Ауристар (джен)

Иначе говоря, магия является здесь

сугубо материалистическим явлением.

Возможно, это противоречит современной науке,

но никоим образом не выпадает из канонов

научной фантастики.

В. Гончаров. «Волшебники в звездолетах»// Если. 2004. №3

Деревце высвободило ветку из ладоней Йаванны и, встряхнувшись, как собака после купания, сбросило листву, словно в этом уголке сада раньше срока наступила поздняя осень. Времена года в Амане, что бы кто ни говорил, сменяли друг друга: за весной шло лето, созревали плоды, а после праздника урожая зерно можно было сеять снова; снег лежал на горных вершинах, и изредка, когда земля чувствовала, что пора отдохнуть, накрывал ее белым одеялом — на пару месяцев, раз в несколько лет. Но неладно, если дерево предчувствует снег в разгар лета. Йаванна успокаивающе погладила голый ствол и задумалась.

На фоне зеленого леса жилище переселенцев выступало ярким пятном: желтая трава расходилась от дома кругом, стебли пригнулись к земле, как от мороза; под деревьями уже скопились золотисто-коричневые кучи листьев. Оромэ давно подготовил этот участок леса для авари («Должны же и они явиться», — говорил он); энтузиасты, подопечные Аулэ, построили здесь несколько домов. Постепенно тут обосновались авари, вернувшиеся из Чертогов Мандоса, — но рядом с их домами сейчас зеленели сады. Прибывшие же три дня назад на ладье эльфы, казалось, привезли с собой осенний воздух и глубокую печаль.

Йаванна подобрала горсть листьев, сорвала желтый стебель и пошла к себе — «проводить анализ», как называл супруг такое ее занятие.

* * *

Когда на горизонте показались знакомые очертания кирданова корабля, прибрежные жители даже не удивились. Конечно, с предыдущего раза прошло уже достаточно времени, но эльфы в Средиземье еще оставались и, значит, должны были рано или поздно вернуться. На корабле снова не оказалось самого Кирдана, зато ладью наполняли темноволосые эльфы — авари. Они не любили путешествовать в одиночестве и обычно по одному, по двое подсаживались на корабль то к итилиэнским, то к лихолесским сородичам, но на этот раз ни тех, ни других среди прибывших не нашлось. Назвать ушедших к Мандосу или вернувшихся прежде родичей они не сумели, поэтому встречать неожиданных гостей пришлось морякам из Аваллонэ, а провожать до лесов Оромэ и помогать освоиться вызвался ответственный Эонвэ.

В аварийском поселении дальние знакомые, к счастью, обнаружились.

— Устали? — спросил Эонвэ, когда компания добралась до свободных домов.

Эльфы закивали, а один, не отрывая взгляда от земли, что-то пробурчал и оперся на плечо товарища. Тот напрягся и спросил:

— Правда, что воздух Амана — целебен?

— Конечно, — сказал Эонвэ. — А что?

— Да так… — эльф запнулся. — Мы, кажется, начали истаивать. Мы потому и решились, что… Мы думали, что виноваты люди — они подобрались к нашему лесу. Но двое ушли уже на корабле, да и вот… — он кивнул на друга и замолчал.

Эонвэ припомнил, что говорили об этом владыки, успокоил эльфов и пообещал прислать к ним кого-нибудь из Лориэна.

* * *

Эстэ, которая тем же вечером пришла взглянуть на больного, узнала дом по тяжелому облаку печали. Ее встретила заплаканная, тонкая, как камыш, дева, и провела в покои, где на кровати сидел грустный эльф. Эстэ взяла его за запястье и, обернувшись к деве, спросила:

— Давно?

Дева разрыдалась. Эстэ не сразу разобрала слова «первый», «второй» и «опять».

— Уже второй? — спросила она. — Где же первый? Что, в Мандосе? Но как?

— За… зачах, — сказала дева. — Выцвел до тени. А мы думали, что в Амане-то!..

Эстэ мысленно выбранила себя за нерасторопность, пообещала заглянуть к Намо и вернулась к пациенту. Тому за время разговора, казалось, стало хуже: сквозь полупрозрачную руку просвечивало покрывало кровати, а, заглянув ему в глаза, можно было увидеть заднюю стену. Эстэ подавила вздох: без Лориэна здесь не справиться.

