Too old to die young (гет)

Море казалось таким бескрайним. Синее, моментами зеленоватое, с переливающимися солнечными бликами, оно раскинулось у подножья скалистых берегов Кэрнхолма. Теплый, почти летний ветер дарил такую легкость, что казалось, взмахнешь руками, — и полетишь. Джейк зачерпнул воды в ладонь, поражаясь тому, насколько она теплая. Словно слегка остывший чай, который приготовила Эмма для их небольшого пикника. Он понял, почему она выбрала именно эту лагуну: тихо, спокойно и умиротворенно. В таких местах постигают все тайны мироздания.

— Все готово! — Джейкоб обернулся посмотреть на девушку, которая закончила раскладывать продукты и подготавливать приборы.

— Эмма, а мы разве еще кого-то ждем? — спросил он, кивнув взгляд на лишние тарелки с серебристой каемкой, которая переливалась на солнце. — Я думал, тут будем только мы вдвоем.

— Не делай такое обиженное лицо. — она, смеясь, подошла к Джейку и приобняла его. Простое дружеское движение, лишенное какого-либо умысла, но на душе словно разлилась патока из необъятной нежности к этой девушке. Спроси у него кто-то сейчас, готов ли он остаться с ними навсегда, он бы ответил да. Только да. Такое простое слово вмещало в себя целую бурю разных эмоций. — Она хотела с тобой познакомиться.

— Кто?

Джейку казалось, что он узнал всех обитателей этого дома: левитирующую малышку Олив, хмурого и вечно недовольного Еноха, проказника Милларда. И даже о Викторе, покинувшим этот мир юноше, ему теперь немного известно. Кто же это мог быть? Что за странная девушка, скрывающаяся уже второй день подряд?

— Сам все увидишь. Садись пока. — Эмма приземлилась аккурат рядом с фруктовой вазочкой, надев на себя шляпу, пытаясь хоть немного спастись от палящего солнца. — Я, на самом деле, жутко хочу есть. И если эти негодники не появятся тут через минуту, я начну трапезу без них.

— Я никому не скажу, если ты решишь перекусить вон тем симпатичным яблоком. — Он подмигнул ей, пытаясь вновь увидеть ямочки на ее щеках.

«Поцелуи ангелов», так мама называла их.

Ему удалось. Она смеялась.

Но вдруг, словно солнце ушло за тучи, померкла ее улыбка.

— Я забыла про цветы! — в глазах заиграл неподдельный ужас. — Я же приготовила вазочку. Ну как я могла забыть! — она вскочила с места, прихватив с собой крохотную стеклянную вазу для цветов.

— Эмма, давай я. Ты и так все утро это готовила. — сказал парень, показав руками на имитированный столик на земле. — Отдыхай.

— Хорошо, — она с долей облегчения протянула ему незамысловатый стеклянный предмет. — Я тут пока посижу.

Кивнув, он побежал по небольшой проторенной тропинке, по которой они сюда пришли, высматривая хоть что-то похожее на красивый цветок. Его внимание привлек небольшой полевой цветок — колокольчик — цвета то ли фиолетового, то ли синего. Самый красивый полевой цветок во всем Уэльсе. Совсем как Эмма. Вдыхая аромат цветов, только что сорванных им, он подумал, что еще пару дней назад он сидел дома во Флориде, посещал доктора Голана и мечтал о приключениях. Все казалось сном, таким хрупким, словно цветок, который он держал в руках: сожми его сильнее, и он станет частичкой ветра.

— Эй, Портман!

Джейкоб повернулся, увидев силуэты двух идущих к нему людей: парня и девушку. Прищурившись, дабы лучше рассмотреть их, юноша узнал Еноха, того самого немного нелюдимого и угрюмого паренька, а вот его спутницу не узнавал. Он не видел ее нигде: ни в доме, ни на фотографиях.

— Привет, Джейкоб! Давно мечтала с тобой познакомиться. Все только и говорили о тебе, внуке Эйба. Ты уж извини, что не смогла увидеться с тобой в день прибытия. У меня были… ээ, — она потерла переносицу, кажется, подбирая слова. — дела. Да, точно, дела!

— Привет. Я тоже рад с тобой познакомиться, только я совсем не знаю кто ты.

