Чую проблему (джен)

Как вышло, что Долорес Амбридж усыновила безродного мальчишку, да ещё и оборотня? На самом деле очень просто. Чтобы все говорили: "Ах, какая она добрая! Дала приют сироте! Больному! И ведь одна его поднимает! Золотая, золотая женщина!" Ну, и знакомые достали вопросом: «Как же можно без детей? Возраст-то подходит!»

Правда, за ребёнком надо ухаживать — ну так на это есть дед-пенсионер. А с матери спроса мало, она ведь работает.

Правда, раз в месяц он страдал приступами дикой агрессии — но в запертой комнате, прикованный наручниками к тяжеленной кровати, оборотень не опасен. В остальное же время это был тихий забитый мальчик, как огня боявшийся приёмной матери.

"Неблагодарный, не ценит её ласки! Вот уж точно волчонок!" — говорили о нём местные тётки-сплетницы.

А потом разговоры прекратились. Сын Амбридж в школу не ходил и на людях показывался редко. О нём просто забыли.

А потом сама Амбридж поступила на работу в Хогвартс.

О том, как мадемуазель профессор опозорилась и выбесила половину школы, можно рассказывать долго. Только за месяц-другой это прекратилось.

У неё на парах даже хулиганы сидели тихо, как мышки. У неё никто не возмущался нудными заданиями и предвзятыми оценками. К ней подбегали обниматься малыши — а она делала сладкую улыбочку и гладила их по головкам, точно в самом деле умилялась от вида детишек. Ей на праздниках доставался самый роскошный букет цветов, самая большая корзина вкусняшек из "Сладкого королевства", самые пафосные поздравления, нацарапанные на доске. И никого, никого больше не бесили её розовые кофточки и привычка покашливать каждые пять минут.

Её полюбила... нет, стала обожать вся школа. Кроме одной ученицы.

Когда седьмой курс Рэвенкло, провалив контрольную, устроил бурный скандал, молчала только Джулия Мэйпл — тихая отличница. Даже Амбридж отметила это, когда принеслась жаловаться профессору Флитвику:

— Одна мисс Мэйпл умеет вести себя на уроках ЗОТИ! Да и та всем позволяет у себя списывать...

Джулия не любила ссор с учителями. Может, потому что была от природы мягкой. Может, из-за строгого воспитания папы — сотрудника Министерства. А может, оттого, что сама хотела стать учителем.

Но были вещи, которые бесили даже скромную ботаншу.

— Если профессор Амбридж такая добрая, отчего она выгнала из класса Лору и Джесси? — спрашивала Джулия однокурсников. — Лора просто чихнула, а Джесси ответила ей: "Будь здорова"!

— Сами виноваты. Нефиг было урок срывать.

— А у Лоры откуда шрам на руке?

— Забыла? Не хотела пересесть, куда сказала профессор, вот и схлопотала наказание.

— Да-а, нормально — за пересадку руку порезать...

— Слушай, не лезь не в своё дело! — это говорила сама Лора. — Я и забыла уже, а ты всё психуешь.

— А знаешь, что такое стокгольмский синдром?..

— Какая-то магловская штучка, очень интересно!.. Всё, проехали!

Джулия замолкала, но в другой день начиналось по новой.

— Вам не нравится Макгонагалл? Оценки ставит строго? Требует приходить вовремя? Ну да, Амбридж-то лучше! Она может поснимать баллы за то, что «как-то не так всё, недостаточно изящная формулировка».

Пыталась Джулия и с младшими студентами беседовать.

— Что, на ЗОТИ больше конспектов не пишете? — спросила она Гермиону.

— Почему? Пишем и сейчас.

— У-у, скучно, наверное. Ты говорила, это бестолковая работа, ничему не учит...

Гермиона закатила глаза:

— Нормальная. Мы должны учиться работать с текстом, так в новом стандарте написано.

Джулия чуть на землю не села. Вот уж от кого не ожидала услышать! Тут ещё и Рон добил:

— Злюка ты, Мэйпл. Не сердись, а то опять язва обострится!

А у Джулии и вправду был больной желудок. Даже питалась она не блюдами с хогвартской кухни, а собственными диетическими продуктами. Джулия спокойно ела и куриный бульон, и обезжиренный творог, и овсянку с печёными яблоками, но иногда хотелось чего-нибудь особенного. Например, ароматных маффинов из трёхъярусной вазы с цветочками. Как они сладко пахли! Ванилью, свежей вишней и почему-то сиренью... Но нельзя — значит, нельзя.

Обидно, когда тебе в лицо тычут твоей же болезнью. Вот только бывают вещи ещё хуже.

Как-то Джулия с подругой возвращались в замок после ухода за магическими существами. Погода была солнечной, тёплой, не слишком жаркой — лучшее время, чтобы поболтать на свежем воздухе. Но тут Джулия вскрикнула:

— Кошмар какой! Эми, смотри!

— Ну и что? Поломанных деревьев я не видела, что ли?

«Поломанным деревом» был огромный дуб. Когда-то раскидистый, теперь он остался без своей пышной кроны. Толстые ветки тут и там валялись по всей поляне, а на коре виднелись глубокие царапины. Одна из них разрезала ствол насквозь, и через неё можно было разглядеть теплицу замка.

— Да ты на следы взгляни! Какими же когтищами так покорябать можно?

— Какими-какими… Оборотни баловались, наверное.

— Я и не знала, что они здесь в самом деле водятся. Думала, сказки.

— Боже, Джулия, об этом все знают, кроме тебя. Ты меньше за книгами сиди да больше с людьми общайся, ещё не то узнаешь.

— Может, скажем учителям?

— Говори сама, если хочешь. У меня дел полно.

— Вот ужас-то! — покачала головой профессор Спраут, услышав о сломанном дубе. — Ну никакой культуры, совершенно! Люди старались, сажали здесь деревья, а они...

Джулия вздохнула. Профессор рассуждала так, словно столкнулась с мелким хулиганством. А если бы оборотню — или кто там это устроил — попался ребёнок?

Дуб спилили. Но в лесу стали появляться новые израненные деревья. Кроме того, буйный разрушитель топтал кусты, выворачивал камни на школьном дворе, выламывал доски из забора у избушки Хагрида.

А у Гремучей Ивы Джулия нашла чей-то клык. Был он заметно крупнее, чем человеческий, и имел острый, точно заточенный, кончик. Очевидно, неизвестный агрессор не знал, куда лезет, вот и получил по зубам.

— Спасибо за сигнал, мисс Мэйпл,— отвечали учителя, которым жаловалась Джулия. — Вы не волнуйтесь об этом. Лучше успокойтесь и занимайтесь учёбой.

Или даже:

— А вы уверены, что это оборотни? Деревья поломать мог кто угодно, в лесу много существ водится…

Призраки вовсе не парились. Опасностью больше, опасностью меньше — какая разница? Хогвартс и не такое видал! Это ж не Волдеморт, а всего лишь жалкий бродяга…

Тогда девушка решила сообщить родителям. Папа ведь сотрудник Министерства, он должен знать, к кому надо обращаться. А может, мама расскажет, что делают маглы в подобных ситуациях.

Отправила она сову ранним утром и пошла на завтрак, думая, как ещё можно поступить.

— Будь другом, Джули, — попросила Лора, — передай банановый маффин.

И показала на цветастую вазу.

«Банановый? — изумилась Джулия. — Но ведь там лежат вишневые!»

— Этот? — спросила она, подавая маффин Лоре.

— Да, да!

— Ой, погоди! Я, кажется, случайно взяла с вишней.

— Нет, ты что, это банан! Разве не чувствуешь, как пахнет?

«Кто-то из нас точно не в адеквате, — решила Джулия. — Спрошу-ка у Роджера, пусть он нас рассудит».

— Скажи-ка, а с чем эти маффины? — спросила она, выбрав удобный момент. — Выглядят аппетитно.

— С черникой, мои любимые, — заявил Роджер. — Хочешь попробовать? Ну, сейчас не выйдет. Они нарасхват, вон, ваза уже пустая.

— Что ты, спасибо! У меня же диета!

Нет, перестань Джулия нуждаться в диете — и то бы не притронулась к такому маффину! Надо же: для Лоры он с бананом, для Роджера — с черникой, а для неё — с вишней… Подозрительно!

— Что задумалась? — подтолкнула её локтем Эми. — Влюбилась, что ли?

— Точно! — воскликнула Джулия и хлопнула в ладоши.

Вокруг засмеялись, но девушка не смутилась. Без Эми она и не догадалась бы. Любовные зелья! Они для каждого пахнут тем, что ему больше нравится! Джулия любит запах ванили, вишни и сирени — ей и кажется, что маффины с вишней.

Должно быть, зелье очень лёгкое, из тех, что вызывают не одержимость, а просто симпатию. Иначе вся школа таскалась бы за каким-то несчастным, капая слюной ему вслед и горланя серенады. Но кто ж додумался подлить эту штуку в выпечку? Кто?

«Нет времени думать об этом! — решила Джулия. — Сейчас начнутся уроки, а потом надо будет идти в лес — посмотреть, не наколбасили ли чего ночные гости».

На опушке уже третью неделю было чисто. Только пеньки от сломанных деревьев торчали, напоминая о вандалах.

«Может, их всё-таки кто-то спугнул? — рассуждала Джулия, возвращаясь в замок. — Тогда хорошо: никто не тронет детей. Но жаль, что эти гады избежали наказания».

Из-за теплицы послышался хохот, грубый и хриплый, как лай дворняги. Смеялся явно мужчина, причём пожилой и, кажется, давно курящий.

«Это не Филч, — сообразила Джулия. — У него голос повыше, а у этого — как из бочки: бу-бу-бу».

Она подкралась к теплице и осторожно заглянула за угол.

У стены на приступочке сидел рослый дядька с лысой, как камень, головой и резкими чертами лица. Он смахивал на бомжа — не только видом, но и запахом. Рядом с ним расположились двое мальчишек лет тринадцати. Один — длинный и тощий, лохматый, точно швабра. Другой — невысокий, крепко сбитый блондин. Вокруг валялись три пустые бутылки от огненного виски. Четвёртую, початую, мужик держал в руках. Он что-то рассказывал ребятам, а те слушали.

