НЕ КРИЧИ ВОЛК, или Дело сбежавшего жениха (джен)

Из записок Доктора W

Размышляя, какую бы из раскрытых моим знаменитым другом криминальных загадок предоставить на суд почтенной публики, ваш покорный слуга неоднократно вспоминал и о «Деле сбежавшего жениха».

Тот случай заставил нас по-новому взглянуть на многие вещи, как нельзя ярче высветив проблемы лондонского общества. Да и сами по себе герои той истории до сих пор так и стоят перед глазами, словно на оживших картинках синема.

До сих пор я откладывал предоставление той истории на суд общественности по той причине, что не был непосредственным свидетелем большей части происходящего и вынужден оказался довольствоваться пересказами участников. Следует заметить также, что большая часть рассказчиков принадлежала к волчьей диаспоре, а риторика никогда не входила в число присущих волкам достоинств. Так что я каждый раз со вздохом откладывал ту историю до лучших времен.

Однако же времена меняются. И я уверен, что в лучшую сторону (свидетельством чего стал хотя бы подписанный недавно Ее Величеством«Билль о правах всех разумных существ, независимо от их происхождения и способа жизнедеятельности» и уничтожение последней марсианской резервации на территории Великобритании). И недавно вашему покорному слуге в голову пришла идея, достойная моего знаменитого друга: если некоторые события того расследования стоят перед моим мысленном взором картинками, словно в синематографе — то почему бы их и не описать средствами синема?

Новые времена требуют новых навыков и новых приемов. Новых темпов. Новых ритмов (как, смею надеяться, заметила почтенная публика, я уже пытаюсь писать более короткими синематографичными предложениями). Новый опыт? А почему бы и нет!

Но по порядку (и для начала — в привычной, пусть и несколько старомодной манере).

НЕ КРИЧИ "ВОЛК!", или ДЕЛО ПРОПАВШЕГО ЖЕНИХА

В то утро я проснулся рано — и не по своей воле. Деликатное постукивание тростью по ножке стола привлекло мое полусонное внимание и оказалось достаточным, чтобы вырвать из объятий Морфея. Открыв глаза, я обнаружил у моей кровати Холмса. Он был полностью одет, словно только что вернулся с прогулки, и явно ещё не ложился. Я бросил короткий взгляд на привинченный к стене каюты хронометр, после чего посмотрел на своего друга с удивлением и даже некоторой укоризной, и четверть восьмого — рановато для визитов.

— Ну вы и горазды спать, Ватсон! — нисколько не смущаясь, воскликнул мой друг своим характерным надтреснутым голосом, в котором явственно слышалась насмешка. — Мне пришлось проверить на прочность сначала входную дверь вашей каюты, а потом и все четыре ножки письменного стола, а вы всё никак не просыпались.

— Что случилось, Холмс? Пожар?

Это был сарказм. На любом другом дирижабле пожар действительно являлся одной из самых распространенных и ужасных опасностей, подстерегающей команду и пассажиров, однако же славный «Бейкер-стрит 21Б» был всецело защищен от этой напасти благодаря специальной антигорючей субстанции, коей пропитаны доски и крепления гондолы, а также и вся без исключения обстановка. Шторы, ковры и мебельная обивка тоже подверглись обработке этим удивительным зельем, разработанным учениками Юстаса Либиха в знаменитой лаборатории при Гисенском университете. Моё патриотическое чувство первоначально негодовало из-за того, что именно германское средство было применено для обеспечения безопасности нашего нового жилища, но потом вынуждено было склонить голову перед рациональностью, и я даже стал находить в происходящем некий ироничный аспект.

Так что пожар нам не грозил точно.

Однако Холмс придерживался иного мнения.

— Ватсон, вы как всегда невероятно точны в своих умозаключениях. Пламя чувств! Пожар страстей! Присоединяйтесь к нам в гостиной, и вы увидите небывалое зрелище — пожар на борту нашего милого «Бейкера»!

С этими словами Холмс покинул каюту, ехидно посмеиваясь.

Одним из полезных качеств, приобретённых мною ещё во время далёкой афганской войны, было умение быстро собираться. Заинтригованный, я поспешно оделся и менее чем через четверть часа присоединился к приятной компании, расположившейся в гостиной и попивающей горячий шоколад из тонкостенных чашек великолепного кофейного набора «Розы в лунном свете». Я бы предпочел, конечно, чтобы большой кофейник был наполнен именно кофе, но по вздёрнутому подбородку нашей очаровательной мисс Хадсон было понятно, что второй раз загнать её на кухню этим утром не удастся всем силам ада. Поэтому я смиренно принял горячий шоколад из божественных ручек нашей секретарши и уже направлялся к своему любимому креслу в углу у бара, когда путь мне внезапно преградила довольно крупная особа, закутанная во что-то яркое и трепещущее, напоминающее шёлковые языки пламени.

— Вы доктор Ватсон, да?! Ах!!! Я таким вас себе и представляла!

Я еле успел перехватить чашку правой рукой и вздёрнуть её на наибольшую высоту, каковую мог обеспечить механистический протез — иначе несчастной грозило бы оказаться на полу вместе со всем своим содержимым. Что, право же, недостойная судьба для костяного фарфора «Роял Альберт» и весьма неплохого шоколада с корицей и перцем. В левую же мою кисть с неженской силой вцепились две пухленькие ручки, затянутые в алый шёлк перчаток, и теперь трясли её с таким усердием, словно намеревались лишить меня и этой руки.

— Ах! Настоящий герой! С горячим сердцем и рукою из бронзы! Я вас сделаю, доктор Ватсон! Это будет шедевр! Зрители будут рыдать от восторга! О! Они будут пищать и плакать! Я вам клянусь! Я уже вижу эту скульптуру! Ах! Божественно! Эта благородная патина и блеск полированной бронзы… Обязательно бронза, доктор, глина вам не подходит! И никакого мрамора, что за пошлость! Мрамор! Пфуй! Он испортит весь образ, и не спорьте со мной! Только бронза! Только металл! Жесткость! Блеск! Красота и современность! И не вздумайте возражать!

Ошеломлённый и вовсе не собирающийся спорить, я с трудом высвободил руку из цепкой хватки живого огненного торнадо и рухнул в кресло, находясь в полном смятении чувств.

— Это Камилла, моя подруга, — сказала мисс Хадсон со значением, подливая себе в шоколад сливок.

Милый голосок секретарши не оставлял ни малейших сомнений в том, что она не потерпит с нашей стороны ни малейшего неодобрительного высказывания по поводу эксцентричного поведения «подруги».

