо… Оно уголком выглядывало из-за пачки прочих, чтобы его было проще достать и прочесть. Длинное, исписанное аккуратным, как и сама она, почерком, что вырисовывал все эти изящные знаки препинания и завитушки. А в конце была фотография задорного черноволосого мальчугана с зелеными глазами, с веселым неслышным криком гонявшего бедного рыжего кота по лужайке. А прямо под фотографией ее подпись и инициалы: «Л.Э.»

Сколько раз можно умереть за минуту? Похоже, что десятки, сотни и тысячи раз, потому что глядя на ее письмо, Сириус делал это снова и снова. Он вчитывался в каждый абзац, каждое предложение и абсолютно каждую буковку, стоя перед горящим щелкающим камином в центре разрушенной комнаты, и горько ронял слезы на пергамент, отправленный ему около года назад. Он читал его практически каждый день, как молитву, глядя на своего сына, даже не знающего его, как настоящего отца.

Сириус никогда никому в этом не признавался, но он всегда хотел быть для кого-то папой.

А сейчас и Гарри, и Лили, и Джеймс, скорее всего, погибли от рук одного темного мага, получившего информацию от точно такого же черствого и гнилого волшебника, которого Сириус считал до последнего времени другом.

Камин погас. Письма сожжены и только одно, слегка подпаленное по краям покоилось на самой вершине пепельной горы. Сириус надеялся, что оно тоже, как и все остальные, уйдет в небытие, но он, кажется, ошибся, закрывая дверь этой проклятой комнаты, которая должна была стать спасением одних очень важных для Сириуса людей.

Но она стала лишь очагом, разгоревшегося пожара, ведь именно тут Питер Петтигрю и стал Хранителем тайны одной темной ночью.

Примечания:

Теперь уже точно половина пройдена. Содержание письма, кстати, тоже интересная тема, но раскрыта будет немного позже.

Отправился делать новую главу, жду ваш фидбек)

…Декабрь, 1993 год…

Возможно, стоило все-таки воспользоваться мантией и пройти через главный ход.

Потому что эта давящая гробовая тишина очень сильно пугала Гарри. Буквально секунду назад он был в шумном школьном коридоре, наполненном шумным гомоном и бесчисленным количеством студентов, смешавшихся в единую текучую массу, направляющуюся прямиком в Хогсмид, а сейчас он попал в темный склеп, ведущий куда-то к выходу из замка.

А еще Гарри показалось, что какой-то амбал со старших курсов, заметил, как он прислонился спиной к статуе Одноглазой горбатой ведьмы и вдруг неожиданно исчез при ее повороте на сто восемьдесят градусов.

Ну и пес с ним! У Гарри есть несколько более важных проблем.

Например, паутина. Он шел, чувствуя, как она липким слоем уже облепила всю мантию-невидимку. Неприятно, придется потом чистить. Глухие шаги медленно раздавались по безмолвному величественному проходу, скромным эхом уходя в высокие стены, надменно взиравшие на него.

К тому же после самого замка, такого теплого и нежного из-за факелов и многочисленных каминов, здешняя атмосфера казалась серой мрачной и безликой. Гарри шел вперед и чувствовал, как душа уходит в пятки, когда в очередной раз доносился шелест осыпающейся вниз земли.

— Люмос! — прошептал он и кинул быстрый взгляд на карту.

«Г. Д. Поттер» — отвечала она, демонстрируя одинокое имя, медленно продвигающееся все выше и выше. Строчки бросали быстрые тени из-за света заклинания, напоминавшие блики одинокого костра.

Из-за этого томящегося в груди одиночества силки страха сжимали сердце Гарри все сильнее и сильнее. Он уже представил, как ощутит странный холодок пробежавших по спине мурашек, а затем увидит, как стены покроются тонкой корочкой льда. Он в панике оглянется назад, уже понимая, что дементор поймал его в свои сети и в последний момент увидит черную тень капюшона, скрывающего пустые глазницы, уже склоняющиеся над ним…

Ему впервые стало тошно от того, что никто не увидит смерть знаменитого Гарри Поттера, мальчика-который-выжил.

Неожиданно Гарри почувствовал, как проложенная брусчатка резко стала подниматься вверх, и теперь, чтобы двигаться дальше, ему приходилось прыжками перескакивать через контур камня. Становилось теплее. Быть может, он наконец выбирается на поверхность? Проход становился все уже, и в какой-то момент Гарри понял, что уже не может полностью выпрямится и тут…

— Жеваный ежик! — натужно завопил он, ударившись виском о… деревянную доску? Неужели? Он в самом деле дошел до конца?

Гарри попытался приподнять, как он уже точно понял, выход из этого заточения и вдруг почувствовал резкую вспышку солнечного света, предательским щелчком ударившую по его глазам. Секунда на то, чтобы привыкнуть, и тут он, скорчившийся на пятках, увидел странные бочки в компании с еще более причудливыми контейнерами. Они небрежно лежали на многочисленных полках стеллажей, стоящих тут и там по помещению. Гарри быстро осмотрелся, дабы понять, что вроде как находится тут один.

Точно. Ни души.

Слегка поднатужившись, он все-таки смог отодвинуть импровизированный деревянный выход и выйти из небольшого колодца, стоящего в углу помещения. Это был небольшой склад, напичканный разнообразным барахлом. Конечно, преобладали тут уже знакомые стеллажи, но было и много чего интересного.

Например, в противоположном конце этого места стояла пара небольших центрифуг с глухим шумом вращающихся на своих стойках. Слева от них расположилась старая, наверняка ужасно скрипящая массивная дверь с небольшим окошком сверху, через которое сюда и поступали жалкие крохи света.

Гарри стало любопытно, что хранили в себе бочки и, подойдя к одной из них, он аккуратно, будто внутри была бомба, сдвинул ее крышку. Солнечный лучик жалко бросил свой взор внутрь, пугливо освещая странных, но при этом не пугающих своим видом, червяков, покрытых сахаром. Они переливались разными цветами и выглядели очень привлекательно. О, похоже, он знает, что это! Несколько червячков героической смертью пали, отправившись в рот довольного Гарри. Еще несколько удостоились той же участи, и теперь сомнений не осталось. Это был мармелад. Такой непривычный, такой необычный, но, наверное, самый вкусный, что Гарри когда-либо пробовал. Ему несколько раз доводилось красть, похожие сладости у Дадли, но если бы он знал, что ему доведется попробовать, то ни разу бы не прикоснулся к маггловскому мармеладу.

И, конечно, помимо удовольствия мармелад также принес другую полезную информацию. Похоже, проход привел Гарри в Сладкое королевство, это точно, ведь именно здесь и продается подобная еда, судя по рассказам Рона и Гермионы.

Кстати о Роне и Гермионе…

И тут он услышал быстрый топот, доносящийся откуда-то из-за двери и усиливающийся с каждой секундой. Время на раздумья не было, и поэтому Гарри ловким, уже отработанным движением, накинул мантию на себя и быстро спрятался за один из стеллажей. В этот же момент дверь резко открылась, впуская гостя, и послышался грохот упавшей на пол деревянной крышки, которую задел Гарри, надевая на себя мантию .