«Как мне быть? — думала Джулия, нервно потирая лоб. — Сказать: «Извините, здесь нельзя пить спиртное?» Ох, что-то мне подсказывает, не понимает этот тип по-хорошему. Лучше крикну: «Пошёл вон, алкаш! И руки от детей убрал!» Ну да, а ребята меня обсмеют… Им ведь нормально, они сюда добровольно пришли. В лучшем случае поржут, в худшем — копец мне. Их трое, я одна. Свалю-ка лучше по-тихому да позову учителей на подмогу».

— Эй! Чего здесь забыла? — крикнул ей неопрятный мужик.

Он встал, и Джулия отметила, что движения у него не старческие: угловатые, порывистые, точно у молодого. Но лицо — несвежего землистого цвета.

— Просто гуляю, — Джулия попятилась от него. — Если помешала, простите.

— Да не, не помешала, — ухмыльнулся незнакомец. — Ты садись, нам лолей как раз не хватает.

Зубы у него были странные. Три клыка — крупные, четвёртый — мелкий, точно обломанный.

— Ой, нет, мне нельзя! — пискнула Джулия. — Меня профессор Флитвик ждёт на допы. Наверное, весь замок обыскал, сейчас сюда явится.

Тут и в самом деле все трое заржали, а Джулия бросилась к замку.

— Куда так несёшься? — остановил её у дверей завхоз.

— О, мистер Филч! Там у теплицы посторонний сидит, и с ним двое мальчишек!

— Ступай к начальству, — буркнул тот. — Я здесь ни при чём.

Джулия побежала наверх. Странно. Филч ведь любит наказывать, по поводу и без. А тут почему-то даже не почесался.

По коридору шла Макгонагалл. Джулия бросилась ей навстречу.

— Это не мои, точно, — ответила она, услышав рассказ о незнакомце. — Весь Гриффиндор сейчас в общей гостиной, от первого до седьмого курса.

— А если чужие? Им что, пропадать? Какой-то мутный тип пьёт с третьекурсниками огненный виски, и вам всё равно?

Профессор задумалась.

— Хорошо, пойдёмте.

Но рядом с теплицей уже никого не было. Конечно, ведь прошло целых полчаса, а то и больше. Пока Джулия нашла Макгонагалл, пока уговорила идти…

— Я не врала! — воскликнула девушка. — Посмотрите, вот осколок бутылки!

— Успокойтесь, мисс Мэйпл, я вам верю. А стекло Филч уберёт.

— Да почему Филч? Я и сама могу…

Джулия многим говорила о странной встрече. Но её никто не слушал.

— Ну и что, если оборотень? — говорил Тед Блейк с шестого курса. — Они везде есть, по всему миру. Ты к ним не подходи — и они тебя не тронут.

— Ну да! — возражала ему Джулия. — А если я случайно рядом окажусь? Мне теперь дома сидеть, чтоб на оборотня не напороться? Они же собой не владеют, чуть что — загрызут, и привет.

— Так не все оборотни буйные. Некоторые сидят себе тихо…

— Тихо сидят те, кто лечится, аконитовое зелье пьёт. А тот, кто безобразничал в лесу, явно не лечился!

— А у нас сегодня урок ЗОТИ классный был,— вмешался Стефан Бейтс, чтобы сменить тему. — Профессор Амбридж свои стихи читала. Мы даже контрольную пропустили, она сказала, на четверг перенесёт.

— О, да, она круто пишет, — поддержала Роберта Миллер.

Джулия прыснула:

— Круто! Муть какая-то безликая. И да, в трёх строфах — сбивы с ритма. А кто мне объяснит, что значит выражение…

— Ой, началось! — перебила Лора. — Ты сама-то смогла бы так написать? Может, просто завидуешь?

Джулия только махнула рукой. Зря начала спор. Всё равно их не убедишь, они как зомби…

Но ведь в сентябре совсем по-другому было. Тот же Стефан ловко передразнивал профессоршу, пища девчачьим голоском и кхекая через каждое слово. Или Лора. Сколько она терпела от Амбридж за свои торчащие зелёные пряди! Ведь «это неженственно, девочка не должна так ходить!» А вот теперь оба до слёз умиляются от сопливых стихов. И глотают объяснения в стиле «это надо чувствовать». И терпят капризы: «вы слишком вольно сидите», «вы слишком дерзко смотрите». Будто в самом деле зомбаками стали или любовного зелья напились.

Впрочем, почему «будто»?

А как же чудо-маффины с переменчивым запахом? От них вся школа с ума сходит…

«Ай да профессор, ловко придумала! — усмехнулась Джулия. — Не можешь по-честному людям понравиться — подкупи их сладеньким! Может, и мне взять на заметку?.. Ну уж нет! Пусть мой авторитет у детей окажется ниже, но он будет настоящим».

Родители прислали Джулии письмо с просьбой ни в коем случае не лезть в неприятности. «Забудь об этом! — советовал отец. — Тебе или горло перегрызут, или превратят тебя саму в оборотня. Случись что, ты виноватой останешься. Министерство ничего сделать не может, во всём мире с оборотнями проблемы».

— Ну, классно, — пробормотала Джулия. — Пусть тогда чужой ребёнок умирает или делается монстром…

Она по-прежнему замечала в лесу сломанные деревья, в теплице — разбитые окна. Кое-что убирала и чинила, когда было время. А два-три раза, сидя с телескопом у окна башни, видела во дворе знакомую сутулую фигуру. Вонючка без всякого страха околачивался у школы, и каждый раз рядом с ним была компания парней и девушек.

Однажды девушка не утерпела, послала сову аврорам. Те прибыли назавтра, опросили Хагрида и Филча, а Джулии сказали:

— Никто ничего не видел. Кстати, оборотни — не наша компетенция. Свяжитесь лучше с Отделом популяций.

А в отделе ответили: это работа авроров…

Не помогали и книги. Джулия неделю провела в библиотеке, чтобы узнать: оборотня нельзя ни прогнать, ни сделать обычным человеком, ни победить магловскими штучками типа серебряной пули и святой воды. Можно только одолеть в битве силами нескольких умелых магов. Ведь на оборотней заклинания всегда слабее действуют.

«Что же теперь делать? — рассуждала Джулия. — Одна я его не поборю, случись драка — даже минуты не выдержу. Ладно, если умру, а вдруг сама стану оборотнем? Ребята мне не верят. Учителя просто игнорируют. К кому я только не обращалась! К Спраут, к Флитвику, к Синистре»…

В самом деле, уже весь педсостав знал о проблеме, но почему-то не шевелил и пальцем. К одной только Амбридж не подходила Джулия. И сейчас решила: а вдруг зря?

«Что, если она не такая уж плохая? — думала девушка, спеша на второй этаж. — Ну, с прибабахами тётка, ну, бывает. Ну, любят её ребята незаслуженно, так ведь им норм. И вообще, мне она ничего плохого не делала. Господи, только бы профессор меня послушала! Никогда больше не буду на неё злиться, даже в мыслях!»

Перед дверью Джулия вздохнула, пригладила волосы… и отскочила в сторону. Из кабинета вышел крупный лысый мужчина. В воздухе повис резко-кислый запах пота, нечищеных зубов и чего-то вроде дыма.

Джулия едва успела юркнуть за колонну. Незваный гость прошёл по коридору, ничего не заметив.

Из-за угла появился Филч. Он тоже увидел чужака. Но не крикнул, не сделал замечания, не побежал поднять тревогу. Кивнул, как старому знакомому, и пошёл себе дальше.

«С ума сойти, Вонючка уже по школе ходит! И кто его сюда впустил?»

— Кхе-кхе… От кого прячетесь, мисс Мэйпл?

Никогда ещё Джулия не была так рада видеть учительницу ЗОТИ и слышать, как она хихикает над своей же репликой.

— Ой, профессор! У вас в кабинете был посторонний! Вы посмотрите, не украл ли он чего-нибудь?

— Вам показалось, — усмехнулась Амбридж. — Здесь просто никого не могло быть.

Она открыла дверь, не защищённую никаким заклятием, и вошла в кабинет. Джулия прошмыгнула за ней.

— Почему же?

— В нашей школе нельзя трансгрессировать. Разве вы забыли?

— Но ведь запрет можно снять. И потом, есть другие способы…

— Успокойтесь, не будет с вами ничего страшного. Учителя этого просто не допустят. Разве профессор Дамблдор так легкомысленно относится к безопасности студентов?

— Нет, но у него ведь и других дел много.

— Хотите, чтобы лучше наблюдали за территорией? Напишите заявление на имя директора, думаю, он примет меры и поощрит вас баллами…

— Не надо никаких баллов, — жалобно откликнулась Джулия. — Лишь бы тот тип куда-нибудь делся и никому не навредил.

— Бескорыстие — это хорошо… — протянула Амбридж. — Значит, желаете наводить порядок? Славная девочка!.. Отчего же вы не в старостах?

— Командовать не умею и с учёбой совмещать трудно, — Джулия смущённо улыбнулась. — А я действительно видела здесь постороннего. Так же ясно, как вижу вас сейчас.

— Повторяю, вам показалось. Вы утомились, надорвались, вот и привиделся какой-то незнакомец. Хорошо, что вы так усердно учитесь, но нужно же для отдыха уделять время… Побеспокойтесь о себе. Главное, чтобы вам было хорошо, правда?

С этими словами Амбридж погладила Джулию по спине. Совсем точно кота или собаку.

— Какая вы тоненькая, кожа да косточки!.. Вам больше кушать нужно и меньше переживать. От лишних волнений только здоровье портится. Думайте лучше о чем-нибудь радостном.

— Нет, нет, я его видела, — как в лихорадке твердила Джулия. — Да вы не знаете, что это за тип! Он…

И стала рассказывать всё с самого начала. О сломанном дубе, о встрече у теплицы, о школьниках.

Амбридж, казалось, совсем её не слушала. Она усердно переставляла вазу с цветами, стараясь найти ей лучшее место на полке, и даже повернулась к собеседнице спиной. А Джулия продолжала:

— Понимаете, тот… не знаю, как его называть… он может быть оборотнем! Если он свободно ходит по школе, то пострадать могут и ученики, и учителя! Вы, между прочим, тоже!

— Ужас какой! — вздохнула профессор. — Есть же на свете создания, в которых столько жестокости. Не поймёшь, что им надо, отчего они так себя ведут. И почему к ним всякое зло липнет? Они, наверное, и рождаются такими ущербными…

Из её рассуждений Джулия уловила только одно: Амбридж тоже считает Вонючку опасным. Поэтому начала раздумывать:

«Насчёт посторонних стоит беседу с детьми провести. Даже я могу взять её на себя, если надо. Хорошо бы и патруль организовать. Увидит красавчик, что есть кому защитить школу, так живо небось хвост подожмёт. Только как это сделать?.. Ладно, потом разберёмся! Да, камин перекрыть — само собой. Но этим пусть сама профессор занимается… Нет, что-то тут не так! Почему тот тип именно в её класс явился?»