— Я Марселин, Марси. Разве Директриса Сапсан не говорила тебе обо мне?

— Может быть. Но я не помню, извини.

Она махнула рукой, как бы говоря: «все в порядке» и со всей силы обняла меня. В нос ударил запах сигар и формалина, которым насковь пропахла комната ее спутника.

Енох, все это время стоявший неподалеку и явно скучающий, встрепенулся, решив напомнить, зачем мы все здесь собрались: — Разве Эмма нас не ждет?

— Ой, верно! — Марси отстранилась от меня, и побежала вниз по тропинке.

* * *

Марси скучала по этим местам. Холодный и вечно серый Лондон, неприветливый, словно типичный чопорный англичанин, никогда ей не нравился. Но здесь, на острове, вдали от всех, кого не хочешь видеть, она чувствовала себя нужной, любимой. Оттого и было каждый раз так больно расставаться. Марси знала каждый уголок этого дома, и не было места на острове, где она не сидела, потягивая чай и делая зарисовки.

Она прекратила бежать. Прикрыла глаза, запоминая момент, и, преисполняясь необъятной любовью к каждой отдельной травинке, она ждала его. Он всегда шел медленно, будто бы на его плечах держится весь мир. Послышались шаги и немного сбившееся дыхание, словно от быстрого бега. Это точно не мог быть Енох. Он никогда не побежит за ней. Но ей этого и не нужно было. Все самое важное он делал не здесь, и уж точно не при всех. Никто не видит, как он поправляет ей волосы, когда она читает, никто не узнает, как он проводит своей рукой по ее лицу, с неприсущей ему нежностью.

Никто не знает, что он создает мир только для них двоих.

— Пыталась сбежать от нас? — сказал он, и многие бы услышали здесь язвительный сарказм, характерный для Еноха, но только не она. Для Марси его голос был теплым, нежным, таким особенным.

Она улыбнулась лишь уголками губ.

— Я начинаю переживать за наш ланч — Эмма в порыве ярости может все спалить дотла, а я с самого поез… утра ничего не ела. Ты закончил обмениваться любезностями, Енох?

Он ничего не ответил. Только хмыкнул. Она всегда умела позабавить этого нелюдимого паренька, вызывая в нем ничем неописуемое желание летать.

«A million stars up in the sky

One shines brighter I can't deny

A love so precious a love so true

a love that comes from me to you…»

Они пошли дальше, а Енох все пел себе под нос их песню. Он, предчувствуя хороший вечер, знал, что сможет ее спеть. И ей понравится.

* * *

— Мне было семь лет, когда мисс Сапсан нашла меня. Я жила тогда в Нью-Йорке, с родителями, которые с самого начала знали, что со мной что-то не так. — она остановилась, перебирая волосы и смотря куда-то вдаль. Енох лишь раз слышал эту историю, и то, из уст их директрисы. Он помнит, как увидел ее впервые: маленькая, хрупкая девочка, с большими, зелеными глазами и высоким голосом. Она бегала по дому, играла с Клэр и Фионой, а Енох всегда слышал их раздражающий смех, который не давал спокойно работать. Но потом смех вдруг прекратился.

— Я умела, — ее голос вернул парня из пучины воспоминаний обратно, в теплый день. — Впрочем, я не помню, что я там умела. Это не так уж и важно. — смешок. Короткий, почти нервный. Она волнуется, да настолько сильно, что щеки заливаются румянцем, а уголок соломенной шляпы, который она теребила, обещал вскоре стать испорченным. Енох, сам не ожидая от себя подобного, накрыл ее руки своими. Такое простое, правильное движение. Но вот она вновь прекратила рассказ, и посмотрела на него, глазами, полными недоумения. Впрочем, как и все собравшиеся. Он лишь коротко кивнул, прося продолжить историю, не заостряя на его действиях, о которых он тут же пожалел — слишком много внимания. — Так вот, мне было восемь лет. Родители, как я уже сказала, забрали меня от мисс Сапсан, дабы я смогла «жить как нормальный человек». Они любили меня, я знаю. — и вновь тяжелый вздох. Енох знал, что как бы он не просил, она не остановится. Слишком долго молчала и держала все в себе. Ей это нужно. Он лишь сжал ее руку сильнее, как бы говоря: «Я здесь, рядом».