* * *

— Из новых авари? — спросил Намо. — Двое? Нет, не было. Может быть, они не откликнулись на зов? Сейчас еще раз позову.

Он прислушался.

— Нет, никакого ответа. Ты уверена, что они умерли?

Эстэ кивнула:

— Истаяли.

— Не нравится мне все это… — сказал Намо. — Подождем еще дней десять и соберем Круг.

* * *

Келебримбор остановил коня неподалеку от Валимара, похлопал по носу и отпустил гулять: всякий раз он задерживался в кузнице у мастера не на день и не на два, а держать скакуна на привязи возле входа было бы совсем негуманно. Некоторые чудаковатые обитатели Тол-Эрессеа утверждали, что, раз в Эндорэ давно уже вовсю ездят на самоходных повозках и летают на небесных ладьях, то и Аману к седьмой эпохе — пора. В Тирионе с ними не соглашались, да и в Валимаре идею не приветствовали (не говоря уже о дальних поселениях). Мастер Аулэ на случай крайней нужды разместил по пять таких повозок в каждом городе: одной назначено было по невидимым нитям везти ездока в Лориэн, другой — к Таникветиль, третья сама возвращалась в мастерскую, а еще две слушались возницу. Но крайняя нужда наступала так редко, что повозки без дела стояли в отведенных им зданиях. Келебримбор и не вспомнил бы о них, если бы не подумал о коне, о кузнице и о мастере; к этому примешивался смутный, слышанный в городе разговор, что всех тирионских целителей зачем-то срочно вызвала леди Эстэ.

Размышляя об этом, он дошел до мастерской.

— Ты Йаванну не видел? — поприветствовал его мастер.

Келебримбор покачал головой, пожал мастеру руку и принялся вынимать из сумки чертежи.

— Сегодня без отца? — спросил подошедший Махтан.

— Он дома: дяде после вчерашней охоты нехорошо, и отец остался с ним.

— Охоты? — переспросил Аулэ странным тоном. — В лесах Оромэ?

— Да — не знаю, наверное, просто устал, хотя… Взгляните, у меня здесь расчеты правильные?

Вскоре Келебримбор уже стоял у любимого станка и аккуратно обтачивал металлическую болванку: из нее должен был получиться осветительный прибор с особыми свойствами. Ювелирным делом он после возвращения старался не заниматься, но от работы с мелкими деталями отказаться не мог.

* * *

Когда Келебримбор ненадолго оторвался от своего занятия и вышел из мастерской, до него донесся обрывок беседы Аулэ и Махтана:

— Дело не в физиологии, — говорил Аулэ. — Кажется, проблема техническая.

— Как же — техническая? — отвечал Махтан. — Хроа…

— Это связано с полями: я чувствую какие-то изменения в системе колебаний. Помнишь ауристар?

Ауристар!

* * *

— Это что? — спросил Келебримбор.

— Ауристар, — сказал Аннатар. — Только он еще не отлажен, работает не в полную силу.

Свинцовый ящик высотой примерно по пояс Келебримбору мерно гудел. Стены ящика украшала витая металлическая нить, а тяжелая крышка лежала немного неровно. Аннатар откинул ее. Внутри мигали тусклым светом небольшие прозрачные сосуды, цепи оплетали выщербленные круги, по краям вращались металлические шарики, и то тут, то там вспыхивали голубоватые искры. Аннатар провел над ящиком рукой — искры забегали по цепям, сливаясь в полосы; гул усилился.

— Примерно так, — сказал Аннатар и захлопнул крышку.

— Зачем он нужен? — поинтересовался Келебримбор.

— С электромагнитным полем взаимодействует, — туманно пояснил Аннатар.

Много позже Келебримбор снова встретился с этим ящиком: его монотонное гудение раздавалось из-за стены, а Аннатар, теперь уже Саурон, то и дело выходил из комнаты и что-то подкручивал, отчего тон гудения становился то выше, то ниже. Но Келебримбора в то недоброе время инженерные изыскания уже не интересовали.