— Эти существа не должны здесь находиться. — Амбридж улыбнулась с блаженным видом. — А значит, и не могут.

Джулия обречённо молчала. Этот кабинет действовал на неё подавляюще. Нет, дело было не в тарелочках с котятами. Джулия сама любила кошек, они её не бесили. И не в розовых салфетках с оборками. Чем, в сущности, розовый хуже красного, жёлтого, бирюзового? Нет, Джулию коробило при виде цветной надписи над учительским столом:

«Чтобы быть хорошим преподавателем, нужно любить то, что преподаешь, и любить тех, кому преподаешь».

«Я бы приписала сюда другую цитату, — Джулия горько усмехнулась. — «Кто много говорит о своей любви, тот мало любит!»»

— Хорошо, пусть это был не оборотень. Но кто тогда? И что он здесь делал? В школе же есть сыворотка правды, я могу её выпить, и вы увидите: это не выдумка.

— Милая Джулия, вы не в себе, сами не понимаете, что говорите, — голос Амбридж сделался ещё ласковее. — Возвращайтесь-ка в свою гостиную, выпейте чайку с сахаром. Сыворотку я на вас даже тратить не буду.

«И правда, вернуться, что ли? Она же непрошибаемая»…

Взгляд Джулии привлекло фото, стоявшее на одной из полочек. Оно было повёрнуто ко входу, так, что его могли видеть гости, но не сидящая за столом хозяйка.

— Боже, какая прелесть! — Джулия заставила себя улыбнуться. — Вы ведь недавно снимались, да? А что это за мальчик рядом с вами?

На самом деле и ежу было понятно, что фото старое. Во-первых, бумага изрядно пожелтела. Во-вторых, Амбридж выглядела совсем молодой, лет сорок — сорок пять.

Рядом с ней сидел тощий бледный мальчишка весьма заморённого вида. Она обнимала его и улыбалась в тридцать два зуба, он хмурился и старался отстраниться, но глаза у обоих были одинаково холодные.

— Это? — Профессор выдала умильную улыбку и тут же сделалась серьёзной. — Джонни, сын. А фото могло бы быть лучше, сейчас не умеют снимать как следует. Вот когда я была маленькой девочкой, меньше вас…

Джулия уселась за партой, приоткрыв рот. Глаза её горели, сердце бешено колотилось. Нет, её не впечатляла история о детстве профессора. До историй ли, когда такое творится?

Учителя и раньше были безразличны к её просьбам, но Амбридж повела себя хуже всех. Она ведь любит, когда стучат, малыши ей вечно сдают друг друга. А сейчас не проверила слова Джулии, даже не сомневалась, сразу стала возражать. Теперь вот зубы заговаривает. Явно в курсе, кто здесь был.

И ещё мальчик на фото… Кого же он напоминал Джулии? Большой лоб, ямка на подбородке… Нет, не мать: с ней как раз ни одной общей черты. Но кого тогда? Да Вонючку и напоминал!

Как же быть с этой информацией? И куда идти теперь? Джулия ничего не могла придумать. А тут ещё профессор совсем потеряла нить рассказа:

— Наш декан мне так и говорил: «Трудно вам будет в жизни, Долорес, с вашими принципами и высокими идеалами». Ведь раньше душевные качества ценились, а сейчас, к сожалению…

«Она может говорить быстрее?! — поморщилась девушка. — Я же ей нахамлю, если не смоюсь отсюда сию минуту».

К счастью, пришла по какому-то делу профессор Вектор. Джулия охотно попрощалась и выскочила вон.

Многовато вышло совпадений… Впрочем, нельзя обвинять без доказательств.

Но они нашлись через два дня. Джулия пошла в библиотеку читать газеты. Вдруг там найдётся описание победы над оборотнем? Ведь как-то же люди с ними справляются.

И вот попалась ей заметка пятилетней давности. В ней говорилось об аресте Джонатана Дрэйка, вервольфа из группировки Фенрира Грэйбэка. Туда входили самые отмороженные: они были агрессивны даже в человеческом обличье и предпочитали нападать на детей.

Джулия взглянула на фото преступника и ахнула. Постарше Джонни, помладше Вонючки. Лет восемнадцать с виду. А так — одно лицо.

Джонатан. Джонни. Но почему «Дрэйк»? Впрочем, так бывает, когда у родителей разные фамилии. Или ребёнок приёмный.

Дома такого громилу не запрёшь: разнесёт всё в клочья. На улицу не выгонишь: прибьёт кого-нибудь либо перед соседями опозорит. А детей, значит, пусть кусает…

В других условиях Джулия пожалела бы мать больного, превращающего жизнь родных в ад. Но не сейчас. Надо было действовать, пока придурочная семейка не натворила в школе ужасных бед.

«Мне нужна помощь, — размышляла девушка. — Вместе можно навалять Дрэйку, можно прогнать из школы Амбридж или хоть поставить ей условие, чтоб детёныша своего к ребятам не пускала. Но где я найду союзников? Под этим зельем все точно болванчики!»

Никогда Джулия столько не читала о любовных напитках, сколько в те дни. Но вот беда: в книгах были описаны антидоты только от сильных зелий. А рисковать Джулия побоялась: ведь можно пол-Хогвартса перетравить или свести с ума. Если бы устроить так, чтоб люди вовсе не пробовали зелья…

Пробраться на кухню ночью не составило труда для Джулии. Мантии-невидимки у неё не было, зато была старая дружба с Миссис Норрис. Девушка часто угощала кошку вкусными кусочками и чесала за ухом, а хвостатая не спешила жаловаться на неё хозяину.

Но на этом удача и кончилась. Домовики в один голос твердили:

— Мы ничего не знаем, мы таких маффинов не готовим.

«Ладно, — решила Джулия. — Пойдём длинным путём!»

За обедом она стянула со стола пахучий маффин. Вечером достала его из сумки, подошла к группе ребят в гостиной и громко объявила:

— Вкусно пахнет! Только чем это? Никак не разберу!

Сразу несколько голосов откликнулись:

— Мёдом!

— Базиликом!

— Абрикосом!

— Морем!

— Этим, ну… у Келли Джонс духи такие!

— Как же так? — прищурилась Джулия. — Не может ведь один маффин пахнуть десятью ароматами? И откуда в выпечке духи, а? Туда, что ли, флакон парфюма вылили?

Кто-то пожал плечами, кто-то отвернулся. Одна Джесси ответила:

— Какая разница, чем пахнет? Не всё ли равно, если вкусно?

«Вот так лакомство! — рассердилась Джулия. — «Лоботомия во флакончике» называется! Интересно, если его выблевать — эффект будет?

Так… Как же звали тех рыжих, что малышам всякие штучки продавали?»

— Конечно, конфетка безопасна, — уверял Джулию Фред. — Сумеешь в первые пять минут собрать кишки с пола и запихнуть назад — жить будешь. Правда, слепой, глухой и на инвалидной коляске, но...

— Не пугай ребёнка, — оборвал его Джордж. — Не слушай его, кошечка, не придётся тебе собирать кишки. Вот с печенью может быть всякое.

— Ах, так? — притворно надулась Джулия. — Может, не стоит мне тратить деньги на такую опасную штуку?

— Эй-эй, мы пошутили! — в один голос завопили братья. — Сами на себе испытывали и, смотри, живы.

— Уговорили, беру обе!.. Слушай, Джордж, можно нескромный вопрос?

— Ну… татуху на бедре не покажу, остальное — пожалуйста.

— Чего ж вы свою лавочку прикрыли? Спрос упал, что ли?

— Нет, конечно. Сама видишь: тебе еле как две конфетки осталось.

— В чём тогда дело?

— Видишь, Джулс, — заметил Фред с постным видом, — учителям не нравится то, чем мы занимаемся.

— Ну тебя к дементору! А серьёзно?

— Абсолютно серьёзно, мисс.

«Спокойно, спокойно. Нет смысла спорить. У них просто промыты мозги. А чтобы мозги вернулись в норму, надо промыть желудок».

Оказалось, обе половинки Блевательного Батончика прекрасно растворяются в чае: оранжевая — быстрее, красная, противорвотная — чуть медленнее. И работает такой чай даже лучше конфетки. Джулия сама на себе проверила.

Жаль, драгоценная конфета на эксперимент ушла. Ничего, значит, вторая сработает точно!

Роджера Фэрфакса скрутило прямо в дверях Большого зала. Вокруг собралась толпа, кто-то молча глазел, кто-то смеялся, кто-то достал камеру. Но нашлись и добрые люди: помогли встать, повели бедолагу в медпункт. Джулия, конечно, была с ними.

— У меня эмеприд есть, — сообщила она мадам Помфри, показывая термос. — Магловское лекарство, при рвоте вмиг помогает.

— А коли ему хуже станет, кто отвечать будет? — нахмурилась целительница. — Ты же не доктор.

— Зря волнуетесь, это штучка безопасная. Хотите, сама глотну?

— Глотнёт она…

— Ой, смотрите, у него уже чистая желчь пошла! Давайте, решайтесь!

— Делай, как хочешь, — махнула рукой мадам Помфри и скрылась за ширмами.

Джулия с трудом напоила Роджера из термоса, убрала с пола и мантий ошмётки рвоты, уселась на кушетке. Парень привалился затылком к стене и тяжело дышал.

«Думай, башка, думай! — Джулия потёрла лоб. — Надо поскорее разговор завести, а то он пойдёт на обед и опять наестся мозгомойки».

— Что это было? — Роджер попытался встать.

— Школьный завтрак, только и всего… Ты как? Ничего не болит?

— Не-а…

— Да ты сиди: вдруг хуже станет.

— Не станет… Умыться хочу, а то во рту точно кошки нагадили.

— Пошли, провожу до туалета? А дальше ты сам…

Наверное, это смотрелось забавно: крошечная щуплая девушка ведёт за руку рослого плечистого парня.

— А ведь урок-то скоро кончится, — заметила Джулия. — Что Снейпу сказать? Ждать тебя на зельях?

— Нафиг, — отмахнулся Роджер. — Я сегодня больной, имею право отдохнуть.

— Что, не пойдёшь даже на ЗОТИ?

