Люди не меняются (гет)

Она уже начинала замерзать и порядком выдохлась, настолько, что не было сил просто встать и пойти к себе в башню. Гермиона понимала, что уже отбой, хоть и позже обычного, что уже все разошлись, что ходят дежурные учителя, но… просто не было сил.

— Минус пять очков с Гриффиндора за нахождение вне гостиной после отбоя, — раздалось ядовитое над головой.

Грейнджер вздрогнула и медленно, с усилием подняла голову.

Снейп.

— Сегодня Святочный бал, сэр, — ответила она заплетающимся языком. — Нам перенесли время отбоя.

— Еще пять очков с Гриффиндора за пререкание с дежурным учителем, мисс Грейнджер, — Снейп был неумолим, и это добило Гермиону.

Девушка уткнулась носом в скрещенные на коленях руки и беззвучно всхлипнула. В этот момент ей хотелось только одного — проснуться и понять, что сегодня только утро перед Святочным балом. Все усилия пошли к соплохвосту: Рон умудрился испортить ей настроение, рассорившись с Крамом и поскандалив с ней заодно; что было самое обидное, Гарри даже не предпринял попытку понять ее и хоть как-то урезонить Рона; тут еще и Снейп со своими порядками… Неужели она много просила у мироздания? Всего-то, чтобы все прошло хорошо и не было ссор, которые участились в последнее время. Рон как с цепи сорвался, то ругаясь с Гарри, затем подолгу игнорируя друга, а после с ее помощью делая мучительные попытки снова сблизиться, то теперь с ней. Но что самое обидное — он не признает своей вины! То, что он не пригласил ее первым, разругался с ней прямо при всех на балу, полез к Краму — это все частности, не имеющие никакого значения, ведь он… он, Рон Уизли, обижен! И, конечно же, ею!

— Вставайте, мисс Грейнджер, — голос несколько смягчился, но не утратил своей властности. — Вы уже большая девица, чтобы тащить вас на руках.

— Мне и не нужно… — Гермиона утерла слезы и невидяще принялась шарить рядом с собой в поисках туфель.

Те внезапно оказались у нее в руках, хотя Снейп палочки не вынимал, она видела это так же явно, как и то, что вид у нее был жалкий. Размазав по щекам тушь еще больше, Гермиона обулась и встала не без своевременной помощи Снейпа, который все же поддержал ее за плечо. Спустя пару мгновений он вытащил палочку, и на девичьи плечи опустился красно-полосатый шарф.

— Спасибо, сэр, — пробормотала она, виновато опустив голову.

Профессор Снейп сухо кивнул:

— Постарайтесь дойти до гостиной прежде, чем Гриффиндор лишится еще десятка баллов.

— Хоть что-то должно остаться неизменным, да? — ее подавленное состояние и неожиданное участие со стороны такого человека как Снейп, развязали язык.

— Именно, мисс, — кивнул Снейп. — Люди вообще не меняются, как и порядки, что они устанавливают, так и поступки, что они совершают.

— Я запомню.

— Надеюсь.

— Спокойной ночи, сэр.

Снейп лишь покривил краем рта, кивнул ей и, круто развернувшись на каблуках, стремительно направился в другую сторону. Гермиона проводила взглядом его развевающуюся, как черные крылья, мантию и побрела к себе в спальню.

Утром она ждала от Рона извинений, но тщетно, парень даже не считал себя виноватым, что не мешало ему упорно прятать от нее злой ревнивый взгляд. Гермиона глянула на сложенный перед сном шарф и напомнила себе: «Люди не меняются».

* * *

«Люди не меняются», - явственно услышала Гермиона во всей фигуре Снейпа, прошедшего мимо, словно бы не замечая ее жалкого вида, причиной которому в очередной раз был Рон.

Платье цвета чайной розы, которое она выбирала так скрупулезно, чтобы Рон видел, насколько привлекательной может быть заучка-Грейнджер, тщательно уложенные волосы и как можно более приветливая улыбка, направленная Маклаггену, не дали никаких результатов. Рон никакого внимания на нее не обратил, даже не показал своих эмоций. Гермиона была бы даже рада показательной сцене, которую бы он ей устроил, но не равнодушию, с каким Уизли отвернулся, увидев ее с Маклаггеном под руку.

Грейнджер на рождественской вечеринке Слиззнорт наказала саму себя: весь вечер Кормак от нее никак не отлипал, норовил зажать в углу, облапить и буквально обслюнявить с головы до ног. Во время ужина она даже взбрыкнула ногой, ощутив его большую горячую руку на колене. Маклагген в ответ лишь сильней сжал пальцы и паскудно ухмыльнулся на ее разъяренный взгляд. Рон в такие моменты начинал медленно, но верно осознавать свою вину, а этой горилле все было ни по чем. Видимо, там мозгов не наблюдалось от слова совсем. И от этого было еще горше.

Поцелуй под омелой оказался пыткой хуже Круцио: мясистые губы буквально съели всю помаду, как и ее губы, а ощущения скользкого толстого языка во рту вызывали рвотные позывы — Гермиона еле вырвалась, сумев отвлечь его внимание и попутно отдавив ему ногу каблуком. Минутная передышка за воздушной ширмой позади зала и участие Гарри несколько примирили ее с вопиющей несправедливостью и полным отсутствием рождественского настроения.

— Мы могли бы пойти вместе, — довод был настолько очевиден, что Гермионе захотелось взвыть от досады.

— Мерлин, почему я сама об этом не додумалась? — это был крик души.

— Не знаю…

— Я думала, Рона это взбесит! — отчаяние, обида и злость парализовали все ее благоразумие.

Гарри сочувствовал ей как мог, но помощник из него выходил так себе. Да и как он ей поможет? Ведь даже Джинни не могла ничего втолковать Рону, который упрямо держался с Лавандой, хотя она ему была абсолютно не нужна. Ситуация выходила пресквернейшая — каждый упорно цеплялся за свои принципы и гордость.

Когда подвернулся эльф с подносом с мерзкой закуской в виде драконьего фарша, Грейнджер уже действовала на инстинктах, запихивая пахучий шарик на шпажке в рот, пока до нее не добрался Кормак. Могучий силуэт заставил ее мысленно застонать, всучить тарелку с закуской Гарри и спешно ретироваться из укрытия. Со Снейпом она пересеклась на долю мига, который всем своим взглядом выразил презрение ее выбору.

Спасибо, профессор, мне и без вашего одобрения тошно.

И снова она сидела в полном одиночестве на лестнице, по-прежнему упражняясь в Трансфигурации. Канарейки летали вокруг, звонко чирикая и садясь на плечи и даже голову.

Вдох — птица.

Выдох — тишина.

Вдох — новая канарейка.

Выдох — осознание тщетности всех попыток примириться со сложившимся положением дел.

Вдох — сотая по счету птица.

Выдох — все наладится, нельзя же всю жизнь искать виноватых на стороне.

Вдох — тысячная канарейка села у ее ног.

Выдох — Рон обязательно поумнеет и поймет, насколько он был не прав, возможно, им даже удастся договориться…

Когда Гарри рассказал о взыскании Кормаку от Снейпа за то, что тот облевал ему ботинки той самой закуской, Гермионе даже удалось улыбнуться и вздохнуть спокойно — теперь месяц Маклагген не будет к ней приставать! Снейп сделал невозможное — избавил ее от этого верзилы, но никто не объяснил за нее Рону ее мотивы.

Поговорить не вышло даже в поезде: она принципиально не отправилась в одно купе с Гарри и Роном — это выглядело бы слишком навязчиво с ее стороны. Садясь в поезд по разные стороны вагона, они даже не глянули друг на друга, и Грейнджер устроилась в компании Джинни и Невилла. Она держала перед собой книгу, но ничего не видела, все ее мысли были заняты Гарри и Роном — ей было тошно и некомфортно, впервые она ехала в отдельном от них купе. А может… может Гарри один, а Рон с этой… Лавандой?

— Ты куда? — недоуменно прищурилась Джинни.

— Пойду пройдусь, — пожала плечами Гермиона, отложив книгу. — Ноги затекли.

— Я с тобой!

Невиллу хватило благоразумия, чтобы удержать ее:

— Джинни, не надо.

Джинни Уизли смерила Невилла недоверчивым взглядом, как и ее, но осталась на месте.

— Я быстро, — уверила подругу Гермиона. — Тебе захватить что из еды?

— Лакрицы, — сдалась Джинни.

Невилл лишь застенчиво улыбнулся:

— Мармелада.

Грейнджер кивнула, выдавив из себя улыбку, и вышла из купе. Стараясь держаться как можно отстраненней, девушка направилась на поиски тележки со сладостями. Сквозь стекла дверей купе она видела, как компаниями веселятся сокурсники, торопясь отметить последние дни перед разлукой. Взгляд помимо воли искал Гарри и Рона, а в душе рос все больше и больше порыв зайти, переброситься парой слов и уйти, а может, и остаться, но…

Уродливо бестолковое сердечко на стекле с инициалами Рона и Лаванды уже тронулось потеками, но этого хватило, чтобы снова обида и горечь захватили душу. Она глянула на Рона, взгляд у того был отчаянно-боязливый и обреченно-виноватый. Гермиона знала по себе — простила бы, просто даже за попытку объясниться, но… Рон стыдливо спрятал взгляд, и она прошла мимо.

Люди не меняются — напомнила она себе в который раз.

* * *

На день святого Валентина все стало еще хуже. Пусть Гарри и поддерживал нейтралитет, как и она в свое время на четвёртом курсе, но лучше от этого не становилось. Единственное, что ее могло отвлечь, это уроки и элементарные попытки ответить на все вопросы, связанные с загадочным Принцем-полукровкой.

Гермионе не нравилось, что Поттер так увлечён и восхищен этим Принцем, но перебороть упрямство друга не смогла.

По пути на урок ее мысли были заняты отчасти проблемами Гарри, но взгляд растерянно скользил по людям в поисках Рона.

— О, Бон-Бон!

Гермиона и не знала, что такой вскрик может быть душераздирающе приторным. Зрелище виснувшей на парне Лаванды снова начало подрывать остатки самообладания, и Грейнджер сделала шаг назад.

— Ты извини, но меня сейчас стошнит, — пояснила она Гарри и развернулась совсем в другую сторону.

Раздосадованная, она даже не заметила смущенно-отстраненного взгляда Рона, который терпеливо сносил эти объятия и даже взвалил Лаванду себе на спину с натужным кряхтением.

То, что Рон до сих пор это терпел, ходил с ней за руку, даже носил этот противный кулон, было верным признаком — его все устраивает. Гермиона наблюдала, переживала еще больше, но пыталась найти всему этому рациональное объяснение. Ей стоило больших усилий держаться отстраненно, не показывать своих эмоций на людях, и уж тем более при Лаванде, и не подпускать к себе Кормака. Хотя в отчаянии ее так и тянуло на какое-то безумие, даже вызов всем и в первую очередь себе. Но все та же мантра, все те же чужие проблемы и тревоги заставляли удерживаться чудом на краю благоразумия. Хотя порой… закрывшись ото всех пологом тишины, она долго и горько плакала, все также наивно недоумевая — почему, за что и отчего все это именно с ней?

И каждый раз поутру глядя на Рона в обнимку с Лавандой и ловя на себе сочувствующий взгляд Джинни, Гермиона методично напоминала себе до горькой оскомины: «Люди не меняются».

* * *

Новость об отравлении Рона заставила вскочить, как по боевой тревоге. Наспех одевшись и попутно засыпав Джинни обеспокоенными вопросами, она почти побежала в Больничное крыло. Сердце защемило, а в глазах уже стояли слезы при виде бледного, неподвижного Рона. Джинни спокойно села по одну сторону постели, а ей место уступил Гарри.

В этот момент все обиды показались ей мелочью, абсолютно неразумным лепетом душевнобольного. Да и как тут можно сводить счёты с человеком беспомощным, на грани жизни и смерти? Да и как тут можно вообще отказать в самом главном — прощении?

Выпростанная из-под одеяла рука белела смутным мрачным предзнаменованием.

Грейнджер осторожно сжала безвольные пальцы парня, убеждаясь, что Рон жив, но очень слаб, настолько, что даже не открывает глаза. Она попросту не заметила собравшийся консилиум из профессоров, среди которых был Снейп. Его взгляд, как и лицо были не читаемы, но улику в виде той роковой бутылки с медовухой держал крепко. Грейнджер поняла по объяснению Гарри, что произошло, и поразилась самообладанию друга в тот момент. На Слиззнорта было жаль смотреть: старик застыл в позе недоумения, смешанного с испугом. И Дамблдор выглядел спокойным, что не мешало ему продолжать тихое обсуждение текущих дел с Макгонагалл. Во взгляде Джинни было тревожное понимание, а вся фигура Гарри была усталым изломом — ночь была тяжелой, но все же легкая улыбка проступила на его лице, когда Гермиона одними губами сказала ему: «Спасибо».

Все, что могла сейчас делать Гермиона — это немного поглаживать безвольную руку Рона. Только присутствие Гарри, Джинни, да и профессоров удерживало ее от порыва прижаться губами к этой прохладной бледной ладони и расплакаться. Грейнджер готова была сидеть так вечность, охраняя его покой, даже ухаживать за ним — ведь она виновата, из-за нее, из-за ее равнодушия Рон так жестоко и несправедливо пострадал…

— Где? Где он?! — раздался вскрик, нарушивший воцарившуюся тишину.

