Не-друзья (гет)

— Дядя Джо!

Радостный крик Эммы и топот ног в коридоре заставляет Рейчел встрепенуться.

— Осторожно, Эмма! — окликает она с типично материнской тревогой, а затем выглядывает в окно на кухне и с рассеянной полуулыбкой наблюдает за тем, как Джо подхватывает белокурое создание на руки и кружится на месте.

Эмма визжит от восторга и жмурится, Джо выглядит не менее счастливым. Наконец, опустив малышку на землю, он находит взглядом Рейчел в окне и приветливо кивает.

— Привет, — отвечает она одними губами.

— Дядя Джо, поиграешь со мной в мячик? — Эмма заискивающе и чуть кокетливо заглядывает в глаза любимого «дядюшки». — А то мама не может — она переживает, что вечером будут гости, а у нее еще ничего не готово, — доверительно рассказывает она. — Но скоро придет тетя Моника, так что, думаю, все будет в порядке, — прибавляет со всей серьезностью.

Рейчел, которая отчетливо различает звонкий голосок дочери на улице, тихонько фыркает. Этот ребенок становится все более сообразительным. И все более красивым. Ей на самом деле удалось то, что принято желать детям — взять самое лучшее от отца и матери. Рейчел снова улыбается, сердце щемит от переполняющей его нежности, а затем его касается совсем другое чувство — смутное, едва различимое. Если все так хорошо, то почему?.. Рейчел закатывает глаза и вздыхает чуть раздраженно. Она подносит к губам стакан с водой, который налила еще до появления Джо, и делает глоток. Жидкость приятно скользит по пищеводу, опускаясь в желудок и холодя изнутри. Лето выдалось жарким, зелень на деревьях и газонах словно поддернута зыбким маревом, а пыль на дороге стоит столбом, забивается в нос и глаза…

Рейчел вздыхает и раздражается еще сильнее — на себя. Ей нравится жить загородом. Действительно нравится. И хотя Россу пришлось уговаривать ее почти год, она не жалела о переезде. Почти. Доводы мужа всегда бывали очень разумными — в конце концов, он добивался того, чего хотел. Вот и сейчас… Рейчел чуть вздрагивает и фокусирует взгляд на Джо, который как раз достает мяч из цветочной клумбы. Становится жаль едва распустившуюся лимонно-желтую розу на высокой ножке, которая подломилась у самого основания, но Рейчел не злится. Она вообще никогда на него не злится, а глядя на то, как Джо виновато оглядывается в ее сторону, и вовсе хочется рассмеяться. Рейчел сурово сдвигает брови — Джо делает шкодливо-виноватое лицо. Рейчел качает головой — он разводит руками, и у нее вырывается смешок: Росс будет в бешенстве. Он так лелеял этот розовый куст…

Джо быстро забывает о происшествии и возвращается к прыгающей на одной ножке от нетерпения Эмме. Они возобновляют игру, а Рейчел продолжает следить глазами за Джо. Он почти не изменился. Только фигура, которая всегда ей нравилась, слегка поплыла, что не удивительно при его любви к мучному, — но под тканью футболки все так же перекатываются мышцы; смуглая кожа, белозубая улыбка, чуть взъерошенные иссиня-черные волосы… Рейчел помнит, какие они на ощупь — ощущение в руках никак не проходит, и не удивительно — порой, не удержавшись, она треплет его по голове, пропуская между пальцами жестковатые пряди, а когда одергивает руку, уже поздно — то, что она выдает за рассеянность, странно покалывает изнутри и сосет под ложечкой… Хочется отмахнуться от этих мыслей, как от мухи, что с комфортом расположилась на свежевымытых овощах. И потом — почему бы ей не взъерошить волосы давнему другу?