О черт!

Силуэт в дверях внезапно остановился недоуменно глядя, на место пребывания Гарри несколько секунд назад. Каждый удар сердца кажется вечностью через призму стеклянных бутылок, за которыми он стоял.

— А я ей все давно талдычу, что пора арендовать новое помещение! — как-то разочарованно и даже обыденно скучно произнес мужской голос, появившегося человека. Силуэт быстро вошел и направился прямо к Гарри, намереваясь поставить крышку на место. — Старый гнилой дом, как же он меня достал… Так, Берти Боттс, лимитированная серия, — быстро добавил незнакомец, похоже чтобы не забыть.

Послышался скрип закрывающейся двери, но в самый последний момент слегка отпихнув человека в бок, Гарри успел выскочить в проем, напоследок услышав лишь глухой стук закрытия. Отлично, похоже, он внутри основного помещения магазинчика.

Действительно, пластинка тишины сменилась на бодрый смех студентов и добродушное поквохтывание старой женщины-продавца, стоящей за кассой. Гарри стоял справа от нее и изумленно наблюдал за происходящим. Лица, лица, детские и не очень, подходили к ней и быстро совершали покупки, а потом уходили довольным гомоном, общаясь с друзьями. Кто-то долго искал деньги, кто-то не мог выбрать товар, некоторые очень оперативно со всем справлялись, и покидали магазин. Но, несмотря на это, все происходящее уже успело слиться в единую картину, и Гарри чувствовал, как не может оторвать свой взгляд. Странно. Это так необычно, быть лишь наблюдателем, а не участником…

И только возвращающийся из кладовой человек смог вернуть его к реальности. Гарри быстро обернулся и тут же помчался к выходу, успев схватить несколько пачек каких-то сладостей. Ну, а что? Сами виноваты, делать такой незаметный проход сюда.

Он выскочил на улицу и, слившись с толпой, почувствовал приятный живой холод, наполняющий весь мир. По улице кружились снежинки и вместе с ними толпы студентов Хогвартса. Все сверкало, горело яркими красками и было таким беззаботным, что Гарри показалось, будто он почувствовал, как за спиной у него вырастают такие же невесомые, как и он сам, крылья.

Он несся по скрипучему снегу вперед, уплетая за обе щеки сахарную вату из шерсти оборотня, давясь леденцами, и по-дурацки смеясь от каждой глупости, которую он видел. Где-то в глубине души он чувствовал прекрасный трепещущий покой, наполняющий его тело счастьем. Это было волшебно, это было невероятно.

Казалось бы, что он сделал, нарушил школьное правило, отправившись в Хогсмид? Да именно это, но не за совершенную шалость ему было так хорошо, а просто так. Похоже, иногда надо пройти по своей улице, глядя на нее вниз головой, чтобы понять, что ты такой же обычный, как и все. Такой же Гарри, как и все Гарри, такой же Поттер, как и все Поттеры. Только с небольшими особенностями в виде шрама на лбу и прочими примочками. Но без этих особенностей ни один человек не будет самим самой, не важно, где у него там шрам расположился, на лбу или в сердце.

Хотелось петь. Что там сейчас в моде?

It's amazing

With the blink of an eye

You finally see the light,

It's amazing

That when the moment arrives

You know you'll be alright,

It's amazing

And I'm saying a prayer

To the desperate hearts tonight*

Гарри кружился по улице, как прокаженный, толкая удивленных людей, тихонько напевая песни, и просто наслаждаясь жизнью, но буквально в тот момент, когда он в очередной раз хотел попробовать кинуть в кого-нибудь снежок, он увидел лицо. Его лицо.

Хитрые серые глаза насмешливо сверкали на плакате, прожигая окружающее пространство. Грязные вьющиеся волосы хищной маской опускались на лицо человека, кровожадно смотрящего с фотографии прямо в объектив, а губы Сириуса Блэка вновь и вновь воспроизводили одно слово — «Гарри». Леденящие душу своей молчаливой ненавистью, цепи опускались с худых запястий узника в смешном, неслышном позвякивании, а складки грязной заношенной формы, уже в который раз перегибались от движений заключенного. Под фото матовой печатью значились слова о розыске.

Вся радость самым неожиданным образом ушла, как будто кто-то решил сдернуть пелену с глаз. На Гарри смотрел убийца и Пожиратель смерти. Забавно, как много людей видят лицо этого человека каждый день в утренних сводках новостей, и лишь у немногих он вызывает хоть что-нибудь помимо тупой, обглоданной со всех сторон, как кость, ненависти. Нет-нет-нет. У Гарри в теле полыхала далеко не ненависть, а что-то другое, именуемое яростью. Каждый раз, когда он слышал о Блэке, преследующем его, котел с этим чувством пополнялся новой порцией и, похоже, сейчас жидкость начала просто выплескиваться через края. Вот и славно, такие люди другого ощущения и не заслуживают.

А Блэк продолжал смотреть на него, ухмыляться, кривить гнилые зубы, трясти грязными волосами и двигать губами, произнося его имя. О да, еще! Продолжай! Гарри чувствовал, как яд, переливаясь через бортики, начал капать на его сердце.

Удар. И еще один. Попытка третьего, но тут Гарри скривился в неприятной боли, охватившей его кулаки. Вот черт, он со всего размаха бил по кирпичной стене. Гарри тихо выругался, прижимая ладони к груди. Даже физическое насилие ему, похоже, лучше не сделает. Как иронично.

Через несколько минут боль начала утихать, но костяшки пальцев решили внести коррективы и обильно полились кровью в сочетании с зимним воздухом, больно обжигающим пальцы. Похоже надо возвращаться в башню Гриффиндора, но только с главного входа, а то хватит на сегодня приключений. Слегка прихрамывая и шипя от обиды, Гарри поплелся по этой, уже серой и блеклой, деревушке обратно в замок. Мимо пробегали обычные дети, и Гарри хотел быть таким же, как и они, но посмотреть под другим углом у него, видно, не получалось. Дурацкое слово — особенный. Точно такое же нелепое, как и то, что оно характеризует.

Неожиданно он почувствовал, как врезался в на момент остановившуюся толпу посреди улицы. Что же там такое было? Гарри аккуратно шел по краю, пробираясь мимо людей и, почти дойдя до края, услышал голос.

— Нет, друзья, вы же прекрасно понимаете, — скрипел низенький старик с крючковатым носом. — Аврорат не позволит убрать дементоров, пока Блэк не будет пойман, это элементарные меры предосторожности…

Фадж?! Корнелиус Фадж? Что же он тут…

— Спешу заверить, — продолжил министр, — что мы очень активно ищем его, у нас есть зацепки и источники, не переживайте. А теперь, прошу извинить, я вынужден откланяться и уйти, хорошего дня!

