Шоколадка (джен)

Гиксос с опаской глянул на Рамзеса, стоявшего рядом, но тот никак на него не реагировал. Чуть успокоившись, изобретатель принялся слушать Кефера, говорившего о новом нападении и распределявшего своих воинов по фронтам. Гиксосу очень хотелось оказаться в другом месте, где-нибудь между Ка и Аписом, или рядом с солдатами за спиной Кефера. Только бы не здесь. Только бы не рядом с Рамзесом.

Вчера он подвёл его, из-за его глупости провалилось задание, и Рамзес был очень зол. Гиксос и так корил себя, но старший брат совсем обиделся, даже отвесил хорошую затрещину. А рука у Рамзеса тяжёлая. Другие воины просто недовольно смотрели на него, но уже на следующий день — то есть сейчас — относились к проваленному заданию спокойно и практически равнодушно. Мачеха качала головой, но предпочла молчать об этом происшествии, сводная сестра была ещё слишком мала, чтобы понимать серьёзность произошедшего, так что дома об этом не говорили. Единственным, кто пытался утешить Гиксоса, был отец. Но, хотя у Осириса в этой области был хороший опыт, младший сын продолжал психологически страдать из-за своей вины.

Кефер глянул на сыновей Осириса и понял, что вместе их посылать не стоит, нужно разделить их на какое-то время. Только вот на какое?

* * *

Лео никак не мог поверить, что двое его друзей поссорились настолько сильно, что игнорируют друг друга. Он не знал все подробности, но понял, что Рамзес обиделся на Гиксоса и ни о чём с ним не разговаривал, даже о воинских делах. Но самое плохое оказалось в том, что они оба изменились за эти несколько недель: разведчик стал более хмурым и задумчивым, а изобретатель замкнутым и нервным.

Но Лео не знал, что дома всё было ещё хуже, потому что Гиксос, чтобы не портить в семье мирную атмосферу, запирался у себя и выходил как можно реже, что наоборот ухудшило отношения между братьями.

Но сейчас некогда было думать о том, как их помирить, поскольку мумии Тёмного фараона снова напали на Золотой город. Конечно, бой был не из сложных и длился недолго, закончившись победой Золотых воинов, но проблему это всё равно не решило, и потому Уолкер начал разрабатывать план, совещаясь с Кефером, но Золотой фараон считал, что братья должны сами прийти к миру, сами должны найти утерянную нить взаимопонимания и доверия.

Пока они разговаривали, Гиксос отошёл ото всех, чувствуя себя неуютно. Он уже много раз обдумывал, как извиниться перед братом ещё раз, поговорить с ним, но между ними словно выросла непреодолимая стена, которую он не знал, как разрушить. Внезапно показалась небольшая группа мумий, которая неслась на воинов, агрессивно размахивая копьями. Гиксос поднял тревогу, за что получил неожиданный удар в живот. В завязавшемся бою он оказался отрезан от остальных, но сам этого не замечал, пока вдруг не получил несколько сильных ударов. Лезвия прорезали плоть, и хлынула тёплая кровь, сбивая воина с толку. Через несколько секунд Гиксос получил ещё партию мощных ударов, в глазах потемнело, звуки стали доноситься словно через пелену, а раны нестерпимо болели, сильно кровоточа. Изобретатель покочнулся, взмахнул копьём, но не рискнул бить, поскольку уже ничего не видел. Он стал лёгкой мишенью, и враги решили этим воспользоваться: луч энергии в голову изобретателя сбил того с ног, и он рухнул на песок, издав громкий стон...

Вокруг что-то происходило, кто-то куда-то бежал, что-то кричал, земля рядом с Гиксосом задрожала, чьи-то руки обхватили его, стараясь остановить потоки крови — это было последнее, что он помнил, прежде чем потерял сознание.

* * *

Из прошлой недели он помнил только обрывки событий и еле-еле складывал из них картину произошедшего. Зато эта неделя начала ему надоедать: постоянно кто-то приходил и спрашивал о самочувствии. Гиксоса это можно сказать бесило, особенно потому, что ему не становилось лучше, и каждый день он проводил в том же состоянии, которое было и вчера. Вскоре он перестал реагировать на посетителей и просто отворачивался от них, укутываясь в одеяло. Он лежал в своей комнате на кровати в бинтах и почти не мог двигаться. Отец не мог всё время сидеть рядом с ним, а потому в случае какой-либо необходимости Гиксосу помогала мачеха. Младшая сестрёнка приходила иногда развлекать его, рассказывала новости в городе — она была его единственным источником информации о внешнем мире, поскольку отец почему-то не желал ему рассказывать новости. И только Рамзес никогда не заходил к нему, словно для него не существовало ранений младшего брата, словно вообще не сосуществовало младшего брата. И это ранило сильнее всего.

