Один час в сто лет (джен)

Всполох ослепительно яркой молнии до мельчайших подробностей осветил небольшую спальную и последовавший за ним утробный раскат грома грубо разбудил сладко спящую Нину. Ещё одна вспышка — изнутри ещё не поднятых век на краткий миг отпечаталась полоса небесной ярости, и в тот же миг ветер с такой силой метнул длинные и холодные струи дождя, что они упругими плетями хлестнули по стеклу...

"Как же неуютно сейчас тому, кто не в силах защитить себя от непогоды... — Нина поёжилась и внезапно перед её мысленным взором предстала невероятно чёткая и жутковатая по своей обыденности картинка: дождь отплетает крест на могиле её недавно умершего супруга, каплями холодных слёз сползает по фотографии, перебирает листья и цветы на венках, насмешливо щёлкает по траурным лентам, на которых золотым по чёрному начертано: "Любимому мужу от горюющей жены", "Дорогому коллеге от скорбящих сотрудников"... Скорбящих... надо же такое придумать! Игоря на работе особо никто и не любил — сухой, скептичный, невероятно педантичный и занудный, пусть даже и хороший специалист. Честно говоря, Нина не раз подумывала уйти от него, но всякий раз её останавливало нежелание остаться без поддержки и защиты, потому что при всех своих мелких и крупных недостатках Игорь был хватким и добычливым и Нина, пока жила с ним, и ведать не ведала, что такое нужда... Уйти — дело нехитрое, а... как жить потом?

Нина, выросшая во вполне благополучной и обеспеченной материально семье, с самого детства не привыкла считать деньги и ограничивать себя в чём-либо. Она и замуж-то вышла не по любви, совершенно искренне считая, что полагаться на это чувство в выборе второй половины могут позволить себе лишь закоренелые романтики и откровенные недотёпы, чтобы уже потом, в случае неудачи в личной жизни свалить всё на то, что "любовь затмила им разум... а сами они не виноваты!"

Глядя на Игоря, тоже было сложно понять, испытывал ли он что-либо, похожее на любовь, к своей супруге. Скорее всего, они сошлись именно по этой, одинаковой для них обоих причине — неспособности любить и ценить кого-либо, кроме самих себя... что, впрочем, не помешало им вполне мирно прожить бок о бок пять лет.

А недели две назад он умер.

Умер внезапно — стало плохо на работе, а пока растерявшиеся сотрудники вызвали "скорую помощь", пока та приехала, попыталась хоть что-то сделать, было уже слишком поздно...

И вот теперь Нина, сама того не желая, представляла, как холодные капли дождя стекают по многочисленным венкам и цветам, просачиваются между ещё не слежавшимися комочками земли, стараясь добраться до гроба, в котором вечным сном спит её муж... Спит вечным сном... Глупое словосочетание! Какой вечный сон, если он просто-напросто умер и теперь лежит там, в сырой глубине, выпотрошенный и вновь зашитый, словно в насмешку облачённый в костюм, который терпеть не мог!

Очередной порыв ветра так хлестнул дождём по окнам, что стёкла задрожали точно в лихорадке.

"Как же неуютно, наверное, там, в глубине... Интересно, а могут ли мёртвые вернуться домой?"

И, словно в ответ на эти мысли, в дверь несколько раз стукнули.

Стук был слабый, неуверенный и в любое другое время Нина его бы и не услышала, но именно в этот момент ветер и дождь резко стихли, и наступило звенящее безмолвие, так что он прозвучал подобно грому... И он был таким знакомым, этот полуночный стук! Нина кинула взгляд на часы, стоявшие у изголовья кровати — половина третьего...

"Час призраков, — вдруг подумалось ей. — Совсем как в том фильме. Время, когда мёртвые души обретают силу... Неужели своими мыслями я смогла пробудить того, кого совсем не хочу видеть?"

Она осторожно спустила ноги на пол, пошарила пятками, безуспешно пытаясь найти тапочки, но не обнаружила их и так, босиком, на цыпочках прошла в прихожую, пытаясь уверить себя, что ей всё почудилось, что стука не было... Но в дверь постучали снова: три коротких удара, передышка и опять три удара — так, как стучал только её муж, возвращаясь с работы поздно ночью. И на этот раз всё прозвучало уверенно и громко, словно тот, кто стоял за дверью, знал, что он услышан.

— Кто... там? — запнувшись, спросила Нина.

— Впусти меня, Нуша...

Голос из-за двери был глухой и до ужаса знакомый — как и сам стук, что только что прозвучал в мёртвой тишине... И это нелепое сокращение её имени — Нуша... Как Нина ни злилась, когда Игорь называл её так, однако она всё же никогда не высказывала своего недовольства вслух, точно этот неуклюжий обрывок имени создавал пусть и хрупкую, но всё же обманывающую их обеих иллюзию того, что у них "счастливая семейная жизнь" — как у всех. И, быть может, именно поэтому она так и не ушла от Игоря? Кто бы ещё додумался так обкромсать её имя — так глупо и так... ласково?

— Нуша, открой же дверь... впусти! — голос за дверью звучал так, словно говорящему мешали набившие рот комья земли... или так оно и было? Если это и вправду был Игорь, как-то заторможенно думала Инна, привалившись к стене в слабой попытке удержаться на ногах, то ему пришлось очень долго пробивать себе путь на свободу... Но он же умер! Патологоанатом его вскрыл! И зашил! А потом его закопали!