Джинни повернулась на источник вопля и поморщилась.

Лаванда.

— Где он? — Лаванда в своей бесцеремонной наглости потеснила даже Снейпа, пробиваясь к постели Уизли. — Где мой Бон-Бон?! Он звал меня?!

Гермиона так и замерла, глядя в глаза своей соперницы. Внутри уже все сжималось, а к горлу подкатывал комок — силы были неравны.

— А она что здесь делает?! — визгливые претензии Лаванды были вполне обоснованы, но совершенно бессмысленны. — На твоем месте должна быть я! Ты ему никто!

— Могу задать тебе тот же вопрос! — Грейнджер не хватило выдержки произнести это холодно и независимо, как и остаться на месте.

— Я, между прочим, его девушка! — ощерилась Лаванда.

— А я… — и тут Гермиона запнулась, глянув на Рона. Кто она ему? Кто?.. — А я его друг! — это прозвучало хоть и глупо, но как-то весомо, как показалось ей самой.

— Не смеши меня! Вы месяц не разговаривали. А теперь, когда он стал таким… интересным, ты решила помириться?

— Его отравили, тупая твоя башка! — Гермиона невольно возмутилась, начав терять самообладание и даже благоразумие. — Как ты не понимаешь? И вообще… — она облизнула сухие губы. — Я всегда считала его интересным!

Немая поддержка Джинни обнадеживала, но взгляд, брошенный на Снейпа, сразу пресек весь запал Грейнджер — взгляд слизеринского декана выражал презрительное терпение, вроде и комедия скверная, и уйти нельзя. Мерлин, какую же глупость она сморозила! Гермиона готова была уже бросить все и уйти, признав поражение, но Рон шевельнулся, пробормотал что-то невнятное…

— Видишь! — торжеству Лаванды не было предела. — Он чувствует, что я здесь! Не волнуйся, Бон-Бон… — прошептала она. — Я с тобой! Я с тобой!..

Гермиона беспомощно глянула на Гарри, но все решал не он.

— Гхер… миона…

Сердце пропустило удар — ей не показалось?

Лаванда вся подалась вперед от нетерпения, рассчитывая услышать свое имя.

— Гер… Гермиона… — более явственно простонал Рон.

Грейнджер даже забыла как дышать, услышав свое имя. Неужели… он? Сердце забилось с новой силой, и она даже не сдержала облегченного вздоха: Рон выбрал ее!..

Она не видела, как со всхлипами убежала Лаванда, как едва спрятал улыбку Гарри. Но услышала Дамблдора:

— Ах, эта молодость… превратности любви! Мистер Уизли в надежных руках.

Гарри улыбнулся явственнее, как и Джинни, которая подмигнула ей, оставляя наедине с братом. Во взгляде Гарри было такое хитрое понимание, такая радость, что Гермиона смутилась:

— Не говори ничего…

И крепче сжала руку Рона.

* * *

Решение отправиться в Нору и стереть память родителям было от начала до конца продуманным и взвешенным. Гермиона понимала, что они ее слабость, и не хотела подвергать лишней опасности — ведь они маглы, легкая добыча для Пожирателей… Мысль о том, что они попадут в плен к этим чудовищам, была Грейнджер невыносима.

Дорогой она успела оплакать свое решение и успокоиться окончательно.

Молли Уизли как всегда была гостеприимна, и Гермиона на миг утонула в ее крепких теплых объятиях. Она чуть не расплакалась снова, ощутив этот знакомый материнский порыв женщины, ставшей почти им всем названой матерью.

— Как ты похудела, Гермиона! — обхватила Молли руками ее лицо.

Улыбка вышла жалкой, все спасла Джинни, которая распорядилась гостьей и ее нехитрым багажом в виде сумочки. Комната была все той же, как и в предыдущие визиты к Уизли, и оглядывая ее, Гермиона немного успокоилась.

Рон от радости стиснул ее в медвежьих объятиях, а когда отстранился — она ощутила в себе порыв поцеловать его, видела и его желание, но явившиеся Кингсли и Тонкс заставили их обоих нахмуриться и отстраниться.

Поручение отправиться в дом Дурслей она восприняла спокойно и лишних вопросов не задавала. Тонкс лишь обмолвилась, что они едут забирать Гарри.

Действительно… ведь он еще под надзором в отличие от них. Она-то вообще старше их всех на год, да и Рон уже совершеннолетний, чтобы передвигаться самостоятельно. Все это озадачивало, но не пугало. Но когда в доме Дурслей обнаружились и другие члены Ордена, все прояснилось. План Гермиона признала логичным и беспрекословно приняла оборотное — и все же ей было стыдно смотреть в глаза другим во время переодевания; Рон же потерялся среди двойников Гарри.

Кингсли нашел же ее безошибочно, а вот Гермионе пришлось проморгаться, чтобы привыкнуть к очкам, да и к резко упавшему зрению. При виде фестрала она грустно улыбнулась — после боя в Отделе Тайн многие стали видеть этих странных животных.

— Держись.

Грейнджер покорно обняла Кингсли за спину. Напоследок она помахала Рону с Тонкс, при виде Гарри с Хагридом лишь выдохнула в надежде, что все пройдет спокойно.

Все пошло стремительно не так, как она надеялась. Отбиваясь от очередного заклинания, Грейнджер едва подавила в себе вскрик ужаса, видя надвигавшегося на них Волан-де-Морта.

— Кингсли!!

Фестрал тяжело лавировал, а Грейнджер отчаянно отбивалась, как и Кингсли, ото всех атак. Она видела смыкавшееся кольцо и цепенела от ужаса при одной мысли о том, что их могут схватить, а потом…

Гермиона зажмурилась, пригнувшись от очередной вспышки заклинания, и скорее поняла, чем услышала: Гарри нашли! А если Рона в образе Гарри..?

Нет! Нет!

Но Кингсли уверенно направлял фестрала по курсу, и Гермионе ничего не оставалось делать, как прикрывать ему спину.

Нора встретила тревожным ожиданием. В пылу она даже не заметила своего преображения — действие зелья закончилось, и теперь очки мешали. Кингсли не терял самообладания в отличие от нее: разузнал, кто прибыл, кто нет.

Гарри вышел ей навстречу, и Гермиона вздохнула с облегчением. Слава Мерлину, он сумел выжить… А когда и Рон вернулся живым и невредимым, Гермиона обняла его крепко, прижавшись всем телом. Он жив! Жив!..

Все теперь было нипочем. Ведь Рон жив…

Тонкс с пониманием подмигнула ей и похвалила:

— Если бы не он, нас бы здесь не было.

— Правда? — Грейнджер не поверила своим ушам и взглянула на Рона иначе.

— И снова этот удивленный тон!

В этот момент она любила его еще сильней.

То, что Гарри решил остаться до свадьбы Билла и Флер, показалось Грейнджер логичным. Они долго спорили: ведь надзор еще не снят, и лучше дождаться совершеннолетия Гарри. Она не знала, что Рон настоял, но догадывалась об этом. Уйти на поиски крестражей они решили сразу после свадьбы, Гермиона уже подумывала о доме на Гриммо, при себе у нее была сумочка, с которой она не расставалась.

Уговорить Гарри использовать личину Крама ей не составило труда. Рон сделал вид, будто его это не волнует и даже не интересует, откуда она раздобыла волосы Виктора. Гермиона порадовалась тому, что Рональд принял этот способ обезопасить Гарри. Похоже, та стычка с Пожирателями научила его многому.

Обсудить что-то еще они не успели из-за нападения Пожирателей. Схватить Гарри и Рона и аппарировать было делом считанных секунд, и Гермиона успела только представить одно место: Тотнем-Корт-роуд.

— Вы шагайте, просто шагайте, нам нужно найти место, где можно переодеться, — торопила она ребят.

В каком-то закоулке они все же остановились. У Рона были такие огромные глаза при виде ее сумочки с заклятием расширения пространства, что Гермиона засмеялась.

— И снова этот удивленный тон, — вернула она ему недавние слова.

Улыбка Рональда в тот момент стоила миллиона галеонов.

И как тут скажешь: люди не меняются?

* * *

И даже во сне она тянулась к нему — их пальцы чуть соприкасались, и Гермиона улыбалась про себя: словно и не было Лаванды, этого глупого увлечения. Только их чувства и готовность идти до конца.

Рон был очень трогателен, сидя рядом и разбирая с ней гаммы на старом расстроенном фортепиано Блэков. От усилия он смешно выпячивал нижнюю губу, но старательно повторял за ней все движения. В этот момент Гермиона чувствовала себя самой счастливой — несмотря на все сложности: пропажу медальона, исчезновение Наземникуса.

Она была счастлива и верила в лучшее, как никогда крепко.

Единственное, за что она себя корила, так это за невнимательность — не пришлось бы мучиться от ожидания, обрати она раньше внимание на этот медальон, когда убирались в комнате…

На все попытки просить Кикимера обращаться к ней по имени она получала неизменно презрительное:

— Грязнокровка Уизли.

Настолько он терпеть ее не мог, что считал за вещь Рона — это обижало. Парень отмахивался, мол, пустяки, он просто старый глупый эльф. И все же старый глупый эльф приволок Наземникуса к ним. Толк от этого воришки был минимален, но главное удалось узнать. Медальон был у Амбридж.

И снова нужен был план.

* * *

Слезы мешали ей точно капать на расщепленную руку Рона. Грейнджер упорно себя успокаивала тем, что Уизли жив, дышит, просто без сознания от болевого шока…

— Сейчас… сейчас… — лепетала она, глотая слезы.

Руки по локоть в крови. В горле ком от тошнотворной истерики. А перед глазами белое лицо Рона.

Гермиона упорно гнала нависшую над ними тень смерти — Рональд смог избежать ее на шестом курсе, и сейчас… сейчас все будет хорошо. Она с ним, и это главное…

Когда все пошло под откос, Грейнджер и не поняла толком. Крестраж был для нее чем-то новым, и она не понимала до конца всех опасностей, как и его влияния на человека. Надев медальон, пока Рон был еще слишком слаб, Гермиона ощутила его тяжесть — на плечи словно кто-то сел, принявшись ядовито шелестеть под ухом.

Грязнокровка…

Тебе никогда не сравниться с чистокровными…

Ты просто грязь под ногами…

Даже для эльфа!..

Она не жаловалась, но Гарри быстро отобрал у нее медальон, а если и давал, то ненадолго. Грейнджер выбивалась из сил довольно быстро, но терпеливо шла, также терпеливо расставляла палатку с Гарри, пока у Рона болела рука, также терпеливо пыталась сделать что-то съедобное.

Чем дальше они отходили от дома, тем мрачнее становился Рон. Гермиона как могла приободряла его, старалась оставить кусок побольше и получше из своей нехитрой стряпни, но парень все больше и больше замыкался в себе, все чаще звучали упреки, зыбко граничащие с обвинением…

— Что это было? — скривился Рон в очередной раз, проглотив ее стряпню.

— Рыба, — коротко ответила Гермиона.

— Как ты умудрилась ее пересолить и сжечь одновременно? — ядовито продолжал он. — Это же невозможно есть! Одни кости!

— А ты принес что-то получше? — прищурилась она, но стараясь не показывать подступающие слезы.

— Тут бесполезно искать что-то лучше! Все равно окажется либо не доварено, либо пересолено, либо…

— Рон, хватит! — Гарри даже стукнул по столу для убедительности. — Гермиона старалась. По крайней мере, это съедобно!

— Ты издеваешься?! — рявкнул Рон.

— Может, ты попытаешься что-то приготовить хоть раз? И тогда я на тебя посмотрю! — напоследок выкрикнула она, выскочив из-за стола.

Все это слушать было выше ее сил — каждый день одно и то же. Каждый день упреки и причитания, что у Молли Уизли еда из воздуха, что у нее все вкуснее, лучше и вообще три раза в день…

Возле палатки, у самого барьера ее и нашел Гарри.

— Ты в порядке? — тихо спросил он.

Грейнджер торопливо утерла слезы и кивнула.

— Я забрал у него крестраж, и… — Поттер чуть помедлил. — Рон хочет извиниться.

Гермиона устало кивнула и побрела обратно, в сотый раз напоминая себе — люди не меняются.

* * *

— Рон! Рон, вернись! — тщетно кричала она в темноту.

Добежав до границы барьера, Гермиона упала на колени и расплакалась — Рон трансгрессировал и даже не слышал ее. В палатку она вернулась зареванная, подавленная и оцепеневшая. Взгляд у Гарри тоже был виноватый, но молчание, как и рука на плече — обнадеживающим. Он даже накинул на нее одеяла, пока она горько и долго плакала в кресле.

На рассвете они собрались и переменили место. Повязывая на дереве старый шарф, Грейнджер смутно надеялась, что Рон одумается и будет идти по их следу, найдет шарф и сможет вернуться к ним как можно скорей. Но по ночам отчаяние стягивало все нутро, горечь затапливала душу — наверняка Рон слишком далеко… А может, и не вернется? Ведь повсюду шарят егеря, вдруг он попался им, вспылил и… его уже нет в живых? От этой мысли Грейнджер сжималась в комочек и принималась беззвучно плакать, пока Гарри спал и не видел ее горя и беспросветного отчаяния.

Каждый день она ждала, оставляя маленькие подсказки, которые мог бы заметить Рон, но… он не возвращался.

