Minciuna (джен)

Эвви Рейнвейрс улыбалась, вытирая с щёк слёзы и шмыгая носом. Порой из груди Эвви вырывались то ли всхлипы, то ли смешки, и слёзы всё бежали по её щекам. Эвви вся дрожала. Она куталась в купленный недавно тоненький свитерок — в серо-синюю полосочку и с принтом в виде жёлтого оленя на животе — и подтягивала поближе к груди острые, обтянутые старенькими джинсами коленки. Рядом сидел этот белокурый шебутной герцог по имени Мир, обнимал её за худые плечи, закрывал ото всех под своими огромными серо-коричневыми крыльями и неожиданно молчал, его кудри щекотали Эвви нос, и Эвви улыбалась, снова и снова пытаясь стереть слёзы со своего лица, прижимаясь к своему другу как можно крепче.

Они сидели на крыше одной из высоток Биннеланда — уровня¹, принадлежащего Миру (а ведь во всём Ибере едва ли могло найтись хотя бы два десятка людей, что могли похвастаться подобным). Здесь было ветрено, холодно, дождливо и неожиданно уютно, а ещё очень красиво, если хотя бы на минуту позабыть о боязни высоты. Над небоскрёбами порой проносились на огромных скоростях айромобили и айроциклы, и Эвви всё думала, что было бы неплохо как-нибудь снова поучаствовать в соревновании и, прокатившись с ветерком на айроцикле, взять приз.

Эвви любила айроциклы почти столь же страстно, как и запретные артефакты, манившие её за собой одним лишь отблеском своей магии, и так же любила скорость, хотя каждый раз после биннеландских соревнований её грудь сковывало пронизывающим ужасом. Наблюдать же за айроциклами со стороны и вовсе было сущим удовольствием, от которого даже не высохшие ещё на щеках слёзы высыхали гораздо быстрее.

Уже темнело, и на Биннеланди зажигались огни — не такие яркие как на Зерклоди, пожалуй. Но гораздо более... живые?.. В некоторых небоскрёбах зажигались огни почти во всех окнах. В некоторых наоборот всё словно гасло, исчезало... И Эвви с удовольствием наблюдала за тем, как наполняется электрическим — редко магическим — светом радушный, но холодный Биннеланд.

По правде говоря, ей было уже гораздо лучше, хотя ещё какой-то час назад казалось, что лучше больше не будет никогда.

Рядом с Миром Эвви чувствовала себя довольно уютно и удивительно безопасно — а уж рядом с Миром на принадлежавшем ему Биннеланде и подавно. Она почти не стыдилась того, что плачет при нём, что никак не может успокоиться — словно какая-то маленькая девочка, которой впору играть в куклы, а не шастать по уровням Ибере в поисках приключений на свою голову (или же на другое место).

Рядом с Миром было тепло. Он сам был — тёплый-тёплый и такой восхитительно живой, что находиться у него под боком было сущее удовольствие. Особенно, если на душе скребли своими длинными острыми когтями драконы.

В конце концов, думала Эвви, мысленно пожимая худенькими плечами, пусть Мир и бывал порой (очень часто, если не почти всегда) всего лишь глупым мальчишкой (даром, что герцог) с ворохом всякой ерунды в курчавой голове, на него всегда можно было положиться.

Крайне редкое качество, надо заметить, и от того в высшей мере ценное. Эвви не встречала его и у гораздо менее взбалмошных и легкомысленных людей, нежели Мир. А, может, потому и не встречала, что у более рассудительных людей всегда были свои интересы.

Ладно, конечно же Эвви могла положиться на Рокки или на Макса, если дело обстояло серьёзное, если ситуация чем-то угрожала её жизни или ощутимому благополучию (здоровью, например, или в материальному состоянию), но реветь в их присутствии едва ли было правильным. Нет, Эвви никогда не позволила бы Рокки видеть её слёзы. Тем более — из-за такой ерунды.

Для Рокки Эвви своя, часть большой шумной семьи. И все в их семье знают — слабаков Рокки своими не считает.

— Главное — помни, что я не «дама в беде»! — в очередной раз то ли всхлипнула, то ли хихикнула Эвви, положив голову на плечо Миру. — И спасибо. Не знаю, с какого перепуга меня тянет на таких придурков, но... Знаешь, мне стоит быть благодарной провидению за то, что именно ты оказался рядом.

Он ласково провёл рукой по её волосам и улыбнулся самой искренней и тёплой из миллиона своих улыбок, а Эвви подумала вдруг, что ужасно жаль, что из всех мужчин Ибере в Мира она уж точно ни капельки не влюблена — уж он-то вполне заслуживал, чтобы в него влюблялись. Да в него, наверное, и влюблялись. Эвви пересекалась с Миром не так, чтобы слишком часто, и едва ли могла знать обо всём.

Да, Эвви определённо следовало влюбиться в Мира, а не в оказавшегося очередным козлом в её жизни Эдварда (а уж до него в её жизни было достаточно козлов — Эдди, Ричард, Патрик, Решам, Кортни или Горан, и ведь это были только те, кого Эвви сейчас могла вспомнить).