* * *

В Лориэне царила суматоха. Эстэ не зря собирала целителей из всех поселений: таинственная немочь, поразившая авари, оказалась заразной. Первыми подхватили ее и за день истаяли моряки из Аваллонэ — лекари не успели ничего сделать. Предупрежденные целители-эльфы, майяр Эстэ и даже она сама могли не больше, но теперь всех больных, кого успевали заметить, сразу отправляли в Лориэн, где Эстэ только смотрела, как эльф грустнеет, замолкает, а тело его истончается все больше, пока не растворяется вовсе — и на траву падает тень. Тени эти — все, что оставалось от заболевших, — лежали там, где появились: на полах домов, на мостовых и в садах; и особенно много было их теперь в Лориэне. В Мандос они не уходили, перемещаться не умели и от света не зависели.

Суматоха перерастала в смятение. Эстэ попыталась связаться с Эонвэ, но обнаружила, что он не отвечает, а сама она словно прикрепилась к фана: не сбросить и не улететь из сада.

Эльфы все прибывали. Кусты вокруг скинули сухие листья; плоды съежились и опали.

* * *

Глорфиндель видел за свою дважды долгую жизнь немало бед и смертей, но такого ему встречать не доводилось. Когда Тургон и Эктелион разом впали в меланхолию (чего за ними раньше не замечали) и отказались выходить из дома, сославшись на усталость, Глорфиндель, недолго думая, сгреб обоих в охапку и ринулся в Лориэн: судя по ходившим в городе со вчерашнего дня разговорам, у местных целителей и так доставало забот. Добравшись до сада, он сгрузил обоих под голый почему-то куст и осмотрелся: вокруг никого; трава усыпана темными неявными пятнами, будто кто-то раскидал здесь свои и чужие тени, а забрать назад — забыл. Глорфиндель тряхнул головой, велел товарищам дождаться его и отправился искать хозяйку сада. По пути ему пару раз встречались расстроенные и настороженные майар, которые на вопрос о владычице только пожимали плечами и возвращались к больным. Впереди мелькнуло что-то серое: Глорфиндель прибавил шагу. На берегу лориэнского озера он остановился. Здесь, у кромки воды, между двух больших деревьев, висел над самой землей сотканный из света жемчужно-серый шар, тускло поблескивал, тихо мерцал и слабо колебался.

Ужасная догадка поразила Глорфинделя.

— Леди Эстэ? — спросил он на всякий случай.

Шар дернулся и замер. Глорфиндель погладил его по краю свечения, передал мысленно: «Ничего, разберемся» — и бросился прочь из сада. Нужно как можно скорее добраться до Таникветиль.

* * *

Когда Келебримбор снова прервался ненадолго, в соседней комнате он увидел только мастера Махтана: Аулэ, наверное, отправился по своим делам.

— Ну как? — спросил Махтан.

— Продвигается, — улыбнулся Келебримбор. — А где?..

— Йаванну ищет.

— Понятно, — сказал Келебримбор и хотел было вернуться к работе, раз уж Аулэ нет, но Махтан его окликнул:

— Послушай… Я должен тебя предупредить.

По тону его Келебримбор уловил, что стряслось нечто очень неприятное.

— Ты слышал о болезни авари?

Келебримбор что-то слышал, но не придал этому значения, поэтому промолчал и посмотрел на Махтана выжидающе.

— Она распространяется, как эпидемия, — продолжал тот. — Эльф заболевает, слабеет, тает и растворяется. Мы с мастером Аулэ предполагаем, что дело здесь в полях.

— Полях?

— Да: электромагнитное, жизненное… Ты, конечно, знаешь общую теорию? Любое движение зарядов образует поле. Если в жизненном поле что-то нарушено, то разрушаться начнет и хроа. Мы считаем, что болезнь, которую завезли нам авари, — это что-то, влияющее на жизненное поле. Происходит деформация, как от ауристара.

— Ауристара?

— Да. Помнишь Ар-Фаразона? Нет, не помнишь, конечно.