Парень скорчил рожу:

— О Господи, туда-то — тем более.

— Тебе же нравился предмет… Ты говорил, профессор — милашка, её слушать — одно удовольствие….

Да, он называл Амбридж милашкой. Ту самую женщину, которая снимала ему баллы за письменные работы со словами: «Слишком много философии, мистер Фэрфакс. Философия — это хорошо, но всё должно быть в каких-то рамках».

— Ты перегрелась, что ли? — засмеялся Роджер. — Какое удовольствие? Жабьей харей любоваться? Рад бы, да не могу: от её голоса захрапеть можно.

У Джулии даже дух перехватило. Есть! Теперь главное — не упустить.

— Ну, с тобой не все согласны…

— И кто же не согласен? Пара чокнутых зубрил?

Сам он был из породы «способных, но ленивых» и гордился своим умением готовиться к экзамену за ночь.

— Хм… Дай подумать… Вся школа, кроме меня.

Роджер нахмурился. Его лицо постепенно делалось всё мрачнее и мрачнее. Было видно, как он с каждой секундой осознавал, в какое дерьмо влип.

Джулия, окрылённая, принялась рассказывать про маффины. Даже показала свежий образец, который прикарманила за завтраком. О Дрэйке решила пока молчать, чтоб не грузить парня лишней информацией.

Роджер дослушал девушку, потом спросил:

— Значит, во всей школе нас только двое нормальных? Остальные — под этим долбаным варевом?

— Ага!

Он тихо, но смачно чертыхнулся.

— Погоди, не вешай нос. Можно же что-нибудь придумать!

— И придумывать не надо. Я знаю, как нужно сделать.

— Давай же, не томи!

Джулия чуть из мантии не выпрыгнула от радости. Неужели нашёлся хоть один человек, который её поддержит?

Роджер достал палочку, разрезал маффин на два куска, один протянул девушке:

— Ешь.

— С ума сошёл? — возмутилась Джулия. — После того, как я тебе рассказала про эту отраву? Погоди, ты, может, мне не веришь? Так давай дождёмся ребят! Урок закончится, подойдём к любому и спросим, чем па…

— Я верю тебе, — перебил Роджер.

— Тогда в чём проблема?

— В том, солнышко, что быть белой вороной — совсем не круто. Вот мы знаем правду, и что нам теперь с ней делать? Сидеть и страдать? Нет, лучше не забивать себе голову и жить нормальной жизнью.

— Да не надо сидеть! Надо делать что-нибудь!

— И что мы сможем сделать? Нас — двое, их — много. Предлагаешь ко всем подбегать с рассказами, какая Жаба дура и сволочь? Хочешь испортить себе репутацию — вперёд.

— Да не только в ней дело, — вздохнула Джулия. — Понимаешь, у неё есть сын…

Но Роджер уже не слушал и протягивал к ней руку:

— Давай, бери. И себе, и другим нервы сбережёшь.

Джулия отскочила, выхватила палочку:

— Только подойди! Сожгу же эту лепёху к дементоровой матери!

Прошедшая мимо профессор Вектор недовольно взглянула на них. Да, прав был Роджер: так и репутацию подмочить недолго.

— Скорее, сама подорвёшься. Ладно, ладно, не кипятись. Смотри-ка ты, пошутить нельзя…

— Уж лучше подорвусь, чем съем твой дерьмовый маффин!

Джулия развернулась, пошла прочь. Но не удержалась: у ближайшей колонны замедлила шаг и покосилась через плечо.

Роджер насмешливо глядел ей вслед, стряхивая с губ жёлтые крошки.

Оставалась последняя надежда. И она ждала Джулию вечером в гостиной Рэвенкло.

Малыши знали: хочешь помощи с домашкой — иди к старшекурснице Мэйпл. Она и параграф по истории магии интересно перескажет, и сложное заклинание поможет отработать, и письменный ответ по ЗОТИ внимательно проверит. И была в числе подопечных Джулии такая «звёздочка» — Луна Лавгуд.

Благодаря занятиям девочки… не то что подружились, но стали хорошими приятельницами, часто обсуждали книги и последние новости. Луна была начитанной: дочка редактора, как-никак.

А вот теперь Джулия собиралась узнать у неё кое о каких мелочах. Как оформлять статьи, какой должен быть размер, куда посылать сову, в конце концов…

— Хочешь, чтобы напечатали про оборотня? — Луна скорее утверждала, чем спрашивала.

Джулия решила не спорить:

— Да. Откуда ты знаешь?

— Это очевидно. Ты рассказала о нём всей школе, и теперь тебя считают местной сумасшедшей.

Было непонятно, язвит она или просто сообщает факт. Когда на столе каждый день маффины, всего ждать можно.

— Считают, сама знаю. И что теперь? Я хоть попыталась, а другие и того не сделали. Ждут, должно быть, пока бешеная псина загрызёт кого-нибудь.

— Не очень-то ты терпима к оборотням, — заметила Луна.

— Оборотни всякие бывают. Некоторые пьют зелье, они-то нормальные, могут себя контролировать. А как быть с теми, кто не пьёт? Они ведь опасны для других, понимаешь, опасны! Жалко оборотней, но и обычных людей тоже жалко.

Джулия помолчала и добавила:

— А есть, знаешь, уроды вроде банды Грэйбэка. Эти не только сами беснуются, но и других заразить стремятся. Таким только в Азкабане место.

— Ты хочешь посадить кого-то в тюрьму? У тебя есть желание наказывать людей?

К горлу Джулии подступили слёзы. Её принимали за какую-то злобную садистку — а отчего?.. Но она справилась с собой и твёрдо ответила:

— Да как с ними по-другому? Это же преступление — заражать ликантропией.

— Если преступление, то пусть об этом Министерство парится. А тебе-то что? Может, кто-то хочет стать оборотнем.

— Хочет?.. Разве есть такие идиоты?

— Бывают, — сообщила Луна с безмятежным видом. — В этом много хорошего на самом деле. Ты становишься сильнее, легче переносишь боль. Исчезают барьеры, зажимы, твоё «я» выходит наружу и обретает свободу. Другие чувства, другое восприятие. Кого-то это даже вдохновляет. Мы привыкли к нашему «нормально» и не хотим знать другого. А кому-то комфортнее именно так. Надо иметь много смелости, чтобы жить подобным образом.

— Если это так круто, отчего сама не попробуешь? — съязвила Джулия. Но тут же тревожно добавила: — Или ты… уже?

— Нет, мне не нужно. Я пока чувствую достаточно сил и вдохновения. А вот когда не хватит — можно подумать.

— «Свобода», блин! «Восприятие», блин! — Джулия начала закипать. — Так, наверное, сами вервольфы говорят, чтобы укусить кого-то. Не бегать же им за молодёжью с дикими воплями… А ты знаешь, как их ломает каждый месяц? Слышала, что суперсила просто так не даётся и здоровье в итоге слабеет? Что они из-за своего безумия сами в беду попасть могут? Из окна выпрыгнуть, в воду броситься, опасное существо раздразнить? ЗОТИ, третий курс!

— В учебниках не всегда пишут правду…

— Хочешь источник посерьёзнее? Окей, будет тебе посерьёзнее. Библиотека закрыта, но завтра…

— Не стоит, я верю тебе. Но зачем лезть в чужую жизнь? Каждый сам решает, что делать со своим здоровьем, разве нет?

— Во-первых, не очень-то честно выходит. Вервольфы соблазняют людей «силой» и «чувствами», но молчат о боли и опасности. Во-вторых, многих кусают насильно. Сами решают, о, да!.. В-третьих, оборотень кучу народа убить может, и даже не поймёт, что сделал. Нет уж, больным лечиться надо или уходить подальше в полнолуние, а вот разносчиков — только на нары.

Луна помолчала и по-прежнему спокойно заявила:

— Вот потому-то тебя никто и не слушает. Неприятно общаться с человеком, который во всём считает себя правым.

— Да не во всём, — залепетала Джулия. — Просто сейчас…

Она понимала, как это жалко звучит. И Луна тоже явно понимала.

«Ну же, соберись, Мэйпл! — приказала себе Джулия. — Не время перед ребёнком унижаться, надо решить эту проблему или хоть уйти достойно. Ты вообще кто: тряпка или будущий учитель?»

— Слушай, Луна, я не собираюсь ничего у тебя клянчить. Не готова помогать, так и скажи. Поищу тогда другой журнал, не буду тратить время. Изданий сейчас много, где-то да напечатают.

— Но я не отказываюсь. Ладно, слушай…

На письмо ушёл целый день. Только перед ужином Джулия заклеила конверт и поспешила к совятне. Нужно было ещё успеть в библиотеку — вернуть том «Извлечения воспоминаний».

Только книги и утешали её в последнее время. Друзьям в жилетку не поплачешься: осудят. Перед учителями разыгрывай покорность: как бы чего не вышло. Да ещё постоянно гложут мысли: «А вдруг я на самом деле из мухи слона делаю? Никто ведь не умирает, по коридорам с воем не бегает…»

Через неделю у замка объявился Дрэйк. Оборотень сидел на корточках, привалившись к стене, и трясся, как под электрическим током. Он был жутко бледен и, казалось, вот—вот подавится собственным языком.

— Мама! — взвизгнула Джулия, отскочив от окна.

— Чего орёшь? — сидевший рядом Тед отложил книгу.

— Акцио, плащ! Там человек умирает. Пошли, поможешь? Я одна не справлюсь!

— Скоро отбой, ты в курсе? — ворчал Тед, шагая по лестнице. — Вот снимут с нас баллы, будешь знать…

— Ничего, до теплицы успеем. А обратно... ну, мы же человеку помогаем, а не балуемся. За это вряд ли накажут.

При виде Дрэйка Тед остановился у дверей, как вкопанный. Джулия подошла ближе.

— Тебе плохо? — девушка потопталась на месте, но прикоснуться к оборотню не решилась.

Он вздрогнул, поглядел на неё мутными, но осмысленными глазами и буркнул:

— Иди ты…

«Смотри-ка ты: больной, а ругается! — возмутилась Джулия. — Ладно, предложу ещё раз, не хочет — пусть здесь сидит».

— Пошли, провожу в больничное крыло. Там помогут. Ты же на ногах не держишься, замёрзнешь тут ещё.

— Нахрена мне туда надо? — и Дрэйк опять выматерился. — Это тебя твоя мамка не лечит, грязнокровка.

Он попытался встать, держась за стену. Так близко — и палочка не поможет, только раздразнишь… А бежать опасно: вдруг догонит?