Смерч в оранжево-алых юбках порывисто обернулся, взвихрив вокруг себя многочисленные шелестящие языки пламенеющего шёлка, и с трагическим воплем: «Ах, Виолетта!!!», метнулся к мисс Хадсон. Схватив нашу секретаршу за обе руки, странная женщина стиснула её ладони своими, несколько раз энергично тряхнула, повторяя: «Ах, Виолетта! Вы золото, Виолетта! Нет! Вы лучше золота! Золото?! Пфуй! Спасибо вам, дорогуша, спасибо вам!». После чего отпустила так же стремительно, можно сказать — почти отшвырнула, и порывисто развернулась в нашу сторону.

— Ах, как невежливо с моей стороны не представиться! Мистер Шерлок Холмс, сэр! Доктор Ватсон! Я — Камилла Клодель, художник новой формации. Вы наверняка слышали о нашей экспозиции в рамках Национальной Выставки. Она грандиозна! Холмс, вас я бы сделала из электролита и стали, с небольшими вкраплениями аллюминиума, всё такое холодное, серебристо-стальное, словно зимнее небо над Англией. У вас великолепный череп, совершенная лепка! Угловато-костистая, ничего лишнего, просто божественно! Вы — идеальная модель для любого кубиста! Зачем вы носите этот сюртук? Он ужасен! Вашему типу совершенно не подходит этот цвет, нужен более холодный, голубовато-мерцающий, как ваши глаза! Или же серебристо-розовый, но тоже холодный, с искрой, вот тогда ваш облик будет совершенен! Обязательно смените портного, ваш теперешний совершенно не разбирается в своём ремесле…

— Камилла, дорогая, переходи же к делу! — вклинилась в этот страстный монолог мисс Хадсон. — Ты ведь сюда пришла вовсе не для того, чтобы просветить этих джентльменов по поводу последних изысков высокой моды.

— Конечно! О, Виолетта! Какая же я эгоистка! Как я могла!!! Когда мой бедный Лео... — Лицо нашей странной гостьи исказилось в гримасе отчаяния. Она заломила руки и ринулась через гостиную грудью вперёд, словно фрегат, влекомый алыми шёлковыми парусами. Она неслась прямо к креслу, в котором сидел Холмс со своей вечной трубочкой, и в какой-то момент я ужаснулся, предположив, что Дама-в-алом вознамерилась рухнуть на моего друга всей своей порывистой (и довольно внушительной) массой, окончательно погребя его под грудой шелков и плоти.

Но всё обошлось. У самого кресла наша гостья совершила неожиданный оверштаг и упала на стоящий рядом диванчик, разразившись бурными рыданиями. Её тёмно-красная бархатная шляпка свалилась на пол, чёрные кудри рассыпались по плечам в полном беспорядке, алая с золотом шаль опустилась на тёмный ковер пером экзотической птицы — но дама не обращала на всё это ни малейшего внимания, продолжая безутешно рыдать. Должен признать, что создавшаяся картина была не лишена определённого трагического очарования.

Звякнуло стекло, остро запахло настойкой корня валерианы. Столь знакомый мне медицинский аромат пробудил от оторопи рефлексы врача, и вашего покорного слугу охватил стыд. Вскочив, я поспешил на помощь мисс Хадсон, которая хмурила брови над содержимым моей сумки. Посмотрев на продолжавшую безутешно рыдать гостью уже с точки зрения медика, я опростал в бокал для хереса треть фиала с успокоительным настоем, после чего долил туда воды из графина. Любой другой особе женского пола при истерическом припадке я предложил бы этот препарат в куда более разбавленном виде, но к нашей гостье, похоже, обычные меры не подходили — в ней всего было слишком много. А посему я не стал ограничиваться настоем, но и намочил ватку в спиртовом растворе аммиачных солей, после чего решительно направился к диванчику.

— Выпейте, мадам, вам сразу станет легче.

Женщина в алом, или, как мы теперь уже знаем, Камилла Клодель, буквально вырвала стакан из моей руки и осушила его одним глотком. После чего так же решительно выхватила у меня и поднесла к покрасневшему носу ватку, распространяющую едкий запах. Несколько раз с самым решительным видом втянув носом едкие испарения, она окончательно пришла в себя и проговорила вполне нормальным голосом — ну, насколько к ней, конечно, вообще применимо понятие нормы.

— Благодарю вас, доктор, хорошо прочищает мозги. Больше я не позволю себе подобного безобразия. Эмоции хороши, когда они помогают работе, но сейчас они только мешают. Вы должны спасти моего Лео! Его похитили. Моего Пусечку. Может быть, даже убили! А эти грубияны из Скотлэнд-ярда заявили, что я не настоящая жена! Вы можете себе такое представить?! Пусечка в беде, а они даже заявления не приняли! Они вообще поначалу решили, что речь идет о пропавшей собачке! И это знаменитая британская полиция?! Они вели себя как хамы. Смеялись мне в лицо, намекали, что мужчина имеет право передумать в любой момент. Впрочем, они ведь не видели того типа на паперти... Ужасный, просто кошмарный тип! А еще выдавал себя за священника! Я бы могла сказать, что глаза у него были как у дьявола… если бы я верила в дьявола! Он так посмотрел на моего Лео…

При этих словах голос нашей гостьи дрогнул и она была вынуждена снова поднести ватку к лицу и самым решительным образом несколько раз втянуть носом едкие испарения. После чего очень серьёзно посмотрела на моего друга и продолжила.

— Если бы вы знали Лео, мистер Холмс, вы бы тоже поняли, что он не из таких. Если бы он не хотел жениться — он бы мне так и сказал, а не стал бы устраивать представление с воплями и кровью. Да и никаких «если бы» — это ведь он настаивал на браке! Я женщина современная, рационально мыслящая, и я не понимаю, чем поставленная в мэрии печать хуже всей этой церковной суматохи. Все эти свечи, душный ладан, завывания служек… непродуктивная и бессмысленная трата денег и времени! Гражданский брак — величайшее изобретение наших дней! Свободный союз двух свободных личностей — что может быть прекраснее?! Даже в союзе они оба свободны, их никто не заставит жить вместе только потому, что когда-то над ними в каком-то храме прокричали «Харе!» Но Лео — он такой старомодный, такой викторианский... Меня это раздражало. Но и привлекало, конечно, он так мило смущался из-за любого пустяка! Мне нравилось его поддразнивать. Ох, Лео, Лео, куда же ты опять вляпался, он такой доверчивый, понимаете, и совершенно не разбирается в людях...