* * *

Черные паруса нуменорского флота закрыли небо. Ошибки быть не может: Зигур снабдил их непобедимым оружием. Четверо сильных воинов внесли на флагманский корабль большой свинцовый ящик, Зигур открыл крышку, покопался в нем, закрыл, провел по щели пальцем, нажал на торчащий из стенки рычажок и, обернувшись к Ар-Фаразону, сказал:

— Теперь готово. Ничего не трогать, все сработает само.

Действительно, тучи собирались сами, и эльфы на побережье сами разбежались. Валар, по словам Зигура, противостоять им не будут…

* * *

— Ауристар Саурона, — сказал Махтан тихо, — исказил, то есть деформировал, электромагнитное поле Арды. Не знаю, чего он добивался и как собирался захватить Валинор, но, чтобы спасти планету, пришлось изменить структуру магнитных полей. А дальше ты знаешь.

Махтан сел. Келебримбор с тревогой взглянул на него:

— Чем же мы можем теперь помочь?

— Предположительно, — голос его звучал еще тише, — предположительно ауристар можно перенастроить так, чтобы он решил нынешнюю проблему. Но я еще не уверен, верна ли гипотеза, и в излуче…

Он не договорил, голос угас. Келебримбор увидел, как сквозь черты Махтана проступают очертания комнаты.

— Я не думал, что распад произойдет так скоро, — с этими словами Махтан растворился окончательно.

— Нет! Нет! Мастер!

Мастера Аулэ не нашлось ни в соседних комнатах, ни в его личной мастерской. В дальних покоях Келебримбор заметил слабое свечение: напротив друг друга зависли два шарообразных сгустка света, один зеленоватого оттенка, другой — красно-оранжевого, как верхушка пламени. Валар тоже оказались подвержены аварийской немочи.

Келебримбор, подавив гордость, вылетел из мастерской, подозвал коня и помчался к Таникветиль — просить помощи, если еще не поздно. На склоне, пробежав мимо полупустых ваниарских домов, он наткнулся на растерянного Глорфинделя, который спускался вниз.

Растерянный Глорфиндель, надо сказать, — редкое зрелище. На памяти Келебримбора такого не случалось ни разу.

* * *

В Ильмарине, по словам Глорфинделя, картина была такая же, что и в Лориэне, и в чертогах Аулэ: Валар утратили эльфоподобный образ и висели теперь неподвижными световыми шарами там, где застала их немочь, и не могли ни пошевелиться, ни пропасть, ни дотянуться до других мыслью, ни, конечно, надеть фана. С эльфами происходило нечто сходное: хроа их растворялось до тени, но фэа не могло покинуть своего места.

— Это точно авари? — спросил Келебримбор. — Интересно, они знают, в чем дело? Может быть, получится выяснить?

Глорфиндель пожал плечами: у кого теперь спросишь? Все прибывшие авари наверняка уже истаяли.

— Не весь же Аман вымер. Кто-то должен был остаться. У кого-то, наверное, резистентность повышена. Я, например, не истаял!

Глорфиндель опять пожал плечами.

— И ты!

— Я — другое дело. У меня фэа и хроа связаны иначе.

— Наверняка мы не одни такие, — убежденно сказал Келебримбор. — Вероятность есть.

— Мне кажется, болезнь начала распространяться быстрее, когда Валар превратились в… это.

— Конечно! Махтан же предупреждал — излучение! Дело в излучении: измененное поле Валар и эльфов пульсирует теперь на неправильных частотах, и волны искажают новые и новые организмы.

Они заглянули в пару ваниарских жилищ: пусто. По земле в одном из садов катался детский кожаный мяч. В другом доме ветер перебирал струны арф и играл оставленными листами бумаги. Дверь третьего дома — в дальнем конце улицы — бесшумно отворилась, и оттуда вышел Даэрон. В руках он держал свернутые в трубочку ноты.

— Эй! — закричал он издали. — Вы не знаете, куда все подевались?

