Ноумен (джен)

Если же под ноуменом мы разумеем объект нечувственного созерцания,

то мы допускаем особый способ созерцания,

а именно интеллектуальное созерцание, которое, однако, не свойственно нам

и даже сама возможность которого не может быть усмотрена нами;

такой ноумен имел бы положительный смысл.

И. Кант

I am no man!

Эовин из фильма

— Как ты думаешь, — спросила Эовин осторожно, — почему этот эльф так на меня смотрит?

— Который? — Фарамир огляделся. — Вон тот? Ого! Это же… Я ничего не хочу сказать, но мы с тобой, считай, попали в Первую эпоху. Это же Глорфиндель, дважды рожденный.

— Хоть трижды, — поджала губы Эовин. — Это не повод глядеть на меня волком. Кстати, нас уже познакомили, и я не понимаю, почему…

Знакомство их прошло быстро и неловко. Арагорн в один из первых вечеров после коронации подвел к Эовин нового гостя, высокого светловолосого эльфа. Тот улыбнулся, вежливо кивнул, открыл было рот, но вдруг, вздрогнув, уставился на нее, словно на призрак, едва коснулся ее пальцев, скомканно распрощался и вышел.

— Кстати, — продолжал Фарамир, — вы же с ним, так сказать, связаны одной судьбой. Ты знаешь, что он проклял Короля-Чародея?

* * *

Глорфиндель резко закрыл лицо рукой, пальцы ударились о сталь шлема. Видение! Оно посетило Глорфинделя в самый неподходящий момент — в бою. Мелькнуло перед глазами и погасло, как вспышка молнии.

Глорфиндель быстро пришел в себя и принялся отражать удары врагов, которые, видимо, почувствовали, что воин на мгновение ослабел. Бой, казалось, окончательно вернулся в привычное русло, но мысль о видении не оставляла Глорфинделя. В Мандосе он часто беседовал с владыкой Намо, а тот нередко говорил о том, что в жизни важно обращать внимания на знаки свыше — например, видения. «Особенно мне, я же обладаю большими возможностями, чем другие эльфы!» — думал Глорфиндель тогда.

Так было ли видение знаком свыше? Скорее всего. Значит, от Глорфинделя требовали, чтобы он предпринял какие-то действия. Причем, наверное, немедленно, пока Король-Чародей не скрылся с поля битвы.

И Глорфиндель бросился к центру схватки, где предводитель назгулов яростно расправлялся с наступавшими на него воинами: закалывал, отрубал руки и головы, пришпоривал коня, чтобы тот топтал тела упавших. Враги смыкали перед Глорфинделем ряды, но тот упорно прокладывал себе дорогу мечом и щитом. Наконец, он вырвался из толпы по левую руку от призрака и крикнул:

— Король-Чародей!

— Чего тебе, паршивец? — к Глорфинделю повернулась только корона: голова назгула нематериальна и невидима.

— Я тебя...

— Катись к балрожьей матери! — с этими словами Король-Чародей скрылся в тени.

Многие воины хотели погнаться за назгулом, но Глорфиндель остановил их, даже короля Эарнура, и наложил на призрака проклятие: конец злодею настанет не скоро, но настанет обязательно, и погибнет король Ангмара не от руки смертного мужа...

* * *

— Что он делает? — спросил Кхамул, глядя, как командир выбирается из жерла вулкана. — Ты мне можешь объяснить, что за блажь на него нашла?

Король-Чародей, потеряв земли и власть, вернулся в Мордор несколько месяцев назад. Поражение, судя по всему, больно ударило по его самолюбию и даже отчасти повредило рассудок: теперь Ангмарец упорно совался в самые опасные места и брался за самые невыполнимые задания — то есть, если взглянуть со стороны, искал гибели. Кхамулу было его откровенно жаль.

— Подойди да спроси, — предложил Голос Саурона.

Кхамул замялся. Прямо спросить ему мешала восточная учтивость.

— Эй, Ангмарец! — крикнул Голос. — Ты вконец свихнулся? Жить… э-э-э… существовать надоело?

— Мне? Нет, наоборот. Я теперь неуязвимый. Меня же проклял этот эльф, и теперь меня никто не убьет.

Проклятья, по мнению Кхамула, работали немного не так, поэтому он с сомнением переспросил:

— И что же сказал этот эльф?

— Что меня не убьет ни один человек.

— Но, послушай… — начал Кхамул, но Ангмарец уже повернулся спиной, поэтому Кхамул переключился на второго собеседника:

— Это же ужасно! Представляешь, его не убьет человек, и это значит, что уничтожить его может что угодно! Дуновение ветра, сильный дождь, упавший камень…

* * *

— …упавший камень, — закончил перечислять Элронд и внимательно посмотрел на Глорфинделя. Тот покачал головой:

— Ерунда. Я знаю, что я видел. Поверь мне, я ведь вижу иногда. Это не смертный муж, но и не животное, не вода, не огонь, не стихийное бедствие — ничего из того, что ты предложил. Это буду я.

