Ротт делает ноги (джен)

Брюхо-ох — непременный атрибут любого Валяния. Крепкие грибные флюиды, идущие от него, кружат голову похлеще любой гусеничной жидкости, которую обычно и используют как хорошее психотропное вещество. Не удивительно, что контрабандисты, засевшие в Тающих башнях, полюбили этот напиток: в отличие от уже упомянутой гусеничной жидкости, брюхо-ох было приятно пить.

Минус у брюхо-оха была лишь один, зато ого-го какой — его создатель. Не секрет, что напиток делал лишь один крыс, ныне живущий в Пангее. Фауст Ротт, лучший учёный Кима, работал над формулой много лет, экспериментировал с разными составляющими и тщательно отшлифовывал получаемый результат, чтобы в конце концов создать "эликсир богов".

Когда эта информация дошла до чуткого слуха Рецции, она поняла, что это её шанс разбогатеть — многие зловредные существа, для которых Валяние было священным праздником, с лапами оторвали бы чудо-напиток, от которого эйфория держалась ещё пару суток.

С помощью своих соглядаев-крыс она определила, когда Фауст отправится в Муридею — тамошнему крысиному барону вдруг зачем-то понадобился лекарь аж из самого Кима. С трудом, но верным крысакам удалось подменить склянки, пока Фауст, ни о чём не подозревая, ворчал на сбившую его с ног мышку.

А потом опростоволосившегося лекаря сослали в Тающие башни. Неофициально, конечно: чем меньше командующий знал, тем крепче спал. Пряча в передник изрядно похудевший кошелёк, Рецция не могла сдержать удовлетворённой улыбки — как быстро тюремные крысы бегали, стоило только правильно надавить...

Да, Фауст стоил своих денег. Помещённый в сточную камеру, он стал неофициальным узником Тающих башен. Знали о нём лишь избранные — контрабандисты, верные своему Хозяину. Правда, Рецция подозревала, что и кузнец о чём-то догадывался; Роло молчал, когда кто-то из её ребят пытался аккуратно разговорить его, но алый взгляд мелких глаз говорил о том, что ему было известно куда больше, чем он собирался делиться. Впрочем, кузнец помехой не был — его мало интересовали контрабандисты и их мелкие гнусные делишки в крепости. Раз в неделю Рецция спускалась во двор, щедро одаривая Роло флоринами, и тот молчал, отстранённо занимаясь привычной кузнечной работой.

Фауст тоже работал, не покладая лап. Его брюхо-ох был настолько потрясающим, что партии разлетались, как горячие пирожки. Рецция уже не считала флорины — их было слишком много. Настолько много, что когда Фауст вдруг заартачился, потребовав себе десять флоринов за каждую произведённую бутылку, Рецция милостиво согласилась. Зачем глупому крысу были нужны деньги, в стоках-то, она понятия не имела. Ну да ладно. Чем бы мышонок не тешился, как говорят...

Ох, не знакома она была ещё с творческими крысами, ох как не знакома!..

* * *

— В смысле — "не смогу"?! — Тонкий голосок Рецции перешёл в ультразвук.

Фауст лежал на продавленной кровати и меланхолично глядел на свисающую с потолка склизкую плесень.

— Творческий кризис, — снисходительно пояснил он, не удостоив мышь взглядом. — Это сильнее меня.

— Знаешь, крыса, ты действуешь мне на нервы, — злобно прошипела Рецция. — А ну живо за работу, или я перережу тебе горло!

Торсе и Терренс, сопровождавшие своего Хозяина — вернее будет сказать, Хозяйку, — неуютно поёжились. Все контрабандисты Тающих башен знали о жестокости и коварстве внешне милой мышки-кухарки. Днём она, желтозубо скалясь, добродушно приветствовала новичков и раздавала всем желающим пышущий сытостью обед. Это не мешало ей творить ночью всё самое страшное. Жестоко карать предателей, перерезая судорожно сжимающиеся глотки, ловить по гавани неудачно подвернувшихся мышат-рабочих, чтобы вскоре, разделав их на ингредиенты, наживиться — в Солерах отлично продавались и кровь, и кожа, и прочие части тела ваэльской мыши.