* * *

Даэрон вернулся по валинорским меркам совсем недавно — меньше тысячи солнечных лет назад — и до сих пор вспоминал о том своем путешествии с недоумением. Отправившись на восток, он исчез из письменной истории мира, но себя не потерял и с природой не слился. Он то подолгу жил один в лесу, то останавливался в человеческих деревнях, и несколько поколений сменялось, прежде чем он уходил дальше. Иногда он забредал к эльфам: авари встречали его флегматично-добродушно, слушали песни, а в некоторых поселениях даже переняли алфавит. Нуменорскую катастрофу и искривление Арды он не заметил. Время от времени в нем просыпалась невнятная тоска и гнала его дальше на восток: он думал сначала — к Озеру, но Озеро не явилось ему. Наконец, перед ним открылся берег океана: в Гаванях он никогда не был, но опыт говорил ему, что не узнать океан — невозможно. Из выдолбленного сухого ствола он соорудил себе лодку и решил не сворачивать с пути: следовать за Солнцем, остановиться на первом острове и уйти прочь, когда тоска позовет его снова.

Таких островов в его путешествии оказалось несколько десятков. На последнем он жил так долго, что успел понаблюдать за людьми, которые строили неподалеку, на более большом острове архипелага, за металлическим забором, нечто чудовищно огромное. Он нагляделся на яркие вспышки и наслушался грохота — и уплыл оттуда, когда люди напомнили ему забытых уже морготовых орков.

Через несколько суток он заметил вдалеке корабль под парусом, похожий на птицу с выгнутой шеей, за ним — полосу берега, блестящие крыши домов и темные горы. Таких кораблей ему еще не встречалось; от него веяло чем-то давно утраченным. Даэрон подвел лодку поближе и разглядел на борту эльфов в длинных одеждах, а между ними — знакомое, если не считать бороды и усов, лицо. Через несколько долгих мгновений он вспомнил, что эльфа зовут Кирдан и что он, кажется, в те еще времена поселился в Гаванях. Потом на корабле увидели лодку, и так ничего не понимающий Даэрон оказался среди отправляющихся в Аман эльфов. Кирдан же, выведя корабль в открытое море, спустил на воду свою неизменную шлюпку и вернулся в Гавани.

Первые несколько сотен лет Даэрон не выходил из Лориэна и так свыкся с ним, что оборудовал себе уголок в дальнем конце сада: лорд и леди не противились. Потом он начал понемногу выбираться в Валмар — учиться у ваниар Песням Силы. Вот и в этот раз, наведавшись к Ингвиону, он никого не застал дома, подивился неожиданной пустоте и тишине, забрал новые ноты и увидел на дальнем конце улицы двух настороженных, смутно знакомых нолдор.

* * *

Даэрон, при всех своих новоприобретенных странностях (родичи, знавшие его в Первую эпоху, описывали его совсем иным), оказался неплохим знатоком и авари, и людей. Прибавив его рассказы к известным уже фактам и своим соображениям, Келебримбор сумел построить правдоподобную картину. Судя по всему, люди, обосновавшиеся в аварийском лесу, испытывали механизмы, похожие на те, что наблюдал на острове Даэрон. Было ли это оружие или что-то иное — сейчас не выяснить: Даэрон подозревал, что люди и обогреваться пытаются с помощью… неких лучей. Лучи эти оказались вредоносны для эльфов: жизненное поле резонировало с неправильными частотами и постепенно разрушало хроа. Болезнь развивалась медленно, передавалась от одного к другому еще медленнее и в Валиноре наверняка исчезла бы — но помешала природа айнур. Они, заразившись от эльфов, превратились друг за другом в мощные передатчики, и искаженные колебания распространились по всему Валинору за несколько суток.

— А мы-то почему остались? — спросил Даэрон.

— Я уже объяснял, что у меня иначе связаны фэа и хроа, — повторил Глорфиндель.

— Кажется, и я, и ты уже получили свою дозу таких лучей, — сказал Келебримбор. — Ты на острове, а я — от ауристара.

— Почему вы тогда сразу не распались?

— Наверное, частоты немного другие…

— Люди называют это «иммунитет», — вставил Даэрон.

Все замолчали.

— А нельзя найти такие… колебания, чтобы обратить процесс назад? — спросил задумчиво Глофиндель.

Келебримбор уставился на него.

— Гениально, — сказал он наконец. — То же самое предлагал Махтан. Ауристар, интересно, еще работает?

* * *

Чтобы добраться до побережья как можно быстрее, решено было позаимствовать у ваниар самоходную повозку, а в мастерской Аулэ — воздушную ладью.