Гермиона уже перестала плакать, а мантра «люди не меняются» врезалась так глубоко в душу, что ничем вытравить ее было невозможно. С той ночи имя Рона стало и для нее, и для Гарри табу. Ни он, ни она не произносили это имя. Грейнджер вставала по утрам, приводила себя в порядок, готовила завтрак, Гарри всегда благодарил, а после каждый молчал о своем. Порой они менялись крестражем, перебрасываясь парой слов, а после молчали…

Она не выпускала из рук тонкого сборника сказок, подарка Дамблдора, рядом лежал верный «Словник чародея». У нее даже не было сил упражняться в магии — настолько она была выпита горем. Единственным, что помогало занять бушующие мысли, так и кишевшие предположениями и прогнозами «а если бы?», был анализ книги.

…по радио играла какая-то песня, Гермиона не вслушивалась, поглощенная анализом, и очень удивилась, увидев руку Гарри.

Она поняла его без слов. И приняла.

В танце ей стало немного легче. Мысли попросту исчезли, остались слова песни. А когда Гарри обнял ее… с плеч свалилась гора — они друзья по-прежнему, и это не меняется.

Гермиона была благодарна за этот порыв, но Гарри, кажется, понял ее без лишних слов…

* * *

— Гермиона! Посмотри, кто пришел!

В последнее время она столько насмотрелась, что не смогла даже и удивиться, как и проснуться толком. Она даже не заметила мокрый встрепанный вид Гарри — все заполонил он.

Рон. Он вернулся.

Та же слегка глуповатая искренняя улыбка. Только взгляд виноватый. Да и похудевший… и какой-то почти жалобно-мокрый…

Это не может быть Рон. Он ушел. Бросил их.

Гермиона двигалась как во сне, пристальнее обычного вглядывалась в это любимое лицо. И вот это видение, этот сон, столько раз мучивший ее по ночам, протянул руки, улыбаясь с робкой надеждой.

…и тут злоба, ярость, столько точившая, столько снедавшая душу и разъедавшая нутро, затопила всю ее с головой. Гермиона почти не отдавала себе отчет в том, что лупит Рона по чем попало, бессильно выдыхая каждое слово:

— Рональд… Уизли… ты… последняя… задница!

Он загораживался от нее, отступал, а она никак не могла остановиться, яростно выбивая на нем каждое слово:

— Приполз… обратно… столько… времени… собирался… где моя волшебная палочка?!!

Палочки в руках не оказалось. Но Гермиона ощущала в себе столько ярости, столько злобы, что шла через край — даже магия в ней бурлила неукротимым потоком. Грейнджер чувствовала, что проклянет сейчас Рональда и без палочки, попросту убьет, оставив горстку пепла. Но Гарри оказался умнее — выставил щит. Ее палочкой!

— Я бежала за тобой! Я тебя звала! Я умоляла тебя вернуться!

— Знаю, — пробормотал Рон. Вид у него был жалкий, беспомощный. — Гермиона, прости. Я правда жалею, что ушел…

— Ах, жалеешь! — от ее пронзительного хохота у Рона кровь стыла в жилах. Она видела, насколько стушевался Гарри, и насколько Рон стал еще более жалким. — Столько времени шлялся неизвестно где, а теперь явился и воображаешь, что достаточно будет сказать: ты, мол, жалеешь, — и все будет в порядке?!

— А что еще я могу сказать? — заорал Рон.

— Даже не знаю! — даже слюна была ядовито-горькой от душившего ее сарказма. — Ты уж подумай, Рон, напряги извилины — на это много времени не надо, их всего-то две с половиной…

— Гермиона, он меня спас… — встрял Гарри.

Тоже мне, защитник нашелся!

— А мне плевать! — завопила Гермиона. — Меня не волнует, что он там совершил! Столько времени прошло, мы могли десять раз погибнуть, а ему и горя мало…

И все же с каждым его словом что-то таяло, надламывалось, и кипучий гнев сходил на нет. Ведь он жив… нашел к ним дорогу по ее голосу, который, казалось, шел из сердца…

Только гордость не дала ей окончательно сдаться, заставив влезть обратно под одеяло и укрыться с головой.

Но это уже была капитуляция ее привычному «люди не меняются».

* * *

Рон был как шелковый. И Гермионе даже нравилась эта покладистость. но она мстительно продолжала поддерживать его виноватый страх перед ней. Если Рональд пытался каким-то образом остаться с ней наедине, властно пресекала все попытки даже дотронуться до нее. Гарри как-то пытался их примирить, даже уходил из палатки под каким-то предлогом, но Грейнджер упорно делала вид, будто не замечает Рона.

Но все же в душе таяло, дребезжало жалостливо и тонко — вернулся, помогает, даже не перечит. Рон, как мог, старался окутать ее своей заботой и вниманием, старался показать, что любит и… с робкой надеждой заглядывал ей в глаза — прощен ли?..

Порой это вызывало даже презрительную усмешку, и… неизменно тешило ее самолюбие. Рон был похож на нашкодившего пса в такие моменты, и это иногда казалось милым. Когда они обсуждали тот или иной план, Рон всегда принимал ее сторону, даже если в словах Гарри было тоже разумное зерно. Он даже, казалось, стремился угадывать ее мысли, но… он не легиллимент.

Грейнджер все же не теряла головы, доверяясь своим разуму и логике и интуиции Гарри. Но… такое обращение льстило — и сердце понемногу оттаивало. Все же Рон меняется и в лучшую сторону.

Но противный разумный голосок говорил о другом — надолго ли? Ведь ты еще не сказала ему свое «прости», а если скажешь, что тогда? В такой момент Гермионе хотелось заткнуть уши, чтобы не слышать и не слушать.

Но голос Снейпа все равно твердил свое: «Люди не меняются». И потому Грейнджер не торопилась официально прощать Рона.

* * *

Она дрожала. Порой тихо плакала. Но озноб, странный, нервный, никуда не уходил. Ее лихорадила нервная горячка, ожегшая все нервные окончания после Круцио безумной Беллы. Шрам болел надрывно, надсадно отзываясь на каждый удар сердца.

Рон был рядом, как и она когда-то. Попросту сидел рядом, держал ее руку в своей, пока она вновь не засыпала измученная фантомными болями. Гермиона смутно помнила, как оказалась в постели, но помнила обнадеживающее тепло рук Рональда. И еще запах, который ее словно окутывал от его куртки, она тонула в нем, таком родном и близком.

Рон ничего не говорил. А ей это и не было нужно.

Но все чаще Гермиона стала просыпаться одна, а после и засыпать в легком недоумении. И все же она нашла оправдание — Рон тоже устал, многое пережил и теперь восстанавливает силы. Это было довольно просто, понятно и логично. И потому не стремилась лишний раз его обвинить.

В доме Билла и Флер ей было спокойно, и даже возникла мысль о собственном, где все будет просто устроено и наполнено любовью и взаимопониманием. Порой они молчали с Роном, сидя за столом. Но только после похорон Добби молчание было по-настоящему объединяющим, а после… Гермиона не могла сказать, что у их молчания было что-то общее: каждый молчал о своем. Грейнджер баюкала свою утихающую от пытки боль, Рон свои сумрачные мысли.

Гермиона знала — те мысли были о Бузинной палочке. Ей стоило немалого труда убедить Гарри искать крестражи, но Рон… им словно овладела его жажда тщеславия.

— А если Дамблдор хотел, чтобы мы вовремя расшифровали знак и успели забрать палочку? Что, если это и была проверка, достоин ли ты владеть Дарами Смерти? Гарри, если это на самом деле Бузинная палочка, как же мы теперь справимся Сам-Знаешь-с-Кем? — все досаждал он Гарри.

Грейнджер вновь начинала злиться, видя сомнения Гарри и все крепнувшие амбиции Рона. Ей стоило немалых усилий убедить Гарри в обратном, и новая трещина пролегла в их с Роном отношениях.

— Могла бы и поддержать меня, — буркнул он ей наедине.

— Рон… ты с ума сошел? — осуждение было усталым. — Дамблдор изначально поручил искать крестражи!

— А причем тогда все эти подсказки к Дарам Смерти? — резонно спросил Рон. — Зачем? Ведь уничтожив крестражи, мы должны и расправиться с ним!

— Рон, поверь, если бы Дамблдор хотел найти Дары… — снова и снова начинала Гермиона те же убеждения. — Он бы это сделал.

— Гермиона, только подумай! У нас оказалась бы та самая, непобедимая палочка!

— Его сможет одолеть не палочка, Рональд. А крестражи. Пойми и прими уже это!

И с этими словами Гермиона вышла из комнаты, оставив парня одного.

* * *

Ее труды не прошли даром — Гарри все же вернулся к первоначальному плану, отбросив поиск Даров Смерти. Гермиона понимала, что и их нужно найти, подозревала, что Дамблдор оставил их на второй план, как некое чудо, что может их спасти. Ей хотелось, чтобы было так — но умом она понимала, что все может быть по-другому. Все зависело от их успеха.

И выпивая оборотное зелье с волосом Беллатрикс, Грейнджер надеялась на эту самую удачу, которая бы им всем не помешала. Она смотрела на мантию Гарри с неким благоговением, но на лице Беллатрикс, которое теперь было ее, отразилось нечто вроде гримасы. Рон, загримированный, кажущийся старше своих лет, смотрел на нее со смесью страха, недоверия и опаски. Гермиона от этого сникала все больше и больше, и даже на лице Беллатрикс проступало это растерянное выражение школьницы, не выучившей урок.

— Вот теперь я тебя узнаю, — тихо проговорил Рон, глянув в ее глаза и увидев тот же страх.

Зато гоблин был недоволен: шипел Нагайной и изъяснялся так обидно, что Рон даже хватался за палочку. Но Гермиона удержала Рона — гоблин прав, ей нужно быть увереннее в себе. Но откуда взять уверенности в теле вчерашней мучительницы, что снится до сих пор в кошмарах?

Это с ними и сыграло злую шутку, как и ловушки Гринготтса, как и предательство Крюкохвата. Лишь сильнейшее отчаяние заставило ее вскочить на дракона, потянув за собой Рона.

То, что они уже сотворили, было чистой воды безумием. В чем же теперь сложность оседлать слепого дракона, а также расчистить ему путь? Это гораздо легче, нежели притворяться Беллой. Ветер гудел в ушах, мокрая одежда неприятно липла к телу, но все это было ничто по сравнению со свободой в полете, что окрыляла и опьяняла одновременно. Когда же дракон начал снижаться, не без внутренней паники она прыгнула вниз в холодную воду.

У нее стучали зубы, но она была самой счастливой — обнималась, смеялась и кричала вместе с ребятами. У них получилось! Получилось! Самое безумное, невероятное — ограбить Гринготтс, несмотря на все препятствия, получилось! Она чуть было не поцеловала Рона на радостях, но вовремя одумалась. И все же тепло его руки было радостным, как и крепко переплетенные их пальцы.

Теперь можно выдохнуть, поспать и приступить к поискам другого крестража. Про итоговое сражение она еще не думала, оно казалось таким далеким, но в тоже время таким близким, что чувствовалось это мертвенное дыхание текущей войны…

Когда же Гарри наконец очнулся после очередного приступа видений и молниеносно принял решение, Гермионе ничего не оставалось делать как подчиниться.

— Но… там же Снейп! — Рон был полон недоверчивого страха.

Она лишь кивнула, пытаясь понять какую-то странно зыбкую, абсолютно неуловимую вещь. Снейп за время директорства по словам портрета Финеаса Блэка ввел строгие порядки, тотальный контроль за всем и вся, но… почему в его кабинет оказалось так просто проникнуть? И почему провинившихся гриффиндорцев он отправил не к Филчу, а к Хагриду? А после вечеринки у Хагрида в поддержку Ордена не уволил того? И даже… Хагрида никто не тронул… Над этими вопросами, как и над чужим Патронусом, что был у озера в ночь возвращения Рона, ей думать было некогда. Нужно было придумать, как проникнуть в Хогвартс и добыть последний крестраж, а все остальное потом.

Потом…

* * *

Снейп умирал у нее на глазах. Впервые она стояла в странном оцепенении, глядя на то, как он зажимает рваную рану на шее. Впервые она не могла пошевелить и рукой, слыша булькающе-хриплые звуки. Впервые она не знала, что сделать, чтобы остановить этот поток крови, буро-желтых сгустков и серебристо-белых нитей.

— Гермиона! Дай что-нибудь!

И только тогда Грейнджер опомнилась, вытащив палочку и наколдовав флакон из воздуха. И только после, когда Гарри встал, она оцепенело полезла в сумочку за бадьяном. Но так и осталась, пораженная звенящим холодным голосом Волан-де-Морта. Ей казалось, что голова сейчас разорвется, в ушах звенело нестерпимо, а каждое слово врезалось в теплую душу холодным клинком.

Он бил точно. Со знанием. По живому. Словно знал, что должен услышать каждый за общими словами. Но Грейнджер собрала всю волю в кулак, чтобы оттолкнуть от себя чужую волю, впивавшуюся в разум стальным холодом. И тогда стало легче — иначе она не могла объяснить своего горячего протеста условиям врага.

— Давайте пойдем в замок, — как эхо, повторил Рон.

Гермиона напоследок глянула на тело Снейпа, и ей стало стыдно, а еще горько — ведь она ничем не помогла ему. Гарри вышел первым, она выскочила следом, опасливо косясь по сторонам, Рон же замешкался. Они потеряли его из виду на пару минут, каких-то пару незаметных мгновений.

— Рон?..