Фауст тоже знал об этом. Он часто видел нож, которым Рецция вершила жуткие дела, видел покрывающие его ржавые пятна крови. Но, видимо, творческий кризис был страшнее любых Хозяйских тайн.

— Ну перерезай, — равнодушно пробормотал он, покачивая плесень кончиком хвоста.

— Ну и перережу! — рявкнула Рецция. — Харрум, его бумаги!

Торсе вздрогнул, услышав обращение, и поспешно направился к столу, заваленному всякой дребеденью. Возникла небольшая заминка. Рецция, сложив лапы на груди, терпеливо ждала, прихлопывая лапкой по каменному полу. Наконец Торсе вернулся. Вид у него был достаточно напуганный.

— Бумаг нет, — пискнул он и поспешно добавил: — Но я могу посмотреть ещё раз, вдруг...

— Довольно, — грубо прервала его лепетание Рецция. Её большие тёмные глаза с нехорошим блеском уставились на лежащего крыса.

— Бумаги! — фыркнул Фауст, отслеживая путь капли, следующей по влажной стене. — Эти ничтожные недолговечные носилища не в силах лицезреть мой гений. Ни один уважающий себя экспериментатор не станет доверять приватные тайны пустому куску обработанной коры! — Он впервые посмотрел на Реццию, прямо в её злобно прищуренную морду, и приподнял бровь. — Так что там с моим умерщвлением?

Рецция скрипнула зубами. Ехидный лекарь сам по себе не был ценной фигурой, но вот его знания... Особенно одно, определённое, знание...

Фауст пытливо вгляделся в её глаза и всё понял без слов. Фыркнув, он принял более расслабленную позу.

— Что надо сделать, чтобы ты стал работать? — признав своё поражение, сварливо осведомилась Рецция.

— Прилив оксигениума.

— Мне отрезать тебе хвост, негодник?

Фауст исторг из себя настолько мученический вздох, что даже стены проняло.

— Кислород, мне нужно больше кислорода, — терпеливо пояснил он. — Хочу сам собрать грибы для новой партии. Твои помощнички ни на что не годны, они не могут отличить губчатку от олуха, а олух от мозговика! Да и качество собранных ими грибов... соответствующее их умственному развитию.

Торсе надулся — именно он собирал грибы в последний раз. Рецция нахмурилась.

— Это опасно, — процедила она.

— Опасно? Боишься, что хромой, полуслепой из-за стоков, простуженный крыс сбежит от вас? В лесу, который вы знаете как свои четыре пальца? — Фауст хрипло, по-вороньи, расхохотался. — Да уж, опытные же бойцы в твоей компетентности, Хозяин! Где отгребла их, в песочнице?

— Заткни свой вонючий рот! — ощерилась Рецция, ехидные смешки ранили её самолюбие. — Так и быть, отправишься за грибами. Но не приведи Дуинлан ты выкинешь что-нибудь!

* * *

Торсе ненавидел Фауста. Да, именно так. Его чрезвычайно бесил этот ехидный крыс, его вечно насмешливый взгляд сквозь чумную маску, его голосок, похожий на карканье простуженной вороны. И словно в насмешку судьбы, именно его вечно приставляли следить за этим недоразумением.

У Дальней башни, сняв с головы крыса мешок, Торсе отступил на шаг и стал его персональной тенью. Подслеповато щурясь, Фауст бродил меж деревьев, наклоняясь перед каждым встреченным грибом. Торсе не понимал его бессмысленных действий. Все грибы одинаковые, чего перед ними рассиживать — рви и иди!

— Твой куцый мозг не способен оценить красоту спелых базидиомицетов! — огрызнулся Фауст, и Торсе понял, что последнюю реплику случайно произнёс вслух.

— Чего в них красивого? — буркнул он в ответ. — Грибы как грибы.

— Именно поэтому твои сборы — только в помойку. — Фауст аккуратно сорвал внешне совсем не примечательный гриб и сложил его в корзинку, которую таскал Торсе. — Дай компас! — внезапно потребовал он.

— Чё?! — Торсе оскалил клыки. — Спешу и падаю! Зачем тебе компас, грибы найти не можешь?

— А ты не безнадёжный остолоп, я погляжу. — Фауст издевательски щёлкнул его по носу. — Представляешь, есть грибы, которые нужно срывать в определённой стороне света. Градусом левее — и последствия могут... скажем там... оказаться волнительней, чем ожидались.