— В тот день, я стояла на остановке, ждала школьный автобус. Второй класс обещал быть занимательным. Ко мне подошел мужчина в черных очках. Сказал, что заблудился и я должна ему помочь. Меня, конечно же, учили не доверять незнакомцам, но он казался таким милым. Я взяла его за руку и мир закружился. Я помню свою жизнь урывками: то яркий свет, бьющий в глаза, то крики, то птицы, летающие повсюду, то пустоты, снующие туда-сюда. Я знала, что должна выбраться. И мне удалось. Не знаю как, даже не спрашивай. Но я помню, как беру билет на поезд до Уэльса, как ищу Альму Сапсан несколько дней, кажущимися годами. Ищу, пока она сама меня не находит. Она спасает меня, во второй раз. Чуть позже я узнаю, что мой дар стал другим. Модифицировался. Я, благодаря экспериментам пустот, стала их подобием. То есть перенимаю все их способности, оставаясь при этом собой. Теперь я, как и любая другая пустота, могу перемещаться в петлях, могу читать их мысли, могу чувствовать их приближение. Ну, вот вроде бы и все.

Она улыбнулась, посмотрев на ребят, смахнув пару слезинок. Она всегда улыбалась, говоря о своем даре, но Енох помнил, какой мисс Сапсан привела ее: исхудалую, почти на грани смерти девушку. Он помнит, как впервые взглянул в ее глаза. В детстве карие, они стали светло-серыми, почти как у пустот.

— Тебя похитили в восемь, верно?

Черт бы побрал этого Портмана, который нарушает все его мысли, своим трепом.

— Да, а что?

— А сколько тебе сейчас?

— Семнадцать. А пока ты подсчитываешь, сколько лет меня держали в плену, предлагаю искупаться. Кто со мной?

Она вскочила, скидывая шляпку и подбегая все ближе к морю.

Оно заберет ее горести. Она научится у него спокойствию. Но не сейчас. Сейчас ее кровь была подобна маленькой горной речушке, а уже много лет юная девичья грудь вздымалась от частых вздохов и быстро-быстро бьющегося сердца.

А голова кружится, словно от вина…

Они бегут, что есть силы. Так быстро, что кажется опережают время, но поезд все равно идет быстрее, с каждым стуком колес набирая скорость. Они опоздали.

* * *

Марси проснулась, пытаясь вспомнить все детали своего сна, который рассеивался подобно утреннему туману в Кэрнхолме. Ей уже несколько ночей подряд снилось то, как они с Енохом бегут с острова в Лондон, каждый раз опаздывая на поезд. Сон словно намекал ей, что ее самое большое желание — объехать весь мир со своим возлюбленным — не сбудется, как бы сильно, почти до боли, ей этого ни хотелось.

«Мечтать о большем, но быть запертым, словно в клетке — гиблое дело, Марси.» — сказала девушка сама себе и начала переодеваться, как можно скорее, ведь скоро был завтрак, и Енох должен был по обыкновению зайти за ней. Эта традиция появилась еще в первую неделю прибытия Марси: их комнаты находились напротив, и по просьбе мисс Сапсан, парень, как самый настоящий джентльмен, должен был провожать ее на завтрак. Директриса знала, что делает, ведь буквально спустя пару месяцев, такой закрытый и вечно угрюмый Енох, как обычно придя за девушкой, сказал ей пять простых, но наполеннных нежностью слова: «Мне кажется, я люблю тебя».

Девушка погрузилась так далеко в свои мысли, что бросив случайный взгляд на часы, она поняла: что-то не так. Было уже почти восемь, а три заветных стука еще не раздались. Марси, выйдя из комнаты и представляя все самое худшее, остановилась около его двери.

Тук. Тук. Тук.

Она слышит его, будто бы подавленный голос, а потом слова, которые болью отдаются в сердце:

— А какого это, прожить целую ночь, и не вылизывать задницу этому Портману?

Марси молчит, совсем не зная, что ответить. Она и подумать не могла, что его так заденут сказанные вчера, почти в шутку, слова. Она уходит изо всех сил сдерживая слезы и отчаянное желание вернуться, чтобы извиниться и вновь увидеть его глаза.