В этот же миг двое телохранителей, стоящих по бокам от Фаджа, быстро прижали его между собой и повели в ближайшее здание, где располагался крохотный паб. Люди тут же хлынули туда, но несколько мракоборцев остановили их по причине нахождения в здании важного человека. Послышались недовольные крики горожан и какие-то глупые вопросы из толпы, доносившиеся в спину уходящему Фаджу. Гарри же наплевал на все писанные и не писанные законы и правила, быстро пробежал мимо мракоборцев и влетел в двери, движимый странным неведомым чувством, которого раньше не испытывал. Фадж говорил о Блэке? Неужели он может знать что-то еще, да, конечно же, первый человек в стране!

Он несся по длинным коридорам вслед за министром и в самый последний момент, точно так же, как и в Сладком королевстве, увидел закрывающуюся дверь. Та же ситуация, но и ставки куда выше, если его обнаружат…

Бинго! Он успел!

Незримой тенью ворвавшись в небольшой зал, он чуть не столкнул стоящую около входа табуретку. О, Боже, он такой неуклюжий! Осторожно поправив этот странный элемент общей мебели, Гарри невесомым шагом прошел дальше.

Это был длинный, но при этом достаточно узкий зал с низкими потолками, оформленный старым дубом. В обоих концах стояло два платяных дубовых шкафа, набитых дорогими стеклянными сервизами. Плинтуса тонкими и изящными линиями уходили вдаль, от того очень сильно бросающимися в глаза. Прямо в центре помещения стоял аккуратный хрупкий столик с двумя креслами, обитыми старой кожей. Если бы Гарри попал сюда во сне, то, наверняка, подумал бы, что находится в гостях у очень старомодной, но при этом по-домашнему доброй бабушки, которая абсолютно точно накормила бы его чем-нибудь вкусным.

Но когда он вспоминал, через какие серые и хмурые коридоры ему пришлось пройти, то в голову приходил лишь образ кабинета директора какой-нибудь пыточной, который с доброй ухмылкой заполнял здесь документы, миловидно приглашая «в гости». Брр, ужас!

Но где же Фадж?

Аккуратно пройдя через всю комнату, Гарри с немалым удивлением понял, что министр просто скрылся за высокой спинкой кресла. Сейчас он нервно курил, читая какую-то газету. Выглядел при этом очень нетерпеливым: пальцы нервно постукивали по подлокотнику, а сам Фадж будто застыл в каком-то ступоре, словно не мог прочитать и строчки статьи.

— Кхм, кхм! Бэрримур! — обильно прокашлялся он, громко назвав смешное имя.

Буквально в это же мгновение из входа выплыл неказистый усач, быстро подошедший к министру. Видимо прислуга.

— Где он? — грозно спросил чиновник, рвано выдыхая струи дыма.

— Сейчас придет, сэр, — поморщившись от запаха курения, ответил усач. — Вам точно не нужна будет охрана?

Гарри готов был поклясться, что увидел, как жилка на шее Фадже сильно запульсировала, прямо как у дяди Вернона. И только осознание того, что с ним может случиться, если его обнаружат, помогло не засмеяться в голос.

— Мерлинова борода, Бэрримур! — Фадж в бешенстве потушил окурок о газету, яростно глядя на подчиненного. Да, это был не тот великодушный политик с первых страниц газет. — Неужели ты и понятия не имеешь, с кем у меня здесь встреча?!

Интерес Гарри, словно костер, в который подлили немного масла — пожаром разгорался — и поэтому он затаил дыхание, ожидая, что будет дальше. Бэрримур лишь в растерянности смотрел на министра, не зная, что сказать. Но ответ пришел совсем с неожиданной стороны, как это часто бывает в пасмурный день, когда солнце внезапно выползает из-за туч.

— Конечно, знает, Корнелиус. Просто в большинстве случаев охрана нужна тебе лишь, чтобы случайно не навредить себе, выпив очередную рюмку коньяка.

— Да как вы смеете, Альбус? — дрожащим голосом ответил Фадж, глядя на нежданно появившегося гостя.

Директор школы чародейства и волшебства Хогвартс, Альбус Дамблдор, стоял прямо посреди зала. Сама мудрость и величие в одном лице смотрелись здесь как-то неестественно и глупо. Длинная белая мантия в пол и аккуратная шапочка на голове были такими странными и непохожими на здешнюю обстановку, на одежду самого Фаджа, или интерьер зала, что сразу же приковывали к себе внимание. Высокий Дамблдор почти доставал макушкой до потолка, и поэтому был вынужден слегка склоняться, чтобы не удариться головой. Сам же Гарри принимать увиденное всерьез просто не желал. Буквально только что министр кричал на своего подчиненного, а затем, словно рассыпавшийся на тысячи кусочков калейдоскоп, здесь появился Дамблдор. Нет, конечно, и встречая директора много раз и читая о нем, Гарри уже имел представление о могуществе этого волшебника, но чтобы появиться из ниоткуда без хлопка трансгрессии…

Он очень надеялся, что это какая-нибудь шутка, потому что если нет, то он опять влип в очередную историю.

— Итак, Корнелиус, — Гарри за своими размышлениями и не заметил, как Дамблдор переместился в кресло напротив Фаджа. — По какому же поводу вы решили сегодня явиться? Вернее я к вам, поскольку попасть в мой кабинет напрямую для вас непозволительная роскошь, если я правильно понимаю.

Министр пытался изображать главного, вздернув подбородок и деловито наблюдая за директором Хогвартса, но от этого выглядел еще глупее, потому что Дамблдор своей неподдельной беззаботностью просто обезоруживал его. Видимо и сам он это тоже отлично понимал, ведь с каждой секундой его уверенность летела все ниже и ниже в пропасть.

— Эм-м… Значит так, ну мне показалось, что пугать общественность открытым появлением в Хогвартсе будет слишком рискованным занятием, учитывая нынешнюю политическую ситуацию и предстоящие в скором времени выборы, поэтому я решил без лишних глаз, да черт побери, почему я должен отчитываться перед вами?!

Губы Дамблдора тронула легкая улыбка, больше походящая на насмешку. Он на секунду отвлекся, принимая чашечку чая от официанта, и небрежно, словно делая это каждый день, ответил.

— Ах, так вот оно что! — директор аккуратно отпил из кружки. — Внимание общественности вас пугает. А я вам говорил, с самой предвыборной гонки говорил, не для вас эта должность, Корнелиус, не для вас. Вы слишком ранимый, слишком гордый человек, чтобы управлять целой страной, руководство малым бизнесом или предприятием куда больше бы раскрыло вас.

— Опять реверансы в сторону себя, Альбус? — гневно ответил министр.

— Ох, нет-нет, конечно не это, — неожиданно Дамблдор поставил чай прямо на столик и резко посмотрел прямо в глаза Фаджу. — Если вы пришли за очередным советом, то вот он: признайтесь, что вы не можете поймать Блэка, что вы уже не контролируете происходящее. В конце концов, обратитесь за помощью Ордена.

Гарри чувствовал, как у него начинает закипать голова. Он приблизился практически вплотную к собеседникам, чтобы слышать каждое произнесенное ими слово. Жалко, что он, наверное, потом сможет рассказать лишь итог диалога и ключевые события, упустив такие важные детали, как жесты, тембр и поведении двух политиков, но атмосфера причастности и понимание того, что он единственный из посторонних, кто слышит все это, просто уничтожала сознание. Это было невероятно.