Торсе так крепко сжал зубы, что услышал скрежет. Вытащив из-под кольчуги старый компас, он грубо впихнул его в бледные лапки Фауста.

Тот, моментально потеряв к нему интерес, направился вверх по дорожке, чья каменистая поверхность, полуразрушенная временем, поросла травой. Фауст аккуратно переставлял лапы, чтобы не запутаться в густой растительности. Более опытный Торсе чётко ставил лапу, словно собирался маршировать.

Наконец Фауст наигрался с компасом и присел возле одной из стен, принявшись срезать крупные грибы, чьи красные с белым шляпки вызывали у Торсе ассоциацию с не очень приятной болезнью. Брезгливо поморщившись, он отступил ещё на шаг и крепче сжал алебарду.

Фауст обернулся.

— Прекрати тыкать мою спину! — сердито проскрежетал он.

— Что?! Я не тычу! — возмутился Торсе. — У тебя уже эти, глюки.

— Галлюцинации, — сварливо поправил его Фауст. Вновь вернулся к грибам и тихо пробормотал себе под нос: — И это Хозяин назначал мне в помощники!..

"Жаль, нельзя подрезать его язык", — с тоской подумал Торсе.

Когда стемнело и ему на смену явился взмыленный Терренс, Харрум на радостях выпил целую бутылку брюходёра. Микробиология и без того не была его коньком, а после знакомства с Роттом Торсе разлюбил её окончательно.

* * *

Рецция спустилась в стоки и удовлетворённо кивнула, обнаружив Фауса за работой. Повеселевший, кажется, крыс сидел на табурете возле стола и тщательно промывал найденные грибы, насвистывая под нос какую-то высоконаучную лабуду. Убедившись, что всё было в порядке, Рецция вновь вернулась на кухню.

Когда её шаги стихли и задвинулась потайная дверь, ведущая наверх, Фауст оторвался от работы. В тёмных стоках зрение постепенно перестало быть основным источником информации. Фауст не унывал — нюх и слух от вынужденного нахождения в темнице стали сильнее и давали куда больше информации. Вот и сейчас — чуткий слух подсказал Фаусту, когда наверху, куда ушла Хозяин, заскрежетал ржавый механизм. Потянувшись, Фауст подошёл к кровати и выдвинул из-под неё небольшой ящик.

В нём, тускло сверкая матово-зелёными крыльями, сидел вестовик. Вообще, Фауст не любил насекомых. Но вестовик был насекомым особенным. В дикой природе он приманивал добычу, подражая брачному зову других жуков. Ручные же вестовики переносили зашифрованные послания через огромные расстояния, сквозь воды, пески и горы. Фауст не знал нужный шифр, но это не было проблемой, ведь он знал, кто мог ему в этом помочь.

Засунув сонного вестовика за пазуху, Фауст подошёл к пыльным бутылкам, что украшали стол. Было немного грустно портить собственные труды, но Ротт не собирался отпускать Реццию и её прихвостней безнаказанными.

— Ох, зря ты помешала мне, маленькая глупая мышка, — бормотал он себе под нос, щедро засыпая в горлышки бутылок желтоватый порошок.

Млечницу — одно из опаснейших грибов, которое росло на острове, — притащил тугодум Торсе. Сначала Фауст подумывал выкинуть её — а что ещё можно было сделать с грибом, мякоть которого была смертельно ядовита? Но, подумав, Фауст решил сохранить гриб, вдруг пригодится.

Как в озеро подглядывал!

— Спите, скрыги-контрабандисты, — буквально пропел Фауст, закупоривая последнюю бутылку. Вестовик, до сих пор пожужживая, затих — а это значило, что наверху взошло солнце. Была у вестовиков такая странная привычка — ночью они гудели и жужжали, но стоило только солнцу озолотить кроны островных деревьев, как жучки замолкали, чтобы ночью вновь затянуть долгую мелодичную песнь.

Фауст не знал, кто вспугнул вестовиков местного сигнальщика, заставив их разлететься по всей крепости, но был ему благодарен. Издалека затихший жук напоминал гриб, и Ротт был благодарен ещё и скудному зрению Торсе, который попросту не заметил, когда в корзинку был засунут вовсе не гриб.