Уизли нагнал их уже у выхода из тоннеля. У Грейнджер отлегло — после смерти Снейпа в душе было гадко, противно, а еще отчего-то муторно и бесконечно виновато из-за ее бездействия. И поэтому она боялась потерять и Рона. Но, похоже, смерть Снейпа лишила Рона страха как такового. Теперь он шел впереди. Будто спешил, торопился куда-то. И в Хогвартс он вошел первым, стремительно и с прямой спиной.

В Большом Зале было полным полно раненых, мертвых, живых — всех, кто этот замок, последний оплот добра, защищал. У Гермионы ком подкатил к горлу при виде убитых горем всех Уизли. Она дернула за рукав Рона, тот, нахмурился, как человек, которого отвлекли от чего-то важного. После его разом потемневший взгляд метнулся к семье, парень дернул плечом и поплелся к семье. Гермиона не отставала от него, оставив Гарри в одиночестве. Ей казалось, что правильнее сейчас быть с Роном. Утешить его в этом страшном горе.

Джинни разом бросилась ей на шею, опухшая, вся потерянная и пятнистая. Гермиона машинально обняла ее. Рон стоял рядом, молча пялясь на тело Фреда, а его плечи сжимал Перси. Она не видела его слез, но не могла не заметить, как разом он взрослеет, мужает и… меняется. Когда он повернул к ней голову, Грейнджер невольно сглотнула, встретив пустой взгляд голубых глаз.

— Где Гарри? — глухо спросил он.

— Не знаю… — Гермиона разом ощутила себя потерянной и напуганной. — Я не видела, куда он пошел…

Рон кивнул и удивительно тихо отошел от скорбящих родственников. Гермиона шла за ним, как тень, недоумевая, как Рон может хладнокровно сейчас мыслить. Как он может думать о Гарри, о котором забыла она сама, настолько ее убило горе: ведь Фред, Тонкс, Люпин, Колин Криви… погибли. И в это не верилось. Замок был удивительно тих, а каждый шаг отдавался гулом, пока они шли к кабинету Дамболдора.

— Рон, я… — начала было Грейнджер, тронув его за руку.

Он остановился, словно споткнулся, глянул на нее. Взгляд был усталым, и Гермиона на миг забыла все слова, только сильнее сжала его ладонь. Уизли вяло, словно с неохотой сжал ее пальцы. Она сбивчиво, срывающимся голосом попыталась объяснить ему свои чувства, выразить сочувствие…

Вместо ответа был короткий кивок и несколько скованные объятия. Грейнджер обняла его так крепко, будто боялась, что он тут же исчезнет.

— Чаша у тебя? — тихо спросил Рон.

Гермиона растерянно кивнула.

— Только у нас нет меча. Нужен клык василиска.

Он чуть хмыкнул и быстрым, несвойственным ему шагом направился в женский туалет на третьем этаже, буквально волоча за собой Грейнджер. Она удивленно смотрела, как Рон, несколько замешкавшись, нашел заветный краник, ощупал, а после и заговорил.

— Что ты сказал?

— Парселтанг, — он пожал плечами и спрыгнул вниз.

Гермионе некогда было донимать его расспросами, и она прыгнула следом. При виде огромного люка с пальцами-змеями ей стало не по себе. Рон снова что-то выдохнул, и эта дверь открылась. Огромный оскаленный скелет наводил жуть — Гермиона видела только глаза василиска в отражении зеркала на втором курсе. Рон же бесстрашно подошел к скелету, выдернул пару зубов, затем, взвесив в руке клык, он протянул его Гермионе.

— Я не смогу, Рон!..

— Ты должна.

Грейнджер долго решалась, но потом… потом она вспомнила всех погибших, потерла свой шрам, полученный от Беллатрикс, и вонзила клык прямо в середину чаши. Водный вихрь с искаженным от яростной боли лицом окатил их с головой. И все это время Рон держал ее за руку. А когда она поцеловала его, вжавшись в него всем телом, на них свалилась внезапная тишина.

Это было прощение.

* * *

Дело оставалось за диадемой. Грейнджер не чуяла под собой ног. Времени было мало, а Рон, каким-то образом поняв, что им надо в Выручай-комнату, буквально летел туда, до боли сжимая ее руку. По пути они встретили Невилла. Гермиона окликнула его, зная, что ее услышат.

— Что? — переспросил Невилл на ходу.

— Диадема! Нам нужна диадема!

— Ее нужно уничтожить?

— Да! Гарри ушел и…

Невилл понял все без слов. Он кивнул и похромал рядом с ними. Грейнджер не видела, как Рон чуть поморщился, идя рядом. Но у входа в комнату их ждал сюрприз в виде Драко.

— Уйдите, — срывающимся голосом приказал он, направив палочку. — Там мои родители… и я не могу позволить им умереть из-за меня…

Взъерошенный, растерянный, он был страшен в своем отчаянии. Невилл уже встал в боевую стойку. Гермиона тоже вытащила палочку.

— Тебе придется нас пропустить.

Драко помотал головой.

— Где Поттер? — только и спросил он.

— Тебе это знать не обязательно, — холодно отрезала Грейнджер. — Пропусти нас, Малфой. Вас уже ничто не спасет.

У Малфоя дрожали руки, мелко и жалко затрясся подбородок, губы.

— Ошибаешься! — прошипел он и вскинул палочку.

Грейнджер не ожидала такого быстрого и мощного Протего от Рона, который окружил их троих сферическим щитом. С трех сторон на них посыпались заклятия — Драко подготовился, выставив Гойла и Забини с двух противоположных сторон в укрытиях.

— Рон, щит может не выдержать! — крикнула через треск заклятий Гермиона, поддерживая его щит.

— Тогда разворачиваемся! — рявкнул Невилл. — Спина к спине и…

— Чередуем Протего с атакующими, — Рон не повышал голоса, но Гермиона слышала его прекрасно. — Чуть что, падай на пол, — это уже было ей.

— Но…

— Делай, что я говорю, Грейнджер! — напоследок рявкнул Рон, сделав неуловимое движение палочкой. Гермиона не успела даже толком удивиться тому, что Рональд назвал ее по фамилии.

Щит треснул.

И они все трое развернулись спина к спине, отражая и атакуя так слаженно, как единое целое. Гермиона отбила успешно заклятье Гойла и тут же со всей злобой запустила в него Оглушающим. Гойл отлетел к стене и кулем осел на пол.

— Превосходно! — откликнулся Рон, прикрывая ее собой и отбиваясь с Невиллом от мощных, в том числе и темных заклинаний Забини и Малфоя. — А теперь в комнату!

— Но…

— Мы с Лонгботтомом возьмем их двоих на себя, а ты найдешь диадему!

— Рональд Уизли, а не много ли ты на себя берешь?! — воскликнула Гермиона, практически сбив Забини с ног. Тот увернулся, но упал на колено.

— Беги! — Рон мощным размашистым движением пихнул ее в двери.

Гермиона со всего маху врезалась спиной в двери, почти кубарем вкатившись туда. Встав и отряхнувшись, она огляделась в этой куче хлама.

Диадема…

— Акцио!

Ничего.

Видимо, Реддл зачаровал ее от приманивающих чар. Сдув упрямый локон со лба, Гермиона решила довериться интуиции, глядя на каждый выбранный периметр как целую картину. За дверями слышался треск от заклинаний и несвязные выкрики. Поежившись, Грейнджер трусцой побежала по комнате, к стеллажам. Отведенный час уже мучительно быстро истекал, а они так и не нашли диадему, которая…

Взгляд нашел серебряные крылья, что обрамляли сапфировое тело орла. Хрупкий бюст какого-то волшебника в несуразном, пыльном парике был на расстоянии вытянутой руки. Гермиона, робея, приблизилась к нему. Диадема была тонкой работы, несомненно, по-своему прекрасная с изящной гравировкой: «Ума палата дороже злата».

А ведь ее судьбой мог стать и Равенкло.

— А теперь стой, где стоишь, грязнокровка, — холодно произнес за ее спиной Малфой.

Она медленно повернулась, сжимая в руке диадему. Драко был бледен и взъерошен.

— Где Рон и Невилл?

— Скоро их не будет, — отстраненно ответил он. — Тебе лучше отдать мне диадему, и тогда я замолвлю за тебя словечко перед Долоховым, который сейчас придет, как только разделается с Уизли.

— А перед кем еще? — в ее голосе зазвучала звонкая медь.

— Эйвери, — признался Драко. — Отдай диадему, Грейнджер. И тогда ты ему не достанешься.

— А кому тогда?.. — ледяной страх медленно пожирала горячая ярость.

В ее руках был последний шанс. Оставалась только змея. Всего шаг отделял их от перелома. Гермиона стиснула диадему в кулаке так, что грани серебряных крыльев впились ей в ладонь.

— Мне.

— Черта с два! — и Грейнджер бросила в Драко обезоруживающим.

Она знала, что промазала. Но это было не важно, главное, что она успела скрыться за стеллажами хлама. Они перебрасывались заклятьями, но Драко не мог подобраться, Гермиона меняла быстро укрытия, отбивая и атакуя. Малфой гонялся за ней, но никак не мог загнать в угол.

Она не позволяла жуткому отчаянию завладевать ею — Рон и Невилл обязательно выживут. Они придут. Сейчас. Сейчас…

Но парни задерживались. Непозволительно долго. Казалось, время застыло, растянувшись, как расплавленная железная нить. И все же быстрая реакция ее подвела. Угол, в который она нырнула, оказался без выхода.

Тупик.

Там же и нашел ее Драко. Торжествующе ухмыляясь, он надвигался, держа палочку.

— Экспеллиармус!

— Протего!

— Тебе долго не выстоять, Грейнджер.

Гермиона свирепо молчала, стиснув зубы.

— Неужели ты дашь умереть своему Уизли и Лонгботтому? — к нему уже возвращалось былое самообладание. В голосе снова зазвучали манерно растянутые гласные. — Отдай мне диадему, Грейнджер… и их пощадят.

Она смотрела в его глаза и не могла решиться. Но если она отдаст диадему, то не то, что Рон или Гарри, сама себя не простит…

— Хорошо, — покладисто кивнула Гермиона, взвесив в руке диадему. — Лови!

Закинуть ее так далеко и высоко, чтоб не добрался. Пальнуть заклятьем в стеллаж, который тут же опасно накренился, наваливаясь на Драко всем хламом. Буквально взлететь на лесенку и вскарабкаться туда, наверх, где затерялась эта треклятая диадема.

Ей нужно время. Время. Пока он выберется, она проткнет ее клыком. А там и себя, если увидит Долохова с Эйвери…

— Грязнокровка! — раздалось снизу.

«Знаю, знаю, Малфой», — проворчала себе под нос Гермиона, резво взобравшись наверх и оглядевшись. Синий отблеск поманил ее за собой. Балансируя на шаткой груде, она принялась перескакивать с устойчивого островка на другой.

— Гермиона!

Это был Невилл.

— Я… я здесь! — откликнулась она, запнувшись.

Шаткий островок, отделявший ее от диадемы, повисшей на крюке старой хрустальной люстры, ушел из-под ног, и Гермиона, прыгнув на люстру, повисла на металлическом ободе. Но диадема уже была у нее на руке, обхватив так тесно предплечье, как браслет.

Она видела возню, вспышки заклятий. Рон и Невилл яростно отбивались от Малфоя и Долохова. Невилл то и дело выкрикивал заклятья против выдыхавшегося Драко, Рон молчаливо кружил с Долоховым. Что-то было в его манере смутно знакомым, но абсолютно чуждым. Вот ударил, пригнулся. Иссиня-голубой луч Долохова развеялся о его щит. Огненно-зеленый Рона тоже отскочил в опасной близости от нее.

Руки уже затекли, а пальцы, немея, соскальзывали с люстры. Гермиона понимала, что если отпустит руки, то сломает себе спину, и никто ее не поймает.

— Ай! — взвизгнула она, поджимая ноги и уворачиваясь от очередного заклинания, и глянула вниз.

Гойл, стоявший под ней, не должен был так быстро очнуться от ее Ступефая. Мысль была отстраненной, пока она извивалась на люстре под тупой хохот Гойла.

— Гойл, сними ее оттуда! — рявкнул Малфой, которого теснил Невилл.

И снова это гыгыканье.

— А как тебе такое, тварь?!

Гермиона зажмурилась, предчувствуя конец. Но под веками полыхнуло, в запах ударил запах жженого дерева и бумаги, и после… по комнате пополз огонь, заставив ее распахнуть глаза и ужаснуться призванному Адскому пламени!

— Идиот! — заорал Малфой, унося ноги, как и Гойл с Долоховым.

— Рон!! — взвизгнула Гермиона, уже ослабевая и практически срываясь с люстры.

Тот вскинул голову, кажется, ругнулся. Невилл тоже притормозил, беспомощно глядя на нее.

— Что делать?!

— Акцио, мётлы! — рявкнул Рон и перебросил на ходу Лонгботтому метлу. — Наверх, живо!

Невилл оседлал ее и уверенно оттолкнулся от земли. Рон опередил его на долю мига, и этой доли мига хватило, чтобы схватить и Гермиону за руку, когда она все же сорвалась вниз.

— Держись!

Гермиона уцепилась за Уизли, а после и взлезла на метлу, обхватив его руками за пояс со спины.

— Спасибо… — выдохнула она Рону в ухо.