— Вы смелая женщина, мадам, — предвосхитил Холмс приближавшиеся рыдания. — Отправиться в одиночку в доки, да ещё и ночью…

— Чепуха, — отмахнулась Камилла. — Со мною всегда мой пистолет и зонтик-трость, этого достаточно для любых крыс, как четвероногих, так и двуногих. Наши матери считали, что лучшие друзья девушки — это бриллианты. Может, в прошлом веке так и было, но сейчас лучший друг любой девушки — мистер Браунинг!

— Насколько я понимаю, мадам, ваш Лео — англичанин?

— Стопроцентный! — Интересно, что в голосе Камиллы гордости было столько же, сколько и раздражения. — Мы познакомились год назад, когда я приезжала в Лондон с выставкой. Он был такой милый… Я его лепила! Мы гуляли по ночному Лондону. Две недели безумной страсти! Я полагала, что он меня забудет, как только нас разделит Ламанш… Но он постучал мне первым! Чуть ли не на следующий же день! Я женщина свободная, трижды была замужем, я ему сразу так и сказала. А он… он сказал, что подождет. Представляете, мистер Холмс? И ведь действительно ждал! Целый год. Мы постоянно перестукивались, говорили обо всем на свете. Чуть ли не каждый день. И я как-то… ну, не знаю… привыкла, что ли? За этот год я еще раз сходила замуж, месяца на три с половиной, а потом вдруг подумала: а почему бы и нет? В конце концов, мужа-англичанина у меня еще не было, тем более с венчанием. И вот я тут! А он… а его… Я точно уверена, мистер Шерлок Холмс: это тот священник! Арестуйте его! Наверняка он сознается, если его как следует припугнуть!

— Мадам, если он виноват — наши доблестные полицейские его обязательно арестуют. А пока я был бы вам чрезвычайно благодарен, если бы вы рассказали нам все по порядку.

— Разумеется, сэр! Я ведь за этим и пришла!

*Далее ваш покорный слуга, как и обещал, переходит к синематографическому стилю.

Картинки! Движущиеся картинки заполоняют современный мир. Право слово, скоро даже газеты будут выходить в виде оживших новостных страничек и для передачи информации буквами совсем не останется места.

*

Эта ночь была словно создана для синематографа — редкая для Лондона летняя ночь, теплая и прозрачная. Восточный ветер, бушевавший весь предыдущий день, выдул с улиц желтоватый туман, а омытая вечерним дождем Кровля сияла в лунных лучах хрустальными гранями, усыпая тротуары призрачными голубовато-мерцающими осколками лунных дорожек. И даже алые отблески Пекла, столь характерные для Ист-Энда, сегодня не добавляли мрачности и выглядели скорее воспоминаниями о закате, праздничными фонариками или же полупрозрачными лепестками красных роз, вопреки всем законам физики почему-то не кажущимися черными в лунном свете.

Лепестки, которыми Камилла Клодель усыпает брачное ложе, розовые. Как и свечи — она зажигает их одну от другой, расставляет по роскошно обставленной спальне: на каминную полку, на широкий подоконник огромного стрельчатого окна, на журнальный столик, на пол. Шелк ее платья сверкает драгоценным рубином, пламя свечей отражается в настенных зеркалах, мерцает в позолоченных рамах и глянце натертого паркета, гаснет в тяжелом бархате штор. Окна распахнуты настежь, ночной ветерок колышет огоньки свечей, заставляя метаться по стенам тени.

Вдруг комнату заливает холодный свет, перекрывая теплое пламя свечей и газового рожка. Камилла оборачивается и видит, что прямо напротив окна в разрыве туч висит огромная полная луна.

Камилла подходит к окну. Замирает, любуясь луной. Из соседней комнаты доносится невнятный шум, падает на пол что-то мягкое.

Камилла вздрагивает, задергивает шторы. Прислушивается…

*

— Стоп! — Скрипучий голос Холмса разрушает очарование волшебной картинки, возвращая нас в кают-компанию «Бейкер-стрита». — Мадам! Я бы хотел уточнить: шторы задернули вы? Зачем?

— Конечно! Я современная женщина и не буду по каждой ерунде дергать несчастных девочек, что там работают. К тому же вы видели тех девочек и тот отель?! Одно название что люкс! Завтрак несли чуть ли не десять минут!

— Зачем вы задернули шторы, мадам? Если вы замерзли, не логичнее ли было закрыть окно или развести огонь в камине?

— Замерзла? Летом? Вы за кого меня принимаете?! Нет! Просто мой Лео… Понимаете, мистер Холмс, мой Пусечка… он всегда просил завешивать окна перед тем, как мы… ну, вы понимаете?.. Даже самой глухой ночью! Такой романтичный. Такой…

— Хорошо, мадам. Я понял. Продолжайте, пожалуйста…

Камилла прислушивается, делает шаг к дверям в смежную комнату. Спрашивает:

— Дорогой? У тебя все в порядке?

В ответ тишина.

Камилла хмурится. Решительным шагом подходит к дверям и дергает на себя ручку. Та не проворачивается, двери не поддаются: они заперты с той стороны.

Камилла хмурится сильнее, раздраженно стучит.

— Котик! Что это еще за шутки?! Открой немедленно!

В дверь с той стороны ударяет что-то тяжелое. Из соседней комнаты доносятся грохот, шум потасовки, рычание. Странный полухрип-полувой. Снова рычание и грохот. Звон разбитого стекла.

Камилла, отскочившая было от двери, хватает стоявшую у камина кочергу, бросается обратно и со всего размаха бьет ею по створкам чуть выше замка…

*

— А не лучше ли было бы позвать управляющего или полицию? — спросил мой знаменитый друг. — Вы что — совсем не испугались?

— Конечно же я испугалась! Как я могла не испугаться?! Я не железная! — Камилла резко развернулась, взметнув юбками маленький смерч. Стоящие на камине статуэтки на этот раз уцелели только чудом, а вот вазочке на кофейном столике не повезло. Я же с грустью подумал о том, что когда у женщин подобного темперамента и комплекции еще и слабое зрение, то это становится уже не их проблемой… — Да я была просто в ужасе, мистер Холмс! На Пусечку напала какая-то тварь, он мог пострадать! Я просто с ума сошла от страха!

*

Камилла сорванной со стены старинной алебардой разносит в щепки запертую дверь. Ей робко пытаются помочь коридорный с управляющим.

Наконец дверь взломана. Все трое врываются в соседнюю комнату — она выглядит местом жестокого побоища. Весь паркет засыпан битым фарфором и стеклом из опрокинутого буфета, дверь на балкон выбита и распахнута. На золотистых обоях и перилах балкона — кровь, лаково блестящая в лунном свете.