Согнувшись, он прополз сквозь узкий лаз и спрыгнул в зловонную сточную жижу. Где-то здесь плавали ещё одни питомцы Хозяина — большие скользкие пиявки. У них был хороший слух, но тупость и жажда крови делали их не особо опасными противниками. Первую пиявку Фауст благополучно обманул, бросив в сторону пропитанную кровью соплетёрку. Как-то Торсе подрался с кем-то — ох, какой же побитый вид имел этот плешивый крыс! — и много бубнил, жалуясь на свою незавидную участь. Фауст, конечно, "поддержал" его — правда, не тем способом, на который Харрум рассчитывал, — а для кучи ещё и спёр его соплетёрку, которую Торсе, заговорившись, положил на стол. Вот и она здорово сослужила. Хоть на что-то годятся эти тупые крепостные крысы!

От второй пиявки Фауст просто сбежал, пока она, ошалев от неожиданности, неслась к нему через залу. Ловко перебирая лапами, он взбежал вверх по лестнице и перевёл дух.

"Жаль, ключ от винодельни куда-то делся", — подумал он с сожалением, заметив скрытую в темноте решётчатую дверь. Обычно он висел в камере Фауста, но с недавних пор куда-то подевался. Фауст предполагал, что его спёрла та мышь, которая почему-то приходила к нему под видом его нового помощника. Ага, как будто он, Фауст, был настолько тупым, чтобы не понимать — мышь никогда бы не назначили помогать в крысиной крепости! Мыши здесь могли завестись только как преступники, помещённые в местную тюрьму.

Из стоков удалось выбраться быстрее, чем Фауст предполагал. Аккуратно обойдя капканы, щедро расставленные на лестнице (боже, сколько же пауков здесь сновало?), крыс вышел в дальнюю часть тюрьмы. Крадучись, он двинулся вперёд, тщательно вспоминая все сплетни, которыми его щедро одарила всё та же мышь.

Ага, вот он, великолепный страж тюрьмы! Фауст презрительно сморщился, возвышаясь над дремлющим на табурете крысом. Тот ничего не успел понять, когда в его голову прилетела бутылка. Задёргавшись в полусне, он приоткрыл рот для крика, но Фауст среагировал моментально — схватив его за шкирку, впихнул в раззявленный в беззвучном крике рот пару ломтиков серпевика.

— Жри, скрыга, — прошипел он в куцее ухо, и стражник от неожиданности сглотнул.

К счастью, серпевик не подкачал, вновь оправдав своё сложное нахождение. Уже через мгновение крыс под лапами Фауста расслабился, звонко всхрапнув. Ротт брезгливо отодвинулся, и стражник беззвучно стёк на пол, досматривая сны уже там.

Схватив его за голый хвост, Фауст оттащил бессознательное тело в ближайшую камеру. Судя по тому, что на скрежет металлических доспехов об каменные полы никто не явился, охрана тюрьмы была такой себе. Забрав себе доспехи, Фауст приоделся, брезгливо передёргиваясь от запаха. Интересно, когда этот крыс вообще принимал душ? Да, в их мире был напряг с чистой водой, но уж дождевой-то было в избытке! Или это протест против здоровья?

— Стой! Кто идёт? — Ещё один стражник напрягся, когда Фауст, гремя доспехами, предстал перед его глазами. — А... Снорл. — Он немного расслабился и чуть склонил голову набок. — Надо же, впервые вижу тебя бодрым. И трезвым.

— Брюходёр закончился, — проворчал Фауст, пародируя незнакомого ему крыса. — Пойду пополню запасы.

— А, ну иди, — стражник зевнул. — Всё равно здесь некого охранять.

Поплутав немного по темнице, Фауст таки нашёл выход наружу. И сразу столкнулся взглядом с очень подозрительным крысом. Сжимая молоток в мозолистых лапах, он пристально и настороженно смотрел на Фауста, словно подозревал его.

— Увольнительные не дают. Закрыто, — наконец грубовато буркнул он и потерял к Ротту всяческий интерес, принявшись бить этим самым молотом по металлу. Видимо, это был кузнец.