Девушка хотела бы оказаться сейчас на пляже, вдыхать соленый морской воздух и забыть обо всех проблемах. И она бы так и поступила, если бы не мисс Сапсан, заметившая, как она направляется к выходу. Женщине не нужно слов чтобы понять, что произошло, и она принимает воспитанницу в надежде успокоить. Так они и стоят, пока уже проснувшиеся Клэр и Оливия не забегают в столовую в ожидании своего законного завтрака. Марси, высвобождаясь из успокаивающих, почти материнских объятий директрисы, и стерев остатки слез с щек, присоединяется ко всем следующим на завтрак. Решение не говорить сегодня с Енохом хоть и выглядело по-ребячески, придавало Марси немного сил, и она, собрав все остатки хорошего настроения, принялась обсуждать идею театра, который Эмма решила сделать специально для Джейкоба.

Она чувствовала прожигающий взгляд Еноха на себе. Ей не нужно было и поворачиваться, чтобы узнать, что он смотрит. Он смотрел на нее за завтраком, смотрел, пока она оформляла сцену, смотрел и словно пытался убить взглядом, когда Марси села рядом с Джейком. Девушка была благодарна Эмме и всем обитателям дома, что они не задавали вопросов, лишь только изредка кивали в сторону Еноха и сочувственно качали головами.

Марселин весь день убеждала себя в том, что она имеет полное право злиться: он был с ней очень груб. Но другая ее часть, холодная и лишенная эмоций, твердила, что девушка абсолютно не права. Так, борясь с внутренним противоречием, Марси пришла на кухню, чтобы взять чай и пойти в сад, но заметила человека, который явился причиной их с Енохом ссоры.

— Джейкоб!

— О, привет, — парень явно был обескуражен тихим появлением девушки. — Ты чего тут?

Марси, потянулась за баночкой с фруктовым чаем, который когда-то давно делала сама: — Хочу приготовить чай, и посидеть в саду, может быть, порисовать.

Она пожала плечами, явно показывая, что не знает как проведет последующие несколько часов.

— Кстати, что у вас с Енохом произошло? Фиона и Бронвин о чем-то там шептались, да и вы при мне словом не обмолвись.

— Ах, это.

— Но если не хочешь, — Джейкоб подумал о том, что девушке, которая сейчас химичила с чайными листами, может быть неприятная эта тема. — можешь не говорить, я не настаиваю.

— Знаешь, — она залила чай кипятком, от чего по комнате разнесся запах цитруса, аниса и каких-то ягод. — Я думаю, что мне нужно об этом поговорить. Подождем пару минут, пока чай будет готов и пойдем в сад — устроим небольшой пикник. Захвати корзинку и позови Эмму, а я сбегаю и возьму плед.

— Будет сделано! — Джейкоб, как самый настоящий солдат отдал честь и побежал звать Эмму, которая как обычно после обеда, читала в гостиной.

* * *

— Очень глупая причина для ссоры, я знаю. — у Марси от волнения вспотели ладони, а щеки раскраснелись, как в сильный мороз. Ей впервые в жизни пришлось говорить о чем-то личном не только с Енохом, но, как только рассказ подошел к концу, она поняла, что это именно то, что ей нужно было: простой разговор за чашкой чая с близкими, почти родными людьми.

— Но я все же не могу понять, почему он меня так сильно ненавидит?

Марси вздохнула, сетуя про себя на недалекость Джейка в вопросе человеческих отношений: — Он не ненавидит тебя, Джейкоб. Он просто боится, что ты, во-первых, займешь его место самого старшего, а во-вторых он думает, что ты, как и твой дедушка, разобьешь сердце Эммы. — девушка посмотрела на подругу, мысленно спрашивая все ли с ней в порядке. Та коротко кивнула и улыбнулась, от чего на душе у Марси стало спокойнее, ведь разговоры об Эйбе все еще причиняли огненной девушке боль.

— А у тебя и вправду есть подарок для меня?

— Конечно! Стала бы я врать Еноху о несуществующем подарке только чтобы поссориться.

— Хм, а увижу ли я тот самый подарок, явившийся поводом раздора? — Эмма посмотрела на него злобным взглядом, просившим его остановиться, пока не зашел слишком далеко. — То есть, я имел ввиду…

— Все в порядке. Я могу сходить и подарить его тебе прямо сейчас.