— Но у нас осталась последняя зацепка! — гордо выпалил Фадж, словно этого было достаточно. — У нас есть мальчик. Вы же знаете, что ему обычно на такие вещи везет, и мы абсолютно уверены, что он сможет вывести нас на Блэка.

— Поттер? — было видно, что даже сам Дамблдор удивился. — Гарри Поттер? Вы действительно надеетесь на то, что самый обычный подросток сможет привести вас к человеку, одурачившему все министерство?

— Но это не обычный мальчик, — хищно улыбнулся министр. — И вы сами это прекрасно понимаете, Альбус. Он не сидит на месте, как большинство из тех, кто мог бы попасть на его место. Нет-нет, он ведет себя очень и очень неправдоподобно для человека, случайно попавшего на эту роль. Вот, например, вы знаете, где он сейчас?

Дамблдор лишь покивал головой в ответ.

— А я знаю, — Гарри почувствовал, как земля уходит из-под ног. Неужели… — Он в Хогсмиде, прямо сейчас! И возможно даже, — глаза Фаджа загорелись безумным огнем, — прямо сейчас слышит этот разговор.

— И? — спокойно ответил Дамблдор, быстро стрельнув взглядом в то место, где сидел Гарри, сердце которого билось галопом, рискуя выскочить из груди. — Ах, все эти сплетни о том, что Сириусу нужен именно Гарри, что он хочет его убить…

— А то, что он приходится ему крестным отцом вас не смущает? То, что именно Сириус Блэк, будучи лучшим другом четы Поттер, предал их, тоже? Дамблдор, с каждым нашим разговором я все больше убеждаюсь, что вы далеко не самый умный человек из всех, что я встречал.

— Видимо в силу своей глупости, Корнелиус, — выпалил директор. — Вы хотели чего-то от меня? Я знаете далеко не тот волшебник, который может разбрасываться своим временем. Если вы хотели поболтать о мальчике, то извините, вынужден с вами попрощаться и надолго, — Дамблдор резко встал из-за своего кресла и решительно направился к выходу.

— На самом деле хотел, — нарочито медленно произнес Фадж и Дамблдор остановился. — Но после ваших слов уже нет. Сообщу только, что школьникам отныне будут запрещены походы в Хогсмид, и что охрана школы несколько усилится.

— Замечательно, всего хорошего, — сказал Дамблдор и вышел за дверь, через которую несколькими минутами ранее уже выбежал Гарри Поттер…

* * *

Он уже не успел дослушать, чем закончился разговор Дамблдора и Фаджа. Он просто бежал. Вперед и не оглядываясь, оставив все позади, забрав с собой только слова по поводу того, кем именно был этот человек с фотографии.

— А то, что он приходится ему крестным отцом вас не смущает? То, что именно Сириус Блэк, будучи лучшим другом четы Поттер, предал их, тоже?

Он чувствовал, как серебряный нож медленно вырезает у него на сердце эти предложения. Почему серебряный? Гарри где-то слышал, что именно серебро больнее всего воспринимается людьми. Возможно это и к лучшему. Кто-то бы сказал, мол, Гарри, ты все неправильно понял. Но сердце чуяло, что он знает все именно так как надо. Земля проносилась под ним, как пропасть, отпустившая пленника на миг, он летел, но окованный цепями, он ни о чем не думал, потому что не о чем больше было думать .

Только старое лицо Корнелиуса Фаджа, вновь и вновь произносящее ужасные слова. А затем плакат с белым, как мел, узником Азкабана.

Друг семьи… Он их предал, он предал их!

И Гарри падает вниз. С вершины отчаяния.

Примечания:

* — Aerosmith — Amazing

Конечно, это не конец, просто строчка последняя красивая, если вы понимаете о чем я) Жду ваши отзывы и критику, пошел считать часы до учебы...

Небечено.

...1994 год...

Ночь. По-холодному свежий чистый воздух аккуратно заполонил старый хвойный лес, пронизанный приятным запахом шишек и немногочисленной зелени, находящейся здесь. Сосны огромной хаотичной сетью опоясывали все окружающее пространство, уступая место лишь редким слабо протоптанным тропинкам, которые вели к берегу граничившего с лесом озера. Ясное и чистое, как след от кисти художника, небо расступилось перед ясной полной луной, освещавшей кроткие волны, тихо плескавшиеся друг о друга.

Обычная ночь первых дней лета...

Такая свежая и ясная после бросавшейся в крайности погоды весны, когда каждый час дождь сменялся ярким солнцем, а потом снова возвращался, чтобы петь свою недолгую песнь. Такая весна казалась буйным подростком, расцветшим после долгой морозной зимы. Импульсивность и слепое верование в свою правоту, как почки и древесный сок, сочились отовсюду, забывая о моментах, когда надо просто остановиться и оглянуться вокруг, посмотреть назад и поразмышлять.

Лето же было невинным зеленым дитем, временами шумным из-за своих ветров, а иногда нежным и ласковым, как мягкая лесная трава, приятно щекочущая ноги. Днем оно, словно познавало мир, как пальцы, запуская свои лучи в самые далекие и невзрачные места, а ночью уходило в невинное царство снов, барьером которому была лишь колыбель мироздания.

Но пока все спят, кто-то жаждет этого меньше всего. Ведь самая лучшая ночь, даже эта, однажды уступит место утру, которое разорвет нити темноты, когда свершалось настоящее чудо.

Они сидели на большом холодном булыжнике и зачарованно смотрели в блики костра, освещающего их беззаботные лица. Раздавались голоса, часто прерывающиеся смешками и скрежетом пакетов со сладостями, благоразумно принесенными ими заранее. Два силуэта: ребенок и взрослый. Такие непохожие, но в то же время такие одинаковые. Оба были разными, но любой сторонний наблюдатель с уверенностью бы отметил схожие черты, проскакивающие в мимике и жестах этих двоих.

Один из них — этакий рокер, случайно выброшенный самозванцем на берег обычного озера. Сверкающая кожаная куртка и узкие, несколько разорванные, джинсы точь-в-точь сочетались друг с другом, дополняя длинные и темные, как око ночи, волосы. Говорил он громко и достаточно развязно, но чувствовалась в нем определенная сосредоточенность и настороженность, будто из леса вот-вот выйдут опасные враги.

Второй — обычный очкастый мальчик-подросток лет тринадцати. Он лежал на боку, громко смеясь слегка хриплым от недавно начавшейся ломки голосом. Его простая кофта на молнии смотрелась на нем как-то неестественно, будто была унаследована от какого-то гиганта.

Неожиданно он резко подобрался и вдруг серьезным взглядом посмотрел на своего собеседника, как на старшего брата, который прямо сейчас должен открыть ему самый страшный секрет этого мира.