Рейчел пытается припомнить насколько давнему… Ее мысли невольно обращаются к остальным членам их компании. Все они стали в меру респектабельными мужчинами и женщинами. Разве что Фиби может по-прежнему выкинуть коленце — но как-то осторожно, словно с оглядкой. И потом, слишком мало сил на чудаковатые выходки остается у матери с тремя детьми-погодками. У Чендлера и Моники все хорошо — иногда Рейчел даже испытывает в их присутствии странное чувство, похожее на легкий и необъяснимый приступ зависти. Ерунда, конечно. Но как бы там ни было, жили Бинги душа в душу, а их глаза по-прежнему загорались тем особым огнем, который заставлял окружающих смущаться своего присутствия. Близнецы росли относительно послушными и в меру шебутными — Чендлер баловал их, как мог, Моника прививала любовь к порядку, дисциплине и баловала еще больше. А не так давно случилось нечто и вовсе замечательное — после семи лет бесплодных попыток Монике удалось забеременеть. Рейчел была счастлива за подругу, и они по-прежнему часто виделись — уютная кофейня сменилась не менее уютным рестораном в конце улицы, на которой жили Моника с Чендлером. А сама эта улица находилась всего в трех кварталах от их с Россом дома…

Тогда что не так, Рейчел Карен Грин?

Да все так. Все. Так.

— Рейчел, смотри, как мы можем!

Ей не удается узнать, что именно они «могут», потому что в следующее мгновение Джо едва не распластывается на асфальте, успев подставить руки и смягчить падение, а Эмма с победным криком прыгает на него сверху. Джо принимается щекотать малышку, она хохочет в голос, а ее хорошенькое новомодное платьице, цену которого Росс никогда не узнает, пачкается о сочную зелень. Но Рейчел даже не пытается окликнуть дочку, и в какой-то момент понимает, что смеется вместе с ними. Что-то вибрирует внутри, ненадолго находит выход и облегчение в этом смехе.

Рейчел счастлива с Россом — это она точно знает. И она любит его. Любит так давно, что уже не знает как это — не любить. Это стало частью ее самой, неотъемлемой и неделимой. Любви не становится больше или меньше — она может отступить в тень или разгореться с новой силой, заставляя чувствовать себя все такой же молодой и прекрасной...

Черт, тогда почему так? Почему робкая просьба родить ему еще одного ребенка заставила напряженно, натянуто улыбнуться и пробормотать что-то вроде: «Давай поговорим об этом в другой раз». Но Росс умел быть настойчивым. Он смотрел своим коронным, по-щенячьи преданным взглядом, брал ее ладони в свои, говорил какие-то правильные, ласковые слова, а она чувствовала себя загнанной в угол. Это продолжалось какое-то время. Потом муж отступил, а она приобрела гнетущее чувство вины.

— Ага! Попалась!

Крик Джо заставляет Рейчел вздрогнуть, и в первую секунду в ее голове проскакивает шальная мыслишка, что это он ей. Но, конечно же, нет. Эмма с восторженными криками носится по двору, убегая от Джо, который почти настигает ее, но каждый раз позволяет плутовке улизнуть.

Джо… у него тоже все хорошо. Новые роли, новые женщины. Только так и не появилось той самой. Опять лукавишь, упрекает кто-то внутри, и к горлу подступает сухой, колючий комок. Рейчел сглатывает его и проводит рукой по волосам, пытаясь стряхнуть наваждение. Но…

В этом ведь нет ничего такого. Просто представить. Вообразить, как бы это было. Каково это — не засыпать перед телевизором под монотонное бормотание очередного умника, а вместе смотреть любимое ток-шоу, крепко обнявшись, не чувствовать себя дурочкой, когда не понимаешь и половины из того, что сказал любимый человек, а вместе радоваться успехам — его новой роли или выходу новой коллекции, отмечать это кусочком пиццы и бокалом красного вина… Прекрати — екает внутри почти испуганно, но Рейчел уже не может и не хочет останавливаться. Что-то тянет, рвется наружу, и она понимает, что должна это выпустить. Иначе будет только хуже.

И тогда она начинает вспоминать. Прикосновения, улыбки, объятия, поцелуи… покалывание в кончиках пальцев и внутреннюю дрожь — такую сильную, какую она не испытывала никогда прежде. Даже с Россом… хотя об этом никто не должен знать — даже она сама. Это восхитительное волнение крови, которое уже не надеялась испытать, и все эти глупые мечты о головокружительной страсти и неодолимой тяге друг к другу — они почти стали реальностью для них тогда.