Тот промолчал, мчась так быстро, насколько позволяла старая метла, к выходу. Малфой уже взбирался наверх, спасаясь от пламени. Гойл и Забини лезли следом. Оказавшись наверху, Драко панически пытался затушить все возраставшие языки пламени. И тут Невилл сделал то, чего Грейнджер не ожидала: подлетел к Малфою и подал руку.

— Невилл! — взвизгнула Гермиона.

Рон лишь увернулся от столба пламени, никак не реагируя на ее крик и действия Невилла. Дым уже ел глаза, забивался в легкие, почти выжигая нутро.

— Не оборачивайся! — только и приказал Уизли, мчась к закрывающимся дверям.

Гермиона вцепилась в него до боли. Метла вырвалась вперед и врезалась в стену. Рон упал, а на него и Гермиона, глухо охнув от неожиданности. Рядом более плавно спикировал Невилл с Малфоем. Диадема свалилась с ее руки прямо под ноги скорчившемуся на полу Малфою, но Лонгботтом отпихнул его, метким сильным движением пнув крестраж прямо в рвущееся наружу пламя из Комнаты. С нечеловеческим стоном огненная химера приняла лицо Волан-де-Морта, и двери захлопнулись.

Гермиона приподнялась на локтях, надсадно кашляя, как и Рон, который пытался выбраться из-под нее и встать на ноги. Из-за застилавших все слез, она не сразу увидела руку Лонгботтом.

— И что теперь? — Невилл уже стоял твердо на ногах.

Малфой ничком лежал на полу, никому ненужный и забытый. Гермиона даже не могла его ударить, настолько он был жалок.

— Нужно найти змею, — ответила Гермиона, отдышавшись. — Ты знаешь, как выглядит Нагайна, Невилл?

— Конечно, — кивнул Лонгботтом.

— Если с нами… с Гарри… — тут она сглотнула, — что-то случится, то ты последняя надежда, Невилл.

Лонгботтом на это улыбнулся и хлопнул ее по плечу:

— Еще увидимся!

Гермиона глянула на бледного, несмотря на копоть, Рона и тоже улыбнулась. Тот лишь потрепал ее по плечу.

Все получится. Должно получиться.

* * *

Когда Хагрид принес неподвижного Гарри на руках, а Волан-де-Морт при этом скалился так паскудно, так противно и мерзко торжествовал, Гермиона едва сдержала приступ тошноты. Она, помнится, даже заплакала, уткнувшись в плечо Рону.

Неужели все было напрасным?

И тут подволакивая ногу, сжимая в руках потрепанную Шляпу, Невилл вышел вперед.

— Признаться, я надеялся на большее… — произнес Волан-де-Морт.

И тут Гермиона увидела ее. Нагайну. Рон тоже увидел ее и весь как-то подобрался всем телом, угрюмо глядя на змею. Но подобраться к Нагайне было невозможно, да и все забивало горе — Гарри мертв…

А Невилл все говорил и говорил:

— Люди умирают каждый день. Друзья, родные. Сегодня погиб Гарри. Но он все еще здесь… с нами. Как и Фред, и Римус, Тонкс… — Грейнджер едва сдерживала отчаянные слезы. — Они все. Они погибли не напрасно. В отличие от тебя! Потому что сердце Гарри билось за нас! За всех нас! Ничего еще не кончено!

Меч Гриффиндора блеснул факелом надежды в руках Невилла — и битва грянула снова, когда живой Гарри спрыгнул с рук Хагрида.

— Нам нужно выманить змею! — твердила Гермиона в пылу битвы. — Змею… змею…

В какой-то момент все сложилось так, как она хотела. Нагайна уже преследовала их, хищно разевая пасть. Гермиона бросалась одним заклинанием за другим, но все проходило как будто сквозь змею. Рон проталкивал ее вперед, прикрывая спину, если Нагайна вздумает прыгнуть.

— Ее невозможно убить! — воскликнула в отчаянии Грейнджер.

— Знаю, — огрызнулся Рон, выставляя мощный щит, в который врезалась змея. — У нас нет меча!

— И что делать?

— А если… — он уже задыхался. — Дай клык.

Гермиона схватилась за сумочку, посмотрела в карманах.

— Рон… я потеряла его…

В тот же момент змея пробила щит и кинулась на них. Грейнджер отскочила, попятившись, споткнулась и упала, застыв с раскрытым ртом безмолвного ужаса перед неизбежной смертью.

Рон рефлекторно загородил ее собой, выставив палочку, разом помертвевший и застывший. Но змея рассыпалась перед ними на пепельные песчинки — новый нечеловеческий стон прошелся катком по разуму и душе. А когда Грейнджер открыла глаза, то увидела перед собой Невилла с мечом Гриффиндора в руках.

Он улыбался. А над замком всходило тихое солнце победы.

* * *

Солнце по-доброму слепило глаза, и Гермиона не спешила прикрывать веки. Она не отпускала руки Рона, словно какую-то гарантию того, что он здесь. С ней.

От победоносной тишины звенело в ушах, грохотом чечетки отдаваясь в сердце и отпечатываясь навек в душе. Гермиона решилась глянуть в глаза Рона, ожидая увидеть там усталую радость, но…

Голубые глаза были словно присыпаны полупрозрачным пеплом.

— Рон, а чего ты вдруг меня по фамилии назвал? — со смешком уточнила она, кладя голову на его плечо.

Рональд как-то весь подобрался, а на губах застыла какая-то странная, мрачная усмешка.

— Чтоб ты побыстрее сообразила, — помолчав, ответил он, немного скованно прижимая ее к себе.

Грейнджер глупо хихикнула и шутливо ткнула его локтем в бок. Уизли молчал, не пряча усталой, даже безразличной ухмылки. Так они и дошли до Гарри, который сидел у руин, разглядывая непобедимую палочку в своих руках. Он обернулся, и все стало ясно без слов.

Победа.

Гермиона была немало удивлена, когда Рон не стал настаивать на том, чтобы Гарри оставил эту палочку себе. Она не без молчаливой радости и облегчения смотрела на то, как Гарри восстановил свою родную палочку, а ту сломал, вышвырнув обломки.

— Иначе это никогда не кончится, — пояснил Поттер и сунул руки в карманы.

— Значит… так тому и быть, — сказала она за себя и за Рона.

Тот хмыкнул, но промолчал.

* * *

Во время гражданской церемонии памяти по всем погибшим во время режима Рон был собран, сдержан и молчалив. Гермиона едва сдерживала слезы, видя колдографии Фреда, Тонкс, Римуса… Когда же упомянули и Снейпа, Грейнджер шмыгнула носом — перед глазами так и стояла картина его последнего вздоха.

— Как мы были неправы… — прошептала она, слушая речь Гарри.

Поттер говорил с паузами, голос его слегка дрожал, но это не умаляло весомости в каждом в его слове. И Гермиона видела, что после этой речи Снейпа действительно начали уважать, анализировать его жизнь, поступки, вспоминать последние минуты…

— С чего ты взяла? — хмыкнул Рон с явным равнодушием и даже толикой презрения к фигуре Снейпа и его посмертной реабилитации в частности.

— Рональд! Как можно? — возмутилась громким шепотом Грейнджер. — Мы недооценивали Снейпа! Мы… не понимали, насколько большой вклад он внес в ход войны! Он же добывал ценные сведения для Ордена! Сохранил школу… пусть и путем жесткого тотального контроля.

— Кэрроу в школу пустил, например, сказал бы Лонгботтом, — кивнул невозмутимо Рон.

— А как бы ты поступил на его месте?

Он чуть нахмурился, а после и пожал плечами, мол, куда уж мне до великого Снейпа.

— Вот именно! — все это выглядело по-детски глупым. — И он постарался все равно ограничить их власть. Ведь все ученики остались живы! Я знаю, ты сейчас скажешь про Джинни и Невилла, но…

Рон все это молчал, невидяще глядя на закрытый черный гроб, заготовленный для Снейпа. Увлеченная доказательством своей точки зрения, Грейнджер не видела, как Рональд чуть поморщился при виде белых лилий и даже скрипнул зубами, слыша публичное решение Кингсли реабилитировать Снейпа и даже присвоить ему звание героя посмертно. Все покладисто кивали, жиденько хлопая на этот великодушный жест. Взгляд пепельно-голубых глаз равнодушно скользил по многим узнаваемым лицам, но снова и снова возвращался к тому черному изваянию с белыми лилиями, а на губах так и застыла горькая усмешка.

— …и меч достал он! Это мне Гарри сказал! И если б не его Патронус, смог ли бы ты прийти к озеру и найти нас?

Рон вздохнул и закатил глаза:

— Ты неисправима!

— Люди не меняются, Рональд, — весомо сказала Гермиона и украдкой утерла слезы.

* * *

Ее решение вернуться в Хогвартс и доучиться Рональд не оспаривал, только пожал плечами и буркнул что-то вроде «будь осторожна». На ее предложение поехать вместе он так болезненно поморщился, что Грейнджер больше к нему не приставала с уговорами.

На вокзал она шла с Джинни в компании Гарри и Рона. Гермиона не отпускала руку Рональда, как и Джинни Гарри. Это казалось Грейнджер правильным, чем-то настоящим — потому что все случившееся за год, все пережитое за всего один майский день казалось безумным сном.

Порой она просыпалась в гостиной дома на Гриммо и искала Рона, панически шаря рукой там, где должна быть его рука. И неизменно Рональд находился на кухне в кромешной тьме. Он не уничтожал запасы по ночам, разом охладев к еде, не курил, хотя Билл передавал ему сигареты, думая, что так Рону будет проще переварить горе от потери Фреда, а просто… просто стоял, облокотившись спиной о стену так, чтобы видеть и окно, и вход на кухню. И неизменно он выхватывал палочку при виде нее, и неизменно опускал, когда она тихо звала его по имени. Порой Рон не отзывался, а когда Грейнджер повышала голос и даже трогала его за плечо, то вздрагивал, глядя куда-то сквозь нее, а в пепельно-голубых глазах не сразу вспыхивало узнавание.

Так было и накануне ее отъезда.

— Рон… это я! — тихий шепот скрадывал ее шаги. — Это я…

И он опустил палочку и отвернулся. Гермиона осторожно подошла к нему, так же осторожно коснулась рукой его плеча и после обняла, прижавшись щекой к его спине.

— Тебя опять мучают кошмары?

Рон молчал, не сразу накрыв своей большой ладонью ее сжатые в замок пальцы.

— Рон… если тебе плохо, скажи… только скажи… — торопливо шептала она. — Не молчи… я же вижу… чувствую…

А он молчал, прямой и отстраненный. Только едва заметное шевеление пальцев на ее руках было признаком того, что она обнимает не статую. Грейнджер почти не чувствовала стука его сердца.

— Ничего, — все же ответил Рон. — Все нормально, просто… — тут он запнулся, подбирая слова. — Просто нужно привыкнуть.

Гермиона не спрашивала, думая, что Рон до сих пор не может смириться со смертью друзей и брата. Сама она никак не могла принять смерть Снейпа — он казался ей какой-то глыбой, вечной и незыблемой тьмой школьных контрольных и, как ни странно, защиты.

— Иди спать. Тебе завтра на поезд, — почти мягко проговорил он.

Гермиона чуть фыркнула ему куда-то между лопаток, а после и обошла его, сев на подоконник.

— Только с тобой.

— Гермиона, сейчас не время…

В такие моменты она не могла его не целовать. Видимо, это занудство он перенял у нее, как и она его более простой взгляд на вещи… И Рон почему-то покорялся ее порыву — отвечал на поцелуй так жадно, что потом долго кружилась голова, и прижимал к себе так крепко, что ноги и вовсе были ватными. Иногда в ней после таких поцелуев просыпалась ревность: неужели это он с Лавандой научился так целоваться? Но все как рукой снимало после объятий и бережного прикосновения к ее встрепанным волосам. А после они возвращались на свой диван, и Грейнджер засыпала как убитая.

— Будешь скучать? — уже у поезда спросила Гермиона.

Улыбка Рона была легким подобием ее — только какая-то скованная и с неизменной горечью.

— А писать?

— Ты же знаешь, я не люблю, — тряхнул он головой и стал почти тем самым Роном до войны.

Гермиона не удержалась и порывисто обняла его, напоследок шепнув:

— Я люблю тебя.

Рон весь замер, а после осторожно приобнял ее за плечи.

— Будь осторожна, — произнес он так, будто от этого зависела их жизнь.

Она подняла голову и улыбнулась, но в пепельно-голубых глазах не было и намека на шутку…

* * *

«Люди не меняются», — когда-то сказал ей Снейп. И встреть она его сейчас, уверенно бы заявила: «Вы не правы, профессор!».

Рон изменился. В лучшую сторону, конечно. Он будто разом повзрослел, возмужал в один день. В его движениях появилась скупая осторожность, как бы перетекавшая в кошачью пластичность, шаг стал быстрее, взгляд внимательнее, а в осанку будто вбили стальной лом. И теперь его молчание было скорее сосредоточенным, порой и отстраненным, но никак не глупым.

Но… из взгляда пропала чистая голубизна, что-то сгорело тогда в нем, и пепел тот навек осел в его глазах. С губ исчезла улыбка, такая заразительная и теплая, что Грейнджер прощала все в тот момент. В голосе убавилось громкой жизни, вкрались навек какие-то тихие низкие ноты, сделав его голос глубже, звучнее, настолько, что он редко повышал голос — его было слышно и среди гула.