И в то же время одного прогнать легче, чем компанию.

— Да тихо ты! — Джулия топнула ногой. — Тебя выручить хотят, а ты барагозишь.

От уверенного тона Дрэйк присмирел. Замер и продолжил глазеть на неё исподлобья. А Джулия несла, что в голову взбрело:

— Училки тут авроров по твою душу вызвали. Мол, чужой на территории. Прятаться надо, а то заметут. Пошли в больничное, там тепло, никто не тронет…

И запнулась на слове. Положим, она заманит его и выбежит за помощью. Но вдруг он больных перекусает?

— Хотя нет, не надо. Ещё попадёмся кому-нибудь по дороге. Лучше, знаешь, просто беги отсюда. Можно в лес, туда никто не сунется. Или к мостику, или куда хочешь, неважно. Только живее! Ты меня не видел, я тебя — тоже. Ну же, беги!

Она медленно пятилась и в нетерпении махала рукой: давай, мол, вали!

Он же привстал, выплюнул ругательство — и рванул к лесу прямо на четвереньках.

Или к мостику: Джулия уже не видела.

В школу возвращались через окно. Ребята из Хаффлпафа впустили их без лишних вопросов, точно этим путём шастали уже десятки парочек.

— Ну как, спасла больного? — Тед откровенно смеялся.

— А ты почему стоял? Упал бы он в обморок — что бы я одна делала?

— Ой, я тебя умоляю! Просто Дрэйк опять набухался до зелёных чертей, а ты и раздула историю…

— Вы что, знакомы? Дружите?

— С Дрэйком?! — Тед сделал брезгливую гримасу. — Не, мне Джек рассказывал, а ему — Пол, вот Пол из его тусовки. Ну, Дрэйк — легендарная личность, его полшколы знает.

Джулия затаила дыхание: дело пахло компроматом.

Вдоль стены пробежала миссис Норрис. Тед так и ощетинился:

— Всё, допрыгались!.. Ща хозяину стукнет — и копец нам.

— Тихо-тихо, не трогай её!.. Ты же нас не выдашь, милая? — Джулия погладила кошку и обернулась к Теду. — А я вот не знаю… Почему легендарная?

— Потому что он отбитый. Всех обзывает грязнокровками и ущербными, хотя сам хрен пойми кто. Байки о маньяках травит и клянётся, будто лично девятьсот магов убил. То матерные песни орёт, то брешет, как его прапрадед воевал за Гриндельвальда, то морды бить за ерунду кидается. Да и вообще: взрослый мужик, а водится с малышнёй. Это разве нормально?

«Я так-то тоже с «малышнёй» вожусь», — обиделась Джулия, но допрос продолжила:

— Так уж и за ерунду?

— Да, блин, он кошелёк посеял, а подумал на Пола — еле уняли… Или вот на неделе. Пристал к девушке, та в шутку говорит: «Видела бы нас твоя мама!». Он ка-ак размахнётся — и зуб ей выбил.

— Кто же у него мать?

— Не знаю. Он, говорил, сирота. Его бомж воспитывал, порол и издевался. Но почему ты Дрэйком так интересуешься? Влюбилась?

«Да уж, увлекусь садо-мазо — так влюблюсь».

— А ты что, ревнуешь?

Тед сразу проглотил язык.

Календарь в гостиной показал три дня до полнолуния. Перед ним оборотней всегда мутит, это не смертельно. Хорошо ещё, студентов рядом не было!

И что они нашли в этом придурке? Умный, обаятельный, хороший друг? Вряд ли… Правда, взрослый. Но разве нет других взрослых рядом? Или они «не прикольные»?

А вот с самим Дрэйком всё понятно. Едва ли он от хорошей жизни здесь трётся. Не ведут себя счастливые люди так, как он.

Джулия в нетерпении ходила туда-сюда по коридору. Она собиралась договориться с Флитвиком о практике у первокурсников. Нельзя же приходить к детям совсем без подготовки…

Но профессор уже полчаса обсуждал что-то с другими преподавателями и прекращать явно не собирался.

До Джулии долетели слова:

— Да на домашнее их, и все дела!

— Что вы, коллега! Целых два курса! Представляете, что скажут в Министерстве?

— Довести до пятого, а потом — как знают.

— Точно, точно! Там баллы — «Слабо» да «Отвратительно»…

— Нет, пусть остаются. Зачем детям жизнь ломать? Только родителям условие поставить, чтоб летом за лечение плотно взялись. В конце концов, это их вина. Сами так детей воспитали.

Девушка подошла поближе:

— Извините…

— Не сейчас, мисс Мэйпл, — обернулся к ней Флитвик. — Видите, мы все заняты. Перенесём беседу на завтра.

Джулия вздохнула. У неё отчего-то возникло чувство, что практика отложилась не на день, а на неопределённо долгий срок. Казалось бы, подождать нетрудно, но…

— Слышала? — сказала ей за завтраком Эми. — На третьем курсе появились оборотни…

— Как — появились? Новенькие?

— Нет, кто-то из своих превратился ночью и перекусал соседей. Слизерин, по-моему, и Хаффлпаф.

— У четвёртого тоже кто-то взбесился, — вставила Роберта. — Жесть какая, хорошо, что не у нас…

— Нам некогда на луну выть, нам пахать надо, — засмеялся Стефан.

— Какой ужас! — воскликнула Джулия. — Погибшие есть?

— Нет, все живы, — успокоил её Тед. — Только покусанные теперь сами станут оборотнями.

Джулия сжала под столом кулаки. Ей сейчас хотелось стереть в порошок… нет, не глупых малышей, а одну солидную даму с хорошей репутацией.

В кабинет ЗОТИ она ворвалась без стука. Уселась прямо на первой парте и вызывающим тоном начала:

— Скажите, профессор, чего вы больше боитесь: волчьих зубов или головомойки от Министерства?

Амбридж не обратила на неё ни малейшего внимания. Она безучастно сидела за своим столом и смотрела куда-то вниз — не то на страницу журнала, не то на собственные туфли с бантиками.

Джулия повысила голос:

— Вы хоть понимаете, что наделали?

Только сейчас профессор ответила ей — тихо и без обычного сюсюкания:

— Мисс Мэйпл, ваши родители никогда не находили, что вам стоит… кхе-кхе… пройти курс в больнице Святого Мунго? Психика — вещь хрупкая, её следует беречь…

— Зато ваша — каменная: куча народу была в опасности, и ничего. Среди студентов появились оборотни, вы в курсе?

— Да, слышала. Это не мои ученики, у них другие деканы. Что происходит после урока — не моя проблема.

— Ага, на безопасность — пофиг, а на чужие причёски — не пофиг.

— Что за высказывания, мисс Мэйпл?

— Для этой ситуации — очень мягкие…

— Вас мама-магл научила так со старшими разговаривать?

Разговаривать со старшими Джулию действительно учила мама. Не будь её воспитания, девушка популярно объяснила бы, в какое место педагогу следует пойти за наезд на родителей. А так только огрызнулась:

— Насчёт родных — чья бы корова мычала...

— Нет, вы точно неадекватная! — профессор даже красными пятнами пошла от возмущения. — Врываетесь сюда, несёте чепуху, обвиняете меня невесть в чём… Трудные подростки нарушали правила, бродя где попало, потом устроили дебош в спальне, испортили школьное имущество — в чём я виновата?

— Ну, хотя бы в том, что воспитали оборотня, который и покусал тех подростков. А ещё — в том, что позволяли ему проходить сюда, не знаю уж, случайно или нарочно.

Амбридж встала, Джулия тоже вскочила с места.

— Что вы со мной сделаете? Руку пёрышком порежете? Кинете в меня чернильницей? Вряд ли папе это понравится…

Блеф вышел слабоватым. Да, папа работал в Министерстве, но был простым специалистом, не старшим и не главным.

Но та неторопливо прошла к выходу.

Джулия застыла в удивлении: «Если я и впрямь «неадекватная», что ж она меня здесь одну оставляет? Настоящий псих точно переколотил бы её тарелочки и вообще полный раздрай устроил. Хотя котята не виноваты, что у них такая злая хозяйка…»

Противник сбежал, казалось, надо радоваться. Вот только Джулия так устала от перепалки, что на это не было сил.

Ну, победила она в споре — и толку? Ничего ведь от этого не поменялось. Если бы нашёлся хоть один человек, готовый поддержать её… А ещё эти ребята. Их ведь уже не сделать прежними.

К Джулии опять вернулось ощущение чего—то непоправимого. И на этот раз было понятно, чего. Прощай, аттестат с отличием. Вместо «Превосходно» и «Выше ожидаемого» будет как минимум «Слабо». Даже нормальный учитель не простит такого выступления, а уж Амбридж…

«И Патронус-белочку не научусь делать. И на выпускной не попаду. Не будет ни бальной мантии, ни фейерверка над озером, ни мыслей в школьном Омуте…»

Из года в год на выпускном каждый студент сливал лучшие воспоминания во флакончик для школьного Омута памяти. Кто умел — сам, кто не умел — с помощью учителей. Флаконы покупали заранее, у Джулии уже был такой.

«И места в Хогвартсе не увижу, как своих ушей. Кто ж меня возьмёт с плохим аттестатом? Поддержки-то не будет: местный Геббельс всем в уши насвистит, какая я дрянь».

Правда, можно устроиться за границей или, при желании, у маглов. Но другие школы — не Хогвартс! Он именно такой, какой нужно. В меру элитный и в меру «для всех». В меру современный и в меру чтящий традиции. А ещё здесь по-настоящему учатся, а не ерундой страдают.

Одно слово: облом. А из-за чего?..

«Умница, Мэйпл! Нашла кому мораль читать — мамаше бандита. Первого раза мало было? Имела бы она совесть — не пустила бы к детям буйного сынулю. Или хоть призналась: да, мол, виновата, ничего не могу сделать, рада любой помощи… Мало ей, твари, от ребят осенью досталось. Однако надо сваливать. Сейчас придёт, визг поднимет».

Джулия поднялась с места, но тут дверь распахнулась. На пороге стояла Макгонагалл.

— Мисс Мэйпл, за мной, в учительскую.

Таким суровым тоном профессор не говорила даже с отпетыми лентяями. Джулия пошла следом, гадая, какая беседа её ждёт.

Почему так медленно открывается дверь?

Отчего Флитвик смотрит с такой укоризной?