"Вырыл яму, закопал. На могиле написал..." — внезапно вспомнилась глупая песенка и Нина дрожащим голосом произнесла:

— Игорь, ты же мёртв... А мёртвые не ходят!

— Тут я с тобой не соглашусь... — судя по всему, Игорь коротко усмехнулся и сквозь дверь потянуло промозглым холодом... или ей это просто показалось? — Я и сам поначалу так считал... пока не умер. Не стоит думать, что со смертью прекращается ВСЁ! Нет, Нуша, я жестоко ошибался и те, что лежат под землёй, тут же дали мне это понять. Но и это не самое главное...

Наступила тишина, которую прерывал лишь стук лихорадочно бившегося сердца смертельно напуганной Нины.

— Сегодня наступил тот единственный час — один час на сто лет! — когда мёртвые могут выйти из оцепенения и вернуться к живым... если те их помнят и ждут. Пока жива об усопших, живы и мы, ты не знала об этом? Ты меня помнишь и ждёшь... и вот я тут! Впусти же меня!

Нина медленно сползла по стенке на пол и замерла, уткнувшись лицом в колени.

"Вернулся... Он вернулся... И просит его впустить... И всё будет как прежде — спокойный и рассудительный муж, за которым так же надёжно, как за каменной стеной... Прощай, головная боль о проблемах завтрашнего дня, потому что всё опять везде и всегда станет делать и решать Игорь, так что не надо будет беспокоиться о чём-либо... Хорошо? Хорошо! А вот как смириться с памятью о том, что я видела его мёртвого, лежавшего в гробу, как сама бросала горсть земли в его могилу?"

— Сейчас все те мёртвые, о ком ещё помнят их родные, явились к ним, Нуша... И теперь только от вас, живых, зависит, будет ли нам дарован второй шанс... Открой же дверь!

"Я... я не могу! Какую же это надо иметь силу воли и духа — жить с человеком, зная, что он был мёртв?! Я же просто сойду с ума!"

— Открой, Нуша... — было слышно, как Игорь привалился снаружи к двери, и Нине почудилось, что он... всхлипнул? Но мёртвые не плачут! Так получается, что он вправду снова... Жив?

— А... как же все прочие? — жалобно спросила она. — Твои родственники, друзья... Почему ты не пошёл к ним? Зачем тревожишь меня?!

— Потому что я люблю тебя... И всегда любил, с самой нашей первой встречи. Прости, что так ни разу не сказал тебе этого, пока был жив. Просто ранее не считал эти слова такими уж нужными и необходимыми, но теперь...

— Не считал нужными... — горько прошептала Нина. — Ты не считал нужным говорить мне, что любишь, я не считала необходимой потребность в словах любви... И что теперь?

— Нуша, минуты уходят в никуда всё быстрее и быстрее, а я и так потерял слишком много времени, выбираясь из могильного плена... Скоро часы пробьют три, мне придётся уйти обратно и ждать долгие сто лет... Но кто тогда будет помнить, что я вообще жил на этом свете? Пойми, тебе всего лишь надо открыть мне дверь, а потом я, если захочешь, уйду и больше никогда уже тебя не потревожу... Ты же моя жена, ты же давала клятву быть вместе в горести и в радости, пока...

— Смерть не разлучит нас, — холодно закончила Нина. — Но она уже нас разлучила, что бы ты сейчас не говорил. О какой любви может теперь идти речь?!

— Нуша... — из груди Игоря вырвалось клокочущее рыдание, и Нина замерла, только сейчас осознав, что её сухой и всегда сдержанный муж на самом деле обычный человек со всеми присущими человеческому роду чувствами... или это смерть позволила им вырваться на свободу? Жалость пронзила её сердце раскалённой булавкой и Нина, махнув рукой на все сомнения и страхи, принялась торопливо поворачивать ключ в замочной скважине, но тот внезапно заело, и он ни в какую не желал подчиниться её непослушным пальцам. Нина, в первый раз за всю свою жизнь дав волю слезам, невнятно кричала что-то и дёргала, дёргала, дёргала этот проклятый ключ... и вот он наконец-то поддался её усилиям, но тут в зале запела кукушка в старинных часах:

— Ку-ку... Ку-ку...

— Игорь! Игорь, подожди, я сейчас!!!- отчаянно закричала Нина и, провернув-таки упрямый ключ, распахнула настежь дверь... и в лицо ей ударило удушающее зловоние, которое никогда и ни с чем не спутаешь — зловоние разлагающейся плоти! Игорь стоял там, за дверью и, о Боже, как же жутко он выглядел!

— Забыл добавить, милая моя жёнушка, — её муж… да полно, он ли это был теперь?.. холодно улыбнулся, отчего плоть на его лице лопнула, и из образовавшейся дыры на пол упало несколько извивающихся жирных личинок. — Никогда не верь словам мёртвых, ибо нет более лживых тварей, чем мертвецы! И этот час нам даётся лишь для того, чтобы забрать с собой тех, кого мы любим… Или ненавидим!

И он сделал шаг вперёд…