Слишком громкая тишина (гет)

В Майском все слишком.

Слишком высокий рост и широкие плечи. Слишком громовой голос и слишком дурацкие шуточки. Слишком много весны, мужественности и обаяния.

Слишком много женщин в его холостяцкой постели.

Рогозина всегда предпочитала других — тех, что интеллигентнее, спокойней, галантней. Вроде Круглова, что за эти годы, умноженные на бесконечность, так и не решился сделать один-единственный верный шаг.

Майский всегда предпочитал других — тех, в ком женственность через край, тех, с кем легко, беззаботно и просто. Девочек-однодневок, с кем не нужно в огонь и на баррикады.

Он слишком-не-тот для нее.

Она слишком-не-та для него.

Аксиома об их невозможности не требует доказательств.

— -

Двенадцать. Тринадцать. Четырнадцать.

Обратный отсчет.

У Гали первая серебристая прядь в идеальной прическе.

У Сереги наметившаяся седина.

А время уходит.

У Петровича уже совершенно белые волосы. У Валюшки отчетливые морщины.

Галина больше не ждет ничего от Круглова. Они везде опоздали.

Серега с усталой усмешкой выбрасывает визитку очередной красотки с многообещающим «жду звонка».

Он не хочет, чтобы его кто-то ждал. Просто потому что этот «кто-то» — не она.

Ложь самому себе длиной в четырнадцать лет. Он сам загнал себя в тупик, решив однажды, что они не нужны друг другу.

Весна расцветает.

Май выдыхается.

— -

— Все бегаешь. А ведь не мальчик уже.

Галя с тихой усмешкой бинтует ему подстреленную руку в прохладном полумраке морга. Улыбается снисходительно и устало.

От двусмысленности все внутри скручивает морскими узлами.

Ему сорок семь.

Дальше бежать от самого себя попросту некуда. Разве что… Но если очередная пуля пролетит мимо, до гробовой доски и воинских почестей еще далеко.

Он молча целует ее узкую сухую ладонь с резко проступившими венами.

Он не знает, сколько им суждено.

Наверное, целая жизнь друг без друга.

— -

Между ними слишком громкая тишина.

Даже Круглов все понимает. Пожалуй, раньше, чем они сами.

— Не повторяй моих ошибок, Серег. Не заставляй ее ждать.

Это так дико звучит от него. И полностью справедливо.

Им нечего больше ждать. Время утекает катастрофически быстро. Сколько им остается с их безумной работой?

Всего ничего.

— -

Тишина становится оглушительной. Молчание разъедает.

Они растворяются.

Он ничего не спрашивает и ни о чем не просит. Ставит ее перед фактом. Они так глупо упустили столько лет.

Он хочет успеть.

Хотя бы немного почувствовать себя безоговорочно принадлежащим ей. Хотя это и так было неоспоримо — несмотря на долгие годы без, несмотря на кратковременные романчики, несмотря на то, что они априори несовместимые.

Им потребовалось четырнадцать лет, чтобы осмелиться с этим поспорить.

Они именно те.

И это уже аксиома.