Управляющий бледен и повторяет, что у них приличный отель и никогда никаких нареканий.

Камилла осматривает погнутую балконную решетку с разбитыми перилами, проводит пальцем по темному лаку — там тоже кровь. Видит проезжающий мимо отеля парокэб, громко окликает водителя-моро:

— Стой! Да стой же, кретино, кому сказала!!!

*

— Сначала я поехала в Скотленд-ярд, мистер Холмс, но ваша полиция странная! Сказали, что нет преступления, пока не найден труп! И вот я у вас! Вы же лучший, мне так все говорили! Найдите им труп! И пусть они найдут и покарают убийц! А я заберу тело и похороню его во Франции, и буду рыдать на могиле день и ночь! И изваяю такое надгробье, что будет рыдать весь Париж! А если он жив, я сама его убью, чтобы больше так меня не пугал! А потом мы закатим такую свадьбу, что боги передохнут от зависти! Только найдите его, мистер Холмс, умоляю вас!

Тут я с ужасом осознал, что наша посетительница опять готовится зарыдать. Но Холмс спас положение, деловым тоном поинтересовавшись:

— Вы могли бы перечислить отличительные приметы вашего… Пусечки?

Спокойный тон всегда благотворно действует на нервических барышень. К моему удивлению, столь же благотворное успокоительное воздействие он оказал и на ураган в алой юбке.

Камилла нахмурилась, позагибала пальцы, шевеля губами, и начала перечислять:

— Самая важная примета, мистер Холмс — он очаровашка. Не смотрите на меня как на умалишенную! Это действительно важно. Природная харизма, так этот называют ваши соотечественники. У нас это называют шарман. Шарман может быть некрасив, но он нравится! Вот и Пусечка. И серьга в виде луны, проткнутой космической ракетой, такой больше ни у кого нет! Я сама ее сковала, эксклюзив, снять невозможно, только оторвать вместе с ухом. Сама проколола, ему нравилось. Он был такой ласковый, такой смелый, такой гордый, такой нежный, такой красивый…

Тут ваш покорный слуга с ужасом понял, что воздействия холодного делового тона хватило ненадолго.

*

— Ах, что за женщина, Ватсон! Вулкан, а не женщина! — посмеиваясь, произнес мой друг, когда мы наконец-то остались с ним вдвоем, а Камилла Клодель ушла к пневматическим лифтам в сопровождении мисс Хадсон. Холмсу пришлось несколько раз уверить ее в том, что мы немедленно бросим все силы на поиски ее жениха или его тела. Мой друг был очень убедителен, но у меня все равно почему-то возникло стойкое ощущение, что она не до конца доверяет его словам. Поистине, ужасная женщина!

— Ох уж эти поклонницы всего новомодного, — продолжил меж тем мой друг. — Синема! Вот новый кумир и бич нашего времени! Эта дама, похоже, обожает Жоржа Мельеза…

Признаться, я не понял из его речей ровным счетом ничего, и Холмс, усмехнувшись, продолжил:

— Ватсон, как можно настолько не следить за синематографом?! «Полет на Луну»! весь Лондон в прошлом году сходил с ума по этой фильме…

«Полет на Луну»! Ну да, я видел афиши. И только…

— Как вы собираетесь его искать? — спросил я, стремясь сменить тему.

— Никак, — пожал плечами Холмс. — Зачем? От такой невесты любой бы сбежал. Этому хотя бы хватило ума инсценировать собственное похищение. Подождем несколько дней, а потом сообщим, что не нашли.

— Холмс! — вскричал я, шокированный до глубины души. — Но ведь бедная женщина пришла к нам за помощью…

— Вот мы ей и поможем. Нельзя отнимать у тигрицы ее тигренка, а у женщины — ее заблуждения. Пусть верит, что Пусечка ее любил.

— Вы звери, господа.

Голос мисс Хадсон был тих и ровен, но если бы на моей голове до сих пор оставались волосы, они наверняка зашевелились бы, а то и вообще встали бы дыбом. Мы не заметили, как она вернулась и когда, и насколько долго стояла, замерев неслышной тенью в дверях кают-компании. И сколько успела услышать.

Оказалось — достаточно.

— Нет… — Она качнула головой, словно в задумчивости. — Нет! Вы хуже зверей. Звери никогда не поступают так…

Право слово, уж лучше бы она кричала. Устроила истерику. Била посуду. Обвиняла нас с Холмсом в мужском шовинизме. Сменила с десяток имен за десять минут — для того, чтобы этому шовинизму противодействовать…

Уж лучше бы она кричала.

— Камилла! — крикнула мисс Хадсон через плечо, не отрывая взгляда от точки где-то посредине между мной и Холмсом. — Камилла, подожди! Я иду с тобой. Я тоже сыщик, я умею, обойдемся и без этих… — Голос ее сорвался. Шмыгнув носом, она добавила уже тише: — Я сейчас, только захвачу кое-что.

Развернулась на каблуках и почти бегом устремилась в свою каюту, так и не взглянув ни на меня, ни на Холмса.

Кто полагает, что женщинам на быстрые сборы требуется не менее часа, не знаком с нашей секретаршей: ее каблучки простучали по коридору в сторону лифтов менее чем через минуту. Их сопровождал характерный перестук и дребезжание новейшего чуда техники — логико-вычислительного автоматона Беббидджа. Наша секретарша называет этого монстра милым именем «Дороти», и каким-то совершенно непостижимым для меня способом умеет с ним договариваться при помощи телеграфной морзянки и особым образом продырявленных картонок.

Услышав, как прошелестели открывающиеся двери пневмолифта, я не выдержал и вышел в коридор.

— Мисс! И… э… мадам. Не будет ли с моей стороны грубостью поинтересоваться: куда вы направляетесь?

Камилла Клодель фыркнула и буркнула что-то по-французски. Мисс Хадсон смерила меня нечитаемым взглядом поверх бронзового корпуса Дороти. Какое-то время мне казалось, что она не ответит. Двери лифта начали закрываться.

— В библиотеку! — сказала мисс Хадсон, с вызовом сверкнув на меня глазами. И двери захлопнулись. Лифт поехал вниз.

— Не волнуйтесь, мой друг! — крикнул Холмс из своего кресла, неверно истолковав причину моей тревоги. — Я навесил на милых дам миниатюрные маячки. Будем следить за ними при помощи новейших достижений науки, не поднимаясь с дивана. Как и подобает замшелым старым пням!

И он рассмеялся хриплым лающим смехом.

Иногда я совсем не понимаю его шуток.

* * *

Далее речь пойдет о том, чего ваш покорный слуга не видел собственными глазами, а потому снова переходим к стилю синема.