Как Амбридж собралась вызывать к себе сочувствие с перекошенной от злости физиономией? Видать, крепко её проняло: даже улыбочку обычную забыла.

И по какой причине в голову лезут глупые вопросы, когда и так всё понятно?

— Ученица ворвалась в кабинет, набросилась на преподавателя, несла какой-то бред и демонстрировала полное отсутствие воспитания! Я считаю, Мэйпл не должна более иметь отношение к нашей школе.

Теперь, в присутствии поддержки, Амбридж осмелела. Её тонкий слащавый голосок превратился в неприятный визг.

— Набросилась? — уточнил Флитвик. — Применила палочку?

— Враньё! — не удержалась Джулия. — Никаких заклятий я сегодня не использовала, можете проверить.

— Помолчите, мисс Мэйпл, — оборвала её Макгонагалл. — Продолжайте, профессор.

На этот раз Амбридж откашливалась минуты три, а потом замямлила:

— Жаль девушку… иногда психика не выдерживает… но, боюсь, мисс Мэйпл становится опасна и для других, и для самой себя…

— Я услышала вас, — кивнула Макгонагалл и обернулась к Джулии. — Итак, вы утверждаете, что профессор лжёт?

— Да.

— Тогда расскажите, как было на самом деле. Вы приходили в кабинет защиты от тёмных искусств?

— Конечно, — ответила Джулия и чуть не добавила: «Вы же меня сами оттуда забрали».

— Для чего?

У Джулии перехватило дыхание. Как начать? Как выразиться, чтобы твои слова не истолковали превратно? И как донести до педагога, что «психованная Мэйпл» не попусту подняла скандал?

— Обсудить с профессором Амбридж ночной инцидент.

— Если вас не посвятили в подробности, то вам и знать не следует. Надеялись услышать их от профессора?

— Нет, хотела узнать, не совестно ли профессору.

Флитвик зацокал языком. Амбридж еле слышно пискнула:

— А какие претензии могут быть к педагогу?

Макгонагалл же продолжала допрос:

— Почему вы решили, что имеете право оценивать поступки преподавателя? Кто вы такая, чтобы критиковать человека старше и опытнее вас?

— Та, кому не наплевать на школу, вот кто.

— Профессор Амбридж верно сказала: вы слишком дерзки. Так, говорите, не применяли магию?

— Стараюсь не решать конфликты силой. Ни физической, ни магической.

— У меня другие сведения. На прошлой неделе профессор Вектор видела, как вы что-то повышенным тоном объясняли мистеру Фэрфаксу, размахивая палочкой.

— Это была самозащита! Он хотел насильно накормить меня…

Джулия запнулась. Нельзя было обмолвиться про маффины. Иначе Амбридж успешно завершила бы то, что начал Роджер.

— Ужасный поступок, без сомнения, — процедила Макгонагалл. — Профессор Флитвик, что можете добавить?

Учитель заклинаний даже под зельем оставался добродушным. Он улыбнулся Джулии и с сочувствием произнёс:

— Я понимаю, мисс Мэйпл, вы хотели, как лучше. Но не стоит думать, будто все вокруг такие-сякие, а вы одна в белой мантии. Прежде чем совершенствовать мир надо, знаете, начать с себя.

— Не такие и не сякие, — прошептала Джулия. — Просто… пассивные.

— Вы напрасно обвиняете нас в бездействии. У профессора Снейпа уже варится аконитовое зелье…

— Я ценю ваши усилия. Но лучше было бы устроить так, чтобы никаких зелий варить не пришлось.

— Конечно, лучше, — рассеянно произнёс Флитвик. — Во всём мире есть эта проблема, наша школа не уникальна. Увы, то, что вы видели, — только верхушка айсберга. Оборотни сбиваются в банды, а контролируют их могущественные тёмные волшебники. Вы в одиночку не справитесь, у вас не хватит сил. Весь мир не спасёшь.

— Так у нас и был бандит! Из стаи Грэйбэка, знаете? Только я не хочу спасать мир в одиночку. Мне хватит и школы, хоть с чьей-нибудь помощью.

— Коллеги, вы слышали? Уже и пресса в курсе! Прославились, нечего сказать!

Профессор Граббли-Планк захлопнула дверь и швырнула на столик свежий номер «Придиры».

Зашуршали страницы, загудел на разные лады шёпот, послышались вздохи… А Джулия ёрзала на стуле: «Почему не я узнала первой? Вдруг мои слова переврали или накидали к ним опровержений? Как я объясню это?»

— Вы действительно считаете Хогвартс «помойкой и Бедламом»? — Макгонагалл подошла к ней с журналом наперевес.

— Нет. Я сказала: «оборотень превращает нашу школу в Бедлам и помойку», — Джулия поводила пальцем по странице. — Сами смотрите, здесь так и написано.

— И виноват в этом педсостав, по-вашему?

А Джулии казалось, фраза «педагоги его боятся» вполне нейтральна…

— Не педсостав, а один учитель.

— Дорогая Джулия, — затянула Амбридж после обычного приступа кашля, — не кажется ли вам, что это неблагородный поступок — клеветать на свою школу?Это же ваш второй дом, учителя о вас так заботятся… В наше время подобное было просто немыслимо, но сейчас уходит и субординация, и уважение к наставникам…

— Кажется, профессор, — быстро вставила Джулия, пряча смеющиеся глаза.

— Как по-вашему, не должно ли быть тому, кто так поступает, капельку стыдно?

— О да, лжецу должно быть очень стыдно. Только вы определитесь: я сумасшедшая, невоспитанная или подлая лгунья?

Амбридж не смогла ничего возразить, но тут на Джулию Граббли-Планк напустилась:

— Вы понимаете, как подставили школу?

— Да—а, я подставила!.. — Джулия в гневе вскочила с места. — А профессор Амбридж её не подставляет!

Учителя заговорили все разом:

— Вы забываетесь!

— Не надо горячиться…

— Вот тебе раз! С чего такие выводы?

— Я?.. А я тут при чём?

Теперь Амбридж выглядела несчастной растерянной жертвой, а Джулия — злобной мегерой. Ситуация… Но сдаваться было поздно.

— Ни при чём, конечно… А чей это сын покусал третьекурсников? И кто пропустил его в школу?

«Получи, фашист, гранату! — Джулия перевела дух. — Копец я гадкая сегодня… И пусть, лучше буду гадиной, чем такой вот добренькой! О, заскулила, смотри-ка ты!..»

— Ничего не понимаю… Говорила же, бедняжка не в себе, ей нужна помощь…

— Может, скажете, у вас и сына никакого не было? А чья тогда фотка стоит в вашем кабинете? «Джонни, сыночек»…

— Хватит демагогии, — вмешалась Макгонагалл. — Вы лично видели, как сын профессора нападает на школьников?

— Нет, но…

— Может, этот человек при вас превращался в волка? Или вы слышали, как профессор Амбридж ему говорила: «Приходи в Хогвартс и покусай детей?»

— Не превращался и не слышала. Но могу доказать: у профессора есть сын-оборотень, он был в школе и общался с ребятами. Да о чём мы, Господи, спорим, когда на учеников УЖЕ напали?

Макгонагалл хмурилась, Граббли-Планк и Флитвик качали головами, а Джулия продолжала:

— Пойдёмте в библиотеку — я покажу статью о Джоне. Расспросите призраков и портреты — вдруг его ещё кто-то видел. Дайте мне сыворотку правды — я под ней точно не совру. Наконец, есть Омут памяти…

— Мне плохо! Вот здесь будто кол вогнали…

Амбридж опустилась в кресло, держась за сердце. Коллеги засуетились, бросились к ней.

Джулия обречённо вздохнула. Вроде всё понятно — ага, как до дела дошли, так резко заболело! — и тем не менее отчего-то неловко.

Наконец, Макгонагалл повернулась к девушке и веско произнесла:

— Всё это ничего не значит. Оборотень мог прийти откуда угодно. Если кто-то чужой общался с детьми, то не факт, что укусил именно он. И если сын профессора Амбридж действительно оборотень, то это не повод её обвинять. Он ведь уже взрослый, она за него не отвечает. Ей сейчас очень больно было слышать ваши упрёки.

Вот тут Джулия не нашлась, что ответить. Чувства профессора дороже, чем жизнь и здоровье детей? Это точно Макгонагалл сказала? Разумная, справедливая Макгонагалл?

— Вы слишком навязчивы в попытках доказать своё, мисс Мэйпл, — с укором произнёс Флитвик. — Можно привести гиппогрифа к воде, но нельзя заставить его пить. Вам не хватает понимания и чуткости.

— Спасибо за поддержку, коллеги, — оживилась «больная». — Доброта, гуманность всегда побеждают — этому и я учу на своих уроках. К сожалению, некоторые студенты моих слов не улавливают, или, может, понимают их чуточку превратно. Правда остаётся незапятнанной, потому она и выигрывает. А если вы не победили, то, наверное, стоит задуматься, на какой вы стороне…

Джулия от души врезала себе по лбу ладонью и издала нечто среднее между стоном и нервным смехом. Финальный пассаж вышел шикарным. Даже не поймёшь, что это было: тонкое глумление или проблемы с логикой?

— Не ожидала от вас, мисс Мэйпл! — возмутилась Граббли-Планк. — Довели учителя до сердечного приступа, ещё и хохочете!

— Так, время не ждёт, педсовет через полчаса, — напомнила Макгонагалл. — Подойдёте к трём, мисс Мэйпл, я сообщу о решении. Прибавили нам работы, нечего сказать! Мало было третьекурсников, теперь ещё вашим вопросом надо заниматься.

Идя к выходу, Джулия слышала за спиной писклявый сюсюкающий голос:

— А этот журнальчик бы… кхе-кхе… запретить, что ли. Мы же не хотим расстраивать ребятишек всякими нелепыми слухами об их любимой школе, правда?

И Макгонагалл ответила:

— Конечно, конечно. Альбус будет «за», я уверена.

До спальни Джулия не дошла: разрыдалась прямо в коридоре. Едва успела юркнуть в чулан для щёток.

«Это как же теперь получается? Бандиты и их пособники — молодцы, а кто им мешает, тот плохой? Браво, учителя, нашли виноватого! И как ловко: сначала отказались помогать, а потом — вы, мол, не героиня, одна ничего не сможете. А вы что-то сделали, чтобы я не была одна? Окей, я далеко не крутая, косяков у меня выше крыши. Но, кроме меня, больше некому… Где же крутые, почему не действуют?»