— Сириус, расскажи об отце, — твердо произнес парень, вглядываясь в нечеткого из-за игры дыма «рокера», который ответил лишь легкой ухмылкой, доставая из кармана куртки сигарету и зажигалку.

— О Джеймсе? — хитро улыбнувшись, спросил Сириус, зажав инструмент заядлых курильщиков губами. Щелкнула зажигалка, еще один огонек загорелся в темноте этой ночи. — Ну, подозреваю, что тебе уже не раз говорили, Гарри, ты чертовски на него похож. Но смотря на тебя, я все никак не перестану удивляться, насколько разнятся ваши характеры.

Гарри аккуратно приосанился, словно заглядывая под темную ширму неизвестной тайны, которая может убежать из-за малейшего шороха.

— Вы... — философским тоном продолжил Сириус, выдыхая тонкую струю дыма, из-за чего к запаху костра примешался приятный оттенок вишни. — Вы, на мой взгляд, являетесь примером одной оболочки, одного ростка, который вырастили в разных условиях. Ты, конечно, в курсе о его немного нетипичной, — он горько улыбнулся, — натуре, как для студента Хогвартса. Джеймс был истинным определением слова хулиган. Ты в курсе, что он однажды за целую ночь смог запереть все двери Хогвартса хитро выдуманной смесью из маггловского супер-клея и парочки простых заклинаний? А ведь на утро должен был состояться СОВ. Должен был...

Сириус стеклянным портретом вглядывался в ночь, немигающим взглядом ловя знаки темноты. Волны тихо плескались, сталкиваясь друг с другом и камнями, а где-то за его спиной в лесу тяжело ухнула сова, отправляясь на свою охоту.

— А вообще, Джеймс был настоящим другом, — сказал он с легкой досадой. — Другого не найти.

Сириус встал, слегка оттолкнувшись от камня и, бросив окурок в жадное пламя костра, подошел к воде, словно ожидая ответа. Но темная гладь была непреклонна в видении своем, и лишь нехотя лизнула обувь очередного просителя, оставляя отравляющую влагу. О чем он думает сейчас? Вспоминает отца или видит нечто иное, что понять Гарри невозможно?

Да даже простое слово «папа» и человека, олицетворяющего его, Гарри представить не может. Хотя есть у него один такой, но только крестный.

— Сириус? — Гарри неспешно подошел к нему сзади и встал рядом с ним, пытаясь уловить эшелон его мыслей.

— Вот черт! — Блэк вдруг резко пнул ногой небольшой камень и с невероятной переменой в лице повернулся к нему. — Доставай метлы, Гарри, нечего мне тут расклеиваться!

* * *

Тяжелый распахнутый чемодан небрежно валялся прямо в центре комнаты, оставленный своим хозяином. Старый и потрепанный, он удачно подходил всему настроению помещения, в котором все казалось каким-то ветхим, будто спустя полгода кто-то наконец решился заглянуть сюда. Огромный слой пыли успешно блокировал все поверхности, немногочисленная мебель, казалось сейчас треснет пополам, настолько древней она была. Стены, покрытые выцветшими обоями, словно склонялись вниз под тяжестью духоты и уныния, царивших здесь, и поэтому старое окно было нараспашку открыто навстречу свежему летнему воздуху.

Гарри Поттер спал. Он, наверное, только и успел переодеться после своего приезда из Хогвартса и лечь на свою кровать. Правда, обычно люди стремятся оказаться в тепле, с бешеной скоростью забираясь под одеяло и закутываясь в маленький кокон. А Гарри больше был похож на заснувшего за книгой любителя чтения, но только вот литературы при себе не имел. Лишь очки, небрежно съехавшие на бок, и палочка, зажатая в кулаке, были с ним, как будто на Тисовой улице в Литл Уингинге он мог колдовать.

Конечно, он проснется, но точно не сейчас. Доказательством тому служили отчаянные попытки тети Петунии достучаться в запертую изнутри дверь и громкое недовольное уханье Букли, насупившейся в закрытой клетке. Ответом на это был лишь храп Гарри, который похоже навсегда ушел в мир сладких грез. Но любой сон не бесконечен и неважно, как он закончится. Естественным пробуждением или все-таки действительно стоящей попыткой внешних раздражителей...

В какой-то момент в окно впорхнуло что-то серое, похожее на кучу поднятой на воздух сажи. Хотя это действительно было так, ведь небольшое существо, ставшее нежданным гостем дома номер четыре, было топорного серого цвета с черными проблесками в перьях. Да и к тому же оно, проникая внутрь, умудрилось поднять огромный столб пыли, хлопая крыльями. Неожиданно, сидевшая где-то на дне чемодана Букля, яростно начала клевать клетку, подобно дятлу, пытаясь избавиться от оков.

Существо же гордой походкой прошествовало к Гарри, свысока глядя на открытый чемодан. Неожиданно оно резко, как собака, встряхнулось, и очертания совы стали действительно похожи на отличительный вид таких птиц. В клюве у маленького почтальона был зажат тоненький конверт, который наверняка должен прямо сейчас порваться, из-за своей мягкости. Но то ли на соплях, то ли на чьей-то совести, конверт все же держался с мужеством солдата, брошенного на передовую. Вдруг он с невесомым хлопком упал около Гарри, а сова, освободив клюв, принялась будить получателя.

Гарри оказался крепким орешком, но спустя пару минут тяжело поднялся, слабо хлопая глазами. Он внимательно, будто сомневаясь, посмотрел сначала на сову, затем на письмо, кивнул и с упавшим сердцем принялся вскрывать конверт, зная, что сразу после школы обычно письма не шлют, поэтому заранее приготовился к плохим новостям.

Блеснула печать Хогвартса, но едва проснувшийся Гарри, лишь равнодушно оторвал ее, доставая тонкий и маленький, как валентинка, клочок бумаги.

Всего три предложения. Но подействовали они лучше любого зелья бодрости, состав которого приходилось неоднократно заучивать на уроках у Снейпа. И информации в этих строчках, написанных до боли знакомым косым почерком, было гораздо больше, чем в любом учебнике по прорицанию.

Пять часов вечера. Столб напротив твоего дома. Лимонные дольки.

Дольки, так дольки. Дамблдор не обманет.

Быстрым прыжком соскочив с кровати, Гарри принялся смотреть время на своих стареньких часах, найденных когда-то давно в чулане под лестницей. Пять часов...

Гарри почувствовал, как внутри все холодеет, застывая в холодном комке. Вот черт, похоже, он опоздал! Гарри быстро застегнул свою кофту, доставшуюся ему от Дадли, и молнией помчался вниз, оставляя Буклю совсем одну, потому что сова-почтальон уже улетела, пока он читал письмо. Дюжина ступенек, пронеслись под ним как одна, несколько шагов к входной двери, быстрый поворот ключа и он выбежал на улицу под возмущенные крики дяди и тети, с которыми он даже не удосужился поздороваться. Какая досада, они же так хотели поделиться кучей работы по дому.