Вместо того чтобы вернуться в Нору, Рональд остался в доме на площади Гриммо. Гермиона видела, что и от этого пристанища он не в восторге, но целое лето помогал вычищать хлам, чинил мебель и обустраивал по своему вкусу комнату, где жил. Кикимер причитал так, что от его воя дрожали стены, ему вторила мамаша Блэк, и жизнь стала бы совсем невыносима, если б не Гарри. Поттер каким-то образом убедил эльфа в необходимости уборки, а Грейнджер наложила на портрет сильное заклятье немоты. И все, что оставалось мамаше Блэк, так это бешено вращать глазами.

Кикимер же сперва старательно делал вид, будто не замечает ее, обращаясь не иначе как «грязнокровка Уизли», если Гарри не было рядом. Гермиону это обижало и расстраивало, она старалась не показывать этого, не меняя вежливого отношения к нему: угощала печеньем, предлагала вязаные свитера и шапочки, но домовик гордо от этого отказывался. И когда Грейнджер совсем отчаялась, внезапно Кикимер обратился к ней предельно вежливо:

— Мисс Уизли хочет бутербродов?

— Нет, Кикимер, спасибо, — Гермиона даже не сразу нашлась с ответом от удивления. — Но… почему ты называешь меня так?

— Мисс Уизли теперь принадлежит семье чистокровного господина Уизли, и ее следует именовать так, — ответил домовик на свой манер.

Гарри искренне ее уверял, что не ругал домовика, но просил не называть ее «грязнокровкой», а обращаться по имени. На все ее доводы Поттер лишь пожал плечами:

— Может, видел, как вы с Роном на кухне обжимаетесь?

Гермиона от души запустила в него кухонным полотенцем и выскочила из гостиной, вся негодуя от смущения. Рон всего лишь пожал плечами на ее рассказ и изрек нечто вроде:

— Наверное, поумнел.

Но в пепельно-голубых глазах глухо тлел огонек мрачного удовлетворения.

Гарри рядом с Роном казался ей порой тем же мальчишкой, но и он неуловимо менялся, хотя взгляд, голос, улыбка — все, что было в Гарри светлого, доброго, осталось; исчезло все наивное, вспыльчивое, стихийное. Гарри мужал, но не так стремительно, как Рональд, который вырос в один день, став мужчиной. Незнакомым ей пока мужчиной.

Рон сдержал слово — писал редко, но даже эти письма Грейнджер зачитывала до дыр. В тех письмах, написанных на скорую руку, не было ошибок, и все же едва заметно улавливались нотки тепла и заботы… Писем было мало, и Гермиона изобрела блокноты по типу галеонов, чтобы была возможность обмениваться сообщениями чаще. Рон, если и был против, то никак этого не показал: блокнот принял и даже старался отвечать почаще.

«Неужели ты купил правильное прытко пишущее перо?», — со смешком написала она ему как-то вечером.

Ответ пришел через минуту:

«Почти».

«В смысле?»

«Я просто даю Гарри читать письма, а потом отсылаю тебе».

«Рон!!!»

«Шучу. Мои письма читаешь только ты. Просто в коротких не видно столько ошибок».

«Какой-то слизеринский подход… — Гермиона помедлила и дописала. — Но мне нравится! Я очень рада твоим письмам!»

Ответ пришел не сразу. Где-то минут пять Грейнджер пялилась на чистый лист. Потом Рон написал то, от чего она потеряла дар речи.

«Я скучаю».

«Рон… ты ли это?»

«Я, а что?»

«Ты очень изменился».

«Мы все изменились, это нормально. Ты мне сама говорила»

Гермиона вздохнула. В последнее время Рон практически ловил ее на слове, цепко держа в памяти даже то, о чем она могла уже и забыть.

«Да, но… это довольно неожиданно. Приедешь в Хогвартс на каникулы?»

«Нет. Чуть не забыл предупредить, но на каникулах мы с тобой увидимся только на само Рождество, потом я с Гарри ухожу на практику».

Значит, у них всего два дня? Грейнджер досадливо прикусила нижнюю губу — наверняка придется идти в Нору отмечать Рождество.

«Жаль, я думала, у нас будет больше времени…»

Рон промолчал. И Грейнджер снова вздохнула, взявшись за карандаш.

«Я люблю тебя! — все, что она смогла написать. И после торопливо дописала, пока Рон еще мог раздумывать. - Постараюсь сдать экзамены досрочно и приехать раньше! Целую».

После она закрыла блокнот и решила из принципа заняться уроками. И только перед сном, открыв блокнот, Грейнджер увидела заветное и лаконичное:

«И я».

* * *

Гермиона не спала, глядя на неверные отблески уличного фонаря на потолке. Рядом лежал Рон, крепко прижимая ее к себе. Она прислушивалась к его дыханию, невольно подмечая, насколько тихо дышит любимый человек. Так тихо, что если б не тепло его рук, уверенно обнимавших ее, она не дала бы и кнатта, что лежит не с мертвецом.

Грейнджер глянула на Рона и чуть улыбнулась. Конечно, она не ожидала от него каких-то сверхумений, по правде говоря, вообще ничего не ожидала, потому как и самой было нечем похвастать. Но…

Гермиона и не знала сейчас, радоваться или закатывать сцену, потому что Рон делал все так, как могло нравиться ей, предугадывая каким-то образом ее некоторые робкие желания и неизменно поощряя ее инициативу. Он умело распалял в ней желание и при этом удерживал явный контроль над ситуацией, ни на минуту не теряя какого-то титанического самообладания. Такому не научишься по книжкам или каким-то рассказам — это все складывалось из личного опыта. Но с кем? И что самое главное, когда?..

Грейнджер вздохнула про себя — спрашивать было бессмысленно и… возможно, она ошибается. Наверняка Рон настолько ее любит, что попытался угодить ей, в кои-то веки проявляя уважение к ее желаниям, особенно в ее первый раз?.. Гермиона не могла найти ответа и, признаться, не хотела, пресыщенная и ошеломленная.

В этот день Рон встретил ее на перроне — улыбнулся и протянул ей руку. Он был без цветов, но Гемиона была счастлива просто его увидеть. Иначе как объяснить ее порыв, когда она просто повисла у него на шее? Для Грейнджер он был практически единственным человеком, которому она могла доверить не только чувства, но и без колебаний жизнь. И после войны она это ощущала особенно остро. Рон отреагировал как всегда по-взрослому: попросту обнял ее и не поторопился аппарировать.

Уже дорогой до дома на площади Гриммо она расспрашивала его обо всем, а Рон лишь едва заметно улыбался, стараясь отвечать по порядку и больше заставляя говорить ее саму.

— Рон, а разве не рано для практики? — Грейнджер с благодарным кивком приняла чашку с глинтвейном. — М-м-м! Как вкусно! Это Кикимер готовил?

Рон чуть усмехнулся:

— Не угадала.

— Рон… иногда ты меня пугаешь! — улыбнулась она.

Сам же Рональд от этой шутки весь помрачнел и даже напрягся. Грейнджер стало стыдно за свой длинный язык, и она придвинулась ближе.

— Прости… я не хотела, Рон.

— Все нормально, — он привычно отмахнулся, но в глаза ей не смотрел.

— Просто для меня это неожиданно. Ведь мы одни здесь… ты готовишь глинтвейн… это здорово, — Гермиона взяла его за руку. — У меня никогда не было такого Рождества.

— Тогда тебе придется удивиться еще раз, — Рон встал и вышел из гостиной, чтобы потом принести маленькую картонную коробочку.

Гермиона с внутренним трепетом открыла ее и с удивлением обнаружила пропуск в центральную библиотеку аврората.

— Рон… это же…

— Правда, я смог достать только на первые два уровня, — Рон взял свой глинтвейн и расслабленно откинулся на спинку дивана. — Ведь ты гражданское лицо, хоть и внесшее большой вклад в победу.

— Я о таком даже мечтать не смела! — воскликнула Грейнджер и принялась покрывать поцелуями лицо парня. — Спасибо, Рон! Это чудесно!

Рон чуть не пролил глинтвейн, но чашка невербально застыла в воздухе, так и не потеряв и капли. Сам же Рон не отказал себе в небольшом удовольствии ответить на слишком уж вызывающий поцелуй. Грейнджер отстранилась первая:

— Погоди! У меня ведь тоже есть для тебя подарок!

Она выпуталась из его объятий, призвала свою сумочку, с минуту порылась в ней и вручила свой подарок:

— Вот! С Рождеством!

Рон взвесил на руке легкий оберег в виде ястребиного пера на цепочке. Тонкая работа выдавала магический сплав серебра и железа, пропорционального и выверенного гоблинской рукой. На кончиках пальцев подрагивала древняя, как мир, магия любящей ведьмы. Такой драгоценный подарок следовало хранить и уж паче передавать из поколения в поколение. Рон без колебаний надел подарок на шею и чуть улыбнулся:

— Спасибо. Очень незаменимая вещь.

Гермиона сияла, как рождественская елка.

— Я долго думала и решила сделать оберег. Все-таки не отбирать же у Молли прерогативу дарить свитера!

И все же Грейнджер невозможно было сбить с толку, она снова повторила тот самый вопрос, почему такая ранняя практика у первокурсников аврората?

— Гермиона, тебе не кажется, что ответ очевиден? — тихо спросил он.

Она нахмурилась, даже перестав жевать пасту — когда это Рон стал говорить в такой манере?

— Очевиден. Нехватка кадров, так?

Короткий кивок укрепил правдивость выводов.

— А курс?

— Нам сделали экстерн — два с половиной года.

— Но… это неправильно! А как же азы? Те же самые Зелья, программа отличается от школьной! А ЗОТИ! Совсем другой уровень!

— Вот поэтому я и не хотел об этом ни писать, ни говорить, — вздохнул Рон. — Гермиона, пойми, другого выхода нет.

— Но… разве война не закончилась?

— Формально — да. Но на деле перешла на другой уровень, стала… более незаметной, — Рон отложил приборы. — Почти как в первую магическую. Тогда авроры справлялись, и не требовалось привлекать даже школьников, — Гермиона отметила про себя легкое презрение в голосе Уизли. — А сейчас… много людей погибло, и все, кто согласен стать аврором, те получают свой курс и... все.

— Значит… — она помрачнела. — Эта практика… вы снова на фронт?

— Не могу сказать, — покачал головой Рон. — Но… нужно расправиться с остатками армии Реддла.

Гермиона чувствовала, что он если не соврал, то слукавил. Получается, пока она сидит в Хогвартсе, доучивается, готовясь работать сразу в Отделе регулирования и контроля за магическими существами, а Рон и Гарри… они будут воевать!

— Я хочу с вами!

— Нет! — почти рявкнул он. — Нет. Ты нужна здесь, в Хогвартсе.

— Рон, что мне там делать? Таскать книжки из секции в секцию?!

— Учиться, — был обезоруживающий ответ. — Учиться. И идти к своей мечте. Ты хотела спасти домовиков. Вот и спасай. А остальное сделаем мы.

— Рональд Уизли… — Грейнджер глянула в его глаза и осеклась, ощутив тяжесть в этом пепельно-голубом взгляде. Что-то было в этой тяжести горькое и вместе с тем неизбывное, заставлявшее ощутить вес каждого слова, брошенного в гневе, прочувствовать все эти обиды, кажущиеся донельзя детскими. — Сколько это продлится..?

— Месяц. Я постараюсь писать по паре строк в блокнот.

Гермиона сглотнула комок в горле и опустила взгляд — теперь тревога стала явнее, а кошмары подступили с новой силой. Остаток ужина они молчали, не зная, как завязать разговор.

Сидя у камина в гостиной, Грейнджер боролась с сытой сонливостью, крепко держа руку Рона. Тот позволял ей молчать, глядя на огонь камина и не отпуская ее руки.

— Рон, а если…

— Закончишь школу, тогда и поженимся, — сказал он.

— Я не про то, — обида все же прорвалась в голос. — Или я настолько меркантильна, по-твоему?

— Нет. Это просто надежда, которой ты должна жить, пока меня не будет.

— Рон… а чем мне жить без тебя?! — Гермиона все же вскочила с дивана. — Чем мне жить без тебя? Как мне жить?! Пойми ты! Что будет со мной, если тебя не станет?!

Уизли смотрел на нее снизу вверх словно сверху вниз, не шевелясь и ничего не говоря. Все и так было ясно — война изменила их привычки и образ мыслей настолько, что даже сон раздробился подобно вахте. Он не спал, когда ее не было рядом, у нее не было сна без него. Он ждал ее больших писем не меньше, чем она его лаконичных. Он знал, что она скажет в следующую минуту, как и она чувствовала, что от нее утаивают.

Вместо ответа Рон привлек ее к себе и без слов поцеловал. И Гермиона ответила.

Они не торопились, исступленно и жадно целуясь, словно напоследок. Она вжималась в него всем телом, силясь раствориться в его объятьях, войти в сердце, вгрызться в душу, как угодно, лишь бы быть с ним навсегда. Рон и не отпускал ее, сжимая ее плечи с такой силой, что поутру остались синяки. Лишь один единственный раз Рон отстранился, чтобы спросить:

— Ты… уверена?

Гермионе казалось, что в спальню они все же аппарировали. Но ей некогда было заниматься этим анализом, настолько поглощал Рон все ее мысли и желания. Он был удивительно нежен, осторожен и вместе с тем искренен. Грейнджер просто шла на поводу его и своих желаний — касалась, ласкала так, как хотелось ей и, наверное, нравилось ему. Отзывалась всем существом на ответную ласку, щедро делилась всей той любовью, что была у нее к нему. После всего Гермиона невольно подумала, что, возможно, и пожалеет, если у них ничего не сложится, но… только не сегодня.