Желудок заурчал, во рту начало горчить. Джулия ведь толком не завтракала: пару ложек каши проглотила — и вперёд, паладинствовать.

«А крутые наелись маффинов, вот почему. Я бы тоже наелась, если б не болела. Они так вкусно пахли… И, наверное, совсем бы поехала крышей. Это зелье ведь даже хлеще Империуса. Если голос в голове приказал тебе делать то-то, можно собрать волю в кулак, сказать: «А я не хочу!» Но под мозгомойкой ты вообще не поймёшь, куда влип. Я не круче остальных, не умнее и даже не чище сердцем — мне просто повезло. Нельзя же винить учителей с ребятами в том, что они здоровы и могут есть пищу, которая им нравится».

Вспомнились призраки, родители, точно не пившие никаких зелий, Роджер…

«Прав был Флитвик про гиппогрифа и воду. Если люди не хотят меня слушать, я их не заставлю: нельзя ведь всех на свете защитить от ошибок. Пусть сами поймут, что так жить нельзя. Только бы меньше народу пострадало в процессе!»

Выйдя в коридор, Джулия наткнулась на Филча.

— Что, вылетела? — проскрипел завхоз. — Ну, всё, теперь готовься: палочку сломают, в Хогвартс на порог не пустят…

Девушка стиснула зубы и прошла мимо. Мерлин с ним, на убогих не обижаются.

— И правильно сделают. Опозорила школу, так тебе и надо.

Два первокурсника остановились поодаль и стали слушать.

Джулия их заметила, и ей в лицо бросилась краска. Ну вот, теперь даже незнакомые мальчишки о ней плохо подумают… А ведь Филч на них плевать хотел, когда игнорил постороннего в замке. Нет, он всё-таки напросился.

— Мистер Филч, а, мистер Филч, почему вы оборотня во двор пропускали? Он вам заплатил или вы бескорыстно на подлость пошли?

Мальчишки захихикали и тут же бросились прочь.

— Хамка! — крикнул завхоз. — Погоди, найдёт тебя Грэйбэк…

— Ну, найдёт, и что? — отмахнулась Джулия. — Как будто я раньше была в безопасности…

— Давай, ступай отсюда! И кошку мою руками не трогай!

Миссис Норрис шагнула в сторону, отвернув морду. Она не дала почесать себя за ухом, однако и не зашипела, не показала когтей.

«Он, конечно, гад, но правду говорит, — решила Джулия. — Надо идти, дел полно».

— Эй, чего пропала? — в спальню заглянула Эми. — Скоро обед, а ты валяешься.

— Не хочу я на обед. Вообще туда не пойду больше.

— Почему это?

— Выгнали меня из школы.

Иллюзий Джулия не строила. Она ведь не активистка, не спортсменка, не героиня волшебной Британии. Ну, учится хорошо. Но на одном лишь Рэвенкло отличников пять, и у троих средний балл выше. Студенткой больше, студенткой меньше — Дамблдор переживёт. Тем более, она в ссоре с любимицей всего Хогвартса…

Эми приподняла брови и лениво спросила:

— За что же?

— Со старшими много спорю.

Джулии хотелось рассказать всё в подробностях, поплакаться на свою горькую долю, поделиться тревогой и печалью. Но она промолчала, боясь выглядеть нытиком.

А Эми не стала приставать. Покивала головой (мол, бывает, дело житейское) и собралась уходить.

— Погоди! У меня к тебе просьба…

Джулия достала из кармана флакончик и сунула его в руки Эми.

— Сохрани его к выпускному и вылей в наш омут, если сможешь. Пусть и мои счастливые воспоминания там будут, я ведь шесть лет в Хогвартсе училась. Пожалуйста!

— Ну, ладно, — Эми кивнула и сунула флакон в тумбочку.

Да уж, счастливые… Загаженный школьный двор. Дрэйк, угощающий мальчишек выпивкой. Фотки в газете и на столе у Амбридж. Две сцены в кабинете ЗОТИ. А ещё — целое море бесед о вервольфах и маффинах.

В голове замелькали картины: Эми забывает флакон на полке. Или берёт с собой, и учителя возражают: «Зачем вам два?.. Оставьте только свой!» Или всё получается, профессора видят воспоминания Джулии… и ничего не происходит. Но нельзя же уйти просто так, не сделав всё возможное!

«Подумаешь, очень надо оставаться в Хогвартсе! — внушала себе Джулия, шагая по лестнице. — Престижно, да, но я не гонюсь за престижем. Всё равно, где работать: дети везде одинаковы. А здесь что мне делать? Терпеть, когда Амбридж станет командовать мною на правах старшей коллеги? Молча смотреть, как студентов калечат и превращают в монстров? Нетушки!»

Из учительской доносилась весёлая болтовня, пахло крепким чаем и вишнёвой выпечкой.

— З—за что меня выгоняют? За то, что профессору пару слов в повышенном тоне сказала?

— Не только, — Макгонагалл усадила Джулию на скамейку в коридоре. — Вы нагрубили нескольким учителям? Нагрубили. Довели профессора до приступа? Довели. Распространяли в прессе порочащую информацию о нашей школе? Распространяли. И, мисс Мэйпл, — Макгонагалл слегка понизила тон, — профессор Амбридж говорила мне, что вы не в первый раз грубо нарушаете дисциплину на её уроках, но она жалела вас и не сообщала декану. Это напрасно, конечно: я бы и одного такого концерта не потерпела.

«Джулия Мэйпл мешает вести уроки! В такое только под зельем и можно поверить! Может, стоило помешать в самом деле?»

— И все учителя были против меня, да? Все согласились, что я плохая?

— Почему? Профессор Бербидж хотела дать вам шанс, говорила, вы ещё можете исправиться. И скажите ей спасибо, что остаётесь здесь до утра.

Учительницу магловедения уважали все в школе. Нет, не за то, что её предмет был «халявным». Она была всегда добра и справедлива, часто защищала студентов перед коллегами и начальством, а ещё жёстко пресекала любую травлю. И к тому же не любила думать о людях плохо. Взять хоть начало семестра. Когда студенты жаловались ей на новую учительницу ЗОТИ, профессор Бербидж, утешая их, сказала: «Думаю, в глубине души она не злой человек». Теперь же вступилась за Джулию…

— Только-то? А ведь меня хотели принять сюда на работу! Вы сами говорили: «Хотите преподавать в Хогвартсе — имейте в виду. Из вас вышел бы хороший учитель».

Макгонагалл вздохнула, о чём-то задумалась, потом твёрдо сказала:

— Говорила, мисс Мэйпл. Но обстоятельства меняются. Педагогу мало знать предмет — нужно уметь строить отношения с людьми, в том числе с коллегами. Можем ли мы быть уверены, что вы не совершите какой-либо непредсказуемый поступок, не затеете конфликт, не подведёте школу своими действиями? После недавних событий — думаю, нет.

В ту минуту Джулия меньше всего напоминала конфликтную особу. Она сидела, покорно сложив руки на коленях, и не могла даже спорить: не видела смысла.

— Ещё вопросы?

— Да, профессор. Во-первых, как я попаду домой? Одна на поезде поеду, что ли?

— Будет вам и поезд, и прощальная церемония с букетами, — глаза у Макгонагалл насмешливо сверкали, но она хоть не хихикала над своими же остротами. — Проводим по высшему разряду.

— Я серьёзно…

— По каминной сети, как же ещё. Дёшево, сердито и всегда доступно.

В этот момент Джулия поняла, почему от Дрэйка так несло дымом.

— Во-вторых, что с ребятами, которых покусали? Они в порядке?

— Всё с ними хорошо, успокойтесь.

— А конкретнее?

— Это уже не ваша проблема. Возвращайтесь к себе, вам лучше собрать вещи прямо сейчас. Завтра — в восемь ноль-ноль, не опаздывать!

Убегать бесполезно: догонят. Вцепляться в палочку бесполезно: отнимут. Прятать бесполезно: найдут. Можно, впрочем, превратить её во что-то чужой палочкой, но Макгонагалл догадается. Да и поздно уже...

Конечно, церемоний с цветами Джулия не ждала, но, думала, исключение пройдёт по-другому. Не верилось, что школьные дни закончатся так обычно. Серое утро, учительская, два преподавателя…

Точнее, преподавательницы. Одна поджимала губы и хмурилась, другая — ухмылялась, да так торжествующе…

— А профессор Амбридж здесь что делает? Она разве специалист по ломанию палочек?

— Вы бы меньше умничали, мисс Мэйпл, — осадила девушку Макгонагалл. — Сейчас это совершенно неуместно.

И ведь не поспоришь...

— Хорошо, хорошо. Но с палочкой можно попрощаться? Я никого не заколдую: вас двое, я одна.

— Пожалуйста, — Макгонагалл усмехнулась. — Нападёте — постараюсь уж как-то отбиться.

Джулия провела пальцем по грушевой рукояти. Говорят, палочки — живые... Или это просто метафора? Неважно, всё равно скоро конец верной помощнице.

— Лучше я, чем злобная жаба, — прошептала девушка и швырнула палочку в огонь.

Учительницы что-то обсуждали над огромной стопкой пергаментов. В камине мелькали бойкие язычки пламени. А Джулия глядела на плясавшие за стеклом снежные хлопья и пыталась осознать, что теперь она не маг, а фиг пойми кто.

— Поживее, мисс Мэйпл, у нас скоро уроки начнутся! — окликнула её Макгонагалл. — Перед смертью не надышишься!

«Ну уж, уроки! — девушка еле сдержала улыбку. — Нет, трансфигурация-то норм, а вот ЗОТИ — смех один. Что там делать студентам? В лучшем случае — переписывать учебник, в худшем — слушать сказки Беатрис Блоксам, ведь «они же тоже про борьбу со злом». Для этого и учитель не нужен!»

— Так, а палочка где?

— В камине, — ответила Джулия. — Попробуйте, достаньте!

Последние слова относились к Амбридж, которая делала вид, будто не понимает, что здесь забыла.

Макгонагалл щёлкнула пальцами, и пламя погасло. Затем обратилась к девушке:

— Вы надеялись устроить взрыв в школе?

Джулия взглянула ей в глаза и кротко ответила:

— Нет. Я знала, что взрыва не будет.

— Откуда же?

Много интересных фактов сообщали студентам на уроках. Но о том, что будет, если сжечь волшебную палочку, никто не говорил.

— В-вы её туда… бросили? — Амбридж только сейчас «отмёрзла».