Лучи угасающего в почти закончившемся летнем дне солнца, лихо ударили по глазам, слегка ослепляя Гарри. Улица была практически пустой, только где-то далеко на перекрестке мелькали отдаленные фигурки, поэтому казалось, что маленький городок ушел на час в неглубокий сон, оставляя обычно шумные улицы совершенно одинокими и тихими. Только далекий лай оглашал округу. Быстро проскочив, через дорогу, Гарри наконец подошел к злополучному столбу, на котором тихонько покачивался фонарь.

Пахло приятным запахом свежескошенной травы и влагой, будто надвигался грибной дождь. Пахло летом.

Гарри растерянно осматривался вокруг, напряженно вглядываясь в тонкие фигурки домов. Фонарный столб лишь отбрасывал слабую тонкую тень и печально покачивался, если его скрип можно таковым назвать. Может письмо — розыгрыш? И сейчас кто-нибудь смеется над наивным Гарри Поттером, ожидающим чуда. А в чем идея такого розыгрыша, Фред и Джордж точно не оценят...

Вообще, Гарри казалось, что подойдя к столбу, прямо перед ним появится Дамблдор, который поведет его в опасное приключение. Ну, или, по крайней мере, скажет важную информацию, как в шпионских фильмах, которые он периодически смотрел у Дадли в комнате под мантией-невидимкой, потому что Дурсли ему это делать запрещали.

Пять минут. Десять. Тень фонаря несколько удлинилась...

И вот уже собираясь уходить отсюда, Гарри краем глаза заметил странную особенность в столбе, около которого он все это время стоял. Одна из многочисленных рекламных листовок подозрительно сияла, слегка переливаясь приятным цветом, какой бывает у первого снега. И выглядело это как-то по-магически? По крайней мере, Гарри на это очень надеялся, потому что если это какой-то маггловский трюк, то надежды у него не осталось.

А листовка все сияла, и ветер щекотал ее своим дыханием.

Гарри не мог описать это чувство, но ему в голову пришла странная навязчивая мысль: а что если ее потрогать? Аккуратно так потрогать, чтобы магия не исчезла.

И он потрогал.

Первая мысль — он умер. Глупо, да? Потрогал и умер, но через долю секунды Гарри почувствовал, как мир резко искривился и тут же пропал, как если бы листовка засосала его, словно дементор. А затем произошло ровно обратное, уже мир высасывает его наружу, демонстрируя свою картину.

Одинокая лесная поляна, на которой стояло два человека. Сириус Блэк и Альбус Дамблдор. А дальше произошел короткий разговор Гарри, Сириуса и Дамблдора, из которого он понял, что, судя по всему, остается в этом лесу на целую ночь.

Но не один, а с Сириусом, встречу с которым организовал ему Дамблдор.

Гарри еще раз прокручивал картину сегодняшнего дня: утро, последний обед в Хогвартсе, объявление результатов экзаменов, поезд до Лондона, суровый дядя Вернон, приехавший на Кингз-Кросс, дом на Тисовой улице под номером четыре, а теперь и это.

Ну, конечно, он был не против. Особенно сейчас, когда в отчаянной попытке пытался дотянуться до квоффла, чтобы отбить его Сириусу. Есть! Мяч быстро полетел прямиком к нему, но и Сириус не промах. Мгновение и квоффл уже направляется обратно в сторону Гарри. Резкий подъем наверх, но отбить его не получилось, только резко зажать руками на уровне груди.

Гарри поймал хитрый взгляд Сириуса, направленный прямо в его глаза. Они просто пасуются над озером, добивая старые хогвартские Чистометы, взятые с собой Сириусом, который, словно хочет его обыграть, заставив вылавливать мяч из озера. Что ж, не на того напал.

Пользуясь отсутствием правила о времени нахождения квоффла в руках, Гарри резко направился прямо на Сириуса, словно пытаясь пойти на таран, но в самый последний момент он плавно поднырнул под него, заходя за спину. Крестный отец в темноте пытался найти Гарри и все-таки успел, но уже в тот момент, когда выпущенный из рук мяч пролетел над его головой, направляясь прямо в воду.

Бескомпромиссный шлепок об озеро недвусмысленно заявил о победе Гарри. Сириус оказался неплохим противником, но точно не самым сильным, с которым ему приходилось иметь дело.

— Акцио! — быстро крикнул Сириус и квоффл оказался в его руках. — Будешь еще?

— Извини, Бродяга, но я не хочу давать тебе еще один повод унижаться, — улыбнулся Гарри.

Послышался смех опускающегося на землю Сириуса, который похоже даже несмотря на свое поражение был доволен игрой.

— Джеймс бы тобой гордился, — сказал он подлетающему Гарри.

Тот в ответ промолчал. Тема о родителях всегда немного портила ему настроение, даже когда о ней говорит близкий человек. Если Гарри, конечно, не спрашивал о них, что случалось достаточно редко. Тяжело дыша, он подошел к пакету со сладостями и открыл бутылку сливочного пива, жажда давала о себе знать. Приятный вкус нежно разлился по всему рту, но сделав несколько глотков, он почувствовал неприятную горечь, обжигающую горло. Неужели...

И тут же отдернул бутылку под смех Сириуса, поняв, что впервые в жизни попробовал «взрослое» сливочное пиво, которое действительно было пивом со всеми вытекающими. Тут же стало стыдно перед крестным отцом, который точно отчитает его после своего непрекращающегося приступа смеха.

— Молоток, — только и смог выдавить Сириус, тихонько посмеиваясь. — Мы сделали это только в середине четвертого курса.

— Даже Люпин? — не веря спросил Гарри, вспоминая ответственного Мародера, который к тому же был его учителем весь прошлый год.

— И Люпин, только благодаря ему, кстати, мы и смогли дойти до своих кроватей.

— Но вы то наверняка это сделали намеренно, я-то случайно...

— Да ты бы видел свое лицо! Только ради этого и стоило принимать оборотное зелье, чтобы пробраться за ним в магазин.

— Оборотное зелье?

— Гарри, забей, всего тебе не расскажешь, — произнес довольный Сириус, доставая уже третью сигарету за этот вечер. — Вот только курить тебе не дам, так и знай.

— Да я и не против, — ответил озадаченный Гарри, наблюдая за крестным. Он и не думал, что со взрослыми может быть так весело. Большинство из них натягивали маску серьезности. Исключением был лишь профессор Люпин, но лишь потому что знал родителей Гарри.

Они провели вместе весь вечер и продолжили общаться ночью. На часах было три часа утра, но прошло все будто за час. Наверное, даже Рон не мог подарить похожего веселья и ощущения беззаботности. Такой далекий крестный отец, которого он почти год считал предателем и убийцей оказался, пожалуй, самым родным и близким человеком. И даже отпуская его верхом на Клювокрыле парой недель назад, Гарри еще и представить себе не мог, кто на самом деле скрывался под обликом узника Азкабана и известного «преступника», которого сейчас разыскивает бедный аврорат, не догадываясь, что он беззаботно курит на берегу обычного озера Соединенного королевства в компании мальчика-который-выжил.