— Я думаю... — тихий, но строгий голос Эммы, заставил Марси осечься и выслушать подругу, которая, за что Марселин мысленно благодарила подругу, не задала ни единого вопроса. — Я думаю, что тебе лучше пойти и поговорить с Енохом. К чему эти ссоры на пустом месте?

Марси встала, и, разгладив полы платья, ответила утвердительно, вызвав на лицах друзей улыбки.

Но не успела девушка пройти и пары шагов, как живот скрутила неимоверная боль, а глаза застила пелена.

Видение.

Это была последняя мысль, промелькнувшая в сознании до того, как ноги подкосились и Марси упала на землю , чуть ли не задыхаясь от боли. Где-то вдалеке слышались крики, но девушка не сразу сообразила, что они принадлежат ей самой.

— Позови мисс Сапсан! — голос Эммы. Такой далекий, словно она стоит на другом берегу их острова. Словно никакой Эммы и не существует, а все это лишь ветер, над бушующим морем.

Лишь боль, острая и захватывающая все тело, была осязаемой. Боль заполоняла весь мозг и организм.

Марселин видела птиц. Черных, похожих на ворон. Но вот щелчок и птицы превращаются в пустот, чьи языки обвивают тела всех, кто дорог девушке. Их склизкие щупальца уже готовы вырвать глаза странных детей, как вдруг картинка снова сменяется на тварей, заполонивших весь остров. Смешиваются тела, образы в войне, которую породило сознание Марси, а девушка стоит, словно немой манекен посреди залитого кровью поля и зовет на помощь.

И вдруг странное ощущение, которое растекается, словно патока, успокаивая девушку. Вязкое снотворное, которое мисс Сапсан поклялась использовать лишь раз, уносит Марселин в мир грез.

На железнодорожную станцию, где ее уже привычно ждет Енох.

* * *

Вечернее небо наливалось малиновыми, оранжевыми и розовыми красками. Солнце, завершая этот день уже в миллионный раз, уверенно скрывалось за горизонтом.

Енох провел в своей комнате весь день, и когда голова начала кружиться от формалина, а руки устали от оживления кукол, он решил вздремнуть. Но он все возвращался и возвращался к событиям вчерашнего вечера. В конце концов он пришел к мысли, что Марси виновата в их ссоре, и это немного успокоило его.

Поняв, что все равно не уснет, он подошел к окну, насыпал в трубку табак, привезенный его — уже под вопросом — девушкой из Лондона, и закурил. Он наблюдал за тем как синевато-серый дым то появляется, то исчезает, показывая ему такое прекрасное небо. Внизу слышалась детская беготня и чьи-то крики.

Директриса бежала куда-то из дома, что есть сил, а здесь, на втором этаже кто-то яростно топал и бегал по лестнице. Еноху стало интересно, что там происходит, и он даже готов был выйти и посмотреть, если бы не объявил бойкот всем и каждому, кто хоть раз контактировал с Портманом.

Спустя несколько мучительно долгих минут, вновь возобновились разговоры. Более того, они стали четче и громче. Енох приблизился к двери, заглянув в замочную скважину, и с ужасом для себя осознал, что Бронвин несет Марси, такую хрупкую и маленькую в ее комнату. Сердце будто перестало биться, а секунды превратились в долгие часы.

Он вышел из комнаты, позабыв обо всех обидах и данных себе обещаниях — они были не нужны.

— Бронвин, дай я возьму ее на руки.

Девушка передала ему Марси со всей осторожностью, боясь уронить ее. Енох взглянул в ее бледное, сливающееся со стенами и мокрое от слез лицо и весь мир казалось перестал для него существовать.

Борясь с ломотой голоса, которая преследовала его всегда, когда он волновался, Енох спросил что случилось.

— Мисс Сапсан сказала, что это видение. И еще она сказала, что ей нужен сон и попросила меня с ней посидеть пока она не проснется.

— Бронвин, скажи ей, что я буду с Марси.

— Хорошо.

Он положил девушку на кровать и накрыл ее одеялом со всей нежностью присущей ему. Он корил себя за глупую обиду, он корил себя за то, что его не было рядом.

Енох сел на стул рядом с ее кроватью, взял ее за такую привычно холодную руку. Он пообещал себе, что когда она проснется он извинится перед ней, признавая, как ужасно себя вел. А пока он будет сидеть тут и охранять сон той, которая нужна ему больше воздуха.

