Один день из жизни Рона и Гермионы (гет)

Любить тебя так же естественно как дышать....

Гермиона с блеском сдала отчёт в отделе Магического правопорядка. Она бежала домой со всех ног, ей хотелось приготовить вкусный и незабываемый ужин, побаловать своего любимого. В последнее время они оба были так заняты, что и времени друг с другом провести не получалось.

Но сегодня был особый день. День её рождения. И впервые она его проводила наедине вместе с ним. С её Роном. И снова, как в детстве, появилось ощущение предвкушения каких-то чудес. И с чего это? Рон не был романтиком. На свидания он приходил в своей аврорской форме, с наспех сорванным с ближайшей клумбы букетом. Он не умел говорить заученными обольстительными фразами, осыпая комплиментами. Но нечаянно брошенные слова об его уходе во время поиска крестражей: "Жизнь без тебя стала самой ужасной мукой для меня", стало для неё главным откровением от когда-то беззаботного рыжего мальчишки, передразнивающего её и выводящего из себя своей безалаберностью, а теперь же самого дорогого, нужного и надёжного для неё человека на всём белом свете.

Он неделями дежурил в Аврорате, лишь бы заработать побольше. Для чего ему было столько денег, он не объяснял. Но Гермиона подозревала, что он хочет помочь Джорджу, чьи дела после смерти брата шли не очень хорошо. По мнению самой Гермионы, такой вид помощи был не совсем правильным — "дай голодающему не рыбу, а удочку". Но лезть со своими советами в этот раз она не стала. Ведь она и сама изменилась, особенно в последнее время. После войны все изменились. Гермиона стала мягче, мудрее и более женственнее, ей хотелось, чтобы Рон ей любовался. Раньше она фыркала при виде модных журналов и витрин, теперь же редкие вылазки с Джинни по магазинам стали даже приятными. Ведь когда Гермиона видела восхищенно-одобряющее лицо Рона, благодарности к его сестре не было предела.

Забежав в свою съёмную квартирку, она попросту обомлела. На полу лежала галька, посередине комнаты стояла очень знакомая, пережившая немало событий, палатка, а рядом в солнечных лучах плескалась река. Стены превратились в густой лес и небесный свод. Всё было настолько проработано, что у Гермионы невольно сжалось сердце. Это было то место, то самое место! Оно хранило и печаль, и радость. Там Рон учил её кидать камешки, даря тогда ещё дружеские, но такие приятные объятия. Там же он говорил весьма неприятные вещи об их неудачах, о невкусной еде и холоде. А ведь Гермиона очень старалась, старалась именно для него. Но что теперь вспоминать о прошлом, когда в настоящем Рон так мило уплетал её готовку, хваля, словно она была лучшим поваром. Встречал её с тяжёлыми сумками, приносил ей на работу, пряча от всех под мантию, тёплые вещи в холодные дни. И она знала, что тогда его поведение было обусловлено действием крестража.

Все эти мысли так захватили Гермиону, что прикосновение мужских рук к её плечам заставило её сильно вздрогнуть.

— Извини, что напугал, — Рон виновато улыбнулся.

Он стоял в том самом свитере и брюках, в которых путешествовал. В руках он держал её старые вещи. Тоже из их совместного похода.

— Рон? — Гермиона с трудом нашла что сказать. — Зачем?

— Не спрашивай, пожалуйста, — Уизли был несколько грустен, но решителен. — Даже если бы хотел, не смог бы объяснить. Но я чувствую, что так надо.

Она взяла протянутые вещи и ушла в палатку; переодевшись, вышла, ещё больше почувствовав тревогу.

Рон кидал камешки в реку, и они весело перепрыгивали водные холмики. Только сейчас Гермиона оценила, что же сделал Рон. Что он мог сделать. Эта иллюзия, трансфигурация просто высшего уровня; сколько ему понадобилась тренироваться, сколько консультироваться, чтобы достичь такого эффекта. И всё для чего?

— Рон... — тихонько позвала его Гермиона.

Всё, что происходило в этой комнате, казалось каким-то странным, словно во сне. И она боялась этого сна.

Он обернулся к ней, оглядев её с ног до головы. В этом момент его взгляд стал ещё более серьёзным. Он словно на что-то решался.

— Да. Так именно ты выглядела, когда... —парень запнулся.