Через пару недель, когда Гиксосу стало лучше в плане здоровья, его настроение совсем ухудшилось. Теперь с небольшими проблемами и необходимостями он мог справиться самостоятельно, и это его радовало, ведь он не хотел больше ни с кем разговаривать. Угрюмый, отвернувшийся к стене, он оттолкнул всех, кроме отца, которому мог полностью довериться, зная, что он не бросит его на произвол судьбы.

В тот день Гиксос, как обычно, не желал ни с кем разговаривать. Когда мачеха и сестра после стука вошли к нему, он снова отвернулся к стене.

— Гиксос, как ты? — спросила сестра, зная, что он не ответит, но желая показать, что переживает за него.

Мачеха покачала головой и сказала:

— Отец сегодня немного задержится, если что-то понадобится — зови.

После этого они ушли, плотно затворив дверь. Гиксос вздохнул и поёжился. Спать не хотелось, но и делать что-то желание отсутствовало. Он снова вернулся к пришедшей ему вчера в голову мысли: а если они с Рамзесом никогда не помирятся? Неужели так и будет всё идти, в неразрешённой конфликтной ситуации? Сердце изобретателя сжалось, и он поджал губы, впиваясь в них зубами.

Хлопнула дверь. Гиксос открыл глаза и понял, что уснул на три часа. Он слез с кровати и немного походил по комнате, делая то, что ему было нужно. До прихода отца было ещё рано, а мачеха, если уходила, сообщала ему, значит, кто-то пришёл. «Хоть бы не очередной посетитель», — с мольбой подумал Гиксос, залезая в кровать.

По потолку бегал солнечный зайчик, отражаясь от множества склянок и металлических предметов, а через несколько минут по потолку спальни носилось уже стадо солнечных зайцев, иногда забегая на стены.

Раздался стук, и кто-то вошёл. Гиксос сразу отвернулся к стене, желая показать, что не настроен на беседу. Ведь знают же, что он не отвечает, и всё равно идут! Посетитель присел на край кровати, явно настроенный на разговор. Опять. Ну ничего, не получит ответа — сам уйдёт... А почему сидит на кровати? Только члены семьи могли так делать, а в последнее время и вообще только Осирис... Но отец бы обязательно обозначил себя, да и рано ему ещё приходить домой. Кто?..

— Гиксос, — тихо сказал посетитель, и сердце изобретателя ёкнуло. Он повернулся на спину и увидел Рамзеса, с сожалением смотрящего на него.

Гиксос не мог сказать ни слова, он замер, только глаза вытаращил, не веря, что старший брат действительно сидит тут, разговаривает с ним.

— Я хочу извиниться, — сказал Рамзес. — Понимаешь, с твоим больничным нам пришлось взять на себя твои обязанности, — он потёр рукой шею, — а ещё свои есть... Я всё никак не успевал навестить тебя, возвращался домой я поздно, тебе уже спать было пора, так что информацию о твоём состоянии я получал через отца. А мне хотелось поговорить с тобой... Там, на поле боя, кровопоток из твоих ран никак нельзя было остановить, когда я дотащил тебя до отца, я боялся, что ты уже... умер, — Рамзес поёжился и сжал одеяло в кулак. — Я не успевал навестить тебя, но должен был. Сегодня мне дали выходной, но я весь день искал кое-что. Я не думал, что придётся обегать весь город в поисках. Но я нашёл... Ты простишь меня за долгое отсутствие? — он как-то жалобно посмотрел на младшего брата.

Гиксос почему-то почувствовал себя плохо. С одной стороны, он понял, что Рамзес не навещал его из-за дел, а не из-за обиды, но с другой — простил ли его брат?

— Д-да, я прощаю, — ответил Гиксос. — Прости меня за мою ошибку.

— Какую? — удивился Рамзес.

— За ту самую, — изобретатель машинально вжал голову в плечи.

Рамзес от удивления открыл рот: он совсем не ожидал такого поворота событий, он думал извиниться, а тут Гиксос извиняется за то, что уже давно прощено. Давно прощено. Откуда Гиксосу было знать, что Рамзес его уже простил?

— Я уже давно просил тебя, ещё в тот день, когда тебя ранили, но перед боем. Я не успел сказать тебе.

— Ты просто так это говоришь, потому что я должен скорее поправиться и вернуться к своим обязанностям.

— Что? Да нет же, нет, нет. Я правда простил тебя.

Гиксосу из-за его слов стало только хуже, он не верил, что брат его уже простил, тем более в тот день. Да и не разговаривал он с ним долго, просто не замечал, почему бы вдруг решил так сразу простить? Конечно, другой вопрос заключался в том, почему брат сейчас так настаивает на прощении, но Гиксос словно уже привык быть непрощённым, а потому слова брата о таком скором прощении не доказывали правду, делали ему больно. Он отвернулся к стене, закутавшись в одеяло с головой. Он так мечтал о разговоре с братом, но сейчас ему было плохо от исполнения своей мечты... Гиксос почувствовал что-то неприятное в ранах, достаточно глубокий вздох принёс ему боль, и он скорчился. Пришлось дышать учащённо и аккуратно, короткими тихими вдохами.

