Вечность для двоих (джен)

— Тебя так просто найти по трупикам крыс… Может, не случайно тебя тянет именно сюда, в их общество? — со скучающим интересом поинтересовался Лестат, склонил голову к плечу, рассматривая недавнего компаньона. Голос сочился презрением с толикой, самой каплей жалости. Едкая, как ржа, разъедающая решетку, она бил прицельно, в самую больную точку. Особенно в сочетании со смешком. О, Лестат прекрасно знал, куда и как ударить, чтобы вызвать нужную реакцию. Бывший актер, он разбирался в душах людских, без преувеличения, не хуже их самих, а то и получше. А Луи слишком много сохранил в себе от человека, к сожалению или счастью.

Луи не отозвался. В полумраке подвала его силуэт с разбросанными по грязи полами плаща так просто было спутать с одной из населяющих подземелье теней. Неподвижный, ломано-неправильный… жутковатый. Лестат лучше, чем кто бы то ни было, знал, что вампира почти невозможно убить, и еще сложнее — завершить ее собственноручно. Недреманный инстинкт, извечная жажда жизни, пусть и такой, преломленной во мраке — слишком сильны, чтобы оборвать их по собственной прихоти. В противном случае детей ночи было бы намного меньше — возможно, и к лучшему.

Брезгливо скривив губы, Лестат подошел ближе, носком туфли отбрасывая с пути пресловутые трупики — про себя отмечая, что по соседству с Луи их становилось все меньше, а в шаге-двух они исчезли вовсе. Издевательски ухмыльнулся. Подземные твари знают, кого стоит бояться, и недаром, или… нет, какое к дьяволу, или? Этого просто не может быть. Не может!

— Просыпайся, спящая красавица нас ждут великие дела, — все так же ногой, небрежно он подтолкнул Луи в сапог. Чуть наклонившись, вгляделся в спутанные патлы, еще совсем недавно, на приеме у графини, уложенные в изящную прическу; в мертвецки-бледное, в синеву лицо. Нахмурился. — Или лучше сказать, принц-лягушка?

И снова никакого ответа. Единственным стал порыв стылого ветра из проржавевшей решетки окошка под самым потолком. Колыхнув паутину под потолком, он снова утих, принеся с собой запахи сырости и дыма. Наверное, снова будет дождь.

Сколько прошло времени с тех пор, как он покинул их апартаменты? Попытавшись прикинуть, Лестат понял, что сбился со счета — так легко спутать, когда дождливый промозглый день неотличим от ночи. Лучшее время для охоты — если бы дичь не пряталась вместе с солнцем. Лестат досадливо цокнул языком. Он, конечно, может не день и не два продержаться впроголодь, но стоит ли? Куда денется Луи из этого тупичка, если он отлучится ненадолго? К нему-то еда вот так просто не придет на стол…

Словно в насмешку, из дальнего угла бесшумно выткалась тень, совсем маленькая и шустрая. Поводя носиком, выбежала на середину помещения. Валяющиеся тут и там тельца сородичей не заинтересовали ее, в отличие от незнакомого предмета возле стены. Лестат не удержался и про себя повторил это слово, смакуя саму абсурдность момента — а собственно, как еще могла воспринимать валяющегося мешком Луи крыса? Его самого разумный зверек предпочел обежать подальше; к Луи же медленно, постепенно сужая круги, таки приблизился. Осторожно вытянув шею, принюхался к пальцам…

И без того неподвижный, Лестат затаил дыхание, хорошо зная, что должно произойти. И как ни мерзко было, смирился — ради блага Луи, который сам, лично, должен понять глупость и тупиковость своего пути. Через боль, через изнеможение и страх близкой смерти — как обычно и постигают простые истины. Так по-человечески…

Пальцы слабо дрогнули в ответ на прикосновение, и… всё. Лестат не поверил собственным глазам. Реакция вампиров многократно превосходит человеческую, и не сам ли он видел, как Луи поспевал ловить юрких крыс — хватал следующую, еще не успев отбросить первую. Почему же сейчас?..

Додумать Лестат не успел, да и не слишком старался. Какая разница, почему Луи не поймал крысу — слишком ослаб или решил-таки уморить ненавистное тело голодом? Любая из причин была омерзительная Лестату до тошноты, и он не собирался принимать ни одну. Тонкая изящная рука, увенчанная остроконечным напальчником, капканом сомкнулась на взвизгнувшей крысе, следующим движением проткнула ей шею — не насквозь, лишь давая путь бьющейся в теле крови.

— Ну уж нет, — наплевав на грязь и без того испорченные штаны, Лестат присел возле Луи, поднес к его губам крысу и чуть сдавил. На губы упали несколько бурых капель, незаметные на запекшейся корке — Луи не удосужился даже вытереть кровь той девчонки из чумного квартала… как бы ее ни звали. Кажется, его опасения были не напрасными… впрочем, и это уже не важно. Важно лишь, что он, Лестат, не оставит этого просто так.