* * *

Ей снилось как они бегут. Бегут быстрее ветра, пытаясь успеть на поезд. Девушка придерживает спадающую соломенную шляпу, а парень рядом крепко сжимает ее руку и смеется чистым и по-детски искренним смехом. Они совершают последний рывок.

На этот раз они успели на поезд.

Словно предгрозовые тучи, настроение в доме Странных детей сгущалось с каждым днем из-за того, что Марселин не просыпалась. Казалось, что весь дом застыл в ожидании, ведь даже пылинки замедлили свое падение, подсвечиваясь солнечным светом сквозь чуть приоткрытую драпированную ткань. Дети, обычно весело играющие на улице в вечно летний погожий денек, теперь сидели по своим комнатам, изредка нарушая общую тишину дома тихими переговорами или звоном посуды за приемами пищи.

* * *

Енох не покидал комнаты возлюбленной уже четвертые сутки. Несколько раз в день приходила Эмма, принося еду (которая оставалась нетронутой) и уговаривая юношу хоть немного отдохнуть. Но, сколько бы ни пытался, он не мог заставить себя покинуть комнату, ведь ему было страшно даже представить, что он пропустит момент пробуждения Марси. Первые два дня для юноши были полны безмолвной злости на себя — за свою гневливость и вспыльчивость — и ядовитого укора за то, что его не было рядом в такой страшный для нее момент. Он почти не отпускал ее руку, поглаживая тонкие пальцы, любуясь синевато-зелеными венами, что проступали сквозь тонкую кожу. Тихо, едва шевеля губами, читал их любимый стих:

До дна очами пей меня,

Как я тебя — до дна.

Иль поцелуй бокал, чтоб я

Не возжелал вина.

Мечтаю я испить огня,

Напиться допьяна,

Но не заменит, жизнь моя,

Нектар тебя сполна.*

Эти слова, произнесенные с придыханием в замершем во времени доме, были его утешением, его усладой. Порой парень подходил к окну, наблюдая за птицами, которые все летали над морем, вырисовывая причудливые узоры в бескрайнем голубом небе. Смотря на них, Енох вспоминал, как девушка, что сейчас хранила молчание, подчас судорожно вздыхая сквозь сон, рассказывала ему о птицах. О том, как она одновременно восхищается их свободой, утренними трелями и до дрожи боится. Ведь птицы всегда были предзнаменованием ее кошмаров наяву. Видений.

* * *

Алма Сапсан каждый день уходила куда-то сразу же после завтрака и возвращалась лишь ближе к полуночи, чтобы перезапустить петлю и прожить третье сентября снова. Для детей направление ее перемещений было загадкой, но все прекрасно понимали, для чего она это делает. Сегодня же она вернулась раньше обычного, аккурат к ужину, чем привела обитателей дома, за столь короткий срок привыкших к ее поздним прибытиям, в замешательство. Всегда статная, женщина шла ссутулившись, придерживая полы черного бархатного платья. Зайдя в дом, она оповестила подбежавшую к ней взволнованную Эмму о том, что поднимется к Марселин.

— И, Эмма, будь добра, принести в ее комнату чай, как закончишь ужин.

Женщина развернулась на каблуках, жестом пресекая любые попытки воспитанницы узнать что-то. Тяжелой от усталости поступью Алма стала подниматься по ступенькам, и стук ее каблуков гулом разносился по поместью.

Открыв дверь в комнату девушки, имбрина стала свидетельницей картины, что до боли защемила сердце.

Шумно втянув носом воздух, готовясь к тяжелому разговору с воспитанником, Алма вошла внутрь. Сквозь плотно зашторенные окна пробивался одинокий солнечный луч, освещая парня, сидевшего подле кровати Марселин. Его глаза были прикрыты, отчего казалось, что вся комната спит. Но его полудрему и напряженное состояние выдавали подрагивающие пальцы, сжимающие глиняного солдатика.

— Как ты себя чувствуешь, милый? — полушепотом, дабы не нарушить заветную тишину комнаты, с материнской лаской спросила женщина.

В ответ на это парень вернулся из забытья, открыл глаза и нервно покачал головой.