Сириус предложил ему приехать к нему следующим летом в Блэквуд*, но зачем, вот он, бери и убегай от Дурслей в настоящую семью. Близкую и неподдельную семью, в которой он действительно может называть кого-то папой, совершенно не каясь. Наверное, быть Сириусом круто, у тебя куча денег, есть свое поместье и летающий мотоцикл, но нет друзей. Правда, Гарри сердцем чуял, что далеко не он сможет называть теперь кого-то, когда они расстанутся после этой ночи путем новых порталов, своим другом. Далеко не он на берегу этого озера и вблизи этого чудесного костра, тепло которого грело душу Гарри...

Примечания:

* — в фаноне является еще одним поместьем семьи Блэк.

Подошла к концу очередная глава и спешу сказать, что следующая будет последней) Пишите, как вам эта часть и работа в целом, прода выйдет уже на этой неделе до выходных (я сам в шоке от такого поворота).

Пол тяжело скрипел под ногами каждый раз, когда он ступал на очередную доску. Очевидно, что это очень старый дом. И пусть он был тут всего три раза, но только сейчас, впервые за все это время заметил, насколько одиноко это место без людей, без эмоций, без своего обличья. Хотя нет, люди были, и он слышал их поникшие голоса несколькими этажами ниже. Ничего себе, похоже, что у него отлично развит слух.

Но люди были там, внизу. Они находились в той части дома, в которой побывал уже каждый, но именно здесь на самых верхних этажах дом был девственно чист и нетронут, как если бы здесь только что сделали ремонт, и теперь хозяева с торжественным нетерпением ждали момента, когда засохнет краска на стенах и когда электрик включит в щитках электричество, чтобы все блага цивилизации уж точно нашли свое применение.

Но сюда похоже не ступала нога человека. Вернее ступала, но очень давно, возможно даже до его рождения, хотя пятнадцать лет огромный срок, может здесь кто и был? Он помнил слова миссис Уизли, когда только приехал сюда почти год назад: «Можешь не обращать внимание на верхние этажи, там нет ничего интересного», ну и ладно, поверим. Но знал ли он почти год назад, что жизнь повернется именно таким образом?

Нет, нет и еще раз нет, поэтому верхушка дома была им нетронута. Ни по приезду в Орден Феникса, ни во время происшествия с мистером Уизли, ни на Рождество. А зачем, если он был там, внизу, зачем тратить попусту время, слоняясь по дому, который даже убить тебя может в неподходящем месте, если можно провести время с родным человеком? И сердце чувствовало это, поэтому только и оставалось общение с ним.

Они сидели долгими вечерами вместе и просто говорили или молчали. Но любое молчание и любой разговор воспринимался обоими, как самая естественная натура этого мира, поэтому никто не испытывал неловкости. Да и как могут испытывать неловкость крестник и крестный отец? Вот именно, никак. И поэтому эти долгие вечера за игрой в шахматы или пресловутого дурака были, наверное, лучшими вечерами, которые ему доводилось испытывать. Они расходились в два часа ночи, но честно говоря, оба понимали, что были способны просидеть до утра. И неважно, что иногда он превращался в собаку и все-таки засыпал на коленях, сладко посапывая под руками крестника.

И они расставались, но уже надолго. И обязательно раз в неделю писали друг другу завуалированные и зашифрованные от посторонних глаз письма, обмениваясь новостями и спрашивая совета. И под каждым сообщением стояла подпись: Нюхалз, он же Сириус Блэк, или Гарольд, более известный, как Гарри Поттер.

И было что-то романтичное во всем этом, когда под покровом темноты Гарри быстро спускался с постели, натягивая мантию-невидимку, и направлялся в совятню, где его ждал маленький белоснежный почтальон, уже готовый доставить небольшое, но очень важное послание, пускай там была всего-лишь новость об очередной победе в квиддиче. Гарри наблюдал, как Буклю захлопывает клетка ночи и думал о том, что Сириус, наверняка, сидит сейчас и ждет его письма.

Через несколько месяцев случилось именно то, чего Гарри боялся больше всего, и сейчас, вспоминая этот год, он чувствовал, как на глаза наворачиваются тяжелые горькие слезы, которые сожгут от своей горечи его глаза, лишь бы он больше не видел этого света. Гарри думал о произошедшем, и со временем огненная ярость сменилась лишь кромешной пустотой, заполонившей его тело. Почему? Пламя прогорело, не оставив ничего внутри, как если бы дементор нашел свою жертву для смертельного поцелуя, но жить с ничем внутри было куда хуже, чем с хоть какой-то надеждой на искупление.

Даже спустя два месяца, когда ему наконец разрешили посетить дом на площади Гриммо.

Гарри думал, что войдя сюда, он разревется, как девчонка, ведь он так и не смог выдавить из себя слез после смерти Сириуса, но вы же помните? Душа прогорела, оставив место лишь для острых шипов, протыкающих его сердце, каждый раз, когда появлялось что-то, связанное с ним. Даже простое передвижение по дому давалось тяжко, ведь Сириус здесь тоже когда-то ходил…

Гарри поднимается по лестнице. Раз! Штамп воспоминания, как Сириус стоял здесь, приветствуя, когда он приехал на Рождество. Еще один шип пронзил бедную мышцу, гоняющую кровь. А вот тут небольшой коридор в его комнату. Два! Кровь полилась бесконечным ручьем, отравляющим сознание Гарри и единственные жалкие причины, из-за которых он все еще живет.

Гарри приехал сюда до начала шестого курса на неделю, но с того момента, как он вошел в дом, он стал лишь блеклой копией себя самого, изучающего эти старые, как мир, стены. Люди пытались с ним говорить, даже Рон и Гермиона, но со временем отстали, понимая, что однажды Гарри оживет. Если не умрет окончательно, но уже всем телом…

Правда, миссис Уизли была излишне настойчива, за что и получила по заслугам, выслушивая опьяненные гневом крики Гарри. Удивительно, что после всех этих опустошений он еще был способен на что-то.

Гарри тяжело шел вперед, медленно проводя рукой по стене, как вдруг она уперлась в странного вида выступ. Очередная дверь из их огромного множества, что он здесь видел. А что если открыть ее?

Странно, дверь легко поддалась, но через мгновение тошнотворно заскрипела, отчего Гарри подумал, что если бы задержался еще на миг, то не смог бы открыть ее.

Он вошел в комнату. Если это можно назвать ею. Стены потрескались и покрылись огромным слоем пыли, еще большим, чем в коридоре. По воздуху летала сажа вперемешку с пеплом. Странная комната, ее будто подожгли, а затем потушили, не восстанавливая после этого. Чуть прищурившись, Гарри прошествовал к разрушенному столу, на который упала серая люстра, осколки которой венчали пол. Гарри провел рукой по ней, все-таки она была золотой. Скорее всего, это место видало и лучшие времена, но потом здесь что-то произошло. Сириус никогда не рассказывал об этой комнате, может он о ней забыл? Или даже не знал о ее существовании?