Итак, как пишут в сценариях:

«Смена кадра»

* * *

Место действия — люкс для новобрачных в отеле «Лев и Корона»

Действующие лица — Камилла Клодель, мисс Хадсон.

Действующий механизм — Дороти.

Камилла показывает мисс Хадсон вторую гостиную, превращенную в скульптурную мастерскую. За высокими стрельчатыми окнами без штор — позднее лондонское утро, серо-желтое и хмурое.

Мисс Хадсон удивляется ванне с глиной и странным металлическим конструкциям, похожим на виселицы, Камилла пожимает плечами:

— Они знают мои привычки! Не могу и дня провести вдали от мастерской. Думаю, вы как никто способны меня понять! Вы ведь тоже возите свою работу с собой!

Камилла указывает на Дороти. Мисс Хадсон оживляется:

—Дороти это не просто работа, Дороти — уникальна! Она может дать правильный ответ на любой вопрос, надо только спросить… ну и загрузить на исследование материал.

Мисс Хадсон влажным косметическим тампоном собирает с балконных перил высохшую кровь и загружает в один из приемных ящичков Дороти на анализ, та выдает ошибку — материал загрязнен, в образце присутствует как человеческая кровь, так и волчья.

Камилла, ранее смотревшая на Дороти со скепсисом, выражает бурный восторг:

— Я же говорила! Я слышала волчий вой! А мне никто не верил!

Мисс Хадсон хмурится.

— Волки в центре Лондона? Кажется, я догадываюсь, что это были за волки. Но почему они ушли так далеко от своего района?

Заходит горничная — барсучиха-моро. Спрашивает, поводя толстеньким носом:

— Можно прибраться у мисси?

Мисс Хадсон спрашивает у нее:

— Среди обслуги отеля есть волки?

Горничная возмущенно всплескивает руками:

— Как можно, мисс! У нас приличное заведение! Никаких хищников!

Управляющий тоже клянется, что среди их персонала нет ни волков ни даже собак, шофер — и тот моро-осел, в отеле еще с прошлого века любят останавливаться веганы, приходится соответствовать.

— Все ответы здесь! — говорит мисс Хадсон, кивая на Дороти. — Надо только правильно спросить. Это похоже на игру в Да-и-Нет, я буду задавать вопросы. Много вопросов. Может быть — очень много. Вы пока можете заняться… ну чем-нибудь, а я…

— Пожалуйста-пожалуйста! — вскидывает руки Камилла. — Я не собираюсь вам мешать.

При этом она смотрит на мисс Хадсон с каким-то новым почти хищным интересом.

Мисс Хадсон (выстукивает):

«Кровь является уликой?»

Дороти (отвечает почти сразу коротким выплеском ленты):

«Да».

Мисс Хадсон:

«Это кровь Лео?»

Дороти:

«Да».

Мисс Хадсон:

«На него напал истинный волк?»

Дороти:

«Нет».

Мисс Хадсон (обрадовано, вслух):

— Я так и знала!

(выстукивает снова):

«На него напал моро-волк?»

Дороти:

«Нет».

Мисс Хадсон (растерянно):

— Ничего не понимаю…

Камилла:

— Пусечка жив? Спроси ее!

Мисс Хадсон со вздохом отбивает короткий запрос.

Дороти:

«Некорректный вопрос».

Камилла разочарованно отступает. Мисс Хадсон набивает:

«Какая еще информация необходима для анализа?»

Дороти:

«Некорректный вопрос».

Мисс Хадсон (сурово):

— Ладно. Мы пойдем другим путем…

«Волчья кровь важна?»

Дороти:

«Да».

Мисс Хадсон:

«В ней есть что-то особенное?»

Дороти:

«Да».

Мисс Хадсон:

«Что?!»

Дороти:

«Некорректный вопрос».

Мисс Хадсон прожевывает готовые вырваться (и вряд ли цензурные) слова. С азартом снова берется за ключ.

Камилла наблюдает за ней исподтишка, явно очарована, ходит кругами вокруг с плотоядным выражением лица, чуть ли не облизываясь. Потом берет блокнот, начинает делать наброски.

Идет время (часы на стене, минутная стрелка крутится, словно вентилятор), мисс Хадсон загружает в Дороти все подряд: принесенные посыльным криминальные газеты, случайно подвернувшуюся книгу с биографией Камиллы Клодель, эскиз выкованной ею сережки, порванную старую перчатку Пусечки — вердикт все тот же: «Недостаточно информации для анализа».

Мисс Хадсон закусывает губу. Говорит скорее сама себе, чем обращаясь к Камилле (создается впечатление, что про Камиллу она уже забыла)

— Я неверно формулирую запросы! Но как… и что… Хм… А если так?

Углубляется в работу, яростно что-то набивает. Ее запросы становятся длиннее, время задумчивого гудения Дороти дольше. Но вердикт остается неизменным.

Слуги-моро приносят обед. Через некоторое время они же уносят грязные тарелки.

Усталая и слегка растрепанная мисс Хадсон забивает новый запрос:

«Кто в Лондоне может предоставить недостающую информацию по крови?»

После небольшой паузы Дороти выдает ответ — фамилию и должность.

— Йес!!!

Мисс Хадсон порывисто вскакивает, обрывает кусок телетайпной ленты с фамилией. Она намерена бежать. Ее останавливает Камилла — тоже раскрасневшаяся и растрепанная, с плотоядным выражением лица и горящими глазами:

— Мисс Хадсон! Подождите минуточку… У меня к вам будет просьба несколько пикантного характера. Я хотела бы сделать скульптуру… понимаете, не совсем обычную… авангардную такую, очень современную. Хотя на первый взгляд моя просьба и может показаться вам шокирующей и даже несколько неприличной, но я бы просила вас не отвергать мое предложение сходу…

* * *

смена кадра

* * *

Борт Бейкер-стрит.

Сидящий в кресле Холмс поднимает голову от газеты. Поворачивается к окну, за которым туманный серо-желтый лондонский день постепенно превращается в не менее туманный желто-серый лондонский вечер.

— Ну и где наши милочки?

Меня ничуть не обманывает показная сварливость его интонации: я слишком хорошо знаю своего старинного компаньона, чтобы научиться распознавать беспокойство о дорогих ему людях. Мы с мисс Хадсон, смею надеяться, из их числа.

Он мог бы и сам узнать ее местоположение, проведя небольшие исчисления, но тогда спрашивать пришлось бы уже мне.

Сверив последние поступившие данные и вычертив по таблице сложную кривую, я втыкаю в карту несколько флажков. На шестом моя рука замирает.