— Когда что, Рон? — сердце в грудной клетке стало биться чаще, тревога нарастала. — Ты меня пугаешь.

Гермиона потянулась к Рону, боясь, что он её оттолкнёт, но, к счастью, этого не произошло. И Рон крепко прижал её к себе.

— Гермиона, ты что, заболела? Ты вся дрожишь?!

Он чуть отстранился от неё. Теперь уже в его глазах сквозило беспокойство.

— Что? Что происходит?

Рассудительность Гермионы явно отдыхала в ситуациях с Роном, его действия и поступки частенько сбивали с толку.

Рон поцеловал ее, после чего так искренне улыбнулся, чем окончательно запутал свою девушку.

— Я, похоже, переборщил с подготовкой, — Уизли попытался перевести разговор в шутливое русло. — Хватило бы старой одежды.

— Я не представляю, к чему ты всё устроил. У меня уже даже мелькнула мысль, что ты меня бросаешь, или с ума сошёл, или...

— Постой, постой, — Рон остановил её невообразимые рассуждения. — Эти два объяснения соедини в одно, по-другому не бывать. Даже не надейся.

Он присел, потянув Гермиону за собой, и вытащил из кармана камешек. Покрутив, он протянул его ей.

— Если ты всё это устроил, чтобы мы поиграли в "Плюй-камни" в мой день рождения... — Гермиона явно оправилась от сюрприза, и теперь тревога перешла в раздражение.

Рон притянул её к себе и так поцеловал, что если бы Гермиона стояла, то её надо было бы подхватить. Теперь она уже не хмурилась, а счастливо улыбалась. И Рон тоже стал прежним. У него словно невидимый груз свалился с плеч.

— А я всё сомневался, что тебе подарить, теперь вижу. Камень не вариант, а вот…

— Рон, сотри это самодовольство. Выглядишь как Живоглот, притащивший мне вчера мышь.

Уизли бесцеремонно отобрал камешек из рук Гермионы.

— Значит, он тебе не нужен? — загадочно протянул он.

— Нет, — что-то подсказывало Гермионе, что Рон играет с ней в непонятную игру. — Хотя... Дай мне его рассмотреть.

— Ну уж нет, — он зажал камешек в руке и спрятал за спину. — Отгадаешь, в какой руке, тогда и отдам.

Гермиона демонстративно скрестила руки.

— Отдай мне мой камень!

— Ну ладно, — Рон вручил ей странный подарок.

Она держала камешек на ладони и изучала его со всех сторон. Рон тихонько покашлял, привлекая внимание Гермионы.

— Что?

— Ты камню уделяешь больше внимания, чем мне.

— А ты мне на день рождения камень подарил.

Гермиона не могла понять, что сегодня творится с Роном: он так быстро менялся, то пугая своей серьёзностью, то как сейчас "детство в попе заиграло", ещё и ее втягивая в этот каламбур.

Рон понял, что перегибает палку. Но что делать? Он сегодня с самого утра был сам не свой, никогда прежде так не нервничал. Проводя Гермиону на работу, сам тут же вернулся на их совместную квартиру и стал готовиться к встрече. И этот камешек достался ему не простой ценой. В прямом смысле. Он стоил кучу денег, и всё равно Рону казалось, что недостаточно хорош для неё.

Камешек...

Уизли произнёс заклинание над ним, и тот стал превращаться.

Гермиона прикрыла рот рукой от удивления.

Неужели?

Рон провёл свободной рукой по своей шевелюре, взлохмачивая и без того царящий там форменный беспорядок. И присел на одно колено.

В его руке лежало просто прелестнейшее золотое кольцо с бриллиантовыми вставками.

— Гермиона, я хотел вернуть то время, чтобы не совершать то, чего буду стыдиться до конца своей жизни. Но это невозможно. Но я хочу сделать то, что хотел сделать тогда. Меня в то время остановила возможность моей гибели. Всё же была война. Я не хотел, чтобы ты страдала больше, чтобы ты жила прошлым. Мной...

Всё это время Гермиона боялась даже пошевелиться. Рон говорил медленно, но уверенно. Словно долго обдумывал каждое слово.

— Гермиона Джин Грейнджер, ты согласна стать моей женой?

Гермиона сдерживалась до последнего и теперь, кинувшись к любимому на шею, сквозь слёзы и смех, без тени сомнения ответила:

— Да! Да! Да!