Рамзес, ошарашенный действиями брата, соображал, что следует делать дальше. Он увидел, что брат дышит учащённо и шумно, словно... тихо рыдает. Рамзес почувствовал всю ничтожность, глупость, неправильность, ненастоящесть своей обиды, ужас того, что брат мог умереть, уверенный в своей непрощённости. Только что теперь-то делать?

— Гиксос, — тихо позвал старший брат и аккуратно перевернул младшего на спину. Он не увидел слёз и немного успокоился. — Послушай, всё ведь уже закончилось, осталось лишь тебе поправиться, — одной рукой он держал Гиксоса за плечо, а другую положил ему на грудь, не давая отвернуться.

— Ты не мог так скоро простить меня.

— Мы братья.

— Эксатон и Кефер тоже братья.

Рамзес с минуту молчал, обдумывая свою тактику.

— Послушай, я просто был зол, а злость с нами делает ужасные вещи. Но потом я остыл. Только ты всё время закрывался, а я никак не мог найти слов для разговора... Я очень жалею, что ударил тебя, это был недостойный поступок, но дело даже не в этом, — он чуть надавил на грудь Гиксоса, потому что тот дёрнулся с очень странным видом, — а в том, что ты начал опасаться и избегать меня. Это недопустимо. Прости меня, пожалуйста.

Гиксос молчал и учащённо дышал, явно желая отвернуться.

— Гиксос, пожалуйста. Мы оба натворили дел, теперь оба должны закончить всё миром.

Что-то странное было во взгляде младшего брата, что-то такое, от чего напряжение между братьями выросло снова. Рамзес в таких ситуациях начинал сердиться — и Гиксос знал это, — но сейчас старший брат почувствовал отчаяние младшего, его испуг, страдание.

— Э-э-эй, ну чего ты? — спросил он так ласково, сострадательно и озабоченно, будто Гиксос приходился ему не братом, а сыном, и погладил его по плечу.

К его удивлению, на глазах Гиксоса вдруг возникли слёзы, которые тот пытался сдержать, но только ещё больше производил. Рамзес наклонился к дальнему от себя уху брата и прошептал:

— Всё прощено.

Гиксос всхлипнул, и тогда Рамзес прижался к его щеке своей щекой, осторожно, но крепко обняв. Это была их братская фишка: в том случае, когда кому-то из них было плохо, брат прижимался щекой к щеке брата — у обоих сыновей Осириса это была особая, успокаивающая зона. Отец всегда, когда хотел успокоить их, гладил сыновей по щекам, иногда тыкался носом или прижимался своей щекой — от него братья и взяли свою идею.

Вскоре Рамзес снова сел ровно, а Гиксос вытер глаза и щёки.

— Я принёс тебе кое-что, — сказал Рамзес и достал откуда-то плитку шоколада.

Гиксос вытаращил глаза: в плитке совмещались три шоколада: молочный, клубничный и банановый. Его любимая шоколадка, которую он так давно не ел.

Открылась и закрылась входная дверь дома.

Рамзес стащил обёртку и отломил от плитки один кусочек. Запах шоколадки приятно щекотал нос Гиксоса, и он закрыл глаза от наслаждения. Вдруг к его губам прикоснулось что-то твёрдое. Он с испугом открыл глаза, но обнаружил, что Рамзес с улыбкой держит у его рта тот самый кусочек шоколадки.

Осирис вошёл в спальню младшего сына и увидел, как Рамзес отломил от шоколадки кусочек и отправил его в рот Гиксоса. Братья улыбались и немного смеялись, а шоколадка в обёртке была съедена наполовину. Умилительная картина после всех плохих событий в семье настроила Осириса на шутливой настроение.

— Сыночки, скоро ужин, — сказал он, уперев руки в боки.

— Ну когда это «скоро» наступит, — улыбнулся Рамзес.

— Быстрее, чем вы думаете, — отец подошёл к сыновьям и каждого погладил по щеке. — Рамзес, кормить Гиксоса шоколадкой было не лучшей идеей.

— Я не один половину съел, Рамзес тоже, — вставил Гиксос.

— Меня заставили, — старший брат помахал руками.

Осирис рассмеялся. Как хорошо было видеть сыновей помирившимися!

— Па-ап, ты тоже должен попробовать, — сказал Гиксос, и Рамзес протянул отцу кусочек. Осирис хехекнул и съел предлагаемое лакомство.

— Ну всё, теперь до ужина не есть, — с улыбкой пригрозил пальцем учёный. — И, Гиксос, у тебя по плану перевязка.

Рамзес мазнул пальцем по щеке младшего брата и вышел, оставив любимую шоколадку на тумбочке у кровати Гиксоса.