Но Гарри в это не верилось. Он медленно прошел вокруг стола и взглянул в окно. Луна приветливо освещала этот мир, лучше бы она погасла. И тут он увидел странного вида камин, отражающийся в стекле рамы. Похоже, что именно он и стал рассадником сего безобразия, однажды мощно взорвавшись, ведь именно около него и витало больше всего сажи и пепла. Гарри захотелось потрогать камин, ощутить его тепло и он аккуратно погрузил свою кисть в эту грязь, пачкая себя. Внезапно точно так же, как и в коридоре, его пальцы опять уперлись во что-то твердое в этом океане невесомой грязи. Что же это?

Гарри аккуратно проводил рукой в этом бесчисленном множестве грязи, словно это был жаркий влажный песок морского курортного города, куда он приехал отдохнуть. Он буквально утопал во всем этом по локоть, пытаясь нащупать краешек той вещицы, теша себя мыслью, что это лишь, привидевшаяся ему иллюзия, но в итоге стало понятно — это какой-то лист. Гарри медленно потянул лист за уголок, доставая его из склепа, но при этом, стараясь, чтобы он остался целым.

И вот он освободил его и начал внимательно его разглядывать, потихоньку отряхивая от скопившейся грязи. Проступили нечеткие блеклые буквы, затем целые предложения, а потом окончательно стало понятно, что в руках у Гарри было обыкновенное письмо, написанное каллиграфическим почерком, наверняка женской рукой, потому что даже мужчины-аристократы не стараются так красиво писать. А под длинным текстом была маленькая фотография — задорный мальчуган шустро летит на игрушечной метле, гоняя гордую кошку. Гарри робко улыбнулся, похоже, мальчик был очень доволен своей игрой. Под фотографией была небольшая надпись: «Твой сын». На миг у Гарри промелькнула и тут же исчезла какая-то странная мысль, словно мозг пожелал ее забыть. Он еще раз обежал глазами строки, пропуская слова, надеясь найти инициалы отправителя, но в том месте, где они обычно располагались, была прогоревшая дыра — недаром же он нашел письмо в камине.

Что ж, судя по фотографии это скорее не какой-нибудь политический доклад семье Блэк, поэтому Гарри надеялся найти в содержании что-то интересное, но в то же время понимал, что он может заглянуть в личное, поэтому нерешительно смотрел поверх текста.

Ладно, хуже уже точно быть не может, поэтому Гарри глубоко вздохнул и принялся за чтение.

«Привет. Уверена, ты не ожидал, что получишь такое письмо, тем более от меня, тем более после все того, что между нами произошло.

Помнишь, ты сказал такую фразу: «Разве стоит любить, если не умеешь прощать?». Удивительно, но, даже не смотря на то, что на меня нашло, я помню все, произошедшее тем вечером в трактире и все, что мы друг другу сказали. И до и после. Так вот, я поняла о чем ты говорил, но, к сожалению, слишком поздно, даже после нашего разговора на свадьбе…

Гарри почувствовал, как впадает в скуку от всего этого, он ожидал большего. Уже появились мысли взять и уйти отсюда, снова пройтись по дому, но тут глаза зацепились за начало следующего предложения.

…мы сидели с Джеймсом на нашей веранде и наблюдали за играющим Гарри, гонявшим Живоглота. Был вечер, солнце садилось за горизонт, и я смотрела на счастливого гордого Джима, радующегося за то, что Гарри уже сейчас проявляет такой интерес к метлам. И именно в этот момент до меня дошла моя глупость, мой эгоизм. Я хочу извиниться перед тобой. Прости меня…

Гарри нетерпеливо пытался разобрать заплывшее слово. В письме точно к кому-то обращались, и Гарри даже стал понимать, кто именно это писал. Его мама, Лили Поттер. Конечно, вчитываясь во все это, сердце ходило галопом от информации, слов об отце и понимания чье письмо он держит. Но это слово, после которого следовало очередное предложение, не давало ему покоя, он точно знал, что именно оно может дать ответы на все возможные вопросы, которые возникнут у него после прочтения. Но буквы заплыли и стерлись, и поэтому с легким разочарованием он принялся читать дальше.

…возможно ты меня ненавидишь всем своим сердцем, я тебя пойму. За нелепое поведение, за те слова, сказанные в темноте номера, где мы были, за сокрытие правды. Я тебя пойму, но обязательно перечитай потом письмо и в особенности ту строчку о прощении. Еще я хочу тебя поблагодарить за то, что ты согласился не говорить правду. Почему? Я еще никогда не видела Джеймса таким светлым и счастливым. Его глаза горели, когда он видел, как Гарри учился ползать, ходить, а затем говорить, и когда у него это получалось. Он каждый день говорил мне, как он рад, и по нему это было очень хорошо видно. Спасибо, что сделал нас счастливыми, я никогда тебя не забуду, Сириус Блэк.

Почаще смотри на эту фотографию, а потом приходи к нам, чтобы удивляться, как сильно он растет.»

Гарри мог поклясться, что теперь он смог рассмотреть две буковки под текстом. Строгая «Л» и исписанная завитушками «Э». Лили Поттер, подписывающая себя даже после свадьбы с Джеймсом Поттером, как Лили Эванс. Его мама. А затем он перечитал письмо еще раз и посмотрел на движущуюся фотографию и несколько слов под ней.

И в этот момент он все понял.

И горько заплакал, сжимаясь в дальнем углу этой грязной комнаты в неприметный калачик. Заплакал впервые со смерти своего настоящего родного отца.

Он смотрел на письмо, не веря, что это может быть правдой. Это не так! Это какая-то глупость, розыгрыш! Слезы медленно стекали по щекам, вторя отчаянным всхлипам мальчика-который-выжил. Разбитые очки лежали около него, а сами руки болезненно дрожали каждый раз, когда он пытался проглотить образовавшийся в горле ком. Тело поглотил немощный страх, смешанный с грустью в ядовитый коктейль, окончательно плавивший все, что у него осталось.

Гарри сидел под окном и плакал, наконец, понимая, кого он на самом деле потерял полтора месяца назад в пучине Отдела тайн. Но быть может, где-то есть вторая арка, откуда к нему однажды вернется отец?

И именно с этого момента он жил, конечно если эти секунды можно назвать жизнью, цепляясь за эту никчемную мысль, помогающую окончательно не сойти с ума. Эта мысль, как колыбель размягчала его сознание, чтобы он наконец заснул один, оставленный и брошенный.

Конечно, отцы, и тем более крестные, не поют колыбели для своих детей, но именно эта, спетая для крестника той долгой ночью, была особенной.

Примечания:

Вот и все. Спасибо большое всем, кто следил, кто ждал продолжения, кто верил и надеялся в счастливый финал, увы его не получилось (для всех негодующих скажу, что в шапке все изначально было проставлено).

Отдельное спасибо хочется сказать прекрасной Sonya-Sierry, идеально отредактировавшей работу, и замечательной Ане Апариной, на заявку которой я наткнулся двадцать девятого июля и начал работу над фанфиком. Как вы видите быстро делать работы я не умею.

Еще раз сердечно благодарю всех, кто читал, ставил лайки и писал комментарии. Увидимся на просторах фикбука когда-нибудь завтра)