Прощальное письмо волчице (гет)

«Помнишь, как мы встретились? Ты была ранена — лёгкая добыча, которую я, охотник, не смог убить. Ты отличалась от тех тварей, на которых я охотился всю жизнь, и я почувствовал это. После той ночи мне стала противна сама мысль об убийстве твоих сородичей и экспериментах над ними. Я ушёл из Серебряной Руки.

Не знаю, что во мне надломилось. Я никогда не прощу себе пролитую кровь, а ведь казалось, что цель благородна… Да, мы промышляли разбоем, но вместе с тем истребляли оборотней. Зная это, сейчас ты наверняка загрызла бы меня, но когда ты прочтёшь это письмо… Не уверен, что буду ещё жив.

Я видел тебя в человеческом обличье лишь однажды, когда пришёл перед рассветом. Ты спала, и я не стал беспокоить тебя — только оставил еду у входа в твоё убежище. Ранение не позволило бы тебе уйти, и я не мог просто забыть. С тех пор твой образ стоял у меня перед глазами. Я не верил себе, не верил, что с нетерпением жду новой встречи — и плевать, как ты будешь выглядеть, ведь душа не меняется.

На следующий вечер я пришёл к тебе раньше обычного, но ты уже обратилась. Ты узнала меня, — я видел это в твоих глазах, — но зарычала. Прогнала, не дав даже оставить корзину с едой. Как я мог нанести целебную мазь, если ты гнала меня прочь?

Я приходил к тебе, с трудом оправлявшейся после ранения, каждую ночь. Я боялся, что однажды ты потеряешь контроль над собой и порвёшь меня, но хотел помочь. На четвёртую ночь ты уже не рычала. Я сел рядом с тобой, но ты не позволила обработать раны. Я едва коснулся твой шерсти, как ты чуть не откусила мне руку.

И снова ты скалилась, рычала, не подпускала меня ближе, чем на несколько шагов. Я не терял надежды — навещал тебя, приносил еду и лекарства. Знаю, я мог бы прийти днём, но, боюсь, тогда меня встретил бы не волчий оскал, а стрела. Я ведь сам однажды принёс тебе лук для самозащиты.

Я потерял счёт ночам, когда ты наконец позволила мне приблизиться. Я долго не решался прикоснуться к тебе, боясь нападения, но ты не атаковала. Я впервые ощутил, как щекочет ладонь мех живого оборотня. Ты была напряжена, я почувствовал это. Но в этот раз без подвоха: я завязал с охотой.

Раны почти затянулись. Ты снова можешь полноценно жить и наверняка уйдёшь. Мне больно об этом думать. Я принял решение, но не знаю, согласишься ли ты на такой шаг. Сейчас я допишу это письмо, положу его в корзину с припасами и мазью и отнесу тебе. Я знаю, о чём попрошу, и если утром мы не встретимся, ты хотя бы будешь знать правду. Если этот клочок бумаги не сгорел в костре, а ты читаешь его сейчас… я принял опрометчивое решение и, быть может, ошибся, но не жалел ни секунды. И… прости меня».

Солёная слеза упала на исписанную бумагу. Девушка бережно свернула листок и убрала его в наплечный мешок. Порой, когда становилось слишком одиноко, она перечитывала прощальное письмо охотника, спасшего ей жизнь и изменившегося ради неё.

В ночь, когда бывший охотник поставил последнюю точку в письме, он пришёл к волчице — не чтобы попрощаться, а чтобы попросить обратить. И после всего, что он для неё сделал, она не смогла отказать. Не один год минул, но девушка до сих пор корила себя за это. Тоска разъедала сердце, словно яд.

Охотник не пережил обращения.