— Вы не поверите, Холмс! — говорю я и сам слышу, как недоверчиво звучит мой голос. — Они в библиотеке!

— Неужели? Хм… А в какой из?

— В библиотеке медицинской академии. А это имеет значение?

— Конечно же, Ватсон! Первостатейное..

И Холмс снова углубляется в изучение криминальной хроники

— И что же то значит? — интересуюсь я, когда пауза затягивается и становится понятно, что знаменитый детектив ничего не собирается пояснять.

— Что у нас с вами есть еще как минимум полтора часа на блаженное ничегонеделание.

* * *

смена кадра

* * *

Место действия: читальный зал Лондонской публичной библиотеки.

Действующие лица: мисс Хадсон

Мисс Хадсон в библиотечном зале пролистывает толстенный том, все страницы которого испещрены фамилиями и адресами. Находит нужную строчку, выписывает адрес. Радостно захлопывает фолиант и торопливо уходит, не потрудившись даже вернуть книгу на конторку библиотекаря.

Фолиант остается лежать на столе обложкой вверх, его название видно отчетливо в ярком свете газового фонаря. Это перечень профессоров Британской Академии Наук, преподававших в ней от начала ее существования и до нынешнего года, издание пятое, дополненное.

* * *

смена кадра

* * *

Место действия: улица перед домом Профессора в университетском городке.

Действующие лица: мисс Хадсон, Профессор. В эпизоде — Эрик Блэр, Товарищ Смит, Рита

Вечерняя улица университетского квартала, мисс Хадсон решительно стучит молоточком по двери. Ей открывает недовольный старик.

— Что за спешка, мисс? Прислуга уже ушла, я пью свой вечерний херес с друзьями... — Рассмотрев молодую симпатичную девушку, смягчается: — Ну заходите, раз уж пришли. Вы по поводу пересдачи? Студентка? Наверное, не с моего потока… Не припомню вас на моих лекциях, а такое симпатичное личико я бы обязательно…

Профессор ведет мисс Хадсон через холл первого этажа к лестнице. Мельком через открытую дверь гостиной мисс Хадсон успевает заметить собрание молодых коммунистов. Товарищ Смит с жаром рассказывает об ужасах Германского Фашизма, о массовых расстрелах и переработке недочеловеков на консервы для моро, с ним спорят — да не может быть, наверняка это пропаганда. На его защиту бросается девушка-кокни в косухе байкерши:

— Что вы такое говорите?! Товарищ Смит не будет врать! Он настоящий товарищ!

Сбоку сидит субтильный юноша с брезгливо-недовольным выражением лица. Это Эрик Блэр. Он молчит, только презрительно поглядывает на присутствующих и что-то постоянно строчит в блокнотик. Один из спорщиков случайно задевает его локтем по лицу, Эрик вскакивает, зажимая расквашенный нос, роняет блокнот. Перед ним извиняются, но он уходит, чуть не сбив с ног мисс Хадсон и профессора, которые идут в кабинет.

В кабинете мисс Хадсон показывает профессору выданный Дороти анализ крови. Просит объяснить, что не так с волчьей составляющей. Профессор резко оживляется.

— Какое чудо! Настоящий живой ликантроп! А я полагал, их всех давно переловили!

(Следуя правилам «монтажа», столь часто применяемым в синематографе, ваш покорный слуга не станет приводить лекцию профессора о ликантропии целиком — тем более что все желающие всегда могут ознакомиться с ней в пятом номере «Интернашенал Бразерс» за прошлый год. Вместо этого я лишь позволю себе упомянуть, что таковое наименование взяло себе подпольное движение радикально настроенной части моро, желающих очеловечиться по возможности более сильно (в идеале — полностью) и ради этого проходивших каскадные морофикации — последовательно, с каждым разом все глубже загоняя в подсознание свою звериную сущность. Конечно же, любому разумному человеку понятно, что эту пружину нельзя закручивать до бесконечности, наступает какой-то предел — и у них, выражаясь языком байкеров, «срывает резьбу». И если на обычных моро фазы луны влияют не слишком сильно (хотя и куда больше, чем на людей), то ликантропы в полнолуние практически полностью теряют человеческий облик, превращаясь в диких зверей).

Мисс Хадсон выслушала лекцию профессора с должным вниманием. После чего спросила:

— Может ли ликантроп напасть на человека?

— Запросто! — радостно закивал профессор. — Он же совсем как дикий зверь, мозги перестают работать, остаются одни инстинкты. Он или убежит или нападет. И скорее второе. У вас есть еще вопросы или просьбы, юная леди?

Мисс Хадсон (немного подумав, решительно):

— Да. Одолжите мне ваш пистолет, профессор.

* * *

(Для экономии времени и соблюдения единства стиля ваш покорный слуга далеевзял на себя смелость сохранить синематографически-сценарную манеру изложения даже тех событий, непосредственным участником или наблюдателем которых он (то есть я) являлся лично. Надеюсь, взыскательная публика не сочтет это пренебрежением с моей стороны, ибо вызвано сие обстоятельство исключительно заботой о ее, публики, интересах и позволит уложиться в срок и представить на ее суд всю историю целиком, пусть и в несколько суховатом изложении).

* * *

Место действия: окраина Лондона, секретный объект МИ5 по разработке супероружия. Кодовое наименование: «Анимал Фарм».

Действующие лица: Эрик Блер, профессор Сальваторе.

Эрик, зажимая разбитый нос, бредет вдоль длинного забора, поверх которого натянута колючая проволока. Доходит до проходной. Охранники у турникета, моро-доберманы, вытягиваются по струнке. Навстречу выходит профессор Сальваторе. Всплескивает руками, видя разбитый нос Эрика, ужасается:

— Сэр коменданте! Вам нужна помощь?

Эрик раздраженно отмахивается, быстро проходит по коридору до своего кабинета (на двери золотая табличка с фамилией), запирается изнутри, садится за письменный стол, достает из ящика папку со стопкой бумаги. Половина листов исписана мелким убористым почерком. Эрик достает из минибара лед и, прижимая его к разбитому носу левой рукой, начинает быстро писать, приговаривая:

— Ничего, ничего… Большой брат следит за каждым! И пусть вы все равны, но найдутся и поравнее… И мордой, мордой в асфальт, всех вас, мордой! Вот сейчас, сейчас… Кто там еще был? И его тоже… Всех, всех запишу! Будет вам скотный двор, скотам…

* * *

смена кадра

* * *

Место действия: борт Бейкер-стрит.

Действующие лица: Сэр Шерлок, доктор Ватсон.