Губы непроизвольно дернулись, ловя живительную жидкость. Лестат удовлетворенно улыбнулся.

— Вот так-то лучше. И даже не думай, что сможешь сбежать от меня… как он, — он непроизвольно дернул плечами, вспомнив давшего бессмертие ему самому… лишь для того, чтобы покинуть его в тот же день, не слушая ни угрозы, ни мольбы. — Твоя природа мудрее тебя, и скоро ты поймешь это. А пока… пока придется тебе немного помочь, пусть ты наверняка этого и не оценишь.

Он плотнее прижал крысу к губам Луи, постаравшись, чтобы ни одна капля не просочилась зря. Мельком стрельнул взглядом по стенам — не попадется ли еще, одной наверняка будет мало. Но нет, на такое везение рассчитывать не приходилось. Впрочем, и такой малости может хватить, это Лестат тоже знал по личному опыту.

— Что… зачем? — хрипло втянув воздух, Луи неловко оттолкнул его руку, сел, ошалело оглядываясь. Потом остановился взглядом на Лестате и скривился в такой искренней гневно-гадливой гримасе, что тот лишь усмехнулся. Некоторые вещи остаются неизменными. — Снова ты… Я уж думал, что хоть в аду не увижу твоей рожи.

— Сожалею, мой друг, но туда нам пока путь заказан, — Лестат шутовски склонил голову, незаметно отбросил уже ненужную крысу. — И боюсь, будет еще очень-очень долго. С возвращением в наш грешный мир!

Не слушая его, Луи еще раз огляделся, ощупал себя, остановившись ладонью на губах — и снова вскинул глаза на Лестата. Уже знакомый гнев мешался в нем с такой неподдельной болью, что последний с трудом сохранил прежнее невозмутимое выражение лица. Он мало что помнил из прежней, до-вампирской, жизни и предпочитал не вспоминать — какой смысл ворошить прошлое и будить уснувшую боль, не имея и шанса вернуть, исправить… не имея выбора что тогда, что сейчас? Впрочем, нет, дудки, сейчас он у него был. Был у них обоих, пусть и невеликий.

— Зачем? — Луи схватил его за ворот, дернул на себя — гораздо слабее, чем недавно. Лестат без труда мог бы вывернуться из его хватки, но не стал, напротив, наклонился ближе, глядя глаза в глаза. — Зачем ты сделал это — сейчас, после… всего? — Луи содрогнулся всем телом, словно с трудом протолкнув через горло слово.

— Зачем? Дай подумать, — Лестат демонстративно поднял взгляд к потолку. Потер ногтем губу, словно рассуждая. — Может, потому что та девчонка… да-да, не надо на меня так таращиться, она осталась жива, хотя и не понимаю, каким чудом — проснулась и зовет тебя? Что мне ей сказать? — что дядя Луи бросил нас обоих?

— Жива… — повторил Луи одеревеневшим голосом. Какое-то время тупо созерцал стену, потом, словно проснувшись, снова схватил Лестата за обе руки, окончательно сминая и так испорченные манжеты. Тот не без облегчения отметил, что взгляд его снова стал живым, блестящим, пусть и по причинам того не стоящим. Ну да Бог с ним.

— Где она? Что с ней? Она знает… — засыпал его вопросами Луи. Пряча в упавших на лицо прядях улыбку, Лестат освободился.

— Слишком много вопросов для променявшего чувства на вечность. Ладно, шучу, — тут же поправился он. — С ней все хорошо, остальное спросишь у нее самой… если, конечно, передумал оставаться тут, — Лестат кивнул на помещение позади себя. — Может, я не самая подходящая компания для тебя, — в голосе помимо воли промелькнула горечь, но Луи, кажется, не заметил ее, — теперь она у тебя есть. Веский повод задержаться на Земле, не считаешь?

Конечно же, Луи не пожелал ждать и минуты, покинул мрачное убежище даже прежде Лестата. Все тот же старый добрый нетерпеливый Луи. Лестат улыбнулся в темноте, неслышной тенью следуя за ним. Наивный, сентиментальный, все еще скованный догмами морали и религии, порой Луи бывает несносен. Но при этом Луи — его, только его, несмотря ни на что. Его личный партнер в вечности, избранный на сей раз им самим. И ему, как и любому живому — и неумершему — существу нужно другое, похожее на него. Родное в чем-то — в кои-то веки Лестат без отврашения произнес такое слишком человеческое понятие. Сейчас, кажется, он понимал Магнуса, ставшего в свое время проклятием, разрушившим его жизнь — чтобы дать новую, иную. Одну на двоих. Понимал — и не понимал враз, потому что сам по доброй воле ни за что не покинет принадлежащего ему. Ведь для чего, для кого иначе нужна купленная за душу вечность?