— Ты?

— Конечно.

Элронд вздохнул:

— Все дело в формулировках. Ты мог изначально видеть себя, но теперь, когда пророчество облеклось в слова, они могут воплотиться как угодно. Непознаваемый механизм. Ты так хочешь его убить?

— Хочу своими глазами увидеть конец того, что затеял, — пожал плечами Глорфиндель. — А теперь что же, мне за ним следить?

— Если я правильно понял, ты предрек, что он погибнет еще не скоро. Советую дождаться следующей большой войны и поступить по обстоятельствам.

* * *

— Шальные стрелы.

— Увернется.

— Огонь.

— Он призрак. Не сгорит.

— Вода.

— Не утонет.

— Утонет. Мы не любим воду.

— Можно выменять у троллей доспех, в котором они плавают. Он легкий, плотный, теплый… Я слышал, они глубоко ныряют, — предложил Голос Саурона. — До какого-то затонувшего города даже добирались.

Кхамул представил, как он убеждает Ангмарца натянуть мокрый доспех с тролльего плеча, и его передернуло.

— Лучше я буду за ним приглядывать, — сказал он. — Потихоньку. Незаметно. А ты?

— Непременно, — пообещал Голос Саурона и усмехнулся: — Обязательно.

Ему не нравилась вся эта затея: гибель Ангмарца была бы ему даже на руку. Кхамул с его представлениями о чести, справедливости и круговой поруке понять этого не мог. «Мне ведь придется занять его место, — говорил он. — А я не умею руководить — совсем. Я не привык командовать. Я подчиненный по натуре». Голос считал, что высокое место долго пустовать не будет, а оставшееся без хозяина кольцо быстро обретет нового.

Владыку они такими мелочами решили не беспокоить.

* * *

Прискакавший в Ривенделл гонец принес благие вести: темный властелин пал. Гонца усадили у очага, вручили кубок подогретого вина и принялись выспрашивать подробности.

— А что с черными всадниками? — внутренне замирая, спросил Глорфиндель: втайне ото всех он надеялся услышать, что один — сбежал, спасся, спрятался в пещере, в лесу, где угодно, только чтобы дождаться предсказанной гибели.

— Погибли в вулкане, — ответил гонец, и в голосе его Глорфинделю почудилась нотка неуверенности.

— Все?

— Конечно, все! Никого не осталось!

Значит, Элронд оказался прав: пророчество, высказанное вслух, приобрело иную силу, и, хотя виделось ему совсем другое, события нашли путь совершиться, не противореча словам. Все верно. Огонь вулкана — это никак не смертный муж. Но вдруг все-таки?

— Я поеду туда, — сказал Глорфиндель. — Сейчас.

* * *

— А это, — широко улыбнулся Эстель, подводя Глорфинделя к очень миловидной девушке, — это Эовин, роханская царевна…

«…сестра милосердия», — закончил про себя Глорфиндель.

— …Эовин — настоящий герой… — продолжал Эстель.

«Точно сестра милосердия. Вон какой решительный взгляд».

— …она победила Короля-Чародея.

— Что? — спросил Глорфиндель.

— …и так твое пророчество… — говорил тем временем Эстель, но Глорфиндель его уже не слушал. Непознаваемое обрело форму. Длинные белые волосы, меч в руке — в видении фигура показалась ему со спины. Пророчество-проклятие воплотилось в точности, и теперь уже не узнать, изначально ли видение говорило об этом — или судьба выбрала самый близкий, по всем признакам подходящий объект, который оказался в нужной точке пространства в нужный момент.

* * *

...Девушка легко взмахивает рукой, и в невидимую нематериальную голову Короля-Чародея вонзается вполне материальный и видимый клинок.

«Да ну его все к балрогу! — проносились обрывки мыслей в распадающемся сознании призрака. — Смертный-то смертный, но ведь, загрызи ее волк, не муж! Тут не придерешься! Вот, оказывается, что Глорфиндель задумал! Решил меня на весь мир опозорить! Сам, наверное, эту стерву подговорил! Паршивец!..»

И покатилась по полю корона Ангмара.

* * *

Фарамир выглянул в окно и разочарованно вздохнул: за те два часа, что он выкроил в суматохе дел, он так и не успел дойти до лирической части, ради которой, собственно, и оторвался от бесконечных встреч, приемов, петиций, прошений и договоров. Эовин обвила его руками сзади и уткнулась подбородком в плечо:

— Уже пора?

Фарамир кивнул:

— Увы: мы все время потратили на разговоры о Глорфинделе. А теперь мне надо бежать: мы распределяем припасы, чтобы горожане не голодали.

— Не расстраивайся, даром эти часы не прошли, — она разжала руки. — Я теперь поставила себя на место Глорфинделя и где-то его даже понимаю.

Конец.