За высокими панорамными окнами гондолы темнеет, ранний вечер постепенно становится поздним. Доктор Ватсон, сверяясь с вычерченной схемой, втыкает в закрепленную на стене карту Лондона еще один флажок. Лицо его бесстрастно. Холмс нервно расхаживает по кают-компании, уже не притворяясь, что ему нет до происходящего никакого дела.

Услышав, что доктор отложил ручку, резко оборачивается и спрашивает:

— Наша милочка все еще в библиотеке?

Ватсон качает головой.

— Она покинула библиотеку час назад.

Холмс скрещивает руки на груди, смотрит на доктора пристально. Уточняет:

— И где она теперь?

Ватсон (все так же бесстрастно):

— Недалеко от Уайтчепеля, чуть южнее. Между Пеклом и Темзой.

Холмс вздергивает брови:

— Что она там делает?

— Полагаю, продолжает собственное расследование.

Холмс пожимает плечами, теряя интерес.

— Думал, ей надоест раньше… Ну и пусть развлекается… — Бросает на Ватсона острый взгляд: — Вас что-то беспокоит, мой друг?

Ватсон (нейтрально):

— Это волчий район, Холмс…

Холмс пожимает плечами:

— Тогда за нее можно не волноваться. Волк никогда не обидит самку или детеныша. Наша юная секретарша для них вдвойне неприкосновенна, их не зря так любят нанимать таксопарки: любая домохозяйка куда охотнее сядет в парокэб моро-волка, чем…

Ватсон (упрямо):

— Это волчий район, Холмс. А сегодня полнолуние…

Холмс (после секундной паузы);

— Ватсон, почему вы еще не одеты?!

* * *

смена кадра

* * *

Место действия: Уайтчепель, окрестности Пекла, Околопекельная площадь у самых перил.

Действующие лица: Отец Маккензи, мисс Хадсон.

Отец Маккензи читает молитву над Пеклом, отсветы рукотворного вулкана ложатся на его одухотворенное лицо снизу, придают чертам жутковатую нечеловеческую угловатость, заставляют глаза вспыхивать алым. Он сбивается, начинает бормотать почти бессвязно:

— Вертеп Сатаны… проклято, проклято все, город сей проклят и есть обитель греха, населенная чудовищами… Истинно, истинно реку вам! Обречены сыны человеческие перед гнусными мордами их… И нет героя, который бы покарал нечестивого, а люди слабы…

По узкой улочке, ведущей к Околопекельной площади, приближается мисс Хадсон. Она в брюках, но фигура женская, это отлично видно даже в красноватом полумраке. Мисс Хадсон минует площадь, направляясь к волчьему сектору.

Отец Маккензи провожает ее горящим взглядом, плюет вслед. Шипит:

— Порок и похоть воцарятся всюду, и будут дщери человеческие совокупляться с отродьями ночи, и придет Антихрист, и никто не заметит его прихода, потому что не будет зрячих, и падет мир человеческий…

* * *

смена кадра

* * *

Место действия: Уайтчепель, Ист-энд рядом с Пеклом, фонарей нет, улочки узкие и темные.

Действующие лица: мисс Хадсон, Ее Страшный Преследователь и Лучший Друг Современной Девушки.

Мисс Хадсон идет по темной улице мимо темных домов с темными окнами. Нервничает, оглядывается — за ней тоже кто-то идет. Причем не случайный прохожий: стоит ей остановиться, как его шаги тоже замирают.

Обернувшись в очередной раз, мисс Хадсон видит огромную черную тень, намного больше человеческой. Вскрикивает. Бросается бежать. Но почти сразу спотыкается и падает — каблук застрял в брусчатке.

Пытается выдернуть, никак, а тень надвигается, огромная, страшная, жуткая оскаленная морда, клыки окрашены алым...

Мисс Хадсон выхватывает из сумочки пистолет и стреляет, зажмурившись, после чего лишается чувств.

* * *

Смена кадра

* * *

Место действия: Уайтчепель.

Действующие лица: мисс Хадсон, Гери Грей.

Мисс Хадсон приходит в себя и видит рядом молодого человека, который вытащил ее застрявшую в брусчатке туфлю. Молодой человек сразу бросается в атаку:

— Дура деревенская, я тебя из капкана освободить хотел! Чего было стрелять?!

Мисс Хадсон мгновенно приходит в себя от такого неподобающего обращения и тоже возмущается:

— Я выпускница Гарварда!

Но на молодого человека это не производит особого впечатления. Он фыркает:

— Дура гарвардская!

Пытается пожать плечами и морщится. Мисс Хадсон замечает, что он ранен в руку. Сбавляет тон, спеша то ли сменить тему, то ли почти извиниться:

— Давай перевяжу, нас учили оказывать первую помощь!

Молодой человек снова фыркает, но уже куда более миролюбиво. Протягивает руку. Ворчит:

— Хорошо, что вас не учили метко стрелять.

Мисс Хадсон (снова переключаясь в боевой режим):

— Сам виноват! Ты зачем за мной шел? И подкрадывался! Как маньяк!

— А ты зачем сюда приперлась? — парирует молодой человек. — У нас опасный район, парни не тронут, но если вдруг девчонки решат, что ты из публичных кошек…

— Нахал! Разве я похожа на публичную кошку?!! Я свободная эмансипированная женщина!

Решительно выхватывает из руки молодого человека свою туфлю — и у той тут же отваливается каблук. Мисс Хадсон моргает. Говорит совсем другим тоном:

— Ой…

Молодой человек вздыхает почти незаметно и тянет здоровую руку за туфлей:

— Давай починю.

Какое-то время он чинит каблук, а мисс Хадсон к нему присматривается и никак не может понять, чего ее так напугало поначалу? Ну немного киноцефален, но так это же даже и к лучшему…

А потом на них бросается первая крыса.

Мисс Хадсон не успевает выстрелить: она боится снова попасть в молодого человека, поскольку привлеченные запахом крови крысы первым делом атаковали именно его. А через миг все оказывается кончено.

Молодой человек окончательно теряет человеческий облик. Оскаленная пасть, огромные клыки, звериный рев… Вожака крыс, самого крупного и свирепого, он разрывает голыми руками, остальные предпочитают сбежать.

Молодой человек оборачивается к мисс Хадсон, принимая нормальный вид. Спрашивает виновато:

— Не забрызгал?

Мисс Хадсон задумчиво качает головой, смотрит на него во все глаза. Молчит. Молодой человек начинает заметно нервничать:

— Извини. Сегодня полнолуние, трудно сохранять человечность. Хочешь, провожу до дома?

— Нет, — задумчиво тянет мисс Хадсон, — у меня тут дело. Но сначала скажи — ты случайно не... Пусечка?