— Енох, боюсь, у меня нет хороших новостей, — сказала женщина, проходя дальше в комнату.

Алма посмотрела на своих воспитанников, еще совсем детей: девушку, что уже несколько дней боролась за свою жизнь, и на юношу, который сейчас больше походил на одну из собственных марионеток. С тяжелым вздохом женщина продолжила:

— Все эти дни я посещала другие петли, советовалась с имбринами. К сожалению, никто из них не сталкивался с подобным, но мисс Сойка предположила, что состояние Марселин будет лишь ухудшаться с каждым днем. Ее странность, сила захватывают душу, медленно убивая.

Директриса посмотрела на Еноха, который словно не слышал ее, смотря потухшим взглядом в одну точку.

— Как они могут утверждать это, если не видели ее?

Его голос, охрипший от долгого молчания, был еле слышим.

— Что? — переспросила имбрина.

— Как они могут утверждать, что она умирает, если не видели ее? — громко, надрывно спросил юноша.

Алма, не ожидая подобной реакции воспитанника, опешила, не находя слов: — Тебе не стоит говорить со мной в таком тоне, Енох.

Он поднял на нее свой взгляд, однако теперь лишенный привычной усмешки и презрения. Слезы боли заволокли его глаза, туманя взгляд.

— Я, — начала было птица, но осеклась, не находя нужных слов.

— Вы, — он встал, подходя ближе к имбрине. — Вы ни черта не делаете, — чеканил он каждое слово.

— Енох.

— Нет, — юноша уже переходил на крик, — замолчите. Убирайтесь!

— Убирайтесь, — уже почти шепотом, словно у него не осталось сил, сказал юноша.

Отчаянье сквозило в его голосе. Алма видела, как тяжело ему справляться с мыслью о скорой утрате той, которую любил. Она решила поступить так, как молил юноша. Дать ему побыть одному, смириться.

Развернувшись на каблуках, она вышла из комнаты. Судорожно вздохнув, Алма пошла к лестнице. Почти спустившись, она услышала громкий звук, доносившийся из комнаты, похожий на удар.

* * *

Оставшись один в комнате, Енох до боли сжал кулаки, оставляя кровавые следы от ногтей на ладонях. Он не мог поверить в слова директрисы. «Это неправда», — повторял он себе, словно мантру. Словно безумец, он мерил комнату шагами, невидящим взглядом смотря себе под ноги. Остановившись на несколько секунд, он резко выдохнул, стерев редкие слезы с лица, подошел к Марси и опустился на колени перед кроватью.

«Прошу, вернись ко мне. Вернись».

С этой мольбой уставший от переживаний юноша впервые за несколько дней уснул.

* * *

Устроившись поудобнее на ярко-красном сидении поезда, Енох и Марси улыбнулись друг другу. Они не знали, куда лежит их путь, но от этого, как казалось девушке, их приключение станет лишь интереснее. Положив свою голову на плечо юноши, Марселин стала тихо, почти неслышно напевать себе под нос песню:

A million stars up in the sky

One shines brighter I can't deny

A love so precious a love so true

A love that comes from me to you

Наблюдая за проплывающими за окном долинами Уэльса, девушка чувствовала себя настолько счастливой, что, казалось, сейчас она взлетит в воздух, совсем как Оливия.

В миг все изменилось. Солнечный пейзаж за окном их поезда с каждой секундой становился чернее. Время вокруг остановилось, люди в вагоне обернулись черными воронами, чье карканье сливалось в слова «Вернись!». Где-то в отдалении слышались звуки приближающейся грозы.

Девушка, испугавшись, подняла голову, посмотрев на Еноха, лицо которого изменилось. Глаза исчезли, а изо рта потянулась темная жидкость, капая на свитер. Пальцы его превратились в щупальца, хаотично двигаясь, пытаясь ухватить Марселин, но сам юноша оставался неподвижен. Немой крик застрял в горле у Марселин. Она резко вскочила, побежав к выходу. За окном бушевала буря, дождь хлестал с такой силой, что поезд покачивался из стороны в сторону. Добежав до двери, Марси с отчаянием поняла, что та заперта. Вороны подлетели к ней, окружив со всех сторон.

С криком ужаса девушка проснулась.

*Бен Джонсон. «К Селии»