— Кстати, кто-нибудь предупредил светила?

Солнечный корабль плыл по небу как ни в чем не бывало: видимо, предупредили.

Место, где под водой лежал нуменорский флот, было отмечено высеченным из скалы обелиском. Глорфиндель заявил, что нырять за тяжелым ящиком будет сам, а поднимет его на воздушной ладье, если, конечно, она не подведет. В этом Келебримбор не сомневался: ладьи мастера Аулэ легко плавали что по воздуху, что по воде, что под водой. Глорфиндель, набрав в легкие воздуха, нырнул; ладья потянулась следом. Внизу он заметил остов корабля, чуть поодаль — неявное голубоватое свечение: Ульмо, конечно, не избежал болезни. Вода разъела внешние стены корпуса и внутренние перегородки корабля, но, раздвинув панели, снаружи дырчатые, как кружево, а ниже еще плотные, можно было разглядеть нетронутое убранство капитанской каюты: карты, навигационные приборы, массивный деревянный стол, а в углу, за ширмой — тот самый ящик. Глорфиндель подвел ладью поближе, поставил ее боком и, взявшись за угол ящика, резко закинул его внутрь. Ладья качнулась, выровнялась и начала подниматься.

Когда она тяжело зависла над берегом, Глорфиндель, отдышавшись, спросил:

— В мастерскую?

* * *

В мастерской нашлись все нужные инструменты. Чертеж Келебримбор набросал еще на берегу, мысленные расчеты, перенесенные на бумагу, оказались верны, и через несколько часов он поздравил себя: чтобы ауристар заработал, как положено, осталось только поменять местами и прижечь последнюю пару тонких металлических нитей — и нажать на рычажок.

Товарищи ждали его у входа.

— На чем, кстати, он работает? — спросил Глорфиндель. — На дереве? На воде? На воздухе?

Келебримбор задумался: Аннатар при нем заводил ауристар рукой.

— Кажется, на айнурской магии, — сказал он расстроенно. Глорфиндель положил ему руку на плечо:

— Песни Силы не помогут? Даэрон?

— А? Можно попытаться…

Он на пробу пропел незамысловатую мелодию. Ауристар вздрогнул и выбросил сноп голубых искр.

— Ну-ну, — сказал Даэрон. — А если так?

Пока он перебирал варианты, а Келебримбор на ходу подстраивал под пение железные диски и стеклянные пузыри, Глорфиндель сел на землю, прислонившись спиной к дереву, и закрыл глаза.

— Кажется, готово, — позвал его Келебримбор.

— Отлично, — шепотом ответил Глорфиндель. — Давайте сами. Похоже, оно до меня добралось.

И рассыпался тысячей световых пятен.

* * *

Келебримбор повернул рычажок и кивнул Даэрону. Тот запел, и, словно в ответ, фыркнул, затрясся и загудел ауристар. Трава вокруг выпрямилась, будто слушая песню, и от корней по стеблям поползла зеленая краска. Келебримбор почувствовал, как дрожь ящика передается его телу, как проходят сквозь него колебания, как кто-то, казалось, ощупывает его, цепляется за фэа, тянет к себе. Гудение перешло в рев. Даэрон взял особо высокую ноту и вдруг, всплеснув руками, повалился на землю. Келебримбор успел подумать, что ящик теперь останется без энергии, но мелодия его фэа уже сплелась с музыкой ящика, и жизнь, как по тонкой трубке, потекла прочь. Ауристар заурчал, и все потемнело.

* * *

Сначала он увидел ярко-зеленый, с четкими прожилками, лист; потом ощутил прикосновение чьей-то теплой руки. Он осторожно поднял голову: Лориэн — а это был, конечно, прежний Лориэн — не пропал, не съежился и не потерял цвета. Эстэ, которая сидела рядом, определенно походила на эльфийку, а не на тускло сияющий шар.

— Я надеюсь, это все мне не приснилось? — с опаской спросил он.

— Нет, конечно, — сказала Эстэ.

— А…

— Предупреждая твои вопросы: всё вернулось, все живы, ящик забрал Аулэ. Остальное — потом.

Остальное, действительно, могло подождать.

Конец.