Молодой человек ошарашено качает головой:

— Нет, я Грей, Гери Грей… а тебе Пусечка нужен?

— Слава богу… то есть Дорогому Мирозданию… То есть нет… то есть да! Ты что, его знаешь?

— Да кто же его не знает, — вздыхает Гери. — Только он это… не в себе немного, как вернулся.

— Так он жив?!

— А что ему сделается?

— Проводи меня к нему!

— Ты… уверена?

— Да! Хочу взглянуть на его наглую серую морду!

* * *

смена кадра

* * *

Место действия: Уайтчепель, Волчий район.

Действующие лица: мисс Хадсон, Гери Грейс, анонимные мясоеды.

Гери приводит мисс Хадсон в клуб анонимных мясоедов, там в большой комнате идет собрание.

Гери вздыхает. Шепчет мисс Хадсон:

— Надо соблюдать правила! — и продолжает уже громко, хотя и скороговоркой, обращаясь ко всем присутствующим: — Здравствуйте, меня зовут Гери...

Все — хором:

— Здравствуй, Гери!

Гери:

— Я не ел мяса полгода, но сейчас мы очень торопимся…

Тащит мисс Хадсон через зал общего собрания и дальше по коридору, в заднюю комнату. Охранник-моро-волк пытается преградить дорогу.

— Она человек! Ей нельзя!

Гери оскаливается, волосы на его затылке встают дыбом.

— Она мой человек!

Охранник испускает горловое рычание и отступает, пригнув голову.

* * *

смена кадра

* * *

Место действия: Уайтчепель, клуб анонимных мясоедов, полуподвальное помещение под клубом.

Действующие лица: мисс Хадсон, Гери Грей,

Огромное полуподвальное помещение, разбитое на небольшие закуточки, очень много моро, все чем-то заняты — спят, готовят еду, играют в карты и с детьми.

Обрывком — разговор двух волков про кузена из Дрездена, который говорит, что у них там особой колбасой кормят, мясной и… ну, ты понимаешь… особой… по спецталонам…

— Да не может быть!

— Тс-с-с...

— Да врут, наверное. А если и не врут, где Дрезден — а где мы? И потом, там наших чуть что — и самих на колбасу сразу.

— Ну да, ну да... А тут — в Пекло. Какая разница? Зато там хоть колбаса…

— Э, не скажи! Тут еще бабка надвое сказала, а там без вопросов.

— Да тоже вранье, пугают. Наверное…

Встречные волчицы настороженно принюхиваются к мисс Хадсон, но потом расслабляются и начинают отпускать шуточки по поводу Гери, подшучивают как над старыми супругами. Мисс Хадсон пробует возмутиться, но Гери ее удерживает, шепотом:

— Не спорь, лучше так, иначе придется драться.

Мисс Хадсон смотрит на его окровавленное плечо. И сжимает губы.

* * *

смена кадра

* * *

Место действия: отель «Лев и корона», люкс для новобрачных.

Действующее лицо: Камилла Клодель.

Во второй гостиной, превращенной в скульптурную мастерскую, Камилла с лопатой наперевес скачет вокруг огромной и пока еще довольно бесформенной глыбы влажной глины. Вырубает лопатой нечто смутно узнаваемое, намечает гусеницы, двумя точными движениями сверху оконтуривает монитор.

Перед ней на крутящемся подиуме — Дороти.

* * *

смена кадра

* * *

Место действия: Уайтчепель, Волчий район, подвальное помещение под клубом анонимных мясоедов.

Действующие лица: мисс Хадсон, Гери Грей, Пусечка,

Гери знакомит мисс Хадсон с Пусечкой — это огромный увалень, больше похожий на медведя. Выглядит он совершенно несчастным.

— Да, ушел, мисси. Сам. Нет, никто не похищал. Случайно получилось. Дождь лил три дня подряд, кто ж мог знать… Вышел на балкон, а там луна. Ну и сорвало башку, хорошо что осталась хоть какая-то соображалка… и удрал вовремя. Ну не мог же я невесте в таком вот виде показаться? Кровь? Разгром? А, ну да… психанул немного, поцарапался. Я ведь ее люблю, вот и расстроился… Да и как можно ее не любить? Она ведь такая, такая… Другой такой в мире нет… Может, и хорошо, что так все вышло. Она бы все равно меня бросила. Ну, когда бы узнала. Это я по глупости надеялся, что буду каждый месяц уезжать дней на пять, вот она и не узнает. Не сумел… даже до свадьбы.

Мисс Хадсон сочувственно вздыхает и сморкается. Но быстро берет себя в руки:.

—Как ты мог?! Ты волк или кто?! Она тебе такую сережку сделала! Отдай сережку, урод!

Пытается оторвать Пусечке ухо. Тот поскуливает, но не сопротивляется. К ним подходит старая волчица, отбирает пусечкино ухо у мисс Хадсон. Рассматривает.

Спрашивает у Пусечки странно напряженным голосом:

— Откуда у тебя это?

Пусечка молчит, опустив голову.

— Ее?

Голос Волчицы тих. Пусечка кивает, глядя в пол.

— Надела тоже она?

Пусечка втягивает голову в плечи.

Волчица с размаху дает Пусечке пощечину. Рычит:

— Кошкин ты сын! Она тебя пометила кровью, а ты удрал! Щенок. Твоей матери стыдно за тебя. Ползи к ней на брюхе и вымаливай прощение!

Пусечка падает на землю, скулит, пытается ползти.

Волчица отталкивает его ногой:

— Да не к матери, щенок, а к той, что тебя выбрала!

Мисс Хадсон смотрит на Пусечку. Потом на перевязанную руку Гери, ловит его взгляд. Гери отворачивается.

Мисс Хадсон закрывает уже открытый было рот.

* * *

смена кадра (и стиля)

* * *

Ваш покорный слуга снова выходит из-за кулис, чтобы поведать развязку этой драматической истории. Надеюсь, моих читателей порадует то обстоятельство, что, несмотря на обилие пролитой крови, в итоге все закончилось благополучно.

На следующий день я оказался свидетелем радостного воссоединения жениха с его обожаемой невестой — и затруднюсь сказать, кто из них был в большем восторге. Когда же Камилла Клодель узнала страшную тайну своего будущего супруга, восхищение ее превысило все возможные пределы.

— Ликантроп, какое чудо!!! Я буду лепить его голым, в полнолуние, это будет шедевр! Восторг! Фантастиш! Люси со своим негром полгода всему Парижу глаза колола! Пфуй! Пусть утрется теперь, когда у меня будет самый настоящий ликантроп!

* * *

конец

* * *