Фауст любопытно дёрнул усами. Интересненько, а чего этот крыс ему помогает? Данных для анализа было мало, вернее, их не было вообще, поэтому Фауст довольно быстро приказал себе собраться и не отвлекаться по пустякам. Спрятавшись за деревом, он достал компас — да-да, тот самый, который ночью выпросил у Торсе. Идиот так разворчался насчёт своей алебарды, что забыл забрать его. Убедившись, что нужная сторона света находилась за башней, Фауст направился к ней.

Кажется, от мыши он слышал о каком-то подъёмнике. К сожалению, потенциальные пути к отступлению сторожили крысы. Фауст не решился подходить к ним. И так ясно, что без пропуска хрен пройдёшь. А пропуска, естественно, не было.

Лапы вывели его наверх, к башне. Лёгкое гудение подсказало Фаусту, что рядом находились вестовики. Это подтвердил жук, который всё ещё был за пазухой. Он вдруг ожил, зашевелил колючими усиками и тихо завибрировал.

— Хэй! — Рядом очутился ещё один незнакомый крыс. — Ты что, моего жука сцапал?!

— Не ори! — шикнул Фауст, резко оглядевшись. Вроде бы, этот крыс был тут один, но всё-таки не стоило привлекать излишнее внимание.

Крыс же внезапно остановился, не дойдя до Ротта пары хвостов, и прищурился.

— Да ты же... — начал он, но тотчас замолчал, словно отвесил себе мысленную оплеуху. — Идём, здесь небезопасно, — выдохнул он.

Фауст не сдвинулся с места.

— Ты сигнальщик? Силас? — уточнил он.

— Да. А ты, — Силас перешёл на шёпот, — Фауст Ротт.

— Удивительная проницательность, — прохладно заметил Фауст.

"Так вот кто рассказал мышу о бароне!"

Силас хмыкнул.

— Далековато ты от стоков забрёл, — протянул он.

— А ты — от Тернского тракта, — съязвил Фауст, вспомнив пересуды контрабандистов.

На морду Силаса набежала тень. Он хмуро посмотрел на Фауста и протянул лапу.

— Вестовик. Живо, — отрывисто скомандовал он.

"Кажется, я задел его крысиные скелетики", — подумал Ротт и нехотя повиновался.

Силас тщательно оглядел вестовика, проверяя, цел ли он, после чего разжал лапу и позволил бедному жуку воссоединиться с родными. Деловито жужжа, вестовик вспорхнул с его ладони и направился к клетке.

— Ты всё равно не смог бы его послать, — заметил Силас, наблюдая за лёгким жучиным полётом.

Фауст пожал плечами.

— На это есть сигнальщики, — ответил он.

— А с чего мне тебе помогать?

— Ни с чего. Это твоя работа.

— Моя работа — посылать послания стражников, а не заключённых.

— В крепостном своде это не уточняется.

Силас открыл рот. Закрыл. Уставился на Фауста довольно задумчиво.

— Я могу позвать на помощь, — добавил он медленно.

— Не позовёшь.

— Почему же?

— Я убью тебя.

— А-ха-ха! — Силас внезапно рассмеялся. Фауст отступил на шаг, настороженно наблюдая за явно безумной крысой. Да уж, не для этого он с отличием закончил университет Кима, совсем не для этого.

— Ладно, уел, — внезапно стал серьёзным Силас. — Что и кому ты хочешь послать?

Жук расправил свои отливающие зеленью крылышки и взмыл в облачное небо, унося с собой приватное закодированное сообщение.

Фауст наблюдал за ним, крепко вцепившись пальцами в крошащийся камень. Рядом замер Силас, и молчаливым он нравился Ротту намного больше.

— Тебе нужно уходить, — разорвал тишину Силас. — Твоё отсутствие сильнее бросится в глаза, чем пропажа маленькой мыши.

— И без тебя знаю, — буркнул Фауст.

Силас скосил на него голубой взгляд.

— Из леса можно попасть на гавань, — сказал он.

Фауст кивнул.

— Благодарю, — выдавил он из себя.

Ночь вступила в свои права, когда Фауст добрался до пещер, связывающих лес, Костяной берег и гавань. В пещерах посвистывал прохладный ветер и гуляли сумрачные тени. Тому, кто ни разу не бывал в них, несложно было заблудиться. К счастью, по дороге Фауст прикупил карт у кузнеца — тот, оказывается, был тем ещё барыгой. Теперь Фауст понял, почему мыш, попавший в стоки, был настолько одержим поиском флоринов — знания в Тающих башнях были воистину дороги.