Рейчел передергивает плечами и закрывает глаза — ей и холодно, и жарко одновременно. Она знает, что ничего не изменить. Более того — она не хочет ничего менять. Просто… просто немного грустно. А порой и тяжело. Тяжело видеть, как он приводит очередную красотку и даже не пытается сделать вид, что она ему интересна. Отчего-то трудно и тесно в груди, когда он скользит по комнате и лицам друзей рассеянным, усталым взглядом. И совсем уж непросто ощущать этот взгляд на себе — совсем не такой, не дружеский. Даже прикасаться иногда — тяжело. И еще чуточку больно. Но самую малость.

Рейчел знает, что они поступили правильно. Просто иногда ей кажется, что дело было даже не в Россе, не в запутанности возможных отношений, не в общих воспоминаниях или опасении разрушить дружбу. Они просто испугались. Потому что оба почувствовали — возврата не будет. Это будет слишком хорошо, слишком правильно, может быть — идеально. Все изменится — и не только для них. Ломать привычный ход вещей и выходить за собственные рамки — всегда страшно, а они уже были не в том возрасте… И тогда они просто остановились. Сдались. Выбрали более простой и удобный путь, заставили себя поверить, что так будет лучше для всех, что есть вещи поважнее. Предали то ноющее чувство в груди — давнее, полузабытое, похороненное под ворохом несмелых улыбок и каких-то излишне осторожных объятий, оно до сих пор давало о себе знать редкими, но мучительными отголосками. И тогда Рейчел… сомневалась? Нет, скорее сожалела, не до конца отдавая себе отчет — о чем именно.

В коридоре раздаются шаги, и Рейчел быстро проводит ладонями по лицу, словно пытаясь стереть следы недавних размышлений. Ей кажется — не получилось, поэтому она рада, что это не Джо.

— Мама, можно мультики? — в кухню заглядывает Эмма — ее личико раскраснелось от игры.

Рейчел кивает, и радостный вопль дочери тонкими иглами впивается в голову. Рейчел морщится, но Эмма уносится прочь, не давая возможности сделать замечание.

— Дядя Джо, пойдем, мама разрешила!

— Ты включай, а я сейчас приду. Мне нужно переговорить с твоей мамой.

— Поторопись! — предупреждает Эмма. — Скоро вернется папа и тогда о мультиках придется забыть, — потешно-зловещим голосом предупреждает она.

— Дай угадаю — динозавры, динозавры, динозавры, передача о какой-нибудь суперплесени из космоса, динозавры, динозавры…

— И еще немного динозавров! — подхватывает Эмма, и они оба хохочут.

Рейчел тоже улыбается, но улыбка выходит неестественной. Но выбирать не приходится — именно ею она встречает Джо.

Когда он оказывается в одном с ней помещении, сердце пропускает удар. Неудивительно — после всех этих мыслей, воспоминаний. Ничего такого, о чем стоило бы всерьез беспокоиться.

— Рейч, я хотел извиниться за клумбу, — Джо протягивает ей сломанный цветок и очаровательно улыбается. — Ну, и еще хотел спросить, когда ужин, — Джо многозначительно поводит бровью и усмехается.

Он продолжает дурачиться и кривляться, но Рейчел давно в это не верит. В его улыбке нет прежней беспечности, а в глазах — веселых искорок, которые ей так нравились. Зато какая-то едва ли постижимая житейская мудрость по-прежнему с ним, в нем. Так было всегда — Джо Трибиани мог не знать элементарных вещей, но людей, которые были рядом, знал и чувствовал как никто другой. Может быть потому, что у него такое большое сердце? Рейчел с трудом отводит взгляд от его лица, нарочито медленно подрезает стебель — словно давая себе время, ставит розу в стакан с водой, которую так и не выпила. Вновь поворачивается к Джо, прислоняясь бедром к столешнице и складывая руки под грудью.

— Насчет роз — разбирайся с Россом, — глаза Джо округляются, и Рейчел не может сдержать лукавой улыбки — сегодня ее муженьку достанется от друзей-шутников, а ей самой почему-то совсем не стыдно, что она сдала его. — А на ужин Моника принесет лазанью. Мне нужно было только нарезать салат, но как видишь… — Рейчел чуть отступает, показывая на горку овощей. — Ничего, я быстро, — она принимается искать глазами нож, который, казалось бы, только что был в руках.