В узкой полоске света блеснул ее оберег, который Рон так и не снял, и Грейнджер чуть улыбнулась — пусть.

Люди не меняются.

А значит, и ее чувства к нему не изменятся. И это главное.

* * *

Каждую практику она ждала. Терпеливо ждала, искренне веря в то, что он вернется. Готовилась к досрочным ЖАБА и молилась, чтобы все прошло гладко. Отвечала экзамен и мысленно была с ним. Паковала вещи и твердила про себя: «Люди не меняются». Ведь если так, то Рон сделает все, чтобы вернуться живым и невредимым с Гарри.

И когда с порога на площади Гриммо до нее донеслись знакомые голоса, от сердца отлегло.

Вернулись.

Она смотрела на Гарри и Рона и мучительно сравнивала их по осени и сейчас, весной. Уже прошел год с той войны, а все равно вчерашние мальчишки вынуждены были вычищать всю ту грязь и мрак, что не исчезли после решающего сражения. У Гарри появился еще один шрам. Да и Рон старался поворачиваться к ней правой стороной, чтобы она не видела длинную полоску шрама на его левой щеке, что терялась у шеи. Из-под воротника темного пуловера блестела цепочка ее оберега, а в пальцах была уже другая палочка.

— Рон… а где твоя старая палочка?

Гермиона видела, что в этот момент он готов был ее проклясть за внимательность.

— Так та палочка была Хвоста, — пожал он плечами, а Гарри согласно кивнул. — Я постарался избавиться от нее, как только получил стипендию.

— Это дуб? — Гермиона прищурилась, разглядывая длинную палочку с гладкой лаконичной рукоятью.

— Палисандр. Сердечная жила пегаса. Четырнадцать дюймов, — Рон продемонстрировал свою палочку темного цвета. В пепельно-голубых глазах было нечто гордого удовлетворения.

— Олливандер делал ее на заказ? — Грейнджер с нескрываемым интересом смотрела на новую палочку Рональда.

Уизли кивнул. Гарри чуть улыбнулся.

— Ты не видела еще, как Рон ею колдует!

— И как же?

Рон без слов сделал неуловимое движение, и вместо огрызка яблока на столе оказалось целое, румяное и душистое. Грейнджер прикусила нижнюю губу:

— Здорово. Ты, наверное, много упражнялся?

Уизли с улыбкой пожал плечами:

— Парадокс Грегоровича-Олливандера. Палочка сама выбирает себе хозяина.

Грейнджер задумчиво побарабанила пальцами по столу, вспоминая бой с Малфоем и Забини у Выручай-комнаты.

— Но создать сферический Протего палочка Хвоста тебе не мешала.

Рон скрипнул зубами, видя любопытствующий взгляд Гарри и внимательный Грейнджер.

— Сферический Протего? — переспросил Поттер. — Ты шутишь, Гермиона?

— Нет. Рон сделал тогда очень прочный щит, несмотря на чужую палочку.

— Ты забываешь, что палочку у Хвоста Рон отобрал, — припомнил Гарри. — Поэтому не удивительно, что она была довольно покладистой.

Грейнджер не стала спорить, но на Рона теперь смотрела куда внимательнее, что его явно немало смущало.

* * *

Свою собственную свадьбу Грейнджер представляла всегда по-девчоночьи наивно: белое платье, общество родных и близких, белый танец с женихом под нежные звуки вальса. Но в один из весенних дней, накануне второго мая Рон предложил ей прогуляться, мягко выразив пожелание видеть ее в платье.

Гермиона, не мудрствуя лукаво, выбрала светлое платье, в котором проглядывала легкая голубизна, будто подсвечивавшая всю ее фигуру, соорудила на голове простой пучок и захватила с собой неизменную бисерную сумочку. Сам Рон оделся в темный костюм — она помнила его по свадьбе Билла и Флер. В тот момент Рон казался ей привлекательным, но теперь костюм сидел на его подтянутой фигуре, настолько идеально, будто был пошит на заказ.

— Мы идем в театр? — решила пошутить Грейнджер. — Или в ресторан?

— И туда тоже дойдем, — чуть улыбнулся Рон, протягивая ей руку.

— Тогда… куда?

— Просто доверься мне, — вот и весь ответ.

Когда же перед ними выросло здание Министерства, а Рон попросту вошел в огромный зал, безошибочно отыскал окно бюро по регистрации магических браков и сказал пару слов волшебнику за столом, Грейнджер стало не по себе.

— Рон, я…

— Ты против? — властно спросил он.

— Нет. Но…

Рон кивнул и беспрекословно выложил перед волшебником тридцать пять галеонов — пошлину за заключение брака, плюс еще десять за быструю регистрацию вне очереди. Кольца шли в подарок.

Когда на палец крепко село кольцо, а губ коснулись мужские губы, Грейнджер вынырнула из оцепенения.

— Последняя формальность. Вы оставляете свою фамилию, мадам? — учтиво прошелестел волшебник.

Грейнджер глянула на Рона и здорово разозлилась — она не хотела так!

— Да. Отметьте, пожалуйста, что у меня двойная фамилия.

— Хорошо, мадам.

Получив на руки свидетельство, где теперь она была не просто Грейнджер, а Грейнджер-Уизли, Гермиона мстительно улыбнулась Рону и процедила напоследок:

— Надеюсь, ты понимаешь, что и наши дети будут носить эту фамилию?

Но Рональд лишь ухмыльнулся:

— Прекрасная традиция, миссис Грейнджер-Уизли.

* * *

Дом был небольшим, двухэтажным, с просторной кухней и гостиной. Места хватало даже на кабинет для нее, семейную спальню и уютную детскую. Грейнджер осторожно ступила через порог, чувствуя под ногами крепкий паркет и чистую ауру дома.

— Рон, сколько стоит этот дом? — тихо спросила она, оглядываясь вокруг.

— Тебе сейчас это так важно? — Уизли отлевитировал их вещи в угол гостиной. — Мне казалось, что тебя должен заботить цвет обоев для детской.

Гермиона осторожно положила руку на большой живот и красноречиво нахмурилась, поджав губы. Слишком уж бесцеремонной была забота, до сих пор непривычная и от того кажущаяся обескураживающей.

— Рон, я серьезно.

— И я, — он указал на ее живот, где вовсю пиналась еще не родившаяся дочь. — В долги я не влез, дом достался почти за бесценок.

— Ты обманул магла, который его продавал?

— Я просто пообещал ему не разводить здесь кроликов, которых старик ненавидит, и починить гараж с подвалом, — пожал плечами Рональд. — Гермиона, взгляни внимательно на стены и потом на гараж, и ты сразу поймешь, о чем я.

Грейнджер прошлась по дому, отмечая пузырившиеся старые обои, диван в гостиной был полон пыли и жутко пружинил. Камин по словам Рона страшно чадил. Она вздохнула и вытащила палочку — слава Трансфигурации, в конце концов…

Грейнджер сидела в чистой светлой кухне, несколько неверяще вдыхая запахи овощного рагу и томящегося риса. Рон уверенно колдовал своей палочкой, сосредоточенно следя за плитой, на которой что-то кипело и бурлило. Все это напомнило ей уроки Зелий у Снейпа, где ей приходилось следить за всем подряд: своим котлом, двумя чужими и еще за парой не очень-то дисциплинированных головушек, что вертели по сторонам, игнорируя все объяснения. Мерлин всемогущий, и когда они поменялись местами? Когда Рон стал внимательным и собранным, когда беспрекословно и сам встал к плите, за которой теперь следит, будто за опасным зельем в котле? И когда она настолько обленилась, что просто отдается на милость этой властной заботе?

— Не прошло и десяти лет, как ты стал сам готовить! — хихикнула она.

Рон не обернулся и в возникшей паузе Гермионе вдруг почудилось раздумье, словно он пытался подобрать ответ.

— И снова этот удивленный тон, — в его голосе было слышно добродушие, от которого она наяву увидела его широкую улыбку.

Гермиона улыбнулась, не скрывая всей любви и привязанности к Рональду, который за десять лет их совместной жизни стал совсем другим человеком — спокойным, рассудительным, более внимательным и заботливым, но, что несколько настораживало, скрытным. Однако, в этот момент ей все казалось правильным — в ожидании ребенка всегдашняя ее внимательность сосредоточилась на другом.

* * *

Гарри был частым гостем в их доме, и потому она впустила друга и родственника в дом. Гарри от чая отказался, сел на краешек кресла, сцепив руки в замок, и внимательно огляделся. Поттер был немало озадачен и все же осторожно подбирал слова, мол, Рон в последнее время сам не свой, решил уйти из аврората, какой-то скрытный, чуть что плюется ядом, как та Нагайна, вот и зашел проверить, все ли в доме нормально.

— Ты ничего странного не заметила?

Гермиона нахмурилась, но покачала головой.

— Ты про сейчас или в целом?

— В смысле? — Поттер, казалось, не верил своим ушам.

Она лишь обхватила себя руками за плечи.

— Эти странности... как ты выразился... с ним начались после войны.

— Гермиона, ты меня пугаешь!

— Я просто подумала, что он резко повзрослел, вот и все, — чуть улыбнулась она. — Да и подозрения какие-то... беспочвенные... понимаешь? Когда мы только начали жить вместе, я пришла позже с пар и ожидала сцену из-за пустого холодильника, но...

Гарри лишь недоверчиво нахмурился.

— Рональд ни словом меня не упрекнул. Попросил только нарезать хлеб на тосты.

— И все?

— Да, — ответила Грейнджер. — Он вообще стал равнодушен к еде. Хотя вспомни, он всегда что-то жевал в Большом зале!

— А еще?

— Как-то я решила помочь ему с уроками, но он не дал на проверку свое эссе. Отмахнулся небрежно, мол, все в порядке. Но я-то знаю, что не все! И... — Гермиона поджала губы, — Эссе было идеальным, Гарри. Ни одной ошибки. Я смотрела.

— И... как он это объяснил?

— Сказал, что купил правильное прытко пишущее перо.

Гарри потер шрам.

— Откуда-то появился порядок... он даже носки не разбрасывает. Разве было такое раньше?

Поттер покачал головой, чувствуя какой-то иррациональный страх за подругу. Ведь она столько лет живет с Роном, наверху в детской двое детей...

— А как же боязнь пауков? — спросил он, несколько замирая в ожидании ответа.

Грейнджер нахмурилась, потом медленно припомнила:

— При детях я не помню, чтобы он вдавался в панику, — проговорила она. — Да и стоит ему этого паука завидеть, сразу взмахивает палочкой и… все.

Гарри устало потер лоб и вздохнул.

— Еще он всегда настоятельно мне рекомендует брать ланч с собой и не пить и не есть ничего в гостях у малознакомых людей… — снова вспомнила Гермиона. — Я думаю, это ведь из-за того, что на шестом курсе его чуть не отравили.

— Может быть, — согласно кивнул Гарри. — Тогда ему здорово досталось.

— Хотя… когда я узнала о своей беременности, Рональд сказал странную вещь.

— Какую?

— Не может быть, — ответила Гермиона с жесткой улыбкой. — Я и сама была немало удивлена, ведь я всегда принимала зелье и… шансы были минимальны. И я не знаю, каким образом, но Рон догадался, что Молли напоила меня чаем с травами Геи, пока я была у нее в гостях.

— Прости, но я понятия не имею, что это за травы такие… — растерянно развел руками Гарри.

— А вот Рон имеет, — она пожала плечами. — Будто бы он зельевар.

— Гермиона! Он не варит зелья? — вдруг подскочил Поттер.

— Нет… — Гермиона покачала головой. — Но зелья в доме всегда, я уже давно не варю. Рон таскает их от какого-то зельевара в Эдинбурге, никогда не подводили... Ну, кроме одного случая, — она сделала неопределенный жест рукой, чтобы скрыть смущение. — Ах да… У Рона гараж есть, там столько хлама, что я даже не рискую туда сунуться. До сих пор ремонтирует там что-то…

— А если проверить?

Она всерьез засомневалась, затем призвала ключи от гаража, лежавшие в чашке в прихожей.

— Даже не знаю, что ты рассчитываешь там найти…

Ключ поддался легко, а свет зажегся по мановению палочки, открывая взгляду рабочий стол, заваленный какими-то механизмами, полки с деталями, ящик с инструментами и кучу всякого, что не поддавалось внятному опознанию. Гарри аккуратно прошелся по гаражу, разглядывая поломанный велосипед, запасные черенки для метел, повертел в руках молоток…

Гермиона шла следом.

— Мне как-то совесть не позволяет проверить на тайники и заклинания… — поделилась она. — Ведь Рон же тоже устает от семьи и ему нужно разгрузиться… Наверное, это все от Артура, помнишь, тот тоже имел свой склад какой-то…

— Угу… — Гарри принюхался, в гараже стоял стойкий застоявшийся запах. — Только вот не уверен, что здесь хорошая вентиляция…

— А у Рона все никак руки не дойдут, — отмахнулась Гермиона. — Хотя он наверняка пользуется вентиляционными чарами.

Гарри улыбнулся и кивнул.

— И все же… что такого он сделал, раз решил уйти из аврората? — встревожилась снова она.

