Я видел других (джен)

Хафни скрестил руки и с отвращением посмотрел на гусениц.

— Ни за что.

Гейр изо всех сил пытался не расхохотаться.

— Думай об этом как об еще одном шаге к культурному взаимопониманию между нашими народами.

— Я совершил подлог ради тебя! — возразил Хафни, снова прислонившись к стене рядом с подоконником Гейра. — Этого недостаточно?

— Нет, не совершал, — весело ответил Гейр.

— Ну ладно, почти совершил, — Хафни с зачарованным ужасом наблюдал, как Гейр взял еще одну гусеницу, макнул ее в соус и положил в рот. — Я не стану есть одну из этих штук.

— Тебе понравится, — заверил Гейр. — Обещаю. В любом случае, вы же едите раков. Они гораздо отвратительнее.

— Раки восхитительны.

— Жуткие ползучие маленькие существа, которые живут в грязи и пытаются оттяпать тебе пальцы. И они едят червей, так что есть раков на самом деле то же самое, что есть переработанного червяка, и это совсем не то что гусеница, если хочешь знать.

Хафни фыркнул, и Гейр не мог не засмеяться.

— Хорошо, ладно. Я съем одну, если ты пообещаешь, что съешь рака.

Гейр открыл рот, чтобы согласиться, но остановился и нахмурился.

— Я не могу.

— Да? Что случилось с культурным взаимопониманием?

— Нет, я имею в виду: я не могу. Я заболею от него, — он нахмурился сильнее. — Сильно заболею.

— Откуда ты знаешь? Ты же никогда не пробовал.

Гейр просто посмотрел на Хафни, желая, чтобы он понял без объяснений. Было нечто крайне неловкое в том, чтобы говорить друзьям о том, что он что-то предвидел. Он не знал, откуда появилось смущение: Айна им не страдала, а Сири упивался вниманием.

К счастью, Хафни всегда быстро схватывал ситуацию.

— О. Понимаю.

— Сожалею, — сказал Гейр, и он действительно сожалел.

Ни с кем ему не было так уютно общаться, как с Хафни, даже когда они препирались по поводу отвратительной еды. Прозрение всё портило.

— Ты совершенствуешься.

Так оно и было, хотя в сознании Гейра между «лучше» и «хуже» лежала очень тонкая и порой невидимая черта. Он злился сам на себя. Учитывая, как сильно ему не нравилось быть обычным, он должен бы теперь радоваться, что он другой.

— Иногда меня это пугает, — признал он.

Взгляд Хафни дрогнул, и на его лице появилось пристыженное выражение. Гейру не нужно было Прозрение, чтобы увидеть связь.

— Тебя тоже?

Хафни кивнул, его бледные щеки порозовели:

— Прости.

— Всё в порядке.

На самом деле, не в порядке, но это ничему не помогло бы.

— Просто это кажется таким… большим. И ты становишься таким серьезным… То есть серьезнее, чем обычно, — ухмыльнувшись, Хафни пихнул его локтем в бок.

— Заткнись, — Гейр легонько толкнул Хафни.

Невозможно долго оставаться угрюмым в обществе кого-то столь подвижного, как Хафни. Он задумался, не поэтому ли Гест всегда был так доволен, когда Гейр ходил повидаться с Хафни. Не то чтобы он ожидал, что отец запретит ему играть с доригами — хотя бы потому, что это было бы невероятным лицемерием, — но энтузиазм был немного странным. Возможно, он просто испытывал облегчение, что у Гейра есть друзья вне семьи, особенно теперь, когда Айна и Брад так много времени проводили вместе, а Сири открыл для себя девочек. В каком-то смысле это заставляло Гейра чувствовать себя намного младше брата и сестры. В другом смысле он чувствовал себя гораздо старше. Как и Гест, он испытывал благодарность за существование Хафни и Джеральда. И еще большую благодарность за то, что Хафни не боялся приходить к Гейру домой, несмотря на ненавидящие взгляды и бормотание вслед даже теперь, когда война закончилась.

— Рыбьи глаза, — сказал Хафни, вырывая Гейра из размышлений.

Гейр моргнул:

— Э?

— От рыбьих глаз ты заболеешь?

От одной мысли о рыбьих глазах, которые смотрят на него с тарелки, Гейра передернуло, но он подумал об этом и был вынужден признать:

— Нет. Не заболею. Проклятье!

— Значит, договорились? — спросил Хафни.

— Договорились.

Хафни потянулся вперед и взял гусеницу так осторожно, будто она укусит его. Он отдавил голову, как делал Гейр, и обмакнул гусеницу в соус. Очень медленно он положил ее в рот и сморщился, начав быстро жевать. А потом его выражение изменилось.

— Я же говорил, — заметил Гейр.

— Если не считать соуса, почти никакого вкуса, — Хафни задумчиво пожевал. — Немного похоже… на чай.

— Ну, они высушенные и едят листья, так что в каком-то смысле, думаю, они и есть чай. В следующий раз ты должен попробовать их в медовой глазури. Вот это вкуснотища.

Хафни застыл.

— Хочешь сказать, есть сладкие гусеницы, и ты не счел целесообразным упомянуть об этом раньше?

— О! — воскликнул Гейр, оставалось только посмеяться над собственной глупостью. — Я забыл, как вы, ребята, любите сладости.

— «Вы, ребята», тоже любили бы сладости, если бы могли есть их только пять раз в году, — заметил Хафни.

Гейр спрыгнул с окна и протянул руку Хафни:

— Пошли. Может, я не смогу найти тебе гусениц в медовой глазури, но я знаю, что моя мать делает варенье.

— Варенье?

— Ягоды, сваренные в сахаре.

— О, великолепно! — Хафни принял руку Гейра и спрыгнул вниз.

— Знаешь, — задумчиво произнес Гейр, когда они вышли, — надо попробовать это с Джеральдом. Только я не знаю, что отвратительного едят великаны.

— О-о-о, хорошая мысль! — засмеялся Хафни. — Я слышал, они едят фаршированные свиные кишки.

Гейр резко остановился.

— Да ладно?!

— Так мне говорили, — глаза Хафни сверкнули. — И сгустившуюся кровь. В потрохах.

— Это наверняка злобные сплетни.

— Возможно. Но не повредит спросить у Джеральда.

— Забудь! — в ужасе сказал Гейр. — Я не стану это есть!

— Даже ради шага к дальнейшему культурному взаимопониманию?

— Бе-е!

— Или чтобы посмотреть на его лицо, когда мы попросим его взамен съесть гусениц или рыбьи глаза?

Гейр заколебался:

— Ну… возможно…

— Кроме того, — сказал Хафни, — насколько нам известно, ты можешь быть прав. Возможно, это просто сплетня.

— Искренне надеюсь на это, — Гейр нерешительно хлопнул Хафни по плечу. — Пошли. Попросим у матери варенья.

Он недоверчиво покачал головой на слова Хафни. Свиные кишки и кровь. Фу!