Когда Джо резко сокращает расстояние между ними, начинает кружиться голова. Внутри все сжимается, а потом в животе появляется тянущая щекотка — бабочки… Она уже почти забыла — каково это. Рейчел смотрит Джо прямо в глаза, делает короткий, прерывистый вдох, который нисколько не насыщает легкие кислородом, и нервно облизывает губы — она сама не знает, чего ждет. Но Джо всего лишь развязывает ее нелепый передник, так, что она ненадолго оказывается в кольце его рук и, кажется, сейчас задохнется от этой близости, а затем забирает нож.

— Не могу позволить, чтобы ты отхватила себе палец.

— Эй! Я уже научилась готовить! — восклицает Рейчел и отступает с видом оскорбленного достоинства.

Она чувствует дрожь облегчения, а еще то, другое, противно тянущее чувство, слишком похожее на обиду и разочарование.

«Прекрати, Рейчел, немедленно!»

Она пытается себя приструнить, загнать все эти едва ли дозволенные ощущения обратно, в самый дальний уголок сознания, но это уже не работает. Расплата за слабость — даже в мыслях, не заставила себя долго ждать.

— Правда, что ли? — чуть склонив голову на бок, Джо смотрит на нее снисходительно и ждет, когда она капитулирует.

Не в силах больше выдерживать этот взгляд, Рейчел сдается.

— Конечно, если тебе очень хочется… Давай, я хотя бы буду подавать тебе овощи.

— Вот, эта работа как раз для тебя, — самодовольно заявляет Трибиани, и она легонько пихает его в бок. — Эй, ладно тебе, мы же друзья, а друзья должны помогать друг другу… и принимать такими, какие мы есть, — шутливо прибавляет он.

Мысль, которая приходит Рейчел в голову, заставляет ее резко выпрямиться и застыть на мгновение. Это как будто заново открыть то, что уже давно и слишком хорошо известно. Но когда понятия не имеешь, что с этим знанием делать, самый простой и обманчивый путь — не замечать его.

— Джо, — он слышит что-то необычное в ее голосе, медленно поворачивает голову и смотрит чуть более пристально, чем обычно, изучающе — но Рейчел уже не теряется под этим взглядом, чувствуя себя так, словно готова совершить прыжок с парашютом, — а мы друзья?

Ей кажется, что время остановилось, а сама она сошла с ума, раз спрашивает такое. Она видит, как напрягаются его спина и руки, как дергается кадык, как в его глазах вспыхивает и тут же исчезает какое-то чувство — или вопрос — или желание. Да, скорее всего, именно желание — болезненное, обоюдоострое, ранящее обоих. Как будто и не было этих семи лет...

Он первым приходит в себя. Отворачивается.

— Конечно, кто же еще, — его голос наигранно-бодрый.

«Вранье», — мысленно произносит Рейчел, и тогда все становится на свои места. Правда не прячется, прячутся от нее, а они слишком долго лгали — себе и друг другу. Они уже никогда не будут просто друзьями. Они застряли где-то между дружбой и чем-то большим, и ничего нельзя изменить или исправить — им просто придется жить с этим.

— Ну, тогда скажу тебе кое-что как другу, — она сглатывает, а потом прибавляет зачем-то: — даже Росс еще не знает... — быстрый вдох, небольшая задержка и медленный, плавный выдох. — Я беременна.

— О!.. — кажется, такого он действительно не ожидал. — Так это же отличная новость, Рейч! Поздравляю!..

Она знает, что он говорит искренне, от души. Но то, что отражается в его лице, невозможно не прочитать. Ему больно. И в то же время он счастлив. Счастлив потому, что счастлива она. Он распахивает ей свои объятия, и она с готовностью укрывается в них, прижимаясь к большому, теплому, сильному телу. На глаза все-таки наворачиваются слезы, но сейчас для этого есть благовидная причина. Джо крепко и бережно прижимает ее к себе, и они стоят, молча, обнявшись, возможно, чуть дольше, чем стоило бы…