— Недавно мы поймали Долохова… — начал Поттер, когда Гермиона вышла с ним из гаража, закрыв дверь на ключ. — Он вообще практически последний из самых ярых последователей Волан-де-Морта, его мы ловили долго. Эта операция далась нам тяжело…

— Кто-то погиб?

Гарри коротко кивнул.

— О, это ужасно, Гарри, я…

— Ты должна знать, что Рон дрался практически за двоих, — отметил он. — И… я не видел, чтобы он так хладнокровно и вместе с тем ожесточенно сражался. Он сумел даже обезоружить двоих сторонников Долохова, не прерывая дуэли с ним самим.

— И… как же он его одолел? — тихо спросила Гермиона, вспоминая дуэль Рона с Долоховым в Выручай-комнате.

— Я не слышал слов. Но вспышка была не от Ступефая, когда Долохов просто отлетел в стену, это его и оглушило.

— Рон… не сказал, что за заклинание?

Гарри покачал головой.

— Странно, — пробормотала она. — А что потом было?

— Потом допрос, ясное дело… — Поттер замялся. — И тут Рон снова повел себя странно. Долохов уже был в себе и даже не понадобился Веритасериум — ему как будто доставляло удовольствие рассказывать, что он делал, и потом…

Гермиона напряженно слушала рассказ друга, не прерывая его.

— Потом Долохов глянул на Рона и как-то странно ухмыльнулся, а после спросил, не он ли опустился до того, что взял в жены…

— Грязнокровку, — холодно подсказала Гермиона. — Что было дальше, Гарри?

— Рон молчал. Обычно, он лез в драку, помнишь же… — Поттер как-то рассеянно взъерошил волосы. — Долохову и этого показалось мало, и он начал рассказывать, что сделал бы с тобой, не поймай мы его… что сделал бы тогда, не помешай ему Рон в Выручай-комнате...

— Рональд начал кричать?

— Нет.

— Схватился за палочку?

— Он даже не вытащил ее, — честно признался Гарри. — Никого не было, кроме нас двоих. Рон просто невербально приподнял его со стула и коротко ударил вот сюда, — мужчина показал на солнечное сплетение. — И все. Долохов сразу обмяк, а после его вырвало прямо нам под ноги… Колдомедик нашел разрыв селезенки. В клочья. Даже восстанавливать было нечего…

— Ты хочешь сказать, что не изучал этих приемов с ним? — уточнила встревоженно Гермиона.

Гарри кивнул.

— После Рон посмотрел список всех задержанных, а потом сказал, что с него хватит. И подал заявление.

— Но… он же так хотел быть аврором!

— Я думал, в семье что… — Гарри вздохнул. — Наверное, он просто устал.

— Может быть…

— И еще… — Гарри невольно спрятал взгляд. — Во время памятной деактивации башни Хогвартса выскочил броллахан. Рон отогнал его патронусом.

— Это было неверное решение?

— Самое действенное, потому что я уже цепенел, — Поттер сунул руки в карманы. — И… ты давно видела его патронус?

— Не припомню, — нахмурилась Гермиона. — Но Роза все и просит показать ей зверя. Дочери нравится собака… там же джек-рассел-терьер.

Гарри как-то скованно улыбнулся и виновато глянул на подругу.

— Вообще-то росомаха.

— А тебе не показалось? — с сомнением покосилась на него она, вся напрягшись.

— Нет. Я еще не сошел с ума.

— Странно… обычно, патронусы не меняются, — ее уже начала захватывать паника.

— То-то и оно… — Гарри поднялся. — Так что будь осторожна, Гермиона.

— Вряд ли это кто-то под обороткой, Гарри… — заметила Грейнджер, вставая тоже. — Нужно варить и принимать зелье, а Рон пьет только свежезаваренный, собственноручно молотый кофе. Туда даже сахар положишь, уже чувствуется. Да и запах… сам помнишь.

— Кофе? — переспросил Поттер. — Не помню, чтобы в школе он его любил.

— Так я в школе тоже не пила кофе, помнишь? — улыбка вышла скованной. — И… попробую поговорить с ним.

Гарри предостерегающе сжал ее плечо:

— Будь осторожна.

— Я знаю. Знаю.

* * *

В ожидании Рона она была как на иголках. Все рассказанное Гарри пробудило старую мантру — люди не меняются. Но Рональд изменился, и теперь Гермиона не могла точно установить ни время, ни причину: война ли, любовь к ней или что-то иное, ей неизвестное? Она терялась с ответом, меряя широкими шагами гостиную.

За окном уже зашуршало, брызнуло в стекла, забарабанило по подоконнику. Что-то рано начались майские дожди, аж в апреле… Гермиона стояла у окна, скрестив руки на груди, а на столе так и пылились ее рабочие бумаги.

Вот дверь открылась, послышались шаги, несомненно мужские, нарочито громкие — Рон, когда хотел, двигался совершенно бесшумно — топот детских ног и радостный двойной визг:

— Папа!

Гермиона старательно стерла из головы и лица все настороженные сомнения и вышла в прихожую. Рон успел вымокнуть: на безукоризненно темном пиджаке были разводы от дождя, а ко лбу упрямо липли разом потемневшие от влаги рыжие пряди. Он подхватил на руки Хьюго и поцеловал Рози в лоб.

— Ты мокрый! — буркнула девочка, утирая лоб.

— Попал под дождь.

Гермиона встретилась с ним взглядом и улыбнулась. Его улыбка была отражением ее.

— Тогда тебе нужно просохнуть. А то заболеешь.

— Заболеть можно с мокрыми ногами, а у меня вымокла только макушка, — хмыкнул Рон, идя в гостиную.

Роза насупилась, совсем как мать в детстве, и упрямо выпятила нижнюю губу.

— Мам, ну скажи!

— Роза права, Рональд. Тебе стоит переодеться хотя бы потому, что я только одела Хью в чистое, — с обезоруживающим спокойствием поддержала дочь Гермиона.

Рон покривил краем рта и передал ей на руки мальчика. Она вдруг вспомнила, как Рональд впервые принял на руки синий сверток из ее рук, как долго всматривался в щекастое личико спящего ребенка, а после аккуратно отправился с ним наверх. Гермиона не могла упрекнуть Рона в равнодушии к детям, порой, он даже позволял им слишком много на ее взгляд.

— Па, а ты принес что-нибудь?

Рон обернулся от дверей и после полез в нагрудный карман пиджака. И вот уже Рози повисла у него на шее, крепко сжимая в руках новую раскраску из магазина Уизли и жуя на ходу какую-то сладость. Хьюго на руках у нее тоже захныкал, канюча свой лакричный леденец.

— Рон, мы же договаривались, что до ужина никаких сладостей!

— Это в последний раз.

— Ты говоришь это уже не первый день! — возмутилась Гермиона, когда Хью получил часть своей лакричной палочки.

Вместо ответа Рон попросту запихнул ей в рот вторую часть лакричной палочки, поцеловал в лоб и направился наверх. Лакрица таяла во рту мятным послевкусием, и у Гермионы даже иссякали силы на то, чтобы и дальше раздражаться.

После ужина она делала вид, что занята вязанием — у их домовика близился день рождения, и ему нужна была новая жилетка — в то время как Рон лежал на диване, облепленный Рози и Хьюго. Дети были похожи на него, те же голубые глаза, те же рыжие волосы, только темной меди, а не яркого апельсинового цвета. На уровне глаз Рона парили «Сказки Барда Бидля», откуда Уизли с расстановкой читал сказку о «Зайчихе-шутихе». Хьюго то и дело хихикал, а Рози шикала на брата, ведь мешает же! Но то, как Рон читал сказку, на все лады и на все голоса, невольно вызывало у нее улыбку.

Гермиона же вспоминала, как Рон удивился тому, что ни она, ни Гарри не знают этих сказок. Вспоминала и то, как читала вслух сказку о трех братьях в доме Лавгуда, и как после на них напали вызванные им Пожиратели… Вспоминала и то, как муж хмыкнул, глянув на обложку сказок Шарля Перро. Она была уверена, что Рон не знал, не читал, но… Он вполне уверенно ориентировался в сюжетах и героях, а на все подозрения отмахнулся, мол, успел наслушаться этого чтива в гостиной.

Когда Хью уже клевал носом, а Рози боролась с зевотой, Гермиона властно пресекла этот затянувшийся сеанс.

— Ну, ма-а-а… — неубедительно заныл Хьюго.

— Папа устал, Хьюго, — серьезно отвечала Гермиона. — И ему тоже нужен отдых.

Больше нытья не было. Она дождалась, пока дети уснут, а после со спокойной душой спустилась в гостиную и устроилась под боком у Рона. Тот машинально обнял ее, когда она положила голову ему на плечо.

— Скоро уже годовщина…

— Угу.

— Уже пятнадцать лет.

— Угу.

— И Рози через пару лет поедет в Хогвартс.

— Угу.

— Рон, не спи! — ткнула его шутливо в бок Гермиона.

— Я не сплю, — миролюбиво отозвался он, прижав ее к себе тесней. — Я просто жду, когда ты заведешь речь о праздничном ужине, связанном с этим знаменательным событием.

Свадьба Грейнджер и Уизли, несмотря на незаметность и быстроту, украсила первые полосы даже «Ежедневного Пророка». Скиттер описала это торжество ёмко и ядовито: «Скромно и скоропалительно». «Ведьмополитен» разобрал по косточкам ее наряд и прическу, сделав реверанс в пользу минимализма, разумной экономии и истинно военной аскетичности, на коей зиждилась эта гражданская церемония. Грейнджер была вне себя от ярости, и Рон решил проблему просто — просто сжег все журналы и газеты, а после отказался от подписки на все эти издания. И сразу стало легче.

— Ну… сам понимаешь, такая дата требует общества родных и близких, — подпустила язвительности в голос она.

— Хорошо, Поттеры — это обязательный родственный комплект.

— А другие Уизли?

Рон долго молчал, рассеянно гладя ее по плечу. И снова тяжелый вздох.

— Думаю, Молли будет очень рада узнать за праздничным столом, что ее сын больше не аврор.

От усталого саркастичного тона Гермионе стало горько. Она утешающе погладила его по груди.

— Ты ведь уже знаешь?

Гермиона помедлила и после кивнула.

— Гарри сказал?

Еще один кивок.

— Он беспокоится о тебе, — все же отметила она.

И новый тяжкий вздох.

— Гермиона, ты должна понимать, что это тяжело и… — Рональд снова сделал вдумчивую весомую паузу. Гермиона не торопила его, притаившись и невольно нащупав свою палочку в рукаве. — Я сделал то, что должен был.

— Рон… разве ты кому-то что-то обещал?

Рон кивнул.

— Самому себе.

— И поэтому ты вместе с Гарри отправился восстанавливать и деактивировать разрушенную часть Хогвартса?

— Именно. Мы не могли допустить, чтобы наши дети учились в таком опасном месте.

— Рон! Но мы же учились! — возразила Гермиона. — Мы боролись с Реддлом на первом курсе, с василиском на втором!

— Оборотни на третьем, возрождение Волан-де-Морта на четвертом, битва в Отделе Тайн на пятом, на шестом первая осада Хогвартса, а весь седьмой год в лесу! — закончил за нее Рон. — И что с нами стало?..

— Это нас закалило, Рон, — попробовала его осадить Гермиона.

— Настолько, что ты не спала по ночам в первый год после войны?

Она молчала, боясь смотреть в его пепельно-голубые глаза.

— Настолько, что тебя мучили кошмары, и было слышно, как ты шепчешь только одно: «не надо…»?

Гермиона невольно прикрыла глаза, удерживая слезы.

— А ты?.. — выдавила из себя она. — Ты так изменился, Рон… Мы почти не ходим по гостям, я беру еду и питье только из дома, днями тебя не бывает дома, месяцами пропадаешь в командировках… — Гермиона всхлипнула. — И уже пятнадцать лет, но… я так и не знаю и сотой доли того, что с тобой случалось, что у тебя на душе, в конце концов! Ты знаешь, что я скажу в следующий момент, а я… для меня ты стал настолько закрыт, настолько сложен, что… порой мне кажется, что ты не тот Рон, которого я знала прежде!

Сказала и затаилась, ожидая чего-то страшного, какого-то выпада, удара, который бы уверил и укрепил ее в подозрениях. Но…

Рука на плече слегка разжалась, и мужские пальцы приподняли ее за подбородок, вынуждая смотреть в глаза.

— Гермиона, пойми. Пусть я теперь и не аврор, но на моем личном деле стоит статут о секретности. Даже под Веритасериумом я не смогу поведать и десятой доли того, что делал все эти годы.

В пепельно-голубых глазах было столько усталой мудрости и знания, что ей стало стыдно.

— Тогда почему ты ушел? Ведь ты так хотел…

— Все, что от меня требовалось, я сделал. И теперь мое место здесь. С вами.

Гермиона молчала, решаясь.

— Какой у меня патронус?

Рон выдохнул:

— Выдра.

— А твой?

Новое молчание было тягостным и непозволительно длинным.

— Росомаха.

Это выглядело как признание в любви. Рон не оправдывался, и она понимала, что это бессмысленно. Ей нужно принять то, что он стал другим, и, признаться честно, именно этого Рона она и любит так сильно и беззаветно. Гермиона молча прижалась к нему и после прошептала прямо в губы:

— Я люблю тебя.

Он обнял ее так крепко, что перестало хватать воздуха.

— Я тоже...

…мисс Грейнджер.