Но Джулия не могла ей ответить: она говорила с другим профессором.

— Простая логика: когда палочку ломают, она ведь не взрывается. Значит, и в огне не будет.

— Мышление по аналогии — великая вещь, — сухо ответила Макгонагалл.

— И в данном случае оно сработало.

Позади Амбридж увлечённо давила каблуком остатки палочки. Впрочем, давить было почти нечего — сантиметров пять горелой древесины.

«Ну да, вполне в духе госпожи профессора. Затравить слабого, сорвать злость на зомбированных детях, доломать и так почти убитую палочку... На достойного-то врага силёнок не хватит. Дай ей хоть цистерну зелья, она останется трусихой и ничтожеством. Обижен человек по жизни, мало у него радостей — вот и издевается над другими. Жалко всё-таки их с Джоном, хоть и сволочи оба».

А Макгонагалл покачала головой:

— Значит, лишь бы по-своему сделать? Назло врагам? Ох, мисс Мэйпл, ваше бы упорство — да в мирных целях!

Эту фразу она часто повторяла старшекурсникам, например непослушной Лоре. Вроде бы сердито, а на самом деле — с любовью. И у Джулии даже глаза защипало от ностальгии.

«Нет, она чудесна даже под проклятым зельем. Жаль, не придётся нам быть коллегами. Я бы именно к ней прибегала за советом. Может, ей удастся снять чары?».

— Мисс Мэйпл даже голубку из себя выведет! — заявила Амбридж, как будто ни к кому не обращаясь. — Такая невоспитанная девушка никогда не станет хорошим учителем!

"Голубка, надо же! — удивилась Джулия. — А верно, похожа: где ни побывает, везде гадит".

Мысленно похвалив себя за сдержанность, она встала перед камином и пробормотала:

— Ну… до свидания, что ли?

Макгонагалл кивнула, Амбридж, конечно, притворилась глухой.

«И Дрэйка не победила. И заражённым уже не помочь. И здоровых никак не защитить. И учителям ведь придётся жить в этом аду…»

— Вы подумайте: кто за бардак в Хогвартсе отвечать будет?

Это должно было прозвучать пафосно, но вышло резко и истерично — от волнения.

А реакции на свои слова она уже не видела.

Родителям Джулия заявила:

— Не хочу больше быть волшебницей. Не место мне в Хогвартсе.

И это было всё, что удалось из неё вытянуть.

Родители поворчали, назвали дочь глупой и слабой, упрекнули, мол, сдалась на последнем рывке — да и забыли.

Можно долго рассказывать, как Джулия часами сидела у окна и ждала совы из Хогвартса. Как, когда шли по телику фильмы о школе, убегала из комнаты и принималась горько рыдать. Как лежала пластом, отказываясь есть, и мечтала умереть поскорее. Как пыталась записать свои мысли в дневник, но выходило только: "Не бывает на свете правды..."

Но главное, что со временем это всё же прекратилось.

Джулия так и не научилась делать Патронуса. Но если бы научилась, то ей помогала бы мысль: "Я стану достойным учителем!"

Отец добыл для неё аттестат магловской школы, а уже в институт она поступила сама. Заниматься английской филологией оказалось не сложнее, чем трансфигурацией или зельеварением. Хогвартс научил Джулию и работать, как вол, и логически мыслить.

А потом — Дувр, спальный район, средняя школа. Две параллели и «собственный» пятый класс. Шумный, незлой, в меру ленивый. Всяких детей там хватало, и Джулия даже рассуждала по привычке: «Бетти с её мозгами на Рэвенкло были бы рады. У Макса, как у тру-гриффиндорца, море энергии и шило в одном месте. А Ричард, голубчик, — настоящий слизеринец. Эх, твоё бы упорство — да в мирных целях…»

Не всё получалось сразу. Против Джулии играли неопытность, боязнь ошибок, а где-то и обычная лень. Но девушка чувствовала: она на своём месте и занимается настоящим, полезным делом.

Ради этого стоило тщательно готовиться к урокам, стараясь «сделать всем интересно». Подбирать слова для критики — и деликатно, и доходчиво. Придумывать толковые задания — сложные, но в меру. Тратить нервы на поддержку дисциплины: ведь в шуме и гаме ничего нельзя выучить. Корпеть над проверкой тетрадей, чтоб не ставить несправедливых оценок.

Хорошо, когда всё идёт гладко и по плану. Но нельзя ведь ко всему подготовиться заранее.

Коридор. Два фингала. Тычки друг в друга: «Он плохой, он виноват!» Полкласса в свидетелях. Побитый, Тим, — отличник, любимец класса и первый помощник Джулии. Агрессор, Мартин, — из бедной семьи, друзей особо нет, учится слабо. И конфликтует не впервые: что с детьми, что со взрослыми.

Скандалистов — в класс, любопытных — прочь, а дальше?..

— Какие же вы оба дурачки! — начала она, сурово глядя на мальчишек. — Да вы ещё не знаете, что значит действительно плохой человек! Чуть что не так, и сразу в драку! Это разве взрослое поведение, а? Когда вырастете, тоже станете всякий спор решать кулаками?

Такую штуку она проделывала уже в третий или четвёртый раз. Недавние враги объединялись в раздражении против «козы Мэйпл», и ссора в самом деле забывалась как ерунда. А обида на учителя проходила сама собой через несколько дней, потому что Джулия конфликт не раздувала.

Но в этот раз всё было иначе. Ребята так и смотрели волками друг на друга.

— А если кто-то кому-то глаз выбьет или руку сломает?

— Я не виноват, мисс Мэйпл, — подал голос Тим. — С ним нельзя по-человечески, он сразу психовать начинает.

— Погоди. То есть ты просто так сидел и занимался своим делом, вдруг подошёл Мартин и треснул тебя по макушке?

— Ну... в общем, да, — Тим усмехнулся, но криво, неуверенно.

Джулия покачала головой, а Мартин буркнул:

— Не ври! Ты на мой пенал пальцем показывал, и ржал, как дебил.

Час от часу не легче! На сторону Тима встать нельзя: он ведь сам начал дразниться. Но и Мартина не поддержишь. Ещё подумает, что это нормально — махать кулаками, если обиделся.

— Слышите? Вы оба указываете друг на друга: «Это всё он!» — «Нет, он!» Но совсем не хотите следить за собой. Пока вы сами не захотите исправиться, так и будете драться. А это не выход, вы же согласны?

Оба кивнули.

— Значит, так, Тим. Мартин тебя первым никогда не тронет, я возьму с него слово. Обещаешь, Мартин?

Тот помолчал и твёрдо ответил:

— Да, мисс.

— Раз он дал слово, значит, сдержит, я ему верю. А ты к нему не подходи, если вы не можете нормально общаться. Увижу, что сам лезешь, — значит, нарочно хочешь плохого. Всё понятно?.. Можешь идти.

Тим закивал и скрылся за дверью. Серьёзный спокойный парень, держится покорно, но и с достоинством. Если даже обиделся, виду не подал.

Мартин после драки совсем успокоился. Взгляд его смягчился, сделался задумчивым, точно мальчик старался что-то понять.

— Ты общаешься с кем-нибудь из других классов? — Джулия прибавила в голос теплоты. Совсем капельку, чтоб не казаться навязчивой.

— Да. Боб из шестого, ещё Крис, Майк…

— Знаешь что, ходи почаще с ними. Вместе веселее и безопаснее.

— Я должен прятаться, что ли? — Мартин слегка нахмурился.

— Да не надо тебе прятаться!.. Ходи, где хочешь, но пусть они почаще будут рядом. А в чём дело? Ты перестал с ними общаться?

Мартин помялся, поглядел себе под ноги и тихо произнёс:

— Не перестал. Просто... как будто я сам не могу дать сдачи.

— Ты-то можешь, я уверена. Но у Тима ведь своя компания. Поколотят, потом скажут, что ты и начал. А я не смогу узнать правду.

— Понятно. Мы с ребятами должны набить морду Тимовым дружкам.

— Первыми начинать всё же не надо, — мягко возразила Джулия. — Но так к тебе реже лезть будут. Увидят, что у тебя есть поддержка, и подумают, прежде чем с тобой связываться. Ты не представляешь, какая это ценность — когда хоть кто-то на твоей стороне!

— Вот именно. В классе почти все за Тима. Я думал, даже вы за него будете.

— Ну, мне нельзя «быть за кого-то». Если я за одного из вас — значит, против другого, а это нечестно. Вы оба — мои ученики, оба — нормальные ребята. Просто не понимаете друг друга. Да, он немного вредный, его не переделаешь. Только это не страшно, даже чуточку забавно.

— Я иногда стараюсь понять его. Но он меня выбешивает, и… — Мартин развёл руками.

— Ничего страшного. Не получилось в первый раз — получится в десятый. Ты только помни, что я говорила: следи за собой, держись ближе к друзьям… да не забывай о чувстве юмора.

Джулия ободряюще улыбнулась и прибавила:

— Всё равно, как вырастешь, смеяться будешь над этими ссорами. Почему бы не начать сейчас? Это же здорово — повзрослеть раньше сверстников.

— Понял, — Мартин ответил ей улыбкой. — Спасибо, мисс Мэйпл. Мне уже пора, можно идти?

— Конечно. Удачи!

Проводив Мартина, Джулия села за стол и принялась тереть свой несчастный лоб. Ну да, она успокоила мальчишек — но надолго ли? Насильно подружить ведь их не сможешь, быть всегда рядом, чтоб останавливать конфликты, не сумеешь. Ведь есть другие классы, другие дети, подготовка к урокам, наконец… Нет, идеального покоя никогда не будет — но хоть бы обойтись без травли. Уж мисс Мэйпл-то знала, как тяжело одному против всех.

Говорят, надо придумать детям Дело. Только не игры из книг по педагогике. Ведь всем понятно: это понарошку. Настоящее дело: великое, интересное для всех, чтоб не оставалось сил на глупости. Но какое же именно? И где взять силы на его устройство?

Кажется, и так много стараешься — а всё напрасно!

"Конечно, быть заботливой сложнее, чем притворяться! — упрекнула себя Джулия. — Я ведь хотела поменять мир к лучшему, вот и возможность. Теперь-то никто не скажет: "Это не твоя проблема!" Нет уж, надо хоть попытаться. Если я не займусь своими же детьми, то ими займётся кто-то вроде Дрэйка".

Была где-то в кабинете книга "Тысяча идей для школьного клуба". Почитать, что ли?..