Путь становился опасным. Фауст был более чем уверен, что его пропажа для контрабандистов уже не была тайной. Радовало лишь то, что они больше полагались на зрение, чем Фауст, а значит, в этих пещерах у него было преимущество.

Которое пропало, стоило ему выйти к гавани.

Знакомые морды сновали по узким улочкам, вглядываясь в любую подозрительную тень. Контрабандисты вышли на охоту, и их добыча была совсем рядом. Но — вот парадокс! — крысы, смеющиеся над мышами, которые без своих кольб были на одну морду, не узнавали друг друга. Стоило только сменить строгое профессорское платье на пыльные крепостные доспехи, как Фауст буквально растворился в воздухе — по крайней мере, так это выглядело для крыс-контрабандистов. Они слепо тыкались по углам, как новорождённые крысята, и не видели добычу буквально у себя под носом.

Фауст времени зря не терял. Выйдя на пирс, он огляделся в поисках корабля. В ранний час, когда все нормальные грызуны мирно дремали в гнёздах, множество кораблей стояло в проливе, отделяющем гавань от открытых просторов озера Ваэлия. Делая вид, что он здесь так, дежурит, Фауст подошёл к одному из таких кораблей — яркий некогда парус, сейчас побитый временем и солёным озёрным воздухом, вяло трепыхался под игривыми порывами ветерка. Туман скрадывал очертания предметов, поэтому Фауст не сразу заметил тень, показавшуюся на палубе.

— Эй, ты не член экипажа! — пухлый мыш вдруг оказался прямо перед носом Фауста. Его чёрный нос так и ходил ходуном. — Не подходи ближе, испортишь обивку! — скомандовал он.

Фауст оглянулся. Где-то вдалеке вспыхивали фонари и слышались приглушённые ругательства — это контрабандисты упорно пытались отыскать его. Фауст вновь сосредоточил своё внимание на замершей рядом мыши.

— Мне надо отсюда уехать, — как можно более ровно уточнил он.

— Извини, дружище, "Сонная звезда" не берёт незнакомцев.

— А за пару сотню флоринов?

Чёрные глаза, и без того довольно большие, по скромным меркам Фауста, стали ещё больше, буквально выкатываясь с орбит.

— От... Откуда столько? — хватая ртом воздух, прошептал мыш.

Фауст вытащил из-под нагрудника холщовый мешочек и несильно встряхнул его. Негромко загремели флорины.

— Неважно, — уклончиво ответил он. — Смею заверить, они добыты честным путём.

Мыш, сглотнув, зачарованно посмотрел на дорогой мешочек. Задумался.

— А ты куда собирался, дружище? — уточнил он.

— Хм, — настал черёд Фауста задуматься. — В Кастельбрук. Да, точно, в Кастельбрук.

— А как тебя зовут, дружище?

— Люций. Люций Терк, — не моргнув глазом, соврал Фауст. Он ещё не совсем с ума выжил, чтобы своё настоящее имя произносить.

— Люций, — тихо повторил мыш. Постоял, покачался с лап на хвост и решительно вырвал из лап Фауста мешочек. — Ладно, принят. Но только тихо, тебя никто не видел. Не хочу перерегистрировать экипаж, старайся не попадаться страже на глаза.

— Без проблем, — честно ответил Фауст.

— Ну и здорово. — Мыш сноровисто спрятал мешочек за пазуху. — Можешь подниматься на борт.

Фауст склонил голову, и капитан "Сонной звезды" вприпрыжку понёсся в трюм — очевидно, у каждого существа, когда-либо пристававшего к Дуинлановым высотам, были тесные отношения с брюходёром.

Блестящий план завершился блестящей каверзой. Фауст позволил себе удовлетворённую усмешку. Даже шелестящий рядом флаг Красной гвардии не испортил его настроения.

— Здесь были сыны Аспера, — прошептал Ротт, одним точным движением лапы опрокидывая фонарь на знамя. То вспыхнуло, как головешка, освещая туман.

А Фауст, тихонько насвистывая, ступил на трап.