В конце концов, на Мира-то уж точно всегда можно было положиться. Ему принадлежал самый потрясный личный уровень. А ещё — он готовил самый лучший какао (и вообще — неплохо готовил).

Эвви подозревала, что у Мира есть своя личная улыбка для каждого из тех, с кем он общался особенно часто — для хмурого военного Гарри (он был наставником Мира ещё в школе, где тот учился), для отца, одно имя которого повергало многих иберцев в трепет, для Реджины, бесцветной и хорошей истинной леди, для шумных и бесшабашных друзей со времён школы, для отряда таких же безумных мальчишек и девчонок, как и он сам, который возглавлял, ну и для неё, для смешной рыжей девчонки (как он сам как-то её назвал) по имени Эвви Рейнвейрс, которая умудрялась влипать в истории с переменным успехом (пусть и реже, чем сам Мир).

— Не бойся, Рейнвейрс! — ответил Эвви Мир всё с той же улыбкой. — Трудно забыть, если ты пинаешься на каждый несуществующий намёк о подобном!

От него пахло сигаретами — как всегда, впрочем. Эвви иногда казалось — никто больше во всём Ибере не курит так много и так часто. Мир в основном курил сигареты марки Minciuna — это была редкостная гадость, едкий запах от которой не выветривался адски долго, и на которую хорошие мальчики-герцоги не должны были даже кидать беглые взгляды.

Как-то давным-давно Эвви слышала, что именно означало это дурацкое «Minciuna», и тут же подумала, что слово это подходит и самому Миру (они тогда были едва знакомы), и его матери, Елизавете Фольмар, и его деду, самому хозяину Зерклоди — Алексею Фольмару.

Теперь Эвви не могла вспомнить значения этого слова. Возможно, тогда она ошибалась. Или слово это вовсе не определяло этого улыбчивого герцога с буйной головой и смазливым личиком.

А Мир выудил откуда-то пачку этих сигарет — белую с серо-голубым замком на ней, прорисованным столь детально, что оставалось диву даваться.

— Дай-ка сигаретку! — попросила Эвви и вдруг усмехнулась. — И убери свои крылья, если мы не хотим их спалить.

Мир усмехнулся, но крылья послушно убрал. Сложил, поставил на них скрывающий блок — обычная процедура, к которой привыкали все, у кого прорезывались крылья.

Обычно они прорезывались не позже семнадцати лет, так что времени привыкнуть к их существованию тем, чья жизнь при самых благоприятных условиях была бесконечна — ну или почти бесконечно. Это Эвви никак не могла научиться в полной мере пользоваться своими крыльями. Другим это удавалось проще.

И, конечно, вообще-то, Эвви обычно курила «Evadare» — они были чуточку дороже, продавались в тёмно-изумрудной упаковке с жёлтыми крапинками на верхней половине, имели не такой едкий запах, но производились по слухам на том же заводе, что и сигареты Мира. Эвви не знала наверняка.

Мир протянул ей сигарету и своим любимым жестом — щелчком пальцами — зажёг магией и свою сигарету, и ту, что отдал Эвви. Она усмехнулась. Эвви вдруг стало неожиданно хорошо, словно все волнения этого дня остались где-то далеко позади, а впереди её ждало только светлое, чудесное и радостное (а ведь это, наверняка, было далеко от истины).

— На Цайраме послезавтра намечается торжество — женится один из моих братьев, — сказал Мир, делая выдох и запуская в небо Биннеланда дым. — Не составишь ли ты мне компанию в прогулке на айроциклах по Межмирью?

Эвви усмехнулась и попыталась представить, кого из братьев Мир мог не любить так сильно, чтобы не явиться к нему на свадьбу. Дело осложняло то, что братьев Мира Эвви не слишком-то хорошо знала — те были герцогами, а герцогам не пристало водиться с воровками из сомнительных компаний.

В голове нарисовался образ человека с безупречно прямой спиной, надменным взглядом и в костюме, содержащемся в безукоризненном порядке. Должно быть, у него были такие же кудри, как у Мира — скорее всего. И скорее всего — высокий рост и худощавое телосложение. Возможно — зелёные или голубые глаза. У Мира вот были голубые — кажется, в мать. Его отца же иногда, когда хотели высказаться не слишком-то учтиво, называли «зеленоглазым дьяволом».

— Так желаешь пропустить очередное семейное торжество? — усмехнулась Эвви вполне беззлобно, а потом, подумав, добавила. — Не боишься, что когда-нибудь останешься один и не сможешь увидеться с семьёй — даже если будешь очень этого желать?

«Как я» — не прозвучало. Повисло в воздухе и разбилось упавшим с высоты небоскрёба бронзовым колоколом.

— Не боюсь, — улыбнулся Мир. — И ведь ты мне тоже сестра, не так ли? Пусть и не по крови.

И во взгляде Мира явственно читалось: «Я не дам тебя в обиду»...